Текст книги "Избранное"

Автор книги: Отто Штайгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

В иной ситуации это было бы, конечно, интересно, но в ту минуту мы слушали объяснение без должного внимания, ведь, охваченные нетерпением, мы думали только о том, как бы поскорее добраться до цели высоко в горах. Нами овладела жажда погони, мы боялись, что времени, потраченного здесь на всякие объяснения, не хватит там, в горах, и что итальянец уже пересек границу и сейчас находится в безопасности. И что тогда?

«Да, что тогда? – проговорил Штрассер. – Тогда все очень просто – придется повернуть назад. Мы ведь не можем преследовать итальянца по ту сторону границы. Даже если увидим его невооруженным глазом в тот момент, когда он будет спускаться в долину. В Италии нам нечего делать. Тогда уж придется расстаться с мыслью его поймать».

«А разве нельзя арестовать его в самой Италии? – поинтересовался Хайнц. – Это ведь преступник. Ну, например, с помощью «Интерпола».

«Да все они одинаковые, – заметил Мартин. – Похожие друг на друга».

Я поискал глазами Сильвио. Он стоял чуть в стороне, делая вид, что ничего не слышит. Но я-то знал, что он все прекрасно слышал. Поэтому я и сказал Мартину:

«Нельзя так говорить, что все они похожи друг на друга».

Штрассер со мной согласился.

«Так нельзя говорить, – подтвердил он. – Везде есть люди двух сортов, даже у нас. Но мы не имеем права преследовать его по ту сторону границы, в Италии, это точно».

«Но ведь никто нас не увидит, если все же рискнуть».

Мы рассмеялись. Штрассер тоже не удержался от смеха.

«Да, – сказал он. – Если бы мы увидели его прямо перед собой, а кто-нибудь из вас захотел бы перейти границу и привести его обратно, то я, наверно, закрыл бы на это глаза».

Полчаса спустя мы продолжили путь, разбившись на две группы. Штрассер со своей группой отправился на левый берег Засер-Фиспа, мы – на правый. Долгое время мы четко видели друг друга и поначалу даже могли переговариваться. Но потом тропинки взбежали на склон горы, и мы совсем потеряли друг друга из виду.

Было решено встретиться в шесть часов на таком расстоянии от теллибоденской хижины, чтобы итальянец нас не увидел. Мы знали, что времени у нас достаточно. Значит, можно было спокойно подняться на гору, но мы вдруг заторопились, прибавили шагу. Хотя все молчали, у каждого, кроме Сильвио, в голове было одно: первыми взойти на гору, чтобы захватить Каневари еще до прихода другой группы. А когда примерно в шесть часов явятся остальные, можно будет объявить: а мы его уже давно взяли. Он лежит связанный там, в хижине.

Об этом наверняка будет напечатано в школьной газете, а может быть, даже в утренних газетах. В «Бунде» или в «Бернер тагблатт»: бесстрашные гимназисты обезвредили опасного вора.

Мы быстро поднялись на гору, но через два часа нам все же пришлось устроить маленький привал. Просто сил больше не осталось – подъем был такой крутой, и надо было чуточку передохнуть и немного утолить жажду.

Мы уже решили идти дальше, как вдруг слева чуть выше по склону горы увидели заброшенную хижину. Заметив ее раньше других, я предупредил Артура, и он тотчас же скомандовал: всем в укрытие! Надо было обязательно осмотреть эту хижину. Облазить и тщательно обследовать все углы, где бы мог спрятаться Каневари.

«Один из нас должен войти в дом, чтобы выяснить, был ли он здесь», – решил Артур.

Мы возразили, одному идти рискованно. Не исключено, что итальянец до сих пор там. Тогда какой смысл заходить одному, тем более что у Каневари может быть в руках нож.

– Артур, конечно, мог бы зайти один, – замечает Карин, – но он тоже струсил.

– Уж не знаю, струсил или нет. В любом случае было бы разумнее проникнуть в хижину не в одиночку. Я не думаю, что Артур струсил.

– Тогда мы решили войти все вместе, чтобы осмотреть хижину изнутри.

«Ступайте, ступайте. Но только без меня», – предупредил Сильвио.

