Текст книги "Далекие твердыни"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Они кончили по два раза, использовав рот и зад девицы. Маи в изысканных выражениях поблагодарил ее, и, в общем, поход был признан успешным, а бордель – заслуживающим высокой оценки благородных господ. Рэндо согласно смеялся и поддакивал, чувствуя себя все еще пьяным. Мысли ходили медленно, точно в какой-то воде.

Той же ночью ему снился сон.

Они с Маи были в той же комнате дорогого борделя, но без всяких девиц; и Маи обнимал его, улыбаясь пьяной, липкой, развратной улыбкой, и прижимался всем своим бледным худым телом, так что поднявшиеся их члены терлись друг о друга. Рэндо не знал, что можно делать еще, и во сне тоже этого не увидел. Для того чтобы излить семя, ему оказалось достаточно иллюзорных объятий и жесткого, надменного, насмешливого рта, приоткрывшегося рядом с его губами.

Проснувшись, он долго лежал, глядя в беленый потолок, с колотящимся сердцем, в поту. До сих пор он старался не думать о том, какую природу имеет его болезненная привязанность к Маи, но теперь уже невозможно было лгать себе. Накануне, овладевая проституткой, он не испытывал ни малейшего влечения к ее пухлым губам и бедрам, его член стоял, потому что он хотел Маи – товарища, брата-курсанта, друга.

И тогда Рэндо со всей суровостью юности принял решение: совершенно уничтожить свое уродливое сладострастие. Нет ничего благороднее дружбы, и дружеские чувства, которые он питает к Маи, никто не сможет осудить. Рэндо даже искусственно привил себе надежду, которой не верил и осуществления которой совершенно не желал: встретить женщину, которая пробудит в нем страсть, и соединить с нею судьбы.

Он был достаточно жесток к себе, чтобы первая часть его плана увенчалась успехом. Лишь изредка, когда он по какой-то причине терял всегдашнее спокойствие, подавленные стремления поднимались, как буря, но воля Рэндо Хараи, которая от таких упражнений приобрела твердость стали, легко смиряла их.

Потом был Восточный поход.

Там, где гремит боевая магия и льется кровь, трудно хранить спокойствие. В особенности если страна, покорно раскинувшаяся перед завоевателем, столь соблазнительна, столь богата искушениями. Свободные и просвещенные нравы Кестис Неггела на Тиккайнае или Аене казались аскетическими. Суровые воители Сияющего государя точно опьянели. Из родной, чистой и светлой, но холодной пустыни они угодили в самое сердце буйно цветущих джунглей. На пирах в Метеали евнухи на огромных блюдах вперемежку с кушаньями выносили обнаженных наложниц. Из наркотиков на островах предлагали не только траву для курения, но и смертельно опасный «йут», вырабатывавшийся из спорыньи. Вельможи островов охотились не на оленей и лис, а на драконов; особенно увлекательной была охота с прирученными драконами… Офицеры из дворянского сословия стремительно перенимали привычки местной знати.

Какое-то время Рэндо, за годы борьбы с собой привыкший презирать плотские страсти, не обращал большого внимания на местные нравы и не участвовал в буйных развлечениях сотоварищей. Но мысль о том, что островитяне сочли бы его предпочтения изящными и изысканными, несколько поколебала его былую решимость. Нет, Хараи не предпринимал никаких целенаправленных действий, хотя достало бы пары слов, чтобы уаррскому офицеру вместо девушки доставили одного – или десяток на выбор – из накрашенных большеглазых мальчиков, каковые нередко встречались во дворцах вельмож. Но эти создания были невольниками, приравненными к бессловесной скотине, а Рэндо слишком сроднился со своим аскетизмом, чтобы опуститься до утоления похоти с рабами.

Соблазнил его Ллиаллау.

