Текст книги "Завоевание сестры короля мафии (ЛП)"

Автор книги: П. Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

9

АРИЯ

Я стону. Одной частью от досады, другой – от того, что мой желудок перевернулся сам собой. Голова кружится, в маленьком помещении раздается гул лифта, и Габриэле тащит меня по коридору. Только ступив в комнату, я понимаю, что мы не в моей, а в его.

Если бы меня не тошнило, я бы, наверное, радовалась, что он позволил мне войти в свое святилище. Я бы каталогизировала все, что здесь есть, но у меня на уме только одно. Я бросаюсь дальше в его комнату, нахожу дверь в ванную и падаю перед унитазом за несколько секунд до того, как начнется очередная порция рвоты.

Через несколько секунд большие руки отводят мои волосы от лица.

Когда мой желудок закончил очищаться, я остаюсь на месте, переводя дыхание. Мне так неловко смотреть в глаза человеку, которого я так старалась впечатлить весь прошлый год.

– Полагаю, ты думаешь, что это только доказывает твою правоту, – говорю я в унитаз и тянусь к ручке, чтобы спустить воду.

Он ничего не говорит, и я медленно поправляю себя. Он убирает руку с моих волос. У меня все еще немного кружится голова, но желудок немного успокоился, когда он опустел.

Он игнорирует мой вопрос. – Как ты себя чувствуешь сейчас?

– Лучше, чем несколько минут назад.

Он кивает, губы сжаты в тонкую линию.

– Давай приведем себя в порядок. Нам нужно принять душ. – И быстро добавляет: – Только не вместе.

Он прочищает горло.

Я сдерживаю свое разочарование. Не похоже, чтобы я была в форме для чего-то еще, кроме постели. – Ладно, я пойду в свою комнату.

Габриэле делает шаг вперед. – Я не это имел в виду.

Он выглядит противоречивым, но все же говорит: – Сначала ты, потом я.

– Мне не нравится быть там, где меня не ждут.

– Ты не уйдешь. – В его голосе нет намека на слабость. – Ты не можешь быть одна сегодня вечером, а все остальные все еще на вечеринке. Если ты потеряешь сознание, то можешь захлебнуться собственной рвотой.

– Со мной все будет в порядке.

Я отталкиваюсь от пола, чтобы встать, и спотыкаюсь.

Руки Габриэле лежат на моих плечах, чтобы поддержать меня.

– Ты проведешь ночь здесь, чтобы я мог присматривать за тобой. На этом все. – Когда я ничего не говорю, он опускает руки и отходит назад. – Я принесу тебе футболку или что-нибудь еще, чтобы ты могла спать, а потом ты сможешь принять душ.

Я киваю, и он выходит из ванной.

Этот человек так запутан. В одну минуту он ведет себя мерзко и отталкивает меня, а в другую – беспокоится о моей защите. Это не имеет никакого смысла.

Может, он боится, что у него начнутся проблемы с моим братом, если тот узнает, что Габриэле видел меня в таком состоянии и ничего не предпринял.

Я слышу, как он открывает один из ящиков комода, а затем возвращается с простой черной футболкой, которую кладет на стойку.

– Ты можешь принять душ самостоятельно или у тебя слишком кружится голова и тебе нужна помощь? – Он тяжело сглатывает, словно не знает, что может мучить его больше.

Если бы мне было лучше, я бы солгала и сказала, что мне нужна его помощь, но я не хочу вознаграждать его доброту нечестностью. – Я и сама справлюсь.

Он коротко кивает мне и выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.

Сняв пропитанную рвотой одежду и обувь, я включаю душ и встаю под теплые струи. Есть что-то интимное в том, чтобы находиться в душе Габриэле. Его дорогой шампунь имеет мужской запах, а не цветочный, как женский. Я намазываю им волосы, думая о том, что не мыла их какое-то время, как будто я теперь преследователь. Я беру его средство для мытья тела и вдыхаю древесно-пряный аромат, наполнивший машину той ночью, тот самый, что остался в лифте до того, как меня вырвало. Я провожу им по своему телу, как будто это его руки моют меня. О Боже, мне нужна серьезная помощь.

