Текст книги "Дружина сестрицы Алёнушки (СИ)"

Автор книги: Ольга Кузьмина

Соавторы: Александр Быков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Рассвет богатыри и Алена встретили в седлах. Из кощеевой земли путь неблизкий, а переходить на богатырский скок в ночной темноте не рискнул даже Алеша. Алена от усталости едва не падала с лошади.

– Ну, теперь-то осталось немножечко, – утешил ее Илья Муромец. – Тут дорожка есть прямоезжая: лес в четыре скока перескочится. От того вон края леса синего, от опушки, от дуба старого, разогнавшись прыгать нам надобно.

Они подъехали к дубу. На сухих ветвях сидела, нахохлившись, большая черная птица.

Добрыня недобро прищурился и полез в саадак за луком.

– Ох, какой же дурень ты, Добрынюшка, хоть своим умом и похваляешься, – возмущенно прокаркал ворон. – Припаси-ка лук до лучшего случая. Нынче меткость тебе будет надобна.

– Тьфу ты, это ворон, птица вещая, – махнул рукой Добрыня и вернул лук на место.

– Везут войну на чужой дворец, а что свой дом пылает, не ведают, – каркнула птица.

– Тьфу на тебя еще раз, – буркнул Добрыня. – Вечно какую-нибудь гадость предвещаешь.

Разогнавшись, путники разом хлестнули своих лошадей и синхронно взлетели над лесом. Пролетев по пологой дуге над деревьями, они опустились на широкую поляну. Лошади тут же снова взмыли вверх. Алене очень не понравились слова ворона. К общему волнению по поводу предстоящей битвы примешивалось теперь недоброе предчувствие.

– Смотрите, горит что-то! – закричала она, указывая на тянущиеся к небу клубы дыма.

Через несколько мгновений их глазам открылось пепелище. У Алены екнуло сердце: она видела раньше эту широкую поляну, проплывающую теперь справа внизу – поляну перед домом Бабы Яги. Многие колья страшного частокола были обломаны, а на некоторых не было черепов. На месте надворных построек тлели угольки. А вместо избушки на курьих ножках зияла глубокая воронка, над которой и поднимался столб дыма.

– Ну, Черномор, скотина... – прошептал Добрыня Никитич. – Это он что же, сестрицу свою родную молнией?!

«А наш-то дом как? – с беспокойством подумала Алена. – Что, если Черномор и его спалил?»

Они приземлились на широкую протоптанную дорогу, идущую поперек леса. Вдали показалось море. Дыма видно не было. Зато стали хорошо заметны стаи кружащихся над лесом ворон. У богатырей дружно вырвался вздох облегчения: дом стоял на месте, цел и невредим. Настроение портили только нагло летающие над самыми головами вороны. Добрыня с Алешей было снова потянулись за луками, но потом, оценив на взгляд количество птиц, дружно махнули руками.

– На всех стрел не напасешься.

Птицы, каркая, кружили над Ильей, который вез, перекинув через седло, кощеев меч. Потом, словно решив что-то, они поднялись наверх и, выстроившись клином, почти всей стаей подались на юг, за море.

«Ничего себе, дисциплина у Черномора! – поразилась Алена. – Никогда прежде не видела, чтобы эти бестолковые птицы летали клином. Может, они у него еще и строем ходить умеют?»

Дома все было по-прежнему. Богатыри, подкрепившись немного, отправились спать, дежурным оставив Алешу. Алена тоже попыталась заснуть, но, несмотря на усталость, сон к ней не шел. Сердце беспокойно билось, а перед глазами все стояло пепелище на поляне. Бабу Ягу было жалко до слез. Но ведь не может быть, чтобы она погибла? Нет, надо пойти к Бубе, узнать точно, что произошло в лесу.

Алена встала и принялась одеваться. Вдруг ее взгляд привлекло какое-то движение за окном. Она выглянула наружу и обомлела. Сверкая металлом, в лучах солнца из пенного прибоя густой цепью выходили дюжие молодцы в чешуйчатых латах.

«Чешуей, как жар горя тридцать три богатыря... – залюбовалась она необычным зрелищем. – Все равны как на подбор, с ними дядька Черномор... Боже мой! Не он ли их подослал?» – Алена бросилась вниз по лестнице, спеша предупредить богатырей.

