Текст книги "Скала и Пламя (СИ)"
Автор книги: Ольга Пожидаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
2 часть
Сыну Дьявола тоже уж ничем не поможешь,
Очарован и сломлен, удивляюсь я сам!
– Если ты не желал Бену смерти, какой смысл был его травить? – спросила Нори, не очень рассчитывая на ответ.
Артур и не спешил с ней делиться. Девушка уже собиралась сменить тему, когда он заговорил.
– Если бы Наташка не изобрела антидот, он провалялся бы овощем до осени. Яд выходил бы, но медленно. Я бы стал Командиром. Один.
– И Хелл никуда бы от тебя не делась, – догадалась Нори.
– Таков был план, – признался Артур. – Но сейчас я уже не уверен.
– Она бы все равно ушла.
– Ты меня, типа, утешаешь сейчас? Брось, Нор. Мне пофигу.
– Ну, конечно, тебе пофигу. Наверное, именно по этому самому фигу ты и прикрыл ее во время боя. Жизнь спас.
– Ой, не надо громких слов. Инг ее чуть не затоптал. Я просто…
– Просто пришел в наш лагерь узнать, жива ли она, рискуя быть изгнанным навсегда? – уточнила Нори, заломив бровь.
– Все-то ты знаешь, малявка.
– Не все. Но тебя-то уж знаю неплохо, долбоеб.
– Блять, Нори! – зарычал на нее Артур, прихватывая девушку за шею.
Она задрала голову, смело встречая его яростно возбужденный взгляд.
– Прекрати материться.
– Тебя это заводит?
– Да.
Нори сглотнула, не сдержав при этом тихого стона. Она сдвинула ноги, чувствуя яркий отклик возбуждения, от которого ее снова бросило в жар. Артур продолжал держать ее, давя пальцами на сонную артерию. Желваки ходили по его скулам, выдавая напряжение.
Девушка видела, что он едва сдерживается, чтобы не набросится на нее. И, конечно, умнее и правильнее было бы послушаться. Но когда Нори была благоразумна?
– Ты охуительно сексуальный, когда бесишься, – подбросила она дровишек в топку его безумия.
– Нооор, – он почти рычал на нее, стискивая пальцы сильнее.
Она ничего уже не могла ответить, лишь запрокинула голову, отдавая ему власть и силу. Покорная поза и прикрытые глаза вмиг отрезвили Артура. Он ослабил хватку и наклонился к ней так близко, что дыхание опалило лицо Нори.
– Ты хоть понимаешь, что еще немного, и я начну убивать тебя? – спросил он, снова чуть сдавливая ее шею.
– Мне не привыкать, – прошептала Нори еле слышно. – Предпочитаешь задушить, чтобы не трахнуть?
– Даже не знаю, – хмыкнул Савицкий, – все такое вкусное.
Он, наконец, нашел силы отпустить ее и отойти от окна. Артур плюхнулся в кресло, пытаясь перевести дух. Не очень удачно. Нори подошла к нему сзади, присела на подлокотник, запустила руку в мягкие волосы. Слишком мягкие для мужчины. Совсем как у Эрика.
– То, как ты борешься с собственными желаниями, просто потрясающе, – пропела она беспечно.
– Ты мстишь мне что ли, или просто издеваешься?
– Даже не знаю, – хихикнула Нори, – все такое вкусное.
Артур хмыкнул.
– Что за маленькая бессовестная сука.
– Не матерись, малыш. Меня ведь это тоже заводит.
– Прекрати меня трогать.
– Да брось, – Нори оставила в покое его волосы, чуть надавила на плечи, массируя. – Так тоже не надо?
– А черт. Нет. Продолжай.
Он застонал от удовольствия, к которому опять стало примешиваться едва затухшее возбуждение. Но на таком уровне Артур мог его контролировать.
– Артур, – позвала Нори, когда почувствовала, что он расслабился.
– Ммм, – отозвался Савицкий.
– Хелл ведь знает, что ты не хотел убивать Бенедикта.
– Откуда?
– Без понятия. Просто знает.
– Ну… ладно.
– Она простила тебя. Уже давно.
Артур выдохнул. Слова вертелись на языке, но он не позволил себе забросать Нори вопросами. Ему было безумно интересно и важно знать, что к нему чувствовала Хелл, Оля. Когда-то он отдал бы очень много, чтобы она его любила. Потом почти все, чтобы просто была рядом. Но сейчас было вполне достаточно и того, что сказала Нори. Прощения – вполне достаточно.