Почему он не захотел пойти вместе с другими, я не понял. Когда я с остальными направился было к двери, он проговорил:

«Оставайся здесь, Петер. Они это проделают без тебя. Ты им совсем не нужен».

Так я остался вместе с Сильвио. Мы залегли и стали наблюдать, как они, осторожно переползая от одного кустика к другому, приближались к хижине.

«А почему ты не захотел пойти?» – спросил я.

«Не нравится мне все это», – ответил он.

«Что тебе не нравится?»

«Все. Вся затея не нравится. А особенно то, что это доставляет вам такую радость».

«Это же так – забава», – ответил я.

«Может, для вас. А для него? Если он попадется вам в руки, от тюрьмы ему не отмотаться. Это уж точно. Вот тебе и забава».

«Но он ведь украл. Украл наши деньги».

«Да, знаю. Только мне не известно, почему он это сделал. Может, ты знаешь?»

«Нет. В конце концов, это наши деньги».

Сильвио закрыл глаза и перевернулся на спину. Во рту у него была травинка, которую он некоторое время спокойно жевал. Потом бросил словно невзначай:

«Да, ты, конечно, прав».

Но по его голосу я понял, что он со мной не согласен и не расположен больше говорить на эту тему.

«Если кто-то стащит у тебя шестьсот франков, – продолжал я, – разве ты не заявишь в полицию?»

«Если кто-то стащит у моего отца шестьсот франков, а я этого человека знаю, то в полицию заявлять не стану».

«Но почему? Вот это мне не понятно».

«Мне трудно объяснить почему. Наверно, потому, что, мне кажется, у моего отца и так всего много. Но это мои догадки. Точно я тебе объяснить не могу. К тому же эта погоня вызывает во мне отвращение».

«А что здесь не так? Мы же пытаемся настичь преступника, чтобы передать его в руки полиции. Ведь и сама полиция этим занимается».

«Когда этим занимается полиция, – сказал Сильвио, – это совсем другое дело. Хотя я ни за что не хотел бы стать полицейским, тем не менее это их работа, им за это платят деньги. Для вас же это – забава! Вот в чем разница».

Через полчаса все вышли из хижины.

«Никаких следов Каневари. Ерунда какая-то, – произнес Артур. – Только потеряли драгоценное время. Но теперь вперед. А то нас другие обгонят».

Он хотел сразу же продолжить погоню, но остальные явно устали. Их мучила жажда. А еще хотелось сбросить обувь и освежить ноги в воде. Это заняло четверть часа, после чего все двинулись в путь.

Несмотря на вынужденный привал, примерно в шесть часов мы добрались до хижины. Иногда в зависимости от дороги ее было видно еще издали снизу. Мы сразу догадались, что это и есть теллибоденская хижина: массивное строение с шиферной кровлей и маленькими оконцами. Подойдя ближе, мы увидели поднимавшуюся из трубы струйку дыма. Значит, Каневари здесь. Мы остановились метрах в двухстах от хижины, чтобы итальянец не заметил нас, если он вдруг выглянет из окна. Артур так и рвался на штурм хижины, но Сильвио посоветовал дождаться прибытия Штрассера с его группой. И он оказался прав. Штрассер, конечно бы, очень обиделся, если бы мы захватили Каневари без его участия. В обиде была бы, разумеется, и вся его группа. Поэтому решили обождать. От нетерпения мы пошли им навстречу. Впрочем, долго спускаться с горы нам не пришлось, потому что они были уже на подходе. Мы рассказали им, что Каневари наверняка в хижине, так как из трубы идет дым. Тогда все руководство операцией взял на себя Штрассер. Необходимо действовать с предельной осторожностью, сказал он, чтобы не подвергать себя ненужному риску. Ответственность за все несет он. Мы должны помнить об этом. Мы следовали за ним, поднимаясь все выше в горы, пока не увидели хижину прямо перед собой на расстоянии приблизительно пятидесяти-семидесяти метров. Мы находились на опушке кедровой рощи, под прикрытием которой приблизились вплотную к нашей цели. Перед нами была усеянная камнями площадка, с противоположной стороны которой виднелся вход в хижину.

«Всем залечь, чтобы он нас не увидел», – скомандовал Штрассер.

