Текст книги "Полунощная Чудь"

Автор книги: Оливер Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Он остановился перед древним воином. Тот был высотой в десять футов. Утртред увидел, что его куртка сделана из человеческих скальпов, на некоторых из них еще были красные пятна крови жертв. Его ужасное лицо могло бы заморозить кровь любого человека, но кровь Уртреда и без того застыла в жилах. Все лицо воина было покрыто спекшейся кровью, как если бы с него сняли кожу. Только маленький кусочек кожи остался там, где раньше был нос; все остальное было костью. Тем не менее в глазных прорезях сверкала жизнь.

Хотя Уртред находился уже в футе от странного создания, оно по-прежнему не шевелилось и стояло совершенно неподвижно. Уртред уже чувствовал его отвратительный запах, мог коснуться его рукой, но воин как будто не замечал его. И тут Уртред понял. Он ничем не отличается от этот твари: разве его лицо не так же ужасно, как у нее? Он один из них, один из Полунощной Чуди. Он затаил дыхание, сделал шаг в сторону, потом вперед и встал рядом с нею, но тварь как будто не знала о его существовании; он проскользнул мимо нее и, опять забравшись на середину гребня, бросил нервный взгляд через плечо. Тварь стояла на том же самом месте, уставившись на пустой гребень кряжа, и только ее скальпы слегка колыхались под порывами слабого ветра.

Он почти добрался до вершины. Какое-то мгновение Уртред стоял, глядя вниз, в туман слева. У этой горы были очень крутые склоны, через невообразимое расстояние заканчивавшиеся в глубинах Барьера Айкена. Вглядевшись пристальнее, он заметил другой гребень, поднимавшийся вверх, обходя небольшое горное озеро, находившееся в седловине, и исчезавший в пещере. Уртреду даже показалось, что черные облака, покрывавшие вершину горы, рождались из кипящей поверхности озера. Внутри тумана кипела скрытая жизнь, и он заметил очертания создания с кожаными крыльями и выдающимися вперед челюстями, кружившиеся над озером. Уртред стоял не шевелясь и услышал крик твари, пролетевшей низко над водой. Потом он услышал как другой крик, похожий на погребальную песню, смешался со стонами ветра: тот самый мрачный вой, которым выли Ледяные Призраки на Равнине Духов. Действительно, это было место проклятых душ.

И тут он осознал, что уже почти закат. На небе было полно слоистых серых облаков, полных снега, но один солнечный луч пробился через отверстие в тучах, и, как небесный карандаш, окрасил вершину, к которой он карабкался, в нежно-розовый цвет, так что красный песчаник скал засветился под мрачным небом. Теперь он более отчетливо разглядел руины древнего города. Круглое центральное здание увенчивало верхушку горы, его узкие бойницы-окна глядели на шпили, исковерканный камень и зубчатые верхушки окрестных гор. Могучие крепостные стены, окружавшие его, росли прямо из склонов горы.

Да, это было то самое место, к которому его влекло, даже из далекой Годы. Казалось, оно было знакомо ему. Как если бы древний камень был частью его самого, порогом неоткрытой страны, страны, в которой он родился, местом, в котором он жил до Форгхольма. Манихей не зря сказал ему, что здесь он откроет тайну своего прошлого.

Опять прогремел гром, и Уртред услышал тот самый голос, который слышал прошлой ночью. Но теперь он понял, что сказал гром – одно единственное слово, и так ясно, как если бы ему прокричали его в самое ухо.

Равенспур.

Гром повторял это слово еще и еще. Его назвали по этому месту. Не почудилось ли ему? Нет, у грома был голос. Значит так оно и есть. Эта вершина – Равенспур.

Уртред пришел в себя. Если ему раньше было холодно, то теперь в его венах не осталось ничего, кроме льда. Ему стало так холодно, что он ничем не отличался от расколотых морозом камней, которые лежали вокруг него, как если бы он опять стал частью этой дикой природы, из которой его вырвали двадцать лет назад.

