Текст книги "Дружина сестрицы Алёнушки (СИ)"

Автор книги: Ольга Кузьмина

Соавторы: Александр Быков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

– Так вы, стало быть, сватаетесь? – Морской Царь довольно погладил седую, с прозеленью бороду.

– Да, твое величество! – Алеша Попович выступил вперед и поклонился в пояс. – Хочу я в жены взять дочь твою...

– Вот! – перебил его царь, радостно грозя кому-то пальцем. – А подать сюда Садко! Пусть посмотрит, бесстыжий упрямец!

Опешивший Алеша замолк. Через пару секунд в одну из дверей не то вплыли, не то влетели два порыжевших от рвения осьминога из царской гвардии. Они принесли под белы руки и аккуратно опустили на мраморный пол удивленного бородатого мужичка в одной нижней рубахе и с гуслями.

– Посмотри, Садко! Люди сами ко мне свататься приехали! – торжествующе указал Морской Царь на Алешу и Алену.

– И ради этого стоило меня прямо с постели поднимать? – Садко сладко зевнул. – Я-то думал, Царь-батюшка, у тебя снова пир горой намечается.

– Вот человек! – возмущенно топнул ногой царь. – У меня сорок восемь дочерей на выданье. Все мастерицы, умницы, красавицы! – стал он загибать пальцы, обращаясь уже к совершенно растерявшимся Алеше и Алене. – Говорю ему – любую выбирай. Говорю – золотом, каменьями осыплю! Говорю – на Русь отпускать стану, коли здесь, у меня дом заведешь. Уже и дворец хрустальный обещал ему построить, а этот упрямец...

– А ты просто так отпусти меня домой, царь-батюшка. Без казны, без подарков богатых. Я тебе век благодарен буду! Даже в гости обещаю наезжать иногда. Ведь который уж год я служу тебе ве-ерою пра-авдою, – пальцы Садко пробежались по струнам. – На пирах ублажаю тебя и ве-есь твой дворец... Отпусти ж меня царь невозбранно на Русь, мою ма-атушку. Сколько лет я терплю, отпусти же меня наконец! – и гуслевые переборы плавно перетекли вдруг в горячую испанскую мелодию, мелкой дрожью побежав по телам и по душам придворных.

– Сто-ять! – Морской Царь вскочил. – Не сейчас. Потом жалостные песни свои будешь петь. Я тебя позвал, чтобы ты, гусляр Садко, посмотрел на этих почтенных молодых людей. Чтобы явить тебе, упрямцу, так сказать, наглядный позитивный пример. Ты мне зубы тут заговариваешь, а они вон, уже все истомились в ожидании.

– А ту девицу, что рядом с Алешей Поповичем стоит, – Садко почтительно поклонился Алене, – ты мне, Царь-государь, не показывал. Это что же, еще и такая дочь у тебя есть?

– Дурень, – сокрушенно вздохнул царь. – Это не дочь моя. Эта красна девица – названная сестра богатыря, прибыла сюда помогать ему в сватовстве. С поверхности люди, с твоей, между прочим, родины. Породниться со мной жаждут, – он махнул рукой. – Все. Молчи. Ступай оденься. И как только ума хватило – явиться в аудиенц-зале в исподнем. Без штанов, зато с гулсями.

Садко от возмущения чуть не захлебнулся водой, попытался было возразить, но пунцовые от смеха осьминоги уже ухватили его и со скоростью ветра унесли.

– Так я слушаю вас, гости мои дорогие, – царь благостно улыбнулся. – Прости, молодец, что прервал тебя. Накипело... Итак, ты хочешь взять в жены дочь мою?

Смущенный Алеша только кивнул головой и зарделся.

– Сорок восемь дочерей у меня на выданье. Выбирай любую, дорогой ты мой! – царь хлопнул в ладоши. Полилась завлекательная музыка, и над головами гостей поплыл хоровод русалок, исполняющих танец живота. Дочери Морского Царя, строя Алеше глазки, продефилировали по всему залу и радостной стайкой расселись вокруг трона.

Алеша, во все газа глядевший на русалок, понял, что среди них нет его любимой Лебеди, и досадливо махнул рукой.

– Аль не хороши мои дочери?

– Хороши, – вздохнул Алеша, – но только...

– Что только? – нахмурился Морской Царь.

– Только нет среди них Царевны Лебеди. Черномор сказал, что Лебедь – дочь твоя. Вот мы и пришли к тебе посвататься.