Я поспешно заканчиваю душ и все еще чувствую легкое головокружение, когда заканчиваю. Живот не совсем в порядке, но мне больше не хочется кланяться фарфоровому богу, так что прогресс налицо.

Я натягиваю трусики и лифчик, так как они не заляпаны рвотой, затем беру футболку со стойки, подношу ее к носу и вдыхаю. Когда я стягиваю ее через голову, она сползает вниз и оказывается чуть выше колен. Несмотря на то что я подавляю трепет в груди от его запаха и от того, что на мне его футболка, мое сердце предает меня и отбивает неровный ритм в груди.

Я вешаю полотенце на место и выхожу из ванной, нервничая. Это совсем не то, что я ожидала увидеть между нами. Мои волосы мокрые, но они не стекают на футболку. А вот слюни могут, потому что Габриэле разделся до черных трусов-боксеров.

Это, конечно, логично, ведь он тоже был весь в рвоте, но я не подготовилась.

Я впервые вижу его не полностью одетым. Он чертовски горяч. Его широкая грудь покрыта мускулами, а на ребрах пресса видна дорожка темных волос, ведущая вниз, к широкому поясу боксеров. Плечи Габриэле округлые, как и его бицепсы.

Часть меня хочет продолжать стоять и смотреть на него, но я напоминаю себе, что сегодня я стараюсь не вожделеть этого мужчину, поэтому я прочищаю горло. – Спасибо, что позволил мне принять душ.

– Без проблем. – Он проходит мимо меня, как будто он не в боксерах, а я не стою здесь в его футболке. Уверена, он действительно считает меня наивной девочкой. – Я ненадолго. Ты займешь кровать.

Дверь ванной закрывается за ним. Я давно надеялась услышать от него эти слова. Только в другом контексте.

Хотя мне хочется использовать время, проведенное в его комнате наедине с собой, для любопытства, я все равно чувствую себя не лучшим образом, поэтому делаю, как он сказал, и скольжу под покрывало на его кровати в темно-белую полоску. Его запах окружает меня, пока я слушаю, как работает душ, представляя, как он выглядит обнаженным, когда вода каскадом стекает по впадинам и долинам его мышц.

Это становится слишком утомительным, потому что нет смысла накручивать себя, если я ничего не могу с этим поделать, поэтому я закрываю глаза, надеясь заснуть. Они остаются закрытыми, когда я слышу, как открывается дверь в ванную. Только когда я слышу скрип его веса на диване, я открываю их.

Его крупная фигура раскинулась на диване, голова повернута и смотрит на меня.

– Что ты там делаешь? – спрашиваю я.

– Здесь я сплю.

Я хмурюсь и пытаюсь сесть, но комната расплывается, и я возвращаю голову на подушку. – Не будь смешным. Иди сюда.

Он смотрит на меня пристально, но я не могу понять, что за этим стоит.

– Это двуспальная кровать. Мы даже не будем спать рядом друг с другом.

Он переворачивается на спину и смотрит в потолок, положив предплечье на лоб. – Мне и так хорошо.

– Если ты не пойдешь спать сюда, я уйду и вернусь в свою комнату.

Я стараюсь придать своему тону стальной оттенок, чтобы он понял, что я говорю серьезно. Хотя я уверена, что он меня не боится.

Должно быть, он это понимает, потому что со вздохом встает с дивана и поворачивается ко мне лицом. – Ты всегда такая заноза в заднице?

– Если верить тебе, то да.

Он забирается под одеяло на другой стороне кровати. Я лежу там в темноте, слушая звук его дыхания в течение минуты. Напряжение между нами нарастает. Мне кажется, что я слежу за каждым его движением. Я почти чувствую пространство между нами в непроглядной черноте. Мы не соприкасаемся, и все же фут или около того между нашими телами словно соединяет нас.

– Прости, – шепчу я в темноту комнаты. – Спасибо, что убедился, что со мной все в порядке.

Он перекладывается на кровать. – Не за что.

– Я просто хотела повеселиться. Иногда мне кажется, что меня столько лет держали взаперти, люди постоянно следили за каждым моим шагом.

