Текст книги "Новоорлеанский блюз"

Автор книги: Патрик Нит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

I: Сильвия и женщина с лицом цвета кофе

Аэропорт Хитроу, Лондон, Англия, 1999 год

В итальянской закусочной аэропорта Хитроу сидела темнокожая женщина. На ее лице кофейного цвета не было косметики, а волосы были заколоты простым узлом на затылке. Если бы проходившим сказали, что больше половины своей жизни эта женщина была при постоянном макияже, накладных ресницах и ногтях, никто бы не поверил. Напротив, у тех немногих, кто обращал на нее внимание, возникали мысли иного рода. Дело в том, что эта женщина с лицом цвета кофе была необыкновенно хороша. Конечно, ее нельзя было назвать молодой, но она была красива, красива той красотой, которая соблазняет молодых людей и будоражит воображение зрелых мужей. Первое, что бросалось в глаза, – спокойствие и уверенность в каждом ее движении. Глядя на нее, мальчики чувствовали себя мужчинами, а мужчины ощущали в душе юношеский пыл. Экзотика? Никоим образом нет. Изящество и изысканность.

Один из мужчин остановился и пристально посмотрел на нее. Серый костюм, темные с проседью волосы, сероватое лицо крутого бизнесмена, широкий галстук. Он смутно напомнил кого-то женщине с лицом цвета кофе, возможно, кого-нибудь из бывших клиентов. Но она предпочитала сейчас не вспоминать о прежних временах.

Никто из тех, чей взгляд задерживался на ней, не поверил бы, что она нервничает. А она нервничала. Нервничала потому, что ждала двоюродную сестру, которую до этого никогда прежде не видела. Более того, оба престарелых брата ее американского дедушки (если они были таковыми в действительности), такие же разные, как белые и черные клетки шахматной доски, умерли за месяц до этого с интервалом в несколько дней (этот факт оказался единственным, что сблизило этих абсолютно несхожих людей). Поэтому двоюродная сестра, которую она прежде никогда не встречала, была ее единственным оставшимся в живых родственником.

Женщина с лицом цвета кофе привстала и, вытянув изящную шею, попыталась отыскать в толпе своего бойфренда. Неужели у 46-летней женщины может быть бойфренд? «Может, если он в действительности „бой“ [129]129
  Воу – по-английски мальчик.


[Закрыть]», – подумала она. При этой мысли она невольно улыбнулась. Но бойфренда не оказалось в поле зрения.

Для того чтобы успокоить нервы, она зажгла сигарету (хотя курила редко) и решила думать не о кузине, которую никогда не видала, а о чем-нибудь другом. Естественно, все закончилось размышлениями о любви, поскольку в последнее время ни о чем другом она думать не могла. Но ее размышления на эту тему были по крайней мере не такими тривиальными, как у большинства людей.

Она думала о том, как влюбленным нравится считать свою встречу судьбой, и о том, что они находят это очень романтичным. «Мы созданы друг для друга», – объявляют беспомощные юнцы своим плоскозадым партнершам, словно это может придать им силы. «Ты моя судьба», – шепчет богиня с кукольным личиком, уткнувшись в грудь любимого, и это звучит как наивысшая похвала, хотя на самом деле это значит, что она выбрала его потому, что время уходит. И где же здесь, скажите, романтика?

Женщина с лицом цвета кофе знала толк в любви, потому что отчаявшимся (или не совсем отчаявшимся) людям ради денег приходится овладевать тем или иным искусством. Она любила многих: водителей такси, бизнесменов, «больших людей» (как они сами себя называли): она любила взбалмошного священника, рок-звезду и академика; она любила серьезного мальчика с Ямайки, пианиста-алкоголика и костлявого великодушного мошенника. Или, по крайней мере, имела их всех. Женщина с лицом цвета кофе не была уверена в том, что это не одно и то же. Согласитесь, вы можете выбрать: просто любить… потерять невинность или обрести ее, снискать чье-то расположение или надоесть, бояться или чувствовать себя в безопасности. Или вы можете любить за деньги. А есть хотя бы еще хоть один способ любить? Что ж! Женщина с лицом цвета кофе выбрала любовь, у которой было будущее, и она была счастлива и наплевала на романтику! К тому же что проститутка (бывшая) вообще может знать о романтике? Может быть, Джим Туллоу и есть ее судьба, может, и нет, но это покажет лишь время, а пока обсуждать это совершенно бесполезно. Уж если на то пошло, то ведь Луи Армстронг пел о том, что у них пропасть времени. Ведь все, что рассказал ей старик, по сути дела, история простая, как двенадцатитактовая блюзовая форма. Но невозможно спеть песню, не зная мотива.