Алена смотрела, как все сильнее хмурится Морской Царь от слов Алеши, и сердце ее сжималось в комочек от страха. В руках у царя возник, словно бы прямо из воды, золотой посох-трезубец.

– Так ты просишь руки Царевны Лебеди? – голос его изменился, стал густым и мощным, как штормовой ветер.

– Да. Прошу руки Царевны Лебеди, – ответил богатырь, побледнев, но не отвел взгляда.

– А ты знаешь ли о том, ЧТО она сделала? Знаешь ли ты, КАК она наказана? – судя по донесшемуся сверху звуку, над поверхностью моря прогремел гром. – Знаешь ли, что НЕТ у меня дочери. Есть теперь лишь птица – лебедь белая. Девка вредная – птица глупая. Коли хочешь ты жить с дикой птицею, так живи, разрешенья не спрашивай. Раньше Лебедь БЫЛА моей дочерью, а теперь она – птица вольная.

Придворные, видя Морского Царя разгневанным, в страхе прижались к стенам. Алене стоило большого труда остаться стоять рядом с Алешей. В глазах у богатыря зажглась та бесшабашная лихость, которую уже ничем невозможно было остановить.

– Ты силен, ты могуч, грозный Царь Морской. Но верно ли твое дело правое? Коль назвал ты ее птицей вольною, коль не хочешь больше быть ей родителем, так не смей своей волей родительской мучить Лебедь Белую заклятием! Ты отдай ей человечье обличие! Или мнишь, на твою силу великую не найдется девице защитника?

– Вы его пожалуйста не слушайте! – Алена попыталась зажать богатырю рот. – Это он от любви дерзости говорит!

Царь Морской ударил об пол трезубцем.

– Ответ мой вы получили. Другого не будет. Всё, прием окончен.

Придворные, изо всех сил стараясь не шуметь, попятились вон из зала. Алена, облегченно вздохнув, потянула богатыря за рукав, но он продолжал упрямо стоять на месте.

– До чего ж вы, влюбленные, упрямые, – вздохнул Царь и слез с трона. – Ну какого водяного тебе надобно?.. Вижу – богатырь, сердце храброе. Так живи, коль хочешь, с Белой Лебедью. А не хочешь, так дорога тебе скатертью. Но не лезь в мои дела семейные, пока я не начал свирепствовать!

– Но ведь это вы заколдовали Царевну Лебедь? – спросила Алена, опережая открывшего уже рот Алешу.

– Прекрати мне выкать, красна девица... Выкают пусть в царстве Кощеевом. Он, дурак, и сам себя зовет на Мы. И другие к нему Вы обращаются.

– Так это ты заколдовал ее? – не унималась Алена.

– Ну да, я, – развел Морской руками.

– Так давай, злодей, расколдовывай, – подступил к нему, засучивая рукава, Алеша.

– Ну хорошо, – Царь щелкнул пальцами, и Алеша застыл, оказавшись замурованным в ледяную глыбу. – Поговорим спокойно.

– Поговорим, – вздохнула Алена, сочувственно покосившись на неподвижного, но все еще грозно сверкающего глазами Алешу.

– Вы, стало быть, думаете, что это легко – взять и отменить заклятие?

– А разве сложно? – пожала плечами Алена. – Ты же здесь, вроде, самый могущественный. Щелкнул вон пальчиками и раз...

– Я не ЗДЕСЬ самый могущественный, – вздохнул Морской. – Я просто САМЫЙ могущественный. Сам заколдовал, сам расколдую. Не в этом дело, – у него на лбу явственней проступили морщины. – Ты не знаешь, в чем Лебедь провинилась.

– Не знаю.

– Ну, так слушай. И ты слушай, – постучал Царь пальцем по ледяной глыбе. – Сперва послушай, а потом уж руками размахивай. Было у меня колечко волшебное. Долгие годы я его создавал, силой напитывал. А она украла и спрятала где-то. А где – не сознается. Интриганка! Против родного отца! И это – любимая дочь!.. И я так решил – пока она мне обратно кольца не вернет, не быть ей человеком дольше, чем раз в году. Так что если у парня великая к Лебеди любовь, то пусть уговорит ее вернуть мне колечко, тогда сниму с нее проклятие, – царь развернулся и направился в одну из дверей. Оттуда уже доносилось тоскливое пение Садко.

