Текст книги "Далекие твердыни"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

В это время пути Рэндо и Маи разошлись.

Ундори, до странности довольный и взбудораженно-веселый, умчался воевать, добывать себе ордена и чины; до Рэндо потом доходили слухи о невероятных зверствах, которые он чинил вместе со своим отрядом, но Рэндо предпочитал им не верить, списывая на людскую склонность преувеличивать. Сам Эрдрейари приказал: «не щадить», – так чему удивляться?

Хараи также подал прошение о переводе из тыла в действующие части – но получил отказ. Хетендерана оказалась самым мирным из островов; мятеж почти не затронул ее, только в Ниттае начались волнения, которые уаррцы подавили быстро и успешно. Генерал-лейтенант Нийяри нашел, что за послушание селян следует благодарить недавний случай с айлльу и добрую славу, которую офицер Хараи снискал уаррцам.

– Полковник, – сказал он, вызвав Хараи к себе. – Вы сами-то понимаете, что вы уже легенда? Сидите здесь, покой Хетендераны дорогого стоит в теперешние времена. Да, совсем забыл. Я решил назначить вас военным комендантом Ниттая.

Лицо у Рэндо при этих словах сделалось такое, что князь усмехнулся.

– Приступайте к исполнению своих обязанностей, – сказал он. – Если вас не убьют – будете генералом и губернатором.

Вступая в должность, Рэндо сознавал, что неожиданным возвышением обязан все тому же случаю в Ллане; сознавал он и то, что жители Хетендераны, невероятно преувеличивая его могущество, считают его высшим существом наподобие айлльу. Но о самих айлльу он и думать забыл; у военного коменданта большого города в стране, склонной к мятежу, хлопот в избытке.

Один раз только он вспомнил рыжеволосого демона, которого отпустил живым в лесу под Лланом, – когда, знакомясь с новыми распоряжениями командования, увидел приказ «О местных верованиях».

«Высочайшее дозволение жителям подвластных земель исповедовать веру, какую они желают, остается в силе, – говорилось в нем. – Однако исследователи сообщают, что во многих отдаленных областях практикуются ритуалы, включающие истязания людей и даже человекоубийство во имя веры, как в виде жертвоприношений, так и в виде непримиримой вражды с приверженцами других культов. Подобные суеверия должны быть абсолютно искоренены, при необходимости – насильственно. Отдельно следует сказать о культе живых богов, то есть существ, называемых айлльу. Мирные формы данных культов допускаются. Айлльу же как таковые, по многочисленным свидетельствам, представляют значительную опасность. Рекомендуется совершенно очистить от них населенные области».

Отложив письмо, комендант покачал головой. «Пускай туземцы молятся лесным духам, – перевел он про себя. – Но самих духов следует уничтожить».

Вечером он рассказал об этом Ллиаллау, и маленький вельможа встревожился.

– Я сам айлльу! – сказал он грустно, обхватив себя руками за плечи. – Пусть на весьма небольшую часть. Но мать моей матери – айлльу наполовину… Ужели по этому приказу следует очистить Ниттай от госпожи Коэке, которая никому не сделала никакого зла?

– Нет, – сказал Рэндо, притягивая его к себе; ниттаец спрятал лицо на его груди. – Я не допущу слепого исполнения этого приказа. Полагаю, тот, кто его составил, не знал даже, что айлльу и люди могут вступать в браки… Пожалуй, мне стоит написать несколько писем.

– Ты так добр, Рэндо… – прошептал Ллау, запрокидывая лицо. Он не доставал головой до плеча Рэндо, и даже встав на цыпочки, не мог дотянуться к его губам. Улыбнувшись, уаррец поцеловал его, и сказал:

– Я не добрый, Ллау. Я разумный.

– Это намного лучше, – лукаво ответил вельможа.

Ллиаллау не догадывался, что произойдет всего пару месяцев спустя; обладай он даром предвидения, вероятно, куда осторожней вымаливал бы у полковника Хараи милости к айлльу. Утром, поднявшись с его ложа, уаррский великан действительно написал и отправил полдесятка писем. Одно из них было адресовано госпоже Моли; хотя она не ответила на предыдущее письмо, Рэндо счел, что нужно использовать все каналы влияния. Он рассказал госпоже Моли об айлльу – об их облике и повадках, о легендах, связанных с ними, и о полукровках, которые нередко встречались на островах.