– Ты, Аленушка, не волнуйся. Сиди себе в светелке, да поглядывай. А мы как-нибудь сами управимся, – остановил ее Илья Муромец. Богатыри уже были на ногах и, мало того, в доспехах.

– Они, наверное, за мечом пришли, – осенило Алену.

– Конечно, – кивнул Добрыня Никитич, – думают, что могут взять нас потихонечку. И оружия с собой вон не прихвачено. Ну и мы их встретим без оружия. Только вот возьмем сейчас по бревнышку... Ты смотри, Алена, из окошечка. Как увидишь, кто перебирается, так об этом сверху нам покрикивай.

Поднявшись в светлицу, Алена распахнула все три окна, смотрящих в разные стороны света. Но из них не было видно всего двора и окрестностей.

«Была – не была!» – сбросив сапожки, Алена полезла на крышу. Отдышалась, забравшись на конек. Учащенно билось сердце. Двор был виден, как на ладони.

Со стороны моря через тын карабкались три молодца в чешуйчатых доспехах. Их подсаживали, помогая перелезть, еще шестеро. А с внутренней стороны «гостей» поджидал уже Добрыня. Первый получил удар дубовой чуркой в нос. Второй подтянулся на руках и задрал уже ногу, чтобы перемахнуть тын, но от мощного толчка в бок кувыркнулся назад. Третий успел перепрыгнуть, но тут же получил сокрушительный удар по затылку. Добрыня подхватил его бесчувственное тело за шкирку и перебросил обратно за тын, сбив им с ног еще двоих чешуйчатых. Оглядевшись, Алена увидела, что Илья и Алеша справляются с «внезапной» атакой не хуже Добрыни. Чешуйчатые еще некоторое время упорно пытались перелезть тын, но всякий раз получали отпор.

Сообразив, что внезапной атаки не получилось, тридцать три богатыря отступили к морю посовещаться. Потом снова, уже кучно подступили к тыну. Каждые четверо подхватили пятого и стали раскачивать, явно намереваясь просто перекинуть их через забор.

– Берегись! – закричала сверху Алена. – Сейчас они будут своих перекидывать!

– Ну что, поиграем в лапту, добры молодцы? – азартно улыбнулся Илья Муромец, и приподняв с земли колоду для рубки дров, перехватил ее словно биту.

Перелетев через забор и увидев стоящего на изготовку Илью, морской витязь истошно заорал. Орал он, впрочем, недолго, и, после смачного удара колодой, по той же самой траектории полетел обратно. Уже молча.

Алеша Попович, пытаясь повторить подвиг Ильи Муромца, использовал в качестве биты оглоблю. Лихо встретил прилетевшего из-за тына чешуйчатого, но отбросить его назад не смог, потому что оглобля сломалась. Пожав плечами, Алеша просто перекинул пришедшего в бесчувственное состояние богатыря обратно через забор. Добрыня поступил еще проще. Он подставил ножку только что приземлившемуся витязю, а потом схватил его за ногу и, раскрутив над головой, отправил за тын.

Наступательный пыл морских витязей иссяк. Они снова отошли подальше и стали совещаться. Некоторые заметно хромали или держались за помятые головы и бока, а двое и вообще без посторонней помощи идти не могли. Через минуту основная масса чешуйчатых выстроилась в некое подобие клина напротив ворот, а небольшая группа, стараясь не шуметь, направилась к противоположной стороне тына. Обо всех перемещениях противников Алена незамедлительно доложила богатырям, и Добрыня, взявшись за дубовую чурочку поудобнее, направился караулить тех, кто попытается перелезть через с тыла, а Алеша с Ильей остались защищать ворота.

Чешуйчатые, по команде старшего, с разбегу ударили плечами в ворота. Дубовые створки затрещали и зашатались, грозя вылететь из петель. Еще несколько морских попытались перелезть через забор у ворот, но Алеша Попович, работая обломками оглобли, забивал их, словно гвозди, обратно.

С заднего двора донеслись вопли чешуйчатых, нарвавшихся на Добрыню. Ворота выдержали еще один удар. Потом морские снова выстроились клином и по команде взяли разбег, чтобы дружным ударом окончательно разнести ворота в щепки. Но Илья Муромец подстроил им каверзу – прочно упершись в землю ногами, он подпер сворки своей широкой спиной. Ворота, жалобно заскрипев, снова устояли, а пытавшиеся их выбить морские витязи сползли по дубовым доскам на землю.

