Текст книги "Моя жизнь хикикомори. Том 3: После перемен (СИ)"
Автор книги: Отшельник И.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Я кивнул, скрывая скептицизм. Дед явно видел в этом что-то важное. Возможно, считал, что понимание законов физики поможет мне найти себя. Или просто хотел, чтобы я выглядел занятым?
Подошёл к маятнику. Это был не простой камень, а явно какой-то уникальный, тщательно отполированный, как и всё в этом доме.
Учитель сделал приглашающий жест:
– Поднимите его на высоту плеча, пожалуйста.
Я поднял камень, чувствуя себя героем какого-нибудь древнего мифа, которому предстоит спасти мир с помощью магического булыжника. Отпустив его, стал наблюдать, как тот плавно раскачивается. Логика природы в действии: то, что поднимается, должно опуститься. Завораживающее зрелище, но едва ли открытие тысячелетия.
– Отлично, Казума-сан! – похвалил учитель. – Прекрасно выполнено.
Я едва сдержал усмешку. Конечно, выполнено. Я ПОДНЯЛ И ОТПУСТИЛ КАМЕНЬ. Если это повод для похвалы, то можно считать меня гением. Но что-то в этом простом процессе заставило задуматься. Возможно, дед и правда хотел, чтобы я понял что-то большее, чем просто механику маятника. Что-то о равновесии, о движении вперёд. Может, это и есть его план: заставить меня двигаться, пока я не найду свою точку покоя? Или я ищу сейчас смысл там, где его попросту нет? Прям тайная школьная физика, частная версия. Полна вопросов и намёков, которые нужно разгадать.
Камень плавно раскачивался на верёвке, описывая идеальную дугу. Я машинально заметил:
– Амплитуда остаётся постоянной, пока трение не начнёт оказывать влияние. Пример простейшего гармонического движения.
Учитель застыл так резко, как если бы увидел говорящего карпа в пруду. Идеально выровненные брови взлетели вверх:
– Вы знакомы с терминологией?
Я пожал плечами, продолжая наблюдать за маятником:
– В прошлом я, кажется, читал учебники, чтобы убить время.
Учитель задумчиво кивнул.
– В таком случае, возможно, вы сможете назвать основные силы, действующие на маятник в момент его движения? – задал он вопрос с явным намёком на подвох.
Я выдержал паузу, делая вид, что глубоко задумался. На самом деле просто ждал, пока камень завершит очередной цикл:
– Ну, тут у нас целый коктейль. Сила тяжести, натяжение верёвки, ну и, конечно же, сопротивление воздуха. Последнее здесь почти не заметно, но стоит учитывать, что оно всегда влияет на систему. Если бы не трение, маятник двигался бы вечно.
Учитель на долю секунды выглядел так, будто ему только что открыли новую главу любимого романа. Затем медленно кивнул:
– Впечатляюще. Кажется, Изаму-сама недооценил ваши способности.
– Или переоценил мою амнезию, – хмыкнул я. – Знаете, забавно получается: я помню законы Ньютона, но не помню, какую зубную пасту предпочитал.
Теперь этот выбор за меня делает Харуно.
Учитель, ещё раз внимательно оглядев меня, задал вопрос с лёгкой ноткой любопытства:
– Казума-сан, а вы помните, что читали последним по физике? Хотелось бы понять, какая тема вас особенно интересует.
Я на секунду задумался.
– Последним? Вроде, что-то о термодинамике. Да. Помню идея о том, что энтропия всегда растёт, очень вдохновила. Особенно если приложить её к человеческой жизни.
Например, к моей. Уж что-что, а хаос в моей жизни определённо растёт с каждым днём…
Учитель едва заметно улыбнулся, пытаясь скрыть удивление. Похоже, не ожидал услышать рассуждения об энтропии от ученика, который час назад не мог найти зубную щётку без помощи личной помощницы. Знал бы он, что и чистила мне зубы тоже она.
– В программе второго года старшей школы обучения сейчас изучают электромагнетизм, – заметил он, возвращая себе профессиональный тон. – Уравнения Максвелла, принципы индукции…
Я кивнул и, не отрывая взгляда от маятника, произнёс:
– Уравнения Максвелла. Ясно. Лично мне больше нравится, как Фарадей объяснял электромагнитную индукцию. Никаких формул, просто на пальцах. Свет – дрожь в невидимом поле магнетизма. Поэтично, не правда ли? Жаль, он не дожил до наших времён. Удивился бы.
