Текст книги "Аристократия духа (СИ)"
Автор книги: Ольга Михайлова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Остин был несколько смущен.
–Я вовсе не осуждаю вас. Я сказал, что поведение мисс Вейзи бестактно, и не думаю, чтобы вы сами придерживались на этот счет другого мнения. Она совершенно не умеет считаться с чувствами окружающих, эгоистична и глупа. В равной степени я отметил, что ваша подруга мисс Сомервилл держится безупречно. И только.
–Да, вы это сказали. А потом до конца вечера изводили меня бестактными замечаниями – уже на мой счет. И улыбаюсь-то я слишком часто, и платье мое ужасно, и танцую я плохо, и вести себя не умею! Что ж, приличия требуют, чтобы мы спокойно выслушивали суждения на свой счет. Будем считать, что я вас выслушала. Благодарю. А теперь, простите, мистер Роуэн, мне нужно в лавку. – Разозленная юная леди быстрым шагом направилась по аллее в сторону Ферри-стрит.
Мистер Роуэн, однако, хоть и был обескуражен, не позволил сбить себя с толку.
–Я вовсе не говорил того, что вы мне приписываете. Танцуете вы прекрасно... – Он торопливо догнал мисс Мелани. – Я, возможно, выразился излишне резко, но я не имел в виду ничего дурного...
Их голоса затихли в прогале аллеи. Кейтон ещё около четверти часа сидел в молчании, но голова не проходила, в висках кололо, трудно было даже дышать. Только что увиденная сцена не задела его самолюбия – о нём не было сказано ни слова, но сама свобода Роуэна в обращении с юной леди, за которой, как понял Кейтон, он намерен был ухаживать, раздражила. Он себе такого позволить не мог.
В глубине сада он неожиданно заметил Альберта Ренна. По саду гулкими волнами прокатился бой часов аббатства, пробило два. Кейтон понимал, что если Ренн двинется к дому, то обязательно столкнётся с ним, но не стал уклоняться от встречи. Он заметил, что при виде его на лице Альберта проступило всегдашнее мягкое выражение, странно нежное и чуть виноватое, неприятное Кейтону своей заискивающей слабостью, но он был слишком болен и безразличен, чтобы рассердиться. Ренн поприветствовал его.
– Рад, что встретил тебя. Я хотел было зайти к леди Кейтон. Сегодня вечером у мисс Хилл вечеринка, мисс Мелани настаивает, чтобы ты пришёл. – Он протянул ему приглашение.
Кейтон бесстрастно взял карточку.
– Не обещаю. Я не спал ночь и мне не по себе.
Альберт бросил быстрый взгляд на приятеля, заметил тёмные круги под глазами и бледные губы Кейтона, поняв, что тот не лжёт ему. Несколько минут молчал, размышляя про себя, но все же, судорожно вздохнув, сказал:
–Я хотел попросить у тебя прощения за понедельник, Энселм. Не думаю, что ты не понял сам... Мисс Вейзи – особа весьма вульгарная, и лишь её отдаленное родство с миссис Хилл заставляет мисс Мелани и мою сестру терпеть её общество. Но пока я здесь – вход в мой дом ей будет заказан.
Кейтон высокомерно усмехнулся.
–Это за то, что назвала меня уродливым троллем? Она просто непосредственна и естественна, Ренн. Меня даже пленила её безыскусная простота и прямолинейность. К тому же, она, видимо, просто честнее прочих и говорит вслух то, что другие думают про себя. За честность нельзя укорять, дорогой Альберт, скорее, она достойна похвалы.
Ренн вздохнул. В этом был весь Кейтон, изломанный, кривляющийся, извечно искажающий слова и перекашивающий их смысл ложными значениями. Альберт понимал, что слова сокурсника скрывают боль унижения, но предпочёл бы откровенный гнев этому кривлянию.
Но на такую откровенность Кейтон способен не был. Между тем сам Энселм хотел было расспросить Ренна о мисс Сомервилл, но припомнив, как та настойчиво пыталась в тот день утешить его и её слова на балу, поморщился и ни о чём не спросил. Он снова почувствовал себя напряжённым, больным и усталым, и уже пожалел, что не избежал встречи с Ренном.
