Текст книги "Нет звёзд за терниями (СИ)"

Автор книги: Олли Бонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Глава 20. Флоренц. Там, куда нельзя

Вечером Эрих принёс какие-то бумаги, хлопнул на кухонный стол. Набитую матерчатую сумку положил рядом. Сел и поглядел без улыбки на брата, подпирая кулаком лоб, взмокший от пота.

Флоренц не спешил подходить. Понял уже, что по вечерам Эриха лучше не трогать. И что за работа такая, с которой он возвращается измученным?

– Подойди, – сказал Эрих, поморщившись, и потёр висок. – Сядь.

Мальчишка послушался. Взял табурет, стараясь не греметь, и сел напротив.

– Мы с тобой всё никак не поговорим, – будто через силу произнёс Эрих. Затем умолк.

– Может быть, после? – робко произнёс Флоренц. – Я ведь вижу, тебе плохо, не до разговоров.

– Да. Но что я за брат...

– Самый лучший, другого мне не надо! Только, Эрих, я прошу, давай найдём мне работу. Я в тягость тебе сейчас, а вдруг ещё разболеешься, как проживём?

– Тихо! – перебил его Эрих, поднимая ладонь. – Не тараторь. Я ведь уже говорил, о работе не беспокойся. И больше о таком не спрашивай. Нужно будет, сам скажу. Подай воды.

Вынув из-за пазухи флакон, он добавил в кружку с десяток капель прозрачной жидкости, размешал прямо пальцем и выпил.

– Это лекарство? – спросил мальчишка. – От чего оно?

– От головной боли. Так как, говоришь, ты жил все эти годы?

– Как ты ушёл, я сбежал в наш заброшенный город, – тихо ответил Флоренц. – Не хотел возвращаться домой. В город пришли люди за материалами, взялись меня провожать, и оказалось, дома больше нет. Тогда они прихватили меня с собой, на побережье, с ними я и остался.

Эрих кивнул.

– Голодный? Разбери сумку, я принёс...

Флоренц послушался. Выкладывая на стол яблоки и сыр, покосился на бумаги.

– А что это такое? Записи? Это по работе, да?

Эрих придвинул стопку ближе к себе, поглядел угрюмо. Затем ответил нехотя:

– По работе. Ведь ты не умеешь читать?

Мальчишка хотел было сказать, что Гундольф его учил. Да и здесь он, изнывая от скуки, подобрал у печи хворостинки и развлекался тем, что выкладывал буквы, какие помнил, чтобы не утратить знания. Других-то занятий в этом доме и не сыщешь.

Уже рад бы и стирать, и рыбу потрошить, только бы не сидеть сиднем.

Но когда Флоренц открыл рот, в голову ему пришла мысль. Эрих, наверное, сам хотел его обучить. Вот было бы здорово, а то ведь и повода не находится побыть вместе, они как будто чужими стали.

– Нет, не умею, – решительно ответил мальчишка. – Ты научишь меня?

– К чему тебе? Бесполезное умение. В городе отлично можно прожить и без того.

– Но ты же научился! Я тоже хочу.

Эрих не ответил, будто и не расслышал вопроса. Перевёл взгляд на свой флакон, взял его, завертел в пальцах.

– А для чего ты сам научился? – осторожно спросил Флоренц. – Вот Кори говорил, что разведчикам грамоту знать ни к чему. Он тоже не знает букв.

– Он сам так сказал? – тут же спросил Эрих удивлённо. – Сказал, не умеет читать?

– Да, так и говорил. А как вышло, что ты умеешь?

– Ох, Фло... Чуть не забыл! Расскажи лучше о чужаке, которого встречал. Опиши мне его. Ты называл имя прежде – Гюнтер? Нет, не оно...

– Гундольф, – подсказал мальчишка. – А почему он тебя интересует?

– Ну как же. Этот человек может обладать полезными знаниями. Вдруг опыт жителей иного мира чем-то нам поможет? Мы ведь затем их и искали. Хочу узнать его, если встречу, а то у Вершины мы с ним, видно, разминулись. Кто знает, где он теперь.

Флоренц помедлил, не зная, как лучше поступить. Звучит убедительно, но тех, кому известно о чужаках, убивают, если Гундольф не врёт.

Эрих оторвал взгляд от стеклянного пузырька, который сжимал в пальцах, и произнёс с досадой:

– Что тянешь? Говори!