– А... Э, Царь! Ты забыл... – закричала Алена ему вдогонку.

– Ах да, – Морской обернулся, щелкнул пальцами, и окружавшая Алешу глыба льда растаяла, а богатырь рухнул на пол.

– Как ты? – склонилась над ним Алена.

– Ох, плохо мне, плохо, – вздохнул богатырь. – Лучше б он меня булавой огрел, лучше б снес мою буйну голову... Лебедь что же, воровка получается? Прав Царь, обида его страшная. Но тут, я чувствую, дело темное. Оболгали Лебедь злые вороги. Надо ехать, саму ее расспрашивать.

Обратно, к подножью Черноморова замка возница домчал их удивительно быстро. Они не смотрели больше на красоты подводного мира. На душе у Алеши тяжким грузом лежали слова Морского Царя, а Алену все сильнее терзали сомнения: «Наверняка эта Лебедь околдовала Алешу специально. Он теперь будет совершать подвиги, добиваясь для нее прощения от Морского Царя. А потом, когда она получит свободу, то и не взглянет на него. Нет уж, я просто так на все это смотреть не намерена».

Повозка уткнулась в мягкий песочек у подножия гранитной скалы. Возница распряг дельфинов и отправил их пастись – охотится на плавающих в окрестностях золотых рыбок. Алеша с Аленой направились вверх по лестнице. Выбравшись из-под воды, с наслаждением вдохнули нормальный воздух. Провожатый нажал на выступающий из стены камень, сработал тайный рычаг, и они снова оказались в кабинете Черномора.

Карлик, мирно дремавший в своем мягком кресле, приоткрыл левый глаз и, увидев вернувшихся путешественников, удовлетворенно закивал головой.

– Ну, садитесь, гости дорогие. Рассказывайте, как съездили, чего доби...

Снаружи раздался грохот. Черномор, прервавшись на полуслове, бросился к окну, чуть не опрокинув по дороге поставец со своей любимой фарфоровой вазой. Алеша и Алена тоже прильнули к окну, глядя через голову Черномора.

Снова послышался грохот и душераздирающий скрежет. Чтобы лучше увидеть, что происходит, Черномор распахнул косящатое окошко. Открывшийся вид на внутренний дворик замка был ужасен. Совершенно целые дубовые ворота, выбитые из стены неведомой силой, лежали поперек двора, вместе со стальными петлями и кусками каменной стены. А выбившая ворота неведомая сила в лице трех дюжих молодцев, ворвавшись в замок, метелила набегающих на нее гвардейцев Черномора, разрушая при этом все встречающиеся на пути хозпостройки и неумолимо приближаясь ко дворцу.

Черномор птицей взмыл из окошка, на глазах закипая праведным гневом и электрическим током, заискрившимся в бороде.

– А ну, прекратить безобразие! Всех изжарю! – завизжал он, брызжа слюной, и пикируя над головами дерущихся.

В ответ в него полетел, вопя от ужаса и неловко размахивая руками, один из его гвардейцев. Черномору пришлось сменить траекторию и набрать высоту. А гвардеец влетел в одно из окон дворца и превратил в груду цветного стекла великолепный витраж.

– Да это же Илья и Добрыня! – радостно всплеснул руками Алеша. – И еще какой-то парень с ними.

– Это Дунай Иванович. Я про него тебе рассказывала, – объяснила Алена.

Илья Муромец, тем временем, размахивая над головой ухваченным за ногу гвардейцем, закричал зычным голосом.

– Черномор, расхититель летающий! Возвращай-ка нам скорее красну девицу, княжью дочь, Людмилу свет Владимировну! Да отдай ты нам Алешу Поповича, да невесту нашу Аленушку, что томятся у тебя в плену уж целый день! А не то мы разнесем тут все вдребезги, к растакой-сякой ягой ядреной бабушке!

– Испепелю! – завизжал от ярости Черномор и обрушил на Илью Муромца молнию. От грохота у всех заложило уши, а когда гарь рассеялась, народу предстал усыпанный пеплом изумленно хлопающий глазами Илья Муромец, в обгоревшем плаще, с опаленным, дымящимся сапогом в руках. Отчетливый дымный след подпаленного молнией гвардейца вел к еще одному, вдребезги расколотому оконному витражу.

