Текст книги "Далекие твердыни"
Автор книги: Ольга Онойко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Шнур на рияте был завязан так, чтобы распустить его одним движением. Когда Рэндо опустил демона на постель, Аяри немедля выскользнул из одежды и устроился поверх, всем видом изображая послушание и готовность служить.
Человек взглянул на него растерянно.
– Зачем же ты… – проговорил он.
Нижних одежд под риятом не было: ожидая господина, Айарриу оделся так, как подобает наложнику.
– Не надо, – сказал Рэндо. – Не надо строить из себя раба. Я этого не люблю.
Аяри почти испугался, не зная, что ответить или сделать в ответ. Но Харай просто обнял его, прихватив губами его ухо, и уложил на спину, правой рукой лаская его член, а левой – расстегивая свои глупые уаррские пуговицы.
Все вышло совсем не так, как предсказывал Тайс, желая ему унижений. Рэндо не знал – или не хотел знать – правил, которые следовало соблюдать при совокуплении с нижестоящим в иерархии; откровенно говоря, Айарриу был этому рад. Ему не пришлось делать того, что он не хотел. Харай не ставил его на колени перед собой, не отдавал распоряжений и не ждал от него искусных услуг, каковые должны уметь оказывать наложники. Наоборот, он сам принялся ласкать его, без ухищрений, но так нежно, что Аяри растаял, как сладости под солнцем.
– Ты первый, кому я отдаюсь, – наконец, выговорил он; неловко было сознаваться, что он до такой степени неопытен, но Харай заслуживал честности… Людей иногда действительно невозможно было понять. Рэндо понравились и его неуверенность и волнение, и то, что он не мог их скрыть. Харай растрогался и стал еще ласковее.
Айлльу чувствовал себя странно.
Тех людей, с которыми он соединялся до сих пор, по нескольку часов готовили в купальне, чтобы они были приятны. Они находились в расцвете молодости, были необыкновенно красивы для своей расы и безупречно послушны. А сейчас сам Айарриу должен был думать о том, чтобы оказаться приятным для человека – далеко не юного, не красивого и уж подавно не намеренного исполнять его прихоти. Тело его действительно не отличалось изяществом, оно было ширококостным, тяжелым и грубым. Руки и ноги, грудь и живот покрывала жесткая шерсть. Но на ощупь эта же шерсть оказалась вовсе не такой неприятной, она возбуждающе щекотала гладкую кожу айлльу, и Айарриу терся о человека, как кот.
Рэндо взял его осторожно и ласково, больше думая о нем, чем о своем удовольствии. Айарриу лежал на боку, закрыв глаза, сосредоточившись на том, что чувствовали его плоть и сердце. Рэндо обнимал его сзади, целуя ухо и шею. Айлльу, пожалуй, нарушал его приказ – не думать, будто он раб для удовольствий, – но обычаи слишком глубоко укоренились в его душе, и к тому же, предписанные мысли на самом деле были приятны. Думать о радости, с которой принимаешь господина, о своем теле, ставшем средством наслаждения, о любви и преданности господину, которые являются смыслом его действий, и о естественности послушания. Это возбуждало так же сильно, как в то время, когда эле Хетендерана находился с другой стороны. Айлльу, способным чуять чувства, необходимо было, чтобы мысли рабов не входили в противоречие с остальным. Правильно воспитанных рабов высоко ценили…
Харай перевернул Айарриу на спину и горячо, благодарно поцеловал в губы. Демон застонал, выгибаясь, обхватил его руками и ногами, прижал к себе. «Ему было хорошо со мной», – подумал Рэндо с облегчением; после признания Аяри внезапно возникшая ответственность, хоть и была приятна, изрядно попортила ему кровь. Теперь серебряный айлльу лежал у него в объятиях, не открывая глаз, благоухающий сладостью, послушный; даже не верилось, что это впрямь тот самый Аяри, гордец и упрямец.