Что он должен найти здесь? Безусловно с ним что-то произошло в этом месте, еще до его первой сознательной мысли. Но что? Его разум метался в поиске разгадки, почему Манихей не сказал ему всего?

Неважно, теперь он сам узнает все.

СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА. Логово Харкена

Глубоко под Палисадами они сидели и ждали в темноте, более полной чем любая, которую они когда-либо знали. Их немертвый повелитель приказал провести барку по широкой дуге вдоль подземного зала. Там было несколько каналов, которые уходили внутрь по радиальным направлениям.

Фаран взглянул на Голона, который, казалось, целиком ушел в себя, свое худое лицо он уткнул в темный плащ на груди, лоб избороздили морщины.

– Ну? – спросил Фаран.

Желтые глаза волшебника блеснули как у ящерицы. – Все так, как я и думал. Мы в сердце горы.

– Под Палисадами?

Голон кивнул. – Внутренним зрением я вижу следы древней магии, которая вырезала в камне все эти помещения. Следы очень слабые: заклинания использовались эоны[13]13
  Эон – длительный период времени


[Закрыть] назад, но по ним я могу дойти до поверхности.

– Почему боги копали так глубоко? – задумчиво спросил Фаран, обращаясь к самому себе.

Голон тем не менее ответил. – Здесь Харкен держал жеребцов-драконов Богов.

– Так далеко от неба?

– Это огненные создания огня, созданные из пламени Сердца Мира. Здесь их держали в загонах ради безопасности тех, кто жил на поверхности земли.

– Жестокое наказание для драконов.

– Да – и я чувствую, что здесь родилась их злоба, которая дожила до наших дней. Они совсем не друзья людям. Мы должны быть очень внимательны.

– Ты найдешь дорогу отсюда?

Голон кивнул. – Следы очень слабые, но это возможно.

– Хорошо, – сухо сказал Фаран. – Но ты знаешь, что нужно сделать перед тем, как мы уйдем.

Голон опять наклонил голову.

Теперь уже Фаран полностью собрался в ожидании того, что должно было произойти, и откинул плащ, скрывавший его рану. Он посмотрел на торчащий из плеча обломок желтой кости и почувствовал, как холод подземелья лижет его обнаженную плоть. Стражники-вампиры и Жнецы безучастно наблюдали за ним.

Голон кашлянул и, порывшись на дне барки, достал длинный, завернутый в материю сверток, который он нес на спине во время всего бегства из Тралла. Он осторожно отцепил от ремня маленький черный мешочек и открыл его; внутри оказался странный набор крюков и иголок, а также различные веревочки и клубки кетгута.[14]14
  нить из высушенных и скрученных кишок мелкого рогатого скота, используемая для швов при хирургических операциях


[Закрыть] Все вместе выглядело как часть набора для рыбной ловли, но настоящая цель обнаружилась только тогда, когда Голон медленно развернул сверток и его содержимое выкатилось на палубу барки. Это была отрубленная рука Фарана, ладонь была слегка сжата, пальцы заканчивались длинными ногтями. Она выглядела очень странно в любом месте, кроме того, где ей положено было быть, и Фаран почти невольно попытался согнуть отрубленную руку, чтобы убедиться, что она действительно отделена от него и не является частью его тела. Рука, конечно, осталась неподвижной. Голон подобрал ее и положил на банку, потом отмотал с одного из шаров черную нитку и взял в руку зловеще изогнутую иголку. Вдев нитку в иголку, он вопросительно посмотрел на своего повелителя. Фаран молча кивнул и отвернулся, уставившись на дно лодки.

Он услышал, как Голон подходит к нему, потом почувствовал первый укол в плечо. Нервные окончания в теле Фарана уже давно омертвели, поэтому его плоть почти не чувствовала боли, тем не менее ощущения были не из приятных, правда скорее психологические, чем физические. Фаран закрыл глаза.