– Да что ж вы такие слабаки?! – зарычал на чешуйчатых их старший братец, и сам, первый встал в голову клина. – Становись в три ряда!

Ехидно ухмыляясь, Илья вынул засов и отошел в сторонку. Вопли на заднем дворе стихли, и оттуда, перекидывая в руках дубину, появился улыбающийся Добрыня.

– И-и-и эх! – ворота с треском распахнулись, одновременно распадаясь на досочки, и плотно сомкнутые ряды морских богатырей кубарем влетели во двор заставы. Илья с одной стороны, а Добрыня с другой подступили к ним и принялись мутузить тех, кто пытался подняться, а Алеша Попович, лихо свистнув, сиганул в самую гущу поваленных врагов, раздавая удары во все стороны. Морские растерялись. Одни из них сами начали пятиться, других выкидывали за тын Илья и Добрыня. Однако Алеша, попавший в самую гущу врагов, совершенно скрылся за стеной чешуйчатых спин.

– Алешенька! – в ужасе завизжала Алена, потеряв его из вида.

– Я зде... – вынырнувшая было голова Алеши тут же утонула в месиве чешуйчатых рук.

– Ах, вы маленьких обижать?! – взревел Илья Муромец и, словно вихрь, кинулся в самый центр драки, разбрасывая попадавшихся ему под руку морских.

Увидев, что драка принимает серьезный оборот, Добрыня Никитич стал хватать противников за первое, что попадется, и перекидывать их через тын, подбрасывая при этом так высоко и так часто, что следующий взлетал в воздух раньше, чем брошенный перед этим успевал шмякнуться наземь.

Через пару минут все было кончено. Чешуйчатые со стонами отползали обратно в море, волоча за собой тех, кто уже не мог перемещаться самостоятельно. Добрыня с ревом преследовал их, пинками отправляя в пенную волну тех, кто, на его взгляд отступали недостаточно быстро. А Илья, тем временем, склонился над Алешей, пытаясь привести его в чувство.

Алена слезла с крыши, как была босая, выбежала во двор. Глянув на разбитое в кровь лицо Алеши, застонала. На бок свернутый, кровоточащий нос, в кровь разбитые губы, набухающие синяки под каждым глазом. Алена метнулась в дом и принесла ковш с водой.

«Такой он, небось, и Лебеди не нужен будет, – подумала она, смывая кровь с лица Алеши. – Да вот и птичка наша, легка на помине».

– Что с ним?! – трепеща крыльямиа, на двор с неба свалилась большая белая птица.

– Уходили твоего Алешу твои же братцы, Царевна, – вздохнул Илья. – Поперек батьки в пекло полез. Больно смелый! Когда теперь в себя придет, когда на ноженьки встанет?..

– Видела я. Все видела. Я над озерцем своим поворожила, и везде смотрела, где только ни был мой Алешенька.

– Лучше б ты поворожила, чтобы парня в чувство привесть, – пробурчал появившийся в воротах Добрыня. – Тридцать три чешуйчатых братца убрались домой. Все вроде живы. В воде оклемаются, да вперед им урок будет – не служить своему дядьке наймитами, да на старых товарищей руку не поднимать. Но теперь беда другая намечается. Парусами-то все море усыпано. Сюда едут кораблики, торопятся. Тут не будет потасовки дружеской. Будет, братушки, война настоящая. Ты давай, давай, колдуй, Лебедь белая. Поднимай скорей Алешеньку на ноги.

Ничего не ответив, птица взмыла в небо и скрылась над лесом. Богатыри аккуратно внесли стонущего Алешу в дом, сняли с него доспехи и уложили на широкую лавку.

– Ох, почто же ему Бог не дал силушки ровно столько, сколько дал смелости? – сокрушался Илья. – Надо ж было дурню в гущу кинутся! Коли нас бы рядом не случилося, задолбали бы его морские до-смерти. Ведь они за поленья-дубиночки на нас были уже ой, какие злобные.

