Текст книги "Фрося. Часть 6 (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
глава 43
Алесь вернулся в зал с двумя большими кружками с чаем и пачкой печенья:
– Бабуля, промочи горло, я пока готовил чай, обдумывал твой рассказ и понял, что моя маман в своих высказываниях о тебе, была совершенно не справедлива.
– Алесик, меня совсем не интересуют её высказывания, я не вмешивалась в их семейную жизнь с Андреем, но была совершенно против их брака, потому что с самого начала понимала, что не в свои сани он лезет, но ладно, это уже в прошлом, зато на свете есть ты...
И она улыбнулась внуку.
– Бабуля, а ты можешь пить чай и рассказывать?
– Могу, могу. Как я тебе уже сказала в канун сорок третьего года родился Андрейка и мы его крестили в Молодечно, где ему дали польское имя Анджей. К этому времени дядя Алеся уже знал о нашем греховном союзе и упрекал себя в том, что воспрепятствовал, в своё время, нашему браку. Ты должен знать, что ксёндз Вальдемар также состоял в подполье, нет, он не вёл активной борьбы с фашистскими захватчиками, но костёл, где он проводил службы, стал местом явок. Следующей зимой в наших местах в рядах партизан оказался Степан, который бежал из немецкого плена. От одного из полицаев, который навещал нашу деревню с немцами, чтобы пополнить запасы продовольствия, Степан узнал, что я живу с мужем в деревне и у меня трое детей...
Алесь закусил палец.
– Могу представить, что он тебе устроил.
– Хотел, но не на ту нарвался. Я к этому времени тесно была связана с партизанами, постоянно снабжая их провиантом, и Степан пожаловал ко мне с этими ребятами. Да, у нас произошёл очень серьёзный разговор, где мой бывший мужинёк обвинил меня во всех страшных грехах и угрожал уничтожить Алеся...
– Бабуля, а ведь он мог...
– Мог бы, но я пригрозила ему, что зарублю его собственными руками топором, если он выдаст фашистам девочку или хоть пальцем тронет Алеся.
– Бабуль, он испугался?
– Думаю нет, но понял, что дороги назад нет, мы уже никогда не будем вместе, тем более, я ему под секретом сообщила, что Алесь состоит в подполье...
– Ну-ну, бабушка, а дальше.
– А дальше, летом сорок четвёртого фашисты устроили карательную операцию против партизан и к ним в плен попал Степан с ещё несколькими бойцами. Их зверски пытали и, возможно, скоро бы расстреляли, но Алесь и ещё один подпольщик ночью уничтожили охрану, открыли тюрьму и вырвали из плена израненных партизан. Затем, на подводе, запряженной конём, скрылись в лесу и направились в сторону наступающих советских войск...
– Всё, бабуля, ты меня угрохала, никакого фильма про воешку не надо, тут сплошные геройства, а среди героев мой предок.
– Не веселись, там было не до смеху. В подводе было больше десятка человек, но до наших позиций живыми добралось только трое – Алесь, Степан и ещё какой-то мужик...
– Ну, и всё, все мучения окончены, среди своих и скоро конец войны.
– Нет, мой милый, мучения для Алеся и Степана только начались. Стразу после перехода к своим, они попали в руки НКВД, а это почище было, чем гестапо, ну, по крайней мере, немногим отличалось. Там их допрашивали, избивали и грозили расстрелом и, в конце концов, оба угодили в лагеря. Степан через три года вернулся, а Алесь исчез на целых двенадцать лет...
Фрося замолчала, она сидела, прикрыв глаза, и о чём-то вспоминала. Внук смотрел на свою бабушку и в его сердце закипала волна гордости за неё, это его бабуля прошла такую тяжёлую жизнь и сохранила боевой характер и красоту.
– Бабуль, а дальше, как ты жила с тремя малыми детками после войны?