На лице учителя отразилась целая гамма эмоций. Явно не этого он ждал от разбалованного наследника. Я же разбалован? Наверняка. Учитывая утренние процедуры.
– Знаете, Казума-сан, думаю, мы можем пропустить школьную программу. Было бы непростительно ограничивать вас рамками стандартного курса. Предлагаю перейти к более глубоким темам – скажем, к квантовой механике или релятивистской физике. Уверен, это вызовет у вас интерес.
Я снова хмыкнул, переводя взгляд с маятника на него:
– Релятивистская физика. Почему бы и нет? Если вы готовы объяснить, почему время замедляется у чёрной дыры, послушаю вашу теорию. Только без скучных уравнений, ладно?
Учитель улыбнулся шире, чем до этого:
– Договорились. Но тема непростая.
Я улыбнулся уголком губ:
– Не беспокойтесь. Я буду задавать уточняющие вопросы…
* * *
После того как урок физики завершился, дед материализовался в беседке с грацией, которая бывает только у людей, привыкших, что весь мир работает по их расписанию. И улыбнулся ОЧЕНЬ странной полуухмылкой, которая намекала: «У меня есть грандиозный план, и ты узнаешь о нём ровно тогда, когда я решу».
– Казума, следующий урок будет более занятным. Его проведёт твоя мать, Каору.
Я приподнял брови, стараясь скрыть лёгкое удивление:
– Неожиданно. Давно пора увидеться с ней. А то ненароком стал думать, что у меня её вовсе нет.
Дед кивнул, явно довольный моей реакцией. И тут из дома, прямо в сад, вошла она.
Кобаяси Каору. Моя биологическая мать. Женщина, которая могла бы быть героиней любой дорамы про сильных, успешных бизнес-леди. Высокая, стройная, с выправкой, будто выросла не в поместье, а в каком-то дворце. Небось в детстве вместо сказок ей читали руководство по этикету. Чёрные, как ночь, волосы собраны в идеальный узел, без единой выбившейся пряди. Это был не просто стиль – декларация контроля над каждым аспектом своей жизни во плоти.
На ней был строгий костюм цвета угля – оттенок, который кричит «я знаю себе цену» на любом важном мероприятии. Жемчужная брошь на лацкане пиджака явно намекала: «Да, я могу быть мягкой, если захочу. Но сегодня не тот случай.»
Так вот в кого у меня эта любовь к драматическим появлениям…
Её лицо с идеальными чертами не нуждалось в косметике и выдавало сейчас только одну эмоцию – сосредоточенность. Чёрные глаза сканировали меня, как рентген. Они не были ни жестокими, ни тёплыми, но в них читался вопрос: «Что ты можешь предложить этому миру?»
Она остановилась передо мной и, вместо приветствия, слегка склонила голову – жест, которому, наверное, учат на специальных курсах «Как произвести впечатление, не сказав ни слова».
– Казума, – произнесла она голосом, в котором странным образом сочетались бархат и сталь. – Надеюсь, ты готов.
К чему именно я должен быть готов, она, конечно же, не уточнила. Видимо, это был её фирменный стиль – оставлять пространство для воображения собеседника. Я выпрямился, стараясь выглядеть не менее представительно, и спокойно ответил:
– Конечно. Вопрос только в том, готова ли ты.
Отлично, Казума. Самое время включить режим дерзкого парня. Хотя, может, я всегда таким был?
Её губы едва заметно дрогнули, будто собиралась улыбнуться, но передумала. Наверное, улыбки не входили в сегодняшний дресс-код.
– Хорошо. Тогда приступим. Сегодня ты будешь играть со мной в игру. Интеллектуальную, естественно.
Я кивнул, но в голове уже крутился вопрос: что скрывается за этой «игрой»? С такими людьми, как она, даже простое «доброе утро» могло оказаться частью многоходовой комбинации. И что-то подсказывало мне, этот урок не будет исключением.