– Что ж… хорошо, – только и ответил Савицкий.
Он очень хотел в это верить. Ему было очень важно прощение Ольги. И не столько за Бена, сколько за ту свою выходку во время ее первого боя.
***-
Наши души сцепились голодным зверьём,
А телам было этого мало…
Кеннет чувствовал, как уходит возбуждение, и пульс в паху утихает. Кровь отлила, направившись вверх. Мозги включились, и он начал осознавать, что наделал. Понадобилось немало смелости, чтобы банально открыть глаза и взглянуть на Хелл. Она больше не плакала, не пыталась вырваться, не говорила, просто смотрела на него. И этот взгляд был пустым и очень красноречивым одновременно.
– Оль, – позвал Кеннет.
– Хелл, – поправила она его.
– Без разницы.
– Есть разница.
Кен сжал зубы, чтобы не сказать лишнего. Он и так наговорил больше, чем достаточно. А дел наделал за гранью добра и зла.
Хелл облизала губы, задерживаясь языком на кровоточащей ранке.
– Детка, – прошептал Кеннет, беря ее лицо в ладони.
Он не собирался извиняться за то, что ударил ее, не собирался сожалеть о грубом быстром сексе на сухую, у всех на виду, но немая боль, которая окутывала фигурку Хелл, словно аура, отравляла воздух, которым он дышал.
Кен склонился к ее лицу, лаково прикасаясь губами к щеке девушки, даря быстрые поцелуи. Он лизнул ее ранку, легонько коснулся губами рта девушки. Его пальцы утонули в волосах, растрепывая косу, спустились ниже на шею, поглаживая. Кеннет обнимал ее так нежно, зацеловывал так трепетно, шепча:
– Прекрати бороться со мной. Хватит сопротивляться, красавица. Просто будь моей. Ты ведь любишь это. Тебе нравится принадлежать мне.
Кен все еще был внутри, и Хелл чувствовала, как он снова твердеет. Ее тело отзывалось на ласки томным возбуждением, а шепот Кеннета погружал в вязкий транс. Однако слова, что он говорил, отравляли блаженство безволия. Мятежный дух Хелл, хоть и был подавлен, но не сломлен. Она могла позволить утащить ее с поля, могла стерпеть пощечины, могла найти силы принять его яростный протест в виде траха посреди леса на потеху друзьям и врагам. Хелл знала, что задолжала Кену очень много. Она была готова расплатиться. С лихвой. Но отказаться от своей сути, от самой себя ради него, – это было слишком.
– Нет, – выдохнула девушка, отворачиваясь от поцелуев, упираясь ему в грудь ладонями.
Ей было невыносимо терпеть звенящую нежность его раскаяния. Хелл была готова бороться или отступить. Она понимала Кена в его желании показать, кто сильнее, кто главный, кто решает, но не собиралась делать вид, что их отношения останутся прежними.
– Нет! – крикнула Хелл, двинув ему в плечо кулаком со всей силы.
Кеннет покачнулся, но не отступил. Его снова стала поглощать ярость, а глаза заливала темная пелена. Он опять был на грани безумия и не собирался так просто отказываться от девушки, которую любил. Кен поймал запястья Хелл, пригвоздив их к стволу дерева. Он видел, как ее глаза распахнулись от ужаса, понимания. Хельга знала, что не сможет помешать ему. У нее не хватило бы сил. И если до этого она по собственной воле позволила ему разрядку, то теперь в ней кипела потребность сопротивляться. Кен видел, как медленно раскрываются ее губы, а по горлу поднимается звук, грозящий вырваться криком о помощи.
– Отпусти ее, Кеннет, – позвучал за его спиной властный, холодный голос Стейны.
Хелл подавилась криком, а Кен замер.
– Отпусти, – повторила Старшая, добавив в интонацию угрозу.
Кеннет разжал пальцы.
– Дай ей уйти.
Он сделал шаг назад.
Хелл повернула голову, встречаясь со Стейной глазами. Она чуть кивнула прежде, чем подтянуть и застегнуть брюки, а потом побежала вглубь леса, прочь от поля боя и лагерей.