Рэндо, конечно, предполагал, что с ним будет иначе, чем с Тайсом; так и вышло. Тайс любил говорить что-нибудь во время ласк, шептать нежности или непристойности, – Аяри молчал. Тайс смотрел в глаза – Аяри жмурился, словно боялся взглянуть. Губы Тайса были горячими и требовательными, Аяри – нежными и прохладными… Но главное, то, что изумило Рэндо и заставило его задуматься, заключалось отнюдь не в этом.
Кинай Ллиаллау соблазнил уаррца; медноволосый вельможа неизменно уверял, что он всего лишь слуга, осчастливленный господским вниманием, но в действительности Рэндо внимал ему как наставнику и исполнял его желания. Что до Тайса, то айлльу просто пришел и взял своего незадачливого победителя как трофей. Тайс умел доставлять удовольствие, но до самозабвения никогда не доходил. Несмотря на то, что Аяри также предложился первый, Рэндо, обнимая его, впервые чувствовал себя хозяином. Это было странно и сладко.
– Бесы бы подрали этого верзилу с его чувствительной душой, – проворчал Тайс, когда проснулся в кресле Харая и, не без труда стряхнув остатки дремоты, понял, что случилось. – Лишить меня такого удовольствия! После всего, что я для него сделал.
Впрочем, оставлять Айарриу наедине с господином больше, чем на один раз, Эн-Тайсу решительно не собирался.
Ему пришлось прождать три дня: новоназначенного наместника захватили дела, и возвращался из присутствия он заполночь, куда как далекий от мыслей о радостях плоти. Впрочем, разобравшись с отчетностью и отправив две дюжины чиновников из-под надзора «теней» под суд, Рэндо пришел в злорадное настроение, как нельзя более подходящее для тайсовых целей.
Справедливо опасаясь очередного заклятия, рыжий демон не стал ничего говорить; он просто затаился и, когда пришло время, хорем проскользнул в господскую спальню.
Картина, открывшаяся его глазам, была прекрасна.
Аяри, обнаженный, сидел верхом на коленях Рэндо, откинувшись спиной ему на грудь. Рэндо щекотал ему уши, заставляя жмуриться, но открыл глаза айлльу все же первым, когда ноздрей его достиг запах недруга. Выражение его лица доставило Тайсу наслаждение, не сравнимое ни с чем. «А что будет дальше! – мысленно пообещал тиккайнаец, глядя Айарриу в глаза и медленно расшнуровывая одежду. – Мы славно повеселимся, Арри-сахарок. Я решительно обязан убедиться, что ты и впрямь такой сладкий, каким кажешься».
– Тайс, – недовольно сказал Рэндо; он не слышал шагов айлльу, но Аяри напрягся в его руках и прекратил двигаться, вынудив господина обеспокоиться, – уйди вон.
– Зачем? – нежно спросил тот, опускаясь на четвереньки. – Разве я мешаю?
Аяри, скривившись, попытался отстраниться от человека, но тот перехватил его поплотней; это пришлось Тайсу по вкусу.
– Что тебе нужно? – проворчал Рэндо, но неудовольствия в его словах не слышалось: вид обнаженного Тайса, который, изображая собою тигра, неторопливо, с многообещающей усмешкой подбирался к любовникам, производил вполне ожидаемое действие.
Тайс сел посреди ковра и скорчил гримаску.
– Ты, – ответил рыжий демон. – И он. Вы двое.
– Здесь и без тебя хорошо, – сказал Аяри; когти его нервно впились в руку Харая.
– А со мной будет еще лучше… Арри-сахарок. Разве тебе не хочется вспомнить наши развлечения в Золотом городе?
На лице Айарриу явственно выразилось, что не хочется.
– Вы, хитрые бесы, скрыли от меня еще что-то? – осведомился Рэндо. – Что на этот раз?
– Ничего особенного, – усмехнулся Тайс, наблюдая за белокурым принцем; тиккайнаец и прежде забавлялся, обещая рассказать Рэндо о некоторых привычках Айарриу, но тот совершенно не ждал, что Тайс изберет для этого такое время и обстоятельства. – Мы просто… давно знаем друг друга.