Мы были очень взволнованны. Можешь себе представить, насколько все были возбуждены. Ведь Каневари находился совсем рядом – метров сто, не более. Азартом погони был охвачен и сам Штрассер. Говорил он приглушенным голосом, хотя Каневари ни за что не услышал бы, говори он даже обычным. Пока все идет великолепно, сказал Штрассер. Улизнуть ему не удастся. Но нам следует проявлять максимальную осторожность, надо тщательно продумать все до малейших подробностей. Времени у нас достаточно. До наступления темноты еще целый час. Вначале необходимо изучить окрестности. Это он берет на себя, а мы должны ждать на месте. С ним может пойти кто-нибудь из нас. Кто хотел бы? Хотели все. Но Штрассер без колебаний выбрал Артура. Под прикрытием деревьев оба отправились на выполнение задания. Мы смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду. Потом мы залегли и без лишних жестов переговаривались шепотом. Залечь отказался только Сильвио. Сидя на камне, он поглядывал на хижину. Вид у него был какой-то странный, но во взгляде решительность. Вдруг до меня дошло, что у него было в мыслях. И тогда меня охватил страх. Не из-за того, что итальянец мог улизнуть, а мы, значит, зря совершили мучительное восхождение, так и не сумев вернуть украденные деньги, а за Сильвио. Если он успеет предупредить итальянца – а Сильвио собирался это сделать, по нему было видно, – то ему несдобровать, хоть он и самый сильный в классе. Ребята отомстят ему за это каким-нибудь другим способом. Он восстановит против себя даже Штрассера. И по крайней мере целый год Сильвио будет окружен враждебностью. А по истории и немецкому, которые преподает Штрассер, у Сильвио и так плохие отметки. Он находился от меня на расстоянии более десяти метров – сидел выпрямившись у кустарника, когда другие залегли. Я не мог ему крикнуть, чтобы он лег на землю. До него надо было еще ползти. Тесно прижимаясь к земле, я на локтях стал потихоньку продвигаться вперед. Приблизившись к нему на несколько метров, я шепотом окликнул его. Сильвио услышал, но не пошевельнулся. И тогда у меня уже не осталось сомнений, что он каким-то образом собирается предупредить итальянца.

«Нет, Сильвио, – прошептал я, – не делай этого».

Он не пошевельнулся. Он продолжал сидеть выпрямившись, в застывшей и неестественной позе, как статуя, неотрывно глядя на хижину. Я повторил:

«Не делай этого! Мы хотим, чтобы он вернул наши деньги».

«Катись отсюда, – произнес он не шелохнувшись. – Проваливай и оставь меня в покое».

«Если ты это сделаешь, все тебя возненавидят. Тогда нам придется вернуться домой, и за это все тебя возненавидят».

Может, Сильвио и не думал об этом. Вдруг он неторопливо повернулся ко мне и сказал:

«Да, ты, наверно, прав».

Тут Сильвио как-то поник. Достал себе сигарету, а пачку протянул мне. Только не здесь, сказал я, давай отойдем немного в сторону. Сильвио уже приподнялся и почти выпрямился, но ребята, что находились поблизости, замахали руками: только не вставать, а то нас увидят.

Мы, пригнувшись, отошли метров двадцать назад, сели под кустом и закурили. Я испачкал джинсы, но мне было все равно.

«Ты хотел нас предать», – проговорил я.

Глаза у Сильвио, спрятанные за стеклами очков, кажутся очень большими. Когда он смотрит на меня, я тут же отвожу взгляд в сторону, я не выдерживаю его взгляда. Когда я сказал Сильвио, что он хотел нас предать, я сразу почувствовал на себе его взгляд. Я опустил голову в ожидании его возмущенного: «Нет, это не так». Но Сильвио совершенно неожиданно произнес: «Да».

«То есть как? Он ведь украл наши деньги. А мы просто хотим вернуть их назад. И больше ничего».

«Это ты мне сегодня уже объяснял. Вы хотите поймать итальянца. И вам это доставляет удовольствие. Так, что ли?»

«Конечно. Но сейчас мы, кроме того, обязаны довести дело до конца. Ведь это нам поручил полицейский».

«Может быть, ты считаешь это своим долгом, – проговорил Сильвио, – а я нет».