– Ну... он низкорослый. И немолод уже, внуки есть. Спина согнутая, плешь во всю голову, уши вот так торчат.

И Флоренц отогнул собственные уши пальцами для наглядности.

– С зубами совсем беда, – продолжил он. – Передних нет. И хромает на левую ногу.

– Что ж они отправили такого убогого, – проворчал Эрих, встряхивая флакон.

Затем решительным движением вынул пробку и опрокинул остаток жидкости в рот.

– Хорошо, – сказал он затем. – Я запомнил. Увижу – узнаю. Теперь забирай еду и иди к себе, а меня оставь.

– Ты, может, тоже есть хочешь? – спросил Флоренц. – Давай разделим пополам.

– Ничего, я не голоден. Ну, чего мешкаешь? Сказано же тебе – оставь меня!

Ясно было, брат не в духе, и беседа этим вечером опять не сложится.

– Эрих, – негромко, чтобы не тревожить его больную голову, спросил мальчишка, – а когда мы поговорим? Я понимаю, тебе непросто. Днём работа, к вечеру ты больной совсем. Но только ты меня запер в этом доме, будто вещь какую. Ничего не объясняешь...

– Я сказал, – звенящим от ярости голосом произнёс Эрих, – бери свой ужин и исчезни. Я что, должен повторять?

Он привстал. Лицо его сделалось совсем чужим и очень злым.

– Я! Пытаюсь! Быть! Хорошим! – заорал он на Флоренца. – А ты!..

Мальчишка подхватил, что успел, и исчез с кухни в мгновение ока. Взлетая по лестнице, он слышал грохот внизу. Неужели Эрих перевернул стол?

Он бушевал там, внизу, какое-то время, а затем поднялся на верхний этаж, и до середины ночи раздавались его шаги. Отчего же он не спал, чем занимался?

А утром Эрих опять стал прежним, спокойным и весёлым. И будто бы даже не помнил, что вечером случилась ссора, а Флоренц и не напоминал.

Проводив брата, мальчишка искал, чем заняться. Одно дело сразу нашёл: прибрать на лестнице. Он заметил на ступенях один или два белых осколка.

Видно, Эрих накануне разбил тарелку. Жалко, стеклянная посуда так красива, хотя прочностью не отличается. До того, как попасть в Раздолье, мальчишка ел из жестяных мисок, стекла на корабле и не водилось. Не для бедняков посуда.

На кухне стояло ведро, перегороженное на две части, куда Эрих бросал всякий сор: в одну половину яблочные очистки, заплесневелый хлеб, позабытый на дальней полке, а в другую старое тряпьё и остальное, что не относилось к еде. Сказал, что раз в пять дней по улице проезжают, собирают мусор и увозят на Свалку. Нужно лишь не позабыть вынести ведро.

Это-то ведро Флоренц и прихватил с собой. Тщательно оглядывая ступени, он поднимался всё выше. По дому они с братом ходили в обуви, а всё же не дело бросать на лестнице острые осколки. Мальчишка уже нашёл три.

Ещё один, самый крупный, поблёскивал у двери третьего этажа. Флоренц поднял его, покрутил в пальцах, разглядывая: необычный. С продолговатой дырой посередине, но она не пробита, а стекло отлили с отверстием. Что же за посудина была такая? В тарелках и мисках подобных дыр не делают.

Флоренц машинально сунул осколок в карман, собираясь разглядеть его позже, в своей комнате. Тут, на лестнице, было сумрачно, и дверь третьего этажа оставалась закрытой, как и всегда.

Сам не зная зачем, мальчишка взялся за ручку, нажал. Та щёлкнула, и дверь распахнулась. Похоже, сегодня Эрих позабыл её запереть.

Оставив ведро на площадке, Флоренц замер на пороге. Воля брата была ему ясна, но так тянуло ослушаться! И вот, рассудив, что если поглядит осторожно, то вреда не причинит, мальчишка шагнул внутрь несмело, озираясь с любопытством.

Как же здесь оказалось здорово! Весь этаж – как одна комната, высокие окна во все стороны. Даже лучше, чем балкон. Первым делом Флоренц нагляделся на город, отодвигая полупрозрачные занавеси. Он увидел отсюда и сад, и крыши домов напротив, и улицу, по которой пришёл в этот дом. Вдали тянулись к белому небу трубы, выпуская своё дыхание за стеклянный купол. Кто-то прошёл по улице, маленький и далёкий, и исчез за углом.