Потом ее мысли перескочили на африканского шамана. Ей вспомнился разговор, состоявшийся между ними почти год назад в том самом ирландском баре во Французском квартале Нового Орлеана. Муса, закулу,собирался отбыть в Замбави (через Нью-Йорк, Лондон и Лилонгве [130]130
  Столица африканского государства Малави.


[Закрыть]); взяв ее нежно за руки, он говорил ей то, что, как он думал, ей хотелось услышать (хотя его подсознание наверняка было более осведомлено об этом).

– Не придавайте нашей встрече слишком большого значения, – умолял он. – Вы обрели свою судьбу, и ваш выбор не может быть неправильным.

Он был (как и всякий закулу) довольно самоуверенным, а потому решил попробовать себя еще и в психотерапии.

– Человеческие взаимоотношения, естественно, строятся по принципу треугольника, – продолжал он. – Смотрите: женщина состоит в отношениях со своим партнером, а потом состоит в воображаемых отношениях с тем, каким она хотела бы его видеть. Именно это и имело место, когда я появился, и вы, понятное дело, сочли меня неотразимым. Но, мачекамадзи,я подавляю свое желание, повинуясь вашей судьбе, и вы должны сделать то же самое!

Внимательно слушая его, женщина с лицом цвета кофе кивала ему с таким видом, словно его теория впечатлила ее, а потом благодарно пожала руку закулу.Его лицо просияло, он выглядел очень довольным собой и быстро встал на ноги.

– Вы скоро приедете ко мне. Да-да, не сомневайтесь! – объявил он, потом поцеловал ее в обе щеки и пересчитал свои пальцы на ногах, с видимым облегчением дойдя до девяти. Церемонно кивнув, он направился к двери. Женщина с лицом цвета кофе бесстрастно смотрела ему в спину. Она обдумывала то, что он сейчас сказал, и вдруг поняла, что не ответила ему потому, что не хотела оскорблять его чувств. Она знала, что ее любовь не основана на принципе треугольника, потому что, когда любишь бесчисленное количество незнакомцев, треугольник оказывается совершенно бессмысленной конструкцией. А как насчет отношений между двумя (не важно, свела их судьба или выбор)? Сейчас именно это ее волновало.

Конечно, закулуне знал, что все его гипотезы влетели Сильвии в одно ухо и вылетели из другого, и, когда он уходил от нее, хромая и подпрыгивая, в его голове уже зрел план дальнейшего развития этой великой теории. Сейчас он был более чем уверен в том, что весьма успешно опробовал ее на Тонго Калулу и Сильвии Ди Наполи. Единственно, что его тревожило, так это недостаточная чистота эксперимента, поскольку у вождей и проституток слишком много общего.

В дверях Муса обернулся, помахал рукой женщине с лицом цвета кофе и, стараясь перекричать стоящий в баре гул, возопил:

– Вы же Сильвия! Так будьте счастливы!

Она, помахав ему в ответ, мысленно взмолилась, чтобы это его пожелание сбылось. Ведь если принять во внимание все то, что случилось, то она, пожалуй, имела право чувствовать себя счастливой.

Сильвия Ди Наполи втянула в себя горький дым сигареты, и ее мысли вновь сосредоточились на дорогом друге Мусе, раскрывшем перед ней ее судьбу, более богатую на случайности, чем на четкие предначертания. Немного везения, немного целенаправленных действий, и вот результат – завтра они снова встретятся. Он говорил, что хочет показать ей некоторые места – пересохшее озеро, дерево мусаса,напоминающее лицо старика, – и еще ей надо вместе с ним посмотреть несколько сновидений. Как обычно, Сильвия не знала, что он имел в виду, хотя смысл слов вроде бы был вполне понятен. Как обычно.