Увидев, что вернулись Штрассер с Артуром, мы погасили свои сигареты и подошли к остальным. Штрассер рассказал, как выглядит хижина с другой стороны: достаточно высокий галечный откос, примерно метров на сорок, к которому примыкает рощица, такая же, как и с этой стороны – сплошь кедры и сосны.

«Сейчас каждый должен вооружиться дубинкой или палкой, – сказал он, – потом будем окружать хижину. С другой стороны есть сарай, в который ведет узкая дверь. А что, если из этого сарая можно попасть наверх. Окна там на высоте второго этажа. Таким образом, через окно ему убежать не удастся, разве что прыгнуть со второго этажа на галечный откос. Но на такое он не пойдет, это – довольно рискованное дело. Тем не менее важно проявлять осторожность, и прежде всего потому, что нам неизвестно, ведет ли дверь только в сарай. Поэтому надо выделить шестерых, чтобы был пост у галечного откоса. Остальные вместе со мной будут штурмовать вход в хижину. Но учтите: здесь требуются смелые и решительные действия. Если итальянец не пожелает сразу сдаться, не вздумайте бросаться на него в одиночку, только все вместе. Уж лучше пусть он пострадает, чем кто-нибудь из вас».

«Ясно, – сказал Мартин, – все на него, и, прежде чем до него дойдет, что произошло, он уже будет лежать связанный».

«Тогда вперед, чего мы ждем», – проговорил кто-то.

«Времени у нас достаточно, – заметил Штрассер. – Улизнуть ему все равно не удастся. Мы начнем штурм, как только немного стемнеет. Ведь в сумерках легче подойти вплотную к хижине».

Артуру вместе с пятью ребятами было поручено занять исходную позицию с противоположной стороны хижины. Он быстро набрал людей, причем на этот раз в пятерку не попали ни я, ни Сильвио.

В роще мы насобирали дубинок и палок. Рассекая воздух своей палкой, чтобы проверить силу удара, я на мгновение вспомнил о Сильвио. Он говорил, что это настоящая охота на человека. Конечно, разговор с ним немного омрачил мою радость от всей этой операции. Но я попытался внушить себе, что Сильвио не прав и что он против погони только потому, что Каневари – итальянец. Если во всем этом есть что-то порочное, то какой тогда смысл в передаче «Шифр XV», ведь она словно приглашает телезрителей участвовать в поимке преступника. В нашем случае таким преступником является Каневари. Поэтому наш долг – задержать его и передать в руки полиции. К тому же все это увлекательно. Жутко увлекательно.

Вооружившись кто чем мог, мы снова собрались на опушке рощицы, где нас ждал Штрассер. Поскольку времени было предостаточно, он неторопливо проговорил:

«Если кто-нибудь из вас не желает участвовать в этой операции, пусть скажет, пока не поздно. Мне нужны только добровольцы».

Колеблющихся не было.

«Артур, сверим часы, – предложил Штрассер. – На моих сейчас 18.12. Начало операции в 18.30. Все ясно?»

Мы кивнули в знак согласия и сверили свои часы. Вся эта история представлялась нам еще более увлекательной, чем какой-нибудь детективный фильм по телевизору, потому что мы оказались в роли настоящих участников, а не просто зрителей. Я спокойно сидел, держа палку в руке. Ладонь от возбуждения была влажной. В таком же состоянии находились наверняка и другие, в том числе и сам Штрассер.

«Я должен выкурить еще одну сигарету, чтобы успокоиться», – сказал он.

Артур дал своим подчиненным знак к началу операции. Вдруг именно в этот момент открылась дверь, и на пороге хижины показался Каневари. Теперь мы впервые увидели его перед собой живьем. Он был действительно невысокого роста. Его возраст примерно соответствовал описанию полицейского. Конечно, в это даже трудно было поверить – Каневари собственной персоной, который уже через несколько минут окажется в нашей власти, вдруг вырос перед нами. Все мы радовались, что наконец-то увидели его, и теперь уже нисколько не сомневались в том, что сладить с ним будет проще простого.

Во рту у Каневари была сигарета. Он огляделся, но без тени недоверия, скорее с видом человека, который в дверях собственного загородного дома наслаждается закатом, разглядывая небо и окрестности.

