Текст книги "Невеста по пятницам, или Семь пятниц на неделе (СИ)"

Автор книги: Ольга Обская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 44. Удар судьбы

Глава 44. Удар судьбы

Теодор не очень любил устраивать приёмы. Особенно такие грандиозные, как сегодняшний, когда для развлечения гостей предусмотрен не только обильный обед, но и танцы. Но именно сегодня его, как ни странно, не раздражало приближение танцевального вечера. И он даже знал почему. Причина в маленькой неугомонной юной леди, которая с недавних пор живёт в замке и с которой ему предстоит изображать на балу жениха и невесту. А значит, можно будет танцевать только с ней, прижимая к себе чуть теснее, чем позволяет этикет. После вчерашнего совместного падения и того, что за этим последовало, он только об этом и думал – о том, чтобы прижать её к себе потеснее, а ещё лучше повторить то, что произошло. Даже жаль было, что больше не придётся совместно выслеживать шпиона. Сегодня ночью Теодору удалось вычислить, кто из слуг был подкуплен генералом Дидье и докладывал ему о гуляющих по замку слухах.

Матис тоже ждал приближения бала с нескрываемым нетерпением. Помогал Теодору с организацией – всё утро был на подхвате. Они шли в обеденный зал, проверить, как слуги справляются с сервировкой столов, когда Матис признался:

– Собираюсь сегодня начать официально ухаживать за Августой.

Для Теодора это новостью не стало. Только слепой не заметил бы, как брат увлечён племянницей короля. Но в неофициальном общении Матис пока не слишком преуспел. Августа продолжала поддерживать дистанцию. Её можно понять. Она с самого начала знала, что Матис пытался избежать помолвки, наняв служанку исполнить роль возлюбленной.

– Ты уже рассказал родителям, что за юную леди ты им представил в прошлый раз?

– Поговорил пока только с мамой.

– И как?

– Пожурила, но не сильно.

– Не сильно?

– Да. Так и сказала, что не будет меня сильно журить, хоть и заслужил, потому что за неё это сделает отец, как только узнает, что я пытался их провести.

– Она права. Отец будет метать громы и молнии. Мало тебе не покажется.

– Ничего, переживу. Кстати, не видел его? Надо успеть поговорить с ним до начала бала.

– Час назад я оставил его в галерее.

Матис ринулся в указанном направлении.

Однако, видимо, они с отцом всё же разминулись. Через некоторое время Теодор столкнулся с родителем в коридоре. Тот выглядел очень взволнованным.

– Тебя искал Матис. Хотел поговорить, – бросил Теодор на ходу. – Нашёл?

– Нет. Я тоже хотел бы с ним поговорить. Но потом. Сначала нужно перекинуться парой слов с тобой. Тет-а-тет, – отец потянул в сторону кабинета. Вид у него был такой, будто случилось что-то серьёзное.

Как только они оказались в кабинете, отец сразу перешёл к делу:

– Я искал тебя, чтобы поговорить о картине, которую ты получил как приданое Николетт. Но об этом позже… Есть кое-что поважнее… Дело в том, что пока я тебя искал… – отец достал из кармана платок и протёр внезапно вспотевший лоб, – …в общем, мне нужно знать, насколько серьёзны намерения Матиса в отношении Адель. У него действительно к ней сильные чувства?

Теодор опешил. Почему отец вдруг заговорил об этом? Правильнее было бы, если бы Матис сам рассказал родителю, что никакой Адели, как и чувств к ней не было. А была служанка Дороти и желание избежать помолвки с Августой.

– Понимаешь, отец, насчёт Адели… там так всё… э… неоднозначно…

– Значит, ты тоже догадывался? – Отец нахмурился ещё больше. – Представляешь, каким ударом это станет для Матиса.

Нет, Теодор совсем не понимал, куда клонит родитель.

И в эту минуту в кабинет зашёл как раз тот, о ком шла речь.

– Папа, а я тебя ищу. Мне нужно с тобой поговорить… об Адели, – немного споткнулся на слове «Адель» Матис.

Отец почему-то тяжело вздохнул. Подошёл к Матису похлопал по плечу.