Когда Каору, не знаю, почему мысленно зову её по имени, заняла место напротив меня за идеально отполированным деревянным столом, на котором уже стояла шахматная доска, поймал себя на мысли, что это больше похоже на подготовку к дуэли, чем дружескую игру. Даже шелест листьев и журчание воды в саду не смягчали напряжения.
Она аккуратно извлекала фигуры из бархатного футляра, и я чуть не присвистнул – каждая была произведением искусства, вырезанным из слоновой кости и чёрного дерева. Семейная реликвия, не иначе. Наверное, эти шахматы повидали драм больше, чем среднестатистический сценарист дорам.
– Белые или чёрные? – спросила Каору, не поднимая глаз.
– Чёрные, – ответил я, пытаясь не отставать от её невозмутимости. – В обороне есть своё очарование.
Она кивнула, как будто ожидала такого ответа, и закончила расставлять белые фигуры. Королева и король были особенно детализированными, наверняка мастер хотел запечатлеть их силу и хрупкость одновременно.
Дед устроился чуть в стороне на лакированной скамье и с интересом наблюдал за нами. Руки покоились на массивной трости, в глазах светился азарт, какой бывает у режиссёра, наблюдающего за премьерой своей лучшей постановки.
– Каору делает первый ход, – прокомментировал он спокойно, словно был рефери на мировом турнире. Только прямой трансляции и букмекеров не хватает. Хотя, кто знает? Может, они нечто такое тайно и устроили?
Мать передвинула пешку на два поля вперёд. Простой, но символичный ход. Я посмотрел на неё, оценивая: это разминка или начало чего-то большего? Какой-то хитрой комбинации?
– Твоя очередь, Казума, – мягко произнёс дед.
Я сделал симметричный ответ – пешка напротив её пешки. Первая линия обороны, или, как сказал бы какой-нибудь военный стратег: «прощупывание противника».
– Классическая защита. Хм, – прокомментировал дед Изаму с едва заметной улыбкой, будто я только что подтвердил какую-то его теорию о себе.
Каору хмыкнула, и её ладья заняла позицию.
– Агрессивно, но предсказуемо, – заметил я, делая свой ход конём.
– Предсказуемо? – она приподняла бровь, впервые с начала игры оторвав взгляд от доски и по-настоящему посмотрев мне в глаза. – Ты уверен?
Очевидно, это был риторический вопрос.
Игра постепенно набирала обороты. Мои слоны и кони маневрировали по клеткам, избегая ловушек. Её ферзь медленно, но неумолимо продвигался вперёд, отрезая мне пути к контратаке, как опытный полководец, загоняющий противника в угол.
– Ладья Каору атакует пешку Казумы, – озвучил дед, когда очередная из моих фигур была эффектно удалена с доски.
– Кажется, твоя оборона трещит по швам, – прокомментировала Каору, с лёгкой насмешкой оглядывая доску.
– Это часть плана, – спокойно ответил я, передвинув ферзя.
Игра продолжилась. Через четыре хода дед слегка наклонился вперёд, наблюдая, как мои фигуры начинают выстраиваться в нечто пока невидимое. Его тяжёлый взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно, словно он что-то заметил.
Каору сделала следующий ход, уничтожив одну из моих ладей, но при этом оставив своего ферзя под угрозой. На первый взгляд – очевидная ошибка. Но в этом доме даже порядок расстановки тапочек имел скрытый смысл, что уж говорить о шахматных ходах.
– Ошибка? – спросил я, перемещая коня.
Она посмотрела на доску, затем на меня. На лице мелькнуло что-то похожее на одобрение:
– Не ошибка, а жертва.
Дед мягко постучал пальцами по рукояти трости:
– Игра становится всё интереснее. Кажется, вы оба наконец начали показывать, кто вы есть на самом деле.
Шахматы теперь больше напоминали битву, где каждая фигура отражала не только стратегию, но и характер своего игрока. Молчаливая дуэль наяву. Доска – поле боя, а фигуры – воины, которые несут на себе наши решения, сомнения и амбиции. Каждый ход как удар меча – выверенный, точный, но с подсознательной целью вывести противника из равновесия.
Каору играла агрессивно. Её фигуры наступали стройными рядами, как войско под чётким командованием перфекциониста-генерала. Она двигала ферзя с такой уверенностью, будто уже знала, где я ошибусь. Холодный, расчётливый стиль, с минимальным пространством для ошибок. При том безжалостный. Сразу ощущается её подход к жизни.
