Текст книги "Не климат выбирали, а судьбу (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

  представить и почувствовать могу,

  тебя в себя по капельке вбирая…

  Стучись, стучись… Стук сердца, как набат, —

  зовёт тушить пожар любовной негой.

  И ангелы взволнованно трубят,

  следя за быстротечным жизни бегом.

  И можно задержаться иль свернуть,

  а можно и пройтись по краю бездны…

  Стучись, стучись… Стук сердца – жизни путь,

  судьба… – её зигзаги неизбежны.

Дочитав только это одно своё новое стихотворение, Вера вдруг неожиданно для всех предложила:

– Ай, я вам ещё успею надоесть, ведь живу в Тель-Авиве и теперь буду часто здесь бывать, давайте, послушаем лучше нашего барда Олега Фрейдмана, я так соскучилась по его песням!

Все рассмеялись непосредственности девушки, а улыбающаяся Илана Вайцман объявила:

– От всей души поддерживаю нашу обаятельную гостью, ближайшие пол часа ваши, Олег, думаю, что большинство из присутствующих согласятся с нашим мнением.

В этот раз Олег спел только одну песню на свои слова, все остальные были соавторские на стихи присутствующих здесь поэтов, среди них была песня и на её стихи, слушая которую Вера густо покраснела от смущения и удовольствия.

  Грусть в еврейских глазах вековая,

  Отпечаток гонений и бед.

  Души музыка отогревает,

  Под любимый аккомпанемент

  Заливаются скрипка с кларнетом,

  Непохожие, вроде, ни в чём.

  Наполняют божественным светом,

  Родниковым, весёлым ключом.

  Скрипка молится, к богу взывает,

  И в молитве кларнета уста.

  Чаша скорби налита до края,

  Час последний как будто настал.

  Слёзы вытрет смычком лихо скрипка.

  Приосанится стройный кларнет.

  Заструится по струнам улыбка —

  Веселей в мире музыки нет!

  Научились сквозь слёзы смеяться.

  Превратились в народ непосед.

  С верой в бога и в поисках счастья,

  Под любимый аккомпанемент.

И, всё же, лирическое танго Олега окончательно покорило в этот вечер слушателей.

Несмотря, на жёсткий регламент, его попросили спеть на бис, и все дружно начали подпевать припев:

Наше танго «Две свечи»

  Стелет вечер сумрачную грусть.

  Долгим ожиданием томлюсь.

  Мысленно к тебе на встречу мчусь.

  Дождь стучит в окно, стучит.

  Входишь ты живительным дождём.

  Две свечи и две души зажжём.

  Я беру гитару и поём,

  Наше танго «Две свечи»

  припев.

  Так лейся

  Любви нашей песня…

  Любви нашей песня

  В полёт позови…

  Наш вечер…

  Зажигаем мы свечи…

  Зажигаем мы свечи

  И поём о любви…

  Годы пронеслись, не удержать.

  Мы вернёмся в прошлое опять.

  Пролистав назад любви тетрадь,

  Оглянувшись, помолчим.

  Стелет вечер сумрачную грусть.

  Дождь уныло бьёт в окно, и пусть.

  Продолжает песня светлый путь —

  Наше танго «Две свечи»

  Припев.

Расходились, когда на часах уже было около одиннадцати вечера.

Поэты обменивались номерами телефонов, дарили друг другу свои тоненькие печатные сборники, Олег на право и на лево раздаривал свои кассеты и диски, чем не преминула воспользоваться и Вера.

Она ехала по ночному городу, и счастливая улыбка играла на её лице – она побывала в атмосфере, которая делала её духовно богатой, окрыляя на новые стихи, в которых она могла выразиться легковесным изящным словом, ритмом и рифмой.

По крыше и окнам машины по-прежнему со звоном плясали капли ливневого дождя, но настроение у Веры было далеко не пасмурным и какие-то навязчивые строки вместе с ритмом дождя проигрывались в её голове.

Зайдя в уютную свою квартиру, она не переодеваясь, схватила блокнот и быстро застрочила мелодию слов, наигранную ей дождём.

