Текст книги "Надежда тебя не покинет (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19. Искренность и нелюбезные мысли

Глава 19. Искренность и нелюбезные мысли

Дмитрий, удивившись моему испугу, протянул руку и постарался успокоить, но я успокаиваться категорически не желала, вертела головой и сипела, вжимаясь в угол. Очевидно, какая-то мысль отражалась в моих глазах, поскольку молодой человек на мгновение прикрыл глаза, после чего огорчённо посмотрел на меня и ровно спросил в пустоту:

– Алиса, ты живая?

– Мне не понятен смысл вопроса, – не замедлил последовать ответ, после чего всё тот же приятный женский голос добавил: – Но вы можете считать меня голосовым помощником. Вот что я могу: я могу поставить будильник на пять…

– Достаточно, – оборвал Дмитрий и повернулся ко мне, строго посмотрев: – Алиса – это такой робот… Вас же не пугает голос в лифте, отсчитывающий этажи?

В очередной раз мучительно залившись краской по самые уши, я молча отрицательно помотала головой. Нет, не пугает. Да и сам лифт тоже. Вспомнилось отчего-то, как папенька однажды, изучая свежий номер «Московского вестника», в котором была заметка о том, что известный мануфактурщик Кошелев приобрёл замечательное механическое устройство, помогающее поднимать грузы на большую высоту, искренне радовался тому, что в будущем немецкие механизмы всенепременнейше получат своё распространение в домах граждан нашей великой империи. Они, мол, лифты эти, есть не что иное, как отражение гениальности инженера Отиса, придумавшего забавную штуковину для подъёмов наверх. И приговаривал, что вся прелесть от их использования, должна быть оценена по достоинству.

– Вы хотите сказать, что Алиса – это голос лифта? – задумчиво прохрипела я, стараясь на задумываться о том, как ему удалось засунуть удерживать голосового помощника внутрь коробочки (а самое главное – почему она оттуда не вышла, если ей что-то не нравится).

Казалось, что подобная постановка вопроса немало озадачила Дмитрия, он немного замялся, не сумев верно объяснить, просто развёл руками и вновь попросил не задумываться о природе вещей:

– Вы же не боитесь микроволновки? – с запозданием поинтересовался парень, задумчиво осматривая содержимого шкафов на кухне.

– Конечно же, нет! – горделиво сказала я, внедряясь следом. Мне было ещё немного стыдно за свой испуг и за те недостойные мысли, что я имела относительно своего спасителя, но я старалась не выдать их, а потому нервничала ещё больше. – Я не боюсь микроволновки, чайника, телефона и другой техники, которая находится в ординаторской.

– Вот, – совершенно нерационально обрадовался мой благодетель. – Представьте, что Алиса – это такой телефон. Алиса! Позвони мне!

– И что сказать? – раздался всё тот же прохладный механический голос из коридора, заставивший его немного смутиться и скомкано ответить, что ничего говорить не нужно. Всё уже решилось и так, без её помощи.

– Обращайся, если что… – в ответе Алисы мне почудилась скрытая ирония, заставившая меня прыснуть в кулачок и закатить глаза.

Напряжение, держащее меня в тисках весь день, стало потихоньку ослабевать, я деликатно, как велели правила хорошего тона, присела на неудобный стул с высокими ножками и рассеянно смотрела, как Дмитрий озадаченно смотрит в холодильник, будто пытается разгадать тайну мироздания.

– Кажется, из съестного у меня дома ничего нет, даже угостить нечем. Но мы можем заказать что-нибудь, – смутившись от моего внимательного взгляда, пояснил он и развёл руками. – В последнее время я заезжаю домой только для того, чтобы принять душ и переодеться. Питаюсь на службе, а сплю в палате у Светки.

Он что, планирует меня накормить ужином? Кажется, я не всё понимаю. Не думает же он, что я испытываю чувство голода? Я поражённо притихла, опустив глаза, но потом всё же не выдержала:

– Дима, скажи, пожалуйста, какова я в твоих глазах?