Я играл иначе. Мои фигуры двигались хаотично лишь на первый взгляд, но каждый ход имел незримый смысл. Картина, которую я начал рисовать нелепыми мазками. Без попыток победить её прямо. Вместо этого искал слабости, создавал ловушки. Оборона? Да. Но оборона с хищной терпеливостью. Я выжидал.
– Ладья Каору перехватывает центральную линию, – прокомментировал дед, и его голос эхом разнёсся по саду.
Давление от её атак велико, но пока ещё держусь.
– Ловко, – заметил я, двигая пешку, создав тем самым кажущуюся брешь в защите.
Каору слегка прищурилась. Взгляд был подобен лезвию, которое оценивает, достаточно ли крепка броня противника.
– Ты всегда был мастером отвлекающих манёвров, Казума, – сказала она, перемещая ферзя так, чтобы перекрыть мне важные пути. – Но ошибаешься, если думаешь, что хаос – это стратегия.
– Хаос, – я поднял глаза, встретив её взгляд. – Это всего лишь порядок, недоступный для большинства.
Дед усмехнулся, но не сказал ни слова.
Игра достигла критической точки. Атаки Каору были безупречны, но и у неё имелся недостаток – она действовала как человек, который решил, что может контролировать всё. Но контроль, порой, ослепляет.
Я двинул пешку вперёд. Казалось бы, слабый ход, почти бессмысленный.
– Опять отвлекаешь, – сказала она, легко сбивая её ферзём. – Это не работает.
– Правда? – я улыбнулся, перемещая слона. Теперь её ферзь оказался под угрозой, а король потерял прикрытие.
Дед нахмурился, выпрямляясь на скамье:
– Интересный ход. Кажется, Казума решил изменить баланс.
Каору остановилась. Внимательно изучила доску, как генерал, который только что понял, что враг проник в его тыл.
– Ты жертвуешь своими фигурами ради сомнительного преимущества, – холодно заметила она, но в её голосе впервые прозвучало лёгкое напряжение. И сделала свой ход.
– Не только жертвую, – я передвинул коня, создавая новую угрозу её королю, – Но и правильно использую.
Она задержала дыхание, понимая, что её идеальная атака захлебнулась. Каждая её фигура была важной частью системы. Так что каждый мой «хаотичный» ход превращался для неё в угрозу, которую она не могла проигнорировать.
«Стратегия Каору даёт сбой, – подумал Изаму, смотря на дочь. – Ты всегда играла так, будто весь мир – это поле боя. Но Казума играет так, будто поле боя – это иллюзия.»
Игра подходила к апогею. Шахматная доска превратилась в мою выполненную картину хаоса, где фигуры застыли в кажущемся беспорядке, но каждая их позиция была выверена и исполнена смыслом. Слон матери защищал последнюю линию обороны, ферзь угрожающе нависал над моими фигурами, готовый разорвать их одним стремительным броском. Мой король, прижатый к краю доски, казалось, балансировал на грани капитуляции.
Каору сделала ход. Её ферзь двигался, как острие копья, нацеленное прямо в сердце моей защиты – моего короля. Это был идеальный ход, абсолютный.
– Шах, – произнесла она спокойно, словно объявляя конец.
Дед откинулся на спинку скамьи, постукивая тростью в каком-то только ему понятном ритме:
– Прекрасно, Каору. Я даже вижу в этом твоё отражение. Прямолинейность и сила.
Я улыбнулся, глядя на доску:
– Иногда сила сводится к простому умению ждать, когда противник выложит все карты, – и переместил своего слона.
Ферзь Каору оказался в ловушке.
Она прищурилась, изучая ситуацию. Её ферзь оказался в западне, и мой следующий ход мог завершить партию. В её глазах блеснуло что-то, чего я ещё не видел – напряжение. Наверное, такой взгляд бывает у генералов, когда они понимают, что проиграли битву новобранцу.
– Ловко, – произнесла она, двигая пешку, чтобы освободить путь для своего слона.
Отчаянный ход. Похоже, даже идеальные люди иногда принимают спонтанные решения. Её попытка вырваться из западни оставила короля открытым. Я выдвинул своего коня.