– Садись, сынок, – сказал мягко, указав на кресло.

Матис поверх головы отца глянул на Теодора, спрашивая глазами: «А чего это отец такой добрый? Не к добру это». Теодор едва заметно пожал плечами. Он и сам не понимал, почему родитель ведёт себя так странно.

– Собирался тебя как-то подготовить, – продолжил отец говорить загадками, – но ты мужчина – должен уметь стойко переносить любой удар судьбы. Надеюсь, мне удалось тебя этому научить.

Лицо Матиса замерло в напряжённом недоумении. Что ещё за удары судьбы? Теодор был изумлён не меньше, но пытался поддержать брата непринуждённым взглядом: мол, сейчас всё проясниться.

– Так вот, Матис, вынужден тебе кое-что рассказать. Я искал Теодора. Кто-то из слуг подсказал мне, что он может находиться в подсобном помещении. Я отправился в северное крыло. Мне показалось, что я нашёл нужную дверь. Открыл… – отец замолчал, будто подыскивал подходящие слова, – …в общем, сын… Адель тебе не верна. Я знаю, что когда узнаёшь подобное, поначалу не хочется верить. Но я видел собственными глазами, как она позволяет очень откровенные вольности дворецкому.

Так вот оно что. Теодор не знал, смеяться или хвататься за голову. Ох, Филимон! Целоваться средь бела дня! Если ещё речь лишь про поцелуи… Какой у Теодора, оказывается, пылкий дворецкий, а ведь по его надменной невозмутимой физиономии и не скажешь.

– Это, конечно, горько, когда твоя возлюбленная предпочитает тебя дворецкому… – продолжил отец, ласково похлопывая Матиса по плечу, – …надеюсь, Теодор его уволит…

– Отец, – перебил Матис и с отчаянием самоубийцы признался: – это не Адель.

– Не Адель?

– Да. Я ведь и искал тебя, чтобы кое-что рассказать.

– Оставлю вас наедине, – Теодор решил быстренько ретироваться из кабинета.

Не завидовал он брату. Сейчас тот расскажет отцу правду и получит такую взбучку. Вот тут ему и пригодится умение стойко переносить удары… кхм… судьбы. Хорошо, что вот-вот начнётся приём, и мама придёт забрать отца встречать гостей. Надо было срочно спасать брата – поторопить маму.

Глава 45. Медведь неотёсанный

Глава 45. Медведь неотёсанный

Бальный зал сверкал сотнями огней, которые отражались в натёртом до зеркального блеска полу. Леди в роскошных платьях, джентльмены в парадных камзолах. Музыка, улыбки, реверансы, шепотки – ух! Николетт ещё не приходилось бывать на таком грандиозном приёме. Наверно, у неё сейчас сердце зашлось бы в суматошном ритме от волнения, если бы не Мариэлла. Та так тряслась, что о собственных чувствах пришлось забыть – нужно было всё внимание уделить сестре.

Папенька уже рассказал ей, что помолвка с Андре разорвана и идут переговоры с господином Валуа. Лучше бы не говорил. Мариэлла теперь умирала от страха и смущения.

– Он тоже приглашён на приём, – прошептала бледными губами, как только они вошли в бальный зал.

Когда-то сестра была очень дружна с Валуа. Мариэлла призналась, что до сих пор вспоминает их совместные прогулки. Он был нескладным юношей. Немного нерешительным, но добродушным. Потом родители отправили его в столицу учиться. Мариэлла и Николетт не видели его уже несколько лет. И вот он снова вернулся в родное имение и начал с того, что посватался к Мариэлле. Интересно, как он изменился за это время?

Николетт высматривала его среди гостей. У Мариэллы духу хватало только на то, чтобы разглядывать носки своих туфель и бесконечно поправлять складки на юбке. Сестра уже успела внушить себе, что как только Валуа увидит её, сразу разочаруется.

– Он столько лет прожил в столице. Привык к обществу самых изысканных леди! – сокрушалась она.

– Ты ничуть не хуже любой столичной модницы, – успокаивала Николетт.