Он подобрался еще ближе. Аяри молчал, глядя на него с безнадежной ненавистью. «Выбирай», – взглядом предложил Эн-Тайсу. «Ублюдок», – взглядом же ответил эле Хетендерана.
А потом внезапно расслабился и откинул голову на плечо Хараю.
– Рэндо, – прошептал он, – если хочешь, эндРэнд
возьми… нас обоих.
– Аяри скромничает, – насмешливо сказал Тайс, получив в награду еще один злобный взгляд. – Он имел в виду, что мы оба тебя хотим.
Рэндо ухмылялся – с предвкушением, почти азартно. Тайс мысленно превознес собственную мудрость: взмолись в эту минуту Айарриу, чтобы Тайса отослали подальше, Харай бы послушно рассердился на рыжего демона, но Айарриу соглашался – потому что сильнейшее свое оружие Эн-Тайсу пустил в ход вовремя. А сколько было искушений сделать это ради развлечения или мимолетной выгоды!..
– Мне придется потрудиться, – сощурился человек.
– Конечно, – мгновенно ответил Тайс. – Зато в кабинете, за бумагами, отдохнешь.
Рэндо рассмеялся.
– Ты невероятный наглец, – сказал он.
– И бесстыдник! – радостно согласился Эн-Тайсу.
Айарриу закусил губу.
Он находился в самой удобной – и самой унизительной из возможных поз; Харай, не иначе, решил, что они с Эн-Тайсу были любовниками, и пощады ждать не приходилось… Аяри не мог отстраниться, уаррец подставлял его Тайсу, открытого до предела, покорного и беспомощного. Тиккайнаец, сидевший перед ними на подогнутых коленях, разумеется, не отказал себе в удовольствии немедля приняться за самые уязвимые части тела Айарриу; взяв в рот его член, он слегка сжимал его зубами, следя за реакцией. Сначала эле Хетендерана полагал, что это закончится, когда Рэндо получит удовлетворение, и не должно продлиться долго, потому что человек уже слишком возбужден. Но уаррец, казалось, вовсе не собирался тратить свое семя попусту. Он только улыбался, вполне довольный происходящим, словно его тело беспрекословно исполняло все прихоти воображения… так оно и было. Харай, к несчастью, отменно владел магией и знал не один десяток заклятий, предназначенных исключительно для альковных радостей. Рэндо целовал Аяри за ухом и придерживал его запястья, в прочем оставаясь совершенно спокойным, точно не на его твердой плоти айлльу извивался, как пронзенная стрелой змея. Только учащенное дыхание говорило о том, что он предается любовному акту.
…ублюдок эле Тиккайнай действительно был бесовски искусен, действия его выдавали большой опыт. Он три раза препятствовал пролитию семени, сжимая головку члена Аяри. Вдвоем с Рэндо они довели Аяри до судорог и беззвучных рыданий; когда Тайс поднялся и шепнул ему, точно смилостивившись: «Проси», – Айарриу почти выкрикнул то, что от него желали услышать.
Отпущенный, наконец, он сполз на пол; в глазах потемнело. Мерзостный Эн-Тайсу со своими играми не дал ему получить настоящее удовольствие от секса с Рэндо. В прошлый раз – в первый раз – Аяри мешала боль, но, достигнув вершины удовольствия, он почувствовал блаженное умиротворение. Он даже уснул на плече у Рэндо, несмотря на то, что прежде не любил делить ложе сна – даже и с теми, с кем делил ложе любви. Сейчас он чувствовал только опустошение.
Лежа на ковре, обессиленный, с болью во всем теле, Аяри смотрел, как на развороченной постели Тайс страстно, со стонами и вздохами, точно напоказ – без сомнения, напоказ – отдается Рэндо, и желал тиккайнайцу смерти.
Фантазия Эн-Тайсу на этом не иссякла. Неделю спустя он наведался в веселый квартал и вернулся с набором диких и изысканных игрушек. Искусственный орган, вырезанный из голубоватой драконовой кости и украшенный опалами у основания, шарики на цепочке, кольцо, способное сужаться и расширяться… при виде всего этого у Айарриу сделался такой затравленный взгляд, что Эн-Тайсу не удержался от злорадной ухмылки.