…При штурме в Ниттае случился большой пожар – выгорела почти половина строений. Большой дом Кинаев в центре уцелел благодаря усилиям свитских магов вельможи. Островитяне не владели высшими магиями, Четвертой и Пятой, но управление огнем было по части Третьей. Дома знати возвышались среди сгоревшего города, как горы. Фельдмаршал Эрдрейари за мародерство карал беспощадно, поэтому ниттайская знать осталась и неограбленной к тому же: конфисковали только необходимое для армии и только под надзором командования. Землепашцы же Хетендераны быстро смекнули, что при грозных повелителях из заморья их жизнь будет послаще, чем при родных князьях: уаррцы резко снизили налоговое бремя. Все это имело свои последствия, вполне предсказуемые. Пришлецам с континента удалось избегнуть ожесточения местных, которое сделало бы укрепление на островах невозможным. «Мы пришли навсегда, – не уставал повторять командующий. – Это земля государя и подданные государя. Мы в Уарре, господа, не забывайте об этом».

Полковник Хараи, военный комендант города, явился в дом семьи Кинай гостем, а не захватчиком, и встретили его как гостя. Рэндо понимал, что каждое его движение и каждое слово будут подмечены и оценены; он потрудился обдумать линию поведения, решил сочетать большую осторожность с тщательно отмеренным доверием и был готов, как полагал, ко всему – но в конечном итоге ниттайский аристократ все-таки перехитрил уаррского офицера.

Впрочем, тот не остался в обиде.

Когда Ллиаллау предложил ему вымыться с дороги, Рэндо наивно предположил, что ниттайский вельможа хочет оценить, насколько уаррец зависит от схем заклинаний, которыми расписаны его лицо и руки. Он спокойно смыл краску и, плавая в бассейне, улыбался мыслям о том, к какому выводу придет маленький островитянин. Рэндо превосходно владел боевой магией – настолько, что не пользовался огнестрельным оружием. Он мог бы вовсе не расписывать лица, это просто успело войти у него в привычку, да и благородной суровости придавало…

Он не удивился, когда из-за ковровых занавесей выскользнули две хорошенькие девушки в незашнурованных верхних платьях-риятах на голое тело. Девушки принесли угощение, питье и бутыль ароматического масла для массажа. В последнем они оказались мастерицами. Рэндо с удовольствием расслабился в руках массажисток, но когда их действия приобрели иной смысл, спокойно отослал их.

Ллиаллау появился почти тотчас же. Рэндо поблагодарил его и уверил: он вовсе не оскорблен предложением, девушки превосходны – просто уаррский гость не любит пользоваться услугами рабынь.

– Это свойство благородного человека, – льстиво прошептал вельможа. – Но жалкий Кинай будет в отчаянии, если гость останется недоволен гостеприимством…

Рэндо открыл было рот, чтобы повторить вежливый отказ – и осекся.

Незашнурованный рият соскользнул с плеч Ллиаллау. Нижних одежд под ним не оказалось, кожа блестела от масла. Хозяин дома был одет точно так же, как его бессловесные служанки.

– Я вижу, вы пренебрегаете женской плотью… Разрешите мне счастье порадовать вас, господин Харай… вы благороднейший человек, и все влечения ваши исполнены благородства… не отказывайтесь от моих услуг, прошу вас, это для меня честь…

Договаривая, маленький вельможа уже сладко улыбался, опускаясь на колени: тело Рэндо ответило ему быстрее, чем сам Хараи сумел выговорить хоть слово. Уаррец был обнажен после купания, сыт, расслаблен, натерт маслом, от приятного запаха которого у него немного мутились мысли; он был завоевателем и господином; в теплой купальне он остался наедине с прекрасным юношей, горячо предлагавшим себя…

Дикий голод, который Рэндо долгие годы держал в узде, во тьме позади сознания, вырвался на свободу.

…проклятое масло бесовски скользило, и к тому же оказалось горьким на вкус. Уаррец стащил Ллиаллау в бассейн. Возможно, для Киная это и было не более чем оказанием почетной услуги, но Рэндо чувствовал себя околдованным. Алые волосы Ллиаллау, намокнув, потемнели, и тянулись в воде, как водоросли. Рэндо сжимал его в объятиях так, что хрустели кости, ниттаец задыхался, зеленоватые его глаза закатились. Навряд ли он ожидал такого напора, Рэндо самому не верилось, что он способен на подобную страсть. Голова у него кружилась, все звуки поглотил шум крови в ушах, и пожалуй, замышляй в ту ночь ниттаец его убийство, жизнь Хараи окончилась бы весьма бесславно.

