Текст книги "Невеста по пятницам, или Семь пятниц на неделе (СИ)"

Автор книги: Ольга Обская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 29. Фестиваль сыра

Глава 29. Фестиваль сыра

Бесподобный шоколадный пудинг от Филимона хоть немного успокоил Мариэллу. Тяжело ей было смириться, что Андре оказался настолько лживым. И вот ведь дурёха, она всё равно во всём винила себя. У Николетт сердце сжималось, когда сестра сокрушённо шептала:

– А за что меня любить – ни миленького личика, ни хорошего приданого?

И что самое страшное, несмотря ни на что, Мариэлла не хотела, чтобы её помолвка с Андре была разорвана. Страх остаться старой девой был сильнее страха стать женой скользкого и нечистоплотного человека. Доводы Николетт о том, что ещё найдётся достойный джентльмен, который не из-за денег или какой-то другой выгоды захочет связать свою жизнь с Мариэллой, не имели действие.

Августа нашла, чем хоть на время утешить Мариэллу. Племянница короля с утра собиралась в соседний городок Лу-Деко за покупками и пригласила Мариэллу с собой.

– Ничто так не поднимает настроение юной леди, как поход по лавкам и салонам с бижутерией и парфюмами.

– Но ведь Андре собирался заехать за мной, чтобы отвезти назад к папеньке.

– Я сама провожу тебя после ярмарки в твоё имение. В моей карете тебе будет гораздо удобнее, – возразила Августа.

Николетт была ей благодарна. Не хотелось оставлять сестру с её женишком ни на минуту. Она надеялась, что в скором времени Теодор выполнит обещание – поговорит с папенькой, и помолвка всё-таки будет расторгнута. После чего этот жалкий лживый аферист больше не сможет портить жизнь сестре и втягивать её в сомнительные дела.

Николетт тоже бы с удовольствием прогулялась с подругами по магазинам, но не могла. С утра её ждала работа – толстая стопка листов, которые требовалось переписать начисто. Она ведь здесь, в замке Теодора, не столько гостья, сколько наёмный работник. И раз картины в галерее развешаны, пора возвращаться к заданию, которое ей дали с самого начала. Там ещё работы непочатый край.

И пусть работа помешала отправиться за покупками, зато благодаря полученному за работу авансу Николетт смогла дать сестре немного денег, чтобы та не просто восхищённо смотрела на салонное изобилие товаров (единственное, что обычно они с сёстрами и могли себе позволить), а смогла что-то себе купить.

Теодор с утра продолжил работу над бумагами отца. В последнее время тот всё чаще и чаще доверял ему составлять для Его Величества отчёты по положению дел в некоторых провинциях. Отец считал, что у его старшего сына хорошо обстоят дела с математикой и аналитикой, и Теодор не собирался подвести родителя.

Филимон явился с утренним кофе как обычно в девять. Оставил чашку на столе и замер чопорным столбом вместо того, чтобы удалиться. Теодор оторвал взгляд от документов.

– Что-то хотел?

– Да, милорд.

Филимон мог не стараться делать невозмутимый вид. Теодор видел своего преданного дворецкого насквозь. Тот что-то задумал.

– Слушаю.

– Мне кажется, мы не проявляем достаточного гостеприимства нашим гостьям.

Неожиданное заявление. Теодор чуть кофе не подавился.

– Пожалуй, я бы с тобой поспорил, – усмехнулся он. – Разве вчерашние события не показали, что гостьи чувствуют себя вполне как дома? А что собственно ты имеешь в виду?

– Сегодня, как вы знаете, в соседней деревне будет проходить ежегодный фестиваль сыра. Только сегодня можно купить лучшие сорта Сомеральжского сыра по самой выгодной цене. Я подумал, с нашей стороны было бы невежливо по отношению к гостьям не воспользоваться возможностью угостить их деликатесом, который изготовляют только здесь. Я мог бы посетить фестиваль и купить головку свежего Сомеральжского сыра.

Только и всего?

– Поезжай, – кивнул Теодор.

Однако Филимон не стронулся с места.

– Что-то ещё?

– Да, милорд. Я прошу выделить мне охрану.

Теодор чуть второй раз не поперхнулся кофе..

– Охрану чтобы съездить в соседнюю деревню за головкой сыра?

– Да, милорд. Дорога через лес. Вдруг запах сыра привлечёт диких зверей?

Те три куста, что растут по дороге в деревушку Сомеральж, Филимон называет лесом?

