Текст книги "Надежда тебя не покинет (СИ)"

Автор книги: Ольга Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10. Доверяй, но проверяй

Глава 10. Доверяй, но проверяй

*** Дмитрий

По старой привычке я проснулся с рассветом, резко сел на своём ложе и проморгался, пытаясь понять, где я нахожусь. Чёрт! Надо же, как я только умудрился вообще поместиться на таком неудобном диванчике, не говоря уже о том, чтобы на нём крепко заснуть? От долгого нахождения в неудобной позе всё тело затекло и в поясницу отдавало болью. Чертыхнувшись ещё раз и скрючившись, как старый дед, я сполз на пол и с трудом разогнул спину. Промелькнула рассеянная мысль о том, что меня неслабо накрыло вчера усталостью, если я решил ночевать в больничной палате. Хотя… отчего бы и нет? Дома ведь меня всё равно никто не ждал. Даже фикусом и тем, не обзавелись в своё время со Светкой…

И тут меня словно током ударило! Какой ещё фикус? Когда я вчера увидел… такое увидел! Словами не передать! Я попятился и вновь плюхнулся на диван, после чего промычал что-то невнятное. Палата радовала глаз всё той же пиликающей аппаратурой на металлической подставке, какими-то шипящими штуками позади кровати и обилием проводков возле самой Светки. Ещё раз окинул взглядом палату и плотно зажмурил глаза. Неужели, мне вчера всё почудилось? Появление призрака, моё удивление, пояснение Надежды, что Светка не хочет с ней разговаривать? Мысль о том, что военный штатный психолог, через которого мы проходим по истечении каждой командировки, работает из рук вон плохо, если не смог заметить у меня такой сильной шизы, что зародилась в моей душе. Но так, эмоции от собственной ущербности были слабенькие, меньше ожидаемого. Гораздо больше меня шокировала мысль о призраке.

– Надо же, – медленно пробормотал я, продолжая сидеть на диванчике и рассеянно рассматривать свои ладони со следами въевшихся пороховых газов, удивляясь тому, как объёмна бывает моя фантазия, – я сошёл с ума, какая досада…

– Доброе утро, Дмитрий Алексеевич, поздорову ли в нынче? Боюсь, что диван не был рассчитан на то, что вы решите на нём почивать, – со стороны входной двери раздался весёлый голос, в котором эта самая весёлость тщательно пряталась за маску озабоченности. – Кстати, к слову о вашей вменяемости: ежели вы имеете в том сомнения, то я могу поспособствовать тому, чтобы вас принял наш местный специалист. Уверяю вас, профессионализм доктора Смирнова выше всяческих похвал. Во всяком случае, его пациентки ему весьма благоволят.

Моё сердце пропустило удар – рядом со мной стоял… дух… который и вызвал сомнения в том, что моя собственная протекающая крыша поехала окончательно. Между тем, дух… девушка… выглядела на редкость материально, осязаемо. Казалось, только протяни руку и можно будет коснуться мягких локонов, там, где на висках было несколько выбившихся прядей. Девушка кивнула в сторону окна, где по длинному переходу медленно брели две сильно беременные женщины.

– Пациентки? – промямлил я, смотря на Надежду во все глаза. – Только женщины?

Надо же, я снова это сделал – повёл себя, как придурок! Хотя ещё вчера решил, что появление духа в стенах больницы не является чем-то из ряда вон, и вот опять! И даже мысль, что мне нужен специалист, который успокаивает будущих мамочек, ничуть не обидела меня.

Пусть не сразу, но до меня дошло, что Надя смеётся надо мной. Об этом говорили и её чуть подрагивающие уголки губ и глаза, в которых светилось понимание того, что творится в моей душе. Надя подошла к Светкиной кровати и тут же вся весёлость с неё слетела. Она изучала показатели, те, что были на пищащем мониторе, внимательно рассматривая длинную бумажную ленту, которую он выдал. По выражению её лица было невозможно что-то прочесть, разве что она чуть прищурила глаза, когда кинула взгляд на прищепку на Светкином пальце.

