Текст книги "Запретный храм"

Автор книги: Патрик Вудхед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 42

Шара быстро шла по коридору, держа на руках мальчика. Время от времени она останавливалась и пересаживала ребенка с одной руки на другую, при этом голова его перекатывалась по ее груди и с губ срывалось едва слышное бормотание. Глаза были зажмурены от боли.

Над коленкой у мальчика виднелся глубокий порез. Шара зажимала его свободной рукой, и кровь тоненькой струйкой вытекала из-под пальцев и капала на его икру.

– Мы почти пришли, Бабу, – выдохнула она, гладя растрепанные волосы. – Это просто маленькая неприятность. И только. Помни, мы должны быть тихими, как мышки.

У входа в лазарет она остановилась и вытянула шею посмотреть, что там, за открытой дверью. Она уже собиралась войти, когда увидела одного из помощников Реги в дальнем углу комнаты – его почти полностью скрывали полки. В руке он держал стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью и смотрел в него на свет, близко поднеся к глазам и едва не касаясь стекла лицом. Шара быстро отпрянула в тень коридора, ее взгляд инстинктивно метнулся к двери, откуда она пришла.

Шара поспешила назад, миновав ряд дверей по обе стороны коридора. У себя за спиной она услышала негромкий звон стекла, поставленного на твердую поверхность, потом звук шагов. Она отодвинула засов ближайшей двери и заскочила внутрь. Комната была маленькой, с двумя аккуратными кроватями в нескольких футах друг от друга. На одной из них горбились простыни, из-под которых выглядывала голова Билла.

Шара несколько секунд постояла у двери, не сводя с Билла глаз. Он лежал лицом к стене, рука безвольно свешивалась с кровати. Простыни поднимались и опускались в ритме дыхания. Он либо спал, либо, что вероятнее, был без сознания.

Посадив Бабу на свободную кровать, она жестом велела ему молчать и принялась обшаривать деревянный шкафчик справа от двери. Внутри стояли всевозможные медицинские средства.

Через несколько секунд она повернулась к мальчику, держа под мышкой марлю, а в руках – иголку, нитку и маленькую бутылочку, до половины наполненную прозрачной жидкостью. Плеснув жидкости на марлю, она поднесла ее к порезу на ноге Бабу.

– Будет немного щипать, – прошептала она. – Но ты должен терпеть молча.

Она протянула руку и через голову сняла с шеи мальчика молельные нефритовые четки.

– Сжимай, когда станет больно.

Бабу набрал полную грудь воздуха, пальцы вцепились в четки, когда она осторожно провела марлей по его ноге, стирая кровь.

– Храбрый мальчик, – выдохнула Шара. – Теперь я наложу пару швов. Будет больно, но недолго. Ты как, сможешь еще немного потерпеть?

Бабу кивнул, но зрачки его карих глаз расширились, когда он увидел, как Шара подносит иголку к свету и продевает в ушко нить. Он еще крепче сжал четки.

Шара, чтобы подбодрить мальчика, стиснула ему плечо и наклонилась. Волосы упали ей на лицо. Когда кончик иглы проткнул кожу, нога Бабу напряглась, и он вскрикнул, но тут же обеими руками зажал себе рот. Шара метнула озабоченный взгляд в сторону двери и продолжила накладывать шов, губы ее вытянулись в трубочку от напряжения.

Она накладывала второй стежок, когда с соседней кровати раздалось шуршание. Она повернулась и увидела Билла, смотрящего на нее. Лицо у него было бледно, переносица распухла и посинела.

– Шара? – сказал он хрипловато. – Что вы здесь делаете?

– Мальчик повредил ногу, – ответила она, заканчивая последний стежок. – Упал с лестницы и поранился. Ничего серьезного. Вам лучше еще поспать.

Билл привстал на подушках и поморщился, протащив ноги по кровати. Его икры и нижняя часть бедер были забинтованы.

– Поспать? – переспросил он, и лицо его посуровело. – Что вы имеете в виду, черт возьми, – «поспать»? Почему ко мне так никто и не заглянул? Тут были два монаха, но оба ни слова не понимают по-английски. Что происходит?