– С Алесем мы виделись в последний раз в марте сорок четвёртого. Но я тебе не говорила, что во время войны мы не испытывали нужды и голода, а наоборот, кормили партизан и сдавали требуемые продукты немцам. У нас был большой огород, а Алесь снабдил нас скотиной, и мы держали свиней и кур, а ещё, у меня была моя старенькая коровка, которую мне вернули соседи. После окончания войны и исчезновения Алеся, стало значительно хуже, кормушка больше не пополнялась, а продукты таяли. В один из летних дней я пешком пошла в Поставы и вошла в костёл к дяде Алеся, душа моя болела за моего любимого мужчину, и я ничего не знала о его судьбе. От ксёндза Вальдемара, я и узнала про нападение на тюрьму, про которое я тебе уже рассказала. Ах, да, Поставы уже были освобождены от фашистов. Ещё год я прожила с детками в деревне. Ксёндз Вальдемар взял над нами опеку, а потом мы переселились в его маленький домик, который находился рядом с костёлом...
Фрося вновь замолчала, погрузившись в воспоминания.
– Баба, ну, а дальше, что с ксёндзом, который мне почти прадед, и, что с моим дедом Алесем, не тяни, ведь я ничего про это не знаю.
– Алесик, дальше мало, что было интересного. Наступили очень трудные послевоенные годы, огородик у Вальдемара был маленьким, после исчезновения Алеся он начал заметно сдавать и скоро не смог вести службу. В это время, по-моему, в сорок седьмом году, вернулся из лагеря Степан – без глаза, весь переломанный и контуженный. Он хотел, чтобы я к нему вернулась, но я наотрез отказалась. Он страшно пил и превращался в полное ничтожество. Даже Вальдемар уговаривал меня сойтись с ним, чтобы спасти его от пьянки, а нас от голодной смерти, но я больше не поступилась своей совестью и гордостью. Так случилось, что Степан встретил какую-то вдову и она его вытащила из пьяного болота и захотела выйти за него замуж, но поставила определённые условия. Главные из них, чтобы он официально со мной развёлся, женился на ней и переехал к ней на хутор, за это он отписал мне свой дом, который к этому времени пришёл в запустенье. Я без слов согласилась, так в сорок восьмом году мы оказались в собственном доме. Мы, это я с детьми и ксёндз Вальдемар, который к этому времени окончательно сдал и нуждался в опеке...
В это время раздался телефонный звонок, который прервал рассказ Фроси. Недовольный Алесь побежал в прихожую.
глава 44
Алесь вбежал в зал:
– Бабушка, нас вызывает Исламабад!
– Кто вызывает?
– Бабуля, ни кто, а что, Исламабад это столица Пакистана.
Фрося подхватилась с кресла и понеслась в прихожую, отмахиваясь от вопросов Алеся. Она схватила трубку телефона и, приникнув к ней ухом, сквозь всевозможные помехи, услышала голос Ани:
– Мамочка, здравствуй, моя любимая, поздравляю тебя с Днём рождения!
– Анюточка, девочка моя хорошая, спасибо тебе, что даже в той дали, где ты сейчас находишься, не забыла про меня!
– Мамочка, о чём ты говоришь, я и забыла про тебя?! По сто раз на дню вспоминаю.
– Анютка, как ты там, что слышно?
– Мамочка, я хотела тебе позвонить чуть позже, когда больше выясню о судьбе Сёмочки, но сразу же сообщаю, в восемьдесят пятом году он был жив и находился в плену у каких-то бандитов...
– Боже мой, а сейчас?
– Мамочка, мне удалось напасть на его след, в каком-то лагере произошло крупное восстание военнопленных, где большинство восставших было уничтожено, но Семёна среди погибших там не обнаружено. По некоторым не проверенным сведеньям, его совсем недавно видели среди телохранителей у одного из влиятельных полевых командиров Афганистана...
Фрося зарыдала, она не могла больше произнести ни одного слова.
– Мамочка, миленькая, не плачь так, ведь самое главное, у нас появилась надежда, что он уцелел, теперь надо его обнаружить и вызволить из этой страшной мясорубки. Тут такая неразбериха, не поймёшь, кто с кем воюет, везде стреляют, такая нищета, просто жуть.
– Анечка, а, что дальше нужно предпринимать, где искать, с кем связываться?
– Я пока не знаю, буду связываться через Красный Крест с властными структурами Соединённых Штатов, Советского Союза и другими ведущими странами, которые смогут оказать влияние на того командира.
– Анюточка, береги себя, моя любимая девочка, ты мне вернула надежду...