И Рэндо это заметил.
Не мог он не понять также и того, что в действительности чувствует Аяри, безропотно соглашаясь на иные опыты с его телом; маг легко читал движения ауры. Это не пришлось ему по вкусу; утром, отослав тиккайнайца по какой-то надобности, Харай спросил:
– Аяри, почему ты слушаешься Тайса?
Принц вздрогнул.
– Я слушаюсь тебя, – ответил он в некотором замешательстве.
Рэндо вздохнул.
– Тогда я велю тебе не делать того, что тебе неприятно. Полагаю, тебе хотелось бы отплатить Тайсу его же монетой?
Следующим вечером рыжий демон услышал от господина улыбчиво-ласковое и непреклонное: «Тайс, ложись и закрывай глаза…» Айарриу лежал на краю постели и, подперев голову рукой, с нежной усмешкой смотрел на тиккайнайца. Тот болезненно напрягся; губы Эн-Тайсу дрогнули, едва не разойдясь в оскале, но он успел овладеть собой.
При всей своей хитрости Тайс кое-что упустил из виду. Он получал неописуемое удовольствие, забавляясь с покорным, на все согласным Айарриу, и не подумал, что Хараю может надоесть такой расклад. А того, чтобы меняться местами с эле Хетендераной, Тайс не мог и вообразить. Он пять веков просыпался среди ночи с криком: в кошмарах снова и снова повторялось их единственное совокупление. Только рядом с Рэндо мучения прекратились. Тайс любил его еще и за это.
«Рассказать ему? – промелькнуло в голове у Тайса. – Но тогда он поймет, что я шантажировал Айарриу. К тому же теперь этот ублюдок шелковый. Он умудрился все-таки спасти Рэндо жизнь, пусть и случайно. С Рэндо станется и простить его за то, что случилось пятьсот лет назад… а я останусь в проигрыше. Бесы бы побрали все и вся…»
Пока эле Тиккайнай размышлял, Айарриу гибко перетек ближе и коснулся губами его щеки. Тайс дернулся. Приходилось улыбаться, потому что Харай смотрел.
– Чего ты так боишься, Эн-Тайсу? – едва слышно прошептал Айарриу, опускаясь на него сверху. – Я имею тебя на глазах у Рэндо и по его приказу. Я не сделаю тебе больно.
«Я сам этого добился, – мрачно подумал Тайс, смыкая веки. – Я взял слишком много, часть придется вернуть».
По крайней мере – следовало отдать ему должное – Айарриу не стал целовать его в губы. Он вылизал Эн-Тайсу шею и, не торопясь, спустился ниже; ни зубами, ни когтями он не пользовался, хотя мог бы. Тайс даже без особого труда сумел расслабиться, впуская его в себя. Тиккайнаец собрался было съехидничать в том смысле, что после достоинства Рэндо он принца и не чувствует, но в это время Аяри вздрогнул и замер, открыв рот, глаза его расширились: донельзя возбужденный зрелищем ласк двух айлльу, уаррец решил к ним присоединиться.
…Много позже, уже в Метеали, они нарочно дразнили его: ждали, устроившись в его постели едва не в обнимку, а заслышав в коридоре шаги, действительно начинали ласкать друг друга; реакция человека на это зрелище была такой, что оно того стоило. О полном согласии речи не шло (разве только для Рэндо); до того, как установилось подобное вооруженное перемирие, Тайсу довелось пережить много неприятных минут.
Он знал, конечно, что ему придется поладить с Айарриу, на это и рассчитывал – но представлял себе немного иначе. Рэндо не делал между ними различий. Когда-то Тайсу нравилось воображать, что эле Хетендерана будет чувствовать себя униженным, ложась под человека. Но окажись это в самом деле так, Рэндо не притронулся бы к нему. Он полагал отвратительным и недостойным унижать кого-либо, тем более – наслаждаться этим.