Я переворачиваюсь и засовываю руки под подушку.

Он смотрит в потолок. – Я знаю.

Но на самом деле он не знает. Взросление мальчика в нашем мире – полная противоположность. Им показывают мир, учат взрослеть гораздо раньше, чем они становятся достаточно взрослыми, в то время как нас укрывают, чтобы мы были чисты и невинны, пока нас не отдадут кому-нибудь на благо семьи.

– Я знаю, что сегодняшний вечер ничего не значит, но я ценю это. Я не заставлю тебя жалеть об этом.

Он ничего не говорит. В конце концов мои веки становятся слишком тяжелыми, и я засыпаю.

10

ГАБРИЕЛЬ

Я медленно прихожу в себя, поэтому мне требуется мгновение, чтобы понять, что на моей груди кто-то лежит.

Приоткрыв один глаз, я обнаружил, что Ария преодолела невидимый барьер между нашими телами и перекатилась на меня. Ее щека вжалась в мою голую грудь, длинные волосы цвета мокко рассыпались по моей коже. Когда она сдвигается во сне, ее колено приподнимается, и я понимаю, что ее нога тоже лежит поверх моей, и теперь она находится слишком близко к моему утреннему стояку.

Чувство самосохранения велит мне оттолкнуть ее от себя, но я позволяю себе удовольствие ощущать ее тело на своем, пока она ни о чем не догадывается. Я каталогизирую ритм ее дыхания и ощущение шелковистых прядей ее густых волос на моей коже. Тепло ее ноги, проникающее в мою. Ее маленькая фигура по сравнению с моей большой.

А потом мой стояк еще больше твердеет, и я одним движением скатываю ее с себя.

Она ворчит и поворачивается ко мне спиной, но не просыпается. Моя футболка задралась вверх по ее телу, и ее черные стринги оказались на виду. Чертовски здорово.

Мне стоит огромных усилий не шлепнуть ее по идеальной заднице, чтобы увидеть, как розовеет ее оливковая кожа.

Почему я вообще решил, что это хорошая идея? Мало того, что я уже знаю, как выглядят ее сиськи, благодаря Майами, так теперь еще и ее задница впечаталась в мой мозг.

Столько раз с той ночи в Майами я гладил себя и вспоминал этот образ. Она раскинулась на том диване, позволяя незнакомцам делать с ней все, что они захотят.

Мой член подергивается в трусах-боксерах.

– Трахни меня, – бормочу я.

Я поворачиваюсь и беру телефон с тумбочки, чтобы проверить время. Еще рано, и это хорошо. Я не хочу, чтобы кто-то видел, как она выходит из моей комнаты в таком виде. У них сложится неправильное впечатление. По крайней мере, ночью ее не тошнило, хотя, похоже, пробуждение от сна и похмелья потребует от нее определенных усилий.

Я кладу телефон на место и заваливаюсь на спину, уставившись в потолок. Ария переворачивается, и снова оказывается напротив меня, только на этот раз ее бедро лежит прямо на моем члене. Дрожащий вздох вырывается из моих губ. Я должен оттолкнуть ее – немедленно, – но ее вес кажется мне чертовски приятным.

Я позволяю своей руке обхватить ее и положить ладонь ей на голову. Ее волосы такие же густые и мягкие, как я думал все те разы, когда представлял, как дергаю их, когда вхожу в нее сзади. Мой член снова дернулся при этой мысли, и Ария еще больше переместилась на меня.

Оттолкни ее, чертов идиот.

Я чуть крепче сжимаю ее волосы, и из горла Арии вырывается слабый стон. Ее бедра сдвигаются к моему члену, и моя рука сжимается еще сильнее. Она снова стонет, на этот раз чуть громче, и вгоняет бедра чуть глубже.

О чем ты думаешь?

Ее щека отходит от моей груди, и она поворачивает голову, глядя на меня сверху, когда она снова двигает бедрами. Она не спит.

Черт возьми. Я никогда не забуду этот взгляд в ее глазах – смесь похоти и тоски, потребности и отчаяния дать ей то, что она хочет.

