Текст книги "Непокорный талисман (СИ)"

Автор книги: Ольга Цокота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Дверь в кособокий домишко захлопнулась за ними, причмокнув, будто ненасытная пасть. Ветхий и невзрачный снаружи, внутри домик был выложен пористым ракушечником, завешен по стенам толстыми ватными одеялами, глушившими всякие звуки. Поэтому предсмертных криков старой проститутки не услышал никто.

Обмакнув палец в дымящуюся кровь, Петримус нарисовал пентограмму на небольшом квадрате из черных плит, выложенном в углу мрачной комнаты с низким потолком. Алым пламенем вспыхнули черные свечи во всех пяти углах. Хрустальный шар в центре пяти лучей налился светом. В нем явственно проступило лицо Накира.

– Ответстуй, нашел ли ты дичь? – вопросил чернокнижник.

Карие глаза воина излучали неуверенность:

– Я получил известие, что щенок мертв, а девчонка исчезла в неизвестном направлении. Но амулет, данный тобою, свидетельствует о том, что в мальчишке еще теплится жизнь, и он находится где-то здесь, неподалеку от меня. Хотя, судя по всему, Алексис в смертельной опасности. Так что эта проблема, должно быть, разрешится и без моего вмешательства.

Некромант сдвинул брови:

– Ты должен лично удостовериться в его смерти. Иди, согласно, указаниям амулета. Необходимо разыскать наследника, жив ли он или мертв. Если жив, именно ты уничтожишь его. Мне требуется сердце Алексиса. И лучше всего вырвать его из груди еще живого мальчишки.

Алое пламя мигнуло и погасло, оставив смрадный запах тлена. Петримус поднялся с колен. Он испытывал удовлетворение. Накир оказался надежным слугою. Хрипло мяукнул кот. Вторя ему, ухнул филин. Колдун посмотрел на них и коротко кивнул головой. В мановение ока животные бросились к плоскому камню с углублением, где лежало скрюченное тело старухи. Несмотря на небольшие размеры, эти твари были невероятно прожорливы. Через час последняя косточка хрустнула в не по-кошачьему длинных и острых зубах, и от трупа не осталось и следа.

;

ГЛАВА 21. КТО ОХОТНИК, КТО ДИЧЬ?

Удар еще удар. Коллет не успевала уворачиваться. Кулак рассек ей скулу, на губы сползла тяжелая соленая капля с металлическим привкусом. Минутное замешательство оказалось роковым, из нее, буквально, вышибло дыхание. От резкой боли в груди согнуло в три погибели. А затем взорвалась черепная коробка, перед закрытыми, залитыми кровью и потом глазами вспыхнули радужные звезды…

… На этот раз Димла собиралась особенно тщательно. О своем внешнем виде она заботилась меньше всего. Услужливые служанки привычно хлопотали вокруг нее. Выкупали в пахнущей лавандой воде, удалили лишние волоски на коже, подровняли и насурмили брови, выкрасили соски и ногти. Вымытые в разнотравье локоны высушили полотенцами и опахалами, уложили в сложную прическу, размяли и умастили тело.

Оправляя нарядную шелковую одежду перед серебряным зеркалом, она повелительным жестом приказала девушкам удалиться, и лениво направилась к занавешенному углу. Востроглазая Зебинисо подобострастно отодвинула ширму и потянулась к разукрашенному ночному сосуду.

– Оставь меня, – прикрикнула Димла, – ты же знаешь, для того, чтобы оправиться, мне не нужна твоя помощь! – пальцы, закрытые тонким шелком рукава, коснулись златотканого пояс, в котором пряталась булатная сталь.

Солнцеликий возлежал на груде подушек. Шелковый халат был полураспахнут, но мужское достоинство надежно скрывали многочисленные складки жира. Димла усилием воли подавила возникшую брезгливость, постаралась отодвинуть в сторону воспоминание о стройном мускулистом теле юноши, которое лишь несколько часов назад ласкала чужими руками. Попыталась, как в первое время пребывания в гареме, возбудить себя мыслями о богатстве и могуществе мужчины, которого ей предстояло ублажить.