Она покачала головой и взглянула на часы. Профессор Коретта Пинк (та самая кузина, с которой она никогда не встречалась и которая выбрала себе имя Бунми Дуровойю, поскольку у любого имени есть история) опаздывала, а до рейса Сильвии оставалось меньше двух часов. Зачем она встречается со своей кузиной? Не ради воссоединения семьи. Сильвия и Джим должны были оформить вывозные документы на некий особый груз, который необходимо было доставить в аэропорт Хитроу; груз настолько ценный, что профессор Пинк сама сопровождала его из Чикаго. Организовал все Муса. Сильвия спрашивала Джима, что это за груз, но он тоже ничего не знал, впрочем, это было типично для мальчика, который бывает одержим любопытством всего лишь один миг, а в следующий миг уже предается ленивой беззаботности.

«Интересно, куда делся Джим?» – подумала она. Он отправился поменять билеты, но что-то слишком долго его нет. Некоторое время назад она наблюдала за его действиями у стойки администратора (в международном аэропорту Нового Орлеана), и применяемая им тактика, по его словам, позволила ему получить места, стоимость которых была примерно вдвое выше суммы, указанной в их билетах. Он по-особому смотрел на билетных диспетчеров, сидевших за стойкой, а затем заводил разговор, демонстрируя безукоризненный британский выговор.

– Разве вамне известно, кто я? – спрашивал Джим таким тоном, словно он был высокопоставленным сановником, путешествующим инкогнито.

Но его интонацию всегда портило то, что он с акцентом и по-особому произносил это самое «вам», и это придавало вопросу какое-то умоляющее, некатегоричное звучание. Вопрос звучал так, как если бы за ним должно было последовать продолжение типа: «…А если вам известно, то скажите это мне!» Половина билетных диспетчеров (обычно это были дамы неопределенного возраста) предлагали ему бизнес-класс, а другая половина, наоборот, норовила затолкать его в эконом-класс (как правило, на самые худшие места: в середине ряда или в самом хвосте). Тогда, в международном аэропорту Нового Орлеана, тактика Джима сработала, несказанно поразив Сильвию, что было весьма кстати, поскольку они были вместе еще совсем мало.

Это было самое лучшее из того, что происходило год назад.

– Сильвия Ди Наполи?

Сильвия вскочила и ткнула сигарету в пепельницу. Прямо перед ней стояла высокая, поразительно красивая чернокожая женщина в не очень чистом свитере и джинсах. Маленький рюкзачок был переброшен через плечо, а в руках она держала коробку, похожую на переносной холодильник. Ее волосы были заплетены в короткие африканские косички, а глаза светились уверенностью и од новременно какой-то грустью, словно она пребывала в состоянии постоянного разочарования. Она бережно поставила похожую на холодильник коробку на пол и сбросила с плеча рюкзачок.

– Профессор Пинк? – спросила Сильвия.

– Я называю себя Дуровойю. Олурумбунми Дуровойю. Я не пользуюсь фамилией Пинк. Это рабское имя.

– Простите, – чувствуя неловкость, сказала Сильвия, после чего наступила короткая тягостная пауза. – Ди Наполи – это фамилия моего отца. – Снова наступила пауза. – Мне она тоже не нравится. Мой отец был мерзким тупицей.

Бунми улыбнулась. Глядя на нее, улыбнулась и Сильвия, и сразу первоначальная неловкость и настороженность пропали, как это теоретически и должно происходить при встречах давно разлученных членов одной семьи (правда, в реальной жизни такое происходит редко).

– Так, значит, вы моя двоюродная сестра, – сказала Бунми.

– Да, а вы моя.

Женщины обнялись, Бунми присела на стол и, словно старая подруга, не спрашивая разрешения, взяла сигарету из пачки Сильвии и закурила (хотя курила она редко), потому что именно так поступают члены одной семьи.

– Как ты меня узнала? – спросила Сильвия.

– Пастор Бумер описал мне тебя.

– Как он?

– Все так же. Такой же чокнутый, как обычно. Преподобный Бумер Джексон все носится на своем «лексусе» по Саут-Сайду, как сумасшедший. – В глазах Бунми замелькали веселые искорки, и она глубоко затянулась. – Ты ему очень понравилась, дорогая кузина Сильвия. В его приходе есть несколько дам, которые возненавидели бы тебя за это!

– У меня есть бойфренд, – сказала Сильвия и улыбнулась. – А ты как? Замужем?

– Он оставил меня.

– Муж?

– Да нет, кое-кто другой, – ответила Бунми и рассмеялась, будто это ее абсолютно не касалось.