–Энселм... – Ренн помедлил, собираясь духом, и наконец решился, – мне бы хотелось... За эти годы как-то не получилось...Я всегда хотел ... Мне бы хотелось, чтобы мы ... были друзьями. Чтобы доверяли друг другу.
Кейтон смерил его недоброжелательным взглядом и пожал плечами, немного удивившись. Дружбы не просят. Она или складывается, или не складывается.
–Ты же сам заметил, что я склонен к одиночеству. – Он резко поднялся. – Мне пора. Не обещаю, но может, вечером зайду, – бросил он на прощание, стараясь чтобы на лице не проступила злость.
Слова Альберта разгневали его. Обвинить его в недостатке доверия! Им ли говорить о доверии! Идеально вежливые девицы, прекрасно воспитанные молодые люди...которым абсолютно наплевать на него, но которые упорно делают вид, что весьма рады видеть его! Доверие! Какого доверия Ренн ждёт от него? Неужели он может думать, что Энселм когда-нибудь откроет душу этому простаку? По дороге Кейтон остановился у Бювета. Везде сновали разряженные женщины и холёные мужчины, смеялись, шутили, чуть заметно флиртовали. Он поморщился. Голова мучительно болела, давило виски, тяготила боль под грудиной. Надо успокоиться, что с ним, в самом-то деле? Казалось, в голове вращается огненный колючий шар и перекатывается в мозгах... Будь всё проклято, горестно подумал он.
В эту минуту Кейтон вдруг увидел Джастина Камэрона, который шёл с утончённой девицей в платье цвета лепестков шиповника. Серая шляпка девицы закрывала лицо. Кейтон хотел было подойти поздороваться, но передумал, заметив нервный и напряжённый взгляд приятеля на девушку. Было видно, что эта встреча важна для него: руки его нервно дергались, он что-то торопливо объяснял, сыпал словами, то и дело ударяя себя пальцами в грудь, но девица походила на мраморную статую и молча слушала его, держа в руках изящный серый зонтик. Кейтон залюбовался тонкой фигуркой в нежно-розовом платье, оттенённом серыми пояском, шляпкой, ботинками и зонтом. На серой шляпке розовело перышко. Изысканная прелесть костюма заставила его желать увидеть и лицо девицы, но они удалялись в сторону собора, и вскоре затерялись в расфранченной толпе.
У Камэрона хороший вкус, вяло подумал Энселм, и снова почувствовал, как наваливается на него свинцовая тяжесть головной боли, о которой, наблюдая за ухаживаниями дружка, на время сумел забыть. Тяжело поморщился и решил вернуться домой. Может быть, снова удастся заснуть?
Энселм поплёлся напрямик к дому через небольшую улочку с изящными фонарями, и тут замер, сжав зубы. Что за искушение, ей-богу... Центр Бата был небольшим пятачком, столкнуться здесь с кем угодно было весьма просто, но почему он не мог обойти квартал? Навстречу мистеру Кейтону шла мисс Вейзи с какой-то особой средних лет, одетой дорого, но довольно безвкусно. По счастью, право поздороваться и тем признать знакомство принадлежало леди, а не джентльмену, мисс же Вейзи не утрудила себя приветствием и, бросив на него презрительный взгляд, прошла мимо. Несколько минут Кейтон смотрел ей вслед, потом опомнился и поспешил домой.
Дома со стоном повалился на постель. Виски сжало кольцом и стягивало, как гароттой. Он не выдержал и застонал, трясущейся рукой вцепившись в одеяло. Тёткин дворецкий, видимо, сказал хозяйке, что вернулся молодой господин, и она появилась в гостиной. Одного взгляда леди Эмили хватило, чтобы переполошить весь дом. Забегали служанки, Энселма заставили откинуться на подушку, наложили на голову горячий компресс, начали чем-то отпаивать. Сопротивляться у него не было ни сил, ни желания, он плавал в вязком мареве полусна-полубреда, потом – неожиданно уснул.
Пробуждение было блаженством. Солнце клонилось к закату, он проспал несколько часов, и проснувшись, ощутил холодную ясность головы и легкость дыхания. Ничего не болело. В гостиную заглянула тётка.
–Ты напугал меня, малыш. Ничего не случилось? Ты был бледней мертвеца.
–Просто что-то с головой. Я не спал ночь.
