Текст книги "Скала и Пламя (СИ)"
Автор книги: Ольга Пожидаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
14 часть
С Вами странно и мучительно-легко -
Разум тёмен, а сердце в вихре ветра
Закружилось и разбило лёд оков;
Я не знаю, как быть – и нет ответа…
Кровь моя смеётся долгу вопреки,
Дух мой птицей в клетке мечется тревожно:
Знали мы, что Юг и Север не свести -
Но Излом не знает слов "нельзя" и "можно".
Несколько дней Артур провел, словно в коме. Еще недавно он бесился видя, как Нори функционирует на автомате, а теперь и сам стал таким же говорящим овощем. Он плохо спал, мало ел, часто грубил и дымил, как Емелина печка. На работе все раздражало, дома было скучно, приятели казались занудами и придурками. Спасали тренировки, но и в зале он не мог выложиться, чтобы забыться, из-за паршивого питания и недосыпа. В голове набатом круглые сутки звучали слова Эрика.
Если любишь, то просто скажи ей.
Любовь делает все таким простым.
Увидишь, что будет.
Дядька словно запустил в нем программу саморазрушения. И сил бороться у Артура уже не осталось. Он все время думал о Наташе. О Стейне. Вспоминая каждую встречу, каждую деталь, каждое слово, Савицкий медленно сходил с ума. Он теребил телефон, но не решался позвонить, даже написать. Открывал компьютер, зная способы, как наладить с ней контакт через всемирную сеть, но не пользовался ими. Лишь закрывал глаза, надеясь, что тупая головная боль исчезнет благодаря сну, но образ роковой женщины снова оттеснял на задний план желанное забытье. Артур отключался урывками, проваливался на час в темную вязкую трясину, чтобы, вздрогнув, очнуться и полночи таращиться в потолок.
В день, когда Нори должна была выйти на работу, Савицкий снова толком не спал. Он приехал в офис раньше всех и с грустью осознал, что разгреб все свои завалы с делами. Ему категорически было нечего делать. Вернее, работа была, но спокойная, почти рутинная. Артуру ничего не оставалось, как дожидаться начала рабочего дня, когда город проснется.
И впервые ему стало тошно в Питере. Листая форум Северного воинства, чтобы убить время, Савицкий почти физически чувствовал, как под его задницей раскаляется кресло. Даже обсуждение грядущего сезона на закрытой ветке не отвлекало от этого жуткого ощущения, что нарастало изнутри, кипятило его кровь, мозг, сопли, дерьмо и другие жидкости организма.
Когда напряжение достигло пика, Артур вышел покурить. До прихода коллег оставался еще час, и его он решил потратить с пользой. Потому что решился. Савицкий зашел в локальную сеть фирмы под логином Светланы, открыл собственное расписание, сделал пометки красным, распечатал и положил на стол администратора как раз в тот момент, когда Света появилась в офисе.
– Артур, привет, – поздоровалась она, удивленно вскидывая брови. – Что-то не так?
Начальство за секретарской стойкой – не к добру.
– Добрейшее утро, Светик, – озарил ее Савицкий своей самой обаятельной улыбкой. – Я немного похозяйничал у тебя в компе, не сердись. Уматываю на пару дней, перекроил свое расписание. Дашка меня прикроет. Если что, пусть звонит.
– Но… – заикнулась Света.
– Меня нет. Меня здесь уже нет, – пропел Артур, игриво щипая девушку за подбородок и подмигивая.
Он схватил с кресла пальто и, не надевая его, вышел в свежую прохладу Питерского утра.
– Хей, красивый мужчина, ты куда спешишь спозаранку? – догнал его веселый голос Нори.
Артур обернулся, и его улыбка стала еще шире. Он подлетел к Нори, звонко чмокнул ее в губы и щелкнул по носу.
– В Москву, – ответил Савицкий и прежде, чем девушка успела забросать его вопросами, поспешил к машине.
– Артур, какого дьявола? А работа?
Он выбросил руку из открытого окна, чтобы вежливо помахать.
– Засранец! – только и успела крикнуть Нори в след дымящей турбине Порша.
Нелестное прозвание сработало проклятьем, и Артур застрял в пробке. Но это было даже к лучшему. Он слегка поумерил пыл, собрался с мыслями и позвонил Эрику. Благо, тот смог ему помочь. Выведывать адрес Наташи у Ольги или Птицына ему совсем не улыбалось.