Кеннет проводил девушку взглядом, с трудом сдерживаясь, чтобы не догнать ее. Но Стейна стояла за его спиной, и это было отличным сдерживающим фактором.
– Заправься, – бросила она, – Эрик идет.
Кен не побрезговал советом, быстро засунул хозяйство в штаны и сделал это очень вовремя, потому что Эрик уже был в нейтральной зоне. Старший схватил племянника за волосы, пригвоздив лицом к стволу дерева.
– Полегче, дядька, – прохрипел Кен, понимая, что сейчас лучше не сопротивляться.
– Ты, блядь, в своем уме, парень? – заорал на него Эрик. – Что за гребаное дерьмо в тебя вселилось? Ты хоть понимаешь, что натворил?
Кеннет сглотнул. За всю свою жизнь он никогда не слышал, чтобы Эрик орал и матерился одновременно. И это означало, что он влип. Дядька частенько крыл его по матери, когда Кен устраивал дебоши и попадал в ментовку, но никогда не повышал голоса. Лишь однажды Артур слышал, как Эрик орет. Это было в день, когда он заявил отцу, что останется в Питере, и дядя был на его стороне в том споре. А сейчас Эрик явно находился по другую сторону баррикад, и, зная рыцарский кодекс чести Предводителя Ястребов, Кеннет готовился к худшему.
Он открыл было рот, но не нашел ни слова в оправдание, а правду озвучивать уж очень не хотелось.
– А что в тебя вселилось, Эрлаз? – снова вмешалась Стейна. – Чего примчался?
– Чего примчался? – обернулся к ней Эрик, не отпуская безвольного Кена. – Чего я, блядь, действительно примчался? Это же в порядке вещей, что Командир сваливает с поля, прихватив за косу своего воина, которого тут же насилует, не отходя от кассы. У Волков это нормально, Стей? Давно ли?
– Никто никого не насиловал, Эрик. Успокойся, – продолжала Старшая уверенно и ровно.
– Нет? Значит, всем воинам одновременно показалось? Не пудри мне мозги, Стей.
– Понятия не имею, что там углядели твои воины. Может, если бы смотрели на мечи, то не прошляпили бы штаб. Кен не насиловал Хельгу. Она не сопротивлялась.
Эрик недоверчиво посмотрел на нее.
– Это мой сектор, Эрик. Я здесь наблюдатель. Я все видела. Так что не психуй. Откровенно говоря, я сама не в восторге, что твой Командир устроил тут публичное совокупление, но убивать его за это я бы не стала. А вот выпороть бы стоило.
Кеннет не сдержался и хмыкнул, пробормотав в ствол:
– Какие у тебя затейливый эротические фантазии, Старшая.
Эрик отпустил его, но все еще не мог до конца поверить.
– Зачем ты его выгораживаешь, Наташ?
– Мне незачем его выгораживать, Эрлаз. Я просто говорю, как было, – проговорила она, разводя руками.
– Ладно, разберемся позже. В любом случае, Кен… У меня слов нет. И где вообще Хелл?
– Ушла, – буркнул Кеннет.
– Как вернется – оба ко мне. Пообщаемся, – буркнул Эрик, развернулся на пятках и пошел в сторону лагеря.
***-
Улыбки, как листья, растут на моих губах,
Но все ж от убийства меня отделяет шаг.
Стейна смотрела на безмятежно спящих Кена и его юную жену. Анна перекинула через него руку, обнимая, улыбаясь во сне. Плед сполз с ее плеча, обнажая бледную, почти прозрачную кожу юной девы. Она была так красива, так молода. Прекрасное дитя суровой северной страны, которую занесло фатумом на не менее суровый Север России. Она пришла вслед за мужем и принесла с собой темную страсть раскрепощения, соблазн вседозволенности и жгучую ненависть. Все это кипело в груди Стейны, ища выхода.
Старшая понимала, что ей нужно срочно уходить. Она знала, что необходимо бежать как можно дальше. Чтобы не видеть их, не вспоминать, не чувствовать. Но ее ноги словно вросли в пол, а глаза неотрывно смотрели на красивые обнаженные тела.
Кеннет.
Ее Кен.
Ее Артур.
Ее безумие.
Ее страсть.
Ее любовь.
Теперь она знала, что он любит ее. Она верила ему. Она была уверена, что он не врал в порыве страсти. Ведь так горели его глаза. Так крепко сжимали в объятиях руки. Так отчаянно срывался от признаний его голос.