Она смерила его спокойным и чуть укоризненным взглядом, словно говоря, сколь глупо с его стороны страдать бессонницей и мягко спросила:
–Может, тебе прогуляться?
Кейтон с сомнением посмотрел за окно, потом вспомнил, что приглашён Ренном к мисс Хилл. Вечеринка без затей – это то, что надо, подумал он, и сказав леди Эмили, что зван сокурсником к мисс Мелани Хилл, приказал подать сюртук.
Он не сомневался, что его не ждут, но был только рад этому, ибо не хотел привлекать к себе внимания. Блаженная безболезненность проступила в нём коротким умиротворением, он надеялся скоротать время до ночи в тихом обществе.
Глава 10.
" Эта песня о маленьком горбуне, певце и музыканте,
который тщетно мечтал о любви красавицы и умер от тоски..."
Кейтон обманулся во всех своих ожиданиях. Мисс Мелани встретила его на пороге, радостно улыбаясь, сообщила, что мужчин ещё нет, и, схватив за запястье, потащила в залу. В гостиной было шумно: мисс Ренн разучивала новую песенку, мисс Тиралл подыгрывала ей на рояле, мисс Сомервилл читала при свечах. Она была странно непохожа на себя, её лицо казалось выточенным из опала и слоновой кости, а новое розовое платье только оттеняло сияющую белизну её гладкой и чистой кожи. Она улыбнулась и поднялась ему навстречу, словно Афродита из пены Адриатики.
Он тоже улыбнулся.
– Что – мрамор паросский и алебастр?
Что – белоснежный храм?
Что – отражение белых астр в зеркале из серебра?
Что – облаков белорунных лоск и белизна риз?
Что – среди белых ночных звезд лунный лилейный диск?
Все это грезы, чей свет побледнел,
В свете твоей белизны, Эбигейл... -
Он с улыбкой отвесил поклон мисс Сомервилл.
Едва он начал свой экспромт, как музыка смолкла – мисс Энн перестала играть. Умолкла и мисс Рейчел. Голос Кейтона всегда был красив, а сейчас, когда он был прекрасно настроен и очарован девичьей красотой, звучал как чародейное пение сирен. Когда он умолк, то сам поразился повисшему молчанию, испугался, не сказал ли он, упаси Бог, чего-то недопустимого? В стихах он не назвал Эбигейл "мисс". Кейтон на минуту растерялся. Губы его чуть дрогнули, взгляд смягчился.
–Надеюсь, вы простите, мисс Сомервилл, мою фамильярность, она была продиктована поэтическими законами... Я не хотел вас обидеть...
Но он ошибся. Девицы не заметили его поэтической вольности, но были очарованы его экспромтом. И не только им.
–Бог мой, какой у вас голос... – загоревшимися глазами посмотрела на него мисс Рейчел, не давая ответить Эбигейл, – мне показалось, я в заколдованном лесу Мерлина...
Энселм пожал плечами и рассмеялся. Сейчас он чувствовал себя гораздо свободней, чем в гостиной Реннов и на пикнике. Девицы эти, и он уже понял это, были безупречно воспитаны и весьма деликатны, ничем его не задели. Он не ждал от них подвоха или унижения, а прекрасное самочувствие вдохновляло его самого. Он полностью расслабился.
–Было бы уж совсем несправедливо, мисс Рейчел, если бы уродство в человеке ничем не восполнялось и не искупалось. Должен же я иметь хоть что-то, приятное дамам.
–Нос мистера Комптона вдвое больше вашего, но вы о нём и не обмолвились...– проронила несколько досадливо мисс Эбигейл.
Он не понял её.
–Что?
–Нe that has a great nose thinks everybody is speaking of it ...
Он понял. Усмехнулся.
–Это рассуждение здравое, мисс Эбигейл, но это суждение красавицы, о которой говорят лишь "как она красива"...
Мисс Ренн надоели их препирательства.
–Вы поёте, мистер Кейтон?
Он улыбнулся.
–Меня учили, но не увлекли. Мой учитель пения за неверно взятую ноту лишал меня лакомств за ужином, и я быстро возненавидел – и педагога, и его чёртовы рулады, а закончил тем, что опрокинул на рояль вазу с цветами, правда, не по злобе, но по неосторожности, когда погнался через гостиную за нашим пуделем Бандитом...