Поэтому вместо того, чтобы оттолкнуть ее от себя, я ничего не делаю.

Ария, должно быть, видит согласие в моих глазах, потому что она сильнее и крепче прижимается к моим бедрам, упирается руками в мою грудь и садится на меня, обхватывая мой твердый член своим ядром. Нас разделяют мои трусы-боксеры и тонкий лоскуток ткани между ее ногами, но это не имеет значения. Мой член становится все тверже с каждым движением ее центра над ним. Верхние зубы Арии впиваются в подушечку нижней губы, а ее дыхание становится все более поверхностным, пока я только наблюдаю за ней.

Ее глаза закрываются, и я использую эту возможность, чтобы изучить ее, запомнить, запечатлеть в своей памяти. Благодаря Майами я могу собрать в голове достойную картину того, как она будет выглядеть без футболки и верхом на мне, и это чертовски великолепно.

Ее дыхание сбивается, и она стонет. Должно быть, она уже близка. Видит Бог, я близок, что просто смешно. Я даже не внутри нее.

Но смотреть, как она берет от меня то, что хочет, – это пробуждает во мне то, на что я и не подозревал, что способен. Я думал, что единственная вещь, которая меня действительно заводит, – это контроль, но с ней... с Арией все как-то по-другому.

Несколько последних толчков бедрами, и она с содроганием кончает. Я сжимаю руки в кулаки, которые все это время держал над головой, чтобы не дать себе возможности опустить их между ее ног и посмотреть, какова она на ощупь на моих пальцах. Она открывает глаза и встречает мой взгляд, и то, что я там вижу, заставляет меня опомниться – обожание. Я беру ее за талию и отталкиваю от себя.

– Тебе нужно идти.

Я скатываюсь с кровати, оставаясь спиной к ней, пока иду к комоду и достаю спортивные штаны, чтобы скрыть свою пульсирующую эрекцию.

Когда я обернулся, она стояла на коленях на кровати с открытым ртом. И вот она, эта боль в ее глазах – та самая боль, которую я видел в Майами. Именно поэтому мне нужно закрыть эту тему. Я только причиню ей боль. Мы никак не можем быть вместе.

– Тебе нужно уйти, Ария.

Мой голос тверд.

Ее боль превращается в ярость. Это видно по тому, как она сжимает челюсти, как сгибает пальцы на боках, как сводит брови.

– Еще рано. Если ты будешь осторожна, тебя никто не увидит. Поднимайся по лестнице. Затем я поворачиваюсь и иду в ванную, закрывая за собой дверь. Я не уверен, что это делается для того, чтобы не впустить ее или меня.

Только когда я слышу, как закрывается дверь в мою комнату, я выхожу из ванной.

Она ушла, исчезла, но ее призрак навсегда останется в этих четырех стенах.

Я знаю, что должен сделать, хотя бы для того, чтобы спастись от самого себя.

Я не могу перестать думать об Арии. О выражении ее лица, когда она кончила, о безумной потребности защитить ее, о том, какой настойчивой она может быть. Если бы это было направлено на кого-нибудь, кроме меня, я бы восхищался ее упорством.

И именно поэтому я стучусь в дверь Марселло после воскресного телефонного разговора с отцом.

Каждое воскресенье нам разрешается один десятиминутный телефонный разговор с внешним миром по защищенной линии. Я всегда разговариваю с отцом, чтобы он мог сообщить мне новости и сообщить, есть ли что-то, о чем мне следует знать дома.

Мирабелла распахивает дверь, на ее лице отражается удивление. – Габриэле. Привет.

– Привет, Мира. Твой жених здесь?

Она распахивает дверь шире, и Марселло встает за ней.

– Я знал, что рано или поздно ты придешь за этой услугой, – говорит он, явно недовольный.

– Я здесь ге для этого. На самом деле я здесь, чтобы оказать тебе услугу. Мы можем поговорить минутку?

Он вскидывает бровь, но отступает назад и приглашает меня войти. Я прохожу мимо них до центра комнаты и поворачиваюсь к ним лицом.