– Так снова появится кое-кто другой, – сказала Сильвия, подумав при этом, что ничего лучше сейчас не скажешь. А лицо кузины сделалось ироническим, ее брови поднялись и сомкнулись над переносицей.

– Я археолог. Работаю с археологами.

– И что?

– То, что я не очень-то расположена к бородатым, – ответила Бунми и на этот раз рассмеялась по-настоящему весело. – Ну а как ты, кузина Сильвия? Чем занимаешься?

Сильвия на мгновение смешалась, обдумывая, как лучше ответить.

– Я беру уроки пения. Чтобы петь джаз.

– Здорово! Пастор Бумер рассказал мне о тебе все. Он сказал, что у тебя классный голос. Так, значит, продолжаешь семейную традицию двоюродной бабушки Сильвии и двоюродного дедушки Лика? Да, классная история. Он рассказывал…

Сильвия прервала ее вопросом:

– А ты знаешь, что я была проституткой?

– Да, знаю, – сразу ответила Бунми.

Их взгляды встретились. Бунми сделала безразличное лицо.

– Знаешь, я считаю, что ты просто следуешь семейной традиции. Только и всего.

Бунми, раздув щеки, выпустила дым и погасила сигарету. Она была рада встретить свою вновь обретенную кузину, но энергии на то, чтобы подбодрить бывшую проститутку в годах, не было; у нее и своих неприятностей хватало. Да к тому же Сильвия, похоже, и не нуждалась в том, чтобы ее подбодряли.

Бунми подняла с пола рюкзачок, вынула из него какие-то документы и ручку. Разложив бумаги на столе, она взглянула на часы.

– Давай займемся делом. Через двадцать минут начинается посадка на мой рейс.

– Уже через двадцать минут?

– Такая жизнь привычна для ведущих деятелей мировой археологии, – сухо произнесла Бунми. Она развернула документы и протянула Сильвии ручку. – Ты должна подписать расписку и доставить этот артефакт доктору Мосо в университет Куинстауна. Я не знаю, что они намерены с ним делать. Возможно, захотят переправить его с тобой в Зиминдо. Спасибо тебе за услугу; ты сохраняешь мое время и избавляешь мою кафедру от расходов на авиабилет.

– А что это? – спросила Сильвия, выводя подпись на расписке.

– О чем ты?

– Об артефакте. Что это?

– Так что же, твой друг закулуне посвятил тебя в это дело? – На лице Бунми было неподдельное удивление; она снова потянулась к пачке сигарет. – Можно?

– Конечно, можно.

– Так он ничего не сказал тебе?

Сильвия покачала головой. Она чувствовала себя полной идиоткой.

– Может быть, Джим знает.

– Это традиционное замбавийское головное украшение из провинции Зиминдо, – сказала Бунми. – Мы брали его в Северо-Западный университет для определения возраста. Мы полагали… Яполагала, что его можно отнести примерно к тысяча восьмисотому году. И эта находка, как мне казалось, могла подтвердить теорию, над которой я работаю. Она касается доколониальных торговых путей, проходящих через области, расположенные ниже пустыни Сахара.

– И она действительно подтверждает?

– Нет, – Бунми покачала головой. – Судя по исследованиям, мы имеем дело с предметом, изготовленным в начале тысяча девятьсот двадцатых годов.

– И что?

Бунми с грустью выдохнула сигаретный дым.

– А то, что я не понимаю, как могла оказаться такой дурой? Из этого не получается истории. Два года работы коту под хвост.

Сильвия пристально посмотрела на кузину. Она не понимала сути, но ей было ясно, что с ней обращаются как с недоумком.

– А из чего получается история? – спросила она. – Кто сказал, что твоя теория ошибочна? Кто может утверждать, что там не окажется другого головного украшения? Правда не доказывает ничего, кроме самой себя. А истории-то о людях.

Слушая ее, Бунми качала головой. Потом посмотрела на Сильвию, и лицо ее чуть прояснилось.

– И я так думаю, – сказала она. – И все-таки интересно, с какого момента археологи начинают превращать факты в интересные истории? – Она рассмеялась, Сильвия хотела поддержать ее, однако не могла понять причину, вызвавшую смех кузины. Наверняка это была какая-то специальная шутка археологов.

Бунми встала, Сильвия встала вслед за ней.

– Ну, я пошла, – тихо произнесла Бунми и, кивнув на коробку, похожую на холодильник, добавила: – Прошу тебя, приглядывай за ней, ладно?