Стейна верила ему. Кен умел врать, виртуозно и жестоко плести интриги, но его всегда выдавало тело, желания, порывы. Он никогда не отказывал себе в удовольствии эмоций на грани, всегда ходил по лезвию ножа, балансируя и восхищая. И Стейна любила его пламя. Она каждый раз сгорала дотла в его огне, тоже не имея ни сил, ни желания противиться этому сладкому жгучему влечению.
Известно, что огонь нельзя укротить, подчинить, спрятать, запереть, чтобы наслаждаться. Он жжет все и всех, что встречает на пути, не разбирая, не выбирая. Им нельзя завладеть. Можно лишь потушить.
Стейна сжала губы, чтобы не закричать, не зарыдать от безысходности. Она знала, что не сможет его простить, но и винить не могла. Он был женат на этой девочке, он имел право.
Где угодно, но не здесь.
«Зачем ты привел ее сюда, Кен? Почему именно сюда? Я не хочу делить тебя с ней тут», – мысленно говорила с ним Стейна. Она знала, что не скажет этого вслух.
Никогда.
Он не должен знать, что ей больно. Ему не следует даже догадываться, что это все имело бо?льший смысл. Но как бы то ни было, только разрываясь между Анной и Стейной, Кеннет понял, что любит. И это было слишком для Наташи. Это было слишком даже для самого Артура. Слишком для них обоих. И, казалось, только для Анны – нормально. Она бесспорно была лишней в этом уравнении. Стейна не хотела ничего равнять, не хотела решать. Ее вполне устраивала неопределенность без определенного Х.
Были две переменные.
Он и она.
Они нашли свое равенство, свои знаменатели, пока не появился злополучный Х.
Стейна чувствовала, как закипает в жилах кровь, и пульс стучит в ушах. Она не хотела ничего решать. Ей никогда не нравилась математика. Но сейчас у нее не было выбора. Анна не оставила ей выбора. Кен не оставил ей выбора. Его любовь не оставила выбора. Ее любовь… она давно уже не позволяла выбирать, а только заставляла.
Скользнув рукой вдоль длинной юбки, Стейна задрала подол, чтобы достать короткий клинок, который носила у бедра.
На всякий случай.
Всегда.
Старая привычка.
Она крепко сжала рукоять, чувствуя, как помимо воли ее лицо искажает оскал жуткой улыбки. Сделав два шага вперед, Стей нависла над Анной, снова скользя взглядом по ее соблазнительным изгибам. Она пыталась найти в себе силы остановиться, нажать на тормоз. Но не могла. Сейчас, как никогда, она понимала Эрика, который убивал Рига у нее на глазах. И даже мысли о воинской чести и собственной подлости не могли потушить пламя, что разожгли в ее груди Кен и его очаровательная жена.
Набрав в грудь воздуха, Стейна занесла клинок.
– Наташа, – услышала она хриплый ото сна голос.
Стей замерла. Знала, что нельзя, но все же взглянула на него.
В глазах цвета ртути впервые плескался страх.
***-
Возьмет в уплату пустяк: лишь вырвет сердце твое.
– Эрик Савицкий, я вызываю тебя, – прогремел над полем голос Рига.
Все, кто был в зоне слышимости, так и замерли. Словно невидимый зритель нажал на паузу, чтобы громко и матерно выразить свой восторг поворотом сюжета.
«Наташа, откажись от него. Прекрати это, иначе придется мне», – тут же вспомнила Стейна угрозу Предводителя Волков. Она не восприняла всерьез его слова, но теперь понимала, что зря.
– Я принимаю твой вызов, Риг-Предводитель, – спокойно ответил Эрик.
– Пятерки, встаньте в круг, – скомандовал Риг.
– Братья, вы свидетели честного боя, – продолжал церемониальную речь Командир Ястребов.
– Мы свидетели честного боя, – эхом отозвались за спиной Эрика воины его пятерки, вставая полукругом.
– Братья и сестра моя, вы свидетели честного боя, – в свою очередь произнес Риг.
– Мы сви…
– Хрена с два, Риг! – отмерла наконец Стейна. – Я в этом не участвую.
– Ты выступишь свидетелем, девочка, или я просто заменю тебя, – прошипел, не глядя на нее Предводитель.