– Что это значит? – спрашивает Марселло.

Мой взгляд переходит на Миру.

– Все, что ты хочешь сказать, ты можешь сказать в присутствии Мирабеллы.

Обычно женщины уходят, когда двум мужчинам нужно что-то обсудить, но я полагаю, что слухи правдивы. Марселло и Мира меняют устои мафиозных отношений.

Я киваю. – Это касается Арии.

Мышцы на его челюсти напрягаются, и он скрещивает руки. Мира придвигается к нему чуть ближе, когда он говорит: – Продолжай.

– Ты видел ее на вечеринке в лесу прошлой ночью?

Он качает головой. – С кем она была?

Он спрашивает, потому что она должна была быть с ним и его командой.

– Бьянка и Дом Аккарди, еще несколько первокурсников и второкурсников, я думаю.

Мира бросает обеспокоенный взгляд в сторону своего жениха. – Почему она пошла с ними, а не с нами?

Марселло не отвечает, лишь выжидающе смотрит на меня.

Я тяжело сглатываю, чувство вины просачивается сквозь мои поры от того, что я собираюсь сделать. Это похоже на то, как если бы я отрезал птице крылья. – Твоя сестра была не в себе. Она была в хлам пьяна и под кайфом, я думаю. Подумал, что ты захочешь узнать, чем она занималась и с кем была.

Я бы не подумал, что такое возможно, но челюсть Марселло еще больше затвердела. – Ради всего святого. О чем, черт возьми, она думает?

– Марселло.

Он поворачивается лицом к Мире. – Нет, Мирабелла. Ей нужно взять себя в руки. Это пристрастие к приключениям не может продолжаться.

Затем он снова поворачивается ко мне. – Это будет стоить мне еще одной услуги?

Он имеет в виду, что в прошлом году я помог ему и Мире и получил от него взамен услугу, которую можно оказывать по любой моей просьбе, когда я захочу.

Я качаю головой. – Считай это бесплатной услугой. Символ доброй воли между нашими семьями, если хочешь.

Он хмурится. – А что? Ты ничего не делаешь без скрытых мотивов.

Я усмехаюсь и двигаюсь к двери, а они двое остаются на месте. Когда я открываю дверь и уже собираюсь выйти, Марселло окликает меня по имени. Я медленно оборачиваюсь.

– Спасибо. Спасибо, что предупредил, – говорит он.

Я киваю и выхожу в коридор, чувствуя себя полным кретином. Ария возненавидит меня, но она должна понять – я делаю это ради нас обоих.

11

АРИЯ

– Выкладывай все, Ария. Я серьезно.

Марселло смотрит на меня с другого конца комнаты в общежитии.

– Откуда ты вообще знаешь, чем я занималась прошлой ночью?

Мой брат появился здесь несколько минут назад в качестве судьи и присяжного по поводу моего поведения прошлой ночью, и он усиливает головную боль, которая уже затянулась.

– У меня здесь повсюду глаза и уши.

Я закатываю глаза. – Ты пытаешься говорить так, будто ты в фильме про мафию или что-то в этом роде?

Он делает шаг ко мне, садясь на диван. – В фильме про мафию? Я – дон нашей семьи. Ты – моя сестра. Тебе не только опасно быть настолько не в себе, чтобы не следить за собой, но ты представляешь нашу семью. Черт возьми, ты представляешь меня.

Он тычет себя в грудь большим пальцем.

Я быстро сажусь и морщусь от пульсации в голове. Брат ухмыляется, словно ему нравится видеть, как я расплачиваюсь за свое веселье прошлой ночью.

– Почему все всегда сводится к семье? Когда я смогу решать, чего хочу для себя?

Он щиплет переносицу. – Господи Иисусе, я не могу вынести двух таких женщин в своей жизни.

Я предполагаю, что он говорит о Мире. – Я серьезно, Марселло. Когда моя жизнь будет посвящена только мне?

Он опускает руку и смотрит на меня с чем-то сродни жалости.