Шара вздохнула и, легонько похлопав Бабу по плечу, встала. Ее взгляд скользнул по лицу Билла, она присмотрелась к синяку, оставшемуся после падения на каменную ступеньку. Правый глаз почти полностью заплыл уродливой желто-лиловой опухолью, а крепкий подбородок зарос щетиной, которая уже успела превратиться в бородку.

– Извините, Билл. Я знаю, вас оставили в неведении. Но сейчас мне нужно отнести Бабу в покои настоятеля. Он ни в коем случае не должен находиться здесь. Я вернусь и все объясню…

– Нет, Шара. – Билл едва не сорвался на крик.

Шара подняла открытую ладонь, призывая его успокоиться. Лоб Билла прочертили глубокие морщины, а когда он подался вперед, чтобы сказать что-то, от раненых ног по всему телу прокатилась волна боли, он сжал челюсти и зажмурился, борясь с нею. Наконец он все же сумел открыть глаза.

– Мы спасли вас во время метели. Уж по крайней мере, объяснить что-то вы можете?

Шара несколько мгновений молчала, погруженная в мысли. Потом она неторопливо кивнула.

– Хорошо. Вы правы. Но я могу сказать вам далеко не все – только то, что мне разрешено говорить.

– А в ваши планы входило оставить нас? Вы ведь с самого начала собирались так поступить?

– Простите, Билл. Мне очень жаль. Но вы с Лукой были моим единственным шансом – без вас я бы никогда не поднялась по стене. Мой проводник лежал больным в Менкоме, и у меня не оставалось выбора.

Она притронулась к руке Билла.

– Извините, что оказались втянутыми в эту историю. Ничего такого я не планировала.

Он посмотрел на нее и убрал руку.

– А где, черт побери, Лука? Когда я его увижу?

– Скоро, я надеюсь.

– Скоро? Что это значит?

Шара оглянулась на дверь, словно ожидая, что та в любую минуту откроется.

– Это все… очень непросто, – вздохнула она наконец. – Больше я не могу сказать. Вам придется мне поверить.

– Мне плевать, просто или непросто, – отрезал Билл, снова повышая голос.

Он медленно моргнул, чувствуя, как кружится от усилий голова.

– Шара, у меня семья, к которой я должен вернуться. Вы понимаете? Семья. Мы с Лукой уберемся отсюда, как только я встану на ноги.

Билл ухватил ее запястье и дернул на себя так, что они оказались лицом к лицу.

– Вы понимаете? – повторил он, чувствуя, как его переполняет гнев.

Он кинул взгляд на другую кровать, где сидел Бабу. Мальчик смотрел то на него, то на нее, по щекам текли слезы – неожиданная злость Билла, казалось, напугала его.

Билл отпустил Шару и медленно откинулся на подушку.

– Простите, – прошептал он. – Я не хотел кричать. Просто я схожу с ума, лежа здесь и думая обо всем.

Шара подошла к Бабу, положила руку ему на плечи и улыбнулась, пытаясь успокоить.

– Я знаю, что ввела вас в заблуждение, – сказала она, не поворачиваясь к Биллу. – Но у меня были на то веские причины. И я прошу вас хотя бы не считать мои поступки злым умыслом. Вы говорите, что надо возвращать долги… что ж, мы принесли вас сюда и лечим ваши раны. Я молю об одном: чтобы вы проявили немного терпения.

Она убрала с лица прядь черных волос. Когда она обернулась, Билл увидел, какая неимоверная усталость вдруг исказила ее черты.

– Вы и представить себе не можете, чего мне стоило доставить вас сюда. Вы не должны были видеть Гелтанг, а теперь, когда увидели… этого уже не изменить.

Билл посмотрел на Бабу, и выражение его лица смягчилось: он вспомнил собственного сына, Хэла.

– Можете объяснить ему, что я извиняюсь за крик? – спросил он.

Поднеся руку к лицу, он провел пальцами по сломанному носу, по растрескавшимся губам и улыбнулся невесело.

– Не удивлен, что он меня испугался. Видок у меня, наверное, ужасный.

Шара прошептала несколько слов по-тибетски и взъерошила мальчику волосы.