Мало-помалу Тайс начал подозревать, что Харай и вовсе предпочитает его недруга. Рэндо нравилось целовать Айарриу в губы, и если они решали предаться этому занятию, Тайсу оставалось только завистливо смотреть; мешать себе человек не позволял. Прежде, когда Рэндо посылал Тайса по делам, рыжий айлльу со смехом говорил Аяри, что от него нет никакой пользы, теперь же… теперь, пожалуй, он и в самом деле начинал ревновать. «Какого беса? – изумлялся Тайс. – Что он нашел в этой безмозглой твари? Он же игрушка, красивая кукла, и ничем большим не способен быть. Кажется, кто-то заигрывается. О Земля и Небо, Айарриу эле Хетендерана – игрушка человека. Я этого добился. Если бы пятьсот лет назад я знал, что так будет, мне не нужно было бы другой мести. Но сейчас мне это совсем не нравится».
Он едва не начал искать пути избавиться от Аяри, столь же изысканно-окольные, как те, что привели его в постель Харая; но Аяри, хотя и получал большое удовольствие от недоумения и злобы Тайса, за прошедшие века достаточно поумнел, чтобы не укреплять в нем решимость. Играть с Тайсом Аяри не хотел; у него не было шанса выиграть.
– Ты дурак, Эн-Тайсу, – сказал принц, – наглый дурак. От этого все твои беды. Мне бы стоило солгать, но от правды выйдет больше толку. Перестань решать за Рэндо. Ты ведешь себя так, будто настоящий господин ты, а ему дозволяешь обманываться ради шутки. Думаешь, он этого не понимает? Когда ты не подчиняешься, ты не делаешь лучше. Ты просто не подчиняешься.
У Эн-Тайсу дернулось веко, но он ничего не сказал. Не иначе как наблюдая его пример, Айарриу научился использовать правду как оружие. Его слова можно было бы счесть издевкой, будь они сказаны без причины, но эле Хетендерана, говоря это, седлал коня, он собирался ехать в дом матери, а оттуда – в Золотой город… Принцесса Айелеке с частью придворных решила вернуться домой, и Харай дозволил брату сопровождать ее. Айарриу уезжал на несколько месяцев. Он словно советовал Эн-Тайсу обдумать свое поведение и давал шанс вернуть потерянное.
«Ублюдок», – мысленно сказал эле Тиккайнай и ушел; но ни слова не забыл.
После того, как Аяри вернулся, склок между ними более не случалось. Потому что на следующий день Рэндо спросил:
– Тайс, что ты скажешь, если я тебя отошлю?
Рыжий айлльу вопросительно на него воззрился.
– Навсегда, – уточнил человек.
Тайс моргнул. Наместник с утра ходил смурной, раздумывая о чем-то; чувства его для Тайса были ясны, но мысли оставались непроглядной бездной. «Что он хочет сказать? – Тайс весь подобрался от внезапной тревоги. – И что хочет услышать?»
– Если ты меня отошлешь, я уже ничего не смогу тебе сказать, – с наигранным легкомыслием ответил демон. – Разве что написать письмо.
– Я не шучу, – печально сказал Хараи и стал набивать трубку. – Я разрешил Аяри уехать. Я отправлю ему вслед письмо с приказом остаться в Золотом городе. Ему там самое место.
«Это хорошая мысль, – подумал Тайс, – но мне очень не нравится тон, которым она высказана. Рэндо, я боюсь».
– Я собираюсь отослать и тебя. Вероятно, лучше будет сделать это на Тиккайнае, – закончил Хараи и поднял взгляд.
Тайс незаметно прикусил губу. Сами собой прыгнули на язык дерзкие слова: что он и не подумает повиноваться, что Харай не сможет от него избавиться, да и туго придется без него Хараю… «Арри-сахарок, ты глуп как пень, но ты прав. Если я просто не подчинюсь, я не сделаю лучше. Знаю я его… заклятия».
– Я сделаю как ты велишь, – сказал Тайс. – Буду служить тебе вдалеке. Найду в этом радость… Рэндо, о чем ты?!