Тот выпучил глаза от неожиданности, что я впервые к нему обратилась вот так, запросто, без особого пиетета, и выдохнул:

– Это сложно объяснить словами… я вижу тебя, как живую. Для меня ты не умирала. Я смотрю на то, как ты волнуешься, по привычке прикусывая нижнюю губу, как искоса посматриваешь на собеседника, когда о чём-то задумываешься, как нетерпеливо машешь кистью руки, когда ты в корне не согласна с мнением собеседника…

Ну да… думаю, что Диме чувство природного такта не дало добавить, что я дико краснею, когда вижу его, поскольку меня охватывают смутительные и весьма нечестивые размышления…

– Правильно ли я понимаю: ты мне намекаешь, что отказываешься от позднего ужина? – Дима искоса посмотрел на меня, в глубине его серых глаз промелькнула какая-то особо ядовитая усмешка, заставив меня захохотать, как гиена.

Казалось, что моя весёлость и его заставила оттаять сердцем и разулыбаться так искренне, словно и не было ничего огорчительного в его жизни, кроме слякотной осенней погоды за окном.

Наконец, Дима отыскал несколько печально выглядевших картофелин в глубине холодильника, кринку с яркой этикеткой, в которой я опознала постное масло, и железную банку с консервами где-то в углу шкафа. После чего, озорно улыбаясь, рассказал, что не любит готовить ещё со времён начала своей службы на благо государя. Однако, это не помешало ему ловко держать картофелину и быстро очищать её каким-то особенным маленьким ножом, оставлявшим после себя спирально закручивающуюся кожуру.

Я расслабленно сидела рядом и создавала общество. Маменька всегда настаивала на том, что всякая дама непременно должна обладать этим умением – создавать общество для своего супруга. И я создавала. Пусть не для супруга, конечно, впрочем, неважно.

Я тепло улыбнулась своим воспоминаниям и вдруг тихо сказала:

– А меня учили заниматься домашним хозяйством и следить за прислугой, вести куртуазные беседы и знать языки, маменька всегда говорила, что женщина – это прежде всего показатель успешности супруга. Не могу сказать, что преуспела в том, предпочтя занятия медициной, но…

– Вот как? – с изрядной долей ироничной весёлости воскликнул Дима. – И что же предписывали правила ведения домашнего хозяйства в случае нежданных, но дорогих гостей? Когда у тебя дома на полках шаром покати?

– Если внезапно нагрянули гости, а тебе совершенно нечего подавать на стол, то есть способ для скромного потчевания, – голосом своей кузины Долли Шаховской, примерной гимназистки института Смольного, начала я. – Для начала нужно велеть расторопной служанке спуститься в погреб да отрезать окорока кусок, сыра и всяческих колбас. В качестве закуски для господ во время ожидания обеда будет достаточно. Барышням же предложить фруктов, сладостей, орехов в меду. Велеть подать вина и скрасить ожидание трапезы приятной беседой или игрой на музыкальных инструментах, – дополнила я тяжко вздохнула.

Ведь, в отличии от самой Долли, не могла похвастаться особыми умениями при игре на рояле, впрочем, склонностью к рисованию также не страдала. Да и вышивка моя, если уж быть до конца честной, была достойна всяческих порицаний.

Долли же, сосватанная в своё время за сына старого князя Владимира Львовича Шаховского, помимо всех перечисленных талантов, была бесконечно мила, очаровательна, и прелестно лопотала на французском, заставляя окружающих умиляться её непосредственности. Более того, даже её лёгкое недовольство тем, что ей пришлось поменять приличное общество московских салонов на свободное обхождение иркутского купечества, её супруг почитал очаровательными капризами. Впрочем, моё увлечение медициной отец тоже долгое время считал взбаломошной идеей дурно воспитанной дочери и отказывался относиться к нему иначе, чем к сиюминутному желанию.