– Как Сюзанна? – неуверенно поинтересовался я, отчего-то называя имя, которое Светка сама себе дала.

– Её травмы заживут без особых последствий, – Надя кивнула на нижние конечности, которые были зафиксированы в какой-то хитроумной штуковине. – Как вы понимаете, за неё дышит аппаратура, пока она в коме. Но самое главное не в этом, а в том, что Светлана или Сюзанна, называйте как хотите, не собирается возвращаться к нам. Ей слишком комфортно, понимаете? Нет ответственности, нет забот и хлопот… Вас она видеть рядом с собой не желает, но, возможно, есть что-то или кто-то, на кого она отреагирует иначе? Родители, подруги, увлечения? Возможно, у вас есть совместные дети?

Было видно, что для Надежды было несколько стеснительно спрашивать о столь личных вещах, что я невольно усмехнулся. Я с сожалением отрицательно покачал головой. Какие дети? А родители? Светка и не помнила, когда последний раз даже поздравляла их с праздниками, не то, что имела с ними какое-то духовное родство. Подруги? Весьма сомнительно, те могут только позубоскалить с ней и обсудить общих знакомых за её спиной, не больше.

– Боюсь, что нет людей, которые были бы столь важны для Светланы, чтобы она стремилась выздороветь, – я видел, как Надя понимающе мотнула головой и вздохнула, легко прикасаясь к моему сознанию.

– Что же, – девушка откашлялась, убеждаясь в правдивости моих слов. – Скоро будет обход, думаю, что Вы можете поговорить с лечащим врачом. С вашего позволения, я удалюсь.

Действительно, вскоре появились медицинские светила в виде главного врача, пары медсестёр, наверное, и жизнерадостного врача, засунувшего руки в карманы халата.

– Ну, что же, посмотрим, что тут у нас… – поинтересовался главный врач, поправил очки на носу и уставился на монитор, вытащив ту же самую бумажку, что и Надя. – Хм, стабильное состояние, пока добавить нечего, – градус весёлости второго эскулапа заметно упал, появилась внимательность и забота, которые и должны присутствовать при посещении платных пациентов.

– Леночка, – обратился лечащий врач к одной из своих спутниц, – я назначу ещё низкомолекулярные гепарины и антибиотики добавим…

Медсестра шустро достала блокнот и принялась что-то записывать там, с обожанием смотря на второе светило. Мне же посоветовали не отчаиваться и надеяться на лучшее. При том, что прогнозов, понятное дело, никто не давал. Впрочем, всё это я уже знал из уст Надежды Фёдоровны, так что распрощался со всеми светилами и заторопился на службу, по дороге набирая знакомый номер.

– Привет, дружище! – мой абонент с утра был на редкость дружелюбно настроен. Впрочем, сейчас, после того, что он услышит, жизнелюбия у него точно убавится.

– И тебе привет! – хмыкнул я, соблюдая видимость расслабленности. – Слушай, мне бы в архиве покопаться…

– С твоим допуском могу показать подписи на пакте Молотова-Рибентропа, не больше, – не унывал старый приятель, на ходу генерируя идеи.

– Спасибо, конечно, – не польстился на щедрость я, торопливо сообщив: – Но меня интересуют полицейские сводки или же газетные вырезки о теракте, который произошёл на вокзале в 1873 году. Некий бомбист подорвал несколько вагонов, произошёл взрыв, затем пожар. Я слышал, что тогда погибли люди… Возможно, сохранились какие-то записи о полицейских расследованиях случившегося теракта, фото с места трагедии. Газетчики не могли обойти своим вниманием подобную новость.

– О, как! Однако! – задумались в трубке, я уже собрался выдавать какую-то ерунду о том, что по тому делу всплыли новые обстоятельства, но дружище медленно выдал: – Ладно, что-нибудь придумаю.

В результате весь день я был, как на иголках, ожидая обещанного придумывания. Всё валилось из рук, я даже толком не мог понять, что требует от меня командование, смотрящее с жалостливо-понимающим видом. Наконец, когда я уже решился на то, чтобы ускорить процесс «придумывания», пришло лаконичное сообщение: «Центральный архив, я договорился, тебя ждут!». И вот уже через полчаса я парковался возле серого бетонного здания, побродил по узким коридорам и обнаружил табличку с надписью: «Читальный зал», тут же метнувшись к маявшемуся от безделья молодому человеку, оказавшемуся тем самым меня ожидающим.