А потом машины расступились, светофоры дали зеленую волну, и колеса Порша полетели, едва касаясь асфальта по направлению к Москве.
Артур не следил за спидометром, много обгонял, почти не останавливался, курил в машине, несмотря на собственные принципы, которые не терпели дыма в салоне. Все это отошло на второй план. В приоритете была лишь дорога, скорость и огромное, невыносимое желание достичь цели.
Стараясь не думать, зачем едет, что скажет, к чему все это, Артур просто гнал. Он ощущал безмерную потребность увидеть Стейну, Наташу. Он был на двести процентов уверен, что это правильно, и понимал, что делает нечто странное и абсолютно нелогичное, но великое и судьбоносное.
А может, просто сбрендил от бессонницы и интоксикации табаком и кофеином в организме. Но это было делом десятым. Первым – в Москву.
* * *
Весенний вечер в шумной Москве так легко сделать тихим. Телевизор еле слышно заполняет безмолвие, и картинки слегка надоевшего сериала о викингах изредка и ненадолго приковывают внимание. На столике бокал вина, сладости из кондитерской за углом. Любимые мягкие джинсы, обрезанные по колено, длинная хлопковая рубашка, волосы в слабой косе. Для завершения идиллии вай-фай-интернет без перебоев.
Наташа валялась на диване с планшетом, координируя с Эриком планы на грядущий сезон. Хотя прогресс давным-давно позволял им обсудить все через видеосвязь, оба предпочитали по старинке переписываться.
Предводитель Ястребов приятно удивил Стейну, заявив, что собирается лично заниматься Северными делами. И даже обещал приехать на открытие сезона вместе с Нори, если дочь хорошо поладит с няней.
Это были очень хорошие новости. Наташа имела вполне веские опасения предполагать, что Эрик надолго потерян для Северного сообщества, поскольку он редко выходил на связь после рождения ребенка, и большую часть организаторских обязанностей несли на себе Старшие Питера и нынешний Командир Ястребов Ари. Если в первый год после возвращения Кеннета из изгнания Эрик был просто обязан держать его в тени, то теперь… За сезон он дослужился до лидера пятерки и, ходили слухи, что именно Кен сменит Ари, который давно уже тяготился высокой ответственностью из-за возраста, семьи и занятости на работе.
Наташа понимала, что Эрик способен аккуратно передать руль племяннику в обход обсуждений и голосований. Она часто и много думала об этом, пытаясь подготовиться к тому, что Артур выйдет с ней на связь по делу. Ее это не пугало, но все же беспокоило. Словно старая рана, ныли воспоминания о сероглазом дерзком мальчишке, который давно превратился в мужчину. И Наташа нехотя пыталась мысленно быть с ним холодной и отстранённой. Ради дела. У них ведь общее дело.
А еще она заранее была против официального возвращения Кеннета в Командиры. Даже Волкам было ясно, что это абсолютно естественно и неизбежно. Однако Стейна имела право вето. Она могла и собиралась голосовать против на общем Совете. С ней обязаны были считаться, ведь Кен едва не убил Бенедикта. На самом деле. Именно поэтому Ястребы не имели права решать самостоятельно, кого назначить Командиром, а лишь через общий Совет.
Но и здесь было большое "НО". Бенедикт. Не раз и не два он давал понять Наташе, что не потерпит от нее такого решения. Конечно, все это в теории, и последнего слова никто не сказал. Но Стейна предвидела все расклады. И поза Бена вполне могла нагнуть раком ее принципы. Она имела на Гришу долгоиграющие планы, которые тот мог легко стереть в порошок. Даже за столько лет Наташа не вытравила из него эту дерзость, упрямство и спесь. За что и любила, ценила.
Если бы Кеннет вновь стал Командиром, Эрик мог сделать его и Старшим, а в перспективе, соответственно, и Предводителем. Складывался до безобразия логичный сценарий, в котором у Стейны была лишь одна роль. Враг. Она больше не хотела ничего лишнего. У нее не хватило бы сил на нечто иное. Она рассматривала лишь два варианта: безличное сотрудничество или яростное противостояние.