Я подумал, что Каневари сразу же повернется и захлопнет за собой дверь, но он не уходил. Видимо, ему нравилось стоять под открытым небом. Докурив сигарету, итальянец бросил окурок и зевнул. Но когда он повернулся, чтобы войти в дом, Сильвио вдруг вскочил и громко закричал: «Эй, Каневари! Беги, беги!» – а потом еще что-то непонятное по-итальянски. Итальянец обернулся, увидел Сильвио и всех нас, потому что мы тоже вскочили. Видимо, Каневари сразу сообразил, в чем дело. До него явно дошло, чего ради мы все здесь собрались. Какое-то мгновение он пребывал в оцепенении и нерешительности. Затем с быстротой молнии вбежал в дом, захлопнув за собой дверь.

От поступка Сильвио мы все оторопели не меньше, чем итальянец. Мы выскочили из укрытия, не понимая, что нам теперь делать. Мы видели, как Сильвио спокойно идет в нашу сторону, наблюдали за тем, как Каневари закрывает в доме ставни.

Первым пришел в себя Штрассер.

«Артур, – скомандовал он, – вместе со своими людьми построиться позади дома. Если он попытается сбежать, вы бьете тревогу. Нельзя же дать ему уйти».

Артур со своей пятеркой бросился выполнять приказ. Остальные стали окружать Сильвио, который невозмутимо поглядывал по сторонам, прислонившись спиной к сосне. Он всех нас привел в ярость. И меня тоже. С дубинками в руках его окружили тесным кольцом. Я стоял чуть в стороне и думал о том, что если они накинутся на Сильвио с дубинками, то наверняка его убьют. Я посмотрел на Штрассера, потому что только он еще мог остановить надвигавшуюся беду. Учитель медленно приблизился. Он, разумеется, понимал, что они вот-вот набросятся на Сильвио, но не очень торопился. Видимо, его совсем не беспокоило, что сейчас вспыхнет драка. Я подумал, стоит кому-то задраться, как все набросятся на Сильвио, и тогда уже будет поздно. Сильвио, наверно, думал то же самое. Тут я впервые заметил страх в его глазах.

«Трус, предатель, гад», – орали они, ожидая, что кто-то даст сигнал, ударив первым. Тут к ним приблизился Штрассер и громко крикнул:

«Тихо! Слушайте меня внимательно! Никто не притронется к нему! Никто! Понятно?..»

Кольцо вокруг Сильвио разжалось, и в него вошел Штрассер. Так удалось отвести первую опасность. Штрассер приблизился вплотную к Сильвио и сказал:

«Тому, что ты сейчас сделал, есть только одно название: предательство. Своим предательством ты исключил себя из нашего сообщества. Исключил, понимаешь? Сегодня я скажу тебе откровенно, Сильвио Контини: ты никогда не был мне симпатичен. В тебе всегда было что-то скрытое, если не сказать – лживое. Своим предательством ты подтвердил, что мое недоверие к тебе было оправданно. Тебя здесь никто не тронет. Твои товарищи покарают тебя не кулаками, а своим презрением. Не думай, однако, что все тебе сойдет с рук».

«Ему в любом случае не место больше в нашем классе», – прокричал Мартин. Другие с ним согласились. Потом, несмотря на предостережение Штрассера, ими вдруг снова овладело чувство мщения. Они толкали его, пинали ногами. Штрассер все это видел, но молчал. Сильвио никак не выдавал своего волнения, разве что отдернул ногу, когда кто-то хотел наступить ему на голень.

Карин откладывает в сторону кисть. Закончив красить нижнюю кромку, она спрашивает:

– И Артур тоже?

– Что?

– Артур тоже бил его?

– Артура не было. В это время со своей пятеркой он находился за домом.

– Ты считаешь, – спрашивает Карин, – если бы Артур был рядом, он тоже стал бы пинать Сильвио ногами?

– Откуда я знаю. В общем, ребят можно понять. Ведь своим поступком Сильвио возмутил весь класс. И меня в том числе. Вот все и решили ему отомстить. Лично мне это понятно.

– Ты тоже принимал участие?

– Я? Нет, конечно, пет. Ведь Сильвио – мой друг.