Неизвестно, которое из писем возымело действие, но вскорости пришел новый циркуляр, уточнявший отношение Кестис Неггела к «созданиям, называемым айлльу». Теперь тем из них, что желали и были способны ладить с людьми, дозволялось жить – не обладая, однако, человеческими правами и свободами; фактически, айлльу рассматривались как редкие животные, на которых не стоит охотиться, но, на взгляд Рэндо, этого было вполне достаточно.

Через несколько дней полковника Хараи оторвал от работы ужасный шум, поднятый слугами Киная. Вышколенные эти слуги никогда прежде не позволяли себе ничего подобного, и Рэндо даже не рассердился, решив, что произошло нечто и впрямь из ряда вон выходящее.

Так оно и было.

Выйдя во двор и отодвинув в сторону мертвенно-бледного, немого от потрясения Ллиаллау, Рэндо увидел перед воротами дома своего старого знакомца – рыжеволосого айлльу по имени Тайс.

Неведомо, как он узнал, где искать своего победителя; неведомо, как прошел через принадлежащую уаррцам страну. Впрочем, вряд ли последнее стало для него сложным или опасным предприятием: островитяне не читали циркуляров Министерства колоний и не знали, что их древние боги сброшены наземь. Однако языком континента айлльу владел недурно. Вероятно, успел столкнуться с уаррцами вторично… «Ему весьма повезло, – подумал Рэндо. – Или он весьма умно повел себя и потому уцелел. Но явиться в Ниттай, где полно уаррских войск!.. что за отчаянное существо». Тайс нравился ему. Воспоминания об охоте и победе тешили честолюбие, а облик айлльу был приятен глазам.

– Харай Рэннодау, – сказал Тайс и улыбнулся. – Я нашел тебя.

– Я сказал тебе уйти подальше от людей, – нахмурясь, заметил полковник.

– Я так сделал. Но люди пришли туда.

– Это случается, – кивнул Рэндо, пряча улыбку. Айлльу смотрел ему прямо в глаза, почти с вызовом; и чем дальше, тем больше Рэндо подозревал, что вызов этот имеет особую природу, сродни природе той суровой властности, с которой смотрел на айлльу сам он, могущественный господин Ниттая.

Тайс улыбнулся. Переступил с ноги на ногу, упер руку в бедро, тряхнул рыжей гривой.

– Господин Харай Рэннодау, – сказал айлльу медлительно, почти лениво. – Однажды я узнал твою милость. Теперь я прошу позволения служить тебе.

И на глазах у дрожащих ниттайцев бог склонился перед уаррцем в земном поклоне.

Господин Кинай за спиной Рэндо издал едва слышный обреченный стон.

Челядинцы Ллиаллау еще долго не могли решить, кто в ниттайском доме Кинаев наиболее грозен и могуществен: то ли комендант Хараи, то ли его приближенный бог. Впрочем, уже строился собственный дом коменданта; через некоторое время Хараи перебрался туда.

В ту пору Рэндо не был столь искушен, чтобы понять, какие интриги плетутся за его спиной. Он и впоследствии частенько лишь задним числом разгадывал паутину замыслов островитян. Поразмыслив, полковник Хараи сказал себе: «Интриги – часть души этой дивной страны. Бороться с ними невозможно и не нужно». Он решил утвердить безусловную доминанту силы: чтобы интриги велись только за благосклонность правителя и за место в его окружении.

Как показало время, это было верным решением. Но еще до того, как Рэндо пришел к нему, два уроженца островов начали безмолвную битву за его благосклонность, закончившуюся полной победой одного из них.

Увидев, в какое отчаяние впал господин Кинай, когда комендант признал себя господином пришлеца-айлльу, Рэндо приписал это одному лишь страху, который Ллиаллау питал перед чистокровными демонами. Но в действительности медноволосый вельможа и рыжекудрый бог насквозь видели простодушного уаррца, и в споре, которые они за него вели, у самого Рэндо не оставалось даже права выбора.