  Скрасил сумрак…

  Скрасил сумрак миг встречи в тот вечер,

  за окном дождь не плакался нам… —

  он, как нищий, был весел, беспечен,

  подставлял все прорехи ветрам.

  Как слепой музыкант из подземки,

  что поёт от души за гроши,

  он вносил в голос, тембр оттенки,

  затихал и вдруг снова спешил.

  Скрасил сумрак в тот вечер миг встречи,

  за окном дождь не плакался нам.

  Он поэтами был не замечен,

  им во благо погоды тона.

Вере вдруг захотелось разбудить Галя и рассказать ему о сегодняшнем поэтическом вечере и главное, попросить прощения за её вспышку гнева, но, как было не разгневаться, ведь она, действительно, очень опасалась за его здоровье.

Она тихо прилегла рядом с мужем и всё же не стала его будить, отлично сознавая, что, к сожалению, эту радость от сегодняшнего поэтического вечера, он с нею не разделит.

Глава 18

  Четырнадцатого января супруги встретили утро в отличном настроении, потому что Вера посреди ночи всё же разбудила мужа своими ласками, а затем, после страстного соития, попросила у него прощения за свою вечернюю гневную выходку стервозной жены.

  Вера отдавала себе отчёт в том, что накануне она вела себя, как некоторые вздорные жёны, пробывшие в браке, по крайней мере, больше десятка лет, а не всего лишь два с половиной месяца. С утра в их отношениях наступила вновь семейная идиллия.

  Галь тоже не остался в долгу перед женой и также признал свою вину, и постарался объяснить Вере, что у него просто-таки не было времени на обсуждение с нею, его перехода на новую должность:

  – Пойми, моя хорошая, мне Давид не дал времени на обдумывание, он поставил меня перед фактом, а у меня не было никаких мотивов, а главное желания, отказаться от этой важной и ответственной работы.

  – Галюш, но ведь это не какой-нибудь маловажный вопрос, а от твоего решения зависит многое в нашей жизни, а особенно, в свете скорого рождения ребёнка.

  Галь примирительно погладил жену по руке

  – Конечно, после того, как я принял предложение Давида, обязан был поделиться с тобой неожиданной радостью и важным, даже судьбоносным поворотом в моей жизни, а он неотвязна связан с тобой, но хотелось сделать тебе приятный сюрприз и в спокойной обстановке обсудить эту важную новость.

  – Галюш, что-то у нас в последнее время идёт не так, даже не знаю в чём причина – может виновата моя беременность или я не так себя веду, как надо?

  – Глупенькая, просто у каждого из нас есть ещё свои собственные интересы, а они не всегда совпадают с нашими общими.

  – Так если тебе неприятно, что я буду посещать литературный салон, то ради нашего семейного счастья, я готова отказаться от моего любимого хобби.

  – Нет, я не настаиваю на этом и даже признаю, что был не прав, когда холодно встретил заявление о твоём предстоящем посещении литераторов.

  Но, и ты должна снисходительно относиться к моей работе, где мне зачастую приходится задерживаться дольше положенного обычной смены.

  Признаюсь, тебе честно, что не более высокая зарплата, а интерес довлеет надо мной.

  – Ах, Галюш, Галюш, в этом ты мог мне даже не признаваться, я знала с самого начала, что так и будет, просто поверила заверениям Наташи, а затем и тебе, что вся твоя работа сведётся к спокойной кабинетной рутине.

  Ты на прежней службе искал на свою голову или задницу приключения и нашёл, очень боюсь, чтобы и здесь не было подобного.

  – Милая, не нервничай ты так, всё будет хорошо, я ведь люблю тебя!

  Молодая женщина вздохнула.

  – А я уже порой не знаю в чём выражается твоя любовь ко мне.

  На последнее замечание жены, Галь не нашёл, что ответить, не говорить же ему о том, как он её страстно хочет...

  На следующий день Вере было назначено УЗИ и Галь изъявил желание сопровождать жену в поликлинику на эту процедуру, которая откроет для них пол первенца.

  К великой его радости, ему представилась возможность лицезреть на мониторе зародыш, уже проявляющий все черты маленького человечка с пипочкой между ножек.