Затем мальчишка обратил внимание на стены. Почти всё пространство, не занятое окнами, покрывали карты, похожие на ту, что у Стефана, только новые, красивые, под стеклом. Не мятые и без пятен. Может быть, Эрих сам их рисовал? Вот это да, почти весь мир как на ладони! Тут и городские улицы, и пустоши с крошечными точками поселений, и побережье.

Стены за картами оказались тёмно-красного глубокого цвета, оттенка редких морских растений и жарких закатов, и обшиты панелями тёмного дерева. Сколько же им лет, интересно? Сейчас-то во всех Светлых землях, пожалуй, больше не сыскать ни одного дерева для такой цели. Вряд ли те, что в саду, портят ради украшения домов.

Окна, карты – вот, пожалуй, и всё, что тут было интересного. Стол ещё, заваленный бумагами. И чего Эрих запирал этаж, не понять. Может, это важные записи? Так и Флоренц не дурак, не станет же портить!

Мальчишка подошёл к столу, раскрыл наугад одну из толстых книг, лежащую сверху. На обложке чёрным были выведены цифры, а внутри – слова. Имена, как понял Флоренц, и что-то ещё. Не все буквы он хорошо помнил, а некоторые не мог угадать. Гундольф писал не так.

Одно слово повторялось чаще других. Наморщив лоб, Флоренц прочёл буквы, которые узнал, затем поразмыслил недолго. «Назначен», вот что было написано. Наверное, кого на какую работу отправили. А зачем Эриху дома такие записи?

Флоренц пожал плечами и закрыл книгу. Пожалуй, надо бы идти вниз, здесь всё равно больше не на что глядеть. Вот только посидеть напоследок в кресле за столом, воображая себя важным человеком.

Мальчишка обошёл стол – и замер от неожиданности. На полу у кресла стояла сумка вроде той, что была у Гундольфа, только стекло битое. А там, за стеклом – растение с жёсткими листьями, полосатыми, уже чуть подсохшими на концах. Откуда такое у Эриха? Флоренц присел, провёл пальцем по гладкой тёмной зелени.

Может быть, брат эту сумку нашёл? Он ведь разведчик, много где бывает. Нашёл и решил оставить...

Вот только к заплечным ремням был примотан старый выцветший шарф из тонкой ткани, когда-то голубой, хорошо знакомый Флоренцу. Не раз доводилось его стирать, а вот этот шов – крест-накрест – наложила Эмма. Ник тогда зацепился краем за деталь механической жабы.

Значит, Ник добрался до Раздолья. Шарфом, видно, обматывал сумку, прикрывая дыру, чтобы цветок не выпал. Но если обменял цветок, отчего шарф-то не забрал? Вещами они не разбрасывались. Или обновку приобрёл? Так всё равно забрал бы старый, пригодится же. А Эриху цветок зачем?

Эх, и не спросить брата! Нельзя же выдать, что поднимался сюда вопреки его желанию.

Всё ещё раздумывая над тем, куда запропастился Ник, Флоренц выдвинул нижний ящик стола – просто так, поглядеть. Там было полным-полно пузырьков с лекарством. Вот так запас! Бедный Эрих. Долгая, должно быть, болезнь и изматывающая, и нет надежды, что отступит. Нет, всё-таки Флоренц должен устроиться на работу.

Средний ящик звякнул, выезжая вперёд. Тоже пузырьки, только стоят не плотно, отсек заполнен едва наполовину. Да зачем же Эриху такая гора лекарств? Может, боится, что однажды сляжет совсем и не сможет пополнять запас, вот и набирает впрок?

В верхнем ящике лежал всего один пузырёк, почти пустой, и ещё книга для записей, заложенная карандашом. Мальчишка раскрыл её, не вынимая – просто поглядеть. Может, там есть рисунки? Эрих прежде любил рисовать. Только бумаги, конечно, у них тогда не было, лишь земля да прутик, да мелкие камешки, но какие картины получались!

К огорчению Флоренца, в этой книге были одни слова. Слова, слова, а ближе к концу – пустые страницы. Он бы и приглядываться не стал, да только заинтересовался, отчего в каждой записи буквы сперва ровные, а затем едут вкривь да вкось, расползаются, растут. И узнал одно слово, это было имя – «Кори».