– Что вы мне можете предложить из архивных документов? – вцепился в парня я.

– Пошли глянем, – довольно флегматично отозвался тот и повёл меня куда-то, лавируя между длинными столами.

Мысленно подивившись собственному стереотипу, согласно которому библиотекарь должна быть непременно нервной старушкой в очках с роговой оправой и тёплой шалью, я отправился следом.

– У нас всё оцифровано, оригиналы спрашивают нечасто, – поворачиваясь ко мне, заявил молодой человек, – и по предварительной записи.

Быстро пощёлкал клавишами на стоявшем на столе компьютере и кивнул:

– Любуйся, всё, что есть.

Я благодарно кивнул на это и с жадностью уставился в экран.

Глава 11. Террорист-идеалист и вопросы фарта

Глава 11. Террорист-идеалист и вопросы фарта

Парень-библиотекарь, решив, что сделал свою работу по максимуму, тут же смылся в неизвестном направлении, сообщив напоследок, что он перекинул всё, что у него было по делу о подрыве на вокзале, в отдельную папку на столе. Я благодарно кивнул и уткнулся в монитор. Однако, с информацией было негусто, впрочем, я и не ожидал иного. Так, на странице издания: «Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства и столичной полиции» находилась фотография, где были запечатлены покорёженные обгоревшие вагоны, сошедшие с рельсов, какие-то сломанные деревянные балки и развороченный взрывом дебаркадер. Трагично, без сомнения, но по уровню треша не дотягивает до современных изданий. Во всяком случае, разорванных взрывом тел, скромно прикрытых простынками, луж крови, пострадавших, бродящих рядом с безумными взглядами и рыдающих родственников на старинном фото не было.

На следующей странице издания я, продираясь сквозь яти и прочие красивости, прочёл краткую заметку, больше напоминающую сухой полицейский отчёт, из которой я понял, что теракт действительно был, люди на самом деле пострадали, были и погибшие. Рядом было фото того самого террориста, который таким образом решил сообщить обществу о недопустимости существования абсолютной монархии в Российской империи. Я тяжко вздохнул, глядя на полицейское фото угрюмого парня лет двадцати с тёмными растрёпанными волосами, упрямо сжатыми тонкими губами и на редкость тощей шеей с выступающим острым кадыком. Ниже сообщалось, что преступник, Матвей Зотов, мещанского сословия, был слушателем каких-то курсов, название которых мне ничего не дало. Так вот, именно там он приобщился к опасному течению анархистов-революционеров, проводил активную агитацию среди таких же студентов, что и он сам, давя на неокрепшую психику последних. Я недобро усмехнулся. Ну да, это когда верхи не могут, а низы не хотят. В связи со своей поганой деятельностью доморощенный народоволец находился на карандаше у столичной царской охранки. Правда, это совершенно не помешало юному террористу уйти из-под наблюдения, раздобыть взрывчатку и явиться на московский вокзал на поиски объекта для выражения своей классовой ненависти. В конце заметки была выражена уверенность, что полицейское управление во всём непременно разберётся и виновные понесут наказание, даже несмотря на то, что непосредственный виновник теракта погиб на месте. Далее следовало весьма официально выглядевшее пожелание долгих лет жизни и всяческих благ императору Александру Второму.

– Так вот ты какой, террорист-идеалист? – пробормотал я, с неприязнью рассматривая фотографию человека, который отобрал у Надежды шанс на то, чтобы прожить нормальную жизнь…

Следующим файлом была уже не столичная газета, а московский еженедельник, «Московские ведомости», где более душевно отнеслись к подаче материала. Во всяком случае, на развороте выпуска была фотография скорбящих родственников. Мне понадобилось какое-то время для того, чтобы сообразить – погибших хоронили в братской могиле, поскольку было невозможно установить, кому именно принадлежали обгоревшие останки, находящиеся рядом с тем или иным вагоном. Сердце снова сжалось и пропустило удар – Надя мне об этом ничего не рассказывала, как-то обошла тему вскользь, только упомянула, что ей пришлось нелегко после собственной гибели.