– Не беспокойтесь. Бабу, конечно, маленький, но он гораздо сильнее духом, чем может показаться. Мы вместе пересекли весь Тибет.

Слушая ее, Билл протянул руку и взял свой блокнотик со столика у кровати. Тут были и другие его вещи, включая помятую фотографию Кэти и детей. Выдрав листочек, он начал складывать его.

– Да, конечно, я не должен был срываться. Извините.

– Вам многое пришлось пережить, – проговорила Шара. – Нам всем досталось.

Билл помолчал и снова, чуть поморщившись, приподнялся на подушке – усилие далось ему не без труда. Он раскрыл ладонь – на ней лежал свернутый из бумаги лягушонок.

– Ква-ква, – вполголоса произнес он.

Шара передала лягушонка Бабу, тот взял игрушку, и страх исчез с его лица, сменившись любопытством. Мальчик надавил на бумажную голову, недоумевая, как у лягушонка двигаются ноги. Еще секунда, и нос Бабу сморщился, улыбка озарила лицо.

– Ква-ква, – повторил он, и улыбка стала шире.

Билл собрался было заговорить, как дверь вдруг открылась и в комнату сначала заглянул, а потом вошел коренастый монах. Он внимательно осмотрел всех, потом сложил руки на груди, и заиграли обнаженные бицепсы. От макушки все лицо монаха рассекал шрам.

– Дранг, – с досадой сказала Шара.

Монах не ответил. С безразличным видом он отошел чуть в сторону и замер. Шара сделала Бабу знак помалкивать, и в этот момент в комнате появилась еще одна фигура. Даже прежде, чем человек откинул капюшон, Шара узнала его. Ошибиться было невозможно: Рега.

– Тяти делек, досточтимый отец. – Шара низко поклонилась. – Ваше присутствие честь для нас.

Рега не ответил. Голова его склонилась набок, ноздри раздувались – он чувствовал резкий запах дезинфекции.

– Отец? – повторила Шара, и голова монаха резко дернулась в ее направлении.

– Мне сообщили, что в этой комнате шум, – сказал наконец Рега. – Что здесь происходит?

Шара посмотрела на Билла, а тот переводил взгляд с нее на монаха, пытаясь понять, о чем они разговаривают.

– Я зашла проведать больного, – быстро ответила Шара. – Но у меня срочные дела. Прошу меня извинить… – Ее голос смолк, потому что внимание Реги привлекло нечто другое.

Он повернул голову в сторону Бабу, сидевшего на кровати.

Старый монах двинулся к Бабу, и тот подался назад, молельные четки нервно звякнули в руке.

– Шара? – позвал он высоким испуганным голосом.

Ноздри Реги снова раздулись.

– Наконец-то я встретил мальчика. Сына губернатора Депона.

Он вытянул руку с длинными изящными пальцами.

– Подойди ко мне, дитя.

Шара натянуто улыбнулась.

– При всем уважении, досточтимый отец… Его святейшество настоятель запретил мальчику общаться с другими членами ордена. Я отнесу его назад.

– Но он же находится здесь с европейцем? А я прошу лишь познакомиться с мальчиком настолько необычным, что он даже не прошел у нас инициацию. – Губы Реги растянулись в вымученной улыбке, обнажив гнилые зубы. – Увидеть я могу только прикосновением. Ты ведь не откажешь слепому старику?

Шара помедлила секунду, быстро посмотрев на Дранга, стоявшего у дверей. Его внимание, казалось, целиком поглощали нефритовые четки Бабу. Наконец он повернул голову и встретился с ней взглядом, после чего сделал шаг в сторону и загородил дверной проем.

Шара помогла Бабу слезть с кровати, и когда Рега подошел, мальчик стоял неподвижно, вытянув руки вперед.

– Стой спокойно – досточтимый отец хочет познакомиться с тобой, – сказала Шара, чувствуя напряжение в собственном голосе.

Костлявая рука Реги прошлась по щекам мальчика, по затылку, переместилась на подбородок. Когда пальцы коснулись закрытых глаз Бабу, четки выпали из руки мальчика и звякнули об пол. Наконец Рега распрямился, сжав пальцы.