Светло-голубое с нежным кружевом платье действительно очень шло сестре, пусть и не стоило бешеных денег.

– И потом, не забывай, это не папенькина инициатива, – подбодрила Николетт. – Валуа сам посватался.

Мариэлла лишь сильнее побледнела.

– Он думает, что я стала красавицей, а я как была гадким утёнком, так им и осталась.

Николетт никак не могла подобрать слова, чтобы убедить сестру, что до утёнка ей далеко, но, к счастью, в этот момент к ним подошла Августа и начала с комплимента Мариэлле:

– Как тебе идёт голубой!

Ещё несколько совершенно искренних восторгов, и Мариэлла хоть немного приободрилась.

Маэстро объявил первый танец, и зал пришёл в движение. Взгляд Николетт сразу выхватил из общей бурлящей массы трёх джентльменов, которые дружной колонной направлялись в их сторону.

В первом она узнала Валуа. Сказать по правде, за эти годы сосед не сильно изменился. Стал выше и шире в плечах, но движения всё такие же нескладные, а лицо по-прежнему простое и добродушное.

Однако Мариэлла пришла к совершенно другому выводу.

– Каким он стал красавцем! – то ли с испугом, то ли с восторгом выдохнула она.

– Позвольте пригласить вас на танец, юная леди, – Валуа склонил голову и протянул руку.

Мариэлла даже не шевельнулась. Августе пришлось легонько подтолкнуть её в спину. Вернее, не совсем и легонько. Ровно с такой силой, что сестра не удержала равновесие и вынуждена была, чтобы не упасть, изобразить подобие реверанса.

Валуа не растерялся – решил считать балансирующие движения Мариэллы согласием на танец, и, подхватив её за руку, повёл на середину зала.

Следующим кавалером, подошедшим к барышням, был Матис. Такой широкой улыбки Николетт ещё на его лице не видела. Августа тоже премило улыбнулась ему, однако принять приглашение на танец отказалась.

– А как же ваша Адель, милорд? Я полагала, вы будете весь вечер танцевать с ней.

Матис, похоже, был готов к отказу. Но сдаваться не собирался.

– Когда я повстречал вас, Августа, другие юные… эм… и не очень юные леди перестали для меня существовать.

На этом обмен репликами не прекратился, но внимание Николетт переключилось на Теодора, который подошёл следом и тоже с приглашением на танец.

Строгий парадный камзол поверх белоснежной шёлковой рубашки, ровно уложенные волосы, сдержанная улыбка – сегодняшний Теодор совсем не был похож на вчерашнего взлохмаченного в простой одежде, с которым Николетт выслеживала шпиона. Но, когда он прижал к себе и закружил по залу, волнение охватило не меньшее, чем когда она свалилась на него возле беседки. Хорошо, что это волнение мешало думать, а то бы Николетт пришла к совсем неутешительным выводам, что её увлечение хозяином замка набирает обороты.

Жар его ладони ощущался даже через ткань платья. Тёплое дыхание щекотало ухо, когда ему вдруг приходило в голову шепнуть ей какой-нибудь комплимент. Его взгляд то и дело бесцеремонно замирал на её губах, как будто он хотел напомнить ей о вчерашнем. Возмутительно приятные ощущения.

– Сегодня все ваши танцы – мои, – безапелляционно заявил Теодор, когда музыка закончилась.

– Почему?

– Потому что сегодня пятница и, согласно договору, я имею на вас полное право. Сегодня вы не только мой писарь, – беззастенчиво напомнил он, не торопясь выпустить её руку из своей.

Однако Теодору не удалось привести свою угрозу в действие. Не успела заиграть музыка нового танца, к нему подошёл Доминик и попросил на пару минут.

– Я ведь так и не успел поговорить с тобой о картине.

Николетт догадалась, что Доминик собрался просить сына уступить ему «Раннюю осень в лесу».

Пока мужчины разговаривали, произошёл ещё один инцидент. Запыхавшейся и засмущавшейся после танца Мариэлле Валуа принёс клубничного сока. Оба были так взволнованы, что передача стакана не прошла гладко. Сок оказался на платье сестры. Она замерла в растерянности, а Валуа вытащил из кармана платок и принялся тереть подол, от чего как подол, так и щёки Мариэллы становились всё краснее и краснее.