Направляясь к воротам дома Кинаев, Тайс прекрасно знал, что Ллиаллау, демон на одну восьмую, – официальный наложник полковника Хараи (надо сказать, что об официальности этого статуса полковник не догадывался). Знал айлльу и то, какое действие оказывает на людей близость носителей демонической крови. Единственного прикосновения Рэндо в лесу под Лланом хватило ему, чтобы понять: этого могущественного человека несложно взять в руки. Когда на Хетендеране началось преследование лесных духов, Тайс немедля вспомнил о Высоком; известие, что Высокий успел стать господином Ниттая, как нельзя укрепило его в намерении отобрать у грязного Киная его место.

Самого Ллиаллау Тайс настолько запугал, что маленький вельможа предпочел совсем не показываться на глаза своему повелителю. Он не осмелился даже посетовать на то, что золотой и драгоценный Рэндо охладел к нему. Когда комендант счел, что пора «перестать злоупотреблять его гостеприимством», ниттаец остался в одиночестве, с разбитым сердцем – а также со всеми финансовыми льготами, которые получил от коменданта во дни милости.

Тайс пришел в объятия Рэндо так же непринужденно, как в его дом. Однажды вечером, когда Рэндо отдыхал в своем саду, перелистывая столичный литературный журнал, айлльу неслышным шагом подошел – и уселся у его ног.

– Высокий Харай, – сказал он с усмешкой.

– Что? – добродушно спросил Рэндо, любуясь им.

– Ты мне многим обязан.

Уаррец изумленно рассмеялся и отложил журнал.

– Вот как?

– Вспомни, с какой победы началось твое возвышение.

Рэндо продолжал смеяться; ему нравилось, что айлльу совершенно его не боится, а тонко рассчитанная прямота Тайса развлекала.

– Пожалуй, ты прав, – сказал комендант, отсмеявшись. – Хочешь чего-нибудь потребовать за такую ценную услугу?

– Нет.

– Нет? Тогда с чего ты решил… напомнить?

Тайс запрокинул голову, глядя на него снизу вверх; на губах айлльу играла усмешка, ленивая и вызывающая одновременно. Он прекрасно понимал, что делает, равно как понимал и то, что могучий пришелец из-за моря уже стал его добычей… Рэндо захотелось снова потрепать его по волосам, но он сдержался, ожидая ответа.

– Люди живут мало, но быстро, – сказал рыжий демон. – Когда они чего-то долго не понимают, становится обидно, что они впустую тратят дни своей жизни.

– Говори дальше, – насмешливо велел Рэндо.

– Зачем? – пожал плечами айлльу. – Ты уже понял. Ты мой, Высокий Харай, и тебе это нравится.

Уаррец улыбнулся, сощуриваясь. Тайс по-прежнему сидел у его ног, почти что откинув голову ему на колени, и не мог не замечать, как сильно Высокий Харай желает его сейчас. Ноздри айлльу чуть расширились – возбуждение он чувствовал и по запаху. Рэндо вплел, наконец, пальцы в его волосы, и Тайс сладко прикрыл глаза.

– Пожалуй, ты прав, – сказал уаррец.

Лениво, как сытый тигр, айлльу поднялся и перебрался к нему на руки.

В последовавшие за этим дни Рэндо часто вспоминал анекдот, рассказанный когда-то фельдмаршалом. Теперь он догадывался, что простодушных селянок в объятия демонов вела вовсе не развращенность. Малой долей подобной притягательности обладал и Ллиаллау, что в свое время облегчило маленькому вельможе задачу соблазнения заморского великана, но Ллиаллау был на семь восьмых человек. Аура чистокровного демона действовала, как чистый наркотик. Наивные лесные туземки, вероятно, просто не в силах были бороться с таким искушением… Рэндо еще не знал тогда, что удовольствие, испытываемое от близости с айлльу, не имеет ничего общего с наркотиком, разрушающим тело, а производит действие скорее обратное, но в любом случае не желал впадать в зависимость. Воля его, крепкая как кремень, легко обуздывала влечение плоти. Тайс, вначале полагавший, что сможет подчинить уаррца и потом руководить им, чувствовал, что добыча уходит из его клыков всякий раз, когда наскучивает пленом, и тихо бесился от этого. Он прилагал все больше усилий, чтобы привязать Рэндо к себе, но, в конце концов, сам оказался в положении, какое предназначал человеку: искреннее влечение сердца совершенно возобладало в нем над честолюбием и корыстью. Рэндо хватало проницательности, чтобы понимать это – и ему приятно было это понимать. Отчасти стремления Тайса были удовлетворены; уаррец, получавший несказанное удовольствие от их борьбы, действительно привязался к айлльу.