К счастью, Ллау был слишком дальновиден для этого.

Много позже, разгадывая ход мыслей маленького вельможи, губернатор диву давался, сколько ясных расчетов и далеко идущих соображений в действительности было тогда в его медноволосой голове. Рэндо в те часы мало что понимал и ни о чем не думал; его любовник, стонавший под ним, казалось, в полузабытьи, думал за него.

Поначалу Ллау пытался использовать различные приемы любовной науки, чтобы распалить в уаррце желание, но быстро понял, что заморский исполин слишком голоден, и нуждается только в послушном теле. Потом, когда гость утолил первую похоть, хозяин стал понемногу учить его… Наверняка Уарра показалась ниттайцу страной варваров, когда он обнаружил, что ее сыны, могущественные, как боги, не умеют наслаждаться любовью.

Рэндо же очаровывался все больше и больше. Он был близок к тому, чтобы влюбиться – только из благодарности за доставленное удовольствие. Он не мог оторваться от Ллау: целовал его как сумасшедший, облизывал каждую выступающую косточку, каждую впадинку на теле. Кажется, больше десятка раз он достиг вершины наслаждения, и силы его не иссякали. Разумеется, он довел Ллау до совершенного изнеможения, и отпустить смог, только когда тот начал плакать от усталости и боли. Рэндо, растроганный и взволнованный, испугался, почувствовал за собой вину и немедленно начал вычерчивать на его теле схемы медицинских заклятий, намеренный избавить любовника от неприятных ощущений.

Ллиаллау был потрясен – прежде всего, собственным успехом. Он не ожидал, что уаррец станет беспокоиться и заботиться о случайном наложнике; если дела обстояли так, то будущее виделось куда светлее, чем прежде. Он испытал огромное облегчение, а вслед за тем – благодарность, настолько жаркую, что Рэндо удивился.

Он был необыкновенно счастлив, когда Ллиаллау успокоился, свернувшись у него на руках. Тихим голосом отдавая распоряжения, маленький вельможа дозволил уаррскому великану отнести себя в спальню, и там уснул, доверчиво прижавшись к его груди.

То, что на самом деле все это означало, Рэндо узнал лишь через несколько лет.

По законам архипелага Ллиаллау, сын от наложницы, не мог стать главой дома.

Массажистки, которых Рэндо принял за рабынь, были мать Ллиаллау, квартеронка, и его бабка, полуайлльу. Немудрено, что уаррец не заподозрил в них старших родственниц хозяина – обе женщины выглядели шестнадцатилетними. Они видели и услаждали на ложе куда больше поколений Кинаев, чем мог допустить ум, привыкший считать людскими сроками жизни. Беззащитные и бесправные пленницы, они были самым дорогим сокровищем дома Кинай – хотя уже прадед покойного вельможи-отца видел в них не красивых женщин для любви, но только лишь аптекарский препарат, который следовало принимать регулярно.

Близость бессмертных богов-айлльу, равно как и носителей их крови, способствует продлению жизни.

Глава дома Кинай, владелец чудесных женщин, оставался молодым вдвое дольше, чем полагала человеку природа. Поэтому ни в одной другой знатной семье островов не случалось таких изощренных интриг, таких ужасающих преступлений против кровных родственников, как среди Кинаев, имевших право наследования.

Смертной женщине понести от чистокровного айлльу не сложней, чем от смертного мужчины, но те, в чьих жилах текут обе крови, редко продолжают род. Некогда Кинаям повезло – тогда появилась на свет мать Ллиаллау. Когда, спустя столетие, зачала и она, вельможа бесконечно обрадовался, уверенный, что она родит третью фамильную наложницу-сокровище – но родился сын, ненужный и бесполезный. Два десятка лет Кинай Ллиаллау прожил в отцовском доме на странном и зыбком положении: не то человека, не то целебного снадобья. Дядья и братья косились на него с алчностью, их жены пытались соблазнить его покровительством и подарками. Впрочем, в жилах Ллиаллау крови Кинай было больше, чем крови айлльу: коварства и изворотливости ему было не занимать, и он сумел не стать ничьей жертвой.