– Шах и мат, – произнёс я безэмоциональным тоном.
Доска замерла. Конец игры. Фигуры, которые так долго сражались в нашей войне, теперь окончательно застыли. Каору несколько секунд изучала позиции, потом подняла на меня взгляд. В её глазах не было разочарования. Только уважение. То самое, которое нельзя получить просто по праву рождения.
– Ты выиграл, – сказала она ровно, но куда мягче, чем прежде.
Дед закивал:
– Необычно. Ты создал баланс из хаоса, Казума. Я думал, твоя мать загонит тебя в угол, но ты нашёл выход.
Я посмотрел на доску. Чувство, что это была не просто игра. Это было столкновение подходов, философий. Она двигалась быстро, я – терпеливо. Она шла к победе прямым путём, я строил сети ловушек.
– Ничего такого, – ответил ему скромно. Кажется, я не из любителей повыделываться.
Я встал, чувствуя какое-то неловкое молчание и слегка потянул затёкшее плечо, что поднывало после нападения. Каору, тоже поднявшись, начала неспешно убирать фигуры обратно в футляр.
Внезапно, прежде чем я успел подумать, слова сами сорвались с языка:
– Мама, а ты у меня красотка.
Она замерла. Её рука зависла над шахматным королём, а глаза, которые весь день были сосредоточенными и холодными, на мгновение расширились.
Я почесал затылок, смутившись от своей же прямоты, и добавил:
– Да и не только красотка. С первого взгляда понятно, что ты – особенная.
Она медленно выпрямилась, снова став непоколебимой, как восковая фигура. Но в глазах мелькнуло что-то, что прочитать было труднее, чем любую шахматную комбинацию. Возможно, удивление. Возможно, сомнение. А может, просто прикидывала, не вызвать ли врача для проверки моего душевного состояния.
– Ты удивляешь меня, Казума, – сказала она наконец, при том тише, чем обычно, словно боялась спугнуть момент.
– Вижу, такие слова ты слышишь от меня нечасто, – и неловко улыбнулся, не зная куда деть руки. Почему я чувствую себя так странно? Да и её реакция. Что происходит? В груди какой-то комок сожаления. Боли. Разве так должно быть при встрече с матерью? Но, проглотив все эти тяжёлые, горькие мысли, продолжил: – Не знаю, почему у тебя такое удивление в глазах, мама. Но впредь постараюсь радовать тебя почаще.
Она молчала, будто не зная, как на всё это ответить. Не находила слов. Просто смотрела на меня, не моргая.
Дед, который всё это время наблюдал за нами с проницательностью, позволил себе лёгкую улыбку. Такую, которая говорила: «Я записал этот момент и буду пересматривать его в минуты душевной боли.»
– Ты многое понял, Казума, – сказал он наконец. – А главное, нашёл нужные слова. Даже если не помнишь правил этикета.
Каору будто отмерла. Взяла шахматный футляр и поспешно направилась в сторону дома, но её походка изменилась. Посыпалась. Сломалась.
Я же остался стоять в беседке, глядя ей вслед и осознавая, что игра в шахматы была всего лишь началом чего-то, что нам ещё предстоит сыграть в жизни.
Глава 5
Дед медленно поднялся со скамьи, опираясь на трость.
– Отдохни, Казума. Мне пора заняться делами. Вечером поужинаем вместе. Посмотрим сумо.
Я моргнул, удивлённо уставившись:
– Сумо? Серьёзно?
Дед слегка приподнял бровь, лицо озарила хитрая усмешка.
– А что такого? Между прочим, я не пропускаю ни одного турнира.
– Пфф! – я не смог сдержать смешок. – Ты прямо как какой-нибудь отаку, который не пропускает ни одной серии любимого сериала!
– Ярэ-ярэ, – дед покачал головой, но в голосе промелькнуло веселье. – Твоё остроумие острее катаны, Казума-кун. Но когда увидишь, как одзэки побеждает ёкодзуну, ты поймёшь – это не просто шоу. Это искусство.
– Верю, – улыбнулся я.
Дед довольно кивнул.
– Тогда увидимся вечером, Казума-кун.
Он развернулся и направился к дому. Я же остался стоять в беседке, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру.