На самом деле Энселм петь любил. Однажды брат привёл его в небольшую пещеру в версте от дома. Там, под высокими сводами, странно отдавался, казалось, прыгая по стенам, каждый звук. Льюис неожиданно попросил его спеть церковный псалом – и Энселм сам поразился звучанию своего голоса. С тех пор часто приходил сюда один и всегда пел, надеясь заворожить голосом королеву фей... Но не сумел, Титания не появлялась.
– А дуэт из "Севильского цирюльника" вы знаете? – глаза мисс Ренн горели.
Энселм поднял глаза к небу и развёл руками, давая девице понять, что готов спеть с ней не только Россини, но и всё, что она пожелает, наслаждаясь свободой от проклятой головной боли и воцарившимся в душе покоем. Мисс Энн заиграла, он взял ноты, вступил со второго такта, не заметив, что к ним подошла и мисс Сомервилл.
Но дуэта не получилось. Мисс Ренн на первом же куплете с досадой отбросила ноты и заявила, что он поёт как Орфей, и всем сразу понятно, что у неё ужасный голос! Мисс Ренн лукавила. Её голос был приятен, но он подлинно не шёл ни в какое сравнение с голосом Энселма, чарующим и колдовским. Кейтон покаянно повесил голову, и пообещал в следующий раз сфальшивить.
Все рассмеялись. Мисс Сомервилл, подойдя ближе, спросила, давно ли он пишет стихи? А он их не пишет, пояснил он, просто иногда случайные впечатления, как кремень из кресала, высекают из него поэтические строки.
Энселм присел рядом с Эбигейл.
–Поэзия разлита в жизни как цветовые мазки на холсте, если я в духе, то улавливаю утонченные ароматы, нотную гармонию – и мне хватает. Аромат ваших духов вдохновил меня. Я люблю запах лимона и мяты.
–Лимона в них нет, – насмешливо прокомментировала мисс Рейчел, – там мелисса, вторая нота – магнолия, а третья – ваниль и лавр. – Она состроила насмешливую рожицу. – Будете знать, как демонстрировать преимущество в пении!
Кейтон шутовски развёл руками.
– В прохладной свежести мелиссы, травы нектарной, пчелами любимой,
что снимет головную боль страдальца и успокоит головокружение,
не каждому дано, вдохнув, услышать изнеженную красоту магнолий,
и обитателя сырых лесов тенистых, что ни к чему совсем вдыхать влюблённым,
и аромат таинственного древа, что ворожил, и помогал от сглаза,
и духов чёрных изгонял Аида, – святого лавра, что любил Петрарка...
Альберт говорил мне, мисс Рейчел, о ваших способностях, но я и поверить не мог....
Ему не дали договорить. Мисс Сомервилл и мисс Ренн, восхищенные его экспромтом, изумленно переглянулись.
– Какой у вас талант, мистер Кейтон! Вы это... сейчас придумали?
Энселм рассмеялся. Ритмическая речь нравилась ему, он изучал и античное, и современное стихосложение, но ничего талантливого здесь не видел. Он иногда часами претворял свои мысли в гекзаметры.
–А при чём тут ворожба? – Удивленно поинтересовалась Мелани, которая тоже с изумлением смотрела на Энселма.
Он охотно пояснил:
–Древние римляне сжигали сухой лист лавра, мисс Мелани, предварительно написав на нём имя недруга, которого хотели погубить, листья лавра использовались при ворожбе, слыли средством, привлекающим удачу и отгоняющим злые силы, духов подземного царства. Из лавра делали трости, оберегавшие путника от порчи. В Древней Греции и Риме ветки лаврового дерева прибивали над входными дверьми и клали в детские колыбели от сглаза. Считалось, что лавр отклоняет молнию... Кусочек лаврового дерева прикрепляли за ухом, чтобы не опьянеть. Но это пустое суеверие. Я пробовал – всё без толку, – он снова развёл руками как паяц комедии дель-артэ, – если выпивал больше двух бутылок – всё равно пьянел...
Девицы рассмеялись.
– А что не к чему вдыхать влюблённым? – всерьез заинтересовалась его экспромтом мисс Хилл.
