Текст книги "Занимательная геометрия (СИ)"
Автор книги: Ольга Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 5
Вере было страшно. Страшно и холодно. Она забывала, что спит, и сразу пугалась: думала, это конец. Что сон – это первый признак, что она теряет сознание, чтобы никогда не проснуться. Она ведь слышала много раз, что человек на холоде сначала впадает в оцепенение, засыпает – и все. И она боялась, что никогда не проснется, испуганно вздрагивала, открывала глаза… Полежав так пару минут, слепо смотря в темноту, осознавала – все хорошо, она уже не там, не в промерзшем ржавом ведре, а дома. Сейчас эта чужая квартира и чужая постель казались ей самым драгоценным, что можно иметь в жизни. Снова закрывала глаза и проваливалась в мутную, беспокойную темноту, которая раз за разом подкидывала новые варианты её неминуемой смерти…
В этот раз она задыхалась. Ей чудилось, что началась метель, ветром выдавило стекла её ненадежного убежища, салон замело… И ей, отчего‑то, вдруг стало жарко и душно. Воздуха не хватало. Казалось, что где‑то недалеко её ищут люди, зовут… Ей нужно всего лишь крикнуть – и её спасут. Но горло предавало: из него вырывался какой‑то невнятный хрип, даже ей неслышный. От беспомощности и отчаяния потекли слезы, горячими дорожками обжигая щеки, оседая солью на губах. Она попыталась дернуться – и даже этого не смогла. Руки и ноги были придавлены. Обездвижены. Нарастала паника – страшная, черная…. И она закричала…
Тут же все прекратилось. Жара пропала, а руки и ноги освободились. Стало легче дышать. А далекий голос приблизился, невидимый в темноте, но такой желанный, успокаивающий…
Он что‑то тихо нашептывал, просил не расстраиваться, обдавал дыханием ухо и шею, а большие, сильные руки освобождали тело от того, что мешало, спутывало движения.
Где‑то на грани яви и сна, Вера поняла, что с неё сняли халат, который перекрутился на животе и шее, от того ей и было жарко и тесно. Теперь она могла только всхлипнуть, уже от облегчения. А слезы катились, без её воли и разрешения. Правда, теперь очищающие, уносящие с собой испуг. Но тот, кто был рядом, этого не знал. Встревоженно уговаривал не грустить, вытирал ей щеки, осторожно, легкими движениями пальцев. Аккуратно коснулся ресниц, словно запечатывая, снова шепнул:
– Спи, все хорошо, больше ничего страшного не случится. Я рядом.
И она, в который раз, провалилась в сон, будто выключили свет, вместе с сознанием.
Сколько беспамятство длилось – она не смогла бы сказать. В очередной раз вынырнула с ощущением неги, её словно покачивало на мягких волнах, которые ласково баюкали, бережно касались, обволакивали. Оберегали…
Вера улыбнулась, довольно, как будто, наконец, нашла свою тихую гавань, к которой так долго шла… И тут же была награждена поцелуем. Легким намеком на поцелуй. Или ей показалось, что к её губам тихо прикоснулись другие губы, почти невесомо, а потом пошли гулять – по щекам, по векам, по бровям, ткнулись в складочку между ними, вечную спутницу её раздумий и хмурого настроения… Потом вернулись таким же путем, начали дразнить касаниями в уголках рта, в изгибе верхней губы, в ямочке нижней… Когда она удивленно, глубоко вдохнула, выдох был пойман, а новый вдох получился с опозданием…
Пока она увлеченно пробовала вкус этого ласкового рта, в дело включились руки… Осторожно огладили плечи, перебрались на бедра, одна нырнула под спину, которая тут же выгнулась, пропуская под себя жаркую ладонь… Вторая в это время аккуратно забралась под рубашку… От того, как бережно пальцы притрагивались к животу, словно привыкая, приучая её к себе, захотелось прикусить губу… Прикусила. Не свою, чужую. В награду получила такой же укус, а руки осмелели..
Добрались до застежки бюстгальтера, отщёлкнули, освобождая грудь… Дышать, на минуту, стало проще, ровно до того момента, когда одна из них накрыла плоть, легонько сжала и, словно бы невзначай, зацепила вершину…
Её выгнуло всю от этой мимолетной ласки… Пронзившее разрядом возбуждение заставило стонать… Стон был пойман, вместе с последующими, которые становились все чаще, громче, жалобнее… Мышцы ломало, вместе с косточками: их нещадно тянуло подставиться под новые касания, слишком бережные, слишком легкие. Хотелось почувствовать их по – другому – сильнее, жестче, ярче…
Она снова вздрагивала, но теперь не от холода. От того, как мало свободной кожи оказалось для того, чтобы все чувствовать… Сказать о том, чего хотелось, не получалось. И страшно было: вдруг, заговоришь, и сон прекратится? С ней такое уже бывало… Оставалось только все чаще вздыхать, надеясь, что этот голос, и губы, и руки – сами догадаются.