Тут мальчишка насторожился, вынул книгу из ящика, положил перед собой. Эрих ведь и раньше упоминал о Кори. Может, здесь написано, отчего юного разведчика стоит опасаться?

С большим трудом, кое-как удалось разобрать фразу. Там было о том, что Кори не умеет читать, и что-то ещё. «На кого тогда он работал? Кто мог его послать?» – написано было дальше. Эти слова, неровные, сползающие вниз по странице, Эрих подчеркнул дважды. Что же за дела у него были с Кори?

Мальчишка подосадовал, что чтение даётся так сложно. Да ещё и брат писал неровно, порой пропуская буквы – не сразу и догадаешься, о чём речь. Нужно пролистать назад, может, там больше сказано о разведчике. А то Эрих держит в неведении, видно, думая так защитить, но Флоренц давно не дитя! До чего раздражает, когда ничем не делятся.

Он перевернул страницу, другую и зацепился взглядом за собственное имя. Ошибки не было, с имени Гундольф начал его учить, каждую буковку Флоренц знал хорошо.

Что же, интересно, писал о нём Эрих? Мальчишка даже на время забыл о Кори, пытаясь разобрать путаные сплетения линий.

«Кошмар не прекращается», – прочёл, наконец, он. Ничего не понял. Да ещё досадно так: пока конец фразы разберёт, уж и забывает, что в начале было. А узнать, о чём писал Эрих, так хотелось! Флоренц вздохнул и взялся перечитывать, бормоча под нос угаданные слова, чтобы не позабыть.

«Кошмар не прекращается, – было неровно выведено на жёлтом листе. – Кажется, видение преследует меня неотступно. Флоренц жив, он жив, и если я напишу это тысячу раз, я запомню. Или мне только кажется, что я его нашёл? Сознание играет шутки? Он не настоящий...»

Дальнейшие слова Эрих зачеркнул густо, а ниже написал только одно слово: «НАСТОЯЩИЙ». Крупно, криво, и навёл каждую букву несколько раз, не попадая дважды по одной линии, даже бумагу прорвал. Так вот что мучает брата ночами! Как же это он до сих пор не может поверить, что Флоренц здесь взаправду? Времени-то прошло достаточно!

Мальчишка перевернул лист, вернувшись ещё на одну страницу назад. Отыскал взглядом своё имя, вчитался, а потом складывал слова мало не вечность.

«Фло теперь живёт в комнате с балконом. Это жестокая месть судьбы – или её подарок? Убитые не должны возвращаться. Я научился отличать видения от реальности, но что если они изменились? Очень убедительное видение. Он вырос. Ест, пьёт. Как живой человек. Он рассказал мне, что Кори выжил. Может ли это быть правдой, или видения одолевают меня? Убитые возвращаются».

Флоренц нахмурился. Эрих, кажется, что-то знал о причинах, по которым Кори оказался в воде.

Но месть судьбы? За что судьба должна мстить Эриху? Как жаль, что брат ничем не делится. Уж Флоренц постарался бы найти слова, чтобы его утешить, успокоить. Хотя бы просто выслушал – уже и от того порой легчает.

Мальчишка захлопнул книгу и вернул на прежнее место. Засиделся он, и хотя Эрих не возвращается так рано, а всё-таки лучше уйти. А то будто в чужую душу влез без приглашения.

Он огляделся в поисках следов, которые мог оставить. Вроде бы всё в порядке, занавеси на местах, книга в ящике. Вышел, снёс ведро на кухню, от нечего делать протёр два окна. Стало, правда, только хуже, а больше воды тратить не хотелось, нельзя. Эрих опять огорчится.

Так он и просидел у окна до самых сумерек, когда вдали начали зажигаться огни, отражаясь звёздами в высоком стеклянном куполе. Всё темней становился вечер, вот уже и не разглядеть дома напротив, да и двор виден лишь едва. Флоренц рассудил, большого вреда не будет, если он подождёт снаружи – вряд ли кто чужой увидит.

Дверь сегодня оказалась заперта, но из окна можно было выйти прямо на крыльцо. Флоренц улыбнулся даже: неужто Эрих о таком не подумал? Впрочем, может, брат и не его запирал внутри, а дом от чужих, чтобы не вошли.