Московское издание, в отличии от столичного, было более эмоционально, в статье сообщалось, что погибли ни в чём не повинные люди, предвкушающие рождественские праздники, терроризм в чистом виде, бессмысленный и беспощадный. Да уж, впрочем, я давно понял, что не стоит искать логику в действия террористов, её там нет. Да, в конце статьи также желалось хорошего здоровья самодержце российскому, императору Александру Второму, вкупе с пожеланием ему долгих лет жизни. А мы, мол, будем счастливы под его мудрым правлением.

Помотав головой, я вернулся к фотографии родственников у братской могилы. Качество, конечно, так себе, хоть и после оцифровки печатного оригинала… однако, это не означает, что я не смогу узнать вот у этой дамы такой знакомый поворот головы и несколько локонов на шее, выбивающиеся из строгой высокой причёски. Выходит, что тот крупный мужчина, обнимающий за плечи даму, и есть отец Надежды Фёдоровны? Н-да… что было в моей голове в этот момент, я не знал, но… Посмотрев по сторонам и в очередной раз порадовавшись безалаберности местной «старушки-библиотекаря», достал телефон и сделал пару снимков с экрана компьютера. Кажется, получилось неплохо – женщина стояла боком и смотрела перед собой, а сзади её трогательно поддерживал мужчина. А то, что её родители находятся на похоронах, Наденьке знать совершенно не обязательно…

И потом, раз уж выпала такая возможность, было бы грехом ею не воспользоваться. Запомнив действия парня, когда он выводил мне на экран интересующую меня информацию, быстро отыскал корень каталога и оттуда уже вывел нужную информацию. Нет, я не горел желанием ознакомиться с подписями пакта Молотого-Рибентропа, я всего лишь хотел отыскать хоть что-то, относящееся непосредственно к Наде. Но сведений было мало, катастрофически мало. Если быть точным – только записи в метрических книгах. Решив для себя, что хаметь окончательно не стоит, я выразительно покашлял, привлекая внимание пришедшего и развалившегося на стуле возле выхода библиотекаря. Тот весьма вяло прореагировал на это, медленно приблизился, осмотрел монитор, словно я успел, таки, своровать ценные документы, неспешно удалил их и поинтересовался, способен ли я самостоятельно добраться до выхода из здания. Получив мои самые горячие уверения в этом, кивком пожелал мне не заблудиться и остался на месте.

Я же побежал к припаркованному неподалёку автомобилю, торопясь заехать домой за чистой одеждой, а потом мне нужно будет вернуться обратно в больницу. Возможно, что Надежда Фёдоровна снова заглянет ненадолго в палату к Светке, тогда у меня будет, чем её удивить.

*** Наденька

Сегодняшний день был на удивление скучным и чрезвычайно длинным, к тому же. Стрелки настенных часов в холле приёмного покоя словно приросли к одному месту и двигались крайне медленно. Господин Вяземский упоминал вскользь что-то о том, что он хотел бы нанести визит вечером, после службы, и я теперь изо всех сил делала вид, что совершенно не жду его появления. Хотя, кого я обманываю? Конечно же, я буду рада его видеть, рада возможности пообщаться впервые за много лет, ощутить себя… живой? Настолько, насколько это возможно для того, кто давно и бесповоротно мёртв, конечно же.

Так, пока я витаю где-то в облаках, медсестра на посту заметно оживилась, сообщив, что сейчас карета скорой помощи привезёт нам очередной «подарок». Тут же переключила связь в режиме конференции для врачей скорой помощи, сотрудников хирургии и АРО (отделение анастезиологии-реанимации).

– Ребята, везём вам гостя из солнечного Узбекистана. Или Киргистана, хрен их разберёт, говорит по-русски не очень хорошо, но вроде, понимает давление ронял два раза, пока везли, – озабоченно донёсся голос врача скорой помощи из динамика громкой связи. – Подозреваю, что имеется гастроэнторологическая патология. Товарищи нашего болезного через пень-колоду объяснили, что лежит и помирает он уже который день, на работу не ходит, а значит, что и выгоды с того работодателю никакой. Последнее обстоятельство и было решающим моментом при вызове скорой.