– Конечно.

Сестры как-то неловко посмотрели друг на друга; обе не знали, как и чем завершить эту первую встречу. Бунми протянула руку, а Сильвия, нагнувшись над столом, подставила губы для поцелуя, вот тем и завершилось это неуклюжее прощание.

– Не пропадай, – сказала Бунми, закинула рюкзачок на плечо и направилась прочь.

– Конечно, ты тоже.

– Кстати, а зачем ты едешь в Замбави?

Сильвия пожала плечами.

– Я еду туда со своим бойфрендом. Мы решили навестить того самого закулу.Кто знает, может, мы отыщем и другие семейные корни.

Бунми на мгновение замерла. Ее лицо чуть сморщилось, словно висящая на веревке простыня под легким дуновением ветра, никто не заметил бы этого, кроме человека, принадлежащего к той же семье. Через мгновение ее лицо снова стало спокойным. Может, даже чуть более озорным и насмешливым.

– В Зиминдо, – сказала она, – я знаю местного вождя. Отличный парень. Его зовут Тонго. На всякий случай остерегайся его жены. Она закоренелая традиционалистка. Кстати, как твой замба?

– Ни одного слова.

Бунми сложила ладони вместе и подняла пальцы вверх.

– Когда встретишься с ней, сделай руки вот так и скажи: «Урибо хооре».Это приветствие. Она будет поражена.

–  Урибо хооре?

– Именно так. Урибо хооре.А Тонго скажи, что это я тебя научила.

Послав Сильвии прощальную улыбку, Бунми направилась к стойке паспортного контроля.

Оставшись одна, Сильвия села и несколько раз повторила только что услышанную фразу, стараясь закрепить ее в памяти. Она снова закурила, и в этот момент по внутреннему радио прозвучало: «Объявляется посадка на рейс 212 компании „Британские авиалинии“ в Куинстаун. Пассажиров просят пройти в накопитель Г-23». Она огляделась вокруг, надеясь увидеть Джима, но его все еще не было видно. Сильвия положила в карман оставленные Бунми документы и зажала ногами стоящий на полу ящик. На крышке ящика была наклейка с надписью «Доктор Джошуа Мосо. Университет Куинтауна», обрамленная со всех сторон яркими ярлычками, предупреждающими: «Осторожно! Хрупкий груз!» Сильвия не могла сдержать любопытства: она открыла защелки, установленные по краям ящика, откинула крышку и украдкой, словно контрабандист, желающий проверить целостность своего товара, заглянула внутрь.

Содержимое ящика прикрывала полиэтиленовая пленка, под которой находился затрепанный серый предмет, похожий на старую повязку, сплетенную из толстых нитей или сухих водорослей. Всмотревшись повнимательней, Сильвия различила на нем различного вида мелкие закругленные раковины, густо покрывающие нитяную основу, и пару поблекших пятен пурпурного красителя. Она была поражена и разочарована. И это что, «артефакт»? Это можно считать «научным фактом»? Да, без сомнения, необходимо обладать более чем пылким воображением, чтобы создать историю из этого.

Откинувшись на спинку стула, Сильвия затянулась сигаретой. Уголком глаза она заметила пробирающегося к ней Джима. Она наблюдала, как он прокладывает себе путь, натыкаясь то на багажные тележки, то на бегающих по залу малышей, непрерывно восклицая то «оппаньки!», то «Простите, ради бога!», как это обычно делают вежливые, но неуклюжие люди, оказавшиеся в толпе. Это ее рассмешило. На нем все еще были эти идиотские солнцезащитные очки, с которыми он не расставался с тех пор, как почувствовал вкус к джазу. Ей бы следовало снова поговорить с ним о джазе, а заодно и об очках.

– Привет, ма! – весело обратился к ней Джим, целуя ее в лоб.

Джим продолжал упорно называть ее «ма», даже после того, как она сердито выговорила ему за столь бесцеремонное выставление напоказ их отношений.

– Люди и впрямь подумают, что я твоя мать, – сказала она, на что Джим ответил громовым хохотом.

– Вот уж сомневаюсь, – сказал он, – особенно если посмотрят на твое лицо цвета кофе.

– Такое тоже возможно, – парировала она.

Джим, усевшись напротив, с торжественным видом предъявил ей два посадочных талона в салон первого класса.