В Черномора полетела пущенная Добрыней каленая стрела, и борода летающего карлика оказалась прибитой к крыше одной из замковых башен. Пытаясь отцепить драгоценную бороду, изрыгая угрозы и проклятья, Черномор покраснел от натуги. В его правой руке появилась, откуда ни возьмись огромная, с него ростом, боевая палица, а над головой начал расти набирающий силу черный смерч. В наступившей тишине все вдруг поняли, что сейчас начнется настоящее кровопролитие. Илья и Дунай взяли в руки висевшие до того за спиной щиты, и потянули из ножен мечи, а Добрыня стал отходить к ним за спину, вынимая из колчана смертоносные стрелы-срезни.

– Война так война, – радостно потер руки Алеша Попович, и обернулся в поисках какого-нибудь оружия.

От ужаса у Алены чуть не подломились ноги. В поисках опоры она ухватилась за злосчастную фарфоровую вазу эпохи Мин, и тут ее озарило:

– Стойте! Прекратить! – завизжала девушка.

На нее, держащую над головой вазу, с удивлением уставились и Черномор и богатыри.

– Если ты их тронешь, я вазу твою драгоценную расколю вдребезги! А вы, – обернулась она к богатырям. – Как вам не стыдно! Черномор-то у вас в гостях не ломал мебели, и дверей не вышибал. А тут разгром устроили!

– Дык Аленушка, – развел руками Илья. – Мы же тебя с Алешей спасали. Он ведь вас в плену, целый день держал.

– Да не в плену мы были, а в гости к Морскому Царю ездили!

– А еще мы вот зачем приехали, – вклинился в разговор Дунай. – Умыкнул злодей Людмилу, дочь Владимира. И затем сюда мы князем посланы, чтоб добром, а не выйдет, так силушкой, возвернуть княжну в палаты отцовские.

Черномор слушал все это, опасливо поглядывая то на вазу в руках Алены, то на натянутый лук Добрыни. Черный смерч, впрочем, постепенно спадал. Карлик, недобро щурясь, аккуратно вынул стрелу из досок крыши, а затем и из бороды.

– Ты, Алена, вазу-то поставь на место, – изронил он, наконец, веское слово. – Коли ваза разобьется, то и тебе не уцелеть.

– Коли ты богатырей убьешь, так и мне жизнь ни к чему.

Карлик недовольно дернул бровью и обратился теперь уже к стоящим во дворе замка богатырям:

– Вы хотели освободить Алешу и Алену? Так я их не пленял. Как поставит Алена вазу на место, так и пойдут они спокойно на все четыре стороны. А Людмилу я вам не отдам.

– Отдашь! – взмахнул мечем Дунай. – А не то мы тебя...

– Не отдам, – покачал головой Черномор. – Даже если мне всех вас придется убить, не отдам, – и от этой усталой уверенности Черномора повеяло смертным холодом.

– Постойте! – вмешалась Алена. – А почему бы вам не спросить саму Людмилу?

– И верно! – просиял Черномор. – Людмила, солнышко! Открой ставни, покажись богатырям.

Одно из многочисленных окошек дворца отворилось и оттуда выглянула юная, миловидная, но чем-то недовольная мордашка.

– Это что же, войны не будет? – девица подбоченилась. – Я тут, понимаешь, сижу, как дура, дожидаюсь, а они переговоры устроили!

– Ну, Людочка, ну ты сама посуди... – замялся Черномор.

Княжна окинула взором Черномора, стоящих во дворе богатырей, Алену с бесценной вазой эпохи Минь.

– Эх, Карлуша, – скривила она губки. – А говорил, что тебе ничего для меня не жалко...

– Ну знаешь, – вскипел Черномор, – всему есть предел! Тебе же известно, сколько я за эту вазу... Я уж не говорю о дворце, в котором и ты, между прочим, живешь!

Людмила разочарованно вздохнула и решила не рисковать.

– Ну хорошо. Здесь я хочу остаться, здесь! Так и передайте моему папеньке. Тошно мне уже было у него в тереме. Да и в самом Киеве тошно. И я сама, да, сама попросила Карлушу, чтобы он меня увез! Все. Не хотите драться, так езжайте прочь, – и она, показав всем язык, с треском захлопнула ставни.

– Ну, как, есть еще вопросы? – кисло улыбаясь, спросил Черномор.

«Ох, будет она теперь пилить его за эту вазу. Надо же было волшебнику в такую стервозу влюбиться», – подумалось Алене.