Мальчишка долго ждал снаружи. Сперва думал о своём: о том, что город этот какой-то ненастоящий. Ни живого ветерка, и звуков тут почти нет. И воздух, кажется, пылью отдаёт, как в запертой комнате, даром что это улица.

Флоренц даже спустился со ступеней, наклонился к траве, принюхался. Так и есть, ничем не пахнет! Лишь когда он, сорвав травинку, растёр её в пальцах, ощутил слабый аромат.

Но вскоре на смену этим мыслям пришло беспокойство, а затем – тревога. Где же пропадает Эрих? Никогда ещё не возвращался он так поздно! И ведь не предупреждал, что дела его задержат.

Может быть, и сам не знал, конечно. Но что, если стало ему худо, так худо, что и домой дойти не сумел?

Флоренц долго ждать не стал. Сорвавшись с места, он направился вверх по улице в направлении, откуда должен был появиться брат. Озирался, чтобы не пропустить Эриха или незнакомых горожан, с которыми сталкиваться не стоило, но никого не встретил. По памяти дошёл до той площадки, куда села однажды лодочка брата, но сегодня место пустовало.

За себя мальчишка не особо тревожился. Еды в доме хватит, если постараться растянуть, дня на два. Да ещё Гундольф тут, в городе, работает неподалёку. Это здорово успокаивало. Но вот Эрих, что же с ним могло случиться?

Тряхнув головой, Флоренц решил не думать о плохом. Брат преотлично жил и справлялся раньше, так почему что-то должно было произойти сейчас? Наверняка его задержало дело, о котором Эрих не знал заранее, а значит, предупредить не мог.

Но спалось плохо. Не зная, чем себя занять, и не в силах просто лежать и глядеть в потолок, Флоренц решил ещё почитать записи брата. Хоть понять, чем Эрих жил последние годы, а то ведь им и поговорить не удаётся.

Он поднялся наверх, прихватив механическую лампу, и устроился под столом, чтобы свет не разглядели с улицы. Если брат неожиданно вернётся, можно быстро сунуть книгу на место и шмыгнуть на лестницу, а дальше сделать вид, что вышел встречать.

Мальчишка раскрутил ручку с треском, и жёлтый огонёк родился в глубине за стеклом, разгорелся ярче. Вот уже стали хорошо видны цифры на обложке.

Раскрыв первую страницу, Флоренц принялся разбирать слова, бормоча себе под нос.

Глава 21. Кори. Возвращение домой

Им пришлось провести у источника день, прежде чем прилетела лодочка.

Не было пищи, зато воды вдоволь. Смотритель, бедняга, чуть не плакал – давно высчитано, сколько бочек и за какой срок набирается. Даже сам не мог свободно тратить, спросят ведь. Но оружия ему не полагалось, да и не помогло бы оно, старик едва ковылял. А уж голыми-то руками с четырьмя крепкими мужчинами, пусть и утомлёнными долгим переходом, точно бы не справился.

Голод – сущий пустяк, и все его перенесли легко. Лишь тот, кого звали Полди, жадно поглядывал на хлеб старика и один раз заикнулся, что пищу можно бы и разделить на всех.

– Перебьёмся, – коротко ответил седой.

– Так ведь тут и на нашу долю хватит!..

– Кончай ныть, – вмешался и темноволосый. – Тебе-то уж смерть от истощения пока не грозит. Думаешь, здесь еда с неба падает? Мы уйдём, а старику ещё жить. И так из-за нас ему несладко придётся.

Полди заткнулся. Уж лучше бы он ушёл на север, как и хотел. Вот только струсил идти в одиночку.

Боль в руке не унималась, ничего не помогало. И это были не те, знакомые ощущения, а гораздо хуже. Хотя прежде Кори думалось, хуже быть не может.

Будь проклята рука. Будь проклят Леон, который не сумел сделать работу как следует! Будь проклят Рафаэль – из-за него пришлось вертеть регулятор, который Кори бы и пальцем не тронула, имей возможность выбраться как-то иначе. Будь проклята вся эта жизнь, и будь проклят тот, из-за которого это всё...

Поднялся жар. Порой везло провалиться в беспамятство, если только непрошеные спутники, дурни безмозглые, не лезли с холодной водой.

Кори уже хотелось сдаться. Не осталось сил, худо было до того, что стало почти безразлично, что там будет с её планами и с Леоной. Но к утру, когда прилетела лодка, жар отступил, а к боли она притерпелась.