Потом к Ниттаю подошли войска западного владыки. Отец и старшие сводные братья Ллиаллау погибли в боях. На Хетендеране все еще оставалось достаточно людей из рода Кинай, желавших возглавить дом, но в это время подали голос бессмертные наложницы, бесконечно утомленные своей судьбой.

– Благословенна моя мать, твоя бабка, раздвинувшая ноги с умом, – сказала полукровка квартеронке, поглаживая кончик острого уха. – Но мы заслуживаем чести, и мы получим ее, когда твой сын и мой внук станет господином Кинай.

Орудием для исполнения их планов должен был стать огромный уаррец, военный комендант Ниттая. Прежде всего его следовало окружить заботой и привязать к дому: средство для этого намеревались применить самое простое. Когда же искушенные наложницы поняли, что их тела не могут произвести на уаррца должного впечатления, то без малейшего колебания послали к нему самого Ллиаллау.

Рэндо несколько покоробило, когда он узнал, что Ллау, который в то время чуть ли не до слез боялся уаррцев, отправила к нему его собственная мать. И еще больше – то, что обе они, мать и бабка, пристальнейшим образом наблюдали за их совокуплением.

Но в ту пору он ничего этого не знал, был взволнован, восхищен, почти влюблен, и Ллиаллау, сам не ожидавший того, получил много больше, чем рассчитывал. Новая власть не только признала его главой дома Кинай, но и сделала богатейшим человеком на Хетендеране.

Приказ командующего резко сократил поступления налогов от землепашцев. Многие знатные семьи, жившие доходами от земель, вынуждены были вести теперь более чем скромную жизнь. Но в приказе ничего не говорилось о мануфактурах и ремесленных цехах. Полковник Хараи, военный комендант, не стал уточнять формулировки.

Почти все мануфактуры в городе принадлежали Кинаям.

Рэндо подумывал порой, что Ллиаллау мог бы совершенно очаровать его и прибрать к рукам. Культура подвластных народов в Кестис Неггеле всегда почиталась предметом ценным и достойным благоговейного изучения. Восточный Архипелаг жадным до знаний уаррцам казался драгоценной библиотекой: странные культы, древние традиции, сложнейшие языки, кристаллизовавшиеся в изысканной поэзии, жутковатые тайны, что были тайнами и для самих островитян… Кинай Ллиаллау некогда стал для Рэндо воплощением сказки Востока – и мог ею остаться.

Если бы не айлльу.

Чудеса, придуманные и созданные людьми, не могли сравниться с чудесами, сотворенными Арсет. Ллиаллау проиграл им – он был просто человек, пусть и на семь восьмых.

Тем не менее, у него, много лет пользовавшегося расположением Хараи, не было ни единой причины становиться врагом губернатора, тем более – покушаться на его жизнь.

«Высокий Харай – вот кто оборонит нас от Желтоглазого!»

…Трубка Рэндо погасла. Он вновь зажег ее.

Он стоял во тьме у своей коляски. Белые кони айлльу били копытами, грызли удила клыкастыми челюстями; сами айлльу, напротив, оставались молчаливы и бесстрастны. Господин Кинай прошел мимо, задев Рэндо шитым рукавом, поднялся на сиденье.

«Они боятся его больше, чем суда. Больше, чем богов, – размышлял губернатор, чувствуя, как где-то вдалеке, точно море, плещется отчаяние. – Это ужасный, животный страх, который заставляет идти против разума. У Ллиаллау нет причин желать моей смерти. Но у него – кровь небесная, какие у него могут быть причины?!»

…Желтоглазый.

Маи Ундори.

* * *

– Они называют его Желтоглазым, – медленно говорит Ирмерит. – Они считают его богом. Злым богом. Его настоящее имя запрещено произносить. Так часто бывает в темных культах.

– Это отвратительно и нелепо, – бросает Рэндо несколько резче, чем собирался. Ему хочется закурить, но Сестра не любит табачного дыма.