  Удивительно, но с самого начала для Галя с Верой пол ребёнка не имел никакого значения, они просто приняли к сведенью этот факт и стали мысленно готовиться воспитывать мальчика.

  Вера успешно сдала последнюю зимнюю сессию и плавно перешла к подготовке к дипломной работе, защита которой была назначена на конец апреля.

  Новая служба захватила Галя, с головой, он очень часто задерживался на рабочем месте, а иногда даже являлся только к утру, возбуждённый и с покрасневшими от недосыпания глазами.

  Вера по телефону жаловалась Гиле на её сына, на его сумасшедшую работу и на их теперешнюю не совсем нормальную семейную жизнь.

  – Веруш, я могу тебе только посочувствовать, сама прожила долгую супружескую жизнь в постоянном волнении и страхе за мужа, а часто в холодной постели из-за отсутствия его по ночам.

  Иногда мы с ним сейчас шутим, как только я сумела пять раз забеременеть от него.

  Но, ничего, сжились с этим, а теперь порой хотела бы от него отдохнуть парочку дней, так нет, маячит перед глазами с утра до вечера.

  – Тебе хорошо сейчас шутить, а мне порой кажется, что Галь только ради приличия иногда появляется дома.

  Конечно, я сейчас раздулась, как бочка, кряхчу и ною, а ему только сладенького подавай, а у меня поясницу ломит и ноги страшно отекли.

  Ай, что я тебе буду жаловаться, сама это ни один раз проходила!

  Телефонные разговоры с Гилей несколько её успокаивали, но всё равно, большую часть времени она пребывала в беспокойстве за мужа.

  Ссылаясь на своё не очень хорошее самочувствие, Вера после Нового года ни разу не посещала родителей в Ашдоде, только изредка обменивалась с ними телефонными звонками, стараясь в них не реагировать на колкости и обвинения матери в её дочерней холодности.

  Она стала постоянной посетительницей литературного салона Иланы Вайцман и приобрела там роль всеобщей любимицы.

  Накануне Пейсэха ей позвонила доброжелательная хозяйка лит.салона и пригласила вечером заглянуть к ней на огонёк, потому что сегодня должна приехать очень приличная делегация из Иерусалима, даже Игорь Губерман обещал удостоить своим вниманием их общество.

  Фамилия последнего ничего не говорила девушке, но в любом случае, вырваться из повседневной рутины ей представлялось заманчивым.

  Перед тем, как выйти из дому, Вера критически осмотрела себя в зеркале и пришла к неутешительному выводу – семь месяцев беременности превратили её в форменное безобразие, которое уже не могло скрыть дорогое платье для женщин в её положении.

  В момент, когда она вскинула на плечо дамскую сумочку и взяла в руки ключи от машины, зазвонил телефон.

  Вера улыбнулась, скорей всего Галь волнуется об её самочувствии.

  – Веруська, как хорошо, что я, наконец-то, тебя застала дома, уже несколько раз звонила, а в ответ тишина, уже хотела наплевать на дороговизну и позвонить тебе на мобильный.

  Вы, что ушли в подполье или дома совсем не бываете?

  – Наташка, балбатуха эдакая, дай хоть слово вставить...

  – Вставляй, вставляй, у тебя всё равно другого вставить мне нечего.

  – Ой, подруга, ты не меняешься!

  Но скажу тебе по секрету, если тебе так нравится эта тема – у меня, действительно, нечего, а мне часто некому.

  – Не поняла, обоснуй, это мне уже не нравится!

  Что, красавчик бросил беременную жену?

  Вера засмеялась.

  – Натаха, если бы только ты сейчас услышала себя, то, наверное, уписалась от смеху!

  Нет, не бросил, а ежедневно изменяет меня со своей работой.

  И, замечу, во многом, благодаря тебе, сосватавшей его на эту службу.

  Он сейчас почти не бывает дома, работа его захватила полностью.

  Галь ведь сейчас стал заведовать каким-то важным отделом... ну, сама, наверное, лучше меня понимаешь, с кем ему приходится теперь возиться.

  – Верка, а ты как самостоятельно тянешь свою лямку беременной женщины?

  По моим подсчётам приближаешься к семи месяцам.