Закончив рассказ столь нелестным высказыванием о самой себе, я примолкла, продолжая улыбаться своим воспоминаниям. Впрочем, казалось, что и Дима был в чудесном настроении, посетовал на тяжкую судьбу Долли, которая вынуждена была тратить саму себя на жизнь в Иркутском губернаторстве, и бодро заключил, что чувствовал во мне упорство и некую неизъяснимую прелесть.

После чего рассказал несколько весёлых историй о своей службе. Мол, он в большинстве своём занимается исключительно бумажной волокитой, просиживая в своём кабинете, а если и выбирается, когда по служебной надобности из него, то командировки его весьма необременительны и приятны, как прогулка по Нескучному саду. Одним словом, не служба, а чистая синекура, что тут ещё скажешь.

Я радостно похохатывала и делала вид, что верю, Дима столь же весело делал вид, что он верит в то, что я верю. Одним словом, думы мои о Дмитрии были достаточно нелюбезны, но вполне искренни. И смотря в смеющиеся серые глаза, я понимала, что всё сильнее влюбляюсь в их обладателя.

Глава 20. Загляните в семейный альбом

Глава 20. Загляните в семейный альбом

*** Дмитрий

Надя сидела рядом со мной на кухне, неуверенно косясь на странный в её понимании высокий стул, находящийся рядом с барной стойкой. Она всё ещё была в потрясении от выпавших на её долю испытаний и с недоверием смотрела на меня, хоть и делала вид, что всё в порядке. Думаю, её внимание следует занять беседой на отвлечённые темы. Я начал с нейтрального… с ерунды какой-то, даже не заметил, что именно сказал. К моему удивлению, Надя довольно охотно поддержала беседу, рассказывая о себе, своей семье, в том числе о двух младших братьях Михаиле и Антоне, и даже о своей кузине Дарье. Долли – так, на французский манер, Надя её называла. Я делал вид, будто слышу эти имена впервые, и вполне натурально удивлялся в нужных местах. Дело в том, что мой интерес к Надежде не закончился выяснением подробностей теракта, произошедшего на вокзале сто пятьдесят лет тому назад. Конечно, я копнул глубже, желая разузнать всё о самой Наденьке и её семье. Не могу сказать, что особо в том преуспел, слишком мало было информации. Так, крохи. Но всё же, кое-что мне удалось разузнать.

К примеру, что кузина Наденьки, красавица Долли Шаховская, о которой с такой теплотой вспоминала Надя, действительно была супругой Иркутского губернатора, князя Николая Шаховского, но их брак не продлился долго. В официальной хронике упоминается, что она погибла в результате несчастного случая, запнувшись обо что-то и упамши ночью в фонтан, но из личной переписки супруги иркутского купца первой гильдии Масленникова, сообщались скабрезные подробности – мол, не от большой любви первая красавица Москвы решила выйти за наследника старинного рода. Была у неё до свадьбы любовь, но… то ли что-то не сложилось, то ли возлюбленный оказался морально не крепок… сейчас не узнаешь. Поговаривали даже, что в фонтан Дарья бросилась сама, не в силах пережить постылого мужа. Как бы то ни было, супруг, князь Николай, Долли любил безумно и долгие годы сохранял траур по ней. Революцию и смену режима, слава Богу, уже не застал, но род Шаховских сохранился и существует и по сей день. Очевидно, что потомки княжьей крови оказались не дураками и благородство своё засунули куда подальше, потому и сумели пережить все репрессии, тихонько живя в провинции и забыв про кучу благородных предков за спиной.