Прибежавший в приёмное отделение Павел Иванович выдал тяжёлый вздох и огорчённо прикрыл глаза, впрочем, я его понимала. Гастербайтеры – наша извечная проблема. Попадают они в лечебное учреждение, как правило, только в экстренных случаях, вот таких, как этот. Причём, зачастую отказываются от госпитализации, утверждая, что само должно пройти.

Леночка, медсестра от хирургии и очередное душевное увлечение нашего любвеобильного врача, нервно передёрнула плечами.

– Ну, хоть не бомж на этот раз, и то ладно, – вздохнул реаниматолог. – А что не говорит… показать-то он сможет…

Что же, не могу не согласиться. Карета скорой помощи влетает на пандус, тут же с грохотом через двери появляется каталка с лежащим на ней мужичком изжелта-бледного вида, рядом висят какие-то флаконы. Ага, значит, уже стали капать. А аккуратно приближаюсь к пациенту и наблюдаю за его мучительно-страдающим выражением лица. Так, рефлексы снижены, острая боль, повышение температуры и испарина на лбу. Мужичок что-то тихо лопочет и дрожащими руками показывает область. Врачи скорой тут же оперативно заполняют документы, дублируя для нас, и активно радуются, что избавляются от «подарка». Павел Иванович совместно с дежурным анастезиологом уже собираются волочь пациента на диагностическую ренгенографию живота.

«Боли в левой подвздошной ямке», – кивнула я собственным мыслям. «Тахикардия и учащённый пульс, надо бы ближе посмотреть, что с пациентом». Осторожно дотронулась до мужчины, переходя на внутренний взор. Да, кажется, врачи были правы – проблемы серьёзные. Во всяком случае, явно вырисовывались утолщения стенок брюшной полости в результате отёка тканей. И тут меня как обухом ударило – какая тут гастроэнторология – у мужика явный перитонит! И… зеркальное расположение внутренних органов, потому сразу не подумали. Конечно, УЗИ это всё покажет, будет замерен уровень протокальционина, который подтвердит мой доморощенный диагноз.

– Это если мужичок в этому времени, не погибнет от септического шока, – мрачно сказала я, наблюдая за тем, как пациент теряет сознание на каталке.

Как мне в голову пришла последующая идея – я и сама не знаю. Точнее говоря, знаю, но не представляю сам механизм… вот…

Я приблизилась к Павлу Ивановичу, дотронулась ладонями до его лица и отчаянно закричала:

– Сепсис на фоне перитонита! Услышьте меня, умоляю! У него транспозиция внутренних органов, вижу плохо, затемнение в брюшной полости. Но на вскидку, не абдоминальный вариант инфаркта миокарда.

Зрение врача стало немного расфокусированным, он вздрогнул и остановился, перестал двигаться и медленно произнёс:

– Гастер наш откинуться решил, походу. Разворачиваем операционную, заказывайте кровь. Может, он фартовый, как сам считаешь, а, Джамшуд?

Больной был без сознания, так что он возразить не мог, а других противников не нашлось, только реаниматолог беззлобно сообщил, мол, даже если теория Павла Ивановича окажется несостоятельной, то вскрытие всё равно расставит все точки над «и».

– Ты сама кто есть? – тихо прошептал врач, скосив глаза до невозможности, он явно не видел меня, но слышать мог.

– Я? Я Надя! – произнесла я сквозь слёзы.

Глава 12. Фото из прошлого

Глава 12. Фото из прошлого

Сложно сказать, кто был более поражён тому, что случилось, и меня кто-то всё же смог хотя бы услышать – я или Павел Иванович, но сейчас точно было не место для выяснения подробностей – больного готовили к экстренной операции.

– Главнюк с нас шкуру сдерёт, если мы попилим пассажира без медицинских показаний и, соответственно, безосновательно, – с какой-то обречённой тоской пробормотал анестизиолог, рассчитывая количество «Бетаметазона» для общего наркоза.