–Считается, что запах ванили – афродизиак, – пояснил он, заметил, что мисс Сомервилл порозовела, но мисс Мелани с необычайным простодушием спросила, что означает это слово?
Теперь смутился он, но мисс Эбигейл проронила, что объяснит ей это после. Тут раздался стук в дверь – пришли мужчины, Ренн принёс какие-то книги, мистер Остин Роуэн едва войдя, бросил взгляд на девиц, мисс Ренн тепло приветствовала его, но мисс Хилл отвернулась, из чего Кейтон понял, что они так и не помирились после размолвки в парке, но тут вошли Эрнест Сомервилл и Гордон Тиралл, внесли саквояжи. Кейтон не знал, чьи они и кому предназначены, но из разговора понял, что Эрнест Сомервилл завтра уезжает в Лондон, а оттуда – в Кембридж.
–Мы встретили на Ройал-авеню мистера Комптона и мистера Беркли, – пояснил Ренн причину опоздания, – милорд Беркли сказал, что завтра начнет рассылать приглашения. Ну а вы тут как? Не скучали?
– Мистер Кейтон не дал нам такой возможности. Почему вы не сказали, Альберт, что он столь восхитительно поёт? – восторженно закатила глаза мисс Хилл.
Роуэн поздоровался с ним спокойно и доброжелательно, но при этом бросил на него странный взгляд, в котором было что-то подозрительное, точно Остин тоже недоумевал, не болен ли он? Ренн тоже заметил Кейтона в углу гостиной. К его чести, если дневной разговор и оставил в нём чувство обиды и горечи – оно не проявилось. Он улыбнулся.
–Рад, что ты пришёл. Как самочувствие?
–Меня спасла леди Эмили. Какое-то из её снадобий оказало волшебное действие.
–Ты и вправду выглядишь лучше. Днём ты был так бледен...
–Тётка выразилась ещё откровенней. По её словам, я походил на мертвеца. – Кейтон вспомнил сцену в парке и ему почему-то стало неловко перед Ренном. Зря он обиделся на него, и, желая сгладить впечатление, возможно, произведённое его резкостью на Альберта, негромко добавил, – такой боли уже несколько лет не помню. Не пойму, что со мной было, казалось, череп лопнет.
Тут раздался новый стук в дверь и, к удивлению Кейтона, вошёл Джастин Камэрон. Энселм знал, что они знакомы с Ренном и знал, что Камэрон не нравится Альберту. Что привело его в дом? Было заметно, что Ренн отнюдь не пришёл от этого визита в восторг, но приветствовал гостя достаточно любезно.
Поведение Камэрона, обычно несколько развязное, было теперь безупречным. Они поздоровались, Кейтон спросил о Райсе и узнал, что тот уехал по делам в Бристоль на несколько дней. Кейтон с удивлением заметил, что Джастин странно напряжён и скован. Впрочем, ему не пришлось долго наблюдать за приятелем, ибо девицы затеяли игру в кадриль, куда мисс Мелани посадила и его.
Эрнест Сомервилл ушёл собираться в дорогу, Альберт о чём-то тихо беседовал с Гордоном Тираллом, а Камэрон подсел к мисс Сомервилл, которая устроилась с книгой у камина. За игрой и девичьими шутками Энселм всё же заметил, что мисс Эбигейл чем-то удручена, и слова Камэрона вызывают у неё почти нескрываемое раздражение, но она пытается быть вежливой. Мистер же Роуэн спокойно сел в кресло напротив рояля и, не принимая участия в игре, с доброжелательной улыбкой смотрел на девиц.
Вскоре мисс Энн Тиралл отошла к дивану, и там вскоре оказался и Альберт. У Кейтона сжалось сердце от новой досады: он сразу угадал значение взглядов этих двоих – безмолвное, но красноречивое. Ренн влюблен. Влюблена и мисс Энн. На миг Кейтону стало горько, но он преодолел искус зависти и досады, с чем невольно помогла ему справиться мисс Хилл. После карточной игры мисс Мелани, хитро глядя на мисс Рейчел, предложила мистеру Кейтону спеть – одному. Он покорился и исполнил одну из тех итальянских баллад, сладость мелодики которых говорит слушателю о страстных поцелуях, о неге и любви, даже если он не понимает ни строчки на языке великого Петрарки. Разговоры смолкли. Роуэн смотрел на него с нескрываемым интересом: он не знал, что Энселм столь хороший певец. Кейтон сам чувствовал, что сегодня в ударе, голос звучал удивительно, раскрываясь во всей полноте, казалось, нет ноты, недоступной ему.