Что же касается семьи самой Наденьки, то смерть старшей дочери сильно подкосила здоровье её родителей, и мать, судя по всему, так и не оправилась, поскольку вскоре у неё обнаружили некое заболевание, которое весьма обтекаемо обозвали «лёгочным недугом», и возили на все возможные курорты, начиная от Кисловодска и заканчивая Баден-Баденом. Правда, это не слишком помогло, и через пять лет матери не стало. Михаил, старший из двух братьев, считался бездетным (возможно, что незаконные дети и были, только кто же их считает, незаконных-то? Некомильфо!) и умер в возрасте тридцати пяти лет, по причине, мне не известной. Младший, Антон, в противовес этому, был почтенным помещиком, ярым патриотом, добропорядочным отцом семейства, обзавёлся тремя детьми и занимал видное место среди местного дворянства. Старший сын Антона Фёдоровича, Александр, успел поучаствовать в Первой Мировой войне, считался опытным боевым офицером и до последнего оставался верен царю и отечеству. Затем, когда царя не стало, и отечества, каким он его помнил, тоже, предпочёл уйти с белыми в Турцию, откуда вскоре переехал во Францию, где я не смог обнаружить хоть какое-то упоминание о нём. В противовес старшему брату Александру, младшие дети Антона Фёдоровича Заварзина, Сергей и Елена, были полны романтических идеалов и с восторгом приняли Великую Революцию, посчитав смену режима лучшим, что могло свершиться с многострадальным отечеством. Полагаю, что после репрессий и расстрела брата Сергея, Елена поменяла своё мнение, но… на носу была ещё одна война. Да, кстати, тут мне порадовать Надю нечем, даже если бы та и хотела поинтересоваться историей своей семьи – последний представитель рода Заварзиных, некая Галина Викторовна Иваницкая, не так давно была найдена мёртвой в своей столичной квартире. Старушка была одинокой, ни родни, ни друзей за долгие годы своей жизни так и не завела, потому и попала в поле зрения «чёрных риэлторов» и заплатила за это жизнью. Я постарался разузнать подробности этого дела, просто на всякий случай, ну и мало ли, вдруг да на самом деле, Надя любопытство проявит…

Но там на самом деле было глухо: полицию вызвали соседи погибшей, после того, как старушка-божий одуванчик напоследок перед своей смертью, прижмурила невнимательных «риэлторов». Видать, благородные предки всё же проявили себя.

Впрочем, я был рад оттого, что Надя сейчас далека от расспросов о будущем своей семьи, с детской непосредственностью, внимательно и сосредоточенно осматривая мою кухню и исподтишка наблюдая за мной.

Невольно я хмыкнул, заставив девушку посмотреть мне прямо в глаза и смущённо улыбнуться:

– Должно быть, тебе чрезвычайно забавно смотреть на меня, как на туземца племени тангутов, о котором писал академик Пржевальский. Но это на самом деле, всё чрезвычайно необычно. Как ты сказал, называется это устройство? Духовой шкаф? Чрезвычайно напоминает сухожаровый шкаф для стерилизации медицинских инструментов.

Последнее Надя произнесла с чисто исследовательским интересом того же Пржевальского, обнаружившего новый вид плесени в Великой пустыне Гоби. Я не удержался и рассмеялся, немало тем озадачив. Надя смотрела на меня, смущённо накручивая на палец локон из причёски, и возмущённо надувая щёки, но затем не выдержала и тоже рассмеялась, показав милые ямочки на щёчках и наполняя моё сердце знакомой нежностью.

«Чёрт!», – мысленно застонал я. – «Как же такое могло случиться?». Я всячески гнал от себя эти странные, ну, как минимум, точно нелепые мысли о Наде. Быть может, у меня давно не было женщины и просто организм мне таким образом намекает? Я тут же некстати вспомнил наш обычный бурный секс со Светкой, и мне стало стыдно перед Надей, словно мусульманину, слопавшему свиную отбивную в разгар рамадана.

Почувствовав моё напряжение, Надя тут же неловко сползла с барного стула и попросила не обращать на неё внимания и не отвлекаться от своих дел. А она, мол, просто побродит по моей квартире и посмотрит. Обещала ничего не бояться и не падать в обморок от ужаса.

Я только хмыкнул на подобное заверение, в очередной раз заверив, что ничего страшнее Алисы тут больше не водится. Мысленно же добавив про себя, что важнее дел, чем обращать на неё внимание, я пока себе не придумал.

– Дима, я давно хотела тебя спросить, нет ли возможности выяснить, что стало с моими родными и близкими? Я часто думала о них, вспоминала. Мне так хочется надеяться на то, что они прожили долгую, счастливую жизнь, и умерли в окружении детей и внуков. Я уверена, что Долли стала самой любящей матерью, а мои братья – заботливыми отцами.