– Эммм… ну хорошо, возьми с собой Леона.

– Вы же отправили его сегодня с поручением в столицу.

– Тогда Ренарда. Или кто там сегодня свободен из охраны?..

– Все заняты.

Теодор смерил Филимона недоумённым взглядом. Чего тот добивается?

– Хочешь, чтобы я с тобой поехал? Но я тоже занят. Или подожди… О какой охране ты говорил? – Теодора осенила догадка: – Имеешь в виду Дороти с ружьём?

– Да, милорд. И можно без ружья.

Теодор рассмеялся.

– Если надумал пригласить барышню на свидание, не проще это сделать напрямую?

– Я пробовал, милорд, но получил отказ. Поэтому прошу, чтобы вы отдали распоряжение.

А Дороти – крепкий орешек. Теодору казалось, симпатия между Филимоном и служанкой Николетт взаимна. Однако она решила не сдаваться без боя? Правильно. Но Филимон-то каков! Гнёт своё.

– Хорошо, ступай, передай ей, что я распорядился, чтобы она сопровождала тебя на фестиваль сыра в качестве охраны.

– Всенепременно, милорд, – через свою невозмутимость просиял Филимон.

Николетт корпела над бумагами, когда в библиотеку вошла возмущённая Дороти.

– Госпожа, я вам пока не нужна? Позволите мне сопровождать Мариэллу и Августу в их поездке по магазинам?

– Почему нет? Поезжай.

Николетт чувствовала, что это только начало беседы. Что-то уже успело случиться с утра, что привело Дороти в импульсивное состояние. Ждать объяснений долго не пришлось.

– Хочу быть как можно дальше от этого столба в ливрее! Глаза бы мои его не видели! – принялась она расхаживать взад-вперёд.

– Дороти, давай по порядку. Что произошло?

– Ровным счётом ничего, госпожа. Просто сегодня утром я стала свидетелем, как этот чопорный истукан улыбался молоденькой горничной. Так и пожирал её глазами!

«Филимон» и «улыбался» – эти два слова никак не совмещались в голове Николетт.

– Мне кажется, Дороти, ты преувеличиваешь.

– Нисколько! Она поздоровалась с ним елейным голоском, а тот кивнул ей так, будто между ними что-то есть! – грудь Дороти ритмично вздымалась от волнения и возмущения. – Отныне я зареклась даже смотреть в его сторону!

Кажется, однажды Николетт такое заявление уже слышала. Надолго ли Дороти хватит?

– Пусть даже и не надеется! – продолжила она гневно сотрясать пространство библиотеки, не привыкшее к такому бурному проявлению эмоций. – Я ему так прямо и сказала, когда он попробовал пригласить меня сегодня на фестиваль сыра.

– Филимон приглашал тебя на свидание, а ты отказала? – опешила Николетт.

Вот это новость! Она так ждала, когда же непробиваемый Филимон сделает первый шаг. Заметно ведь было, что Дороти ему понравилась. А тут на тебе.

– Да! Отказала! А пусть не глазеет на молоденьких горничных!

– И не жалеешь? Ты же так мечтала о свидании.

Дороти чуть поубавила воинственный пыл и вздохнула.

– Жалею…

Дверь в библиотеку распахнулась, и внутрь зашёл виновник царящего в воздухе возмущения. С подносом, на котором дымилась чашка кофе. Он невозмутимо прошествовал к столу, за которым сидела Николетт, и поставил перед ней напиток. Затем развернулся к Дороти, которая усиленно делала вид, что не замечает его.

– Как хорошо, сударыня, что я вас здесь застал. Спешу сообщить, что экипаж будет подан через полчаса…

– Я же уже сказала вам, сударь, что не нахожу возможным сопровождать вас в этой поездке, – перебила Дороти, воинственно распрямив плечи и подавшись вперёд.

Ух, как горели у неё глаза! Но Филимон ни на секунду не потерял самообладания.

– Боюсь, сударыня, вам придётся пересмотреть ваше решение, – произнёс он в своей невозмутимой манере. – Лорд Теодор просил передать распоряжение. Вам велено отправиться вместе со мной на фестиваль сыра, чтобы обеспечить сохранность купленного там сыра. Жду вас через полчаса у ворот.

Николетт успела разглядеть на непробиваемом лице дворецкого победную ухмылку, прежде чем оно снова стало непробиваемым. Он церемонно прошествовал мимо Дороти, которая сделала обречённо-язвительный вид: что, мол, ей конечно крайне не охота, но раз есть такой приказ, что остаётся? И как только Филимон скрылся за дверью, пришла в суетливое оживление.