Когда Голон завязал последнюю грубую петлю на нитке, Фаран поднял голову. Сейчас он мог только поднимать и опускать обрубок; остаток руки безвольно болтался, как рука марионетки. Но он знал, что нервные окончания опять начнут медленно расти, как белые корни деревьев, слепо ищущие то темное тело в его существе, которое оплодотворено Черной Чашей. Он бесстрастно поглядел на сустав. Работа была крайне грубой, кетгут проходил прямо через края его тела, куски плоти красными кряжами поднимались вокруг раны. Теперь его рука, как и многое остальное в его теле, будет нести на себе свидетельство того, что внутри мешанины из швов и кожи живет пустой, высохший, ненастоящий человек. Сколько еще лет такого существования? Пока солнце не умрет. И тогда, когда Исс объявит, что повсюду воцарилась темнота, останутся только такие как он и будут жить, вечно. Даже Голон, вызыватель демонов, умрет. А он, Фаран, будет жить, жить и после смерти Солнца. Для чего? Чтобы увековечить эту насмешку над настоящим телом, эту пустую жизнь?

Он невидящим взглядом взглянул на своего волшебника и в очередной раз спросил себя, почему человек вроде этого стремится стать таким же, как он. Пустая жизнь, никакого смысла, только бесконечное существование без освобождения. Жизнь в Смерти: как слабы те, кто желает ее! Когда солнце в конце концов умрет, что останется им, кроме бесконечной ночи, арктических пустынь и свиста ветра, летящего на умершим миром? Человечество тоже вымрет, постепенно, но слуги Исса останутся вечно жить под землей, без сна и без капли свежей крови. Так почему же они так страстно хотят такой жизни? Только из-за слабости, только потому, что верят, будто любое существование лучше небытия. Глупцы! Тем не менее даже сейчас оставшиеся в живых стражники-вампиры несут с собой Черную Чашу, взятую из сокровищницы Тронного Зала: вот почему Голон и Жнецы так покорно идут за ним. Они жаждут выпить из медного сосуда его содержимое, после чего их души обречены на смерть, зато тела станут бессмертны.

Тем не менее тусклая свечка его собственного желания еще теплится, он еще считает дни впереди, как он всегда делает, когда обдумывает выполняемые задачи, трудности будут преодолены, кровные долги заплачены. Без времени нет смысла жизни: но эти ориентиры придают бесконечному путешествию какую-то значимость, даже полноту. И теперь, пока барка лениво кружила по пещере глубоко под Палисадами, Фаран стал мысленно составлять список того, что необходимо сделать во время путешествия, стараясь не думать о том, что все равно ничего не найдет, что все его дела совершенно бесполезны, что в самом лучшем случае он получит только дом, затерянный в бесконечной пустыне, и что даже достигнутая цель является иллюзией, бесконечным повторение тысяч бесполезных действий.

Он слишком долго в упор глядел на Голона, пока волшебник не выдержал и потупил взгляд; Фаран почувствовал, как маг дрожит под его гипнотическим взглядом, еще немного, и его душа вырвется наружу, как у многих тысяч до него, и мошкой полетит на свет свечи, горящей черным пламенем. Повелительным жестом князь показал, что Голон должен погасить магический синий свет, который, как призрак, видел над змеиной головой на носу барки. Темнота пришла как бальзам, и его мысль устремилась в сердце темноты, глубоко внутрь своего сознания, где никогда не было света.

Во-первых надо было решить проблему с Илгиллом: хотя Тралл и был разрушен, барон остался в живых. С собой он унес один из артефактов Маризиана, Теневой Жезл. Что это за штука? Двойник говорил о нем как об инструменте воскрешения, с его помощью можно создать мост между этим миром и миром Теней. Но и так ясно, что пока эта вещь существует, все цели Исса находятся под угрозой, и медленное проникновение его воли в черную жидкость будущего может быть остановлено. Барона надо найти, Жезл – уничтожить.