Телефон в ответ молчал, их разъединили. Так Фрося и не поняла, слышала Аня её последние слова или нет. Фрося несколько раз пофукала в трубку, но та молчала, и она положила её медленно на аппарат. Подняла заплаканные глаза и встретилась с напряжённым взглядом Алеся:
Бабуля он жив?
– Кажется да, по крайней мере, есть большая надежда на это, Анютка обнаружила его следы.
– Позвони Тане, для неё это будет, как глоток свежего воздуха в вакууме.
– Да, да, мой мальчик, сейчас наберу её, я совсем растерялась.
Фрося услышала в телефоне приглушённый голос невестки:
– Мамочка, что ты так поздно звонишь, ведь уже одиннадцатый час, дети уже спят?
– Таня, у меня хорошие новости, только что звонила Анечка из какого-то Исламабада и сообщила, что обнаружены следы нашего Сёмочки.
В трубке раздался душераздирающий крик. Такого Фрося не ожидала, невестка билась в истерике, а телефонная трубка колотилась о пол. Вдруг она услышала заспанный голос Анжелы:
– Кто там, что случилось?
– Анжелочка, помоги маме, пусть она возьмёт себя в руки, ведь я ей сообщила хорошие новости.
– Подожди бабушка, у телефона, я сейчас напою маму холодной водичкой.
Через некоторое время Таня взяла трубку и сорванным осипшим голосом спросила:
– Мамочка, где он?
Фрося передала Тане содержание всего разговора с Аней, обе женщины плакали возле своих телефонов. Алесь взял из руки бабушки трубку, пожелал Тане спокойной ночи и, обняв за плечи, ничего не видящую от слёз взволнованную женщину, повёл в зал и усадил в кресло.
– Бабуля, мы ведь тоже не можем сидеть, сложа руки. Недавно с ребятами выступали в клубе афганцев, попробую через них пробиться наверх, чтобы включили все свои каналы.
– Алесик, я пойду в КГБ, там есть отдел, который занимается делами пленных, но страшно мне что-то, ведь Анютка сказала, что он служит у какого-то командира, значит, он не пленный.
Повисла тишина.
– Бабушка, выходит, что он предатель?
Фрося вдруг выпрямилась в кресле.
– А, кого он предал, Родину, которая послала его на эту бойню неизвестно на какой хрен, жену с детьми, ради, которых он, наверное, выжил или лучше было бы сложить голову и вернуться к родным в цинковом гробу, а, может ты хочешь сказать, что было бы лучше, вернуться домой искалеченным, обгоревшим или кастрированным? Ты, большой умник, но порох нюхал только в тире, а Сёмочка всего в жизни сам добился.
Вдруг голос Фроси осел, она закрыла лицо руками и тонко завыла. Сквозь всхлипывания, она шептала, обращаясь не то к Алесю, не то в пустоту:
– Да, Сёмочка многого добивался, многого достиг, всегда лез к чёрту в пасть, и сам всё разрушил.
Фрося оторвала руки от лица, тыльной стороной ладони размазала слёзы по щекам и тяжело вздохнула.
– Прости Алесик, нервы мои уже стали совсем не к чёрту, ты ни в чём не виноват, так воспитывает молодёжь страна советов, только от этих советов уже тошнит.
– Бабуля, я ведь ничего не утверждаю и сам многого не понимаю и далеко не со всем согласен, о чём нам вещает радио и телевиденье.
– Алесик, помолчи, пожалуйста, мой мальчик, дай мне самой во всём разобраться. Я сама отлично понимаю, что дороги назад в Советский Союз у него уже нет, но, главное, что он, скорей всего жив, а, где он будет потом жить, мне уже сейчас всё равно, надо только вызволить его из той мясорубки, как говорит Анечка, а дальше...
Фрося неожиданно прервалась, и застыла в кресле, глядя куда-то в пустоту. Алесь не сводил с неё глаз.
– Баба, может принести тебе что-нибудь сердечное?
Фрося вздрогнула, словно вышла из глубокого сна или забытья.
– Как у меня в жизни всё идёт наперекосяк. Вроде сегодня День моего рождения, должна радоваться, принимать поздравления, а на мою голову столько всего свалилось, как не вовремя уехал от меня Марк, как бы мне было бы легче переживать с ним навалившееся счастье, от которого мозги скоро лопнут, потому что не знаешь, как им распорядиться.