Наместник закурил, помолчал.
– Полковнику Ундори айлльу нужны были затем, чтобы подарить людям их бессмертие, – ровно сказал он. – Я отнял у него возможность это сделать. Ты сказал мне когда-то, что близость айлльу продлевает людям жизнь, и я вижу, что это действительно так. Я не имею на это права. Я люблю тебя, и Аяри успел полюбить. Но жить вам лучше подальше от меня.
Тайс выдохнул, низко опустив голову.
Потом сверкнул глазами из-под упавших на лицо рыжих прядей и зарычал. Рэндо удивленно приподнялся в кресле: он очень давно не видел Тайса таким.
– Что?
– Скажи мне, Рэндо, – выговорил Тайс, пока эхо рыка еще угасало в его горле, – в вашем Кестис Неггеле уже приняли закон о правах айлльу?
– Еще нет, но полагаю, что скоро примут…
– Тогда я в счет будущего закона говорю тебе, что ты болван. Можешь посадить меня на цепь в счет прошлых заслуг. Ты говоришь как Кинай. Но ты не Кинай и у тебя нет фамильных наложниц. Почему бы не дать нам самим решать, кому продлевать жизнь, а кому нет?
Рэндо засмеялся; Тайсу почудилось хорошо скрытое облегчение.
– Прости, – с улыбкой сказал наместник. – Ты частенько пытаешься решать за других. Кажется, я перенял от тебя эту склонность.
* * *
День клонился к вечеру; алый свет заливал яблоневые сады Хетендераны, небо обретало прозрачность. С вод Ллаю-Элеке приходила прохлада. Белые стены церкви отбрасывали глубокую тень, и серебряная звезда на высоком шпиле парила в пронзительной ясности. Воздух стал свежим; пыль улеглась. Наместник и Наставляющая Сестра сидели на скамье у церкви, глядя в отуманенный горизонт.
– Ирме, – сказал наместник, – возможно, мое истинное желание слишком явно, но все же – не было бы разумно перенести резиденцию Наставляющей Сестры в столицу восточных провинций?
Ирмерит засмеялась.
– Господин наместник столь глубоко верует, что нуждается в священнице рядом?
Рэндо с улыбкой развел руками, признавая ее правоту.
– Вероятно, так.
Священница опустила веки и склонила голову к плечу.
– В ваших словах больше истины, чем вы сами думаете, Рэндо. Я полагаю, настало время нести веру детям неразумным.
– Это слова Данирут, – заметил Хараи и сам смутился от того, что невольно прихвастнул перед Наставляющей Сестрой знанием Легендариума.
– Да; и я неспроста ее вспомнила. Вы знаете, должно быть, что на Уаррском Севере исповедуют разрешенную ересь.
– Арсет Волчья Матерь, – кивнул наместник.
– До прихода арсеитства северяне поклонялись Великим волкам. Народ этот упрям, и долго не желал принять новую веру. Лишь в одной местности сердца легко обратились к истине. Пытаясь понять, отчего так вышло, Старшая Сестра обнаружила, что ваятель, посланный изготовить статую Арсет для тамошней церкви, изваял рядом с нею пару волков. Северяне верят, что в вечной битве рядом с Арсет сражаются Великие волки. Они приняли истину, которая не приказывала им предать себя и веру своих отцов. Младшая Мать решила дозволить такую ересь.
– Полагаю, это мудрый поступок. Вы хотите создать подобную ересь для островов, Ирме?
– В этом нет надобности, – ответила Ирмерит. – Достаточно только правильно расставить акценты. В кафедральном соборе Рескидды есть мозаика. На ней изображена Ликрит Железноликая в день Подвига. Она стоит на колеснице вместе со своими соратниками.
– Один из них – айлльу.
– Да.
Рэндо улыбнулся.
– В Метеали выстроят прекраснейший на свете собор.
– Вы умеете обещать, Рэндо.
– Вы смеетесь надо мной, Ирме?