– Да, так и было, – хрипло подтвердил я. – Дарья Шаховская имела троих детей от своего мужа, была счастлива и любима. Михаил и Антон… тоже… их предки и ныне живут, и здравствуют, – я выдумывал всяческие благости, какие только приходили в мою голову.

Наденька расцвела улыбкой и в восхищении прижала ладошки к щекам, порываясь сказать что-то радостно-благодарное, будто благополучие её семьи было моей личной заслугой.

Много позже, находясь в своей кровати и делая вид, что крепко сплю, я задумался о том, что Надя, как никто другой, заслуживает того, чтобы жить полной жизнью. Но не как призрак, а как обычный человек. Радоваться, огорчаться, влюбляться, иметь детей, просто жить. Но для этого ей нужно тело. Предложить ей своё? А что? Не сомневаюсь в том, что скоро меня снова отправят в командировку на пару месяцев на западные рубежи нашей необъятной Родины. А там риск оказаться в «цинке» всегда был. А сейчас тем более, исходя из общей директивы «продвигаться вперёд, не считаясь с потерями». Думаю, что сумею уговорить Надю быть со мной, находясь в ладанке. Только вот согласится ли она с моим телом в качестве постоянного пристанища? Очень вряд ли, да и потом – о том, как заменить душу в умершем человеке, я не имел ни малейшего понятия. Я приоткрыл глаза, уставился в темноту и в сердцах ругнулся: в опросных листах чернокнижника Сухаревой башни, Якова Брюса, ничего не было сказано о том, как вселить в тело человека чью-то душу. Очевидно, что чернокнижник уже наговорил себе на четвертование одним только обрядом единения души с оберегом, и дознаватели Тайной Канцелярии сочли за труд выяснить что-то ещё. Оно и верно – признания в действиях злокозненных, супротив человека направленных, имеется? А то как же! На дыбе, чай, спрашиваемый был, а на ней молчунов не водится, если ты, конечно, не монах Савонаролла.

Я в очередной раз вздохнул и решил, что нечего сожалеть о том, что нельзя изменить. Зато можно подумать о том, что нам доступно. К примеру, отвадить от больницы этих сумасшедших уфологов, вцепившихся в Надю, как блохи в особо любимую дворовую собаку. Конечно, Наденьке интересен «большой мир» за пределами больничного сада, но сколько она тут выдержит? Судя по всему, не так долго, ей по-прежнему хочется чувствовать себя нужной и помогать людям.

Впрочем, и тут у меня есть кое-какая идея. Но мне понадобится помощь Надежды, думаю, что она мне не откажет… с этой мыслью я наконец-то уснул.

Глава 21. План спасения

Глава 21. План спасения

*** Надежда

Дима что-то упоминал о том, что он придумал способ, который поможет мне вернуться в больницу без опасений за свою жизнь (как бы смешно последнее не звучало). Нет, я ему, конечно же, верю. Только что-то подсказывает мне, что способ этот мне не совсем понравится. А, если уж честно, то наверняка совсем не понравится. Впрочем, выбирать не приходится. И я храбро кивнула, соглашаясь с тем, что согласна подписаться под любой его план. Мельком подумав о том, что стала безотказной, как клизма у нашей санитарки из терапии, Клавдии Ивановны.

Операция была назначена на вечер, и я весь день чувствовала себя, как на иголках, суетливо бродя из угла в угол, словно медведь-шатун. Памятуя о том, что недра Диминой квартиры могут таить в себе опасность, старалась незнакомые предметы не трогать, близко не подходить, но на всякий случай здороваясь с ними, а то мало ли? Вдруг и они говорящие, как та коробочка, Алиса. Колдунство, что тут скажешь… Как же долго Дима находится на работе! И почему я никогда не обращала внимания на то, что он наносит визит Сюзанне в достаточно позднее время?