– А-а-а! У меня всего полчаса на сборы! Я побегу, если больше вам не нужна, госпожа.

Николетт оставалось только улыбнуться ей вслед.

.

Глава 30. Только за смертью посылать

Глава 30. Только за смертью посылать

Перед тем, как отправиться на фестиваль, Дороти ещё раз заскочила в библиотеку к Николетт.

– Госпожа, как я вам?

Николетт окинула её внимательным взглядом и взялась за голову. Нет, так-то с внешним видом Дороти было всё хорошо. Как и обычно – кровь с молоком. Но смущало перекинутое через плечо ружьё. И не только. Пёстрое платье, в которое была облачена Дороти, было уж очень тесным. Или лучше сказать – безнадёжно малым, особенно в области груди и талии. Как Дороти, вообще, умудрилась в него поместиться?

– Я бы на твоём месте оставила ружьё, – начала Николетт с более нейтральной темы.

– Не гармонирует с платьем? – озадачилась Дороти.

– Не гармонирует с Филимоном. Ты же понимаешь, что насчёт охраны сыра – это была уловка, а на самом деле тебя пригласили на свидание. На свидание с ружьём не ходят. И потом, насчёт платья, тебе не кажется, что оно тебе чуть тесновато? У тебя же есть вполне милые наряды по размеру.

– Есть, – согласилась Дороти. – Но я специально надела это узкое платье.

– Зачем?

– Ну, как же, госпожа? Чтобы выглядеть стройнее. Я же не виновата, что этому столбу в ливрее нравятся тощие.

– С чего ты взяла?

– Та молоденькая горничная, которую он сегодня утром пожирал глазами, была совершенно тощей.

Николетт закатила глаза.

– Никакое платье на свете не сделает тебя тощей, а вот разойтись по швам может. Да ты ведь в нём и дышать не сможешь. А насчёт вкусов Филимона готова поспорить. По-моему, его наоборот впечатляют пышные формы. Может, всё же переоденешься?

– Нет, госпожа, я поеду в этом платье, – была непреклонна в своём решении Дороти. – Пусть чурбан, охочий до тонюсеньких девиц, убедится, что и я вполне ничего.

Вот что с ней делать?

– Ну, хоть ружьё оставь.

– Ладно, так и быть, – снизошла Дороти послушать хоть один добрый совет от госпожи.

Николетт погрузилась в работу с головой. Время летело незаметно. Она полагала, что к обеду Дороти и Филимон уже вернутся с фестиваля, ведь до деревушки Сомеральж всего двадцать минут езды. Но они не появились ни к обеду, ни к полднику. Солнце уже неторопливо клонилось к закату, и время неуклонно текло к ужину. Николетт начала тревожиться. Уж не случались ли какая-нибудь проблема с транспортом или лошадьми, хотя, конечно, Дороти способна починить одно и подлечить другое.

Николетт решила выйти к воротам поглядеть, не видно ли где-то вдали возвращающийся в замок экипаж. Но подходить к воротам не понадобилось. Как только она оказалась на крыльце, заметила въезжающую во двор повозку. Из неё вышли Дороти и Филимон.

Сначала взгляд упал на дворецкого, и Николетт остолбенела. Таким она его ещё никогда не видела. Тот был сильно потрёпан. И это ещё мягко сказано. Рукав камзола надорван, бриджи в подсохшей грязи. Волосы взъерошены. И в довершение картины – синяк под глазом.

После увиденного Николетт даже опасалась переводить взгляд на Дороти. Но, к счастью, та выглядела куда менее помятой. Сразу бросилось в глаза, что на ней другое платье – не то тесное, в каком она уезжала, а вполне по размеру. С клетчатой юбкой и белой блузой. По местной моде. Такие наряды здешние селяне надевают по большим праздникам. Не только с одеждой, но и с самой Дороти всё было почти в порядке – лишь волосы слегка взъерошены и горящий румянец на щеках. В руках она держала увесистую головку сыра. И надо сказать, именно сыр выглядел наиболее пострадавшим из всей этой троицы. Он был изрядно помят, приплюснут и покрыт пятнами.