– Кабы Лебедь не смотрела в озере, как Алеша за нее сражается, может, он бы в гущу и не кинулся, – буркнул Добрыня Никитич, разрывая на Алеше рубаху. – Ох, увижу, как Алеша мается, сразу мне Маринка вспоминается. Вот беда – любить колдунью воину... Глянь, Илья, похоже, ребра сломаны. Нет, Алеша, долго проваляется. Нынче воевать ему заказано.

Алена насторожилась.

«Это же известная былина, про колдунью Марину, приворожившую Добрыню Никитича. Значит, здесь тоже было что-то подобное?»

В этот момент в открытую дверь с шумом влетела Лебедь, неся в клюве какой-то небольшой стеклянный бутылек.

– Вот. Осталась у меня водица мертвая. Здесь немного. На Алешу вылейте. Чтоб быстрей срослись его косточки, чтоб скорее личико поправилось... – и она сама, вынув пробку и зажав бутылек в клюве, стала брызгать на Алешу по капельке водицей, растирая ее широкими и мягкими лебедиными крыльями. – Вы на место становитесь, косточки, вы срастайтесь, заживайте, жилочки, зарастай скорее кожа белая... – в комнате запахло озоном, под крыльями Лебеди заклубилось марево и через несколько минут хриплое, прерывистое дыхание Алеши выровнилось.

– Ну так что? Исцелился Алешенька? – деловито осведомился Добрыня Никитич.

– Какое там, – махнула крылом Лебедь. – Чтобы совсем исцелится, ему надо неделю богатырским сном спать... Или еще пузырек Мертвой воды на него вылить, да потом Живой водой окропить.

– Так давай, милая. Лей, окропляй. Чего же ты ждешь? – нетерпеливо притопнул Добрыня. – У нас тут война предстоит с Черномором. За твое счастье, между прочим, горбами рискуем! А главный герой не при делах.

– Да я бы рада, но это были мои последние запасы. Источники живой и мертвой воды за тридевять земель, на краю света лежат. Туда даже мне не меньше недели в один конец лететь... Уж простите меня, воины храбрые. Кабы знать, что так быстро все закрутится, я б туда слетала заранее.

– Ладно... – очнувшийся Алеша Попович, поморщившись от боли, поднялся с лавки. – Я и так могу сражаться, чего уж там.

– Ну уж нет. Лучше ты лежи, Алешенька. Отдыхай, набирайся силушки. От тебя, больного, толку много ли? Мы и без тебя, небось, управимся, – решил Илья Муромец. – Я мечом помашу кощеевым, а Добрыня постреляет стрелами.

– Вот те раз! – возмутился Алеша Попович. – Мне это горше горького: у друзей за спинами прятаться. Да уж лучше умереть в сражении, чем такой позор принять на голову!

– Ты, чем спорить, лучше бы, Алешенька, хоть каким полезным делом занялся. Нас для драки и двоих достаточно. Ну а ты взял бы Лебедь и Аленушку, да отвез их в место безопасное, – нахмурился Добрыня.

Алеша Попович, скрипнул зубами, но больше не спорил.

– Вы за ним уж присмотрите, девицы, чтобы он напрасно в битву не кинулся, – напутствовал Алену и Лебедь Илья.

Потом все вышли на двор. Алена влезла на Черную, а Лебедь взмыла в небо. Илья и Добрыня тоже вскочили на коней – облаченные в доспехи, вооруженные с ног до головы.

Выехав из ворот, кавалькада задержалась на мгновение на берегу. Все оглянулись на море: паруса, надуваемые попутным ветром, стремительно приближались, а над ними вилась огромная стая ворон. Илья и Добрыня остались дожидаться врагов на побережье, а Алеша с Аленой и кружащая над ними Лебедь направились к лесному озерцу.

– Оттуда мы сможем наблюдать за сражением, да и за всем, что происходит в мире, – уверила Лебедь.

Какое-то время они скакали по торной дороге, ведущей сквозь Заповедный лес. Потом свернули на неприметную тропку.

– Стойте! – поднял руку Алеша. – Кто-то мчится сюда по дороге. Много коней...

Лебедь взлетела повыше и, покружившись над дорогой, спикировала вниз. Из груди ее вырвался облегченный вздох.

– Это дружина князя Владимира.

Передовые черноморовы корабли приблизились к берегу. Илья ожидал врагов сидя на пляжном песочке у опушки леса. Он то поглядывал на стоящего рядом Чубатого, то поглаживал эфес кощеева меча. Добрыня предусмотрительно спрятался в лесу, заняв удобную позицию для стрельбы из лука.