  Кто у нас там, наследник или двухстволка?

  – У нас наследник, который мне уже все печёнки отбил, справляюсь без особых проблем, ведь в универ ходить каждый день не обязательно теперь, дома пашет у нас никаёнщица, жрачку готовить некому, а стихи писать мне помощники не нужны.

  Вера натянуто рассмеялась.

  – Что у вас?

  – У нас в квартире газ, голый вассер, ни хрена не могу забеременеть!

  Летом приедем на родину, пойду проверяться, не доверяю я что-то здесь местным эскулапам.

  – Наташа, не переживай ты так сильно, я слышала такое от многих, что после долгого приёма противозачаточных таблеток случается, что и по нескольку лет не могут зачать.

  – Да, ладно, что ты меня успокаиваешь, у нас ведь ты есть, за двоих постараешься, и неважно, чьи бычки походили или какая коровка телилась, главное, телята будут наши!

  – Нет, моя дорогая, тельной коровой мне и на первый раз надоело быть уже до чёртиков, если бы ты только видела в какое безобразие я превратилась?!

  – Ай, не скули, всё равно не пожалею, беременная дело временное, я летом приеду, ещё с тобой на дискотеке оторвёмся и со школярами попрыгаем, так эти самцы с полными яйцами нам проходу не дадут.

  – Наташенька, как там Офер, как работается, чем в свободное время занимаетесь?

  – Ага, тему решила сменить?

  Ладно, так и быть, перейдём к скучному – медведь мой в полном порядке, свою яловую жёнушку вниманием в постели не обходит и при каждом удобном и не удобном случае, утверждает, что любит и о другой даже помыслить не может.

  – А ты можешь?

  Вера даже не поняла, как у неё сорвался этот дурацкий вопрос, но Наташа не дала ей времени извиниться.

  – Разве я тебе не говорила, что с первого раза, как только переспала со своим медвежонком, ни на одного мужика, ни разу не запала и не собираюсь, меня Офер во всех отношениях устраивает и, как мужик, и, как муж, а главное, как человек!

  – Прости меня Наташенька, я не хотела тебя обидеть...

  – Дурёха, какие могут тут быть обиды, что мало баб и мужиков, которые вешают рога или лапшу на уши, но, повторяю, мне этого не надо и совершенно не хочется.

  Работа у нас с ним здесь не тяжёлая.

  Евреев в Чили не так уж и много, израильские делегации эту страну посещают редко, а наши функции ведь в основном охранные.

  Где мы только со своими однополчанами не побывали – всю Латинскую Америку объездили, а вчера только из Штатов явились.

  Ой, что я тебе скажу, мой медведь, скоро перестанет быть медведем, он уже почти сорок кило скинул...

  – Что, перестал совершенно есть?

  – Да, жрёт, как и раньше, но по горам стал лазить и на велике гоняет, а я люблю местные танцы, если бы, ты только увидела, как я зажигаю, тут бы и родила!

  Всё, подружка, все лимиты с тобой проговорила.

  Может быть до твоих родов ещё позвоню, а если нет, то жди летом в гости.

  Давно уже Вера не была в таком приподнятом настроении.

  Что не говори, а Наташка для неё самое дорогое, что есть на свете!

  От последней мысли ей даже стало стыдно – а близкие? а Галь? а зарождающаяся жизнь в ней?

  Пожалуй, Натаху можно поставить в один ряд с Галем, его мамой и, наверное, с будущим ребёночком, но он, её мальчик, такой неспокойный в животе, пока ещё плохо воспринимался ею, как личность и с этим трудно было совладать, да и зачем.

  Вера прибыла на собрание поэтов с большим опозданием, из-за долгого телефонного разговора с Наташей.

  Чтение стихов и разбор полётов был уже в самом разгаре

  И поэтому у неё не было возможности близко познакомиться с известными на всю страну столичными корифеями.

  Она присела тихонька сбоку и стала слушать хорошие и так себе стихи и даже несколько раз принимала участие в их обсуждении.