Что произошло??? В какую переделку попали Дороти и Филимон? У Николетт в голове пронеслись невероятные мысли, самая безобидная из которых – это была схватка с голодными хищниками. Она даже начала приглядываться, нет ли на сыре или Филимоне следов от клыков или когтей. Хотя хищники ли виноваты? Вдруг стычка произошла не с ними, а друг с другом? Учитывая темперамент Дороти, такую вероятность тоже нельзя было исключать.

– Отнесите это на кухню, сударь, – передала Дороти головку сыра Филимону.

– Всенепременно, сударыня, – невозмутимо принял он трофей.

Эти две нейтральные с виду фразы, произнесённые официальным тоном, не обманули Николетт. Она чувствовала, как наэлектризовано пространство между двумя посетителями фестиваля.

Филимон чопорной походкой с сыром под мышкой прошествовал в замок. Дороти, соблюдая дистанцию в пару метров, проследовала за ним. Теперь, когда дворецкий поравнялся с Николетт, стали особенно заметны следы борьбы на его непробиваемом лице. Но вот что интересно – ни он сам, ни Дороти, несчастными не выглядели.

Николетт ощутила, что просто сгорает от любопытства. Она зашла вслед за ними в замок и сразу потянула Дороти в свою комнату. Та не сопротивлялась. Самой наверно не терпелось поведать о бурно проведённом времени.

Заскочив в покои, Николетт прикрыла дверь. Она даже не пыталась усадить Дороти в кресло. Знала, что та будет расхаживать взад-вперёд. А вот сама Николетт уселась. Вопросы в голове роились, как пчелиный рой. Почему Дороти и Филимон были на фестивале так долго? Почему Дороти в другом платье? Почему у Филимона не всё в порядке с одеждой и лицом? Почему сыр в таком плачевном состоянии?

– Что произошло? – свела Николетт весь рой вопросов к одному.

– Этот столб в ливрее… – начала взволнованно Дороти.

– Только по порядку, – тут же перебила Николетт.

– Хорошо, – Дороти, чтобы успокоиться, сделала несколько глубоких вдохов. –  Сначала всё шло прекрасно. Мы ехали и обменивались любезностями.

– Обменивались любезностями? – насторожилась Николетт.

– Да. Он сказал: «Красивые места проезжаем, не находите, сударыня?». А я ему: «Есть такие мужчины, которые имеют обыкновение замечать красивые места не только в придорожных пейзажах, но и у молоденьких горничных».

Вот же Дороти! Не удержалась, чтобы не съязвить.

– А он что?

– А он: «Что вы имеете в виду, сударыня?». В общем, слово за слово и я немного вспылила.

– Это из-за тебя у Филимона такой помятый вид? – Николетт испугалась, что её худшие подозрения подтверждаются.

– Ну что вы, госпожа. Я, конечно, сильно разгорячилась, но Филимон оставался невозмутимым, и вскоре выяснилось, что та молоденькая горничная – его племянница.

У Николетт отлегло от сердца.

– Я же говорила, что зря ты ополчилась на Филимона. Но что произошло дальше? Как так получилось, что ты вернулась в другом платье?

– Это долгая история, госпожа. Хотя ещё по дороге в Сомеральж, когда я разволновалась во время нашей беседы о придорожных красотах и начала глубоко дышать, то почувствовала какое-то подозрительное потрескивание. Но была сильно увлечена, чтобы обратить на это внимание.

Платье начало трещать по швам? Николетт же предупреждала!

– Мы въехали в Сомеральж. На центральной площади было столько народу. Люди прибыли со всех окрестных городков и деревень. Прямо посреди площади был сооружён помост. На нём выступали скоморохи и канатоходцы. Мне так хотелось посмотреть поближе на их трюки, но когда я стала спускаться со ступенек экипажа, снова послышался треск, только теперь громкий. И сразу стало легче дышать. Я насторожилась. Спине сделалось прохладно. А спускающийся вслед за мной Филимон замер. Ну, замер-то он только на минуту. Потом мигом скинул с себя камзол и накинул на меня. «Сударыня, – говорит, – поднялся ветер, боюсь, вы простудитесь».

А Филимон-то каков джентльмен!

– Я, конечно, поняла, что случилось, и приуныла. «Вот, сударь, – говорю, – из-за вашей любви к тощим, нам теперь придётся возвращаться назад. Ни скоморохов не посмотрим, ни канатоходцев».

Николетт усмехнулась. Ну, Дороти! И тут ей Филимон виноват.