Димле казалось, что она преуспела в своих стараниях. После ее долгих усилий Солнцеликий, наконец, хрипло выдохнул, застонал, обмяк и задремал, привалившись к ее плечу. Женщина осторожно высвободила руку, потянулась к порядком растрепанным косам, стянутым златотканой лентой. Пальцы нащупали спрятанный в волосах маленький острый стилет. И в ту же минуту ее запястье сжал железный захват.

Она лежала на полу, избитая в кровь. Медленно восстанавливалось дыхание, выбитое безжалостным ударом под дых. Босая ступня черного до синевы раба-телохранителя тяжело давила на плечо, не давая возможности шевельнуться. Жирные телеса на подушках колыхались от хохота:

– Как же так, моя бесценная? Тебе надоела роль фаворитки? Жаждешь пыток и смерти? И кто же тебя надоумил, жемчужинка? Или взбрело в твою прелестную головку, что сама сможешь управлять моими головорезами?

Наконец, натешившись вволю, повелитель жестом отослал телохранителя. Теперь он смотрел на наложницу изучающее:

– Говори, дорогая!

И Димлу прорвало. Она знала, в любом случае, все кончено. Этот не помилует. Загнанный в угол зверь кусается. Женщина в подобной ситуации бьет словами.

Солнцеликий терпеливо, не перебивая, выслушал язвительные насмешки относительно своей мужской силы (чем иным могла еще допечь его Димла). Медленно склонил голову:

– Вот значит как. Насколько понимаю, тебя испугало мои размышления о необходимости избавиться от Коллет и лжепринца. Очевидно, уж очень понравилось тебе вместе с Рыжей делить с ним ложе. Что ж, возможно, и встретитесь все вы по ту сторону Реки забвения. Только не надейся, что тебе выпадет обычная смерть или обычные пытки. Нет, тебе предстоит такое, по сравнению с чем гораздо лучше быть сваренной заживо в кипящем масле. Потому что обычные пытки кончаются смертью, а тебя ждут бесконечные муки.

Властитель обнажил неровные желтые зубы в холодной зловещей усмешке, протянул руку и золотой тростью с рукояткой слоновой кости отодвинул небольшую ширму возле ложа.

На невысоком яшмовом столике стоял угловатый сосуд непривычной и неприятной человеческому глазу формы. Такими же неприятно-тяжелыми для человеческого уха были звуки, слетевшие с губ Солнцеликого. Вторя странным словам, произносимым с трудом шевелившимися толстыми губами, сосуд наливался мерцающим багрянцем. В густой кровавой массе проступили жуткие немигающие глаза без белков. Их взгляд, казалось, затягивал в бездну. Димла вскрикнула от ужаса и упала замертво.

Ее властелина тоже трясло от страха, но он продолжал с натугой выговаривать слова призыва, ибо прервав заклятие, он выпустил бы чудовище на волю и дал бы ему власть над собою. Демон обретал облик, поднимаясь из сосуда. Голова его почти коснулась высокого потолка, когда он наконец обрел возможность говорить. Рокочущий голос обрушил на Солнцеликого все мыслимые проклятья:

– Сын свиньи и собаки! Ты запугал девчонку до смерти. К чему мне эта падаль! Душа ее отлетела прочь!

Однако сильная воля властителя позволила ему взять себя в руки и, стараясь не проявлять, страха, прикрикнуть на чудовище:

– Пока что ты в моей власти. Твое имя известно мне, а потому служи мне верой и правдой.

– Я голоден! – заревело чудовище.

– Ты получишь пищу в следующий раз, – ответствовала гора жира на шелковых подушках.

– Я не могу ждать, без свежей души моим силам в твоем мире приходит конец. Дай мне каплю хотя бы своей крови!

Солнцеликий похолодел. Он вновь произнес магическое заклинание, с трудом сдерживая разъяренного монстра. Затем крикнул:

– Дарвай! Ко мне!

Чернокожий раб медленно выполз из-за тяжелой завесы. Он тоже был парализован страхом. Не имея языка, который вырывали, у всей приближенной челяди, телохранитель лишь мычал. На лоснящемся теле от ужаса выступил пот.