  Игорь Губерман оказался мужчиной среднего возраста, среднего телосложения, а те стихи, что он любовно называл "Гариками", ввели девушку в шок, потому что, кроме остроты и тонкости выверенных фраз, они изобиловали не прикрытым матом, и хоть он был зачастую оправдан в коротких четверостишиях, но больно уж резал слух, хотя и вызывал непроизвольные улыбки.

  Наташке такое творчество понравилось бы наверняка.

  Здесь еврей и ты и я,

  мы единая семья:

  от шабата до шабата

  брат наёбывает брата.

  Надеждой душу часто грея,

  стремлюсь я форму ей найти;

  когда нет денег у еврея,

  то греет мысль: они в пути.

  Еврей, зажгя субботнюю свечу,

  в мечтательную клонится дремоту,

  и все еврею в мире по плечу,

  поскольку ничего нельзя в субботу.

  Напрасно осуждается жестокий

  финансовый еврейский хваткий норов:

  евреи друг из друга давят соки

  похлеще, чем из прочих помидоров.

  В соплеменной тесноте

  все суются в суету,

  чтобы всунуть в суете

  всяческую хуету.

  Все присутствующие буквально захлёбывались от смеху, а «Гарикам» Губермана, казалось бы, не будет конца, но он вдруг прервал своё чтение:

  – Всё ребята, на сегодня хватит, давайте уже послушаем что-нибудь пристойное.

  Тут, Илана, неожиданно для Веры, предложила гостям вечера послушать их молодую, но очень талантливую поэтессу.

  Такого развития событий девушка не ожидала, но делать было нечего, и она достала свой блокнот.

  Раскрыла страницу и глаза упали на недавно написанное стихотворение, совсем не оптимистического настроения и всё же решилась начать с него:

  Источник вечности – сюжет земной

  Парит над многоликим лихолетьем -

  историей, где в тайниках темно,

  Истерзанна безжалостною плетью.

  Народам предъявляет крупный счёт

  Ушедшим поколеньям и живущим,

  Но всё равно земля к себе влечёт

  За камнями скрывая рая кущи.

  Священный вид морей, пустынь и гор,

  а недра тайны прошлого скрывают.

  Развалины, как древности укор,

  Вбивают в сердце сожаленья сваи.

  Пожалуй, не найти других земель,

  Где современность с древностью, так слились,

  где полнится кровавая купель -

  Земле священной не являя милость.

  Не климат выбирали, а судьбу,

  срывая душу с кровью от истоков,

  а здесь на мир наложено табу,

  и жертвы множатся в борьбе жестокой.

  На карте мира мелкий лоскуток,

  на нём рождались мудрецы, пророки.

  Мы не явились подводить итог,

  а будущему вымостить дороги.

  Обычно Илана предоставляла каждому поэту прочитать по три стихотворения, ведь проявить себя хотели все, а время всегда было ограниченным, но на этот раз хозяйка салона не стала противиться желанию большинства, а оно требовало продолжения банкета, чтобы девушка читала и читала, настолько пленило их это стихотворение...

  Кинжал и яд оставим у Шекспира...

  Не Дездемона я, ты не Отелло -

  Мне не согреть тебя дыханьем страсти,

  Не пробегусь ладонями по телу,

  Не заслоню от жизненных напастей:

  Кинжал и яд оставим у Шекспира,

  У нас же не растраченные чувства,

  Волной на берег набегает лира,

  Нет проявления стихии буйства.

  Купаемся в закатах и восходах,

  То зажигаем звёзды, то их гасим:

  Для вечной лиры широта, свобода,

  А муза подпевает на Парнасе:

  У нас ведь в жизни разные маршруты,

  Имеющие цели и значенье,

  И только муза все срывает путы -

  Находим точки с ней пересеченья.

  Перед тем, как Вера покинула гостеприимную квартиру, к ней подошли незнакомые мужчина и женщина. Они были не примечательной наружности, но весьма настойчивые в своих стремлениях, предложив ей издать свой сборник стихов и готовы были в этом молодому автору оказать всяческое содействие.

  Эти люди утверждали, что у них в Иерусалиме есть приличные оформители, корректировщики и солидное издательство.

  Вере вручили визитную карточку и убедительно настаивали, чтобы она с ними связалась, а они постараются сделать оплату за издание первого сборника посильной, ей, как вновь прибывшей, ведь оказывается положена субсидия от министерства абсорбции.