Стейна сжала зубы, решая, решаясь. Она знала, что лучше было бы не видеть их поединка, но не нашла сил отстраниться, закрыться. Это была ее вина. Она была причиной. И ей следовало принять эту правду. Подняв голову, она кивнула воинам, и они вместе проговорили:
– Мы свидетели честного боя.
Стейна вонзила меч в землю, утерла пот со лба и опустила руки. Она стояла за спиной Рига, напротив Эрика. Он снял шлем, отбросил его в сторону, помотал головой, чтобы дать волю волосам. Их глаза встретились, и Стейна задрожала. Ее заворожила темная сила пламенного взгляда любимого.
– Эрлаз, – беззвучно произнесла она пересохшими от волнения губами.
Он лишь криво ухмыльнулся.
Стейна смутно помнила бой. Эрик и Риг были почти равны в мастерстве. Но у Волка было больше опыта, а у Ястреба сил. Они бились молча, звеня сталью о сталь, изредка шипя и матерясь. Пока Эрик не провел удачную атаку, сбив Рига с ног.
Предводитель Волков мгновенно поднялся, не заметив, что его рука кровоточит.
– Может, достаточно, Риг? Признай поражение, – проговорил Эрик, делая шаг назад.
– Признаю, если ты оставишь ее в покое.
– Этого не будет.
Едва Эрик закончил фразу, Риг пошел в атаку. Он словно обезумел, наступая и наступая. На землю капала кровь, но казалось, это нисколько не мешает Предводителю Волков. Стейна вздрагивала от каждого лязга мечей. Руки братьев крепко сжали ее пальцы, словно ждали, что она бросится разнимать противников.
– Она моя, Савицкий, – кричал Риг.
Эрик молчал, лишь отбивал атаки.
– Не получишь ее, пока я жив, чертов питерский мажор.
И снова в ответ лишь лязг металла о металл.
Откажись от него. Оставь ее в покое. Моя. Не получишь ее, пока я жив.
Стейна вся затряслась, понимая, что не только противостояние столиц – причина гнева Рига. Она всегда считала его братом, старшим братом, учителем, наставником. Между ними была такая теплая, почти родственная связь. Никогда ей в голову не приходило, что Риг испытывает нечто иное.
Закрыв глаза, Стей пыталась осознать, что сделала не так, когда дала ему повод? Она рылась в памяти, но не находила ничего похожего на флирт как со своей стороны, так и с его. Он всегда был другом. Больше, чем другом. Возможно, в его мыслях это больше выглядело совсем по-другому.
– Никогда, Ястреб, слышишь меня? Не позволю! Пока жив.
Стейна открыла глаза.
Эрик развернулся, выбил ногой оружие, ударил Рига корпусом. Волк упал на колени и не успел подняться. Командир Ястребов приложил лезвие к его шее, держа за волосы одной рукой, упираясь коленом в спину, чтобы не было возможности подняться.
– Никогда, – прохрипел Риг. – Пока я жив.
– Тогда придется тебя убить, – прошелестел из уст Эрика жуткий шепот, от которого даже у воинов пошел мороз по коже.
– Нееееет! – закричала Стейна. – Не делай этого, Эрлаз!!!
Но лезвие уже рисовало кровью по шее Предводителя Волков.
Эрик поднял голову, ловя взгляд Стейны. В его глазах не было ничего человеческого. Лишь тьма.
Он слышал, как она кричит, зовет его, но продолжал убивать того, кто стоял на пути Темного Короля. И лишь, когда он разжал пальцы, и бездыханное тело Рига упало на траву, тьма отступила.
Но проклятие Волка осталось с ними и после смерти.
3 часть
Я приду к тебе по воде и пеплу,
Я приду к тебе по осколкам стекол.
– И чего Стей тянула кота за яйца? О чем думала? Твоей Аннушке кровь пустить – редкое удовольствие, – посетовала Нори, запрыгивая на стол.
Артур хмыкнул.
– Чего ты на нее взъелась, Нор? Нормальная Анька девка, – вяло попытался защитить жену Артур.
– То-то и оно, что девка. Лучше не скажешь, – стояла на своем Нори. – Кинжальчиком бы ей по горлу, и всем бы стало легче.
– Ты слишком легко говоришь о смерти, словно убить так просто.
– Думаешь, она действительно хотела ее убить?
– Не знаю, Цветочек. Ее? Меня? Себя?