Очень хотелось стряхнуть мешающую одежду – она давила, прятала, не позволяла прижаться так, как необходимо… Но пальцы отказывались отпускать затылок и шею, впивались ногтями в кожу, пытались поймать, почувствовать кончиками гладкость мощных плеч, колкость щетины… Цеплялись, запечатлевая новые ощущения, и тут же отпускали, начинали бродить по жаркой коже, пытаясь узнать, запомнить, впитать… Послышалось, что всхлипы отдаются эхом – сдавленными, рваными выдохами в такт…
Ласковые руки, наконец, решили помочь – начали стягивать рубашку, запутались в лямках белья, нетерпеливо дернули… Что‑то затрещало, и стало легче: она всем телом прижалась к другому, мощному, гладкому, горячему… Радостно (дорвалась, таки) бросилась изучать, исследовать вздрагивающие под ладонями мышцы, покрывающиеся испариной… Но радость была недолгой: запястья завели наверх, перехватили, наказывая за дерзость… Она, извиваясь, недовольно хныкнула. Получила успокаивающий поцелуй, и шепот:
– Тише, тише, не торопись, успеешь…
А потом началась новая мука, изощрённейшая из всех, о которых она слышала: ловить поцелуи на всем теле, угадывая, куда придется следующий… Пытаясь удержать хоть немного, ощутить как следует. Не получалось. Они дразнили, обжигая вспышками, яркими до боли, в самых неожиданных местах. Превращая кожу в один пылающий, искрящий, жадный комок нервов. Доводя до кипения, заставляя метаться, в попытках высвободить руки, удержать его хоть на секунду на месте, вжать в себя, самой прижаться… Сил не хватало, оставалось только вздрагивать, жалко хныкать и о чем‑то просить – шепотом, в голос еще было боязно. И непривычно. С ней такого еще никогда не бывало. Просить о ласке – никогда и ни с кем. А сейчас это было просто, естественно… Необходимо.
Рассказать о своей жажде, уговорить, вымолить… Чтобы эта пытка прекратилась, и чтобы длилась вечно. Чего больше хочется, сама не знала.
Находясь на грани яви и сна, боялась потерять сознание и все потерять, упустить. Нереально, этого допустить нельзя. И открывать глаза – тоже.
Наконец, ей было позволено вырваться… Руки тут же вплелись в жесткие волосы на затылке, потянули вверх, потому что дышать в одиночку не получалось больше – не хватало уже этих неровных, хриплых глотков, помощь требовалась…
Горизонт перевернулся, потом раз, и еще… Она оказалась сверху, потом под ним, потом снова… Кружилась голова, под плотно сомкнутыми веками искрило (только бы не разжать)… Она ощутила, что жажда мучает не только её: поцелуи перестали дразнить, они теперь вбирали, захватывали. Одна рука жестко держала её затылок, пальцы другой погладили скулы, властно сжали подбородок – все, не вырвешься, не дадут отвернуться, пока не будешь выпита до дна, до горлового хрипа, до того, что грудь разрывает от нехватки воздуха… И отрываться нельзя, невозможно… И не хочется прерывать эту сладкую муку. Ни за что.
Её трясло. Всю. От того, как болезненно не хватало ласк, и от того, как ярко чувствовалось его желание. Невозможно было не ощущать: о нем кричал вкус поцелуев, звуки хриплого шепота, сила, с которой тела вжимались друг в друга, впечатывались, легкие, скользящие укусы на плечах, боках, спине, лодыжках…
Казалось, вот – вот, и наступит момент, когда можно будет счастливо выдохнуть, отдавая всю себя, и вбирая его – целиком, полностью…
Но её перевернули на живот, и пытка повторилась. Теперь еще более изощренная: кто мог знать, что даже не чувствительные лопатки можно трогать так…
И кто бы знал, что от неё требуется только и всего: сказать "Пожалуйста, не могу больше"… А потом уже выкрикивать все, что в голову взбредет – радостно, умоляюще, жалобно, торжествующе… Пока не останется сил, чтобы пережить яркую вспышку и падение куда‑то в бездну… Отключающее все органы чувств, кроме слуха… Который продолжал с упоением ловить жаркие звуки, пока не разобрал протяжное "Вика"…
На ее затылок, шею, плечи, повернутую вверх скулу сыпались мелкие, тихие, благодарные поцелуи… и снова "Вика…"
Какая, к черту, "Вика"?! Миша никогда её так не называл. Вера, Веруня, иногда – Вероника… Так – никогда.