– Ближе, ближе! – командовал трясущийся повелитель. Слуга двигался, медленно переступая ноги, весь во власти налитых кровью глаз. Наконец, он приблизился настолько, что чудовище перегнувшись схватило извивающееся тело и с мерзким хлюпаньем высосало из него душу.

– Вот теперь я к твоим услугам, – промолвил Демон и угрожающе добавил, – постарайся в дальнейшем не оставлять меня полумертвым от голода. Ибо однажды ты перепутаешь слова призыва и, будучи голоден, я мгновенно выпью тебя, а затем буду вечно переваривать твою душу.

Чудовище захохотало. Солнцеликий коротко объяснил, что необходимо сделать и отослал монстра прочь.

Но еще долго сидел он неподвижно, вперив невидящие глаза в забрызганные кровью Димлы шелковые простыни. И в который раз проклинал принятое в молодости решения вызвать Демона Преисподней. Чем дальше, тем труднее давались ему встречи с жутким слугою. Властитель безумно боялся, что однажды он действительно ошибется в заклинании и утратит власть над чудищем. А вместе с тем утратит и жизнь, обрекши свою душу на вечные муки.

Он встряхнул головой, отгоняя устрашающие видения. Предстояло многое сделать. Солнцеликий похвалил себя за принятое в конце-концов решение, лжепринца сейчас устранять не стоит. Он позволит ему дойти до столицы и устроить там переполох. Ведь это действительно затем откроет путь войскам завоевателя. Девчонку тоже можно пока оставить в живых. Любовь расслабляет мальчишку. А Коллет мало обычной смерти. Хотя бы эту он собственноручно скормит Демону, наслаждаясь ее стонами и мольбами.

Но вот предателя Реваза действительно нужно убрать. Что ж, надо полагать, его прислужник из Преисподней с удовольствием справится с этим заданием.

… Демон ухмыльнулся. Он и на расстоянии все еще наблюдал за жалким человечишкой, возомнившим себя его повелителем. Адское порождение должно было выполнять приказы этого червяка, владевшего тайной Имени и Заклинанием. Но Демон не собирался по собственному желанию раскрывать зазнавшемуся ничтожеству все тайны, о которых тот не спрашивал. Итак, глупец решил оставить мальчишку в живых.

Что ж это лишь приближает сладкий момент, когда ничтожная душонка "властителя" попадет в жадную пасть его, так называемого, слуги! А вместе с ним Демон сможет завладеть и сотнями тысяч других человеческих душ, ибо безжалостная рать Солнцеликого – наилучшее лакомство для порождения Ада.

…Гош стоял на коленях над бездыханным телом Коллет. Он не хотел ни слышать ни видеть никого более:

– Отойди от нее! – закричал он надломленным голосом. И с ненавистью бросил опешившему Ревазу, – ты затеял эту бессмысленную проверку, ты повинен в ее гибели.

– Успокойся, царевич! – жрица Черной Асы говорила с юношей терпеливо и тихо, как с неразумным ребенком. – Твоя любимая пока еще жива. Она во власти смерти иного существа, с которым была связана чарами. Возьми ее за руку и позови. Если твоя любовь сильна, она услышит. Если ее любовь такова же, – вернется к тебе.

Тепло любимой руки и самый дорогой голос вырвали Коллет из темноты и безумия. Ей все еще мерещились злобные алые глаза, следящие за нею издалека. Но видение таяло, исчезало, будто кошмарный сон. Лишь тело все еще терзала безумная боль.

Прохладные пальцы коснулись лба, сметая липкую паутину кошмара. Коллет вздохнула и шевельнулась.

Жрица поманила Реваза в сторону. Он упрямо мотнул головою:

– Она во власти иных недобрых нам сил. Она – лишь кукла-зомби. Ее необходимо…

Худощавая ладонь закрыла ему рок. Высокая женщина потянула его за рукав:

– Ты не прав, Скрывающий Свою Сущность. Девочка БЫЛА в чужой власти. И это случилось не по ее воле. Она действительно любит того, кто тебе дороже всех на свете. И она создана для него, поверь и прими это.

Сейчас она свободна. Та, что держала ее своей волей, мертва. Гибель женщины-"кукловода" едва не погубила бедную девочку. Но теперь связь разорвана. Коллет вернулась к своему нареченному тропою любви. Не мешай им, иначе ты погубишь не только их обоих.