Прежде Кори с Хаганом летали вдвоём: грузили на борт полные бочки, выставляли пустые и брали курс на город, чтобы вернуться спустя два дня. Оставалось надеяться, что этому предателю не дали ещё в пару другого человека. С ним одним будет легко справиться.

Лодку выглядывали давно и заметили прежде, чем над тихой утренней пустошью разнёсся шум моторов. Спутники Кори укрылись в пещере, оставив снаружи старика, и настрого приказали ему не поднимать шума. Тот кивал боязливо. Всё выполнит, если хочет ещё пожить.

Достиг слуха знакомый гул машины. Всё ближе, ближе – и вот с треском, тревожа некрупные камни, тяжёлое днище осело на землю.

– Опять ты один, да? – донёсся голос старика.

– Не спешат искать напарника. Я и один справляюсь. Отойди, бочки выкачу.

Седой подал знак темноволосому. Они прокрались к выходу и встали с той стороны, откуда прибывший бы их не разглядел. Кори слышен был грохот – это Хаган выкатывал пустые бочки и ставил у источника. Их всего четыре, затем возьмётся за полные.

Бочка дребезжит, скатываясь на землю. Похрустывая, катится, затем гремит на камнях. Камнями выложен маленький пятачок у источника.

Потом шаги удаляются – мягкие, по земле, и гулкие, по металлической палубе лодки. Скрип, грохот – очередная бочка отправляется к источнику.

Одна, две, три, четыре. С пустыми покончено, и теперь Хагану придётся отойти от лодки.

– Ты бочки не мог ещё дальше поставить? – прозвучал его недовольный голос.

Чужаки насторожились, переглянулись. Вот седой взмахнул ладонью, и они с темноволосым бросились наружу.

– Что происходит? – донёсся голос Хагана. – Кто вы, что вам нужно? Руки уберите!

Парнишка замер у входа. Стоял наготове, чтобы не путаться под ногами, но и не отходить слишком далеко, если тем двоим понадобится помощь. Похоже, не понадобилась – он посторонился, и его товарищи втащили в пещеру Хагана, крепко держа под локти. Тот упирался, но сделать ничего не мог. За его спиной виднелся старик, заламывающий руки в тревоге.

– Тут с тобой поговорить хотели, – сказал седой, разворачивая пленника в сторону подстилки, занятой Кори.

Хаган щурился подслеповато, моргал. Должно быть, после яркого дневного света видел плохо, потому что Кори узнал не сразу. А как разглядел, даже дёрнулся.

– Ты-ы?

– Как видишь. Зачем, Хаган?

Тот не спешил отвечать, и темноволосый выкрутил ему руку. Не сильно, но этого было достаточно. У Хагана сразу развязался язык.

– Я... Кори, клянусь, я не хотел! Зла на тебя я не держал! Но приказ – ты же понимаешь, не нарушить!..

– Кто?

– Это не моё решение, я обязан был подчиниться!

– Кто отдал приказ? – жёстко спросил седой, тряхнув Хагана. Вопроса Кори тот, видно, не расслышал.

– Господин Второй, Белая Маска! Господин Второй! – выкрикнул пленник.

– Ты лжёшь! Лжёшь, он не мог!

Уже пришла, конечно, в голову догадка, что напарник действовал согласно указаниям сверху. Но – господин Второй? Какова же была вина Кори в его глазах? Не было у него причин так поступать, ни единой причины!

– Не знаю я! – прошипел сквозь зубы Хаган, склоняясь ниже. – Руку отпусти!.. Знал бы, сказал. Велено было убрать и не болтать, и всё. И расспросы он пресёк... Да пустите же, правду говорю, ничего мне больше не известно!

Пожалуй, не врёт – выложил всё, что знал. И пользы от него больше нет.

Кори встала, поднимая руку к груди, отворачивая ноготь на мизинце. Хаган так и впился взглядом, округлил глаза, поднял брови – не ожидал, что под перчаткой скрывается такое. О, этот бы разболтал. Ну ничего, долго жить с этим знанием ему не придётся.

– Погоди, – сказал седой. – Ты чего хочешь?

Видно, заподозрил что-то, раз шагнул вперёд, не отпуская локтя Хагана. Встал так, чтобы находиться между Кори и пленником.

– Сам как думаешь? Нам нужна лодка, а он не нужен. Оставим – вернётся в город и доложит...

– Предлагаешь убить человека?