Но период сумасшедшего отцовства подходил у Эрика к концу – он возвращался к делам клана. И на время у Наташи отлегло. Ей не придется общаться с Артуром до открытия сезона. А там будет видно. Может, Эрик придержит его на вторых ролях, и она снова будет иметь право не замечать рядового воина.
Подобные мысли отдавали трусостью и заставляли Наташу кривиться от собственной неуверенности, но при этом успокаивали. Ей все время нужен был план, сценарий. Иначе она не могла взаимодействовать с Кеном. Даже дышать с ним одним воздухом без плана было сложно. Поэтому она позволяла себе быть немного трусихой, но с правильными расчетами. Хотя Наташа никогда не любила считать, но легкая иллюзия умиротворения того стоила.
Она была почти счастлива этим тихим весенним вечером в компании вина, удобной одежды, дивана и с Эриком на невидимом проводе. Пока не раздался звонок в дверь. Именно в дверь, а не домофон. Кто-то стоял на ее пороге.
Ее часто беспокоили соседи. Наташа жила в этом доме уже лет сто, и все знали, что она врач. Хоть и практиковала Латышева лишь в госпитале Волков да на поле, но люди помнили былое и часто просили помощи. Она не отказывала, хотя и не одобряла подобные визиты.
Каково же было ее удивление, когда в дверном проеме вместо бабушки с давлением перед ней выросло двухметровое помятое совершенство с растрепанными волосами и легкой дымкой безумия в серых глазах.
– Привет, – улыбнулся Артур слегка напряженно и смело сделал шаг вперед.
– Привет, – выдохнула Наташа в ответ, не помня себя от изумления.
Жизнь странная штука. Вот ты лежишь, расслабляешься, утешая себя временным спокойствием, а через мгновение от этого синтетического счастья нет и следа. Потому что тот, кого ты всеми силами и путями избегаешь, имеет наглость нарисоваться на пороге.
Наташа набрала воздуха в грудь, расправила плечи, задрала нос и изобразила на лице уверенность с легким удивлением для естественности.
– Откуда ты здесь? – спросила она.
– Приехал, – пожал плечами Савицкий.
Он бросил взгляд на ее квартиру, оценил обстановку, чуть склонил голову, наступил на задник ботинка, чтобы разуться, и стряхнул с плеч пальто.
Наташа сглотнула, понимая, что очень глупо стыдиться своего жилища. Она никогда не гналась за благами европейского ремонта, тем более, за роскошью. Мебель была старая, но любимая. Обои она клеила сама, регулярно, но, разумеется, кривенько. И убиралась нечасто. Даже весьма редко, предпочитая жить в легком творческом беспорядке, где все вещи валяются на своих местах.
Артур прошел в большую комнату и огляделся, не стесняясь. Он выглядел до нелепости глупо в дизайнерской рубашке и щегольских зауженных брюках. Весь такой высокий, до боли красивый даже в своей усталости. Словно Эйфелева башня в Бирюлево.
Наташа не сдержала смешка, подумав, что его носки, наверное, раза в три дороже ее ковра. А может, и в десять. Если бы они могли, то уже задымились бы от возмущения, что им пришлось топтать столь убогую поверхность. Савицкий бросил пальто на спинку дивана и сладко потянулся, как не в чем ни бывало заговорил:
– Так себе квартира, Наташ. И райончик – говно. Я все думал, что адресом ошибся, но ты здесь…
– Откуда у тебя вообще мой адрес? – перебила она его и, закатив глаза, сама же ответила. – Эрик, чтоб его.
– Эрик, Эрик, – подтвердил Артур, кивая и улыбаясь. – Кто же еще. Привет передавал тебе.
– Пусть в задницу себе его засунет.
– Как невежливо, Наташ.
– Невежливо? Серьезно, Артур? Приперся, куда не звали, и еще смеешь мне говорить о вежливости!
– Ты злишься? – Савицкий совсем развеселился.
– Не злюсь, – фыркнула Наташа, пытаясь прийти в себя.
Безличное сотрудничество или яростное противостояние.
Они не на поле, не на Севере. Артур в Москве. На ее территории. Он улыбается, расслаблен и ироничен. Значит, любая эмоция сейчас – слабость. Особенно злость. Наташа облизала губы, на миг смежила веки, взглянула на него.