  Вернувшись, домой, Вере так хотелось сразу же поделиться с мужем разговором с Наташей, свалившемся на неё успехе у важных гостей их литературного салона из Иерусалима, а особенно предложением издать свою собственную книжечку стихов и даже неважно, что за свой счёт... но делиться было не с кем, Галя в квартире на месте не оказалось.

  Вера достала из сумочки диск переданный ей сегодня Иланой Вайцман и прочитала на коробочке:

  «Музыка и исполнение песен под гитару текстов израильских русскоговорящих поэтов – Олег Фрейдман».

  Здесь была песня и на её стихи, но уже старая – всего на диске было тринадцать произведений.

  Вера вчиталась в названия и имена авторов, среди них было имя родной сестры Олега.

  Ей почему-то захотелось послушать именно эту песню, и она вставила диск в недавно купленный ей в подарок Галем крутой музыкальный центр.

  Автор слов – Полина Ладанева.

  У кофе странный вкус...

  Ты не вменяй в вину мне страхи искушенья -

  На поводке судьбы покорные бредём, -

  И ты прости мою внезапность отчужденья,

  И откровений бред, похожий на нытьё.

  Приблудные слова... (они всегда некстати),

  Подспудная тоска – бессмысленна до слёз.

  Фигура у окна – ни гордости, ни стати...

  У кофе странный вкус – солоноват... Курьёз.

  Вера дослушала очень короткую, но с глубоким содержанием песню и вытерла набежавшие слёзы – нет у меня уже тоже, ни гордости, ни стати.

  Очень ей сейчас хотелось кофе, но на часах уже близилась полночь, а у неё и так сна ни в одном глазу.

  Вскипятила молока, добавила мёду – говорят этот напиток способствует хорошему сну, Гиля всегда пьёт на ночь это снадобье.

  Раскрыла уже изрядно потрёпанный с оставшимися несколькими чистыми листочками блокнот и ушла в спасительное плавание:

  Любовь не может быть такой...

  Такой не может быть любовь,

  Что б злом по сердцу острой бритвой,

  Затем, спасительной молитвой

  Грех отмолить перед собой -

  Такой любовь не может быть,

  Что б без вины стать виноватой,

  Словами гневными распятой

  Попасть в заложники судьбы -

  Любовь не может быть такой,

  Что б лишь казаться милосердным,

  а рушить без конца усердно

  столь нужный любящим покой.

Глава 19

Апрель набрал силу и задышал благодатным теплом.

Правда, иногда задували с горячим песком ветра, но к хамсинам в это весеннее время пора уже было привыкнуть, потому что они повторялись год от года.

Вера находясь на седьмом месяце в своём интересном положении, особенно тяжело проживала эти дни, от страшной жары у неё буквально плавились мозги и останавливалось сердце.

Она, как никогда, со страхом ждала праздника Пейсах и последующие за ним длительные каникулы, предчувствуя, как ей придётся с тоской одной скрадывать дни вне университета и при этом, в таком не лёгком положении, когда никуда с её растущим день ото дня животом не выйдешь и особо не поедешь.

В тот памятный вечер, когда Вера в приподнятом настроении и полная радужных идей, вернулась после литературного салона домой и не застала мужа на месте, в крайне расстроенных чувствах, далеко за полночь ушла спать, но скоро проснулась, почувствовав, как рядом с ней прилёг Галь.

Он придвинулся поближе к ней и нежно начал гладить ладонью по высоко выступающему животу жены, явно стараясь привлечь к себе внимание.

Будто почувствовав руку отца, прикоснувшемуся к оболочке, отделяющей его от сует житейских, ребёнок резко задвигался в своём тесном помещении и упёрся сильной ножкой в гладившую его ладонь.

Вера мягко сверху положила свою ладонь на руку мужа, но не убрала её, а ещё плотней прижала к упёршейся в её бок ножке сыночка.

Они полежали несколько секунд в тишине, опасаясь нарушить хрупкое равновесие, так редко посещавшее их за последнее время.

– Веруш, завтра вечером начало Пейсэха.