глава 45
В напряжённой тишине, повисшей в квартире, было только слышно, как тикают настенные часы, за плотно закрытыми окнами завывает, разгулявшаяся метель и бабушке с внуком, казалось, было слышно, как громко стучат их сердца. Алесь не выдержал и прервал это тягостное молчание:
– Давай, бабуля, пока больше не будем об этом, даже в русских сказках пишут, что утро вечера мудреней, сейчас мы с тобой вряд ли уснём, продолжи, пожалуйста, рассказ о себе в молодости, там ведь есть место и моему отцу. Ты говорила, что для меня в твоём повествовании найдётся много поучительного.
– Хорошо хитрец, приготовь, пожалуйста, нам ещё чаю.
Пока Алесь готовил чай, Фрося несколько успокоилась и начала соображать, как ей, в связи с тем, что выяснилось, следует поступать дальше. Скорей всего, надо как-то связаться с Америкой и в первую очередь с Леоном, он ведь обещал оказать помощь через еврейские организации, но у неё ведь нет его адреса и телефона. Значит, надо обратиться в американское посольство, найти ту строгую женщину, что постоянно маячила возле Марка. А ещё, надо посоветоваться со Стасом, прежде чем лезть в органы, а то так, можно многим своим близким навредить, а помощи не добиться. Вернулся с кружками чая Алесь:
– Бабуль, я слушаю...
– Я не помню на чём остановилась, в голове полная неразбериха.
– Бабуль, вы переехали в дом твоего бывшего первого мужа Степана вместе с ксёндзом Вальдемаром.
– Ах, да...
Фрося глотнула горячего чая.
– Правильно, это был сорок восьмой год, старшие дети должны были пойти в школу. Я всех троих детей перевела на свою девичью фамилию, они стали Госпадарские. Жизнь у нас складывалась туго, не было никаких средств к существованию. С огородика, что был рядом с костёлом, собрали совсем маленький урожай, его не могло хватить даже на пропитание, не говоря уже о весенней посадке, коровы не было, моя старенькая издохла ещё в сорок четвёртом, не за что было купить свинок и курей, работы для меня тоже не было. Дети стремительно росли, вырастали из своей одежды и обуви, я только тем и занималась, что перешивала им из старых костюмов Вальдемара и своих платьев, чтобы они могли закрыть свои тела от холода и сырости. Я тебе не сказала, что Рива вместе с девочкой, в пелёнках передала мне золотые украшения и я решила их продать, но где и кому...
– Бабуль, а пенсия от государства?
– Алесик, о какой пенсии идёт речь, когда Степан откупился домом, а Алесь считался врагом народа, да и неизвестно было, жив ли он вообще, а какую пенсию мог получать ксёндз, когда на веру началось страшное гонение?! Я пришла к Вальдемару, он жил в помещении кузни у нас во дворе и заявила, что больше не могу влачить жалкое существование, когда у нас в загашнике хранятся дорогие вещи, тем более, Рива на прощание крикнула мне, чтобы я их не жалела, а пустила на выживание. Вальдемар выслушал меня и посоветовал ехать в Вильнюс к евреям и там сбыть эти украшения, кроме этого, у него хранились десять золотых царских червонцев. И вот, я поехала в столицу Литвы. Не буду тебе рассказывать обо всех моих приключениях, но мне удалось осуществить эту операцию, продать небольшую часть имеющегося у нас золота, и мы стали богатыми...
Фрося улыбнулась своим воспоминаниям.