До сих пор Рэндо имел дело только с жадной покорностью Ллиаллау; угодливость вельможи вовсе не отталкивала его, Хараи принимал нравы островов как они есть, не осуждая и не пытаясь переменить их. Но стоило почувствовать, что может быть иначе: не отдых в объятиях искушенного послушания, а вызов, соперничество и победа над сильным и опасным противником, – как сердце билось быстрее, а в крови загоралось пламя.

Рэндо не понимал одного. Умный, хитрый и бесстрашный Тайс так притягивал его потому, что в глубине сердца Хараи чувствовал: если бы судьба подарила ему любовь того, кого единственного Рэндо на самом деле любил, то союз с жестоким и гениальным северянином был бы подобен союзу с древним божеством островов…

В это время Ундори впервые услышал о Золотом городе.

* * *

Ярко сияют под солнцем далекие крыши; стройные башни вонзаются в небо. До самой линии снегов горы облачены в зеленые покрывала листвы, а выше ослепительно светит лед. Лазурный купол небес раскинулся над Золотым городом. Только горам и небу дозволено господствовать над великой столицей айлльу, что царственно раскинулась на восточном берегу Хетендераны и отсюда владычествует над архипелагом… Нет города, чтобы мог соперничать с нею в мощи, и нет города прекрасней ее.

Был на Тиккайнае Серебряный город, но осмелился противопоставить себя роду эле Хетендерана – и пал в ничтожество. Нет больше Серебряного города, нет больше рода эле Тиккайнай, а уцелевшие вельможи его разбрелись по лесам подобно грязным людям.

…Эти существа, люди, несколько столетий назад приплыли с континента в своих примитивных ладьях; тогда айлльу даже не обратили на них внимания, сочтя разновидностью животных, обладающей подобием разума – ведь только животные смертны. Теперь люди расплодились как мыши, но вреда от них нет. Наоборот, чрезвычайно забавно наблюдать, как они подражают айлльу: строят высокие дома, создают государства, воюют друг с другом. Порой люди предоставляют владыкам островов любопытные развлечения.

Давно нет известий из другой страны айлльу, той, что на юго-западе континента, за огромной горной страной Лациат. В Золотом городе сочли, что западные айлльу выродились и захирели. Восточные собратья и прежде презирали их, потому ничуть не были удивлены.

Век за веком жизнь становится скучнее… Свойство ли это бессмертного разума, или и в самом деле в мир пришла старость? Неведомо. Но когда окончилась война с Тиккайнаем, айлльу Золотого города стало совсем скучно. Теперь одни находят развлечение в йуте, другие будоражат засыпающие чувства иными способами.

…Ярко сияют позади золотые крыши, безмолвно поют свою песню вечные льды. Великолепная кавалькада спускается от Великих ворот в долину. Сверкают украшения всадников, кони их – белее горных снегов. Хлопают крылья ручных драконов; чешуя породистых тварей ярка, точно шкуры выложены драгоценными камнями.

Айарриу эле Хетендерана отправляется на охоту.

– Только посмотрите, мой принц, – говорит Киайену эле Йорои, высокородный друг господина Хетендераны. – Что за полет, что за стати! Сейчас Гранат добудет эту большую самку.

Айарриу смеется.

– Вот и нет! – говорит он азартно. – У самки яйца. Погляди, брюхо ее еще не втянулось, но уже пустое. Она будет драться, как бесовка.

– Гранат хорошо натаскан, – гордо отвечает Киайену.

– Хочешь спор?