– Ну, и что, чем этот день будет отличаться у меня от других?

– Я завтра уже не работаю, и мы сможем, как только справимся, поехать к моим родителям, если ты, конечно, не против?

– Хочу, ещё, как хочу, я, так и так, собиралась поехать к ним, куда мне ещё деться со своим пузом?

– Ты хочешь провести там несколько дней?

– Наверное, что мне одной дома делать, а там на воздухе побуду, для будущего ребёночка хорошо и мне далеко не вредно, а главное, отведу душу в разговорах с твоей матерью…

– А я чем буду всё это время заниматься, пока ты будешь отводить душу в разговорах с моей мамой?

– Думаю, что через два дня ты нас покинешь, а до этого будешь отсыпаться, ведь приходишь домой или поздно ночью, или вообще ночевать не приходишь.

Иногда мне даже кажется, что ты себе уже любовницу завёл.

Галь притянул к своему лицу голову жены и стал покрывать поцелуями волосы, шею, а затем, и потянувшиеся к нему припухшие от сна и слёз губы.

– Веруш, не надо говорить глупости, разве может быть для меня, кто-то дороже тебя?

Ты из-за своей беременности стала нервной, капризной и подозрительной, но ещё два месяца, и ты опять станешь весёлой, озорной и выдумщицей на всякие развлечения.

– Ну, по развлечениям и выдумкам у нас Наташка впереди планеты всей, но я бы уже с удовольствием сама что-нибудь выдумала эдакое, а то всё чаще и чаще у меня глаза на мокром месте.

– Веруш, у меня для тебя сюрприз!

– Золотой и с камнями?

– А, вот, и нет, меня Давид отпустил в отпуск на все праздники, и я десять дней буду рядом с тобой.

Если хочешь, то можем даже поехать куда-нибудь отдохнуть в гостинице?

– Дурачок, ни одна гостиница не может сравниться с вашим пардесом.

Вера присела на кровати и с нежностью медленно провела ладонью от шеи мужчины, до живота, двигаясь по пушистым зарослям на груди.

Она вдруг запустила шаловливые пальцы под резинку трусов мужа и легко отыскала восставшую плоть.

Галь приподнял бёдра, и жена приняла это, как руководство к действию.

Вера ухватила двумя руками боксёры, и сорвала с мужа, мешающую пальцам, губам и лону лёгкую ткань.

Нежными пальцами обвила вздыбившуюся плоть и медленно стала гладить её сверху до низу.

Галь застонал и начал быстро двигаться навстречу, подвывая от удовольствия.

Вера склонилась и губами обхватила головку и провела по ней языком.

– Веруш, моя Веруш, боже мой, как я тебя люблю, как я тебя хочу…

Вера неожиданно выпустила из сладкого плена добычу и потянула кверху через голову ночную сорочку.

– А тебе можно, не опасно для ребёночка?

– Можно и даже нужно!

И, она уверенно оседлала тело мужа, вводя недавно потерянную губами добычу в её законное место пребывания, исходившее живительными соками неимоверного желания.

Почти до самого утра, между занятиями любовью, они проболтали, обсуждая различные темы, близких людей, последние события и строили планы на будущее.

Оба отметили, что так они не разговаривали между собой уже несколько месяцев и решили, что в этом виноваты оба, потому что не желали подходить с пониманием к интересам и проблемам друг друга.

Засыпая, счастливая Вера подумала, что сегодня она получила от мужа не только обычное сексуальное удовлетворение, но и душевную близость, которой очень давно не имела.

В глубине души она, всё равно, вынашивала мысль, что далеко не всё идёт в их семейной жизни так, как хотелось и на что рассчитывала, начиная с их знакомства и яркой вспышки любви.

Дни праздника, проведённые в особняке родителей Галя, вернули в семью молодожёнов прежнюю атмосферу взаимопонимания, нежные и доверительные отношения и даже пылкую страсть, после чего, Вера выходила к завтраку, пряча глаза от смущения, опасаясь острого язычка Абрама.

Закончился Пейсэх и Вера полностью погрузилась в завершающую стадию дипломной работы.