– Чего надо, Артур?
– Поесть бы.
– Савицкий! – рявкнула Стейна, снова мгновенно теряя выдержку и терпение.
– Что? – недоуменно развел руками Кеннет. – Я голодный, как волк.
Через секунду он осознал всю внезапную иронию сравнения и расхохотался. Наташа тоже ничего не могла с собой поделать – заулыбалась.
– Ну пошли, волк, сделаем из тебя человека, – хихикнула она и подхватила со столика свой бокал, кивая в сторону кухни.
– Чертова Москва, – продолжал смеяться Кеннет – Как бы тут случайно идиотом не сделаться.
– Идиотом тебя родили, дорогой, – влилась Наташа в привычную словесную перепалку, от которой почти отвыкла за несколько лет. – Так что не пеняй на столицу, коль рожа крива.
– Нормальная рожа, – чуть обиженно буркнул Артур, падая на табуретку.
Наташа оставила реплику без комментариев, лишь осушила бокал.
– Выпьешь? – предложила она, наконец вспомнив о гостеприимстве.
Артур чуть скривился.
– Хотелось бы, но я за рулем.
– Когда тебя это останавливало?
Он глубоко вздохнул.
– В Питере – никогда. Но тут меня вряд ли пощадят гаишники.
– Ох, бедняжечка, – издевательски покачала головой Наташа.
Артур лукаво приподнял бровь.
– Но если ты позволишь остаться на ночь… – начал он.
– Ничего страшного, – заулыбалась ему хозяйка дома, убирая бутылку со стола, – кофе попьем.
– Можно и кофе, – согласился Артур.
Заглянув в холодильник, Наташа не нашла ничего приличнее, чем сосиски и банка консервированного горошка. В запасах еще имелась фунчоза, которую она залила кипятком. В итоге уже через пять минут на столе дымились подрумяненные сосиски с бобовой лапшой и горошком. Еда простая, но основательная. Артур ел молча и быстро. А Наташа почему-то начала оправдываться.
– Наверное, нужно было что-то заказать. Я не готовлю почти.
– Для незваного гостя это даже больше, чем нужно.
– Ну да, – опомнилась она.
Наташа приосанилась и отругала себя мысленно за излишнее беспокойство. В знак протеста она все же налила себе вина, а не кофе. Хотя и сварила на двоих. Но что-то ей подсказывало: Артур выпьет обе чашки и попросит еще. Он так и не сказал, в честь чего примчался в Москву посреди рабочей недели. Наташа полагала, что по Северным делам, но интуиция тревожно отрицала эту версию. Сердце предательски екало от каждого взгляда Артура, а когда он улыбался, пропускало удар.
Стейна попыталась собраться, вспомнить все свои правила и принципы, вернуться к любимой заношенной маске величественного равнодушия. Но ее все время отвлекал Артур. Она уже забыла, как это. Видеть его так близко. Слышать, как он дышит. Чувствовать, что через секунду ухмылка искривит красивые пухлые губы. Хотеть дотронуться до его волос. Таких мягких, совсем как у Эрика. И все время быть настороже, потому что в любую минуту он может выкинуть нечто… Неожиданное и опасное. Вызывающее и глупое. Соблазнительное и темное.
– Спасибо, – проговорил Артур, отодвигая тарелку.
Он просканировал глазами кухню и, не найдя машинки, встал и запросто вымыл за собой посуду.
Наташа едва сдержала громкий стон, будучи уверена, что он делал это первый раз в своей жизни. Именно таких выходок она и опасалась. Далее с одинаковой вероятностью можно было ждать попытки убийства или изнасилования, предложения руки и сердца или помощи в уборке.
Но Артур решил дозировать шокирующие поступки. Он сам налил себе кофе, вернулся за стол и посмотрел на Наташу. И это взгляд был долгим, насыщенным. Своими пронзительными серыми глазами он убивал ее и насиловал, женился и недоумевал о ее неряшливой квартире. Его пальцы дернулись в сторону Наташиной руки, но так и не коснулись. Артур прикусил щеку изнутри, выглядя абсолютно растерянным и несобранным. Наташа впервые видела его таким и знала, что Савицкий приехал по очень веской причине. Он разбит и не знает, что делать. Но все равно не вызывает жалости. Скорее… похоть.