Но у этого путешествия есть и другая цель: он должен опять получить Талассу в свою власть. Фаран привык повелевать – власть давала ему возможность получать все, что он хотел, не обращая внимания на желания других. Таласса сбежала, и хотя она не стала для него более ценной, тем не менее ее бегство унизило его власть, а значит унизило и его самого. Сколько раз он мог бы выполнить свою причуду, забрать ее из храма и, наконец-то, овладеть ею? Но сознание того, что она в его власти, тогда не возбуждало его, и только сейчас, когда он потерял ее, желание начало поглощать его сознание и в конце концов вытеснило на задний план все другие мысли. Хотя его кровь текла медленно и лениво, она ускорялась, хотя и ненамного, стоило ему только подумать о ней. Неужели и она стала такой же как он, одной из немертвых? Если так, он потерял то, что именно сейчас хочет больше всего на свете. Нет, она должна жить человеком. Иначе она, чью жизнь ему пообещали много лет назад в Тире Ганде, потеряна для него. Тем не менее надежда еще есть. Все вампиры, бывшие на болотах, погибли: об этом ему сказал Голон. А разве в Книге Червя не сказано, что если Повелитель умирает, жертва освобождается?

Но, инстинктивно, Фаран думал иначе: отравленная кровь не умирает, но, как яд, распространяется по всему телу, все дальше и дальше. Он чувствовал, что это неоспоримая правда, чувствовал своим атрофированным сердцем и венами, венами, в которых текла точно такая же кровь.

Эти две цели были всем, что он знал: кроме них не было ничего, за исключением бесконечной дороги к вечности, той самой вечности, которой он успокаивал себя. Фаран опять накинул плащ на изуродованное плечо и поглядел вверх, туда, где должен был быть свод подземной пещеры, но, хотя уже две сотни лет его глаза отчетливо видели в том, что люди называют темнотой, не увидел ничего, потому что с тех пор, как Ре впервые выковал эти горы в начале времени, ни одна частица естественного света никогда не проникала в это подземелье, ни одна бродячая искорка света даже на долю секунды не осветила ни одно пятнышко на древних камнях, висевших в темноте высоко над ними.

– Свет, – приказал он, и опять синий шар зажегся над носом барки, и только тогда Фаран сумел разглядеть в пурпурной туманной высоте смутный намек на то, что в тысяче футах над ними быть может находится потолок этого подземного мира. В высоте, на каменных стенах, теперь он мог увидеть вырезанные в камне ниши, в которых находились свирепые изображения старых стражей этого места: статуи гаргулий, с выпученными глазами, крылья наполовину подняты над плечами, из разинутых ртов, как плети, торчат длинные языки. Может быть сам Харкен походил на них, наполовину камень, наполовину плоть, ведь он жил в этом месте, таком далеком от людей и вампиров.

Фаран повернулся к Голону и вопросительно поднял бровь.

Волшебник показал на вход в один из темных каналов. Фаран посмотрел туда и увидел ржавые следы металлических пятен на древних камнях. – Я чувствую слабый след: магия, сила – не знаю, что это такое. Мы должны быть очень осторожны.

Фаран кивнул и вынул меч. Барка превратилась в неуклюжую и громоздкую посудину из дерева и кости, качавшуюся на чернильно-черной воде. Жестом он приказал оставшемуся стражнику-вампиру взять рулевое весло Ахерона. Вампир взялся за весло, висевшее в костяной уключине. Тем временем Жнецы достали змеевидные весла, лежавшие под банками, и стали грести. Барка медленно двинулась вперед, скользнула к арке над каналом и, пока они проплывали под ней, ее обширная нижняя поверхность нависала над ними, освещенная колеблющимся шаром огня, висевшим над носом барки. И ни единого звука, за исключением слабых шлепков весел по черной воде, эхом отражавшимся от стен туннеля.

На стенах не было почти ничего, и только древние руны был врезаны в камень через каждые сто ярдов. Фаран не мог понять значение этих символов, но постепенно заметил изменения. Вода вокруг начала приобретать какой-то ржавый цвет. Даже не видя опасность, он почуял ее. Воздух, который он вдыхал своими сморщенными легкими и который медленно просачивался в его омертвелые нервы, стал разъедающим и едким, приобрел вкус гниющего металла, вкус силы, прогорклой и испорченной.