– Себя? Вот уж вряд ли, – фыркнула Эланор.
Она взяла со стола карандаш, чтобы занять чем-то руки, которые так и тянулись к Артуру.
– Наталья себя очень любит, чтобы убить. Тебя – это более вероятно. Любую твою бабу такое желание посещает пару раз в сутки. Но Наташка – не любая. Ты ей нужен, так что, скорее всего, кинжал она достала в честь твоей ненаглядной женушки. Уж она-то точно не оставляет простора для выбора.
– Ты думаешь, убить так просто?
Артур встал с кресла, угрожающе нависая над Нори.
– Это даже физически нелегко сделать.
Он забрал у нее карандаш.
– Ты ведь так вкусно готовишь мясо, Нор. Тебе приходится его резать. Понимаешь, о чем я?
Нори сглотнула, а потом вскрикнула, потому что Артур воткнул ей в плечо карандаш. Он не вошел в кожу, но очень неприятно давил, причиняя боль.
– Это ведь непросто, даже если нож хорошо заточен. Приходится приложить усилия.
Он надавил сильнее, и Нори зашипела, терпя боль, но, не делая попыток помешать ему.
– А морально этих усилий нужно еще больше. И боль, она обоюдоострая. Убивая кого-то, ты и себя убиваешь.
Нори охнула, потому что грифель карандаша сломался, оставив в ее коже маленькую глубокую ямку. Девушка попыталась отстраниться от пронзительного серебряного взгляда, в котором снова заполыхал темный огонь, но Артур прижал ее ноги своими к столу, скрутил пальцами запястья.
Эланор тихо хныкнула от боли, которая снова вернулась.
– Не надо так легко говорить об убийстве, Нори. Это не шутки.
– Уж мне можешь не рассказывать, – скривилась она.
Артур тут же отпустил ее. Перед глазами встало лицо Эрика. Конечно, Нори не понаслышке знала о том, как непросто жить с убийцей. Когда он сам жил с Эриком, то часто слышал, как он кричит во сне, знал, что дядька страдает бессонницей и угрызениями совести.
– Я не убийца, Артур. Мне можно так шутить, – тихо проговорила Нори, дуя на покрасневшие запястья.
– Ты такая странная, Нори. Вроде наша, Северная, но слишком чистая.
– Самому не смешно? В каком месте я чистая?
– Тут, – Артур провел пальцем по ее виску, – здесь, – его рука легла на ее сердце.
Нори сглотнула, почувствовав новую волну возбуждения от его прикосновения к своей груди.
– Только между ног меня не трогай, ладно? – попросила она, пряча эмоции за нахально вздернутой бровью.
– И не собирался.
– Заливай.
– Не обольщайся.
– Лицемер.
– Фантазерка.
– Обожаю тебя, придурок.
– Взаимно.
Артур не сразу понял, что улыбается, гладя Нори по щеке. Он сам от себя был в шоке. Спектр эмоций к этой девочке резонировал в нем от банальной похоти до трепетного восхищения. Она всегда ему нравилась, но он никогда толком не понимал, как с ней правильно контактировать. Они были приятелями, потом эпизодическими любовниками, теперь стали почти родственниками, которые снова скатились до вожделения.
Все, что происходило сейчас с Артуром, было одновременно сложно и просто. С Нори ему было легко. Она всегда принимала его без прикрас, настоящего, не пытаясь изменить, переделать. Эта девочка не ждала от него ничего, она любила его таким. И Артур мог быть с ней самим собой – редкое удовольствие.
***-
Мне место там, где нахожусь я сейчас -
Вы в том уверены – и это прекрасно!
– Что за новости, Артур? Как это, ты не вернешься в школу?
Генрих Лазаревич Савицкий стоял посреди гостиной своего брата и явно не врубался в заявление сына.
– Вот так, отец, – развел руками Артур. – Я не вернусь в школу. Мне нравится в Питере.
– Что за шутки, парень? Я ведь не запрещал тебе проводить каникулы здесь, но школа…
– Здесь тоже есть школа, пап. Я хочу остаться в Петербурге, остаться с Эриком.
– Ты бредишь, Артур.
– Пусть так, но я остаюсь.
Генрих вздохнул, сжал пальцами переносицу, всем своим видом давая понять, что он безумно устал от выкрутасов разгильдяя сына. Выражение его лица было непроницаемо, когда он начал в очередной раз озвучивать прописные истины.