Петер чувствует: Карин что-то не нравится. Такой Петер видел ее уже не раз: нижняя губа зажата между зубами, а на лбу вертикальная складка. Словно она о чем-то размышляет, зная наперед, что ей не удастся все разгадать, не удастся найти правильное решение.

– Если он твой друг, – произносит она наконец, – ты должен был обязательно его защищать.

– Но они в общем-то и не били его по-настоящему.

– Не важно. Все равно тебе надо было подойти к нему и показать, что ты на его стороне.

– Я? Против всего класса? А что толку? Все вышло бы еще хуже.

Карин снова замолкает. У Петера на душе кошки скребут. Можно себе представить, что она сейчас о нем думает. Наверняка что-то обидное. Я действительно, не задумываясь, встал бы на сторону Сильвио, если б был уверен, что этим не осложню дело. Но объяснять ей это бессмысленно – она все равно не поймет и будет только повторять: он же твой друг. Как ей втолковать? Я бы так сказал: ну что из того, что друг. Откровенно говоря, я просто-напросто испугался. Честно и откровенно: испугался. Их было слишком много. А за ними Штрассер, который не больно-то спешил их разнять.

– У меня все еще был заплывший глаз, – добавляет Петер. – Знаешь, как это больно. Уже поэтому я не мог бы ему помочь.

– Если даже он твой друг?..

«Ну, опять за свое, – думает Петер. – Интересно, как она себе это представляет». И говорит:

– Но ведь быть другом – это не значит подставлять себя за него в драке.

– Тогда нечего считать его своим другом.

– Нет, он мой друг. А что тут такого, если я скажу, что он действительно мой друг.

– Мне надоело малярничать, – говорит Карин. – Разве комнату надо обязательно закончить сегодня?

– Не важно когда. Может, чай поставить? Уже половина четвертого.

– Как хочешь, – произносит в нерешительности Карин. – Мне абсолютно все равно.

Петер спускается со стремянки на пол. «А ведь Карин может теперь и подтрунивать надо мной из-за того, что я не пришел Сильвио на помощь. Если бы он решил постоять за себя, то сделал бы это сам. Тогда я не колеблясь поспешил бы к нему на выручку. Это уж точно».

Петер идет на кухню, ставит чайник на плиту. «И все же это не так, – размышляет он, – нет, не поспешил бы я ему на выручку. Не пошел бы против всех».

Карин немного задерживается в комнате, потом тоже идет на кухню.

– Штрассер доложил директору гимназии об этой истории? – спрашивает она.

– Нет.

– Это правда?

– Абсолютно.

– А откуда ты знаешь?

– Если говорю, значит, знаю. Теперь, когда я все тебе рассказал, и ты все знаешь.

– Я считаю, что он поступил благородно.

– Вполне возможно, что он доложил бы о случившемся, я даже уверен в этом. Но затем вся эта история приняла неожиданный оборот.

– Какой же? Ну расскажи.

– Ты ведь мне даже рта не даешь открыть. Все время повторяешь, что я должен был прийти на помощь Сильвио, но ведь никто в помощи и не нуждался. Они же в общем-то его и не били. А Штрассер, который какое-то мгновение наблюдал за происходящим, скомандовал:

«Теперь оставьте его! Итальянец важнее. Пошли!»

– Когда мы оказались на опушке, Штрассер, сложив ладони рупором, крикнул:

«Каневари, выходи! Немедленно! Дом окружен. Бегство невозможно».

По правде говоря, меня умиляла наивная вера Штрассера в то, что итальянец, спрятавшись в хижине за плотно закрытыми ставнями, станет прислушиваться к этим призывам. Он и хотел бы бежать, да не мог. Все было ну прямо как в кино. Там, даже несмотря на то, что не очень всему веришь, такое может показаться увлекательным, хотя не вполне правдоподобным, так как постоянно ловишь себя на мысли: ведь это только кино. У нас же все было на самом деле и по сравнению с подобной сценой в каком-нибудь вестерне это, естественно, воспринималось по-другому, причем настолько, что даже трудно описать. В любом случае я, наверно, отдал бы все, что у меня было и есть, чтобы не упустить шанс быть свидетелем этого зрелища.