– Ты говоришь, что ты сын губернатора, но я готов утверждать, что ты родился на плоскогорье. Скажи мне, дитя, когда ты попал в Лхасу?

– Послушайте, отец, он всего лишь ребенок, – возмутилась Шара. – Он слишком мал, чтобы отвечать на вопросы.

– Слишком мал или не может ответить? – парировал Рега. – За последнее время произошло столько неправильного, что я сам решаю…

Его прервали чьи-то быстрые шаги. В дверях появился молодой монах, обвел всех в комнате безумным взглядом, потом быстро поклонился и согнулся, уперев руки в колени и стараясь перевести дыхание.

– Отец, я должен поговорить с вами.

Рега повернулся, скрипнув зубами.

– Подожди, нетерпеливое дитя, – прошипел он, поднимая палец. – Я занят.

– Отец, выслушайте! Случилось нечто ужасное.

Рега помедлил секунду, потом движением руки приказал Дрангу следовать за ним. Он вышел из комнаты, и одеяния развевались за его спиной. Когда его шаги затихли в коридоре, Билл приподнялся на кровати.

– Что это было?

– Объясню позднее, – мгновенно ответила Шара и подхватила на руки Бабу. – Извините, Билл, мне не стоило приносить его сюда. Я вернусь. Обещаю.

Она пошла с Бабу к двери, но тот стал вертеться на руках, взгляд его был прикован к полу.

– Шара, подожди! – воскликнул он, шлепнув ее по плечу.

– Не сейчас, – рассеянно сказала Шара. – Нужно торопиться.

Бабу продолжал вырываться, но она уже выбежала в коридор, оставив Билла одного в комнате, где вдруг воцарилась тишина.

Два часа спустя кто-то осторожно отодвинул засов на дверях комнаты Билла.

Дверь чуть приоткрылась, и Билл, почувствовав сквозняк, шевельнулся во сне, но не проснулся. В комнату беззвучно вошел Дранг. Он не сводил глаз с Билла, шрам, рассекавший лицо монаха, блестел на свету. Он сделал несколько шагов, и его войлочная обувь тихо шлепала по каменному полу.

То и дело посматривая на кровать, он присел и принялся шарить руками по полу. Наконец он нащупал четки, которые искал, и, бросив последний взгляд на спящего Билла, отступил к двери.

В коридоре он поднес четки к ближайшей лампаде и в тускловатом свете увидел серебряную подвеску и причудливый знак на ней. Он правильно сделал, что вернулся за четками.

Он уже встречал этот знак прежде.

ГЛАВА 43

– Держите крепче.

Эти слова донеслись до Чэня откуда-то снизу. Ноги его были широко расставлены, он одними согнутыми руками вытаскивал веревку. Он кряхтел от напряжения, его мощные плечи подавались вперед с каждым рывком. Мгновение спустя показался Чжу, его руки в перчатках цеплялись за стену, а веревка, закрепленная на поясе, плотно натянулась.

Чэнь смотрел, как Чжу поднимается к карнизу. Он окинул взглядом лицо капитана: черные глаза, тонкие сжатые губы. Чжу был белым как полотно. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

Свернув веревку, Чэнь отер лоб рукавом плотной зимней куртки. Он практически протащил капитана по всей отвесной стене, и, несмотря на разницу в весе, далось ему это нелегко. По мере того как они поднимались, Чэнь все больше укреплялся в мысли, что Чжу в таком восхождении является балластом: его взгляд нервно перепрыгивал со скалы на веревку, с веревки на скалу.

Это казалось невероятным, но объяснение Чэнь видел только одно: Чжу боится высоты.

– С вами все в порядке, сэр?

Чжу помолчал немного. Он вскарабкался на карниз и прижался спиной к скале.

– Далеко еще? – пробормотал он.

Чэнь поднял голову и посмотрел, как солдаты парами поднимаются по расщелине. Они были уже недалеко от вершины, примерно в сотне метров.

– Минут двадцать, не больше.

Чжу кивнул. Он пытался перевести дыхание, на верхней губе собрались мелкие капельки пота.