– Я никому не позволю стать на пути царевича, – жестко сказал Реваз, рывком вырывая свой рукав из тонких сильных пальцев жрицы.

– Царевича? – задумчиво повторила Жрица, – Ты прав, но лишь отчасти. Впрочем, хорошее в твоем подопечном скорее всего, возобладает над дурным.

– Что ты знаешь, ведьма? – меч ржавоглазого оставил на тонкой белой шее алую царапину. – Ты сомневаешься в его царском происхождении?

Зеленые глаза смотрели спокойно, будто холодное жало меча не имело ни силы, ни власти над бренным телом жрицы:

– Я сомневаюсь в том, что твои планы и амбиции ему действительно по душе. В свое время этот юноша сам сумеет решить, нужен ли ему Хрустальный Трон.

– Реваз! Она очнулась! – закричал Гош-Алексис, – вели седлать лошадей!

– Погоди, – остановила его жрица, – девочке надо прийти в себя. Еще день-другой ее нельзя трогать. Я буду поить ее лечебным питьем.

Царевич просверлил женщину жестким взглядом и нехотя кивнул, а затем добавил, твердо глядя на Реваза:

– В таком случае и я останусь здесь еще несколько дней.

Стража не без страха смотрела на перекошенное бешенством лицо командира, вышедшего из святилища Черной Асы. Он отдал короткие приказы. Большая часть отряда осталась у пещеры, охранять царевича. Лишь несколько воинов в вороненых кирасах сопровождали Реваза к основному лагерю расположения войск, идущих за Алексисом.

Ржавоглазый скакал, ощущая безумную тревогу. Он жаждал остаться возле Гоша, но хорошо понимал, что нельзя оставить армию без руководства даже на несколько дней.

Собственная безопасность и собственная жизнь интересовали его лишь постольку, поскольку были необходимы для защиты интересов юноши с глазами цвета меда. И скверное предчувствие томило его, казалось, это сердечное стеснение педвещает угрозу для мальчика. Реваз пришпорил коня. Он не мог предугадать, что тому, кому посвятил он себя, предстояла долгая и славная житейская стезя. А вот ему самому оставалось жить совсем недолго.

За поворотом со старого раскидистого дуба слетела стая воронов. Огромная черная птица спикировала на маленького человечка, а затем ринулась в небеса. Темный дым окутал всадника и коня, вызвав небывалый переполох в маленьком отряде. Когда же он развеялся, соратники сняли с седла труп с искаженным страданием лицом.

… Демон долго отплевывался. В душе, казавшейся ему черной до сладости, сиял крошечный огонек искреннего, возвышенного чувства. И это испортило все удовольствие, отзывалося болью в желудке. Исчадие ада в который раз дало себе слово, как можно скорее добраться до лишеного всякой человечности нутра Солнцеликого и уж тогда попировать вволю.

ГЛАВА 22. УГРОЗА МИРОЗДАНИЮ

Опалесцирующая трава сверкала и переливалась, как обычно. Нежно-зеленое небо расцвечивали привычные фейерверки крошечных мирных молний. Но Одесто было не по себе. Потому что далеко-далеко на самом горизонте его восприятия росла и набухала темно-багровая полоса. Еще филь назад это была лишь тончайшая ниточка. Но теперь она уплотнилась, стала выпуклой, вобрала в себя квинты переваренных ею горестей и страданий. Раздуваемое злой волей Тьмы Охило заметно ускорило свой рост.

Одесто потер воспаленные глаза и почесал в затылке чисто человеческим жестом. Сказывался период пребывания в условном времени. Даже в качестве наблюдателя он был чересчур вовлечен в жизнь людей. Их слова скрипели, вязли, хрустели на зубах. Их виденье мира порой затмевало его собственное зрение, не искаженное конкретным пространственно-временным континиумом. Их переживания во многом стали ему понятны, а порою даже близки. Как оказалось, в этом был резон. Ибо то, что некогда представляло опасность лишь для отдельного мира, на данном этапе стало угрозой и для замкнутой в отдельном измерении Квинты.