– Стоп, – скомандовал он, Жнецы мгновенно перестали грести и они молча заскользили вперед. Дно барки наткнулось на что-то, что медленно скользнуло вниз, скрытое непроницаемой кроваво-красной водой. Впереди он увидел другую арку, за которой была пустота. Запах становился все сильнее и сильнее, даже его омертвелые глаза начали слезиться. Его спутники повязали плащи на рты и глаза: в отравленном воздухе каждый вздох давался с трудом. Так они вплыли в зал за аркой.

Вдоль каждой стороны канала, по которому они плыли, поднимались каменные ярусы, один над другим, вверх, насколько глаз мог видеть. И на каждом ярусе неподвижно стояли драконы, ряд за рядом, один над другим.

Они стояли прямо, вытянувшись в струнку. Пятьдесят футов в высоту, металлические черные крылья скрещены перед сверкающими темными торсами, головы опущены на широкие мускулистые груди, покрытые разноцветными, переливающимися перьями. Глаза закрыты, темные головы отражали неяркий свет, лившийся из барки. Драконы Старых Времен, жеребцы богов, чье дыхание – огонь, чьи когти могли резать адамантин и алмаз, чей взгляд мог прожечь камень. Теперь Фаран понял, откуда идет отравленный воздух. Именно из их бронированных тел медленно текла кровь, та сама жидкость, которая за столетия вырезала глубокие канавы в каменных полках, на которых они стояли. На барке воцарилась полная тишина, никто даже не осмеливался дышать из страха, что один единственный громкий звук может разбудить кого-нибудь из них. Фаран насчитал около двухсот созданий, но знал, что их намного больше, находящихся на верхних ярусах и невидимых снизу.

Голон, тоже, с горевшей в глазах жадностью, глядел на молчаливые ряды. Фаран точно знал, чего хочет волшебник: спрыгнуть на край канала, добраться до первого яруса и проникнуть в тайны, скрытые в спящих телах драконов. Но даже Голон чувствовал тяжелый запах опасности: волшебник, как и остальные, сидел молча, пока барка медленно плыла по каналу. И в этой полной тишине они услышали новый звук, низкое жужжание, которое становилось все интенсивнее по мере того, как они скользили к концу зала, находившегося где-то в полумиле от них. Поверхность ржаво-красного канала дрогнула от невидимого толчка, потом послышался скрежет каменных плит, трущихся друг о друга, громкий, как раскаты грома. Скала, в которой в конце концов исчезал канал, внезапно треснула, появилась щель в мир света, огромная, все расширяющаяся трещина, которая распахивалась все шире и шире, пока не стала шириной в сотню футов. В тот же миг неяркий дневной свет хлынул в зал, его лучи проникли в самые дальние уголки, так что Фаран, защищаясь от ослепляющего излучения, был вынужден закрыть глаза руками.

Жар был ужасен, но, к счастью, не успел сжечь глаза. Он попытался посмотреть, что находится впереди, за освещенной светом областью, но тут, даже громче жужжания, послышался новый звук, скрип металла, и он увидел, как спящие драконы, разбуженные светом, вздрогнули и ожили, разворачивая крылья; вниз, на поверхность канал, полетели капли кислоты, от которых красная вода запенилась и забурлила, как живая.

– Греби! – крикнул он, как если бы проснулся ото сна, все его люди налегли на весла и барка, медленно наращивая скорость, поплыла по красной воде канала. Сам Фаран спустился с возвышения на корме и пошел вперед, ободряя своих людей, потом, обернулся и посмотрел на драконов: одна, вторая, вот уже дюжина склоненных на грудь голов выпрямились, ранее закрытые глаза открылись. Красные лучи пересекли полутьму. Фаран повернулся: не меньше сотни ярдов до выхода наружу. Сжигающая колонна света ударила в круглый бассейн на выходе из канала. Вода в месте удара забурлила. Похоже выхода вообще нет.