– Какая прелестная любовная песня... – воскликнул Тиралл, едва он закончил.
Остин Роуэн растерянно проронил.
–Какой у тебя голос... Я не знал, что ты так одарён.
Энселм хотел было ответить, не успел.
–Эта песня совсем не любовная, – услышал он и вздрогнул, словно очнулся, с удивлением повернулся с мисс Сомервилл и смерил её недоверчивым и чуть растерянным взглядом.
– Бог мой, мисс Эбигейл, вы и по-итальянски понимаете? И о чём же эта ария?
– Эта песня о маленьком горбуне, певце и музыканте, который тщетно мечтал о любви красавицы и умер от тоски. А на балу, где он играл, ничего о том не знали, и кричали: "Где же наш певец? Пусть он споёт нам о любви..."
Она поняла всё весьма точно, но Кейтону не понравилось это понимание. Он подлинно любил эту трогательную венецианскую канцону, она, как казалось ему, была о нём самом, но чтобы это понимали другие? Он поморщился. Ему показалось, что его публично раздели. Кейтон снова торопливо заиграл и запел, – на сей раз шутовскую французскую песенку о радостях жизни. Она была в одном из куплетов довольно скабрезна, и Энселм целомудренно опустил раблезианский катрен, опасаясь чрезмерно обширных познаний мисс Сомервилл. Вдруг девица и по-французски понимает? Мисс Эбигейл встала и обошла рояль, став там, где сияли свечи в большом напольном канделябре.
Когда он смолк, она неожиданно спросила:
–Вам ведь не нравится эта музыка, да?
Кейтон с удивлением посмотрел на неё. Что она имела в виду? Да, сам он любил лишь средневековую аскетическую, монастырскую музыку, будоражившую его нервы так же, как страницы некоторых древних латинских книг. Музыку же итальянских опер с их слащавой плебейской прелестью терпеть не мог. Не любил и французские куплеты – песни легкомысленных и пустых людей. С удовольствием вспоминал немногие концерты камерной музыки, где слушал Бетховена. Любил и песни Шуберта. Эта музыка пробирала до мозга костей, оживляла боль, тоску, терзания. Она шла из самых глубин духа, в этой отчаянной и стонущей музыке было нечто, переворачивавшее душу. Когда песнь скорби, как отходная молитва, на миг умолкала, в мозгу его раздавалось низкое чтение псалмов и звон колокола...
Но об этом он говорить не мог – да и не хотел. Зачем?
Он предпочёл отшутиться.
– Я привередлив, мисс Сомервилл, сегодня мне нравился одно, а завтра другое...
–У нашей Эбигейл тоже извращённый вкус, – кивнула мисс Хилл, – то мотеты и мадригалы Орландо Лассо, то псалмы Бенедетто Марчелло, то оратории Джакомо Кариссими, Николо Жомелли и Никола Порпора, то гимны Франческо Дюранте... Нет, что бы как все.
Кейтон ошарашенно замер, но быстро опомнился и спел по просьбе мисс Рейчел арию Фигаро, заметив, что мисс Сомервилл смотрит на него внимательно и пристально. Ему почему-то стало тоскливо. Он походя отметил на себе взгляд Роуэна, брошенный исподлобья, почти украдкой. Остин, заметив, что тот смотрит на него, перевел взгляд на мисс Хилл. Сам Кейтон заметил, что на него самого время от времени бросал взгляды и Камэрон – взгляды недоумевающие, пристальные и злые. Энселм уже начал понимать, что привести Камэрона в дом могла только склонность к какой-либо девице – ибо с Ренном он был почти незнаком, и ни разу не заговорил с Тираллом. Судя по тому, что ни одна из девиц не уделяла ему серьёзного внимания – было понятно, что, на кого бы не было направлено чувство Джастина, оно не было взаимным. Но сам Камэрон никого, кроме мисс Сомервилл не видел.
Стало быть... Впрочем, додумать Кейтон не успел – девицы настойчиво требовали от него новых песен.