Наташа понятия не имела, как вести себя и что делать с таким Артуром. У нее не было плана, не было маски на этот случай. Ее квартира, внешний вид и содержимое холодильника сказали ему больше, чем следовало. Она могла играть, притворяться на Севере, на сцене, у него дома, но не здесь. Здесь единственно верное решение – это быть собой. Как бы опасно это не казалось.
Заправив длинную челку за ухо, Наташа склонила голову, улыбаясь ему. Ее рука скользнула по столу, на миг касаясь легким поглаживанием его красивых длинных пальцев.
– Ты хотел о чем-то поговорить? – подбодрила она его.
– Да, – выдавил Артур.
– Северные дела? Эрик? Командование?
– Нет, нет, – он замотал головой, – это личное.
– Расскажи.
И он рассказал. Обо всем. Он не оправдывался, не извинялся, просто говорил, как есть. Все, что чувствовал, переживал. Признавал некоторые ошибки. Не жалел о многих не очень хороших поступках. Он был честен и прям. Ему надоело лукавить с ней. Артур хотел, чтобы Наташа видела его настоящего. Открываясь ей, он не исповедовался, но все же чувствовал некое очищение, своеобразный катарсис. Словно тяжелый мешок с песком лежал на его плечах, и каждое сказанное слово расковыривало в нем дыру. И песок сыпался, даря отдых усталым мышцам, облегчение, желанную свободу.
Иссякнув, он встал из-за стола, чувствуя себя как никогда хорошо.
– Проводи меня, – попросил Артур.
Наташа поднялась следом.
– И это все? – спросила она в дверях, когда он обулся и накинул пальто. – Ты приехал, чтобы просто рассказать мне все это?
– Я не знаю, – он пожал плечами.
Улыбка едва заметно тронула уголки его губ.
– Для полного счастья было бы классно заняться сексом, но, кажется, это неуместно, – признался Савицкий.
– Ты прав, – согласилась она, – неуместно.
– Знаешь, я сейчас вот на столько, – он сделал шаг вперед, почти касаясь ее, изобразил мизерное расстояние между большим и указательным пальцем, – от того, чтобы начать умолять тебя.
– Умолять о чем?
– Быть моей. Быть со мной. Навсегда.
– Это что, предложение руки и сердца? – Наташин голос дрожал.
– Нет, – Артур рассмеялся. – Я ведь женат. Забыла?
– Но…
– Наташ, я предлагаю тебе больше, чем брак. Брак – отстой. Это не для меня. Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Хочу знать, что ты – моя, что мы вместе и ничто никогда не сможет нам помешать. Ты никогда не говорила, что любишь меня. Мне не нужны клятвы и признания, только ты. Я не стану верным, но и ты не фанат моногамии. Мы из разных столиц, из разных кланов, но какая-то сила все время сводит нас. Я не хочу больше с ней бороться. Не хочу бороться с тобой. Может, на Севере с прекрасной предводительницей Стейной, но не с Наташей. Если ты хотела победить меня, я не против. Проиграть тебе – редкое удовольствие, моя леди.
Он протянул руку, невесомо, легко касаясь ее щеки пальцами.
– Ты – мой дом, Стей. Я люблю путешествовать, но изгнание убивает. Позволь мне вернуться.
Наташа долго молчала. Она не знала, что сказать. У нее не было подходящего ответа. Да или нет? Все было совсем не так просто.
Артур опустил голову, повернулся к двери, взялся за ручку.
– Стой, – догнал его пронзительный голос.
Он послушался, остановился, обернулся.
– Я люблю тебя, Артур, – почти закричала на него Наташа. – Я не хочу, черт тебя дери, но люблю. Люблю вот за это, – она скопировала пальцами его жест, показывая малюсенькое расстояние, – Люблю эти хреновы миллиметры, благодаря которым ты умудряешь не разрушить все, к чему прикасаешься. Ты всегда на грани долбанного апокалипсиса и всегда вытаскиваешь себя из него за косичку. Это дар или проклятье, не знаю. Но у меня его нет. Я боюсь, Артур. Я ведь могу упасть, а ты все еще будешь стоять у края, пританцовывая.
– Если ты упадешь, я прыгну следом.