Николетт пришлось вмешаться. Она забрала сестру в свои покои переодеться. Но подобрать подходящий наряд не получалось. У них с Мариэллой были разные размеры и рост. Единственное платье, которое оказалось более-менее в пору, выглядело слишком буднично для бала. Пришлось смириться, что развлечения на сегодня для сестёр закончены.

Однако то, что произошло дальше, впечатлило сильнее, чем любое развлечение. В дверь постучали – на пороге показался один из слуг, Герасим. Он был очень смущён и расстроен. Перетаптывался с ноги на ногу и бормотал что-то невразумительное.

– Госпожа, извините меня, медведя неотёсанного… я ж не со зла… неловкий от рождения… – басил он покаянно, – Силушкой-то природа меня не обделила… но силу-то, её ж, соразмерять надо… Не серчайте, а?

Николетт видела, что слуга прижимает к груди какие-то бумаги, но совершенно ничего понять не могла.

– Герасим, что случилось?

Он вздохнул тяжело и выдал:

– Сломал я ваше приданое, госпожа, лось неуклюжий. Вот, – он протянул Николетт листы, которые прижимал к груди.

Она глазам своим не поверила. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это за бумаги. Но какое отношение они имеют к приданому???

Глава 46. Фамильный перстень

Глава 46. Фамильный перстень

Николетт пробежала глазами первые строки – да, это оно, продолжение истории любви лорда Фамилиена. Она так надеялась найти эти бумаги, но даже подумать не могла, каким образом они попадут к ней.

– Герасим, расскажи всё толком, по порядку, – попросила она переминающегося с ноги на ногу смущённого слугу. – Откуда эти листы?

– Госпожа, я ж не думал, что так получится, я ж не хотел… А она – хрясть… Не серчайте… – он рассматривал свои огромные пятерни.

– Герасим, по порядку, – взмолилась Николетт. – Что хрясть? Это ты о картине говоришь?

– О ней, госпожа, о той, на которой эта… корка тыквы полосатой. Большое искусство так тыкву-то намалевать, как оказалось. Он так и сказал: «Это шедерв!»

– Кто?

– Лорд Доминик, госпожа. Он договорился с вашим папенькой и лордом Теодором о том, чтобы забрать картину в свою коллекцию. Вот лорд Теодор и велел мне шедерву эту в карету лорда Доминика отнести. Говорит: «Позови Устина и действуй». Я подумал, а зачем мне Устина-то звать? Устин занят сегодня на кухне. Густаву помогает. Гостей-то сколько! А я, что, один не справлюсь? Вот я её подхватил да и понёс. А как в карету стал заносить, а она-то и не лезет. Я её и так, и этак – никак! Ну и пришлось поднажать малёха. Вот в этот момент она и хрясть… – Герасим вытер рукавом пот со лба. – Я ж не знал госпожа, что так получится... Только вы не серчайте, я ж всё починил. Я же справный, когда руками-то работать надо, а не головой…

– Картину починил? – Николетт находилась в замешательстве, но попыталась подбодрить Герасима улыбкой.

– Её, – кивнул он. – Заднюю стенку, что отвалилась, назад пристроил – комар носу не подточит. Да только листы-то, что выпали, не стал снова внутрь запихивать. Подумал, а вдруг это бумаги важные?

Наконец-то, история Герасима дошла до нужного момента. Выходит, листы хранились внутри картины, между полотном и задней стенкой. Николетт была крайне изумлена. Как они могли туда попасть и главное – откуда у папеньки взялась картина? Николетт уже столько раз хотела задать этот вопрос родителю, но каждый раз что-то мешало.

– Я сначала собирался отдать бумаги вашему папеньке, но не нашёл его. Говорят, он уже отбыл. Поэтому пришёл к вам, госпожа. Не серчайте на меня, медведя неуклюжего, а?