Глава 11.
"Кто любит за высокие нравственные достоинства, тот остается верен всю жизнь,
потому что он привязывается к чему-то постоянному..."
Между тем происходящее в гостиной Хиллов всерьёз раздражало мистера Камэрона. Он никогда и предположить не мог, что Кейтон может сойти за светского человека. Джастин несколько раз обращал внимание на его приятный голос, но полагал, что это не Бог весть какое достоинство. То, что этот уродливый тролль наделён столь божественным даром пения, было для Камэрона неприятным сюрпризом. Не менее досадным обстоятельством оказались способности к языкам, коих он сам был лишен начисто. К тому же, сукин сын, оказывается, не лез за словом в карман, был весьма образован, совсем неглуп и весьма красноречив. При свечах он был похож на Мерлина, во всяком случае, ничего отталкивающего в нём не было.
Но все это ничуть не заинтересовало бы Джастина, тем более, что Кейтон вроде бы не собирался переходить ему дорогу, но он не мог не заметить интереса мисс Эбигейл к Энселму, и он-то взбесил до дрожи. Ему самому никогда не удавалось привлечь её внимание, она лишь вежливо выслушивала его, роняла несколько учтивых фраз и умолкала, никогда не затрудняя себя поиском тем для разговора. Он понимал, что нелюбим. Но одно дело – спокойное понимание, что некая девица не находит тебя интересным и заслуживающим внимания, – здесь надлежало просто ретироваться, но совсем другое – когда эта чёртова красотка сводит тебя с ума.
Камэрон был влюблён и, не задумавшись, увёз бы девицу, если бы не три обстоятельства: братец мисс Эбигейл, великолепный стрелок, мог продырявить ему шкуру с сорока ярдов, родственные связи опекунши Эбигейл леди Блэквуд были огромны и, наконец, помехой был и характер самой девицы, которая могла и после увоза отказаться выйти за него, и тогда... это могло стоить двадцати лет заключения в Тауэре.
В разговоре с дружками он отозвался о ней пренебрежительно, опасаясь, что Райс может заметить красоту мисс Эбигейл, а соперничества с красавцем Клиффордом Джастин опасался всерьёз. Но тот, по счастью, укатил по каким-то делам в Бристоль. Однако, Камэрон и помыслить не мог, что конкуренцию ему может составить этот чертов кобольд Кейтон, чья физиономия отнюдь не отличалась красотой! Вдобавок, Камэрон побаивался Кейтона куда больше, чем Райса, ибо знал ещё по школьным потасовкам: Райс дрался до первой крови, Кейтон – пока на нём не повисали трое и не оттаскивали, ибо мог забить противника насмерть. Глупо думать, эти свойства исчезли с годами. Но куда больше силы Кейтона, Камэрон опасался нрава Энселма: этого человека нельзя было делать своим врагом.
Камэрон мог бы попытаться поговорить с Кейтоном, но видел, что говорить не о чём, Кейтон развлекал девиц, но, похоже, ни на что не претендовал. Говорить же с мисс Эбигейл было бессмысленно: она могла и просто попросить оставить её в покое. Все эти мысли отяготили мистера Камэрона, но он не видел выхода, сколь не искал его. Через полчаса Камэрон стал прощаться и ушёл, и Кейтон, снова заметив, что с его уходом лицо мисс Эбигейл просветлело, подумал, что его приятель едва ли был искренним с ним и Райсом, когда назвал этих девиц "чопорными красотками"...
Уход мистера Камэрона не стал поводом для огорчения и даже не был замечен девицами, между тем на рояле Кейтон неожиданно заметил книгу, на которую когда-то натолкнулся в своём домашнем собрании. Это была прескверно изданная переписка Абеляра и Элоизы и "История моих бедствий" самого Абеляра. Сам Энселм прочтя её ещё в незрелые годы – презрительно поморщился. Если это история великой любви – то что тогда история мерзости и глупости? Кейтон бросил загадочный взгляд на девиц – кто из них мог бы читать эту книгу? Почему-то он решил, что это мисс Сомервилл – именно её он постоянно видел читающей.
–Вы уже прочли это, мисс Сомервилл?
