Текст книги "Полунощная Чудь"

Автор книги: Оливер Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА. Вниз по Долине Призраков

Второе утро в Годе. При первых бледных лучах рассвета Таласса попыталась разомкнуть глаза. Немедленно пришла боль, как если ей в глаз бросили песок. Она опять крепко сжала веки, но на зрачках осталось сводящее с ума сияние солнца, такое яркое, как будто она целый смотрела на него не отрываясь. Ее сердце забилось, а мысли заметались в голове. Неужели ее глаза стали настолько чувствительны, что она больше никогда не сможет опять взглянуть на солнце? Она осторожно приоткрыла их, немного. На этот раз боль была намного меньше. Она потянулась за своей одеждой и, сузив глаза, начала одеваться.

Снаружи, на площади, большую часть ночи шли приготовления к отъезду, и проспав крепким сном час или два, остальное время она пролежала на своей койке, не в состоянии уснуть. Только ближе к рассвету шум прекратился. Теперь, напротив, стояла мертвая тишина: страх витал над горной деревней, только изредка лаяли собаки или приглушенно плакали младенцы. Теперь же она услышала голос пастушьих рожков и звяканье колокольчиков, висящих на шее у яков.

Был и еще один приглушенный, тихий звук, который она никак не могла узнать. И только сейчас она поняла: снег, ночью пошел снег.

Она осторожно приоткрыла ставни своей комнаты. Снаружи был белый мир. Большие белые снежинки кружились над деревней; крыши домов были покрыты толстым девственным покрывалом; слой снега по меньшей мере в фут глубиной лежал на площади; горы стали невидимы из-за темно-серого облака, неторопливо катящегося на север и похожего на изнанку серого моря, нависшего над домами деревни. Издалека доносился ровный рев реки, приглушенный белый одеялом, наброшенным на горы. Она быстро отпрянула назад, спасаясь от бледного света восхода. На память пришли слова Гарадаса, сказанные прошлой ночью: «Спуститься с гор будет нетрудно, но если придет зима, мы не сможем вернуться в Году вплоть до весны».

Она содрогнулась. Было абсолютным сумасшествием уходить из деревни в такую погоду, но выбора не было. Она должна как можно скорее добраться до Серебряной Чаши, во всяком случае не позже, чем через месяц. Даже сейчас жажда грызла ее, но ей хотелось не воды, а чего-нибудь другого, более темного и сытного. Вены горели огнем, от которого сердце билось как сумасшедшее.

Площадь уже наполнилась людьми: собралась вся деревня, даже старые и больные. Пока она стояла у окна, из тумана, как призрак, появилась Аланда и пошла на другую сторону площади. Судя по шуму хлопающих сундуков, где-то в доме тоже шли приготовления.

Она быстро вымылась и оделась, надев теплую нижнюю рубашку под меховой плащ, и высокие сапоги, которые примерила прошлой ночью. Она спросила себя, не будут ли они жать ноги, так как казались слишком маленькими. Потом улыбнулась, несмотря на свои мрачные мысли: мелкое неудобство, вроде этого, самая маленькая из ее проблем. Все было готово, она вышла в коридор. Там стояла Имуни, на ней был шерстяной плащ с капюшоном, в руках она держала сучковатую палку, а на лице было очень серьезное выражение. – Дитя, почему ты так оделась? – спросила Таласса.

– Я идут с тобой, – ответила Имуни, решительно нахмурив лоб.

Таласса опустилась на колени перед ней. – Я уже говорила тебе вчера, – ласково сказала она. – Мы скоро вернемся. Кроме того за нами присмотрит твой отец.

В этот момент из боковой двери дальше по коридору вышел сам Гарадас. На нем были шерстяные лосины с кожаными застежками крест-накрест и плащ с капюшоном, почти такой же большой, как и на Талассе. В одной руке он держал лук и колчан со стрелами, в другой – дорожную сумку.

Он тоже увидел одежду Имуни. – Имуни, я же говорил тебе, что ты должна остаться с матерью. Мы вернемся обратно весной, – жестко сказал он.

Лицо Имуни обиженно искривилось. – Все, вы, взрослые, одинаковы – всегда говорите и делаете одно и то же.