– Готов спорить на что угодно!

Принц, призадумавшись, следит за тем, как любимый охотничий ящер Киайену описывает круги на почтительном удалении от огромной серой драконихи. Та следит за ним, в гневе открыв огромную пасть. Издалека трудно оценить ее размер, но, похоже, самка способна унести в гнездо лошадь вместе со всадником…

Киайену взволнованно привстает на стременах. Он одержимый охотник. Добыть такого огромного ящера – большая удача. Прическа царедворца растрепалась, во время погони он умудрился обронить где-то серьгу, но даже не заметил этого. Айарриу потешается над ним.

– Ты поставишь Эйнеллау на то, что Гранат добудет дракониху?

– Что? – Киайену озадаченно хмурится. – Моего любимого наложника? Принц, на что вам полукровка?

– Я люблю полукровок, они свежее, – с усмешкой отвечает Айарриу. – Так ты не поставишь Эйнеллау? Не хочешь рисковать?

– Ха! – возмущенно говорит Киайену. – Я ничем не рискую!

Точно подтверждая его слова, в блистающей вышине ярый Гранат бросается в бой: рев и рык драконов ударяется о землю и отдается эхом. Дикая самка поднимается выше и бьет Граната хвостом. Он успевает схватить хвост зубами и отрывает острый шип с его конца. Дракониха издает оглушительный крик боли, но она отнюдь не побеждена. Камнем падает она вниз и вот – перепонка на одном из крыльев Граната надорвана.

Ничья.

Киайену точно обезумел. Он горячит коня, приподнимается, запрокидывает голову. Зрачки его бешено пульсируют, в глазах лопаются сосуды, на виске и под ухом проступают голубоватые жилки.

– Не отступай! – кричит он. – Ах, глупая тварь! Убей! Убей ее, разорви горло!

Слуги науськивают дракона и разжигают в нем ярость, отправляя в небо слабые заклятия электрических разрядов. Гранат злобно ревет, дергая лапами, но снова кусать не спешит.

– Ах! – пренебрежительно говорит Айарриу. – Понимаю, отчего ты не хочешь спорить. Я уже выиграл…

– Нет!

Это звучит почти грубо. Принц хмурит бровь; улыбка на мгновение сходит с его лица. Но Киайену от азарта пьян, как от йута, он слабо понимает, что происходит, и вид его настолько забавляет Айарриу, что тот немедленно прощает своего друга и слугу.

– Нет, – хрипло повторяет Киайену. – Ставлю Эйнеллау, золотого моего, что Гранат добудет самку!

Айарриу довольно улыбается. Золотоволосый любимчик Киайену робок и скучен, совсем не во вкусе принца, но как забавно будет прирезать его на глазах у бывшего хозяина!..

– Что же поставить мне? – вслух думает принц.

Он совершенно уверен, что Киайену скажет «Инике». Инике-Яблочко, любимая наложница принца – из расы людей, в ней нет ни капли крови айлльу, и она ровно так же не нужна Киайену, как не нужен Айарриу невольник-полукровка. Дело в другом. Принц Золотого города считает себя непревзойденным магом. Он уверен: его сил достаточно, чтобы смертная не старела, оставаясь юной и свежей, пока он желает того. Уже тридцать лет он следит за Инике, отыскивая в ней намеки на увядание, и не находит. Пока что эта затея не надоела ему, но заново начинать опыт Айарриу совершенно не хочется. Отнять у него Инике – лучший способ ему досадить.

Но Киайену куда безумнее… или куда более дерзок, чем дозволяется царедворцам рода эле Хетендерана! Услышав его ответ, принц от потрясения так резко натягивает поводья, что жеребец кричит и поднимается на дыбы.

Эле Йорои говорит:

– Эн-Тайсу!

Глаза принца сужаются.

– Что? – роняет он.

– Если я выиграю, мой принц, вы отдадите мне пленника, заключенного в подземельях вашего дворца, – без тени страха повторяет Киайену. – Эн-Тайсу, последнего из рода эле Тиккайнай.

– Ты в своем уме? – цедит Айарриу; конь под ним храпит и бесится от боли, бока его в крови от шпор.