Подобное уже имело место в иных дальних филях. Мудрейшие предупреждали об этом тех, кто лишь только-только ступил на тропу между Прошлым, Настоящим и Будущим Многомирья. Но Начинающим не дано осознать все сразу. Поэтому Нарушение Равновесия обрушилось на них внезапно и отрезвляюще, ломая и круша представления о гармонии и порядке. Впрочем, и Мудрейших озадачивал неожиданный поворот, ибо в известных им вероятностях реальности не наблюдалось подобного стремительного расползания Охило.

– Как на дрожжах, – подумал Одесто, опять употребляя человеческий оборот речи.

На Квинте возникла теория непредвиденной мутации в одном из Континиумов. Ученые рассуждали, втискивали непонятное в рамки новых определений и вешали на него ярлыки (Опять! Да ну его, с этими заманчиво образными людскими детерминациями! От них совершенно невозможно избавиться!). Одесто же со товарищи, как водится с нижестоящими по иерархии, пытались выжить.

Они решали сложнейшую задачу и вели тяжелейшую битву, сплетая и расплетая тонкие материи. Но, кажется, это уже не помогало. Начинающие оcознавали необходимость решительных действий. Если равновесие нарушено, пора прекратить мыслеизлияния о невмешательстве в грубую материю мира людей, который внезапно вышел за рамки своих изначальных координат, как реальных, так и ирреальных, и оказался на данном этапе и в совокупности всех филей Краеугольным Камнем Мироздания. На небольшой планете конечной ветви Многомирья, открылась иллюзорно-реальная дыра, по которой материя утекала в необъятное брюхо Тьмы, воплотившейся в Охило.

А чудище испытывало безумный все возрастающий голод. Его кипящая субстанция выплевывала из себя демонов, которые могли потреблять грубую и тонкую материи и превращать их в съедобный для чудовища эфир. Но для того, чтобы монстры добрались до пищи, им требовался Призыв. И, хотя Охило вторглось в пространственно-временной континиум, из которого к нему тянулись необходимые заклинания(колючие и ломкие, отдающие безмерной жадностью, похотью и стремлением к власти), их было недостаточно. Чудище разбухало, его поглощающей свет и разум плоти требовалось все больше и больше пищи. Колоссальный объем и обезумевшая от потребности в еде сущность были на грани Перерождения в саму Тьму. Тогда бы отпала необходимость в посредниках для потребления живой энергии, и Охило смогло бы беспрепятственно поглотить все Мироздание, а потом впасть в спячку, из которой пробуждалось бы лишь на мгновение, чтобы схарчить любой возникающий росток Жизни.

Одесто мигнул. Слезы катились по пушистой шерстке лица. Он ощущал свою хрупкость и микроскопические размеры по сравнению с уже сейчас необъятной мощью Охило. Такими же уязвимыми были люди. Их рост, вдвое превышающий рост Одесто и его соплеменников, казался абсолютно ничтожным по отношению к заполонившему значительную часть Мироздания порождению, а в ближайших филях и тождеству Тьмы.

Но маленький эл не понаслышке знал, как о безднах человеческой глупой подлости, так и о невероятных высотах духа, свойственной некоторым из людей. Своим Иным зрением он видел, что именно эти внешне слабые создания могут противостоять Жути, пожирающей Мироздание. И Начинающий понимал, что нельзя в угоду традиции и поучениям Мудрых стоять в стороне.

Он не столько ведал (еще не хватало широты взгляда на множественность вероятностных временно-пространственных континиумов), сколько чувствовал, что борьба с супермонстром грозит растворением и ему самому. Подобная участь страшила, Одесто не был героем, но он был чрезвычайно ответственным существом, а потому решил идти выбранной Тропой до последнего филя. Он многого не мог сделать из-за чисто физических ограничений, но ментально уже обрел некую силу.

……………………….