Мы обступили доктора Штрассера плотным кольцом в ожидании, что же ответит засевший в хижине итальянец. Но никакого ответа не последовало. Один из нас, кажется Мартин Финк, сказал:

«Он не будет мешкать и попытается удрать. Они всегда так поступают, причем когда от них меньше всего этого ожидают. Я часто наблюдал».

«Нас он не застанет врасплох», – заметил Штрассер.

«Сильвио надо будет связать, – проговорил Мартин. – Ведь если он сбежит, то наверняка окажет содействие итальянцу. Тогда плакали наши денежки, и мы останемся в дураках».

«Но только до тех пор, пока Каневари не будет в наших руках», – добавил Штрассер.

Я молчал, потому что возражать было бесполезно. Они ведь даже не стали бы меня выслушивать, а мое мнение только бы насторожило их. Поэтому я предпочел молчать, хотя и был не согласен.

Сильвио стоял на том же самом месте, прислонившись спиной к дереву.

«Ну-ка, сядь на землю!» – скомандовал Штрассер.

Сильвио подчинился. Они связали ему руки, зацепив веревку за ствол дерева.

«Сам виноват, – сказал Штрассер. – В принципе я против такой меры. Но мы не можем рисковать, ведь ты не упустишь случая помочь итальянцу, если тот попробует сбежать. Ты будешь связан до тех пор, пока это необходимо».

Сильвио не сопротивлялся. Он даже добровольно отвел руки назад, причем на его лице не отражалось ни возмущения, ни унижения. Ребята снова устремились к хижине, и я остался один около Сильвио. Мне было очень неприятно видеть, как он на корточках сидит передо мной, руки за спиной, да еще привязаны к дереву.

«Может, тебе принести попить?» – спросил я его.

«Нет, – ответил он. – Я не хочу пить».

«Или что-нибудь поесть? Или дать закурить?»

«Не надо ничего».

Весь страх его улетучился. Он словно не видел меня, его взгляд был устремлен куда-то в пустоту, и я перестал для него существовать. По этому взгляду я понял, что он разочарован во мне. Может, даже более чем разочарован. Мне хотелось объяснить ему, что было бы бессмысленно и даже глупо вступаться за него.

«Ты должен меня понять…» – начал я.

«Конечно, я понимаю», – прервал он меня.

«Ну, вот и хорошо».

«Но хуже, что ты так ничего и не понял».

– А что он имел в виду? – спрашивает Карин.

– Тогда я это еще не очень понимал. По крайней мере, не так, как сегодня.

– Итак, Штрассер крикнул еще раз: «Эй, Каневари! Выходи! Даем тебе еще пять минут на размышление. Если через пять минут не сдашься, будем брать дом штурмом. Тогда уж не взыщи, если придется применить силу. Сам виноват».

Я надеялся и, наверно, все надеялись, что Каневари не пожелает сдаться. Тогда мы будем штурмовать дом, чтобы захватить итальянца на месте. Потом я оставил Сильвио одного и пошел к остальным.

– И как ты мог оставить его одного? – спрашивает Карин.

– Как, как? Всегда один и тот же вопрос. Да я и сам не знаю как. Просто пошел к остальным. Я ведь стараюсь честно рассказать тебе все как было, хотя мне это не просто. О некоторых вещах я предпочел бы не говорить. Вот так. Пожалуйста, чай.

– Потом ты собираешься продолжить красить?

– Нет. Больше не собираюсь.

– Если хочешь, мы могли бы немного поплавать в бассейне у меня дома.

– Не стоит, пожалуй. Я не хотел бы купаться в вашем бассейне.

– Почему? Тебе не нравится наш бассейн? Или потому что Артур позволил себе несколько идиотских замечаний?

– Я еще ни разу не видел ваш бассейн вблизи, поэтому мне трудно сказать, нравится он мне или нет.

– Или ты боишься встретить там мою маму и бабушку? Они там бывают только до четырех часов. Потом пьют чай, а потом у мамы встречи в разных обществах. У бабушки свои дела. Массаж или что-нибудь в этом роде. Поэтому мы будем там одни.

– А Артур?

– Сегодня после обеда он с кем-то играет в теннис. Кажется, отборочная игра за выход в более высокую группу. В любом случае для него чрезвычайно важное событие. Сегодня на обед он ел только салат. А ты играешь в теннис?