Он уже хотел приказать своим людям повернуть барку, но, учитывая небольшую ширину канала, такой маневр было бы крайне трудно выполнить. Кроме того с правой стороны зала, откуда они появились, раздался страшный рев. Он уже почти ничего не видел на свету, и сумел только заметить внезапную вспышку оранжевого пламени, потом движение. Один из драконов стоял на своем месте, развернув крылья и разинув пасть, из которой бил оранжевый гейзер. Потом последовала целая серия огненных вспышек, так как оранжевое пламя первого дракона накрыло некоторых других, которые не замедлили ответить.

Потом ударил гром взрыва, волна подхватила корму барки и очень быстро потащила вперед. Ржавая вода накрыла их с головой, затопив корму. Барка завертелась, потеряв управление и стала биться о края канала: обламываясь, костяные осколки от сидений свистели мимо лица Фарана.

Как только каким-то образом барка выпрямилась, их настигла новая волна. Белый свет впереди сверкал совершенно нестерпимо, вот они окунулись в него, вода бурлила и пенилась. Фаран изо всех сил ухватился за банку, чтобы не вылететь за борт, но, когда они полностью были на свету, случилось нечто очень странное: внезапно его ноги перестали опираться о дно барки и он почувствовал, что потерял вес и летит в колонне света. Он увидел, что другие тоже поднялись над палубой и висят, отчаянно пытаясь за что-то ухватиться. Потом они все полетели быстрее, подталкиваемые светом, мимо пролетали светящиеся огни, которые вспыхивали все быстрее и быстрее.

Держась за банку единственной хорошей рукой, он взглянул вниз: голова закружилась, когда он понял, что кипящая вода канала уже далеко внизу и удаляется с невероятной скоростью. Но он все равно увидел на дне светового столба черные тела драконов, летящие за ними; подхваченные тем же белым светом, они взмыли в воздух. Он поглядел вверх: они летели к круглому отверстию, закрытому какой-то сине-белой крышкой. В последнюю долю секунды он сообразил, что это такое. Выход был перекрыт толстым слоем льда. Свет за ним был светом солнца, и этот свет мог уничтожить его в мгновение ока.

Фаран крикнул своим людям, но вокруг стоял такой оглушительный грохот, что невозможно было понять, услышали ли они его или нет, а сам забрался под скамью банки, и уже в следующее мгновение барка прорвалась через лед и вылетела наружу.

Дневной, но не солнечный свет, к тому же приглушенный черными клубящимися облаками, которые спасли его от немедленного распада, превращения в пыль; тем не менее свет так сильно ударил по нему, что края тела зашипели и стали обугливаться. Он посильнее сжал глаза и внезапно почувствовал, что скорость барки уменьшилась, потом она на какое-то мгновение вообще зависла в воздухе, опасно пошатываясь, а потом, с подкатившей к горлу волной тошноты, рухнула вниз. У него лязгнули в момент удара зубы, но барка не остановилась, а заскользила дальше. Все это сопровождалось шипящим звуком, который он не сразу узнал. Лед – барка быстро скользила вниз по льду, царапая его килем.

Даже через закрытые глаза он уловил вспышку оранжевого пламени за собой, вылетевшую из Логово Харкена, потом нос барки ударился о что-то впереди. Послышался звук раскалывавшейся кости, и он почувствовал, как сверху хлестнули ветки деревьев. Еще один удар; его глаза невольно открылись, как раз вовремя, чтобы увидеть как барка раскалывается от носа до кормы, и все, как сломанные игрушки, сыплются на землю. Он опять почувствовал, что потерял вес, но на этот раз из-за стремительного падения. После мгновенного полета он приземлился в глубокий снежный сугроб.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы придти в себя и прочистить глаза. Оказалось, что вокруг поздние сумерки, и только последние лучи света еще освещали темное небо. Потом глаза заболели опять. В темноте сверкнула оранжевая вспышка, проревел гром, который одновременно напоминал рев водопада и треск рвущейся материи: драконы освободились и мчатся по воздуху. Сколько? Воздух мгновенно наполнился их пламенем, рев оглушал: он напрягся, ожидая, что сейчас на них всех обрушится их огненное дыхание. Но, вместо этого, воздушная волна швырнула его на землю, когда они пролетали прямо над ним. Потом они исчезли, поднявшись высоко вверх, без сомнения в поисках умирающего солнца, которое они не видели много тысяч лет.