Петримуса познабливало. Он до судорог боялся встреч с Демоном. И в то же время мысль о собственном всемогуществе, поднимающем его над стадом жалких людишек, была мощным стимулом для продолжения опасного действа. Старинный манускрипт, по чьему-то недомыслию попавший после обыска в апартаментах Симорина не в закрытый архив, а в совок уборщицы, а затем в груду мусора на заднем дворе, достался ему почти случайно, когда он, озираясь и трясясь от страха за свою шкуру, бродил вокруг дворца, размышляя, куда бы податься. И вот теперь в руках мелкого колдуна, всегда прозябавшего на вторых ролях, оказалось мощнейшее заклятие, способное даровать ему все и, прежде всего, власть. Он начал чертить пентаграмму. Ладони вспотели от страха, мелок скользил в непослушных пальцах. Филин негодующе ухнул, а одноглазый кот презрительно зашипел.

Эти двое исчадий нашли его сами. Тогда он подумал, что сие – перст судьбы. Ведь животными они были лишь внешне. У этих тварей не было сердца, да и иные органы, характерные для живых творений, тоже отсутствовали. Внутри них царила создавшая их Тьма. Петримус понял это, когда попытался использовать псевдоживотных для черномагическтих заклятий. Он был и напуган, и горд одновременно. Прикосновение к Отрицанию сущего казалось ему посвящением, которого достойны немногие. Колдун не осозновал, что Жуть уже завладела им, не он подчинил Тьму, а наоборот стал ее рабом, ее марионеткой. Все желания и устремления его теперь были нацелены на то, чтобы ускорить коллапс Вселенной, угодный его повелительнице.

………………………

Алексис все еще не мог шевелиться, но ощущения уже пробудились. Он чувствовал холодную ткань, мокро льнущую к телу. Вода, просочившаяся в мешок, забивала нос и уши. Он не мог дышать. В голове звенело, перед глазамы поплыли кровавые пятна. Жизнь уходила из него тяжело и мучительно. Царевич снова забылся. А,когда вновь очнулся, то этих последних его мгновений в памяти не осталось. Да, их и не было, просто не существовало. Люди тащившие мешок с "трупами" царевича и его маленького товарища, валялись без сознания. Острое лезвие распороло грубую ткань, в полутьме склонившиеся над ним лица расплывались.

– Вы можете подняться? – спросивший тяжело дышал, его бас показался Наследнику оглушительным.

– Он не сможет идти. Тебе придется нести царевича, – голос второго был негромок и тверд. – Ребенка возьму я.

…Одесто совершенно обессилел. Ему пришлось в пределах одного филя отменить настоящее, где Зоар с Власом не успевали прийти на помощь царевичу и Алексис погибал, а затем воссоздать несколько подправленную действительность. Это было сложной задачей даже для опытного эла, а уж для Начинающего – и подавно. Но он не мог позволить себе расслабиться, ибо на ином конце континиума еще один корыстный и недалекий человечек впивался взглядом в древний манускрипт, произнося жуткие звукосочетания. Материя корчилась и истончалась от этих заклятий, призывающих Демона. Маленький эл рисковал жизнью, ступая на Тропу и включая свой жизненный потенциал на максимум. Он был сейчас слишком слаб и не рассчитывал победить, но остановить колдуна требовалось немедленно. Ибо каждый приход каждого Демона способствовал тому, что Охило росло и жирело. А жадное и подлое человеческая существо, само того не ведая, ускоряло энтропию Мироздания и готовило погибель не только себе.

Эл успел. Оказался в лачуге раньше, чем зазвучало последнее скрежетание разбивающих реальность хрипов и рвущего Завесу визга. Ударом сбил черную свечу в одном из углов пентаграммы. Мир взорвался протуберанцами кровавых ослепительных отблесков и диким нечеловеческим воем. Надсадно замяукал кот. Щуплый чернокнижник упал без сознания. Но его твари бросились в атаку. Одноглазый хищник когтями пригвоздил Одесто к земле, а острый клюв филина долбил череп эла. Плавая в темном тумане, Одесто почти бессознательно позвал ту, что однажды уже пришла ему на помощь. Реальность забурлила. Невоплотившийся, но уже близкий Демон трепыхался и барахтался в ней. А по Тропе среди урагана, поднятого монстром, бесстрашно шла светловолосая девушка с прозрачными глазами.