– Я знаю, каково это, когда тебя всю жизнь готовят к тому, чтобы ты играл свою роль в чем-то большем, чем ты сам. Ты знаешь, что знаю. Но таков наш удел в жизни. Все может быть гораздо хуже. Все, о чем я прошу, – не рисковать понапрасну и помнить, что все твои поступки отражаются на мне. И если люди увидят, как ты себя ведешь, они усомнятся в том, насколько я сильный, насколько велика моя власть, потому что если я не могу держать в узде свою младшую сестру, они предположат, что я не могу держать в узде своих людей. И тогда людей убивают.

Я вздрагиваю при напоминании о том, что наш отец был убит в результате взрыва автомобиля. Он не был лучшим человеком на планете, но он все равно был моим отцом. И я не могу представить, что буду чувствовать ответственность за смерть Марселло. Я бы никогда не смогла жить с собой – не говоря уже о том, что я не уверена, кто возьмет на себя ответственность за Коста.

Поэтому я киваю. – Хорошо, мне жаль. Я буду вести себя лучше.

Он выдыхает, и его плечи опускаются. – Хорошо.

Мы оба молчим, когда я спрашиваю: – Ты когда-нибудь думаешь о нем?

Я касаюсь пальцами медальона, висящего у меня на шее.

Он пожимает плечами. – Мы с тобой знали очень разные его версии.

Я подозревала. Я знала, что Марселло был подготовлен, и он, вероятно, видел ту версию моего отца, которую я никогда не видела, но иногда я задаюсь вопросом: если бы отца не убили, какими бы были наши жизни сейчас? Поступил бы Марселло в академию и повеселился бы немного больше, прежде чем ему пришлось бы взять на себя обязанности? Было бы у меня здесь чуть больше свободы?

– Он бы сказал тебе то же самое, – говорит он.

– Я знаю. Просто он говорил бы это громче и с большим количеством ругательств.

Мы смеемся, прежде чем он направляется к двери.

– Ты не сказал мне, откуда ты узнал о прошлой ночи, и не надо снова кормить меня какой-то приторной фразой.

Он поворачивается ко мне лицом, прежде чем свернуть в короткий коридор, ведущий к двери. – Габриэле Витале заметил тебя и понял, насколько ты разбита. Он оказал мне услугу, рассказав об этом.

Внутри меня разгорается гнев. Понятно, что он был потрясен после того, что произошло в его постели сегодня утром, но продать меня брату? Вот же засранец!

– Я обязательно поблагодарю его, – усмехаюсь я, потому что именно этого ожидал от меня брат.

– Нет, не поблагодаришь. Держись подальше от Габриэле Витале, ты меня поняла? – Его глаза сужаются, и он буравит меня взглядом.

Я хмыкаю. – Хорошо.

Он кивает, думая, что я прислушаюсь к его пожеланиям, и уходит довольный.

Но я не планирую держаться подальше от Габриэле. По крайней мере, до тех пор, пока я не выскажу ему все, что думаю.

Через пару дней, когда он самостоятельно уходит из столовой после завтрака, появляется шанс.

Я быстро придумываю оправдание, что мне нужно пораньше уйти с завтрака, потому что я забыла кое-что в своей комнате, и никто не задает мне вопросов и не обращает на меня внимания, когда я встаю. Оказавшись на улице, я смотрю в обе стороны по тропинке и замечаю Габриэле слева от себя. Я спешу догнать его.

– Габриэле! – зову я.

Он оглядывается через плечо, но продолжает идти.

Мои зубы скрежещут от его явного пренебрежения. Солнце палит вовсю, и к тому времени, как я догоняю его, на моем лице выступает тонкий блеск пота. Он уже подошел к двойным дверям, ведущим обратно в школу, когда я дергаю его за рукав рубашки, заставляя остановиться.

– Что? – огрызается он и поворачивается ко мне лицом.

Я скрещиваю руки. – Ты сказал моему брату, что я пьяна и под кайфом? Я знала, что ты засранец, но никогда не принимала тебя за крысу.

В его глазах мелькает что-то, что я не могу расшифровать.—Почему ты выслеживаешь меня, как ищейка? Я ясно дал понять, что не собираюсь тебя трахать.