– Сумо, значит, – и пробормотал себе под нос, всё ещё пребывая в лёгком замешательстве. – Что дальше? Чемпионат по кендо с чайной церемонией в перерывах? Мог бы просто сказать, что хочет провести вечер с внуком.
…
Я решил воспользоваться внезапно освободившимся временем и прогуляться по поместью. Места здесь было предостаточно – каждый уголок, дорожка и павильон явно имели целую историю.
После нескольких минут прогулки оказался у небольшой, уютной постройки, которая, насколько помнил, служила домом для прислуги. Дверь была приоткрыта, и изнутри доносились странные звуки: громкие возгласы, драматичные реплики и музыка.
Осторожно толкнув дверь, заглянул. В комнате царил небольшой беспорядок: на столе кружка с недопитым чаем, остатки десерта на тарелке, а в центре – плазменный телик, в котором разворачивалось настоящее безумие. На экране седоволосый парень в рваной одежде стоял на коленях, сжимая голову руками. Фон пылал красным, а из-за его спины появлялись странные щупальца, будто он превращался во что-то неестественное.
– Почему именно я должен стать таким… чудовищем⁈ Почему⁈
Харуно сидела на полу, облокотившись на подушку, и была полностью поглощена происходящим. Лицо излучало смесь восторга и напряжения, но стоило ей, наконец, заметить меня, как её глаза округлились, а щёки залила краска.
– ВАААА! – Харуно подпрыгнула как ужаленная, резко разворачиваясь. – К-Казума-сама⁈ Это не то, что вы думаете! Я… я просто… ну…
Забавно. Никогда не видел, чтобы человек краснел с такой космической скоростью.
Я поднял руку, показывая, что её объяснения не обязательны. Вместо этого уставился на экран, где в этот момент тот самый паренек прыгнул так высоко, что это было, мягко сказать, нереально. Какой же бред. Люди так не могут.
– Забавно, – усмехнулся я, сложив руки на груди. – Что это за китайские мультики?
Харуно замерла, ещё сильнее покраснев, если это вообще было возможно.
– ЭТО НЕ КИТАЙСКИЕ МУЛЬТИКИ! – выпалила она, почти захлёбываясь словами. – Это Токийский гуль! Легендарное аниме, между прочим!
– Легендарное? – я приподнял бровь, снова глянув на экран. – Про парня, которого предала девушка, и теперь он страдает, думая, кто он на самом деле? Оригинально, ничего не скажешь.
Та надулась, щёки всё ещё пылали.
– Здесь не просто история о предательстве, – пробормотала она. – Тут о том, как человек меняется, как он справляется с тем, что ему приходится стать кем-то другим…
На экране главный герой, держа одного из гулей за горло, прокричал: «Я больше не боюсь себя!»
Я невольно сглотнул. В этом крике было что-то странно знакомое. Даже на знаю. Могла ли в нём звучать моя собственная боль из прошлого?
– Парень не такой уж глупый, – произнёс я, стараясь, говорить спокойно. – Думаю, он быстро понял, что доверять людям опаснее, чем монстрам.
Харуно взглянула на меня удивлённо, но промолчала.
– Харуно, не против, – произнёс я с просьбой. – Если тоже посмотрю немного?
Она замерла, глядя на меня так, словно я только что предложил ей вдвоём полететь на Луну.
– Вы правда хотите?
– А почему нет? – и плюхнулся на подушку рядом. – Только не говори, что это тоже запрещено правилами поместья.
Кто знает, может быть, эта странная история поможет мне понять что-то о себе?
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь звуками телевизора. На экране появился новый эпизод, и внезапно зазвучала мелодия. Глубокий голос певца заполнил пространство:
«Скажи теперь, скажи мне точно, как всё это понять…»
ЧТО ЭТО…
ЧТО⁈
Мои глаза распахнулись, и сердце будто застучало сильнее. Эта песня. Почему она кажется такой… родной?
"В придуманный мир я попал невольно,
Теперь не хочу тебе делать больно,
Но иногда ты вспоминай меня
Таким, каким был я…"
Что за чертовщина? Я не мог оторвать взгляд от экрана, где Канеки стоял под проливным дождём, сжимая маску в руке. Неоновые огни города мерцали за его спиной, а музыка… эта музыка буквально разрывала мой мозг на части.