Шаги их становятся все медленней; наконец, губернатор и священница останавливаются под сенью огромной ивы. С высокого обрыва ее ветки серебристыми занавесями падают вниз, к воде. Река тихо журчит, в темной воде тянутся лохматые пряди водорослей, у берега плещется рыбья молодь. Прозрачная тень веет прохладой, а над головой, за куполом ветвей, глубокое лазурное небо исполнено света.

– А вы – добрый бог, Рэндо.

– Как давно вы об этом знаете, Сестра? – суховато говорит он.

– О чем? – недоуменно спрашивает священница.

– Об этом глупом культе.

– Рэндо! – Ирмерит изумленно качает головой. – Помилуйте, с тех пор как вы объявили нас хранителями Ллана, это было очевидно.

– Что? – настал черед Рэндо удивляться. – Но при чем здесь Маи?

– Я о вас, Рэндо. Я не сомневалась, что вас сочтут добрым богом, – Ирмерит улыбается. – Как же я перепугалась тогда…

Губернатор отвечает сдержанной улыбкой.

– Я не могла и предположить, что Тайс окажется… таким любезным господином, – продолжает священница. – Кстати, он здесь?

– Они оба со мной. Я велел им ждать у коляски.

Ирмерит смеется.

– Вы всюду берете с собой свиту, Рэндо.

– Я боюсь, – отвечает он и поясняет в ответ на удивленный взгляд, – да не за себя, Ирме. Их опасно предоставлять самим себе. Да, уаррцы внушают им определенное уважение. Но вокруг полно местных жителей. Айлльу привыкли ими помыкать и не ставят их жизни ни во грош.

Ирмерит отводит взгляд, смотрит на реку.

– Я слышала, полковник Ундори вернулся из экспедиции, – говорит она.

– Да. На этот раз затея увенчалась успехом.

Средняя Сестра искоса взглядывает на губернатора: при всем желании в его словах нельзя услыхать радости за друга.

– Он нашел Золотой город?

– Да.

Ирмерит опускает голову.

Рэндо молчит.

Полковник Ундори, знаменитый исследователь, путешественник и маг, наверняка сделал множество потрясающих открытий, привез множество удивительных вещей, и губернатор прекрасно осведомлен обо всем – но Ирмерит понимает, что сегодня не услышит от него занятных рассказов. Священница тихо вздыхает. Ее удручает отнюдь не оставшееся неудовлетворенным любопытство: она помнит, какой крепкой была дружба этих двоих, и вот…

– Вы были в размолвке с тех пор, как полковник вернулся из предыдущего путешествия. Вы, – Ирмерит мнется, но все же договаривает: – так и не помирились?

– Полковник нанес мне визит, – сухо отвечает Рэндо. – Наши разногласия только углубились. Но я не теряю надежды, что разница убеждений не помешает нам остаться друзьями.

– Вы не расскажете мне больше? – негромко спрашивает Ирмерит, уже зная ответ.

– Простите, Ирме. Позвольте не вдаваться в подробности, мне неприятно вспоминать, да и суть инцидента… не для дамского слуха.

– Хорошо, – кивает она. – Но вы пришли за советом.

– Да. Я хочу услышать ваше мнение, как богослова.

– Вот как? – изумляется Наставляющая Сестра и смеется: – Давненько я не исполняла своей первейшей обязанности – наставлять верующих!

Рэндо коротко усмехается в ответ.

– Откровенно говоря, мне нужно мнение юриста. Достаточно полное и авторитетное, чтобы приступить к составлению законопроекта – срочно приступить. Но так уж вышло, что все судебные прецеденты, все законы, в которых говорится об интересующем меня предмете, находятся в ведении богословия…

– И изложены в Легендариуме, – заканчивает за него Ирмерит.

– Да.

Ирмерит закрывает глаза.

– С первой по двадцать третью песнь, – размеренно произносит она, – в самой древней своей части Легендариум содержит упоминания о первосотворенной расе. Рескидди называли их демонами, хотя сами сознавали, что это не так. Но родичи айлльу, жившие тогда на Древнем Юге, были для них слишком большой опасностью… во всяком случае, до того, как истинные люди освоили Четвертую магию.