– И очень хорошо, что мы так делаем; иначе кто знает, какие бы глупости ты наделала, – сказал Гарадас, невольно улыбнувшись.

– Но Папа, ты же не будешь здесь к Празднику Света.

Он потрепал ее по голове. – Не забывай, с кем мы идем. Светоносица – ее мы благодарим в этот день. Разве мы не будем в безопасности вместе с ней? Разве у нас не будет собственный праздник, где бы мы не были?

Имуни посмотрела вниз с обиженным выражением на лице, ее губы были предательски надуты.

– Ну, ты же дочь старосты, – жестко сказал Гарадас. – Я не хочу, чтобы ты опозорила меня перед семьями других мужчин деревни. – При этих словах Имуни тяжело кивнула, и, судя по серьезному, почти взрослому выражению лица, взяла себя в руки. Отец обнял ее одной рукой за плечи, они вместе подошли к главной двери дома и распахнули ее.

Перед ними была покрытая снегом площадь, на которой собралась вся деревня. Все они ждали, выжидающе глядя на лестницу, ведущую в дом. Выдыхаемый ими воздух немедленно превращался в туман, облаком висевший в холодном воздухе. У подножия лестницы стояли носилки с больными и увечными жителями деревни. Все замолчали, когда появилась Таласса в сопровождении старосты и Имуни.

В стороне от толпы Таласса увидела дюжину мужчин, которых Гарадас отобрал для похода. Все они были одеты точно так же как староста, но вдобавок каждый из них нес на себе толстую бухту пенькового каната. На их поясах висели крюки для карабканья по скалам. Половина из них сгибалась под тяжестью рюкзаков размером с них самих. Все были вооружены, самым разнообразным оружием. Луки и стрелы, копья с широким наконечником для охоты на кабана, ножи с обтянутой кожей рукояткой. Рядом с ними стояли Аланда и Джайал, одетые в шерстяные плащи, такие же широкие, как и ее.

Гарадас повернулся к ней. – Не могла ли ты благословить этих людей? – сказал он, кивая на инвалидов, лежавших на носилках перед толпой. Она начала было протестовать, но тут уловила умоляющие, полные надежды взгляды больных. Они глядели на нее так, как если бы на самом деле ожидали, что она коснется и вылечит их в то же самое мгновение. Таласса посмотрела на Аланду, и старая дама едва заметно кивнула ей. Вид старой подруги придал ей храбрость, и она шагнула вперед, в свет. На какой-то миг сияние дня ослепило ее, и опять по ней пробежал холодный страх. Но за плотными снежными облаками солнце было невидимо: свет можно было вытерпеть.

Она повернулась на восток, где солнце пыталось пробиться через крутящиеся штормовые облака, подняла к нему руки и громко произнесла слова из Книги Света, которыми приветствовала солнце каждый день своей жизни. Сказав их, она, несмотря на всю опасность ситуации, в первый раз почувствовала, как кровь отзывается на ее призыв, как из самой глубины организма к ней приходит сила, родственная той, которой владеют жрецы, посвятившие себя службе Солнцу.

Потом она спустилась по ступенькам лестницы и посмотрела на того, кто лежал на первых носилках. Это оказался ребенок с землистой кожей, дрожащий от холода, несмотря на тяжелый ворох одеял, лежавших на нем. Его лицо имело отчетливый желтый оттенок. – Что с ним случилось? – спросила она у Гарадаса.

– У него ревматическая лихорадка. Каждый год мы теряем из-за нее около десяти наших детей. Нет ничего хуже, когда умирают дети: каждый год нас становится все меньше и меньше. Разве может быть надежда, если мы теряем самых маленьких?

Таласса вытянула руки и остановила их надо лбом мальчика. Она почувствовала, как тепло выходит из него, а потом, еще более интересно, ей показалось, что она видит, как его жизненная сила, похожая на струйку дыма, вытекает в холодный воздух. Она держала свои руки над лбом мальчика около минуты, почти в полной тишине, слыша только свист ветра и ожидающее дыхание толпы, потом резко положила ладони на лоб, перекрывая выход тепла, и чувствуя источник жизненной силы самого ребенка. – Уберите циновки, – прошептала она, закрыв глаза, не зная, откуда к ней пришло вдохновение, но интуитивно понимая, что делает все правильно.