Леночка промолчала, но выразительно посмотрела на своего возлюбленного поверх медицинской маски, попутно ловко пристраивая флаконы и подкатывая столик с инструментами.

– Ребята, вы как в первый раз, ей-Богу, – огорчённо покачал головой Павел Иванович, тем самым заработав моё уважение до конца своих дней. Я тут же, не сходя с места, пообещала себе, что никогда впредь не стану сердиться на него за его охальность и крайнюю любвеобильность. – Перитонит у него, того глядишь, откинется у нас! Оно нам надо, как считаете?

По тому, как все дружно покачали головами, выходило, что не очень. Оно и верно – проблем нам не нужно и смерть госпитализированного гражданина будет совершенно лишней. И не только сама по себе, как огорчительный факт, а по большей части из-за того, что принесёт с собой бумажную волокиту, которой и так бывает достаточно, а также дикие вопли главного врача и совершенно ненужную активность представителей страховой. Кто-то из операционной бригады рассеянно заметил, что полиса ОМС у гражданина братской страны точно не имеется, а это, опять же, вопросы со страховой.

– Ничего, расплатится, – слегка пожимая плечами, ответил Павел Иванович и сосредоточенно произнёс: – Ну, что, Наденька, помогай!

Можно подумать, я куда-то денусь! Конечно же, останусь рядом. Хотя, врачей я отлично понимала, переживавших, что без анализов и показаний к оперативному вмешательству, операция в данном случае – не что иное, как авантюризм и совершенно не оправданный риск. Но, я была благодарна за то, что меня услышали, послушали и рискнули! Точнее говоря, за то, что они согласились с «вердиктом» от Павла Ивановича.

Да уж, никогда бы не подумала, что с таким облегчением выдохну, увидев брюшную полость, полную «последствий» от перитонита! Это значит, что ребята всё сделали правильно и диагноз, поставленный «на коленке», был абсолютно верен. Впрочем, операционная бригада это тоже поняла и работать стала веселее, Павел Иванович стал привычно травить смутительные и даже политически вредные анекдоты про главу государства, азартно копаясь в пациенте. Я стояла тут же, рядом, пристально всматриваясь внутренним взором и отслеживая малейшие показатели в состоянии оперируемого.

– Всё, ребята, зашивайте, а я размываться, и давайте вы не станете забывать в нём салфетки, как в прошлый раз! – спустя два часа заявил врач, когда операция была практически завершена, после чего добавил, обращаясь к тихо лежащему в наркозе мужчине: – А ты на самом деле фартовый, мужик. И в сознании долго был, и от сепсиса по дороге не загнулся, и на операционном столе от анафилактического шока в качестве реакции на наркоз кони не двинул!

– С чего бы это от наркоза-то прибарахлиться? – даже как-то обиделся анестизиолог. – У меня всё под контролем! И дозу я рассчитал как всегда качественно – на глазок! Всегда так делаю, и никаких нареканий, кроме благодарностей, пока не получал. Да он, если хочешь знать, давление мне ни разу не ронял ниже порога! Что же до салфеток, так это мы их посчитали, ты даже не думай – ни одной, самой маленькой, внутри не оставим!

Последнее врач произнёс с некой гордостью и окинул горделивым взором лежащего на столе пациента, словно фактом своей живучести был обязан исключительно врачебным способностям нашей бригады.

Когда Павел Иванович поклонился, посмотрел куда-то в угол и прочувственно в который раз меня поблагодарил, я невольно запаниковала. Конечно, здорово, что человеческая жизнь спасена, но мне очень не понравился взгляд нашей новой зазнобы, Леночки, который достался тому же углу. Что это? Нерациональная ревность к необъяснимому или подозрение в нервном срыве своего возлюбленного? Мол, шёл-шёл, раз, с ума сошёл, так, что ли? Я осторожно потянулась к сознанию девушки, но толком понять ничего не смогла в мешанине чувств и образов, над которыми главенствовала обида и ещё что-то странное. Но у меня был ещё один вопрос, который также требовал внимания – никогда раньше меня не слышали живые, моё взаимодействие с внешним миром было минимальным. Так, что же могло измениться? Впрочем, кое-какие мысли на этот счёт у меня были. И все они так или иначе были связаны с капитаном Вяземским.