– Я не понимаю, что ты от меня хочешь.
– Попробуй понять, я не тороплю с ответом. Но если что-то решишь, дай мне знать.
Он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Наташа так и осталась стоять. И снова у нее не было плана.
15 часть
И если это не ложь, -
Весь город ты позовешь,
Посмотреть, как я умираю,
А я в начале пути,
И мне ведь нужно пройти
Целых восемь шагов к Раю.
Гриша смотрел, как Оля переодевается в пижаму с мишками и улыбался.
– Чего глазеешь? – спросила она, заметив его хитрый взгляд.
– Сколько лет этим медведям?
– Очень некрасиво с твоей стороны намекать на мой возраст, – шутливо упрекнула его Валькирия.
Она забралась в кровать, уютно пристраиваясь к Гришке. Он притянул ее к себе, и его рука сразу скользнула под рубашку.
– Очень глупо одеваться каждый раз в эту фланелевую прелесть. Все равно сниму, – шептал Птицын Оле в ухо, покусывая его.
– Признайся, тебя возбуждают медведи, – подначивала его Князева, хихикая через стоны.
– Виновен.
Гриша даже не думал спорить. Его возбуждало все. И всегда. Пижамные медведи, атлас и кружева, вышивка солярных знаков на льняных сорочках. Если это было на Ольге – это возбуждало. Всегда. Он уже не помнил тех дней, когда ее не было в его жизни. И не хотел вспоминать. Лишь изредка в командировках Птицын просыпался один в постели. На него накатывала паника, когда он не находил рядом своей Валькирии. Но разум быстро успокаивал нервы, утешая скорым возвращением домой, где он наверстает упущенное. У него было куда возвращаться. У него был дом и любимая женщина. Больше, чем любовница, спутница, жена. Ольга была его другом, сбывшейся мечтой, всем его миром. Они были частью целого, одним организмом. С каждым днем Гриша желал ее сильнее, больше. Он любил ее крепче, глубже, поражаясь собственным чувствам. Но самое потрясающее, что он чувствовал то же самое в Ольге.
Рубашка с мишками была отброшена к изножью кровати. Гриша медленно, неспешно, лениво растягивал удовольствие. Он часто был несдержан, порывист, особенно после Севера. Но сегодня ему хотелось ласкать ее долго и нежно, осторожно, мучительно медленно. Поэтому он не спешил избавить Олю от штанишек, лишь поглаживал ее ноги, попку, покрывая поцелуями плечи, грудь, живот любимой.
– Бенни, малыш, – застонала девушка, как всегда в минуты близости зовя его Северным именем.
– Ммм, – протянул он, улыбаясь, зная и любя этот жалобный голос.
– Пожалуйста, я хочу…
Она толкнулась бедрами ему навстречу, желая немного больше ласк ниже пояса.
– Я тоже хочу, Хель. Ты меня с ума сводишь, – хрипло отвечал Бен, но игнорировал при этом ее попытки потереться пахом о его ладонь.
– Бен, – захныкала Оля, выгибаясь, крепко сжимая его волосы в кулаке.
– Тихо, тихо, не спеши, – уговаривал он ее. – Не торопись, родная.
И снова Гриша целовал ее, ласкал, но не спускался ниже пояса. Изловчившись, Оля сама стряхнула низ пижамы, чем вызвала смех Птицына. Он наконец коснулся ее влажной плоти так же издевательски невесомо, едва ощутимо. Оля зарычала. Гриша снова засмеялся, ликуя.
– Так люблю тебя, – улыбался он ей в губы. – Бесподобна.
Девушка дрожала и извивалась в его объятиях. Она уже не просила, зная, что это бесполезно, просто ждала, когда сладостные мучения сменит не менее сладкий пик наслаждения. И Гришка надавил чуть сильнее, наконец, давая ей желанную разрядку.
Ольга впилась в его губы, покусывая и вскрикивая. Она делила с ним свое удовольствие, отчего оно становилось еще острее и объемнее. Постепенно поцелуи стали менее яростными, и она больше не дергала его волосы. Гриша уложил девушку на спину, нависая сверху. Он прекрасно знал, что Оля любит продолжить без передышки. Целуя ее, он спешно избавлялся от боксеров, когда на столе загудел мобильник.