– Возможно…
Священница лукаво опустила глаза. Вечерний свет клал на ее лицо нежные тени, золотые волосы, несмотря на возраст, еще не тронула седина, и они словно светились. «Вы подобны Данирут, Ирме, – мысленно сказал Рэндо. – Мудры и отважны, и умеете вкладывать в сердца благородство так, будто оно горело в них от рождения. Вы воистину Наставляющая Сестра. Вы и в Рескидде, Младшей Матерью, были бы на своем месте. Если я скажу это вслух, вы рассердитесь. Это и впрямь прозвучало бы как неумелая лесть. Но что же делать, если вы действительно воин светлого воинства».
– Я еду в Тысячебашенный, Ирме, – помолчав, сказал Рэндо.
– Вас вызвали?
– Да. Вызвала госпожа Моль. Вы не поверите, она наконец-то открыла свое имя.
Ирмерит глянула на него с любопытством.
– Неужели? Невероятно. Кто же она?
Хараи засмеялся.
– Не сказать, чтобы я не подозревал. Но все же увидеть в подписи такое имя…
– Рэндо, вы нарочно дразните меня!
– Возможно, – ехидно сказал наместник.
Последнее письмо госпожи Моли было весьма кратким, но словно исполненным улыбки: строки казались светящимися. Скользя по ним взглядом, Хараи подумал, что госпоже Моли есть еще о чем спросить и рассказать, она просто решила побеседовать, наконец, лицом к лицу.
«Отправьте госпожу Интайль эле Хетендерана ко двору в Кестис Неггел со всеми почестями, которых достойна правительница вассального государства, – писала госпожа Моль. – Я жду ее в гости. И вас тоже жду, господин Хараи. Как наместник, вы должны получить некоторые сведения и указания, а также подписать некоторые документы. До встречи!
Искренне ваша,
Азрийят Данари,
Моль».
– Так я и знал, – сказал Рэндо письму. – Я догадывался, Ваше Императорское Величество.
Руки его едва ощутимо дрогнули, когда он прочел подпись, и еще долго Хараи не мог оторвать взгляд от имени – одного из самых громких имен на земле. Госпожа Моль, Азрийят, императрица уаррская… Разве только Младшая Мать, глава всех арсеитов, могла с нею сравниться, но власть Младшей Матери распространялась лишь на духовную сферу. Азрийят, маленькая белокурая женщина в круглых очках, без которой государь Аргитаи не стал бы и вполовину таким Сияющим.
– Это сама государыня, – сказал Рэндо; Ирмерит ахнула и прижала ладони к щекам.
– Кровь небесная! – воскликнула она. – Что за чудеса творятся на свете…
– И впрямь чудеса, – ответил Рэндо с улыбкой.
Но думал он не столько о госпоже Моли, всемогущей насмешнице, сколько о столице империи, Кестис Неггеле, Тысячебашенном.
Наместник родился в столице, но может ли сейчас, по истечении четверти века, назвать ее родиной? И где его родина? Он прожил целую жизнь на этом острове, диком и утонченном, безжалостном и прекрасном, коварном, но умеющем платить за добро добром. А теперь все земли Восточного архипелага под его десницей – земли, обширностью своей превосходящие земли Сердцевинной Уарры. Пусть наместник Хараи – верный слуга императорской четы, но страна эта слишком дорога его сердцу, чтобы почитать себя лишь назначенным управителем и не жить ее радостями и бедами.
…Покинув храм, наместник уехал в Ниттай.
Данакеста, Уленакеста, Меренакеста… о далекие твердыни Уарры, кто здесь ответит, сложены вы из камней или из воспоминаний моих? Небо ли голубеет над вами, или то моя мечта, как птица, развернула крыла?
Хороши холмы островов, яблоневый цвет осыпается на них, и шумит Восточное море – на западе. Здесь, на краю земли, все – запад. Дальше по дороге в утро – только грохочущий океан шириной в полмира, и пустые земли оборотного материка за ним, и еще океан, а там уж и снова известные страны.
Детство мое, память моя, жизнь моя – запад…
…любовь моя – восток.
02.03.2008