– Первый класс? – изумилась Сильвия. – Твоя тактика сработала?

– Лучше, чем всегда, – хвастливо ответил он. – Неужто тыдо сих пор не поняла, кто я такой? Эта дама, билетный диспетчер, прочитала мне целую лекцию о важности самооценки. Обрушила на меня все, что вычитала в нескольких руководствах по этому вопросу. Она не менее получаса мучила меня, доведя почти до обморока. В конце концов она настолько расчувствовалась, что поместила нас на самые лучшие места в первом классе.

Сильвия пристальным взглядом посмотрела на своего партнера, свою вторую половину, своего бойфренда… да какая разница, кто он… и вновь подумала, что он совсем ребенок, все еще восторженный ребенок. Джим еще не отдышался, и его впалая грудь высоко поднималась и опускалась в такт частому дыханию, а на бледных щеках горел легкий румянец. Вот так всегда с Джимом, не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать. Подобное чувство она испытывала, когда пела блюз, и сейчас вдруг вспомнила о том, что произошло на последнем уроке. Она пожаловалась учителю на затруднения при пении одной из мелодий, и он, усадив ее, принялся за объяснения.

– Большинство мелодий гармоничны, – сказал он. – В них есть цельность, они однородны, как яблочный пирог или мороженое. Но джаз!.. Джазовые мелодии противоречивы – в них есть и сладость, и горечь. Они труднее, но зато в них больше остроты. Если хотите для себя легкой жизни, пойте Ллойда Веббера [131]131
  Andrew Lloyd Webber (род. в 1948) – английский композитор, автор популярных мюзиклов и рок-опер. Лауреат трех премий «Грэмми», премии «Оскар» за песню к кинофильму А. Паркера «Эвита».


[Закрыть]или Гильберта [132]132
  William Gilbert (1836–1911) – английский либреттист, известен созданием комических опер, написанных совместно с композитором А. Салливаном.


[Закрыть]и Салливана [133]133
  Arthur Sullivan (1842–1900) – английский композитор, автор популярных оперетт. Наиболее известны «Микадо», «Пираты из Пензении».


[Закрыть]. Но если вам не хочется преснятины, тогда вы должны понять суть диссонанса.

На самом деле (а может, и нет) Сильвия прекрасно понимала, что такое диссонанс если не в музыке, то в жизни, поскольку ее жизнь была в высшей степени дисгармоничной. Но сейчас именно Джим Туллоу был той самой пикантной приправой, придающей тому, что она пела, ту глубину и остроту, которую невозможно зафиксировать в нотной записи.

«Сладость и горечь, – снова вспомнила она. – Сладость и горечь».

Сильвия встала и поставила ящик на стол.

– Что это? – удивился Джим. – Тот самый артефакт?

– Это история.

– История? С маркировкой «Осторожно! Хрупкий груз!»?

– А ты что думал? – состроив язвительную гримасу, ответила Сильвия и, прежде чем Джим раскрыл рот, профессионально поцеловала его в губы, так чтобы он сохранил воспоминание об этом поцелуе до того момента, пока не удостоится следующего. Ей нравился его запах, запах мужчины, в котором присутствовало что-то не по-мужски нежное. Ей нравилось касаться губами его тонких губ, дрожавших от ее прикосновений, нравился его нервный язык, пробегавший по ее зубам. Она любила его тело, такое сладкое, что его хотелось съесть.

Она отстранилась от Джима и посмотрела в его сияющее от радости лицо, казавшееся ей в этот миг обворожительным.

– Спасибо, ма! – выдохнул он. – Ну что, пошли?

– Куда?

Джим жестом актера-трагика указал в сторону накопителей для отбывающих пассажиров.

– В Африку! – провозгласил он. Его солнцезащитные очки съехали с кончика носа, явив Сильвии широко раскрытые наивные глаза.

Сильвия смотрела на него. Лицо ее было непроницаемым, секунду она молчала; такое молчание и такая непроницаемость появляются, если чувства подавлялись и сдерживались почти полвека. Вдруг она едва заметно улыбнулась и пожала плечами.

– Конечно, – сказала она. – Почему бы и нет?

Они, держась за руки, пошли по проходу, над которым висел указатель «На посадку»; некоторые люди поворачивали головы им вслед и смотрели на эту необычную пару, гадая про себя, кем они приходятся друг другу.