Ольга тут же напряглась.
– Ждешь звонка? – спросила она раздраженно.
– Рехнулась? – тут же взъерепенился Гришка. – Время – ночь. Какие еще звонки?
– Важные, рабочие? – предположила Оля.
Птицын только глаза закатил. Перед сезоном он пахал, как конь, часто мотался по командировкам, что, конечно, не радовало Олю. Но она не жаловалась. Пока не начались звонки ночью во время секса.
Телефон замолчал, но тут же стал жужжать снова. Гриша ругнулся и схватил мобильный. Он нахмурился, включил беззвучный режим и кинул телефон обратно на тумбочку.
– Стей, перезвоню потом, – объяснил он.
Оля чуть вздернула брови.
– Перезвоню, – упрямо повторил Гриша, раздвигая коленом ее ноги.
Она не сопротивлялась, разумеется. Хотя ночной звонок Стейны не был обычным делом. Старшая в принципе редко беспокоила Гришу. Последнее время они часто расходились во мнениях, и Наташа несколько абстрагировалась, выражая тем самым свое недовольство.
Звонки поубавили пыл Птицына, но он не желал отвлекаться. Целуя Олю, он снова старался поймать волну, настроиться. Но едва энтузиазм стал возвращаться, как зазвонил домашний телефон. Ольга и Гриша синхронно вздрогнули. Трель быстро смолкла, перекинув звонок на автоответчик. Из динамика послышался голос Наташи.
– Гриш, ты дома? Прости. Или в командировке? Я забыла. Мобильный не берешь. Я в кофейне тут недалеко. У твоего дома. Прости, что так поздно. Но мне надо… очень надо с тобой поговорить. Черт, ребята, простите. Вы, наверное… спите. Но вдруг… Ох… забудь, Гриш. Просто посижу тут, успокоюсь. Оль, извини.
Динамик прогудел длинно и пискляво, обозначая конец сообщения. Гриша с Олей смотрели друг на друга, а потом Птицын стал медленно склоняться к ее губам.
– Прикалываешься? – фыркнула Ольга, отворачиваясь.
– Ничего подобного. Я абсолютно серьезен, – парировал он, целуя в шею, раз уж забрали губы.
– Прекращай, Гришк, – Князева аккуратно, но уверенно стала спихивать его с себя. – Ты ее голос слышал?
– А ты мой член трогала?
Ольга захихикала.
– Полагаю, там всё то же самое, что и вчера.
– Угу, а вот завтра точно может посинеть и отвалиться. Иди ко мне.
Птицын попытался поймать ее, но Оля юркнула в сторону, уклоняясь.
– Ну, Хеееель, – заныл он, как маленький.
– Перестань, малыш, – отругала его Ольга. – Наташа не стала бы беспокоить ночью. Она пять раз извинилась. Что-то серьезное случилось. Я уверена.
Гришка сел на кровати, взъерошил волосы и поморщился от неудовлетворенности. Он, конечно, знал, что Оля права. Не стала бы Стей по пустякам названивать среди ночи на мобильник и домой. И сидеть в кофейне среди ночи – точно не обычное для нее дело. Возбуждение медленно уступало место тревоге. Птицын взял телефон и отписал, что будет через пять минут. Морщась и брюзжа себе под нос ругательства, он натянул трусы, треники, толстовку.
– Нормально потрахался перед сном. Жена сама гонит к левой тетке.
Ольга засмеялась.
– Я не жена тебе, милый.
– Очень даже зря, – Птицын щелкнул подругу по носу.
– Ты так оригинально делаешь мне предложение? – уточнила Князева, совсем развеселившись.
Гриша пожал плечами.
– Сколько лет мы вместе, Оль?
– И опять эти намеки на возраст.
– Серьезно, детка! Почему бы не пожениться? – гнул свое Командир Волков.
– По кой черт, Гришань? Тебе обязательно нужен штамп в паспорте, Валькирия в кринолине и толпа бухих воинов?
Гриша задумался на секунду, и ответ пришел сам собой.
– Можно устроить свадьбу на Севере. Есть обряд. Он немного, кхм… откровенный и необычный. Даже жутковатый. Но тебе, думаю, понравится.
– Что за обряд? – уцепилась за идею Ольга.