– Но ведь холодно…, – начал было Гарадас, но смешался и замолчал, увидев выражение ее лица. Он спустился по лестнице, и медленно отложил в сторону ворох циновок, оставив дрожащее, изнуренное тело мальчика ничем не прикрытым. Таласса медленно приподняла руками его голову, почувствовала ее тепло, потом опять опустила на носилки. Потом спустилась немного пониже и положила руки ему на грудь, перекрывая поток, направляя тепло обратно в сердце. – Будь как топка Ре, – молча попросила она сердце ребенка, – и как меха на его Кузнице, – сказала она легким. Потом она передвинула руки на его вздутый живот, белый и холодный, и впустила в него дающее жизнь тепло, светящееся как белое Яйцо, которое вечно горит в сердце Мира. Потом ее ладони перешли на бледные ноги, холодные как мрамор, и она попросила их стать такими, как сверкающие сандалии Сорона, помощника Ре. Когда она закончила последние слова молитвы, мальчик пошевелился.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, и мальчик улыбнулся, несмотря на мороз.

– Я где-то был…там очень темно…, – прошептал он. Толпа вздохнула.

– Это первые слова, которые он произнес за много дней, – возбужденно воскликнул Гарадас.

– Теперь, – сказала Таласса, с улыбкой глядя вниз, на мальчика, – ложись на бочок, как если бы ты собираешься уснуть. – Ребенок сделал так, как она сказала, повернулся на бок и свернулся клубочком. Таласа положила одну руку ему на голову, а другую на ноги. – Пусть круг замкнется, пусть день следует за ночью, – пропела она, и почувствовала, как энергия раскаленной лавой течет по бесконечному кругу через тело ребенка и через ее, как если бы они были объединены одним огненным кругом.

Наконец Таласса подняла руки; ребенок спал крепким, здоровым сном, его руки и ноги стали нормального цвета, дышал он ровно и спокойно. – Закройте его, – сказала она. Какая-то женщина, мать ребенка, решила Таласса, резко вышла из толпы, и с молчаливой благодарностью в глазах накрыла обнаженное тельце одеялом.

Таласса встала, и по толпе немедленно побежали восхищенный шепоток. Но она уже перешла к старухе, лежавшей на других носилках, чьи ноги были в деревянных лубках.

Так прошло полчаса, пока она переходила от одних носилок к другим, и все это время толпа с восхищением глядела на нее, а мужчины, ожидавшие ее и Гарадаса, сидели на своих рюкзаках. И каждый раз, когда она клала руки на лоб очередного больного, а потом через несколько минут переходила к следующему, состояние человека видимо улучшалось. Она двигалась как в трансе, не замечая как и что она делает, но точно зная, что все делает правильно. В конце концов она осознала, что достигла конца линии носилок. Солнце уже было достаточно высоко. Как только она заметило это, состояние транса, в котором она клала руки на людей, немедленно исчезло, как бы сгорело во вспышке света, и она почувствовала внезапное нетерпение, ей хотелось немедленно идти. Люди на площади разделились, она увидела, как Аланда и Джайал идут к ней, сопровождаемые мужчинами, выбранными Гарадасом для похода.

– Ты готова? – сжатыми губами спросил Джайал.

Уже несколько минут назад уголком глаза она заметила, что он нетерпеливо ходит взад и вперед по площади. Казалось, что в нем бурлит подавляемая энергия. И еще он постоянно оглядывался на юг, как если бы каждую минуту ожидал увидеть Фарана с Двойником, летящих как Фурии, Богини Судьбы, над склонами гор.

Таласса встала на ноги. – Да, – ответила она. – Я готова. У нас впереди долгое путешествие.

Гарадас отдал своим людям короткий приказ; те в последний раз обнялись со своими женами, а потом быстро зашагали по улице по направлению к башне и канатной дороге. Сам Гарадас повернулся, поцеловал жену, потом, встав на колени, поцеловал Имуни.