– Нет.

– Почему?

– Иногда ты задаешь такие вопросы, что остается только пожимать плечами.

– Ты прав, – говорит Карин. – Иногда я действительно задаю глупые вопросы.

– Я не играю в теннис, потому что у меня нет ракетки, нет теннисных туфель и мяча. Потому что я не член клуба и у меня нет на это времени. Дело в том, что по вечерам я вынужден продавать газеты.

– Я знаю. И сколько ты за это получаешь?

– Десять франков за вечер.

– А сколько времени ты работаешь каждый вечер?

– Это зависит от того, как быстро я распродам газеты. В общем, час-полтора.

– Надо сказать, что платят тебе не так уж много.

– И все же на эти деньги я могу многое себе купить.

– Значит, зайдем ко мне? Там мы наверняка будем одни.

– Что ж, ладно. Но только до шести часов, не позже.

– Хорошо. Рассказывай дальше.

– Только не спрашивай каждый раз: а как? а как?

– Значит, вот. Итальянец так и не сдался. Когда истекли пять минут, Штрассер послал одного из нас к остальным, дежурившим за домом, с приказом штурмовать одновременно с нами заднюю дверь. После того как тот вернулся, Штрассер громко объявил: «Теперь вперед!» – чтобы эту команду было слышно и находившимся за домом.

«Дверь штурмовать поодиночке, – сказал нам Штрассер. – Каждый мчится к ней изо всех сил. Каждый последующий срывается с места, когда предыдущий добежит до двери. И не забудьте про свои дубинки. Начну я».

И Штрассер с разбегу кинулся к двери. Добежав, он дал знак следующему. Между тем я неотрывно следил за окнами дома в ожидании, что вот-вот приоткроется ставень и из него высунется револьверное дуло. Но ничего так и не произошло. Поэтому я бежал спокойно предпоследним, уверенный в том, что никакая опасность мне не угрожает. Теперь-то мне стало ясно, что никакого револьвера у Каневари нет, из-за чего все вокруг предстало как во сне или словно на съемках какого-нибудь вестерна или детектива.

Собравшись в кружок, мы стали колотить дубинками по закрытой двери, из-за чего внутри стоял, наверно, невообразимый грохот. Но дверь не поддавалась.

«Нет, так дело не пойдет, – сказал Штрассер. – Так мы ничего не добьемся. Дверь придется взломать. Наляжем все вместе. Внимание! Раз, два, взяли!»

Как раз в тот момент, когда прозвучала команда «раз, два, взяли», из-за дома донеслось:

«Вот он! Вот он!»

Почти одновременно раздался еще один голос:

«Да он же выпрыгнул из окна».

Мы как безумные бросились туда, откуда донеслись эти голоса, и… увидели Каневари.

Оказавшись в нижней части откоса, он поскользнулся и упал. При этом его так закрутило, что бросало то на спину, то на живот.

«Уж теперь-то мы его возьмем, – прокричал Артур, – теперь ему от нас не уйти».

Скатившись по откосу, Каневари вскочил и посмотрел на нас снизу вверх. Мы заметили, что лицо его было окровавлено. Затем он, прихрамывая, направился к кустарнику.

Преодолев оцепенение, Штрассер подбежал к нам. При виде прихрамывающего Каневари, который удалялся в лес, он рассмеялся.

«Теперь ему от нас не уйти, – проговорил Штрассер, – особенно в таком состоянии, как сейчас. Мы его возьмем без труда. Он уже наш. Его надо просто подобрать. Как упавший на землю плод. Все это вы проделали блестяще. Теперь у нас только один враг – время. Нам надо его схватить засветло, пока еще хоть что-то видно. Ведь через полчаса уже стемнеет. Поэтому – вперед! Спустимся по правой стороне откоса».

Мы бросились бежать что было мочи. Запыхавшись, спустились вниз. И тут нашему взору предстали могучие сосны, росли они очень часто, а среди них низкие деревья с кустарниками. Было ясно, что Каневари надо поймать ДО наступления темноты. Времени оставалось в обрез. Уже сейчас видимость в лесу была метров десять не более. Под покровом темноты итальянец мог легко скрыться.