Губы сами собой начали шевелиться, повторяя слова:
– Я только прошу, не забывай меня…
– Казума-сама? – голос Харуно прозвучал где-то на фоне, но я едва его слышал.
Эти слова, эти ноты. Я знал их. Каждый звук, каждую строчку. Они были частью меня. Почему? В голове – вихрь. Не могу понять, почему эта песня так задела. Почему её слова отзывались болью и каким-то странным теплом одновременно.
– Казума-сама? – Харуно тронула меня за плечо, вырывая из этого транса.
Я моргнул, снова осознавая, где нахожусь. Посмотрел на неё, а затем снова на экран, где кадры сменились тёмным титульным экраном с названием сериала.
– Что это за песня? – спросил я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Великолепно. Теперь выгляжу как полный псих, который слишком сильно впечатлился опенингом.
– Это… Unravel, – Харуно смотрела на меня так, будто я вот-вот превращусь в гуля.
Я кивнул, отворачиваясь. Сердце всё ещё стучало слишком громко.
– Хорошая песня.
«Хорошая песня»? Серьёзно, Казума? Это всё, что ты можешь сказать после такого представления⁈
Харуно продолжала сверлить меня обеспокоенным взглядом. А я просто сидел, глядя на экран, и пытался понять, почему какой-то опенинг из аниме вызвал во мне больше эмоций, чем все философские беседы с дедом.
Наверное, это знак. Знак того, что мне срочно нужен перерыв. Или психиатр. Или и то, и другое.
Не в силах усидеть на месте – спасибо, предательские воспоминания! – поднялся и направился к выходу.
– Казума-сама? – Харуно подскочила следом, как верный NPC из рпгшек.
Постой… Рпг? Я играл в рпг?
Прикрыл глаза.
Какие-то смутные образы пытались обрушиться на сознание лавиной, но что-то сдерживало их. И слава Богу. Ещё окажется, что я какой-нибудь хикикомори-задрот. Вот же умора будет. Особенно в той части, где меня чуть не прибили в торговом центре.
– У вас же должны быть уроки! – у Харуно паника уровня «босс обнаружил, что я смотрю аниме на работе». – Я думала, вы будете заниматься ещё как минимум два часа! Простите, что немного отвлеклась!
Я не останавливался, глядя перед собой, и спокойно ответил:
– Мы закончили раньше, чем ожидалось.
Харуно семенила за мной по гравийной дорожке, рассыпая извинения как конфетти на фестивале. Внезапно я остановился и повернулся к ней.
Время для драматического вопроса! Идеальный момент же!
– Харуно, – начал я, глядя ей прямо в глаза со всей серьёзностью персонажа из аниме, готового произнести монолог о дружбе и доверии. – Ты не знаешь, как я раньше расслаблялся? Или что делал, когда становилось грустно?
Молодец, Казума, очень тонко. Теперь ты выглядишь как герой дешёвой дорамы.
Её лицо тут же изменилось. Сначала лёгкое замешательство, затем тревога, а потом – полное растерянное молчание.
– Я… не знаю, – пробормотала она, опуская взгляд. – Простите.
Голос звучал искренне, но в нём была нотка вины, будто она что-то скрывала.
– Не переживай. Всё нормально, – кивнул я, снова разворачиваясь и направляясь к своей комнате.
Харуно быстро догнала меня, и произнесла безэмоциональным голосом, за которым скрывалось что-то странное:
– Члены семьи Кобаяси не грустят, Казума-сама.
Серьёзно. Теперь мы в игре про «идеальную семью»?
Я остановился, усмехнувшись, и обернулся к ней.
– Правда? – на лице отобразил шаблонное удивление из сериальчиков уровня «только что узнал, что главный злодей – мой давно потерянный брат». – Видимо, я всё ещё не идеальный Кобаяси. Представляешь, мне вдруг показалось, что грусть – то единственное, что делает меня живым.
Вау. Это прозвучало даже более драматично, чем я планировал. Прямо готовый диалог для экранизации.
Её глаза слегка расширились, но она быстро вернула себе привычное спокойствие. Я же произнёс:
– Подготовься, Харуно, я хочу выйти в город.