И вот, когда я уже была близка к тому, чтобы запаниковать, открылась дверь и показался сосредоточенный молодой человек, просиявший при виде моего взволнованного лица.

– Ничего, прорвёмся! – жизнеутверждающе улыбнулся он и озорно подмигнул, заставив опешить.

Наконец, я кивнула, села в машину и стала перебирать в памяти все инструкции, которые получила от Димы. Для начала мне надлежало не беспокоиться, потому что Дима не выпустит меня из виду и при любом раскладе не оставит в лапах этих страшных людей. Ну, и беспрекословно исполнять то, что он мне скажет.

При мысли о том, что сам он в таком случае может пострадать, я внутренне сжималась и была готова трусливо отказаться от всей этой рисковой затеи. А риск был, и немалый – помимо девушки-валькирии, среди охотников на привидения подвизались ещё как минимум, трое кровожадных мужчин, каждый из которых выглядел максимально опасно. Я, как могла, вежливо донесла свои опасения до Димы, но тот только громко рассмеялся и пообещал мне, что лично ему эти ребята навредить не смогут.

Хоть и боязно было, но Дима прав – не время сейчас «праздновать труса». «Предки мои шведа победили, турка воевали, француза одолели, так не посрамлю же я их память!», – подумала и решительно расправила плечи, чувствуя прилив смелости. Может, оно и не совсем так, но Дима горделиво на меня посмотрел и подняв вверх палец в жесте одобрения.

– Делать ничего особенного не придётся, – инструктировал меня Дмитрий, лавируя в плотном потоке машин. – Нужно просто убедить их в том, что ты сумела сбежать с территории больницы. А для этого ты должна показаться, эти их сомнительные приборы тебя тут же засекут, а дальше – дело за малым.

План показался мне довольно шатким и достаточно размытым, чтобы я ударилась в панику. Однако, я глубоко вздохнула и спросила совсем не то, что думала:

– Прости за мою бестактность, но к чему сей маскарад?

Я показала на вытянутый свитер и старенькие джинсы, в которых Дима, на мой взгляд, смотрелся… весьма мило.

– Тебе нравится? – Дима озарил меня мальчишеской улыбкой, напялил на нос какие-то жуткие очки в массивной оправе и довольно подбоченился. – Ну, я тоже недаром свой хлеб ем.

Я попросила пояснить, что он имел в виду, и Дима со вздохом поведал, что сегодня вечером на подмогу к младшим товарищам будет направлен старший научный сотрудник той самой дикой богадельни, некий Дмитрий Алексеевич Вяземский, собственной персоной, прошу любить и жаловать! Я затряслась ещё больше, чем раньше. Это что же получается, Дима сам идёт в логово зверя? И напрасно Дима уверял меня в том, что среди этих придурковатых ребят самый опасный, это он и есть, всё равно было до крайности переживательно.

– Не волнуйся, всё будет в порядке, – повернувшись ко мне и пристально смотря в глаза, твёрдо сказал Дима. – Запомнила, что нужно сделать?

Я кивнула – конечно, запомнила, если он уже третий раз задаёт этот вопрос. Я проникаю внутрь ладанки и сижу там тише воды ниже травы, до тех самых пор, пока Дима не окажется возле кабинета МРТ, после чего мне нужно будет спасаться бегством, охотники достаточно явно дали понять, что они – ребята серьёзные.

Вновь мысленно потянулась к ладанке, мгновение – и пространство сузилось, словно разбилось на сотню кусочков, однако, вскоре я привыкла к новым ощущениям и снова обрела слух и осязание.

Судя по тому, что сердцебиение Димы было в пределах нормы, вряд ли он волновался. Более того, поднимаясь по ступеням, что-то даже насвистывал себе под нос, лирическое, судя по всему.

– Добрый вечер, коллеги! – услышала я скрипучий тенорок, в котором с трудом узнала волнующий глубокий голос Дмитрия. – Вы получили моё письмо?