– Это я знаю, – говорит Рэндо и вздыхает с видом почти несчастным. – Прочитать Легендариум просто. А вот понять его…

– Что же там непонятного? – лукаво спрашивает священница.

– С точки зрения арсеита, Ирме, айлльу – кто они?

Наставляющая Сестра склоняет голову к плечу, скрещивает руки под грудью. Ожидая ответа, губернатор смотрит на нее, как дитя на мудрую мать – благоговейно, готовый принять в сердце каждое ее слово.

Ирмерит, едва приметно улыбаясь, качает головой.

– «Обретя силу и волю, Арсет пожелала создать прекрасное», – размеренно начинает она декламировать Первую песнь Легендариума с середины. – «И она создала человека. Но, поскольку Арсет не была сама и нуждалась в ином, она создала человека из песка, солнца и золота…»

Рэндо смиренно слушает.

Ирмерит немного возвышает голос; пусть она не так часто читает проповеди, как ее сестры в приходах Уарры, но в мастерстве ей не откажешь – от звука голоса священницы мурашки бегут по телу.

– «Юная и неистовая, она обладала силой и надо всем ставила красоту. Потому родились от ее воли существа красивые и вечноюные, могучие, надменные и жестокие. То были не люди; и Арсет заплакала…»

Рэндо ждет продолжения речи, подавшись вперед, точно восторженный мальчик; Ирмерит улыбается открыто и внезапно говорит совершенно другим голосом:

– Рескидди освоили Четвертую магию примерно пять тысяч лет назад. После этого демоны уже не были соперниками людям. Частично их истребили, частично – ассимилировали. Упоминания о них в Легендариуме встречаются все реже и реже, постепенно сходя на нет. Говорят только, что примесь демонической крови дает человеку силу, красоту, долгую молодость… необычайную гордыню, жестокость, гневливость, распутство, неспособность любить и слабость в вере.

– Звучит… любопытно.

– И светлые волосы, – сощурившись, добавляет Ирмерит. – Среди древнейших рескидди часто встречались темноволосые, но в определенный момент истории иметь детей от демона стало… ну, не то чтобы модно…

Губернатор разражается хохотом и Сестра охотно присоединяется к нему.

– Это при таком-то наборе достоинств? – неверяще спрашивает Рэндо.

– Именно! – восклицает Ирмерит. – В эпоху завоевательных войн демоническая ярость и отвага казались как нельзя кстати. А что до веры… у нее были свои воины. Но все же, какого ответа вы от меня ждете, Рэндо? Комментариев ко всему этому немного, матерей церкви интересовали другие вопросы. Что до трактовки, то она может быть двоякой. Арсет творила людей. Первая ее попытка закончилась неудачей, но, тем не менее, генетически люди и айлльу совместимы. Все зависит от того, на какой части этой фразы ставить акцент. Если мы решим, что замысел Создательницы важнее результата, то юридически айлльу следует приравнять к людям. Если же наоборот…

И она разводит руками.

– Опять свободный выбор? – тоскливо спрашивает Рэндо. – Ирме, а я так надеялся, что вы подскажете мне решение.

– Я – Наставляющая Сестра, – говорит Ирмерит с улыбкой, – я – подскажу…

Ее слова прерывает странный звук, доносящийся из сплетения ветвей.

Он похож на удар, глухой удар во что-то мягкое. За ним следует приглушенный вскрик.

Ирмерит вздрагивает, тревожно оборачиваясь.

Ветви хрустят под чьей-то ногой, и вскрик доносится снова, полный страха и боли, полузадушенный.

– Рэндо… – тревожно шепчет Средняя Сестра.

Тот сдвигает брови. Все мышцы в его теле напрягаются, по спине пробегают мурашки, волосы встают дыбом. В единый миг Рэндо Хараи перестает быть губернатором и вновь становится опытным офицером.

…на правой руке – боевая магия, на левой – высокая. Вычерчивая схемы заклятий, Рэндо мягко оттесняет перепуганную женщину к реке, собой загораживает ее от густолиственных деревьев аллеи, среди которых таится опасность. Дрожащие пальцы Ирмерит касаются его рукава.

– Что это?