– Тебе я ничего не предлагаю. А у меня с ним счёты.

– Ох! – всплеснул руками старик. – Батюшки, чего ж это делается! Вы хоть выйдите, а то ж я кровь не отмою.

– Давайте просто возьмём лодку и улетим на север! – взвизгнул этот трус, Полди. – К чему нам город?

Дальше Кори не слушала. Она поглядела на Хагана, прикидывая, успеет ли добраться до него, пока спохватятся остальные. Эти мягкосердечные глупцы ещё не поняли, что в здешних землях добро не в цене. Даже урок, полученный ими от Рафаэля, прошёл впустую.

Седой коротко кивнул напарнику – тот понял без слов, перехватывая локти Хагана – и поймал Кори, крепко сжал запястья, оттащил в сторону. Она зарычала от злости. Ещё недавно не составило бы труда справиться с таким противником, а сейчас проклятая рука почти не слушалась. Да если бы только рука! Всё тело подводило.

Рванулась, и дыхание перехватило от боли. Ослепшая, она ещё пыталась стряхнуть чужую хватку, дотянуться, вгрызться зубами, если придётся, но прикончить Хагана. Не поняла, достала ли – вокруг были только звон и пустота, и ничего в этой пустоте. Что-то мягко толкнуло в спину, а потом всё исчезло.

Чувства вернулись позже, но не все сразу.

Мокро... Холодно... Никогда в этих краях не было так холодно! Неужели это море качает в своих холодных объятиях, всё ближе, всё теснее прижимая к песчаной груди, опутывая бурыми скользкими травами? Нет!..

– Эй, слышишь меня? – пробился сквозь плотную толщу волн чей-то голос. – Очнись, слышишь? Да уймись!

Оказалось, её возвращали из мрака, не жалея воды. Темноволосый прижал руку к лицу – видно, ему только что досталось. Кори очень не хотелось тонуть.

– Я в порядке, – сказала она, отдышавшись. – Где Хаган?

– Они с Полди ушли на север, – ответил ей седой.

– Вы, глупцы... догоните его, пока не поздно! Он пойдёт в город!..

– Не пойдёт, – насмешливо произнёс темноволосый. – Не после того, как узнал от нас, что туда собирается Рафаэль со своими чудными друзьями. В эту заварушку ввязываться твой Хаган не пожелал, да и все эти мутные делишки с правителями его не радуют. Ну, идти можешь? Давай, лодка в двух шагах.

И всё-таки, кажется, эти два шага Кори не дались. Веки опустились, а когда поднялись в другой раз, лодочка уже летела. Тёмное небо нависало над головой, палуба покачивалась едва ощутимо, и что-то грохотало, болью отдаваясь в голове.

Повернув голову, Кори увидела, что чужаки сбрасывают за борт пустые бочки. Прихватили с собой, значит. Теперь, если Хагана станут искать, не догадаются, что он долетел до источника. Могут посчитать, что пропал на полпути. Конечно, если старик будет молчать. Хотя какая ему выгода раскрывать рот?

Седой подошёл, опустился рядом.

– Слышишь меня? Мы почти у города, если только не сбились с курса. Ты ведь знаешь путь, чтобы не через ворота?

Кивнув, Кори попыталась подняться.

Чужак помог встать на ноги. Он удерживал её с трудом, и парнишка вскочил с сиденья – поддержать. А третий стоял у штурвала. Кто обучил его править, Хаган?

– Прочь, – сказала она ему. – Дальше я.

Тот отступил с насмешливым поклоном, и Кори, стиснув зубы, заняла его место. Мир иногда уходил влево или вправо без предупреждения, но вроде бы пока удавалось вовремя взять тело под контроль.

– Хаган сказал, тебя в городе поджидают, – сообщил темноволосый. – Знаешь, где мы сможем укрыться? Что вообще думаешь делать в городе?

– У меня дом на отшибе. Разрушенный квартал под снос. Там никто не живёт, кроме меня, – коротко ответила Кори, сверяясь с приборами, плохо различимыми сейчас, и выправляя курс. – Остановимся там.

– А дальше? Выйдем к людям, расскажем, что знаем?