– Коль девица сама уезжать не желает, то как мы ее можем неволить? – развел руками Илья Муромец.

Добрыня Никитич покачал головой и спрятал в саадак лук. Алена, облегченно вздохнув, чуть не уронила драгоценную вазу вниз, но, спохватившись, взяла ее покрепче и аккуратно опустила на поставец. За спиной у Алены Алеша Попович, положил на место каминные щипцы, кочергу и стал разбирать нагороженную у входа в кабинет баррикаду из столов и кресел.

– Ну, коли мир, так может, по старой памяти, по чарочке? – радушно предложил Черномор.

Богатыри, переглянувшись, смущенно заулыбались. Только Дунай, с лязгом вернув меч в ножны, пробормотал что-то невнятно-угрожающее и выскочил вон из замка.

Распив с Черномором пол бочонка вина богатыри окончательно подобрели и засобирались домой. Когда прощались, Илья последним подошел к волшебнику и тихонько сказал ему:

– Ты бочку зелена вина-то Дунаю верни. Ту самую, в тридцать три ведра.

– Какую бочку? – не понял Черномор. – Зачем мне чужое вино брать, если я и так могу? – он щелкнул пальцами и в комнате появился еще один бочонок с вином.

– Верни, – Илья легонько похлопал Черномора по плечу и направился к выходу.

– Да? – задумчиво глядя вслед богатырям, Черномор пошевелил пальцами, словно перебирая что-то в уме. – То-то я помню кисловатое оно было. Не с моих виноградников. И бочка-то была тяжеленная. Где-то я видел таких много…

Илья, Добрыня, Алеша и Алена возвращались не торопясь, рассказывая дорожные свои приключения. Дунай, обиженный на богатырей за то, что не захотели любой ценой выполнять княжеского поручения, ускакал от них в чисто поле. Наверное, он немного утешился, найдя в тот день у себя посреди шатра тридцатитрехведерную непочатую бочку зелена вина. Того самого вина из личных погребов ляховицкого короля.

Глава 8

Ночь застала их в пути. Посовещавшись, богатыри остановились на широком пляже. Илья, наломав в ближайшей роще сушняка, разжег костер. Добрыня, уехав ненадолго, вернулся с четырьмя подстреленными птицами. Он утверждал, что это дикие каплуны, однако, взявшись ощипывать и потрошить птиц, Алена с удивлением обнаружила, что птички ничем не отличаются от домашних кур. Поутру пение петуха в деревеньке неподалеку подтвердило самые мрачные подозрения Алены.

Илья поджарил птиц на вертеле над костром, достал из переметных сумок вино и хлеб, и все уселись трапезничать. Алеша Попович не принимал участия ни в готовке еды, ни в разговорах. Просто сидел на песочке и с тоской смотрел на море. Когда его позвали есть, рассеянно улыбнулся, подсел к костру, отломил у одной из птиц ногу, надкусил ее, и замер, уставившись в огонь.

– Как из стольного мы города отъехали, закатилось на закат солнце красное, – начал рассказ Илья Муромец. – Невозможно стало нам скакать по темени, и решили на ночлег мы устроится.

– У Дуная-то шатер был рытнобархатный, в чистом поле мы его раскинули, в том шатре трапезничать наладились, – подхватил рассказ Добрыня. – Что с собою прихватили с пиру княжьего, все прекрасно допили, докушали.

– А наутро встали с похмельицем, – укоризненно покачал головой Илья. – Да пока вставали-собиралися, да пока шатер Дунаев сложили, уж печет-палит солнце красное, скоренько к полудню поднимается.

– Долго ли мы, коротко ли ехали, – продолжал Добрыня Никитич, – выехали к городу Чернигову. А у города силушка несметная. Кочевые люди все разбойные, из далеких земель, из Кощеевых. Не пройти, ни проехать у города, гомонят, толпятся и злобятся, на дороги наши ругаются, ищут города стольного Киева, – Добрыня добродушно рассмеялся. – Вот ведь бестолочь басурманская. Киев и Чернигов перепутали!

– Как на них мы сзади понаехали, – азартно сверкнул глазами, Илья Муромец, – полетели клочки по закоулочкам. Я конем топтал, и копьем колол и лупил булавой по головушкам. Пополудни мы к Чернигову подъехали, а под вечер вражья сила и закончилась.