– Казума-сама! – засеменила она рядом, – вам пока не положено покидать территорию поместья. Это может быть опасно для вашего состояния!
Я остановился и посмотрел на неё, слегка прищурившись, на губах заиграла саркастическая улыбка.
– Не волнуйся. Возьмём с собой доктора. Мы же Кобаяси – можем позволить себе такой роскошный аксессуар, как личный медик в путешествии.
Харуно прикусила губу, но ничего не ответила. Лицо оставалось безупречно спокойным, только пальцы слегка сжались в кулаки.
– Так что, Харуно, – добавил я с интонацией злодея. – Или готовься, или начинай искать способы убедить меня остаться. Спойлер: второе вряд ли сработает.
…
Я захлопнул дверь своих покоев и, наконец, остался один. Комната встретила привычной тишиной и стерильностью, от которой иногда хотелось сбежать. Всё здесь было идеально: кровать, на которой никогда не было складок; письменный стол, будто ждущий меня вечно; шкаф, заполненный одеждой, которую я даже толком не помню, чтобы носил.
И чувство, что всё это – не моё.
Плюхнулся в кресло у окна, машинально проведя рукой по подлокотнику. Взгляд упал на сад. Прямо как с картинки из буклета, где написано «гармония и дзен». Вот только в голове – полный кавардак.
Правильное решение – проветрить голову.
Дома, конечно, удобно. Безопасно. Если что-то заболит, на помощь тут же примчится медицинская армия в белых халатах. Захочется поныть – небо услужливо выдаст идеальный закат. И дед – мудрый, всё понимающий, что всегда знает, что делать.
Но что, если выйти за пределы этого уютного мирка? Что, если свежий воздух, новые места, незнакомые запахи и звуки помогут мне вспомнить?
Тут-то я и замер. Вспомнить. Эта идея моментально навалилась тяжестью.
Та песня из аниме. Почему так зацепила меня? Будто вытянула из глубин что-то, что я давно пытался закопать. Внутри что-то перевернулось, а потом зажглось неприятным холодом.
Что, если вспомню что-то ещё? Что-то более болезненное?
Сейчас, вроде как, мне легко. Точь с плеч сбросил огромный груз, о котором даже не догадывался. И забыл, что это был за груз. Удобно. Спокойно. Просто.
А что будет, если вдруг всё вспомню?
Может, мне и не нужно это? Жить в неведении – в этом есть свои плюсы. Нет тяжёлых мыслей, нет горьких чувств, нет прошлого, которое тянет тебя назад. Всё просто: встал, сделал что-то, уснул. Без лишних эмоций.
С другой стороны, кто я без прошлого? Как можно двигаться дальше, не зная, куда ты шёл раньше? И откуда пришёл.
Уставился в потолок, чувствуя, как внутри всё замерло. Вопрос, от которого некуда спрятаться, навалился с новой силой: стоит ли оно того? Стоит ли вспоминать? Или лучше жить вот так, как сейчас, беззаботно?
Закрыл глаза, откинув голову на спинку кресла, и позволил себе просто побыть в тишине. Мысли всё равно лезли в голову, но решил, что не буду спешить.
Зачем торопиться?
Сейчас я здесь, в этом уютном, хоть и немного чуждом доме. У меня есть еда, крыша над головой, люди, которые заботятся обо мне, даже если я не совсем понимаю, почему. Разве этого недостаточно?
Ведь, если подумать, будь в прошлом у меня какие-то важные дела, они сами найдут меня. Не так ли это работает? Если что-то действительно значимо, оно вернётся. От судьбы не убежишь, даже если забыл, кто ты и что сделал.
А если ничего не вернётся? Ну, значит, оно того и не стоило. Разве это не логично?
Открыл глаза и посмотрел на потолок, где солнце оставило свои длинные полосы света. Стоит просто отпустить всё. Ведь говорят же, то, что истинно твоё, обязательно к тебе вернётся. А если не вернётся, то, может, твоим и не было. Сейчас я могу позволить себе что-то необычное. Жить для себя. Звучит эгоистично. Но, может быть, в этом и был смысл. Может, судьба дала мне второй шанс – стёрла всё, что было, чтобы я наконец начал жить, не думая о других.