Он вновь поднялся со снега и посмотрел на остатки барки. Поломанные костяные планки были разбросаны вдоль крутого, поросшего деревьями склона. Одно дерево стояло рядом с ним: на нем висел один из Жнецов, сук проткнул его бронзовые доспехи, маска-череп перевернулась на сто восемьдесят градусов, скалясь даже после смерти владельца. Один или двое из его людей пытались выбраться из-под обломков; остальные были зловеще неподвижны. Он насчитал не больше половины из тех, кто был на барке – остальные исчезли, без всякого сомнения погибнув во время полета через туннель.

Потом он увидел Голона, выбиравшего из-под остатков барки, плащ волшебника был разорван, белая безволосая грудь обнажена. Зубы Голона стучали от сильного мороза, который Фаран тоже начал ощущать, по мере того как мороз просачивался через его собственные атрофированные нервные окончания.

Он спустился с сугроба, который смягчил его падение, с неудовольствием заметив, что пришитая рука все еще не хочет его слушаться и бесполезно висит вдоль бока. Ноги, тоже, плохо слушались, даже хуже, чем он ожидал, так как он, спустившись, поскользнулся и не упал только потому, что единственной хорошей рукой успел ухватиться за ствол одного из тех деревьев, которые остановили барку. Голон брел к нему через снег, уставившись глазами в небо над головой. Фаран тоже слышал приглушенный облаками рев драконов. Казалось, они чего-то ищут и прочесывают все кругом.

– Мы должны спрятаться в лесу, – крикнул он, когда Голон прихромал к нему. Маг кивнул. Фаран отпустил ствол дерева, за которое держался, и, шатаясь, спустился вниз, к разбитой на куски барке. Не обращая внимания на тех, кто был слишком тяжело ранен, он неуклюже побежал вниз по склону, надеясь, что некоторые из его людей увидят его, все поймут и побегут вслед за ним. Но рев драконов становился все ближе и ближе, и он услышал, как тяжелые крылья бьют по воздуху под висевшим над головой облаком. Потом ослепляющий язык пламени, который на долю секунды превратил все в шевелящиеся силуэты. Тлеющие, обгорелые сучья дождем посыпались вниз со ствола дерева, взорвавшегося как петарда. Он обогнул его, прекрасно зная, что в темноте рыщет еще больше драконов.

Потом свет вспыхнул вокруг него: невероятно ослепляющий свет, белее белого, на какое-то мгновение мир превратился в силуэт, и только тогда он сообразил закрыть свои сверхчувствительные глаза и на них опустилась спасительное покрывала темноты. Чьи-то руки схватили его, и он услышал голос Голона, который призывал его придти в себя и поторопиться. С помощью волшебника Фаран поковылял дальше, но последовала новая вспышка и такой рев, который он никогда не слышал за всю свою жизнь. Он ударился о что-то твердое и неподвижное перед собой, огромную выпуклую массу металла, согнулся и вскрикнул. Следующий удар бросил его на землю.

Зрение медленно возвращалось, веки сражались с какой-то жидкостью, приклеившей их к лицу. Опять он увидел вокруг себя смутные силуэты, и один из них, возвышавшийся над всеми остальными, чернел прямо перед ним, и был чернее, чем наступившая темнота. По нему пробегали потрескивающие полосы сине-белой энергии… дракон, на земле, прямо перед ним.

Фаран стал нащупывать меч, находившийся в ножнах, когда пасть чудовища широко раскрылась. Оттуда потянуло теплом, которое через мгновение должно было обрушиться на него огненным гейзером. Но тут содрогнулась земля, под драконом открылась яма, и он, отчаянно махая крыльями, соскользнул вниз, прямо в мешанину из камней и земли, которая бурлила как кипящая вода.