Серчать Николетт совершенно не собиралась. Наоборот, похвалила Герасима и за то, что тот смог починить нечаянно поломанную картину, и за то, что сообразил отдать бумаги Николетт. Герасим удалился радостный, что госпожа на него не сердится.

Николетт не терпелось начать чтение, но всё же она заставила себя отложить это занятие на потом. Первым делом нужно было отыскать папеньку и выяснить, откуда у него полотно. Жаль, если он действительно уже уехал. А ещё Николетт собиралась найти Теодора и попросить, чтобы он оставил картину в замке хотя бы на денёк. Совершенно необходимо было тщательно исследовать полотно. Возможно, выпавшие листы – не единственный секрет этого «шедерва». Фантазия Николетт настолько разыгралась, что появилось немыслимое предположение – а вдруг под слоем жёлто-зелёных полос в стиле упрощенизма кроется та самая легендарная картина с магической тайнописью? Николетт доводилось не раз слышать истории о том, что к подобным уловкам прибегали как из мошеннических, так и из добрых побуждений.

Она припрятала листы под подушку и выскочила из покоев. Музыки уже слышно не было – большинство гостей разъехались. Ни папеньки, ни Теодора быстро найти не удалось, поэтому Николетт отправилась поговорить с привратниками, дежурившими на выезде из замка. Сразу выяснилось, что отец действительно уже уехал. И самое досадное, что и карета лорда Доминика тоже отбыла. Это означало, что картина уже находится на пути к своему новому месту назначения.

Расстраиваться Николетт не стала. Можно ведь будет попросить Теодора в ближайшее время навестить его родителей. С этой успокаивающей мыслью вернулась к себе. Устроилась удобно в кресле и приступила к чтению. История растрогала до слёз. Николетт и представить себе не могла, какой необычной окажется судьба лорда Фамилиена и его экзотической птички.

С того дня, как он узнал, кто на самом деле скрывался под маскарадным костюмом, жизнь Фамилиена перевернулась с ног на голову. Нет, внешне ничего не изменилось, но что творилось в его душе! Он смотрел на свою скромную робкую горничную, которая, как и прежде, каждое утро приносила ему кофе и убирала покои, смотрел и не понимал, как мог раньше не замечать, насколько нежное и милое это юное создание. В ней столько простоты и естественности. Но он видел и другое – глубину. В омутах её бездонных глаз таилось что-то манящее неизведанное. Чего ему стоило, как прежде, оставаться в общении с ней холодным безразличным хозяином! Однако однажды он не выдержал:

– Зачем ты сделала это, Лилая? – он поймал её хрупкое запястье, когда она ставила чашку вечернего кофе на стол. – Зачем?

Фамилиен ведь знал, чувствовал – она давно поняла, что он догадался, кто был в костюме экзотической птицы на том балу-маскараде.

Её глаза вспыхнули на мгновение. Ещё ни одна женщина так не жгла его душу одним только взглядом. Но в следующую секунду опять сделалась кроткой.

– Это была невинная шутка, милорд. Я прошу простить.

Она попыталась высвободить руку. Но поздно, он уже не был властен над своими поступками. Продолжая удерживать, поднялся с кресла, навис, заглянул в глаза:

– Правду! – потребовал грозно. А потом прошептал нежно, почти с мольбой: – Правду, Лилая!

Лучше бы она снова солгала. Правда оказалась слишком волнующей, слишком сладкой, слишком опасной.

– Я хотела танцевать с вами. Давно мечтала хотя бы об одном танце, потому что давно влюблена.

Это было выше его сил. Он притянул её к себе для поцелуя. Сколько раз проделывал это в своих фантазиях. Но в реальности чувства оказались настолько ярче – почти невыносимыми.

– Лилая, – шептал он, уже не в силах бороться с ломающей его страстью. – Лилая, – осыпал хмельными поцелуями, лишая её воли к сопротивлению.