Кори стиснула зубы. Понимала умом, что в одиночку не справиться, что эти союзники очень кстати. Но заученное годами правило – никому не доверять, ни с кем не делиться – въелось в кровь. Слова не шли с языка, хотя ясно было, что о планах нужно сообщить. Хотя бы потому, что рука подвела, и подвела сильно. Чтобы валяться в беспамятстве – такого ещё не случалось. Пришёл страх, что это случится снова.

Кори не умела бороться со страхами, но привыкла с ними жить. Вот они сидят, скалят пасти. Поджидают. Нужно не подавать виду, что она замечает их. Стоит только заметить, дрогнуть – набросятся и одолеют.

Она поправила рычаг, замедляя лодочку. Нужно прибыть к городу в час, когда никто не заметит, торопиться не стоит. Левой рукой орудовать было неудобно, но когда темноволосый сунулся, чтобы помочь, Кори оттеснила его плечом.

Как, спрашивается, довериться и работать вместе, если эти люди раздражают? Они не из тех, что станут покорно выполнять указания. Эти полезут вперёд, действуя по собственному разумению, и всё испортят. Они уже отпустили Хагана.

– Дался вам этот город?

В голосе прозвучала плохо сдерживаемая злость.

– Вам-то что за дело до Раздолья? Вы ничего не знаете о здешней жизни. Зачем лезете?

– Рад бы вернуться домой, – насмешливо произнёс темноволосый, – но ты лучше меня знаешь, почему это не получится.

– У нас теперь свои счёты с Рафаэлем, – прозвучал за спиной голос седого. – Он продолжает путь учителя, так ведь? Ты потому убила старика? Чтобы остановить?

Кори промолчала.

– А голову зачем прихватила? Поболтать в дороге? – продолжил зубоскалить темноволосый.

– Джо! – осуждающе воскликнул его товарищ.

Ярость захлестнула ледяной волной, даже дыхание сбилось. Жаль, этого человека нельзя убить. Кори никогда не нравились те, у кого язык быстрее мысли.

– Ты не заслуживаешь пояснений, – сказала она. – Думай что хочешь.

Седой поднялся с места, подошёл ближе. Стоял, вглядываясь вперёд, где заметны уже были далёкие огни города.

– То, что Рафаэль собирается делать с людьми, очень плохо, – сказал он. – Ты права, мы не знаем жителей города. Они нам никто. Но мы чудом избежали участи, что страшнее смерти. Когда пытались уйти, потеряли спутников. Друзей. Рафаэля нужно остановить.

Кори помолчала ещё немного и нехотя произнесла:

– В городе я сбираюсь отыскать госпожу Первую, Золотую Маску. Не знаю, с кем ещё говорить, кроме неё. Надежда лишь на то, что она поверит. Если бы жив был её отец! Вот он бы придумал, что делать, а эта...

– Думаешь, если мы просто выйдем к людям и расскажем всё, что знаем, к нашим словам не прислушаются? – спросил седой.

– Не знаю, поверят ли. В городе никто не знает о Рафаэле и его уродах. Кое-что знал господин Первый, отец нынешней госпожи, но не рассказывал жителям Раздолья...

– Почему же он молчал? Не лучше ли было вычистить это гнездо, не дожидаясь, пока они поднимут голову?

– Леон был безумцем! – воскликнула Кори, и рука её, лежащая на штурвале, задрожала. – Он умер. Кто же знал, что безумие заразно? Кто знал, что Рафаэль разделит эти идеи?

– Не только Рафаэль, – подал голос парнишка. Кажется, Кори впервые слышала его. – От этой, с крыльями, у меня мороз по коже. А она, как назло, привязалась. «Ржавый то, Ржавый это».

Кори обернулась.

– Ржавый, значит? – спросила она. – Был у нас такой... товарищ. Его давно нет на свете.

Вспомнила – и усмехнулась горько. Если бы Ржавому было суждено повзрослеть, может, он бы и стал похожим на этого парнишку. Значит, Немая не забыла. Значит, и ей не хватало старого друга.

– Леона – как дитя, – продолжила Кори. – Ей многое пришлось пережить, и она не всегда понимает, где находится и кого видит перед собой. Но она лучше их всех, понял? Она спасла мою жизнь ценой собственной. Потому запомни, ты – вы все запомните – не смейте говорить о ней плохо. И что бы ни случилось в Раздолье, мы её вытянем. А если не согласны, лучше бы вам сразу уйти на север.

Парнишка промолчал. Все они промолчали, эти чужие люди, но для их же блага лучше, чтобы поступили как велено.