Рядом с Фараном стоял Голон, его руки были вытянуты вперед, ладонями вниз. Волшебник только что использовал древнее заклинание: вызов элементали земли, слуги Исса. Но дракон ушел в землю только наполовину. Он изо всех сил хлопал своими металлическими крыльями, пытаясь выбраться из ямы, и уже почти сумел освободиться, собираясь взлететь. Фаран прыгнул на ноги и взмахнул мечом, который наконец-то сумел достать из ножен. Клинок вонзился точно в один из светящихся красным светом зрачков дракона, чудовище мотнуло головой, рукоятка меча вырвалась из руки Фарана, а сам меч улетел в туман. Но рана была смертельной: движения дракона стали более беспорядочными, он забил крыльями с силой урагана, поднимая в воздух камни и куски земли, но потом сдался и упал на дно ямы. Голон повернул руки ладонями вверх, а потом резко свел их вместе; края кратера обрушились в себя закапывая дракона.

Фаран какое-то мгновение глядел на землю. Так близко, никогда он не был так близко к смерти. Он представил себе, как на его сухую кожу обрушивается огненный поток. На что был бы похож его конец: сначала мгновение непереносимой боли, а потом ничего?

Он почувствовал, как другие фигуры движутся рядом с ним на склоне горы и понял, что к ним присоединились один из вампиров-стражей и двое Жнецов. Маска одного из них обгорела до черноты, и верхняя часть торса была тяжело обожжена, кожа местами содрана, обнажив сырую плоть. Фаран решил, что в таком холоде он долго не проживет. Большинство его людей уже спустились через туман вниз, примерно двадцать из тех пятидесяти, которые были в барке. С минуты на минуту драконы опять будут здесь. Они должны убраться отсюда как можно быстрее. Он поглядел вокруг.

Кое-какие особенности пейзажа можно было рассмотреть, когда летящие по небу облака на мгновение расступались. Они находились на сплошном поле льда, которое иногда разрывалось стволами деревьев, вроде того, в которое врезалась барка. Под ними он увидел узкую трещину с отвесными склонами, бегущую вдоль подножия горы. Если бы барка проскользила еще сотню футов, они бы упали в эту трещину, неминуемая смерть. И вообще их окружали крутые горы. Единственный выход – идти вверх, через трещину не выберешься.

Он кивнул налево, и выжившие люди стали карабкаться вверх по предательскому ледяному склону. Они не успели пройти и несколько метров, как обожженный Жнец, ослабевший от раны, поскользнулся и заскользил вниз по ледяному склону. Он махал руками, пытаясь схватиться за лед и остановиться, но пальцы скользили по гладкой поверхности, лед как воронка затягивал его вниз, к подножию утеса. Фаран услышал слабый вскрик, и человек исчез. Остальные Жнецы били тяжелыми сапогами по льду, прокладывая дорогу для Фарана и Голона.

Пока они поднимались настала ночь. Они добрались до конца ледяного склона и обнаружили, что перед ними изрезанный склон горы, торчащий из-подо льда и уходящей в низкие облака, нависшие над ними. Но здесь были зацепки для рук, взбираться стало немного легче. Они поднимались еще около часа, постоянно рискуя жизнью, потому что любая, на первый взгляд надежная зацепка могла отломиться в любой момент. Наконец они добрались до верха склона и обнаружили, что прямо перед ними находится усеянная валунами равнина. Где-то вдали слабо чернели горы, но закрывшие небо облака заслоняли взгляд. Взгляд вниз с края обрыва, на который они только что взобрались, подтвердил самые худшие опасения. Под ними лежала пропасть, с очень крутыми склонами, уходившая вниз по меньшей мере на пару тысяч футов, вплоть до расселины в земле. Так что вниз пути не было, сзади и слева отвесные горы, можно было идти только на северо-запад, где лунный свет с трудом пробивался через мрачные темные облака. Они отправились туда. Далеко наверху, в тысячах футах над ними, ревели драконы, гоняясь за последними лучами ушедшего солнца; Фаран слышал их трубные призывы.