Они провели эту ночь вместе. Самую счастливую ночь в жизни Фамилиена. Только под утро он вспомнил о супруге, которая гостила в это время у своих родителей. Суровая реальность гранитной глыбой навалилась на него. Он не во власти поменять свою жизнь. В те времена почти не реально было получить развод, да и браки с прислугой жёстко порицались. Что мог он предпринять для счастья любимой? Предложить стать любовницей? Никогда! Его нежная экзотическая птичка не заслужила такого. Он не знал, что делать. Но хотел показать, что она и только она – его единственная любовь. Он снял с пальца фамильное кольцо и надел на её палец.

– Этот камень открывает любой замóк в моём зáмке. Я хочу, чтобы отныне он принадлежал тебе…

Николетт ощущала, как по её щекам текут слёзы. Она знала, о каком перстне речь. О том, что носит Теодор. Она ещё не дочитала историю до конца, но уже догадалась, что та ночь любви подарила Лилае дитя. Августа права – именно тогда в роду хозяев замка Рош-ди-Вуар появилась ещё одна ветвь, к которой и принадлежат Теодор и Матис.

Ранним утром Фамилиен был вынужден уехать из замка по срочному вызову отца. А когда вернулся, обнаружил, что Лилая исчезла. Его экзотическая птичка упорхнула от него…

Николетт пришлось прервать чтение из-за стука в дверь.

– Вы меня искали? – на пороге появился Теодор.

Глава 47. На этот раз вернётся

Глава 47. На этот раз вернётся

Николетт украдкой промокнула глаза платком. Но Теодор успел заметить.

– Вас что-то расстроило?

Он стремительно прошёл в комнату и огляделся, будто искал обидчика. Она поднялась ему навстречу. Теодор был тем человеком, с кем в первую очередь хотелось поделиться неожиданным открытием.

– Да. Продолжение истории лорда Фамилиена. Нашлись бумаги, которых не доставало.

– Где? – на лице Теодора застыло удивление.

– Вы не поверите. В моём приданом.

Николетт пересказала слова Герасима, что листы выпали из картины, когда у той во время погрузки в карету отвалилась задняя стенка из-за чрезмерного напора и старания слуги-богатыря.

– И не спрашивайте, откуда они там. Я сама изумлена не меньше.

– Но хотя бы знаете, как полотно попало к вашему отцу?

– Нет, – Николетт развела руками. – Раньше я эту картину не видела. В первый момент даже заподозрила, что папенька мог сам её нарисовать, – губы тронула улыбка.

Теодор взял бумаги в руки, полистал не спеша. В глазах горело любопытство.

– Вы уже прочли?

– Только часть.

– Тогда… – он сел на софу и похлопал ладонью справа от себя, – …предлагаю изучать историю вместе.

Николетт приняла приглашение – присела рядом.

– Читайте, – Теодор передал ей бумаги и удобно откинулся на спинку софы, показывая, что приготовился слушать.

– Вслух? – смутилась Николетт, памятуя, что в тексте есть откровенные эпизоды.

– Да.

– Почему я? – возразила робко.

– Вы же мой работник, – беззастенчиво воспользовался служебным положением Теодор.

Вообще-то, Николетт нанята писарем, а не чтецом, но перечить не стала. Она начала с первого листа и вновь, теперь уже вслух, прочла о волнующей ночи Фамилиена и его птички. Теодор слушал так внимательно, так пристально смотрел, что Николетт испытывала смятение и трепет, а щёки медленно заливал румянец.

– Желая показать, что Лилая для Фамилиена – единственная любовь, он подарил ей свой фамильный перстень, – прочла она очередную строчку и невольно перевела взгляд на руку Теодора, которая лежала на софе, рядом с коленями Николетт.

– Полагаете, речь о нём? – он указал глазами на перстень.

Николетт кивнула. У неё практически не было сомнений.

Хотелось, чтобы история остановилась на этом трогательном моменте. Но глаза уже бежали дальше, к тому грустному эпизоду, до которого успела дойти Николетт, когда читала историю одна.

– Вернувшись от отца, Фамилиен обнаружил, что Лилая исчезла.

Наверно, у Николетт опять бы защипало глаза, но она вдруг ощутила, как рука Теодора накрыла её руку. И стало не до грустных мыслей. Тут бы как-то с разогнавшимся в бешеном ритме сердцем справится.