Она возникла в логове чародея из Ниоткуда. Мерзкие колдовские твари попятились. Элис подхватила давнего знакомца и вынесла его на Тропу. Одесто сразу стало легче. В Межмирье испытывают ужас Иного, Не Обретшего Формы. Но обычные для материальных существ ощущения исчезают. Не чувствуешь боли, голода, холода. И все же Одесто дрожал.

– Ничего не бойся, – успокаивающе сказала Элис. Она теперь была старше и могущественнее. И Одесто, как прежде, доверчиво вложил крошечную ручку в надежную теплую ладонь. Им было по пути.

ГЛАВА 23. ОПАСНЫЙ СПУТНИК

Леопольдо, Панталоне и Арлекино опять остались втроем. "Старички", создавшие труппу, по-прежнему волокли на себе нелегкий груз представлений, а вот новое пополнение у них как-то не задерживалось. После того, как утонул юый акробат Рафаэло, пришлые и вовсе появлялись и исчезали с невероятной скоростью.

Чудесная талантливая девочка Элика, неизменно приносившая их выступлениям удачу, неожиданно растворилась в хорланской суете вместе с хмурым мужиковатым Власом, который был отличным конюхом, кучером и работником сцены.

Его физическую силу и сноровку отчасти восполнил худощавый жилистый Ил, прибившийся к ним как раз после того, как лицедеи покинули Хорлан. Этот юноша, с виду настоящий северянин, говорил, однако, на светлоземском наречии с едва заметным акцентом. Распросов о себе он не любил, отвечал крайне скупо и сразу же обрывал разговор под тем или иным предлогом. В движениях молодого гибкого тела была особая хищная грация. Ил великолепно исполнял номер с булавами, бесподобно жонглируя ими.

Зрителям особенно нравились шутовские поединки Ила с Арлекино. Нужно сказать, что "герою-любовнику" в черно-белом трико в этих стычках "понарошку" приходилось очень даже нелегко. Актеры не сомневались, их новому спутнику, несмотря на молодой возраст, довелось немало сражаться и на настоящих, а не фальшивых саблях.

В то же время наблюдательный Леопольдо и бывалый фехтовальщик Арлекино отмечали необычность его стиля, коренным образом отличавшегося от той манеры боя, с которой они были знакомы.

Простак Панталоне не задумывался над подобными тонкостями, но именно он однажды сказал товарищам:

– Этому мальчишке больше бы подошли узкие глаза и шапка с лисьим хвостом, как у воинов Солнцеликого.

И у его товарищей словно глаза открылись. Действительно своими повадками Ил больше всего напоминал степняков, совершавших набеги на пограничные районы Светлоземья.

Конечно, с этим пареньком бродячие фигляры выступали гораздо успешнее, и денежные сборы вновь стали более весомыми, но, тем не менее, в душах их поселился страх. Они начали обращать внимание на многие прежде ускользавшие мелочи. Например, на то, что одежда Ила отличалась хорошим качеством, но была слишком разнородна и не всегда ему по размеру. Словно досталась от разных владельцев. Троица подозревала, что произошло это к тому же вопреки желанию тех, кто носил эти вещи прежде.

Ибо вряд ли кто-то по собственной воле отдал бы голодранцу без единого гроша в кармане голубой кафтан рытого бархата, что пристал бы разве что аристократу. Или прочные сапоги телячьей кожи грубой выделки, явно принадлежавшие прежде торговцу средней руки. Сорочка из простенького миткаля, из тех, что носят бродячие студенты, никак не сочеталась с роскошным купеческим шелковым поясом, прошитым золотой нитью.

Чувствовалось, что и с обычаями здешних краев пришелец знаком лишь отчасти. Обычно он внимательно слушал разговоры актеров, но сам отмалчивался. Но однажды не удержался. Товариши как раз вспоминали свои многочисленные приключения. Разумеется не обошлось и без рассказа о посещении святилища Черной Асы. Ил округлил глаза:

И вы не испугались богини Тьмы?

Повисло минутное молчание. Культ богини смерти был чтим по всей Империи. Леопольдо осторожно ответил:

Черная Аса – богиня смерти и скрытого будущего, но она не имеет отношения к Тьме. Жизнь и Смерть неразрывны, это естественное двуединство. Мертвое тело, возвращаясь в землю, дает ей новые силы для новых ростков, а значит – тоже служит Жизни. А вот Абсолютная Тьма таит в себе гибель для всего живого.