– Пока не знаю, – спокойно отвечает он, готовый сжечь зеленую колышущуюся завесу. – Не бойтесь, Ирме. Я сумею вас защитить.

– Рэндо…

…Но готовые заклинания пропадают впустую. Стряхивая незамкнутые схемы с рук, губернатор почти рычит от ярости:

– Как давно ты за нами следишь?!

Ирмерит позади тихо ахает.

Ветви качаются, дерево надрывно скрипит, и наземь перед двумя уаррцами спрыгивает серебряный айлльу.

В когтях Аяри, точно овца, ставшая добычей ирбиса, безвольно болтается человек; по зеленой узкой одежде жертвы, явно предназначенной для того, чтобы скрываться среди листвы, расплываются бурые пятна крови.

Туземец.

– Я следил за ними, – без выражения говорит айлльу.

И швыряет на песок перед губернатором сломанный лук вместе с его злосчастным владельцем. Рэндо смаргивает, щурится, различая магическую ауру; оружие выглядит жалко, но тот, кто изготовил этот лук, несомненно, предназначал его для убийства уаррца.

Возможно, для убийства губернатора Хараи.

Островитяне так и не освоили Четвертую магию. Труд неведомого мага оказался бы бесполезен, даже снабженная заклятием стрела не пробила бы защитные схемы Рэндо, но само ее существование…

Впрочем, на деле непокорство айлльу куда опаснее для губернатора, чем неумелые покушения на его жизнь. Слух о том, что Хозяин Богов в действительности над ними не властен, принесет больше вреда, чем полдюжины подобных убийц.

Поэтому Рэндо зол.

Аяри не понимает, отчего господин в таком гневе; несчастный туземец скорчился на песке у ног серебряного демона, он тихо стонет – кажется, Аяри сломал ему несколько костей… и вид у айлльу совершенно как у кота, добывшего мышь. Рэндо думает, что его спокойствие порождено бесовским упрямством, а то, в свою очередь, коренится в бездонной гордыне. Маи сумел заставить айлльу бояться себя, но тигр не перестает быть хищником оттого, что подчиняется дрессировщику…

– Их здесь несколько, – говорит Аяри. – Допроси этого. Я убью остальных.

У Рэндо мутится взгляд. Он впивается ногтями в ладони. Губы искривляет усмешка: «Гневливость, Ирме? Из нас двоих, похоже, гневливостью больше страдаю я».

– Стоять, – сквозь зубы цедит он.

– Они разбегутся.

– Это приказ.

Бледные ноздри чуть расширяются.

– Я хочу сохранить твою жизнь.

– Спасибо. Я займусь этим сам.

– Два дня назад был Кинай, – терпеливо, точно пытаясь достучаться до его разума, повторяет Аяри. – Теперь эти. Их всех надо убить.

– Ты хочешь решать за меня, Аяри?

Некоторое время айлльу молчит, и Рэндо недобро усмехается: выглядит это так, будто демон всерьез обдумывает ответ.

– Этот преступник в твоей воле, – наконец, говорит Аяри, и преспокойно поворачивается, собираясь уйти.

– Я велел тебе стоять.

Айлльу останавливается и смотрит на господина через плечо; лицо его исполнено такого высокомерия, что Ирмерит за спиной Рэндо тихо хихикает:

– «Гордыня твоя больше, нежели у царицы Ликрит», – цитирует она еще одну фразу Легендариума; эти слова великая первосвященница Данирут сказала родичу Аяри, жившему в окрестностях Рескидды пять тысячелетий назад.

Удивительным образом звук голоса Ирмерит успокаивает губернатора, готового уже сорваться. Рэндо проводит по лицу ладонью.

– Возвращайся к коляске, – равнодушно говорит он, – и жди меня. Неделя на цепи.

Айлльу, выслушав его, неопределенно поводит головой и удаляется, почти величественный в своем спокойствии. «Почему я не послушал Тайса… – думает Рэндо, провожая его взглядом. – Он же меня предупреждал… Этот горделивец боится только Маи, но я не хочу отдавать его Маи, и все мои угрозы – действительно пустой звук. Немудрено, что он мне не подчиняется. Но это не может так продолжаться…»

– Все же поразительно, – говорит Ирмерит, прерывая ток его мыслей, – своими глазами видеть то, о чем говорят древнейшие песни Легендариума… живую сказку.