– Драгоценность за драгоценность, – отвечает Киайену, точно не видит гнева своего владыки. – Или спор не будет честным…

Но в это время судьба принимает собственное решение.

Из-за скал мчится к ярящемуся Гранату супруг серой самки – необычайно крупный угольно-черный дракон. Он почти в два раза больше ручного ящера. Края перепонок его крыльев изрезаны в многочисленных битвах. Самка жалобно ревет, разжигая в супруге гнев, и черный обрушивается на Граната подобно крылатой смерти. Миг – и шея охотничьего дракона ломается в его челюстях.

Почти сразу чье-то боевое заклинание бьет черному в грудь, но уже поздно. Мертвые ящеры падают наземь.

Киайену вскрикивает от жалости: Гранат был лучшим в его своре.

Айарриу издает злобный рык и снова вонзает шпоры в израненные конские бока.

– Не было спора, – бросает он безутешному Киайену и скачет к охотникам, издалека крича: – Кто бил без надобности? В колодки, на пятьдесят дней!

Он необычайно зол.

Развлечение испорчено, и у всех испорчено настроение. Но Айарриу не намерен прекращать охоту и возвращаться в Золотой город. Всем известно, что когда принца охватывает злоба, успокаивается он нескоро. Еще многим достанется кара, несообразная провинности… Айлльу отводят глаза. Единственный способ утихомирить Айарриу – большое кровопролитие, которое насытит его сердце зрелищем страданий и смерти.

Что делать? Устроить большую загонную охоту? Но что будет хорошо смотреться после схватки драконов? Теперь убийства быков и тигров покажутся работой мясника, а не охотника…

– Спустимся в долины, – предлагает Меарейю эле Таале, старший из егерей. – Пара дней скачки, и мы увидим большой город людей. Я слышал, они собираются воевать, и там много обученных бойцов.

Прочие качают головами в сомнении. Войны смертных бывают интересны, особенно если сталкиваются хорошие полководцы, но сами смертные так грязны…

– За последний век они неплохо освоили магию, – говорит Меарейю с видом искусителя. Айарриу морщится и натягивает повод, мучая коня.

– Люди пользуются магией? – любопытствует кто-то.

– Направо и налево.

– А город велик?

– Преизрядно. Говорят, они выставили несколько тысяч бойцов.

Лоб принца разглаживается. Он, наконец, отпускает поводья. Взбудораженный жеребец немедленно прядает в сторону и выхватывает из высокой травы зайца. Лошади айлльу – хищники; пока конь принца перекусывает, разбрызгивая кровь, сам принц, не мешая его трапезе, размышляет.

Подъезжает Киайену.

– О чем речь? – преспокойно спрашивает он.

– Едем в долины, – приказывает Айарриу. – Мы будем смотреть битву.

Меарейю, большой искусник по части устроения охот, берет дело в свои руки. Он велит оседлать самых крупных драконов и отправляет нескольких слуг вперед – разузнать побольше о предмете войны смертных и о том, кто командует войсками. Потом он будет развлекать принца рассказами.

Айарриу в таком состоянии, что не может ни спать, ни отдыхать. Эле Таале назвал срок в два дня, но коней на пару часов отпускают поохотиться, и после этого скачка продолжается всю ночь.

Меарейю не возражает. Вечером возвращаются оседланные драконы, и слуги говорят, что войска смертных уже готовятся к битве. Предмет войны не слишком любопытен, но все же лучше простой жадности до земель и богатств: старый правитель большого города некогда услал подальше своего сына от побочной жены, злого нравом и властолюбивого юношу. Тот, желая сесть на место отца если не по силе закона, то по закону силы, поднял мятеж. Он сам командует своим войском; армию же правителя ведет старый военачальник, весьма хитрый и искусный. Старик решил дать бой за пределами города. Зрелище обещает быть интересным.

Меарейю пересказывает это принцу, но тот отмалчивается. Лишь в конце, сузив глаза и оскалившись так, что клыки прихватывают нижнюю губу, Айарриу отзывается:

– Посмотрим…

Егерь понимает, что созерцанием дело не ограничится.