Чэнь с любопытством смотрел на него несколько секунд. Трудно было поверить, что это тот самый человек, который приказал убить монаха в Драпчи или изнасиловать девочку в лхасском штабе. Чжу поймал взгляд подчиненного, и лицо его посуровело.

– Попробуйте только заикнуться об этом, – прошипел он.

– Ни в коем случае, сэр.

Чэнь посмотрел на долину внизу. Ее затягивала туманная дымка, но он разглядел единственную палатку – все, что осталось от лагеря. Чэнь знал, что в палатке лежит мертвый или умирающий европеец.

Всю ночь они слышали его отчаянные стоны, тихие, едва ли громче шепота, но Чэнь не сомкнул глаз. Они разносились по стоянке, и под эти приглушенные звуки чужого страдания солдаты молча съели обед. Только Чжу ел с удовольствием, выуживая лапшу из тарелки и затевая неторопливые беседы с солдатами, что нетипично для него.

Судя по бившему из раны фонтану, Чэнь почти не сомневался, что нож перерезал европейцу бедренную артерию. К этому моменту он наверняка уже умер от потери крови. Много лет назад он видел похожую рану у строительного рабочего. Сломался строительный кран, и тросом рабочему перерубило артерию. Кровь ручьем лилась на пыльную землю, и жизнь покинула его с ужасающей скоростью.

Чжу знал это наверняка. Знал, что, если не принять меры, такая рана приведет к медленной и мучительной смерти.

Чэнь сталкивался в Бюро со многими жестокими людьми. Отправляясь на задания, они сами решали, кому оставаться в живых, а кому умереть, и, если это служило достижению цели, применяли пытки. Такова была практика, заведенная в Бюро.

По впечатлениям их первой встречи в Драпчи Чэнь решил, что Чжу – такой же, как все, и его жестокость – просто часть работы. Но прошлой ночью что-то изменилось, и Чэнь увидел реальность такой, какая она есть. Целесообразность служила Чжу лишь частью уравнения. На самом деле им двигало удовольствие. Он захотел, чтобы европеец истек кровью, хотя мог в любой момент пустить ему пулю в затылок. Но для Чжу насилие было не просто средством достижения цели. Насилие было самоцелью. Чэнь понял, что Чжу садист. Человек, который наслаждается, видя чужие страдания.

Когда утром они сворачивали стоянку, никто не подошел к палатке европейца. Внутри царила тишина, и солдаты оставили ее, словно надгробие при незахороненном теле.

За спиной на карнизе Чэнь услышал кашель. Он повернулся к Чжу – тот все еще стоял, прижимаясь к скале.

– Куда после вершины? – спросил Чжу.

Лицо его посерело.

Чэнь автоматически завел руку за спину, где в рюкзаке лежал компьютер в противоударном корпусе.

– На юг, сэр. Почти пять километров по леднику. После, кажется, на восток, но я проверю.

– Тогда пора, – сказал Чжу, нетерпеливо махнув рукой. – Я хочу попасть в монастырь до темноты.

Чэнь кивнул и, не произнеся больше ни слова, двинулся вверх по расщелине, на ходу стравливая веревку.

Четыре часа спустя Чжу правой рукой в перчатке держал полог палатки и моргал, щурясь на закатное солнце, отражавшееся от снежной равнины. Он выругался, когда ледяной ветер подхватил дымок сигареты и унес ему за спину.

Плоский ледник они пересекли без труда, но теперь на их пути появилась новая преграда.

Он вытащил бинокль, настроил фокусировку и принялся разглядывать препятствие впереди: перед стоянкой, которую они разбили, высились груды камней. Зрелище было апокалипсическое, словно ночью обрушилась половина горы и глыбы разлетелись во все стороны. Искать путь среди этого хаоса будет непросто и к тому же очень опасно.

Свободной рукой Чжу погасил сигарету о девственно чистый снег. Возможно, они все же ошиблись и тут нет пути.

Его внимание привлек сержант-спецназовец, который с проверкой обходил палатки. Он брел, склонив голову набок, чтобы хоть немного защититься от лютого ветра. На каждом шагу он проваливался ботинками глубоко под снежную корку. Он медленно протопал вдоль ряда палаток, укрепляя растяжки и проверяя, все ли устроено как надо.