Таласса тоже встала на колени и взглянула в глаза девочки. – Мы вернемся весной, обещаю, – сказала она, потом встала и опустила в руку девочки жемчужную цепочку, которую носила той ночью в Тралле, единственное ювелирное украшение, оставшееся у нее. У девочки перехватило дыхание, когда она увидела, как в слабом свете солнца сверкают и переливаются драгоценные камни.

Какое-то мгновение они стояли на занесенной снегом площади, трое южан, Гарадас и его семья. В глазах Гарадаса мелькнул какой-то свет, когда он обвел взглядом заснеженную площадь, печальный огонек, как если бы он не ожидал, что вернется обратно. Потом он повернулся и, без единого слова, пошел по дороге за своими людьми.

Жители деревни со склоненными головами выстроились по обе стороны дороги, но их глаза внимательно смотрели на то, как уходит Светоносица. Таласса спросила себя, о чем они могли бы думать. Древние стражи этого места, стоявшие на своих местах еще два дня назад, теперь внезапно уходят, отправляясь в путешествие, которое, как все понимают, будет исключительно опасным; безусловно те, кто остается, боятся, что они лишатся предводителя, жены станут вдовами, а дети – сиротами.

Они быстро догнали группу мужчин. Один из них передал Джайалу лук и рюкзак. Остальные казались вполне довольными тем, что несут запасы для Аланды и Талассы, так что все, что должны были сделать обе женщины – закутаться хорошенько в плащи.

Они прошли мимо последних горцев, стоявших вдоль дороги. Как хорошее предзнаменование для будущего путешествия, облака внезапно поднялись к самым высоким вершинам, и дорогу омыл свет солнца. Ей показалось, как если бы она из темной комнаты вышла на полуденное солнце. Зрение Талассы постепенно приспособилось к солнцу, хотя от яркого света у ней жгло сетчатку глаз. «Отлично», подумала она, «я все еще могу выносить дневной свет».

В конце улицы стояла белая ступа, отмечавшая край деревни. Здесь вымощенная камнями улица внезапно обрывалась, превращаясь в множество тропинок, ведущих в поля. Они пошли тем самым путем, которым шли Имуни и Таласса прошлой ночью, через рощу ореховых деревьев и поля, отделенные друг от друга низкими каменными стенками. В неярком утреннем свете некоторые из деревенских яков глазели на них, тупо пережевывая жвачку. Когда они подошли к концу долины и взглянули вниз, ей показалось, что детали равнины под ними нарисованы тенями гор, отчеканенными солнцем. Дорога Маризина спускалась с гор справа от них и угольно-черным рубцом проходила через покрытую снегом обширную прерию. Прямо перед собой они увидели серую башню, высоко поднимавшуюся над плато. Слева в своем каменистом русле яростно ревела река, покрытая белой пеной там, где она достигала края утеса и рушилась в пропасть. Издалека можно было услышать низкий грохот, с которым водопад обрушивался вниз, на равнину.

Когда они подошли к башне, тяжелые облака опустились и опять начал падать снег. Все зашагали быстрее, торопясь добраться до нее. К тому времени, когда они добрались до серых стен башни, все уже изрядно замерзли. Полуразвалившаяся дверь в основании башни была полуоткрыта, и Талассу внезапно охватил страх, что жрец уже ушел. Она громко крикнула внутрь, зовя его, но ничего не услышала в ответ.

Зато в крутящемся снеге появился сам Уртред, но не изнутри, а из-за угла башни. В его руке был посох собирателя пиявок, на плечах дорожный мешок. Увидев его, мужчины затаили дыхание и их руки потянулись к оружию. Таласса жестом остановила их.

Потом она повернулась к Гарадасу. – Помни, жрец – мой друг, – сказала она. – Не суди его по маске.

– Трудно бороться с суеверием, – мрачно ответил староста.

– Тем не менее скажи своим людям, чтобы они относились к нему, как одному из нас. Он нужен мне, нужен тебе. Больше, чем ты можешь себе вообразить, – твердо сказала она.

Гарадас кивнул, жестом приказав всем убрать их оружие. Таласса повернулась к Уртреду, ее глаза сузились от яркого света, хотя небо было серым и мрачным. – Ты готов? – спросила она.