Его голос холоден и лишен эмоций, и это только еще больше злит меня.

– Ты не хочешь трахаться со мной, но позволишь мне использовать тебя, чтобы отвязаться, а потом настучишь на меня, так что ли? Как ты думаешь, что сделает мой брат, если узнает, что я кончила на твой твердый член?

Он берет меня за руку. – Говори тише.

Мои глаза сужаются. Я не знаю, почему я дразню его. Но когда я вижу, как раздуваются его ноздри, я испытываю болезненное удовлетворение от того, что затронула его.

В мгновение ока он прижимает меня к кирпичной стене и закрывает мне рот рукой, возвышаясь надо мной с выражением ярости. Он наклоняется ко мне вплотную, его глаза наполнены яростью. – Осторожно, девочка. Ты не знаешь, какого зверя ты разбудила. Продолжай в том же духе, и я могу выпустить его из клетки.

Он пытается напугать меня, это очевидно, но мое тело реагирует так, словно он только что сказал мне, что хочет выебать мне мозги.

На несколько мгновений наши взгляды встречаются, и в его глазах столько всего бурлит... Хотела бы я знать код, чтобы понять, что все это значит. За то время, что я провела с ним, мне стало ясно, что ум Габриэле редко бывает спокоен. Он так много думает, но не говорит.

В конце концов он убирает руку с моего рта и отступает на шаг. – Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но на самом деле я делаю тебе одолжение, держась на расстоянии.

Я закатываю глаза. – Неважно. Ты можешь притворяться сколько угодно, но я тоже была в той постели. Я знаю, что между нами что-то есть, так же, как и ты.

Он открывает рот, чтобы опровергнуть мои слова, я уверена, но я не даю ему такой возможности. – Не волнуйся, Габриэле. Это последний раз, когда ты имеешь дело со мной. Не лезь в мои дела, а я не буду лезть в твои.

Я взваливаю сумку на плечо и отправляюсь в обратный путь, оставив позади свою одержимость этим человеком.

Несколько дней спустя я сижу в гостиной с Мирой и Софией после ужина, чтобы скоротать время.

– Ты сегодня довольно тихая. Все в порядке? – спрашивает София.

Я пожимаю плечами и откидываюсь на спинку дивана. – Я бы не хотела говорить ничего такого, что можно было бы истолковать как веселье.

Мира наклоняет голову и хмурится. – Он просто беспокоится о тебе.

– Я знаю. Но не может же он на самом деле ожидать, что я не буду веселиться, находясь здесь?

– Я уверена, что он просто хочет обезопасить тебя, – говорит София, как всегда миротворец.

Я снова обращаю внимание на свою будущую невестку. – Ты можешь поговорить с ним? Заставить его образумиться?

Я не люблю ставить ее в затруднительное положение. Мне очень нравится Мира, и я рада, что она выйдет замуж за моего брата. Но если у кого и есть шанс переубедить его в чем-то, так это у нее.

– Я могу, но не думаю, что это поможет. Может быть, в следующий раз не стоит так открыто говорить об этом.

Я выпрямляюсь на своем месте. – Ты хочешь сказать, что я должна красться?

Она поднимает руки перед собой. – Я ничего тебе не говорю. Я говорю, что понимаю необходимость противостоять той роли, которую тебе отвела эта жизнь. И если бы это была я... Я бы убедилась, что нахожусь в безопасности, но все, что я делала, что, по моему мнению, могло бы плохо отразиться на Марселло... Я бы держала это в тайне, вот и все. Гипотетически, конечно.

– Конечно,– говорю я с ухмылкой.

София качает головой. – Марселло поседеет к тридцати годам, когда вы будете вдвоем.

В этот момент в поместье входит Габриэле и направляется через гостиную, но я отказываюсь смотреть ему вслед. Более того, я стараюсь даже не смотреть в его сторону. Но это трудно. Очень трудно. Потому что по какой-то необъяснимой причине тяга к нему – даже после того, как он стал полным придурком – не ослабевает.

Как только он скрылся в лифте, я встаю. – Мне нужно поработать над домашним заданием.