Передовые пять галер Черномора спустили паруса и на веслах подошли поближе к берегу. На носах их было установлено что-то матово блестящее, внушающее угрозу. Произведя оглушительный бабах и выпустив в небо тучу дыма, первая галера извергла из себя массивный дымный снаряд. Тот, прочертив дугу над полосой прибоя, плюхнулся в песок, не долетев сотни шагов до Ильи. Секунду снаряд, шипя, катался по песку, а потом взорвался столбом чадящего нефтяного огня, который, впрочем, довольно быстро уменьшился до маленького костерка.

– Вот злодей, чего удумал, – покачал головой Алеша, наблюдавший за происходящим в воде озера. – Мало ему, что сам летает, да молнией бьется. Он еще людишек своих научил колдовать.

– Да, – вздохнула Лебедь. – Это какое-то новое изощренное колдовство моего дядюшки.

– Что вы что? – удивленно пожала плечами Алена. – Обычные мортиры. Я такие в кино видела! Стреляют при помощи пороха, зажигательными снарядами. А в снарядах, наверное, фитиль вставлен, чтобы сразу не рвануло, и нефть внутри, чтоб горело. Такими корабли поджигать хорошо. А против сухопутных сил, по моему, совершенно бесполезная штука.

– Если заменить все твои непонятные слова на понятные, то получится то же самое: новое колдовство Черномора, – буркнула Лебедь.

Тем временем зажигательными снарядами долбанули все пять галер, но ни один из снарядов так и не долетел до Ильи. Мортиры еще раз бабахнули. Четыре снаряда не долетели, но один упал опасно близко к богатырю, зашипел, катаясь по песку. Илья вскочил в седло и хлестнул Чубатого. Конь отпрыгнул в сторону от места грядущего взрыва.

– И правда, – радостно взмахнул руками Алеша. – Они зажигаются с задержкой. Если не зевать, то наверняка не зацепит огнем.

Галеры попытались подплыть еще ближе, но две из них прочно сели на мель. Другие две стали торопливо отплывать назад, чтобы взять застрявших на буксир. Сообразив, что севшие на мель враги теперь в его руках, Илья издал воинственный клич и, размахивая мечом, помчался к морю. Мортиры снова пальнули и очередной раз не попали. С радостным воплем Илья влетел в пенный прибой и со всего маху рубанул кладенцом по носу одной из застрявших галер. Меч разрезал просмоленные доски борта, словно картон, и носовая надстройка вместе с мортирой с грохотом рухнула куда-то в глубину трюма. А Илья, воодушевленный успехом, уже мчался к следующей галере, отчаянно пытающейся веслами оттолкнуться от мели. Разрубив как соломинки мешающие проходу весла, богатырь пронесся вдоль борта, нещадно кромсая его на скаку волшебным мечом.

Спустя две минуты, поняв, что спасать, в сущности, нечего, три оставшиеся галеры, приняв на борт спасающихся вплавь моряков, отошли подальше в море. Стрельбу по Илье они прекратили.

Впрочем, через минуту возликовавший было Илья уже готов был рвать и метать от злобы. Но поделать он ничего не мог. Галеры начали обстрел богатырской заставы, за считаные минуты превратив терем в пылающий костер.

Сидевший в засаде Добрыня скрежетал зубами от злости, Алеша рвался в бой, а у Алены на глазах навернулись слезы.

«Ведь все, все сгорело! Совершенно ни за что, из простой вредности сожгли в пепел. Вот тебе и сказка...»

Илья заехал в полосу прибоя и стал стрелять в галеры из лука, пытаясь попасть в пушкарей. Одну за другой богатырь пускал каленые стрелы. Кто-то уползал с носа, схватившись за простреленную ногу или руку. Кто-то кувыркался за борт или замертво падал на палубу. Но огонь с галер не прекращался. Вскоре колчан Ильи опустел, и богатырь, развернув коня и стараясь не глядеть в сторону пылающего дома, понуро поехал к берегу.

– Кабы я был на месте Добрынюшки, то пустил бы огненными стрелами прямо в корабли черноморовы! – прошептал, сжав побелевшие от напряжения кулаки, Алеша.