– Он усадил меня назад в экипаж и говорит: «Подождите меня здесь, сударыня». Как будто я могла куда-то в порванном платье деться. Ну, думаю, сейчас он быстренько купит сыра, и поедем назад в замок. Такого короткого свидания у меня ещё никогда не было. Хотя вообще-то у меня никакого свидания ещё ни разу не было, – вздохнула Дороти.

Но Николетт чувствовала, что это ещё далеко не конец истории. Ведь так пока и не понятно, где Филимон получил свои боевые ранения, за что пострадал сыр, и почему они оба: и Дороти и Филимон были такие взъерошенные, когда прибыли в замок.

– Филимона не было довольно долго, – продолжила Дороти, – Я немного серчала. Думала, уже можно было бы не то что одну – десять головок сыра купить. «Вас, сударь, только за смертью посылать», – сказала ему, когда он наконец-то явился. Но это я ещё не видела, что было в коробке, которую он принёс. «Вот, – говорит, – сударыня, вам новое платье. Переодевайтесь. Пойдём скоморохов смотреть. И нравятся мне не тощие, а ровно такие, как вы». Как у меня сердце начало стучать, госпожа! Я думала, рёбра не выдержат. В этот момент я окончательно поняла, что каким бы чопорным и надменным не был этот столб в ливрее – это лучший мужчина в нашем королевстве! Но это я ещё не знала, что произойдёт дальше…

Глава 31. Породистый!

Глава 31. Породистый!

Дороти продолжила расхаживать по комнате и с азартом рассказывать о приключениях на фестивале.

– Скоморохи показывали такие уморительные сценки. Хорошо, что на мне уже было новое платье, которое не мешало хохотать, потому что удержаться от смеха было невозможно. А что вытворяли канатоходцы! Народ аплодировал и ахал. Но вскоре представление закончилось, и люди перетекли к лоткам с сырами. Мы с Филимоном тоже прошлись по рядам торговцев, но он почему-то только смотрел на цены, но не останавливался поторговаться. Говорил что-то вроде: «Сыры в этом году совершенно невзрачны». Хотя выглядели они крайне аппетитно, уж я-то в сырах разбираюсь. Поэтому у меня закрались подозрения.

Николетт догадалась, что Дороти имеет в виду.

– Я заподозрила, что все деньги, которые были у Филимона с собой, он потратил на платье. Оно ведь не из дешёвых. Кружево ручной работы, видите, госпожа? – Дороти с гордостью показала края рукавов. – И из-за этих непредвиденных трат, у Филимона не осталось, на что купить сыр. Однако признаваться он, видимо, не собирался, чтобы не поставить меня в неловкое положение. Но если мы вернёмся в замок с пустыми руками, вряд ли лорд Теодор останется доволен, подумала я. Будет отчитывать Филимона. Вы же понимаете, госпожа, я этого допустить не могла, – Дороти эмоционально упёрла руки в бока. – У меня быстро созрел план. Я уже слышала, как зазывалы приглашают всех желающих принять участие в традиционном соревновании, приз в котором – головка лучшего Сомеральжского сыра. Я потянула Филимона туда – на поле для кегельбана.

Николетт, конечно, слышала о неизменной традиции фестиваля сыров – соревновании по сбиванию кеглей при помощи головки сыра. Но насколько она знала, в игрищах обычно принимают участие только мужчины. Хотя о чём это Николетт? Когда подобные «мелочи» останавливали Дороти, в особенности, если она поставила перед собой цель.

– На поле толпилось много народу. Судья рассказывал правила. Согласно правилам, одновременно соревнуются двое. Проигравший выбывает, а выигравший состязается со следующим. И так пока не останется ни одного желающего. А начать должен победитель прошлого года – Бурвиль, местный пивовар. Он стоял в компании своих дружков, выпятив грудь колесом. Явно собирался и в этом году стать первым.

Прежде чем продолжить рассказ, Дороти подошла к графину с водой и залпом осушила стакан. Николетт догадалась, что история подходит к своей самой горячей части.

– Там, на поле, очерчены две дорожки, в конце которых устанавливаются кегли. Бурвиль встал в начале одной дорожки, и судья спросил, кто хочет стать первым соперником прошлогоднего победителя. Меня как будто сам дьявол дёрнул тут же выйти вперёд. Говорю: «Я!». Что тут началось, госпожа! Шум, свист, крики! Никто ж не ожидал, что соревноваться с Бурвилем вызовется такой сильный соперник.

Николетт, по правде сказать, была несколько другого мнения. Пожалуй, зрители взволновались не тому факту, что соперник сильный, а тому факту, что соперник – барышня. Но перебивать Дороти Николетт не стала.