Защита, как и ожидалось, прошла успешно и в начале мая её вызвал на ковёр профессор Зив Таль:

– Госпожа дипломированный инженер, позволю себе дерзость напомнить, что с тобой у нас были связаны определённые планы на будущее.

Семейная идиллия, ребёночек – это всё хорошо, но надо посмотреть чуть дальше своего кончика носа.

С первой степенью университета ты вряд ли найдёшь у нас в стране достойную твоим способностям работу.

Сегодня из бывшего Советского Союза наехало столько прекрасных инженеров и даже профессоров с учёными степенями, так что рынок в данный момент переполнен.

Они, возрастные уже специалисты, за малые гроши готовы выполнять любую научную и практическую работу.

Пойми, моя дорогая, получив диплом, ты с ним только вышла на рынок, где у покупателя весьма богатый выбор товара, а у тебя ни опыта, ни стажа…

– Простите профессор, но мне ведь в июне предстоит родить ребёночка, как я могу сейчас строить планы на будущее, я даже о ближайшем трудоустройстве думать не могу.

– О трудоустройстве не можешь, а вот подать документы в Хайфский технион можешь, кстати, мой перевод туда уже дело решённое.

– Но, профессор, к началу учёбы в университете моему сыну не будет ещё и пяти месяцев…

– Уважаемая, это твоя математика и ты сама эту задачу должна решить заранее.

Можно подумать с детьми в нашей стране не работают, не учатся и не занимаются научной деятельностью?

Ты ведь знаешь, что американский ракетоноситель с нашим аппаратом потерпел неудачу, он пропал из радаров, а вместе с ним пропали все наши труды и огромные затраченные деньги.

На новый подобный проект в Бар-Иланском университете средств нет или он не хочет больше субсидировать начинания в этой области.

Так вот, технион предоставляет мне эти средства, подходящее помещения и возможность набрать себе группу молодых специалистов даже с некоторой оплатой их занятости, по работе над этим интереснейшим проектом.

Так, ты, согласна?

Мне нужен от тебя конкретный ответ?

– На счёт поступления в технион у меня сомнений нет, но об участии в новом проекте только – предварительное могу выразить согласие, а точно смогу ответить после рождения ребёнка.

– Сообщи, пожалуйста, когда решится этот вопрос, месяц – это дело, пожалуй, может подождать, потому что я, очень заинтересован в твоём участии в проекте.

Не тяни только с подачей документов в технион.

– Хорошо.

Последнее слово она не произнесла, а выдохнула – боже мой, что это будет, как на это прореагирует Галь, как правильно поступить с ребёночком, разве она наездится каждый день из Тель-Авива в Хайфу, а там ещё придётся часто задерживаться, трудясь над проектом профессора Таля?

Вопросы, вопросы и, как на них и на те, которые ещё возникнут, найти ответы…

Как всегда, сомнения, размышления и терзания вылились строчками стихотворения:

  Если вдруг потеряешь ключи,

  Неприступной окажется дверца,

  От когда-то доступного сердца —

  Не дозваться, кричи, не кричи…

  Если нет путеводной звезды,

  Пробираешься по бездорожью,

  И с вершины сползаешь к подножью —

  Время быстро загладит следы…

  Если лопнет со звоном струна,

  Что ж, сдают в прошлом крепкие нервы,

  Иссякают терпенья резервы —

  Тут, дай Бог, не сойти бы с ума…

Вера сообщила Галю только о своём решении поступить в Хайфский технион на вторую степень.

О новом проекте профессора Таля она даже не стала заикаться, понимая всю абсурдность этого поступка, в связи со скорыми родами и предстоящем воспитании ребёночка.

Удивительно, но муж с пониманием отнёсся к её желанию продолжить обучение и напомнил Вере о том, что его мать предлагала свои услуги бэби-ситер, и почему не воспользоваться её прежним предложением нянчить их ребёнка, пока ему не исполнится годик.

Заметив:

– Веруш, ведь от Хайфы до нашего мошава меньше часа пути на машине, и ты сможешь не тратить много времени на дорогу.

Тебе нет никакой необходимости приезжать ночевать к нам домой.

Вера была тронута благоразумием мужа и пониманием, возникшей у неё ситуации.