– И оставил бы Черномора при бороде, – ответила ему сквозь слезы Алена. – Нет, правильно, что Добрыня сидит, не шелохнется. Но обидно-то как... Господи! Там ведь собака была! Неужели сгорела?

Глава 13

У опушки леса Илью Муромца радостно приветствовали богатыри из дружины киевского князя. Все с нетерпением потирали руки, в ожидании битвы. А тем временем сотня кораблей Черномора, вплотную друг к другу, причалила к берегу. С бортов спустили сходни, и на пляж потекли сто ручейков стального песка – сверкая железом шлемов и кирас, высаживалась панцирная пехота. Лицо князя Владимира приобрело сначала задумчивое, а затем озабоченное выражение. Радостное оживление во всей русской дружине сменилось тревожным ожиданием.

– Да где ж мы их всех хоронить-то будем? – в недоумении развел руками Дюк Степанович.

– Ничего, земли у нас много. Всем гостям хватит, – недобро усмехнулся Микула Селянинович.

– Ба! Микула! – просиял Илья. – А ты что же без коня, без доспеха? Али не знал, что у нас тут сегодня война?

– Не знал, – честно признался Микула, одетый по-простецки – в лапти и крестьянскую рубаху. – Перепахивал я поле приморское. И подумал: загляну-ка в гостюшки, прямо на заставу богатырскую. А тут... Чувствую себя, как на пиру без ложки.

– Ну а что ты, Микулушка, теряешься? Коли предстоит потеха ратная, то с тобой любой из нас поделится.

– Благодарствую, Ильюшенька. Только мне чужого не надобно. Я вот себе сделаю дубиночку, отломаю от деревца веточку, – и Микула стал примеряться к стоящим на опушке деревьям.

Вся дружина теперь смотрела не на продолжающего прибывать в числе врага, а на действия Микулы.

– Ты прости меня, хозяин леса, миленький, – Микула в пояс поклонился лесу. – Для войны я приломаю одно деревце. Ну а буду жив, взамен десяток высажу, – и богатырь, с треском сломал самого корня один из молодых дубков.

– Был Микула на пиру без ложечки, – проговорил Илья Муромец. – А теперь у нас Микула будет с ковшичком.

Высадка противников закончилась, и теперь они замерли, выстроившись в десять ровных, ощетинившихся копьями, квадратов по три десятка бойцов в глубину и ширину. Оглядев заполненный врагами пляж, Микула Селянинович добродушно улыбнулся и перехватил свое боевое бревно поудобнее.

– Ну, давайте! Что ж вы встали, вороги? Нынче хорошенько мы потешимся, – он шагнул навстречу противникам, и стройные ряды панцирников Черномора попятились.

– Вперед, каналья! Вас же больше! Разотрите их в порошок!!! – завизжал взвившийся над пляжем Черномор, и стальные колонны, тяжко вздохнув, двинулись в атаку на дружинников.

– Вперед! – радостно заревели богатыри, набрасываясь на многочисленных противников, как львы на добычу.

Первый напор дружинников был лихим, но не очень-то эффективным. Никому не хотелось калечить своих коней, бросая их на ощетинившийся копьями строй заморской пехоты. Поэтому жаркий бой закипел только там, куда, размахивая бревном, врубился Микула Селянинович. В пробитую им брешь тут же кинулись конные воины, и уже через минуту одна из центральных колон противника в панике отступала к кораблям. Но другие продолжали напирать. Князь Владимир, переглянувшись с Ильей Муромцем, отдал дружине приказ отступить в лес и спешится. Стальная волна заморских латников докатилась до леса, и грозный строй копейщиков перестал существовать. Спешившиеся русичи с радостными воплями набросились на смешавшегося в лесу противника, и началась свалка. У воинов Черномора осталось лишь одно преимущество – их было намного больше.

– А ведь где-то там, в лесу сидит в засаде Добрыня, – забеспокоилась Алена. – Как же он будет стрелять в Черномора, когда вокруг бой?

– Дело нехитрое, – пожал плечами Алеша Попович. – Он быстренько выкинет из леса всех врагов, что мешают ему сидеть в засаде, и снова затаится.

– Зря волнуешься, Аленушка, – добавила Лебедь. – Добрыня во-он за теми кусточками затаился, я приметила. Там пока ни один черноморов наемник не пролез, потому как там чаща непролазная.