Тут с кресла поднялся Остин Роуэн и подошел к роялю. Он не стал вмешиваться в разговор, но внимательно посмотрел на книгу.
–Мисс Сомервилл, едва ознакомившись с записками великого концептуалиста, назвала его негодяем, а прелестную племянницу каноника Фулера – дурой, – деловито сообщила ему мисс Хилл.
Мистер Роуэн тоже внимательно слушал мисс Хилл, чуть наклонив голову. Энселм подавил растерянный смешок.
–Господи... Но почему?
–Самое возмутительное преступление – это злоупотребление доверием, считает она. Наша Эбигейл сочла, что Абеляр преступно злоупотребил доверием каноника Фулера и потерял честь. Она не сентиментальна, и переубедить её мы не смогли, – снова услышал он за спиной насмешливый голос мисс Хилл, – это я читаю.
Кейтон онемел. То, что Абеляр, втершийся в доверие Фулера и обманувший его, по мерзейшей похоти совративший девицу и тут же пресытившийся ею, остался в веках символом любви, в его понимании говорило только об искажённом мышлении и глупости этих веков. Однако, зная сентиментальность девиц, он никогда не ожидал бы услышать подобное мнение от одной из них.
–Вы, стало быть, полагаете, мисс Эбигейл, что там не было никакой любви?
–Мне показалось, что там не было истинной любви... – обронила мисс Сомервилл. – Он, поставленный перед выбором: брак или скандал – выбрал брак, но брак означал для него конец карьеры – и он выбрал не брак, не любовь, но тайный брак и карьеру. Лживый и распутный, он всегда выбирал самые неблагородные, самые низкие и легкие пути, жертвовал всеми, кто любил его и доверял ему. Если Элоиза не понимала, что её совратил негодяй, – она была совсем не так умна, как говорят, но если понимала – любовь к такому ничтожеству чести ей не делает.
С этим Кейтон не спорил.
–Тайны человеческой души велики, мисс Сомервилл, а любовь – самая недоступная из тайн. Я сам неоднократно думал, что любовь – загадка, она озаряет светом личность, но может облечь романтическим ореолом и кучу конского навоза. Но что делать? Любовь травами не лечится.
– Кто любит за высокие нравственные достоинства, тот остается верен всю жизнь, потому что он привязывается к чему-то постоянному. Но Элоиза любила человека недостойного.
– Если любовь велика, все другие соображения умолкают, Гейл, – назидательно сказала мисс Мелани.
–Великая любовь может пробудиться только великими достоинствами. А если любить нечего – любовь будет ничтожной, чтобы она о себе не думала... Вы не согласны, мистер Кейтон?
Энселм пожал плечами. Он вообще-то не любил разговоры о любви.
–Не знаю, мисс Сомервилл. Я несведущ в этих вопросах, но, по-моему, любви нужно избегать. Я удивляюсь, когда слышу о радостях любви. Любовь, в сущности, не знает осуществившихся чаяний. Либо она становится обыденностью и вовсе исчезает, либо ... отсутствие взаимности, боль потери, скорбь измены – такая мука и столько печали... Овидий прав, страдания, неразлучные с любовью, бесчисленны, как раковины на берегу морском... Я боюсь любви.
Мисс Хилл недоумённо посмотрела на Кейтона.
– Тот, кто никогда не искал ни дружбы, ни любви, в тысячу раз беднее того, кто их утратил.
–Лучше быть бедным, чем несчастным, мисс Мелани. Уединение спокойнее и полезнее. К тому же ни в одном человеке способности не раскроются до тех пор, пока он не научится жить в уединении. Чем больше уединения, тем человек сильнее...
–Я слышала высказывания многих ученых мужей, утверждающих то же самое, и их величие подтверждает вашу провоту, но зачем вам нужна сила? Как вы используете её в вашем одиночестве? Или вы говорите о силе духа, которая позволит прожить без любви и без дружбы? – мисс Мелани недоумевала.
–Я говорил скорее о силе интеллекта, о стремлении постичь потаённое.
–Значит, вы не верите в любовь, не верите в дружбу... Видимо, как сейчас модно, не верите и в Бога. Во что же вы верите? – изумилась Мелани.
Кейтон заметил, что мисс Сомервилл смотрит на него очень внимательно и тоже ждёт его ответа. Он улыбнулся.