– Филимон, конечно, тоже не ожидал. «Сударыня, – говорит, – не будет ли благоразумней остаться зрительницей?». Но я ему ответила «Не будет, сударь». Что ж с пустыми руками в замок возвращаться?

Бедный Филимон. Знал ли он, какое ему предстоит непростое свидание.

– Я встала в начале второй дорожки, как и положено по правилам. К этому времени гул на поле прекратился. Наоборот, воцарилась мёртвая тишина. Слышно было как муха пролетит. Судья подошёл к Бурвилю и вручил ему головку сыра, чтобы тот сделал первый бросок. Но Бурвиль сыр не взял, набычился и повёл себя совсем не как джентльмен. «Многоуважаемый Барталомео, вы что, предлагаете мне соревноваться с этой курицей?». Его дружки загоготали. Ух, как же я в тот момент пожалела, что послушалась вас, госпожа, и оставила ружьё дома!

Возмущённая Дороти жадно запрокинула в горло ещё один стакан воды.

– Я уже собиралась было объяснить господину пивовару, кто тут курица, а кто тут петух ощипанный, когда к нему подошёл Филимон. Ох, какой у него был вид! Надменный, грозный, одно слово – породистый! «Извольте, – говорит, – сударь, немедленно принести барышне извинения». «А то что?» – язвительно скривился тот. «А то вот что», – невозмутимо ответил мой породистый столб и ка-а-а-ак заедет пивовару кулаком в челюсть. Тот повалился и завопил нечеловеческим голосом как подстреленный кабан. А его дружки тут же набросились на Филимона. Всемером. И я снова пожалела, что ружьё не при мне.

Так вот как Филимон получил свои боевые ранения – защищая Дороти от насмешек. Николетт прониклась к дворецкому глубоким уважением. Теперь, пожалуй, уже и сама жалела, что отговорила Дороти взять с собой ружьё.

– К счастью, деревенские быстро разняли драку. И судья продолжил соревнования, предупредив Бурвиля, что если тот снова допустит неджентльменское поведение, то будет удалён с поля. Тот, конечно был зол как дьявол, но больше в мою сторону даже не смотрел. Взял у судьи головку сыра. На поле снова стало тихо. Бурвиль размахнулся и пустил снаряд по своей полосе. Не знаю, то ли не такой уж он и меткий, как хотел показаться, то ли удар в челюсть немного нарушил его координацию, но ему удалось сбить лишь шесть кеглей из десяти.

Николетт сама не заметила, как разволновалась. Шесть из десяти не так и мало, учитывая, что снарядом выступает неуклюжая головка сыра. Но Дороти ведь меткая. Она ещё ни разу с охоты не возвращалась без добычи.

– А ты?

– А я одну.

– Одну? – расстроилась Николетт. Так хотелось, чтобы Дороти утёрла нос этому заносчивому грубияну-пивовару.

– Но это ж я только пристреливалась, госпожа, – успокоила она. – Каждому игроку даётся три попытки. Берётся лучшая. Во второй раз я сбила шесть кеглей, а в третий – все десять. А Бурвиль так и сбивал то пять, то шесть. Судья присудил победу в этом поединке мне. А Бурвиль, как проигравший, из дальнейших соревнований выбыл. Видели бы вы, как визжали от радости деревенские барышни!

Николетт бы тоже визжала, будь она там.

– Судья спросил, кто желает стать моим следующим соперником. Но почему-то никто не желал.

Николетт догадывалась почему. Похоже, Дороти удалось заронить сомнения, что её можно легко победить. А кому ж из мужчин хочется проигрывать барышне?

– Судья прошёлся по полю, убедился, что соревноваться желающих больше нет, и присудил окончательную победу мне. А вместе с победой и главный приз – головку сыра.

– Ту самую, которая выступала снарядом? – поинтересовалась Николетт. Тогда понятно, почему Дороти и Филимон возвратились с таким помятым трофеем.

– Ну, что вы, госпожа. Сыр-снаряд хранят, как реликвию, на местной сыроварне. А мне вручили совсем другую головку – пузатенькую, гладкую, свежую.

– Так почему же тогда, когда она доехала до замка, имела уже такой потрёпанный вид?

– Ох, это отдельная история, госпожа, – почему-то залилась краской Дороти. – Это был третий раз за сегодня, когда я пожалела, что не взяла с собой ружьё…