– Да, хотя я сомневался, придешь ли ты, – ответил он, глядя на нее сквозь снежную бурю.

– Если снегопад продлится достаточно долго, будет трудно находить дорогу, – сказал Гарадас.

Уртред шагнул к нему и протянул вперед посох собирателя пиявок. – Вот это поведет нас, неважно, насколько сильным будет снегопад. – Староста недоверчиво взглянул на посох.

– Он вырезан из дерева, выросшего в Лорне, – продолжал Уртред. – Все такие вещи связаны с местом рождения. Его магия приведет нас в лес. – Он повернулся к Аланде, которая стояла в стороне, ее старое лицо сморщилось от холода, несмотря на меховой плащ. – Ты говорила мне, что твои предки пришли из этой земли.

Она кивнула. – Если книга Королевы Ведьм не врет, от границы самого Лорна.

– Тогда возьми посох, – твердо сказал Уртред. – У тебя в крови магия природы и ее циклов: ты почувствуешь жизненную силу, текущую через посох по направлению к родному дереву, и, – добавил он, наклоняясь к ней так близко, что никто не мог услышать его слова, – он даст тебе силу.

Аланда взяла посох, ее синие глаза посмотрели в прорези его маски, и Уртред увидел, что она поняла его. Путешествие будет очень тяжелым, а она самая слабая из всех. – Благодарю тебя, – сказала она.

– Пошли, нам надо спуститься вниз прежде, чем снег сделает это невозможным, – нетерпеливо сказал Гарадас.

Он повел их к краю утеса и плато, туда, где находилось начало деревянной лестницы, благодаря которой можно было спуститься вниз по склону горы. С левой стороны от них был берег реки, петлявшей между камней по глубокому и темному руслу. Ледяные сосульки свисали с камней там, где темная вода реки Года, сжатая узким горлышком, грохотала, резко ускоряясь перед тем, как броситься в пропасть с края обрыва. Воды было столько, что, падая вниз, вся эта масса казалась почти твердой и неподвижной, а двигались только синие и серые пятна, то появляясь, то быстро исчезая. Они посмотрели туда, далеко вниз, где поток исчезал из виду. Слабый туман испаряющейся воды кружился над рекой, выходя из невидимой глубины горлышка, и камни, прилепившиеся к ее берегам, были черными от постоянной сырости.

Толстый слой снега покрывал деревянные ступеньки лестницы. Лестница заканчивалась на каменных подпорках, находившихся в сотне футов ниже и едва видимых через легкую дымку пара.

Гарадас шел первым; даже по ступенькам идти было трудно, ноги скользили по скользкому дереву, снег доходил до лодыжек, скрывая под собой опасные места. Они медленно спускались, пока не добрались до каменных подпорок. Деревянная платформа, на которой был установлен блок с веревкой, нависала над краем утеса, чем-то похожая на эшафот на фоне серых облаков. Внизу можно было увидеть только одинокую остроконечную скалу, как шпиль торчащую из тумана.

Гарадас несколько раз ударил по веревке, свисавшей с блока, освободив ее от снега, потом дернул ее, чтобы посмотреть, насколько она надежна. Потом повернулся к южанам. – Еще не поздно вернуться, – крикнул он, стараясь перекричать шум водопада. – Но если мы начнем спускаться, обратной дороги не будет.

Уртред проверил веревку, которую держал староста.

– Сколько веревки ты взял? – спросил он.

– Достаточно, тем более, что большая часть этой вполне надежна. А сгнившие части мы заменим той, которую принесли с собой… – Тут он внезапно замолчал, но Уртред отлично понял то, что подразумевалось: если веревка кончится прежде, чем они доберутся до равнины, они окажутся в очень тяжелом положении, не в состоянии спускаться.

Один из мужчин достал откуда-то маленький деревянный стул. Он начал прикреплять его к деревянному барабану, установленному на платформе. – Женщин мы спустим на стуле, остальные спустятся сами, – сказал Гарадас, объясняя хитроумное изобретение горцев.