Уставшая так, словно сама стояла несколько часов со скальпелем, но довольная, как… как не знаю, кто, я отправилась в палату к Сюзанне. Господин капитан упоминал о том, что он посетит её с визитом и я хотела бы обрадовать его хотя бы тем, что девушка без привычной агрессии воспримет моё присутствие. Вернее сказать, я очень рассчитывала на последнее.

Не то, чтобы совсем ничего из моей затеи не вышло… одним словом, моему присутствию обрадовался только сам господин Вяземский, который с праздничным видом сидел на давешнем диванчике. Что касается Сюзанны, то она не сочла даже что-то нецензурное подумать в ответ на моё вторжение.

– Боюсь, что я ничем пока Вас не порадую, господин капитан, – осторожно начала я, чувствуя себя на редкость неловко. – Разум её крайне далёк от всего, что её окружает. Сломанные же кости можно излечить. Впрочем, всё это вам уже говорил Михаил Ашотович, наш главный врач.

– Светка всегда была на редкость эгоистичной, – искривив губы в ядовитой усмешке, откликнулся молодой человек и усмехнулся, покачав головой.

Меня неожиданно обуяло необъяснимое чувство злости и раздражения на бедную Сюзанну. Захотелось докричаться до неё только для того, чтобы задать её недурную трепку и заставить… а что заставить, я до конца и не поняла. Неужели, это ревность? Смешно! Смешно же? Я искоса посмотрела на господина Вяземского, словно тот должен был угадать мои чувства и тут же окоротить меня, сказав, что вовсе никаких недостойных мыслей не держал в отношении моей персоны. И было вдвойне гаже оттого, что я сама, подумать только! Сама навязала свои услуги, словно уличный шарлатан. И знала ведь, что господин Вяземский мечтает лишь о том, чтобы его невеста вновь была с ним! Однако, всласть заняться самобичеванием мне не дал голос господина капитана:

– … возможно, это покажется для Вас чем-то запредельным, но Вы можете называть меня просто по имени, я буду рад, – тихо произнёс он и замялся, заставив меня против воли заулыбаться.

– Ну что Вы! – я хотела что-то добавить ещё, но окончательно стушевалась, невнятно забормотав о том, что это крайне хорошая идея и в какой-то степени даже отличная, и я буду крайне этому рада.

Не знаю, сколь долго я изображала бы из себя дурочку, если бы Дмитрий не вытащил из-за пазухи несколько сложенных листов. Оказалось, что он проявил некое любопытство и поинтересовался тем случаем, взрывом на вокзале.

– Подумал, что это может быть Вам интересно, Наденька! – произнёс Дмитрий.

Я до такой степени удивилась, что присела рядом на диванчик. Фото моих родителей.

– Вы знаете, – откашлявшись, медленно начала я. – Я стала забывать их лица… сначала помнила, родителей, братьев, даже стою старую няньку, а потом вот… словно во сне. Сохранился лишь образ, глаза матери, когда она смеялась, у неё такие глаза становились добрые. И место, где была сделана эта фотография, я тоже помню. Это были похороны. Я тогда ещё не могла до конца осознать, что это всё, металась рядом, кричала, срывая голос, а нас, погибших, просто закопали в общей могиле.

Дмитрий хотел выдрать у меня фотографии, бормоча что-то о том, что не хотел расстраивать, что он невольно… но я не слушала. Водила пальцами по лицам родителей и представляла, что хотела бы им рассказать, но тогда, в своё время, просто не смогла.

– Я вам так благодарна! – всхлипнула я и замолчала, не в силах продолжать. И тут меня прорвало, я выкладывала абсолютно всё – как я мечтала стать медиком, как родители были против, но всё же согласились и отпустили меня в Москву, что само по себе было неслыханно, как я жила и училась, как меня невзлюбила наша классная дама за «на редкость паскудный характер», да и многое другое…