– Мне тоже. – Мира со вздохом опускается на свое место. – Но я собираюсь еще немного потянуть время, пока Марселло не вернется.

Я не знаю, что делает мой брат и с Антонио ли он, раз уж его здесь нет, да и мне все равно. – Хорошо, тогда увидимся позже.

Я машу им рукой и направляюсь к лифту. По дороге в свою комнату я остаюсь одна, что дает мне время подумать. И, как и каждый день с воскресного утра, мои мысли возвращаются к тому времени, которое я провела в постели Габриэле.

Каким милым он показался мне, когда я проснулась и вспомнила, как он заботился обо мне накануне вечером – даже если он и был придурком. Затем мои мысли неизбежно переходят к тому, как я лежу на нем, и как его стальная длина ощущается между моих ног. Какой он большой и как он хищно смотрит на меня.

И хотя мне нравилось, что он позволял мне делать все, что я хотела, пока я была сверху, мое дыхание сбивалось при мысли о тех случаях, когда он прижимал меня к стене, держа руки над головой. Мне... мне это нравилось. Очень. Я наслаждалась беспомощностью. Это заводило меня и заставляло хотеть доставить ему удовольствие. Что, черт возьми, это значит?

Дзиньканье лифта отвлекает меня от моих мыслей.

Я уверена, что мое лицо раскраснелось, когда я вышла из лифта. Но не успеваю я дойти до своей комнаты, как там оказывается Бьянка.

– Привет, – говорит она с яркой улыбкой, хотя выглядит немного удивленной, как будто не ожидала увидеть меня здесь.

Я улыбаюсь в ответ. – Привет.

– Как раз ту женщину, которую я искала. Я только что постучала в твою дверь.

– Правда? Что случилось?

– В пятницу вечером в кафе "Амброзия" должно быть бинго. Хотела узнать, не хочешь ли ты пойти.

– БИНГО? – Я почти смеюсь.

– Я знаю, что это немного отстойно, но это то, что проводят волонтеры. Я имею в виду, что здесь не так много вариантов, если нет вечеринка.

– Верно.

Она пожала плечами. – Может, у них будут крутые призы или что-то в этом роде.

Я хихикаю. – Будем надеяться. Но да. Звучит заманчиво. Давай сделаем это.

Я уверена, что Марселло будет счастлив, что я играю в какую-то игру для пенсионеров.

– Отлично. Я посмотрю, не хочет ли кто-нибудь еще присоединиться к нам.

Я киваю. – Звучит неплохо. Куда ты теперь направляешься?

Мне нужно сделать домашнее задание, но после того, как мои мысли блуждали в лифте, может быть, лучше не оставаться одной, чтобы держать голову там, где она должна быть.

– Просто вернусь в свою комнату. Хочешь потусоваться?

– Конечно, давай я заберу свои вещи из комнаты. Мне нужно сделать кое-какую домашнюю работу.

Она улыбается и снова идет к лифту. – Круто. Увидимся там.

Что-то похожее на облегчение охватывает меня, когда я возвращаюсь в свою комнату. По крайней мере, если я буду общаться с Бьянкой, то не буду зацикливаться на Габриэле. Я отпираю дверь и вхожу в свою комнату, направляясь к столу, чтобы взять свои вещи. Но что-то привлекает мое внимание.

Посреди кровати лежит конверт.

Я некоторое время смотрю на него в замешательстве. Затем осторожно подхожу к нему, как будто он может вскочить и напасть на меня.

Откуда он взялся?

Может, это бумаги из администрации? Но как они попали в мою комнату?

Я оглядываюсь по сторонам. Не знаю, почему. Может, инстинкт? Проверить, здесь ли еще тот, кто оставил конверт? Затем я поднимаю конверт с кровати и медленно открываю его, чтобы вытащить то, что выглядит как один лист... о, это фотография.

Я хмурюсь, осторожно вытаскивая ее до конца. Кровь превращается в лед в моих венах, и фотография выпадает у меня из рук, летит на пол и падает лицом вверх.

Я бегу в ванную и второй раз за неделю выливаю содержимое своего желудка в унитаз.