– Уже к весне я купила корову, свиней и кур, заготовила всё необходимое для весенней посевной и стала торговать на базаре. Всем окружающим я заявила, что продала выгодно дом в своей деревне, хотя за ту хибару, получила только корову. Заниматься с детьми у меня совершенно не стало времени и тут, мне на выручку пришёл Вальдемар, упокой господь его душу на том свете. Особое рвение к учёбе показал Андрей, который буквально в рот смотрел своему воспитателю и учителю, а тот в свою очередь тоже в нём души не чаял. Так сложилось с детства, что Стасик с Андрейкой совершенно не ладили друг с другом, а Анютка дружила с обоими и всячески пыталась их примирить. Почти двенадцать лет мне ничего не было известно об Алесе, но потом мне сообщили в органах, что он находится в лагере, а позже, что его определили на вольное поселение в каком-то посёлке в Сибири. Для поддержки Алеся, мы выслали ему посылку с продуктами и вещами, в которую также вложили один царский червонец. Можешь посмеяться над конспираторами, но Стас придумал спрятать золотой червонец в кусок сала и тот успешно дошёл до адресата. В органах я добилась разрешения поехать на поселение к своему любимому, но сдерживал мои действия очень больной к тому времени Вальдемар. Он и так был очень слаб, а после сообщения о том, что его любимый племянник Алесь жив, совсем сдал, потому что уже не чаял его увидеть. Вальдемар умер, а Стасу и Анютке в этот момент было по пятнадцать лет. Я пошла на то, на что не всякая бы мать решилась, отправила Аню в Вильнюс, устроив у очень хороших людей, А Стасик остался дома под присмотром соседки Оли, ведь он к этому времени поступил в наш городской техникум.
– Ну, ты ещё похлеще моей мамани, она отправила меня к незнакомой бабушке, а ты уехала, оставив детей одних.
– Как я тебе сказала, не совсем одних, Стас у меня был очень самостоятельным и не разбалованным, хорошо справлялся по хозяйству и вечно что-то мастерил...
– Бабуля, я в шоке, ну а дальше, куда ты дела моего отца?
– Никуда я его не дела, а мы вместе с ним отправились в длинный путь в далёкую Сибирь. Андрейка в дороге был мне отличным помощником и терпеливо вынес все тяготы переезда с пересадками в поездах, а затем, на грузовике.
Я тебе ещё не сказала, что Алесь писал нам, как он нас любит и не может дождаться встречи и я мчалась ни о чём плохом не думая, на встречу своей любви.
-
Ну, а там, как вы встретились?
– Всё, на сегодня хватит, не могу я это спокойно вспоминать, а голова сейчас забита совсем другим. Алесичек, позволь мне подумать о своём Сёмочке, мне сейчас необходимо побыть одной, ведь сегодня на меня обрушилось столько всяких новостей, а ещё ты растравил душу воспоминаниями о далёком прошлом.
– Бабуля, я вижу, что ты очень устала, но рассказать о твоём героическом прошлом, ты вызвалась сама.
И Алесь нежно поцеловал бабушку в щёку.
глава 46
Фрося поняла, что без помощи снотворного ей сегодня не уснуть. Она приняла сразу две таблетки и через короткое время провалилась в тяжёлый, но столь необходимый сейчас, сон. Пробудившись, поняла, что уже довольно поздний час, окно, не смотря на зиму, уже осветило спальню и находящиеся в ней предметы мебели и мелкие вещи. Голова была тяжёлая, сказывалось пережитые вчера треволнения и принятое на ночь снотворное. Нехотя поднялась с кровати и приступила к ежедневному утреннему распорядку. Алесь уже давно удалился на занятия в музыкальном училище, но на кухонном столе обнаружила от него записку:
«Бабуля, надеюсь, что проснёшься в добром здравии. Позвони немедленно Тане. Я тебя не добудился, а Анжелке необходимо с тобой срочно поговорить. Целую, Алесь.»
Фрося тряхнула головой, отгоняя последние признаки сонливости – ну, что там приключилось, сама ещё не знаю, что думать, что делать, куда бежать... Трубку телефона подняла Анжела, буквально после первого звонка:
– Бабушка, маме очень плохо, она не поднимается с кровати, ничего не кушает, не пьёт и только плачет.
– А, где Лена с Сёмой?
– Лену отправила в школу, Сёмочку завела в садик, а сама не пошла в школу, караулю маму, мне за неё страшно.
– Анжела, я сейчас приеду, не отходи от неё.
Фрося в считанные минуты собралась и вылетела из дому. Не успело сердце успокоиться от вчерашних стрессов, на тебе, новые. Старшая, не по годам взрослая дочь Тани открыла дверь и прошептала:
– Бабушка, как хорошо, что ты так быстро приехала, я не знаю, что мне с мамой делать, она заговаривается.