Из каких же ты уголков Империи, парень, что не ведаешь о почитании Черной Асы?

Ил нахмурился:

– Я родом отсюда. Но в раннем детстве меня захватили в плен и долгие годы держали взаперти враги нашего рода. Со временем я открою вам свою тайну.

Леопольдо недаром сумел прожить на свете достаточно долго, невзирая на опасную бродячую профессию. Предчувствия его не обманывали, интуиция не подводила ни разу.

В ту же ночь он поставил Ила в караул. А сам с товарищами соорудил хитроумную обманку. Втроем они выбрались из фургона, аккуратно и бесшумно расшнуровав его заднее полотнище и оставив "спящих" кукол. Все ценности и самый необходимый скарб директор труппы заранее спрятал в лесной схоронке. Рядом со своей постелью в сундучке, в котором хранилось оружие, поставил капкан.

Далеко разнесшийся зверинный вопль оповестил актеров о том, что разбойник попался в ловушку. Даже с зажатой в железной пасти рукой Ил был страшен. Но силач Панталоне скрутил его. Арлекино хотел повесить негодяя, но Леопольдо и Панталоне не решились взять грех на душу. Леопольдо даже перебинтовал Илу раненную руку и велел отправляться на все четыре стороны. Он пригрозил негодяю передать его властям, если их дороги пересекутся еще хотя бы раз.

– Напрасно вы оставили в живых эту мразь, – проворчал Арлекино, усаживаясь на козлы. – Надеюсь, нам он больше не встретися, а вот других не пожалеет, это точно.

Дальше они ехали в полном молчании. Панталоне только сопел и громко вздыхал. Леопольдо был мрачен. Лишь вечером, отыскав самое что ни есть укромное местечко в глубокой лощине, он, наконец, промолвил:

– Думаю, ты прав, мой старый друг Арлекино, мы совершили глупость. Но не каждому под силу убить человека, даже если он – отпетый мерзавец.

– Я бы смог, – хмуро ответил Арлекино, кромсая ножом дикий лук для супа. – Бывают случаи, когда это необходимо сделать, чтобы уберечь от опасности множество ни в чем не повинных людей.

Он был прав. Ибо несколько месяцев совместного путешествия с актерами подготовили Ила к тому, чтобы сойти за своего в лагере Гоша-Алексиса.

Хотя в свое время, сопровождая Коллет на пути из ставлки Солнцеликого, он был схвачен патрулем "царевича" вместе с Устаханом и Селимом, Ил тогда быстро сумел ускользнуть из плена. Вряд ли кто-либо из имперцев запомнил его. К тому же, за полгода скитаний этот молодчик, хорошо умевший приспосабливаться, порядком изменился. Практически, исчез легкий акцент, едва заметный прежде. Ил теперь был гораздо более осведомлен об обычаях и нравах этого края.

Он появился в ставке лже наследника как раз в разгар паники, охватившей разношерстное войско. Таинственная и зловещая гибел Реваза в эмоциональном пересказе ее свидетелей обросла еще более невероятными подробностями и внушала ужас. Отсутствие Гоша, который остался в святилище Черной Асы до выздоровления Коллет, только подогревала бушевавшие страсти. В войске зрела смута.

Именно в этот момент пришлый паренек с забинтованной рукой подбросил пороху в разгорающийся костер страхов и сомнений. Он словно бы случайно обмолвился, что девчонка, приворожившая наследника, возможно на самом деле ведьма. Может быть, и с самим царевичем дело нечисто. Иначе зачем бы их так долго удерживала жрица богини. Скорее всего согрешившие попросту наказаны Черной Асой.

Сразу же стал наростать новый вал слухов и домыслов. Все чаще звучали речи о необходимости самим выбрать другого главнокомандующего и решить, что делать дальше. К вечеру толпа солдат уже ревела и бурлила. Офицеров, пытавшихся навести порядок, скрутили и нескольких из них (отличавшихся особой требовательностью к подчиненным) тут же вздернули на росших неподалеку деревьях. Остальные в испуге подчинились общему озвережу.