– Сын, ты Савицкий. Ты должен получить лучшее образование, и частный пансион в Англии…
– Твой частный пансион – это полная херня, – перебил его Артур. – Там можно с тоски повеситься. Образование в России ничем не хуже для того, кто действительно хочет учиться.
– Но…
– Но что, пап? Какая тебе, блин, разница? Получаешь удовольствие, запихивая меня в эти пафосные школы с тюремным режимом? Это лично твои проблемы. Я хочу жить в Питере, с Эриком.
Генрих сжал кулаки. Он не очень хорошо знал своего сына. Артур все меньше проводил время с родителями, предпочитая общество дяди Эрика. Сначала старший Савицкий не видел в этом большой беды. Его часто переводили из одного консульства в другое, и Артур не успевал заводить друзей или даже просто привыкать к одному месту, которое мог бы назвать домом. Когда ему было десять, каникулы выпали на один из таких переводов-переездов. Чтобы ребенок не мешался под ногами, его сплавили в Питер к дядьке.
Как ни странно, но Эрик не воспринял племянника, как обузу. Наоборот, по возвращении Артур взахлеб рассказывал матери семейные легенды вперемешку с историями Толкина. Белла Савицкая с трудом изображала интерес, сдержанно кивая сыну. Все три дня, что они провели вместе до начала учебного года. На прощание Артур выразил желание съездить к Эрику на зимние каникулы, что родители одобрили сразу же. Генриха немного напрягла такая внезапная симпатия сына к дяде, которого он раньше видел лишь эпизодически на каких-нибудь очень важных семейных мероприятиях, типа похорон или свадеб. Но это напряжение, как рукой сняло после звонка Эрику. Брат без колебаний согласился на новогодние каникулы с племянником, заявив, что Артур отличный пацан, настоящий Савицкий.
Очень скоро все свободное от учебы время юный Артур стал проводить у дяди. Родители лишь на пару дней забирали его домой, прежде чем сдать в очередной пансион. К слову, пансионы менялись часто, так как истинная Савицкая натура проявилась в Артуре очень рано. Он был заносчив, не сдержан, иногда даже жесток. Когда материальные доводы переставали работать, Генрих переводил сына в другую школу. К пятнадцати годам Артур сменил три пансиона и был отчислен из двух закрытых школ. Это, в общем-то, сказалось только на его поведенческой характеристике. По части знаний Артур Савицкий всегда был впереди. Он имел высшие оценки по всем предметам, но тяготел все же к гуманитарным наукам. Любознательность и потрясающая память в сочетании с аналитическим складом ума делали Артура эдаким юным злым гением. Будь он нищим, то легко бы мог добиться бесплатных грантов на обучение в лучших школах Европы. Но нищим Артур не был, поэтому лучшие школы и так были для него открыты.
Но, в конце концов, даже роскошь и престиж европейского классического образования наскучили. Надоела казенная одежда, пускай и сшитая по выкройкам модных домов. Надоели чужие языки, хоть и говорил Артур на них, словно на родном. Надоели чужие лица, традиции, обычаи. Артур никогда не считал себя русским, но привычки, которые он перенял от Эрика, склоняли сердце к России.
Все свое пятнадцатое лето он провел с Эриком в Питере. И не только в городе. Дядя впервые взял его на реконструкции боев и на ролевые игры. Артур, дитя урбании, цивилизации и всяческих прогрессивных благ, сам от себя не ожидал такого. Он с удовольствием спал в палатке, ел нехитрую пищу с костра, справлял нужду практически под кустом. А еще он пропитался духом битв. Легенды и мифы оживали у него на глазах, питая древние корни, пробуждая в нем дух воина, который спал до поры.
Проснувшись утром в гостевой спальне Эрика, которая уже давно стала ему родной, Артур сразу вспомнил, что сегодня за ним прилетает отец. Это значило, что каникулы кончаются и после недели натянутых улыбок и вынужденных разговоров с родителями, он должен будет уехать в очередной пансион. Эта мысль огорчила его, но очень ненадолго. Почти сразу на смену унынию пришло обжигающее, почти болезненное желание остаться в Питере, остаться с Эриком.