– Как вы думаете, почему она исчезла? Ведь любила, – голос Теодора действовал также волнующе, как и прикосновение.

– Она не могла остаться. Продолжать быть серой мышкой, неприметной горничной, ждать редких минут, когда хозяин замка за спиной своей супруги сможет уделить ей внимание? Это не сделало бы счастливым ни его, ни её.

– Вы бы на её месте тоже исчезли?

– Да.

Тепло, исходящее от ладони Теодора, растекалось по всему телу и тревожило Николетт. Она немного пошевелила пальцами, давая понять, что руку давно пора убрать, но Теодор и не подумал. В душе Николетт возмущалась такой бесцеремонности, но вместо того, чтобы потребовать соблюдать приличия, она решила выразить недовольство провокационным вопросом:

– А что бы вы сделали на месте лорда Фамилиена? Как повели бы себя, если бы любимая исчезла.

– Постарался бы не дать ей исчезнуть, – Теодор чуть сжал руку Николетт, будто она и есть его любимая и собралась исчезать. – А если бы всё-таки исчезла, искал бы.

Они оба понимали, что в случае Фамилиена всё было не так просто. Даже если бы он нашёл Лилаю, что бы это изменило? Он был, словно путами, связан семейными узами.

Николетт продолжила чтение.

После исчезновения Лилаи, Фамилиен не пал духом. Он решил бороться. И для начала расторгнуть брак. И хоть в те времена добиться развода было нелегко, но лорд надеялся на успех. Он задействовал своих лучших адвокатов. К великому счастью, на тот момент у них с супругой не было детей, и после ночи со своей птичкой, он больше ни разу не был близок с женой. Бездетный брак было расторгнуть чуть легче, и адвокаты добились положительного решения.

Одновременно с бракоразводным процессом Фамилиен постоянно вёл поиски своей упорхнувшей птички. Однако никак не мог найти. Будь она знатной дамой, вряд ли смогла бы исчезнуть бесследно. Но как отыскать скромную неприметную горничную? Кто мог знать о её судьбе? Дни шли, сливались в месяцы, Фамилиеном завладевала тоска. Но он нашёл для себя отдушину, которая помогала бороться с изнуряющим ожиданием – живопись. В лорде неожиданно открылся талант художника. Всё свободное время он проводил с мольбертом у холста и создал целую серию замечательных полотен.

Так прошло несколько лет. Фамилиен не терял надежды. В своих мятежных фантазиях он представлял, что однажды ночью без стука, без звонка, без предупреждения распахнётся дверь, и на пороге его спальной появляется она – его экзотическая птичка, открывшая все замки́ зáмка перстнем-ключом, который он ей подарил.

Был день как день. Начинался обыденно, но с самого утра Фамилиен ощущал странное предчувствие. Оно было настолько волнительным, что лорд чуть было не отменил намеченную на вечер поездку в театр. В столицу на гастроли прибыла труппа с островного королевства. Ожидался аншлаг. До столицы уже докатились слухи, что артисты привезли восхитительную оперетту, которой рукоплескал сам король островного королевства.

Фамилиен решил всё же не пропускать представление. Когда он занял место в зрительном зале и пробежал глазами программку с либретто, был совершенно изумлён. Оно поразительно напоминало историю, приключившуюся с самим Фамилиеном. Но ещё большим откровением стало то, что произошло дальше. Актёры вышли на сцену, и в исполнительнице главной роли он узнал свою экзотическую птичку. Сердце перестало биться. О Боги! Как она была прекрасна! Как она пела! Зал взрывался овациями, трижды вызывая её на бис.

После спектакля она снова исчезла. Но Фамилиен успел поймать её взгляд – короткий как миг, долгий как вечность – взгляд-обещание, что в этот раз расставание совсем ненадолго…

– Думаешь, на этот раз она вернётся? – Теодор заглянул в глаза.

– Вернётся, – пообещала Николетт.

Эти непростительно красивые серые глаза заставили выдохнуть обещание, вместо того, чтобы возмутиться, что он без разрешения перешёл на «ты».