На пляже вовсю рубился Илья Муромец. Черненый клинок с каждым взмахом превращал дюжину длинных копий противника в бесполезные обрубки.

– Да что вы пятитесь от него? Он же один! – заорал сверху Черномор. И отступившие было латники снова набросились на Илью.

Меч-кладенец сшибал с ног, резал, дробил, плющил и через минуту боя злосчастная колонна, придя в ужас, в полном составе бросилась бежать. А Илья, только-только приноровившийся одной рукой орудовать с седла двуручным кощеевым мечом, с радостным кличем ударил в бок одной из увязших в лесу колонн.

– Ах ты, паразит! – взревел Черномор и метнул в Илью молнию.

Меч-кладенец сработал как громоотвод: впитал в себя всю молнию без остатка, а затем выплеснул ее на ничего не подозревающих противников. Целая колонна латников рухнула наземь в полубессознательном состоянии. Белобородый карлик рассвирепел и одну за другой обрушил на богатыря еще несколько молний.

– Получай, получай, получай!

От Ильи во все стороны посыпались электрошоковые удары, выкашивающие новые ряды его врагов.

– Ну, Кощей, ну сволочь! – чуть не разрыдался Черномор. – Я ему, заморышу, все припомню!

Из леса, тем временем, стали выбегать остатки его армии. На пляже их ждал полный хаос, учиняемый носящимся, словно вихрь Ильей Муромцем. Теперь единственной мыслью заморских воинов стало спасение. Побросав оружие, расталкивая друг друга, они лезли обратно на корабли, сбрасывали трапы и торопливо отталкивались от берега. Но от русских богатырей просто так не уйдешь. Тут и там звучало: "Стой! Куда?!" Самые ретивые бойцы заступали врагам дорогу на корабли, скидывали их со сходней. Илья Муромец помчался по берегу, разрубая вражеские корабли кладенцом.

И в этот момент доведенный до отчаянья Черномор прянул с неба на Илью, размахивая огромной, не по росту, булавой. Ожидавший нападения богатырь сумел увернуться и схватил Черномора за бороду. Тут же на опушке леса тенькнула тетива затаившегося в засаде Добрыни. Однако Черномор, пытаясь вырвать свою драгоценную бороду из цепких рук богатыря, прянул резко вправо, и стрела, просвистев мимо, воткнулась в отплывающее судно. Жарким пламенем вспыхнул на огонь Горыныча. С запылавшего корабля с воплями ужаса начали прыгать латники и моряки.

Черномор не успел сообразить, почему так ярко вспыхнуло у него за спиной, но инстинктивно почуял, что пора рвать когти, и дернулся вверх изо всей своей магической силы. А Илья, почувствовав, что взлетает, испуганно взвыл, и сжал ноги покрепче, пытаясь удержаться на Чубатом. В результате Черномор, вопя от боли, поднял Илью в небо вместе с конем. Бросив булаву, колдун обеими руками перехватил свою драгоценную, начинающую уже рваться от излишнего веса, бороду. Карлик медленно но верно поднимался все выше. Илья с зажатым между ног Чубатым болтался у него на бороде, словно якорь. Такой возможности Добрыня Никитич упустить просто не мог. Снова тенькнула тетива, и огненная стрела вспыхнула, едва коснувшись бороды Черномора. С душераздирающим воплем колдун взлетел ввысь и скрылся, оставив в небе уходящий за горизонт дымный след. А старый козак Илья Муромец с многоэтажным матом рухнул из поднебесья в набегающую волну, так и не выпустив ни кощеева меча, ни опаленного куска бороды, ни своего боевого коня.

Радостно прыгала Алена, Алеша нежно обнимал бросившуюся ему на шею Лебедь. Русская дружина, ликуя, гоняла по пляжу тех черноморовых наймитов, что еще не успели удрать. Радостный Добрыня бежал, победно размахивая луком, навстречу Илье Муромцу, а из чащи гавкал на все это безобразие пес Полкан, радостно виляя чуть опаленным хвостом.

«Ну что? Спалили вы бороду Черномору?» – раздалось в голове у Алены.

«Ой, спалили!» – радостно ответила она. И только потом сообразила, кто задал этот вопрос.