«Коллеги», ребята из «Космопоиска», которые дежурили в холле больницы, заискивающе подтвердили, что таки да, очень ждали ценного специалиста по поимке особо дрянных сущностей, к числу коих, вне всякого сомнения, они решительно отнесли местного призрака, гадкую Наденьку.

– Сбежала от нас, паскуда! Но сердцем чую, тут она, не покинула территорию больницы, духи часто ограничены в передвижениях, только вот… главный врач упёрся, как баран, не даёт нам обследовать все помещения, – поделилась наболевшим валькирия и огорчённо вздохнула, добавив к этому, что на него, мудрого наставника, вся надежда по поимке сей мерзости.

– Ну, ведите туда, где вы её потеряли! – повелительно изрёк Дмитрий и со знанием дела добавил: – Не могла она полностью скрыться, это правда. Должна у неё быть где-то нычка, схрон, где она прячется. Мы её растребушим и заставим показаться. А там уж дело за вами.

– Загонщики у нас ребята опытные, это мы сначала-то немного растерялись, больно уж вёрткий призрак оказался, сейчас не прошляпим, – покаянно пробурчала дама и показала место исчезновения.

– Ну, примерно так я себе это и представлял, – бодро признался Дима, неуловимым движением доставая руку из кармана с зажатым кулоном и крепко прижимая его к двери. – Есть у меня на тот случай один славный артефакт. Такой штукой не только Наденьку изловить можно, а сам призрак Анны Болейн! Да вы не отвлекайтесь! Что ваши приборы показывают?

– Ничего, – буркнула дева, и я в очередной раз восхитилась уровню Диминого интеллекта, поскольку волны от аппарата МРТ вполне успешно гасили моё излучение и на экранах охотников на привидения была темнота.

– Значит, подождём, – Дима завершил обсуждение на позитивной ноте.

Так, кажется, пока всё идет по плану. Я постояла возле двери ещё немного, пережидая слабую трясучку в коленях, посмотрела на Диму, который не обращал на меня внимания, хекнула для храбрости, отлепилась от безопасности двери и побежала вперёд по коридору, к окну, выходящему в сад.

– Работает, работает иконочка твоя, чувак! Ахринеть! – в восхищении заголосил один из охотников и, крепко держа в руках планшет с дёргающейся точкой, понёсся вперёд, к лестнице, сломя голову.

Я обернулась и увидела, что его коллеги не отставали, крича друг другу что-то одобрительное. Впрочем, Дима тоже был рядом, размахивая ладанкой, как кадилом, и также… подбадривал, одним словом. Правда, не совсем понятно, кому адресовались его выкрики: «Давай, поднажми!», но я предпочитала думать, что мне, и «поднажимала».

Я выпрыгнула из окна и увидела, как со стороны служебного выхода вслед за мной горохом высыпались мои преследователи и замерли на мгновение, отслеживая мою траекторию.

– Вон она, в сад рванула! – глумливо хихикая, сообщил парень и с удовлетворением добавил: – Зря старается, контур закрыт, деваться некуда.

Но я, невзирая на это, бежала вперёд, надеясь на то, что Дима всё рассчитал верно. Обернувшись, увидела, как он бежит за мной, что-то взволнованно крича. Ага, это он своим подельникам. Мол, зря вы так уверены, что контур больницы не позволит мне выйти наружу. Потому как я совершенно точно являюсь редкой пакосности сущностью, так неужто не вывернусь из ловушки? Я невольно затормозила возле ограды, поражённая открывшимися перспективами, Дима в очередной раз взмахнул ладанкой и я, закрыв глаза и тихонько подвывая от страха, потянулась к ней. Мгновение – и аура иконы скроет меня.

– Ну, что я говорил? – ликующе произнёс он, с хрипом дыша и опираясь ладонями в колени. – Сбежала от нас!

Остальные охотники, тяжело топая и матерясь, приблизились к стене и огорчённо застонали.

– Чёрт, как же так? – едва не зарыдал один из них, судя по голосу, счастливый обладатель безразмерных штанов. – И где теперь её искать?

– А кто ж его знает? – философски изрёк Дима, заставив остальных тяжко задуматься.