– И ведь вот что для меня удивительно, – почесал бороду Добрыня. – Раньше эти орды разбойные, из земель далеких, Кощеевых, сразу мчались к городу стольному, самой что ни есть прямой дороженькой. Что вдруг занесло их до Чернигова? Супротив столицы город маленький. Ни дороги им туда раньше не было, ни добычи – полона богатого.

– Так вот кто мимо указателя Микулы ночью проехал! – сообразила Алена. – А я-то думала, кто может за ночь протоптать настоящую дорогу через перепаханное поле? Надеюсь, теперь-то Микула все исправил, и указатель действительно показывает на Киев.

– Ай да славный Микула Селянинович! – всплеснул руками Добрыня. – Боронил сохой он землю-матушку, а оборонил столицу русскую!

– Только, коль бы мы в Чернигов не заехали, от него бы головешки осталися, – сурово заметил Илья. – Ждет под Киевом врагов дружина княжая. Задарма пирует в княжьем тереме. А в Чернигове силы невеликие. Как мы вражьи полчища повыбили, в городе ворота отворилися, вышли хлебом-солью нас попотчивать горожане славного Чернигова.

– Да уж, – Добрыня довольно подкрутил усы, – город хоть и меньше Киева, мед там и красавицы отменные. Хоть мы к Черномору торопилися, на денек, да ночку задержалися.

– А потом уже быстренько поехали. Утром выезжали из Чернигова, были уже к вечеру в Неаполе. А тут слухи, слухи все недобрые, мол, приехал богатырь с девицею. Так дерется – стены пробиваются, да людишки битые валяются. Сразу я подумал про Алешеньку, – Илья глянул на Алешу Поповича. Тот все сидел с куриной ногой в руке и вообще не слушал, о чем рассказывают богатыри.

– Ну а что Алеша так печалится? Сватовство что ль было неудачное? – в пол-голоса поинтересовался у Алены Дорбрыня.

И Алена стала рассказывать.

К обеду следующего дня они уже были дома, на богатырской заставе. Пока богатыри парились с дороги в бане, Алена быстро переоделась, умылась и направилась в лес. Искать Лебедь, чтобы поговорить с ней по-душам.

Оказалось, что если знаешь дорогу, то от богатырской заставы до озерца не так уж и долго – чуть больше часа ходьбы быстрым шагом. Крупная белая птица плавала по неширокой водной глади, как обычно ходят по комнате – из стороны в сторону. Доплыв до одного берега, она резко разворачивалась и плыла к другому, самоуглубленно глядя перед собой и ничего не замечая вокруг.

– Привет! – Алена помахала ей рукой.

Птица остановилась посреди пруда и стала удивленно ее разглядывать.

– Интересно, может ли Лебедь говорить? – сама у себя спросила Алена. – Что ж я раньше об этом не подумала? Если не может, то, выходит, я зря сюда битый час добиралась... Эй! Ответь мне что-нибудь! Ты говорить можешь?

– А о чем нам с тобой говорить? – Лебедь подплыла поближе. – Я тебя в первый раз вижу.

Клюв птицы при этом не открывался. Слова возникали у Алены прямо в голове.

– Об Алеше Поповиче. Я его названная сестра.

– Вот как? – в тоне Лебеди послышалось удивление. – Мне он о тебе не рассказывал.

– Зато мне про тебя все уши прожужжал. Ты его любишь?

– Тебе-то зачем это знать, красна девица? – в голосе Лебеди просквозил холодок.

– Он ездил к Черномору.

Лебедь довольно выгнула шею.

– И я ездила вместе с ним. Ты – дочь Морского Царя. Почему не сказала ему об этом?

Алене показалось, что Лебедь улыбается. Хотя, как птица могла улыбаться?

– Он ведь все равно узнал.

– Да. Мы с ним спускались в море и ездили к твоему отцу во дворец. Алеша просил у него твоей руки, – внимательно следившая за реакцией Лебеди, Алена заметила, как птица напряглась. – Царь ответил, что не возражает против вашего брака, однако проклятие снять отказался.

Лебедь взъерошила перья и макнула голову в воду. Вынырнула.

– Отказался... Это не удивительно. Но обидно. До сих пор не забыл.

– Что за колечко ты у него украла? Из-за чего весь сыр-бор?

Лебедь отряхнулась и выбралась на сушу.

– Вы, стало быть, вернулись из похода?

– Да, – кивнула Алена.