Рэндо подыскивает ответ, но Средняя Сестра не ждет его: скользнув мимо губернатора, она склоняется над неудачливым убийцей, который по-прежнему лежит на земле, сжавшись в комок:

– Как тебя зовут? Где у тебя болит?

Губернатор невольно улыбается; тепло дружеской любви согревает его грудь. «Ирмерит, – думает он со светлой горечью, – лучшая из женщин, если бы я мог составить ваше счастье, сказать вам «ты»! как несправедливо, что вы одиноки. Ваша любовь отдана недостойному человеку. Слишком часто любовь достается недостойным».

* * *

В большом пиршественном зале было тесно, дымно и шумно; перепуганный хозяин усадьбы давно скрылся, отгородившись от уаррцев покорностью своих слуг. О нем, впрочем, давно забыли. Грозный господин Хетендераны, генерал-лейтенант князь Нийяри был взволнован едва ли не больше безымянного вельможи: командующий войсками, фельдмаршал Эрдрейари, прибыл в его ставку.

Об инспекции речи не шло. Удостоверившись, что Метеаль приняла наместника, цесаревича Неи, командующий просто возвращался в Кестис Неггел и по пути наведывался в гости к подчиненным. Но генерал-лейтенант хорошо понимал, что ласково прищуренные глаза Эрдрейари замечают каждую мелочь, и не стоит обманываться его кажущимся благодушием.

Впрочем, полководец, кажется, был доволен положением дел в провинции. Отобедав, он остался в усадьбе, и вот уже несколько часов обстановка донельзя напоминала собрание в офицерском клубе.

Сторожко лег поперек земель, поперек морей

Бесценный, грузный, окованный сталью зверь.

Мышцы его – полки, воля – хребет.

Подобную мощь нечасто видывал свет.

Рэндо сидел в стороне от главного стола, в уютном кресле, и курил трубку, с любопытством поглядывая на легендарного полководца-поэта. Эрдрейари никогда не читал стихов вслух, но таинственным образом сложенные им строки немедля становились известны всем. По ним иной раз можно было предсказать будущие события. Полгода назад, когда войска собирались форсировать пролив, отделявший Аен от Яннии, в списках и изустно уаррцев облетело стихотворение: «Разносится эхо собачьего черного воя от горя земного до пристани горькой Луны», и кто-то сказал: «Если Эрдрейари начал оплакивать павших, значит, он уже победил». На следующее утро Янния сложила оружие без боя…

– Майор Хараи!

Рэндо обернулся на звук знакомого насмешливого голоса. К нему, мало не пританцовывая, шел Маи с бокалом вина.

– Что за вечер! – сказал он, развалившись в соседнем кресле. – Словно дома. Кажется, выйдешь подышать – и окажешься на берегу Яневы.

– Мы столько раз слышали, что мы в Уарре, – улыбнулся Рэндо. – Немудрено, что в конце концов мы действительно оказались здесь дома.

– Родители мне пишут, – с легкой досадой сказал Маи, – умоляют съездить на побывку. У меня родился племянник.

– Поздравляю. Ты поедешь?

– Ха! Если бы верховный маг выделил для меня время и написал разрыв пространства, – Ундори закатил глаза, – я бы не отказался сходить в Мерену пешком. Но тратить полгода ради того, чтобы нанести визиты родне – помилуй! Сейчас все решается здесь. Можно взлететь на самый верх, если не щелкать клювом.

Рэндо улыбнулся. Среди близкой родни Маи не было офицеров. В доме Хараи погоны носили почти все, даже мать Рэндо имела чин. Старшим Хараи невероятной показалась бы мысль, что можно отложить службу государю ради нескольких светских визитов.

– Одно только плохо, – продолжал Маи, сползая вперед и закладывая ногу на ногу. – Нет дам.

– Это верно! – внезапно подтвердил, перегнувшись через спинку стула, капитан Дори. – Вся душа истомилась. Без дам нет жизни, верно я говорю, господа?