Он кланяется, отходит с понимающей улыбкой, и тихо велит отстать тем слугам, для кого причуда принца может быть опасна. Людей много тысяч, все они вооружены и обучены биться… лесные муравьи могут съесть тигра, если нападут в достаточном количестве.

Утром айлльу стоят на вершине холма, с которого открывается вид на поле битвы.

Смертные ждут, построившись друг против друга.

Меарейю ждет.

Айарриу ждет, с видом почти безразличным оглядывая чужие войска.

Неведомо, что подумали оба смертных военачальника, увидав нежданных свидетелей. Впрочем, не отступил ни один. Судя по настроению воинов, полководцы с обеих сторон догадались сказать то единственное, что возможно было сказать: «Боги смотрят на вас! Будьте отважны!»

Наконец, туча стрел подымается вдали над полем. Битва началась. Гремят боевые заклинания: люди и впрямь овладели магией, пусть для айлльу это и смотрится смешно – слишком малы силы… Но воины кричат, потрясая оружием, и устремляются в схватку.

Идут часы. Лобовое столкновение прекращается, вновь летят стрелы. Засадный отряд старого воеводы показывается из рощи в тот самый миг, когда Меарейю думает, что пора бы ему появиться. Но исход битвы по-прежнему неясен.

Айарриу ждет.

Солдаты мятежника хуже вооружены, хуже обучены, трусливы; и сам мятежник в полководческом искусстве куда как уступает старику. Но армия его, собранная из бандитов и швали, почти вдвое больше. Старому воеводе приходится нелегко.

И все же мало-помалу становится ясно: мятеж потерпел неудачу.

Центр прорван; хотя атака засадного отряда захлебнулась и не принесла старику большого преимущества, но левый фланг молодого военачальника уже не способен контратаковать. Сам мятежник бестолково мечется на правом. Ему пора бежать, если он хочет сохранить жизнь… но правый фланг держится, и смертный продолжает безнадежное сопротивление.

И, наконец, принц эле Хетендерана, оскалившись, приказывает:

– Вперед!

Меарейю смотрит, куда указывает рука Айарриу – и волосы его встают дыбом.

Но этого следовало ожидать.

Что может быть глупей и скучнее, чем добивать того, кто уже побежден? Тем более, если речь идет о смертных?

Меарейю понимает: Айарриу с самого начала замышлял переломить ход битвы. Если бы победил мятежник – кара богов ожидала бы его… но ныне боги протягивают ему руку помощи.

«Полагаю, смертные придумают об этом сказку», – думает Меарейю, устремляясь вниз с холма вслед за принцем.

Охотники айлльу проносятся по наступающим порядкам смертных, сметая их, точно ветер бумажные фигурки. Спасения от них нет. Так дикий черный дракон налетел на ручного Граната; но черный ящер встал на защиту своей семьи, айлльу же ведет простая насмешка…

Как и подозревал Меарейю, люди обратились против них. Немудрено: разгоряченные битвой, уже почуявшие вкус победы, они были достаточно смелы, чтобы поднять оружие на богов. Впрочем, эле Таале не позволил охотникам скакать толпой, налет был настоящей атакой, и ничего страшнее пары царапин айлльу не грозило.

Мятежник оказался вовсе не так глуп, как мнилось. Он быстро понял, что происходит. Отряды его немедля пошли в наступление на растоптанного богами противника; даже те, кто уже бежал, повернули обратно, увидев, как резко переменилось положение дел.

Через час все было кончено.

…Айарриу эле Хетендерана, всемогущий бог, едет между шатрами смертных. Конь его бел как облако, кожа его светлее чистого снега, и ни единого серебряного волоска не выбилось из прически, пока он уничтожал нечестивцев.

Прочие боги едут за ним; но их совокупный блеск не сравнится и с половиной его блеска.

Только стоны умирающих нарушают тишину. Не отличить пленника от пленителя, победителя от побежденного: все смертные, как один, распластались на земле и не смеют поднять глаз. Белый хищник под седлом Айарриу голоден от сводящего с ума запаха крови, зол от того, что господин не дает ему свободы. Он грызет удила. Чей-то череп трескается под ударом его копыта, но смертные по-прежнему лежат на брюхах и не шевелятся.