– Все вернулись? – птица целеустремленно направилась по тропинке в глубину леса.

– Да, – Алена была вынуждена последовать за ней. Пруд уже скрылся за поворотом, когда Лебедь соизволила остановиться.

– А где же Алеша Попович?

– Не знаю. Наверное, пытается что-то очень важное решить для себя. Всю обратную дорогу он ни с кем не разговаривал, даже не улыбнулся ни разу. Чего ты добиваешься? Чтобы он вступил в бой с Морским Царем? Он ведь не смирится с тем, что ты оборачиваешься человеком лишь на одни сутки в году.

– На четырнадцать часов и двадцать две минуты в год, в среднем, – с горечью произнесла Лебедь.

– И как давно? – Алена устыдилсь своего обвинительного тона.

– Двенадцать лет... – по клюву Лебеди скатилась слеза. – Да, конечно, я кругом сама виновата. Виновата в том, что хочу быть счастливой, в том, что пытаюсь хоть как-то вырваться из этого заколдованного круга...

– Отдай кольцо отцу. Это все, чего он просит. Отдай кольцо, и он снимет проклятие, он обещал.

– Он и мне обещал. С самого начала, – Лебедь покачала головой. – Не отдам.

– Но почему?!

– Это кольцо его убьет. На него наложены чары, и я... Горько признавать свое бессилие и глупость, но я не могу эти чары уничтожить. Да и кольцо, к счастью, отдать не могу.

– Так скажи ему, что кольцо зачаровано!

– Он мне не верит. Ему нужны веские доказательства, а я не могу их предоставить. Мне просто не дадут этого сделать. Не дали, когда я еще была в полной силе, теперь и подавно не дадут, – Лебедь нервно дернула крылом, пытаясь поудобнее устроиться между придорожными кустами. Вздрогнула от боли – несколько перышек повисли на колючей ветке.

– Почему мы ушли от озера? – Алена поневоле начала сочувствовать птице. – Тебе ведь в воде удобнее.

– Везде, где есть хоть пригоршня воды, у моего папочки есть уши.

Алена, схватившись за голову, глубоко вздохнула, и уселась прямо на тропинке, рядом с Лебедью.

– Так. Давай-ка обо всем по порядку. Если ты не расскажешь мне всего, я не смогу помочь ни тебе, ни Алеше. А вы оба нуждаетесь в помощи.

– Черномор – брат моего папочки. Папа старший, Черномор средний, а Кощей – младший брат. Все они – дети Солнышка, которое дарует нам жизнь, и Великой Змеи, которая держит на себе всю нашу землю. Они – первые разумные существа, которые появились на свет в этом мире. Веселая семейка... Я долго была любимой дочкой папы, лучшей его ученицей. Он научил меня передавать на расстояние мысли. Именно так я и с тобой сейчас говорю. Научил меня изменять форму, превращаясь в различных живых существ. Больше всего мне нравилось превращаться в белую лебедь, потому меня и стали так называть. Чему-то Папа сумел меня научить, чему-то нет. Он знает множество всяких колдовских штук. Он – самый сильный и справедливый из всех, кого я знаю.

Черномор всегда завидовал папе. Вечно второй, он в тайне мечтает стать первым. Он даже бороду отрастил и поместил в нее всю свою магию ради того, чтобы всегда иметь при себе источник силы. О, Черномор – мастер лести и подкупа, подковерной борьбы и внезапных ударов! У папы было волшебное кольцо – замечательный в своем роде инструмент, собирающий силу всех окружающих стихий, чтобы направить их в нужное русло. Он не часто пользовался этим кольцом, оно хранилось под замком, о нем и знали-то лишь самые близкие. Я в том числе. И Черномор. Он брал у папы это колечко несколько раз. Ведь папа не привык бояться, не доверять. Зачем? И так ему все покорялись, а непокорного он всегда мог стереть в порошок. Сильный всегда жалеет тех, кто слабее. Вот братец и пользовался. Двенадцать лет назад я случайно узнала, что Черномор нашел способ убить моего отца. Или, по крайней мере, лишить его рассудка. Черномору удалось наложить на кольцо какое-то страшное заклятие, направленное именно против папы. По крайней мере, такие слова я услышала случайно, когда, обернувшись чайкой, прогуливалась по крыше Черноморова дворца... Наверное, дядя делился планами с кем-то из своих близких приспешников. Не знаю с кем, но я отчетливо слышала дядин голос.