Наконец он добрался до Чжу и отдал честь.

– Все в порядке, сэр?

Чжу рассеянно кивнул.

– Пошли двух людей на поиски пути через камни, – ответил он. – И пусть лейтенант Чэнь немедленно явится ко мне со спутниковой картой.

Сержант помедлил секунду, неловко переступая с ноги на ногу.

– Сэр, солнце зайдет через час. Погода ухудшается. Может, лучше послать разведчиков утром?

– Пусть идут сейчас, – приказал Чжу.

Он начал застегивать полог палатки, но замер.

– И одним должен быть этот идиот рядовой.

Сержант отдал честь и, продолжив обход, остановился у палатки Чэня. Он постучал по стойке, прежде чем протянуть руку и расстегнуть молнию. Лейтенант сидел спиной ко входу.

– Сэр, капитан просит вас принести ему спутниковую карту.

Чэнь не повернулся, только поднял правую руку, давая знать, что услышал. Сержант кивнул, выпрямился и направился к себе в палатку, радуясь возможности уйти с холода.

Чэнь сидел абсолютно неподвижно, не обращая внимания на полог, бьющийся на ветру. Вот уже около часа он оставался в застывшей позе, глядя на рюкзак, лежавший у ног. Наконец он закрыл глаза, ощущая в груди неимоверную тяжесть, мешавшую дышать.

Выбора не было. Придется сказать капитану.

Когда они разбили лагерь, Чэнь раскрыл ноутбук и нажал кнопку «включить». Ничего не произошло. Он потер ладонями холодный металл, нажал кнопку еще раз и даже пригнулся, чтобы услышать тихое урчание жесткого диска, загружающего системные файлы. Ничего. С растущим чувством тревоги он поднял компьютер, перевернул и сразу же понял, в чем дело.

Отсутствовал аккумулятор. Кто-то намеренно вытащил его из ноутбука.

Он заглянул в чемоданчик в поисках запасного, но его тоже не было. И тогда он понял, что не хватает кое-чего еще. Карты. Вчера он аккуратно уложил ее под экран ноутбука.

Фалкус. Никто не мог сделать это, кроме него. Чэнь вечером положил чемоданчик и все оборудование у входа в палатку. Теперь даже от маленьких прямоугольных батарей спутниковых телефонов осталась только пустая упаковка.

Чэнь в спешке попытался подключить солнечные батареи напрямую к блоку питания, острым ножом срезав оплетку с проводов и скрутив металлические волокна. Но солнечные батареи могли только подпитывать аккумуляторы, их собственной энергии не хватало, и Чэнь отказался от этой затеи, бросив в ногах перепутанный клубок проводов.

Других вариантов не было. Придется сообщить капитану, что карты у него больше нет.

Чэнь медленно вдохнул, пытаясь успокоить нервы. Он помнил: когда они вместе разглядывали карты в Менкоме, монастырь располагался слева от скальной стены. Но налево их ждет непроходимое нагромождение камней, и даже если удастся найти путь сквозь лабиринт, ущелье за ним казалось слишком крутым. Неужели он ошибся? Неужели монастырь совсем в другом месте?

Если бы только у него были эти проклятые карты!

Наконец Чэнь, стоя на коленях, подался вперед. Всем своим массивным телом он медленно развернулся внутри палатки и зашнуровал облепленные снегом ботинки.

Когда Чэнь вышел наружу, его пробрала внезапная дрожь от резкой смены температуры. Правая рука инстинктивно залезла в карман зимней куртки и нащупала фотографии семьи, аккуратно сложенные внутри. Дерзко вскинув подбородок, он глубоко вдохнул.

Он офицер БОБ, а не какая-нибудь деревенщина. Чжу обязан обращаться с ним по уставу.

Он целеустремленно зашагал вдоль палаток, но по мере приближения к Чжу его шаг замедлялся. Ветер трепал волосы. Он опять ощутил дрожь во всем теле.

Только на этот раз дрожь не имела отношения к холоду.