Черневшая высоко в поднебесье точка вдруг стала угрожающе расти в размерах, и через пару секунд на Илью Муромца, победно салютующего кладенцом, прянул Змей Горыныч. Когтистой лапой он цепко схватил меч за перекрестье. Избиение остатков черноморова воинства прекратилось. Все, затаив дыхание, уставились на Змея.

– Отпусти меч, Ильюшенька.

– Да ты что, Горыныч, сдурел что ли? Я же слово дал!

– Отпусти, родной, а то поцарапаю.

– Это ты мне угрожать, что ли решил?

– Отпусти, – прошипел Змей и взмахнул крыльями.

– Стоять! – завопил Добрыня Никитич, ухватив поднявшегося над землей Илью за ногу. – Куда это ты его, Горыныч, поволок?

– Скажи дурню, пусть отдаст мне кладенец по-хорошему. Глупо устраивать драку между друзьями, ради того, чтобы отдать меч Кощею.

– Глупо, – согласился Добрыня. – Просто отпусти руку, Илья, а Кощею скажем, что Горыныч меч у нас отнял.

– Я слово дал, – покачал головой Илья Муромец.

Змей вдруг нервно дернулся, огляделся, и, ничего больше не говоря, взмыл в небо. Вслед ему разнесся голос Кощея:

– Сто-о-ой!!! – Бессмертный бежал по пляжу босиком, в короне, домашнем халате и с пультом управления в руке. – Задавлю, гада!

На бегу он отрастил перепончатые крылья, превратил ноги в длинные когтистые лапы и взлетел в небо крылатым ящером.

– Догоню, порву на кусочки!

Вскоре все они исчезли за линией горизонта: сыплющий угрозами, птеродактиль-Кощей; опасливо оглядывающийся, но не выпускающий меча Горыныч; упорно висящий на рукояти меча верный своему слову Илья Муромец и держащийся за его ноги, кроющий на чем свет стоит жадность Горыныча и неуступчивость Ильи, Добрыня Никитич.

– Ну и куда они? – Лебедь растеряно развела крыльями.

Алеша и Алена только пожали плечами.

– Ладно, посмотрим, что-то делает мой папочка? – Лебедь сделала несколько взмахов крыльями над озером. По воде прошла легкая рябь, и изображение сменилось.

Царь Морской, восседая на покрытом жемчугом и ракушками троне, распекал понуро выстроившихся напротив него в шеренгу чешуйчатых богатырей. Тридцать три братца стояли, виновато потупившись. У некоторых их них были перевязаны ноги, руки и головы.

– То-то! – погрозил им кулаком Алеша. – Не мне одному синяки да переломы! Другой раз не будете...

– Тсс! – прошептала Лебедь. – Сейчас я звук налажу, и мы узнаем, о чем они говорят.

Еще несколько взмахов крыльями, и они услышали:

– И если еще хоть раз без спроса, без моего отцовского разрешения, хоть на какую войну, хоть на самую, что ни есть незаметную, сунетесь, то я вас не только лечить не буду, а еще и сверх того трезубцем накостыляю! Понятно?!

Богатыри торопливо закивали.

– Можете вы что-то сказать в свое оправдание?

– Да мы... Кто ж знал-то, что это... – начали невнятно оправдываться богатыри, и вдруг их лица просветлели.

– Вот, папенька!

– Он это!

– Дядька наш!

– Это он нас все время подзуживал!

Из-под высоченного потолка тронного зала на них падал, оставляя за собой след из мельчайших частиц копоти, Черномор.

– Он? – переспросил, для верности Царь.

Богатыри дружно закивали.

– Та-ак, – Морской сделал рукой отстраняющий жест, и богатыри исчезли из поля зрения. Черномор предстал пред очи своего старшего брата в совершенно пустом тронном зале.

– Ты пошто, братец, подбил моих деток напасть на богатырей с поверхности? Да еще меня не спросившись?! Да ты знаешь ли, что за этакое... Что это у тебя, кстати, с бородой?

– Сгорела! Понимаешь, брат, сгорела!!! Заманили! Огняными стрелами! Богатыри эти, Кощеи, Горынычи, – Черномор размазал по носу полившиеся из глаз слезы. – Св-волоч-и... Что же мне теперь, совсем, безборо-о-о...

– Да ты не реви. Говори, как дело-то было, – смягчился Морской Царь. – Слыхал я, что ты какую-то войну затеял наверху?