Потом Гарадас кивнул одному из мужчин, который вышел вперед. Он сбросил с себя рюкзак, крепко ухватился за веревку и повернулся спиной к пропасти, упершись ногой в край утеса. Потом он немного присел и прыгнул за край обрыва, перебирая руками по веревке, и исчез в крутящемся облаке снега. Где-то через минуту веревка резко дернулась.

– Он на дне, – объявил Гарадас. – Теперь мы пошлем вниз мешки и инструменты.

Пока все это происходило, кое-кто из мужчин работал над стулом, обвязывая его кожаными ремнями и пропуская веревку через отверстия в сбруе. Потом веревку привязали к шкиву на самом краю платформы. Когда все было готово, мужчины помогли Аланде сесть на стул. Все четырнадцать человек на платформе взялись за конец веревки и стул с Аландой начал медленно спускаться вниз. Через несколько секунд веревка сильно дернулась, и мужчины начали тянуть обратно, устройство, дико раскачиваясь, появилось над пропастью, пустое.

Таласса недоверчиво посмотрела на него. Да, хорошо, что Аланда воспользовалась им: в конце концов она уже старуха. Но она сама была молода: неужели у нее не хватит сил спуститься самой? Но тут же почувствовала, что свет солнца выкачал из нее силы. Так что она мгновенно согласилась с планом старосты. Таласса потуже натянула на себя плащ и села на стул, закрепив на себе упряжь кожаными застежками. Потом кивнула мужчинам, и они начали опускать ее. Она спускалась в белую пустоту, черно-белый утес торчал из тумана за ее спиной.

Наверху все остальные ждали своей очереди спускаться. Уртред стоял рядом с Джайалем. Юный рыцарь от нетерпения подпрыгивал на месте, возбуждение, которое овладело им еще в деревне, только усилилось. Внезапно он повернулся и посмотрел вверх, на верхушку деревянной лестницы, как если бы почувствовал там какое-то движение. На долю секунды Уртреду, проследившему направление его взгляда, показалось, что и он, несмотря на крутящийся туман, тоже заметил что-то, стоявшее там, высоко над ними. Но в этот момент снег пошел гуще, и когда опять прояснело, там уже никого не было.

– Ты тоже видел это? – спросил он.

– Фигура, – мрачно объявил Джайал.

Но тут к ним подошел Гарадас: их очередь спускаться. – Кто-то еще должен придти сюда из деревни? – спросил Уртред, перекрикивая свист ветра.

Староста покачал головой. – Все сидят дома, из-за снега. А что?

– Мы думаем, что видели какую-то фигуру на верхушке лестницы.

Староста прищурился и внимательно осмотрел лестницу. – Там никого нет, – сказал он. – Вперед, мы должны торопиться, – бросил он, уже спускаясь по веревке.

Джайал не стал проверять, правду сказал староста или нет, но пошел туда, где его ждала веревка. Он ухватился за нее, дожидаясь рывка Гардаса, который не замедлил последовать. Последний раз взглянув на лестницу, Джайал, как и первый из горцев, повернулся спиной к пропасти и полез вниз. Но Уртред, который внимательно глядел на него, успел увидеть дикий взгляд на его лице прежде, чем юный рыцарь скрылся за краем обрыва. Что же он увидел через туман? Двойника? Фарана? Да, пожалуй проблемы начались раньше, чем начался поход.

Еще один рывок веревки просигналил, что Джайал на дне, теперь его очередь. Он посмотрел на веревку, осознав, что металлические когти перчатки перережут ее. Надо использовать другой метод для спуска. Он подошел к краю обрыва, оттолкнул веревку в сторону, вцепился когтями в камень и начал быстро спускаться вниз. Пожалуй он спустился быстрее, чем остальные: перчатки давали ему силу двух или трех людей. Однажды они уже спасли его от смерти, когда он качался на голове горгульи над крепостным рвом Храма Ре. По сравнению с тем мгновением сейчас было легко.

Он спустился вниз, где все остальные ждали его на узком карнизе. Они стояли, сдерживая дыхание и глядя на белый мир внизу. Потом, к их ужасу, свисающая сверху веревка дернулась и начала колебаться. Кто-то еще спускался вниз. Все посмотрели друг на друга, лицо Джайала было белее снега. – Я говорил вам, – прошипел он. – Они прямо за нами.