И девочка вытерла рукавом свитера слёзы. Фрося скинула шубу и прямо в сапогах рванулась в спальню, где на кровати лежала бледная, как полотно невестка, широко распахнутыми глазами, уставившись в потолок.
– Танечка, Танюшка, миленькая моя, что с тобой, моя хорошая, возьми себя в руки, ты ещё так нужна своим деткам, а скоро понадобишься Семёну...
Таня неожиданно улыбнулась:
– Не нужна я ему, не нужны ему наши дети, лучше бы он умер, чем бросил нас, лучше бы я его похоронила в цинковом гробу, чем жить и знать, что мы ему до лампочки.
И Таня забилась в рыданиях, даже не пытаясь вытирать обильные слёзы, текущие по бледным щекам. Каждое сказанное горькое слово невестки, резало душу Фроси без ножа, кромсая его на части, но она не дала воли своему гневу, а присела на кровать и обняла худенькое тело.
– Танюшка, мы пока ничего толком не знаем, кроме того, что он выжил в тех страшных условиях. Я уверена, что он это сделал ради тебя и ваших детей. Он не мог забыть тебя, и не мог предать, ведь он пошёл даже против моей воли, чтобы быть с тобою вместе.
Таня вдруг закричала:
– Зачем, зачем, зачем он пошёл на эту проклятую войну, в эту идиотскую армию, кому он что-то доказал?! Я не хочу больше жить, я не хочу больше жить!
И уже шёпотом:
– Я не хочу больше жить...
– Танюша, Танюша остановись, успокойся, возьми себя в руки, не пугай меня и деток, ты нам так нужна, ты мне нужна, мне самой хоть в петлю лезь, ведь это моя кровиночка, мой самый любимый сыночек.
Вместе с последними своими словами, Фрося затрясла безвольное тело ополоумевшей невестки, сама, заливаясь слезами.
– Танечка, доченька моя, давай пройдём через это, давай пересилим горе, я тебя никогда не брошу, деточка моя, мне самой так плохо.
У Тани вдруг высохли слёзы.
– Мама, не бросай моих деток если я умру...
– Дурочка, что ты говоришь, возьми себя быстренько в руки, мы должны всё с тобой одолеть, и обязательно встретится с нашим Сёмочкой, вы ещё нарожаете с ним деток, а я буду с вами рядом, я буду с вами рядом...
Фрося гладила по растрепавшимся волосам убитую горем невестку, сама она уже не плакала и полностью взяла себя в руки – ей нельзя раскисать, иначе трагедии не миновать. Убаюканная ласковыми руками Фроси, Таня забылась тревожным сном. Она вздрагивала и стонала, сжимала и разжимала пальцы, голубые тени легли под глазами, и без того худые щёки, буквально, ввалились: бедная девочка, кто мог подумать, что её так глубоко потрясёт моё сообщение, а ведь я ждала совсем другой реакции. Фрося вышла из спальни и встретилась с печальными, испуганными глазами Анжелы, в которых стоял немой вопрос. Она обняла за хрупкие плечи девушку и прижала к груди.
– Анжелочка, маме твоей очень плохо, но мы с тобой должны ей помочь, кто ещё это сделает лучше нас. Пока ей не станет лучше, я поживу у вас. Не отходи от неё не на минуточку, а я быстро съезжу к себе домой и привезу сумку со своими вещами.
– А Алесь?
– Не маленький, сам справится, да, и дома он почти не бывает, а покушать, может смело приезжать к нам.
По дороге домой и обратно, Фрося спокойно обдумывала сложившуюся ситуацию – надо всё сделать, чтобы вывести Таню из этого состояния, на лицо нервный срыв, трудно даже предположить, чем он чреват. В поликлинику её сейчас не завезёшь, а невропатологу показаться необходимо, а то так дойдёт и до психиатра. Отметая, весь бред, что наговорила невестка в запале, Фрося всё же не могла забыть горьких и во многом справедливых слов. Действительно, зачем он пошёл в эту идиотскую армию, имея за плечами учёную степень, кому и что он и, взаправду доказал, но сейчас обвинять его в предательстве и подлости очень преждевременно, ведь они ещё не знают всех обстоятельств пленения, условий в которых он там пребывал и, чем вызвана его служба у этого афганского полевого командира.