– Случайно такие вещи невозможно подслушать, – покачала головой Алена.

– Ну... да. Я за ним следила.

– Зачем?

– Неважно. Это к делу не относится, – Лебедь нервно дернула шеей. – И тут – такая удача – он рассказывает кому-то о самом страшном заговоре, какой только можно представить!

Алена скептически скривила губы.

– Да не один злодей, будучи в здравом уме и твердой памяти не станет делиться своим планами даже с самыми преданными слугами.

– Ты плохо знаешь Черномора, – на Лебеди встопорщились перья, а в голосе выразилось крайнее отвращение. – Для него весь смысл власти в том, чтобы демонстрировать власть, весь смысл силы в том, чтобы применять силу. Не может пройти и минуты, чтобы он чем-нибудь не похвастал. Может, он ни с кем и не делился. Может, это были просто его мысли вслух. Ведь он даже предположить не мог, что я слежу за ним в этот момент.

– Ну и что ты сделала?

– Украла кольцо, – Лебедь тяжко вздохнула. – Теперь-то я понимаю, что поступила глупо. Надо было пойти к папе и предупредить его, да так, чтобы Черномор не узнал. Но я очень боялась, что пока буду ждать и искать удобного случая, папа наденет кольцо. А Черномор не дал мне продохнуть и минуты. О том, что кольцо похищено, он узнал очень скоро. Я попыталась разобраться в наложенных чарах, но не сумела. Меня уже искали слуги Черномора. Времени хватило лишь на то, чтобы разбить кольцо надвое. Понимаешь, я хотела сделать так, чтобы кольцо никогда не попало к отцу. Одну половинку я отдала Кощею, а другую – Святогору. И тот и другой вмонтировали половинки в рукояти своих мечей. Так родились два меча-кладенца. Они способны разрубить все, что угодно. А потом, – голова Лебеди устало поникла, – потом я полетела к отцу. Я надеялась, что сумею все ему объяснить. Но Черномор схватил меня раньше. Меня притащили во дворец с позором, как воровку. Дядя сумел оговорить меня, папа ему поверил, а на меня наложил заклятье. Не знаю, зачем я все это тебе рассказала. Вряд ли ты сможешь мне чем-нибудь помочь. Но я не могу так больше! Нельзя долго оставаться в облике птицы. Я тупею, я забываю папины уроки, потому что не могу применить их на деле...

Со стороны озера донесся крик:

– Лебе-едь! Где ты, милая?!.. Ау-у! – это был голос Алеши Поповича.

Не говоря больше ни слова, Лебедь стрелой взмыла в небо, и, заложив крутой вираж, полетела к озеру. Пожав плечами, Алена направилась в лес. Сомнения терзали ее душу, и кто-то должен был их разрешить. Над озерцем, гадко каркая, взвилась стая ворон.

– Буба! Буба-а!.. – позвала Алена, сложив руки рупором.

И эхо тихонько ответило:

– Бу.. ба...

Алена замерла в центре лесной поляны, надеясь угадать, откуда леший появится на этот раз. За спиной словно скрипнула дверь, и раздался испуганный приглушенный шепот:

– Кто здесь?

Алена нервно обернулась и ничего не увидела. На том месте, откуда она слышала звук, стоял, шелестя встревоженно листвой, большой, в три обхвата, дуб.

– Ничего не понимаю.. Буба, ты где? Это я, Алена.

У основания дуба снова что-то скрипнуло. Из образовавшейся в коре черной щели высунулась знакомая корявая рука и поманила пальчиком.

Подойдя к дереву, Алена различила в нем чуть приоткрытую дверцу. Рука Бубы поманила внутрь, дверца приоткрылась пошире, и Алена шагнула в темноту. Дверь за спиной сразу захлопнулась, и девушка едва не вскрикнула, оказавшись в полной темноте, среди запаха прелых листьев и сырого гниющего дерева. Стала шарить руками, нащупывая, за что бы ухватиться. Нашарила в стене какой-то выступ и, вцепившись в него мертвой хваткой, прошептала сдавленным шепотом:

– Буба, что случилось?

– Ах ты, елки зеленые, ой, пенечки корявые, – запричитал где-то сбоку знакомый скрипучий голос. – Ты ж во тьме не видишь ничегошеньки. Погоди, где-то тут лежали две гнилушечки...