Артур обдумывал эту мысль, пока принимал душ. А по пути в аэропорт выложил все дяде. Эрик молчал минут пять. Он хмурил лоб, а Артур в это время едва сдерживал улыбку, потому что ему казалось, еще немного и извилины от интенсивных размышлений полезут у дядьки из ушей.
– Ты ведь не против? А молчишь, потому что прикидываешь, как лучше все преподнести моему отче? – осторожно предположил Артур, устав от тишины.
Эрик только хмыкнул и кивнул. Прежде, чем Генрих сел в машину, дядя сказал:
– Сам ему объявишь, Артур. Но я поддержу. Обещаю.
– Мне большего и не нужно, – довольно кивнул парень.
И вот теперь Артур стоял напротив отца, схлестнувшись с ним взглядами. Генрих слишком хорошо знал: когда в глазах сына полыхает этот зловещий огонь – жди беды. Ему не удастся заставить Артура снова учиться в закрытой школе. Последней надеждой был Эрик.
Но и этот вариант отпал, едва младший брат поднялся с дивана, встал рядом с племянником, обнял парня за плечи и сказал:
– Брось, Генри. Оставь пацана в Питере. Будет у него лучшая школа, да и я присмотрю.
– Уж ты присмотришь, – процедил Савицкий сквозь зубы.
– Хватит, пап, – снова встрял Артур. – Я с Эриком провожу больше времени, чем с тобой и матерью. Какая тебе вообще разница, где я буду жить? Питер – Англия, главное, что подальше от вас.
Генрих в очередной раз картинно вздохнул, изображая жуткую усталость с легкой примесью разочарования.
– Это для твоего же блага, сынок. Лучшие школы…
– Ой, хватит уже про эти школы, отец. Надоело.
– Ты – Савицкий, Артур, поэтому не хватит. Репутация нашей семьи…
– Как раз и не пострадает, если я перестану вылетать из твоих элитных школ.
Понимая, что не переспорит сына, Генрих обратился к брату.
– В кабинет на два слова.
Эрик пожал плечами и последовал за ним. Артур проводил их взглядом, досрочно празднуя победу. Отец был упрям и жесток, мог пресечь все его порывы одним лишь приказом. Но уж если он решил потолковать с Эриком наедине… Артур в этом споре поставил бы на дядю и последние штаны.
– Ты понимаешь, что он неразумный пацан и ему нужен жесткий контроль? – начал Генрих без лишних вступлений.
– Артур разумнее многих своих сверстников, а контроль воспринимает, как угрозу. Ему нужна свобода, Генри, и немного помощи, направления, – парировал Эрик.
– Белла взбесится.
– Угу, прям. Ей насрать. Если нечем будет выпендриваться перед кумушками, то подкинь версию, что сейчас модно получать образование именно в России. Она сразу успокоится.
– Ему пятнадцать, Эрик. Это очень опасный возраст.
– Классный возраст, брат. Школа, девочки, романтика.
– Сигареты, алкоголь, наркотики, – продолжил Генрих.
Эрик только плечами пожал.
– И так бывает. Главное не увлекаться. Как ты.
Старший брат обжег его яростным взглядом, но Эрик и не думал идти на попятную.
– Если у тебя были с этим проблемы, Генри, то это лишь твои проблемы. Не проецируй на сына. И даже не втирай мне, что частная школа оградит его от этого дерьма. Ты вроде нюхать начал именно там?
Генрих так сильно стиснул челюсти, что желваки заходили, выдавая его беспомощное бешенство. А Эрик спокойно продолжал:
– Я не дам тебе гарантию, что Артур будет тут вести здоровый образ жизни. Но мне и без этого ясно, он достаточно умен и не завязнет ни в алкоголе, ни в наркоте.
– Ты слишком ему доверяешь.
– Тебе следует доверять ему хоть чуть-чуть.
– Похоже, я вынужден.
Генрих вышел, хлопнув дверью.
– Похоже, тебя это ничему не научит, – поговорил Эрик себе под нос.
***-
И вместо проклятий придумать приветствий вязь.
– Приехали, – объявил Эрик, глуша мотор внедорожника.
Артур не спешил выходить, осматривался. Его слегка потряхивало от сладкого возбуждения, предчувствия чего-то нового, очень важного. Много раз он спрашивал у Эрика, куда тот уезжает то на выходные, то на неделю, но дядя всегда загадочно улыбался. «Узнаешь в свое время», – говорил он.