– Я сам толком не знаю, но Эрик и Стей в свое время собирались соединиться именно так.
– Интересно. Хочу знать больше.
Гриша расплылся в улыбке, млея от ее энтузиазма. Он опустился на колени перед кроватью, где сидела Оля. Голая, румяная, растрепанная, прекрасная. И взял руки девушки в свои.
– То есть ты будешь моей? Навеки?
– Разве когда-то было иначе?
Гриша глухо застонал, накрывая ее губы своими.
– Всегда, – бормотал он, целуя ее. – Ты всегда моя. Но…
– Но, если ты хочешь, я не против поклясться в этом. На Сервере, а не перед теткой в ЗАГСе.
– Ловлю на слове.
– Иди уже, – Оля нехотя оттолкнула его.
– Приду – разбужу, – пообещал Гриша, шнуруя кроссовки.
– Кто бы сомневался, – усмехнулась Князева, поворачиваясь на бок и укрываясь уютным одеялом.
Птицын вышел из подъезда и с удовольствием глотнул прохладный ночной воздух московской весны. Отдавало выхлопными газами, но Гришка любил запах урбании. Он прошел быстрым шагом до кофейни и сразу увидел Наташу. Она сидела в одиночестве за столиком, водя пальцем по чашке с кофе.
– Привет, – поздоровался Гриша, садясь напротив.
Он специально не заострил внимание на приветствии, чтобы не обнимать Старшую, как обычно. Последний раз они расстались на не самой радужной ноте, и в данный момент Наташа ему не очень нравилась. Но она была его другом, его учителем, самым близким человеком после Ольги, и именно это не позволяло ему проигнорировать ее звонок.
– Привет, – улыбнулась ему Наталья. С трудом, но приличий ради.
Подошла официантка, Гриша заказал кофе.
– Прости, что вытащила из постели, – начала извиняться Стейна.
– Брось, я не спал.
– Тогда тем более, – она чуть улыбнулась. – Перед Олей неудобно.
– Все нормально, Наташ. Ольга понимает.
– Ну да.
Принесли кофе, и Гриша приложился к чашке. Он не собирался задавать наводящих вопросов, спрашивать, что случилось. В их странной жизни бывали разные времена. Иногда просто кто-то был нужен рядом, чтобы было с кем помолчать. У Гриши была Оля. А у Наташи… У нее все время кто-то был. Она не страдала от одиночества. Но некоторые вещи молодые любовники не в силах постичь и, уж тем более, принять.
– Ты счастлив? – огорошила Наташа без преамбул.
Птицын захлебнулся кофе. Он долго кашлял, фыркал, утирал слезы, а Стейна в это время издевательски хлопала в ладоши.
– Вопросики, Наташ, – выдавил он, наконец, успокоившись.
– Так счастлив? – она не была настроена на виляния и пыль в глаза.
– Пожалуй, – пожал плечами Гриша.
– Так и думала, – пробормотала Латышева. – Это потому что ты с Ольгой или вообще?
Гриша подумал немного, но ответ был на поверхности.
– Я до безобразия счастливый говнюк. У меня есть крыша над головой и работа, которая мне нравится. Есть любимое дело, где я тоже не на вторых ролях. И Ольга – да. Пожалуй, Ольга и есть мое счастье, а все остальное для удобства и потешить самолюбие.
– Она счастлива с тобой?
– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – внезапно ощетинился Гришка.
– Потому что мне она не ответит. Или ответит, но наврет.
Спорить с этим было сложно. У Ольги сложились хорошие отношения с Наташей, но друзьями они так и не стали. Даже с Нори Князева была более открытой, чем со Старшей. Возможно, сказывалась разница в возрасте или первичная осторожность, от которой Хелл так и не избавилась за эти годы.
– Не знаю, Наташ, – у Гриши не было проблем с откровенностью, но вот эта тема всегда в нем болела. – Когда мы дома, она вроде и счастлива, а на Севере…
Он замолчал, и Наташе пришлось уточнять.
– Скучает по боям? По оружию?
– Не знаю. Но что-то в ней словно натягивается. Становится как струна. И смотрит на меня… слишком нежно. И я люблю ее в эти моменты сильнее. Это сладко и больно одновременно.
– Как конфеты, только с кровью.
Птицын поморщился.