Наконец, единственный смертный поднимается, осмеливается встречать бога, всего лишь преклонив колени. Это мятежный сын правителя города – военачальник, которому принц-айлльу по своей прихоти даровал победу.

– Прекрасный господин, – говорит он хрипло, – благодарю тебя…

Он почти не тронут отвратительной старостью, тело его – сильное, доспехи – хорошей работы и ладно сидят на нем. Но, как это часто бывает у людей, он весьма грязен и неприятно пахнет. Ледяные глаза Айарриу сужаются. Человек падает ниц.

– Поднимись, – равнодушно приказывает божество.

Человек послушно встает.

– Не знаю, чем я заслужил такую милость, – говорит он. – Я всем обязан тебе, прекрасный господин. Вели! Я весь твой. Все, что в силах смертного, сделаю для тебя.

Принц размышляет.

Меньше всего им руководило желание оказывать смертному милость. Он замышлял посмеяться над грязными людьми. Происходящее действительно очень забавно. Но Айарриу не намерен останавливаться на этом. Ему нравится благоговение и страх, и совсем не нравится то, что его сочли милостивым божеством.

Он – божество гневное.

Айарриу посылает коня вперед. Теперь человек стоит у самого стремени. Он пригибает голову, но взгляд его прям и дерзок, почти как у Киайену… как у Эн-Тайсу.

– Так значит, ты мне благодарен? – без выражения спрашивает принц.

– Ты подарил мне победу, прекрасный господин, – твердо говорит мятежник. – Я бесконечно благодарен тебе.

Принц смотрит ему в глаза – и внезапно чувствует скуку. Человек перед ним не имеет никаких внутренних преград, которые было бы интересно сокрушить. Его невозможно унизить, даже приказав наесться лошадиного дерьма…

Айарриу без замаха бьет когтями в наглые глаза.

– Сейчас – тоже благодарен? – спрашивает он.

Человек не отвечает.

Он воет от боли, оседая наземь.

Остальные лежат как мертвые, не поднимая голов.

– Возвращаемся, – велит Айарриу, разворачивая коня. – Достаточно.

Всю обратную дорогу он молчит.

Кровь действительно успокоила его, но настроение у принца весьма дурное. Сначала Киайену разозлил его своей дерзостью, потом – смертный… Впору решить, что весь мир разом отказался подчиняться Айарриу эле Хетендеране. Вернувшись в Золотой город, он решает не навещать пока ни любимую матушку, ни драгоценную сестру: госпожа Интайль слишком чувствительна, Айелеке – слишком нежна, а принц понимает, что сейчас может нагрубить им.

Принц входит в свои покои и падает на постель.

Под золоченым потолком медленно разгораются магические огни. Во дворце тихо. Айарриу лежит с закрытыми глазами, растворяясь в этой тишине, и гонит от себя темные мысли. Наконец, он приказывает:

– Принести Нике-Нике и йут.

Невидимый слуга исчезает, отправившись исполнять веление.

Йут появляется раньше; слуги хорошо знают привычки принца. Большое блюдо сладко пахнущих, еще горячих хлебных палочек, начиненных чистейшим, умиротворяющим, нежным наркотиком… Айарриу вдыхает его влекущий запах, сознательно оттягивая тот миг, когда ощутит, наконец, чудесное действие йута. Минуту спустя он слышит шаги второго слуги; тот почти не таится, зная, что принц обрадуется его появлению. Это сам домоправитель эле Хетендерана. Он принес обнаженную наложницу, завернутую в бархатное покрывало.

Не открывая глаз, Айарриу наслаждается ее запахом. Смешение ароматов тела Инике, ее притираний и благоухания свежего йута так прекрасно, что Айарриу улыбается, чувствуя, как его душа очищается от мрака… Наложница подползает к нему, шепча нежные слова. Она вздрагивает, когда холодные пальцы принца обхватывают ее теплую, полную грудь, но потом накрывает его руку своей. Перегнувшись через господина, Инике берет палочку йута, отламывает кусочек и вкладывает ему в рот. Айарриу целует ее пальцы.