Понимание произошедшего только что медленно просачивалось в разум. Вместе с ним уходила блаженная нега, наваливалась тяжесть осознания…
Денис понял, что происходит что‑то не то, когда девушка застыла. Он почувствовал это всем телом. Только что была мягкая, нежная, расслабленная… И вот – сжатая струной, настолько, на сколько это вообще возможно в их положении. Вика попыталась выбраться из‑под его веса, аккуратно сдвигая в сторону напряженную руку. Выпустил, перекатился на бок.
В рассеянном свете ночника было очень хорошо видно, как расширяются и темнеют её глаза…
– Привет. – Самое умное, что могло придти в голову.
Ну, а что он мог сказать? "Ты была великолепна, давай повторим, и желательно, несколько раз, и не только сегодня"?
Он‑то сам прекрасно понимал все, что делает. И с кем, и почему. Просто, в очередной раз проснувшись от её крика, больше не мог заснуть. Долго разглядывал, вытирал ей щеки от невысохших слез, пальцами изучал бархатистость кожи. Потом не сдержался – попробовал губами. Очень хотелось это сделать прямо сейчас. Надеялся, что будет крайне осторожен и не разбудит. Увлекся. Разбудил. Не до конца, оказывается. В её глазах успело мелькнуть удивление, узнавание, паника… Потом что‑то еще, непонятное.
С горечью осознал: все, что сейчас происходило, Вика вытворяла не с ним. С кем – нетрудно догадаться. Но думать об этом было сложно.
Она не ответила на приветствие. Просто смотрела. Потом прикрыла глаза, перевернулась на спину, глубоко вздохнула…
– Черт! – Не очень приятный отзыв о бурно проведенном времени. Хотя, он совершенно был уверен, что Вика получала от процесса не меньшее удовольствие, чем он сам.
– Что случилось, Вик, скажи? – Спрятал подальше свою обиду вкупе с недоумением, услышав глубокий, тяжелый вздох.
– Ни – че – го. Ничего не случилось. Кроме того, что я переспала со своим шефом. И… – Она запнулась на слове, будто не желая продолжать, озвучивать свои мысли. Но уже и без того было ясно, что этот факт её не обрадовал, совершенно.
– И что? У нас, вроде, не Запад… Никаких спецусловий в контракте нет. Я точно знаю.
– Действительно. Что такого? Я же говорю тебе: ничего. Спасибо за полученное удовольствие.
Вика поднялась, натягивая на себя одеяло. Дэн хотел было, по привычке, спошлить, что поздно уже прятаться: он все видел, и даже потрогать успел. Ума хватило, чтобы промолчать. Глядя в её напряженную спину, на то, как тянется за рубашкой, валявшейся на полу, он почувствовал, что время для шуток прошло. И для разговоров – тоже. Всем своим видом девушка давала понять, как тяготит его присутствие… Он тоже уселся на кровати и молчал, пытаясь додуматься: в какой момент все пошло не так. Ведь даже не успел ничего сказать, что могло бы вызвать возмущение. Или до неё только сейчас дошло, с кем она занималась сексом? Тогда, действительно, "Черт!".
Это меняет все. И даже немного обидно. Постарался выгнать все мысли о том, кого же представляла девушка на его месте. Да, мать его так, не немного обидно, а просто…. Он не мог подобрать слов. Так же, как и не думать об этом…
Был, конечно, самый простой вариант: спросить, в лоб, и не играть в угадайку. Он сам постоянно учил этому своих менеджеров. А сейчас не мог – боялся, что ответ не понравится его самолюбию. Совсем.
Пока он пытался угомонить шевеление догадок в мозгу, Вика уже поднялась, аккуратно подняла вещи, которые попались на ходу, прихватила свои с кресла и ушла в ванную комнату. Ни слова не сказав. Как можно понять человека, если он молчит? Расстроилась, обиделась, что‑то придумала несусветное? Что?! Узнать бы, конечно, да он почувствовал, что к ней сейчас лучше не подходить.
В ванной зашумела вода, а он все так же сидел, сгорбившись, обхватив голову обеими руками, и решал – что делать дальше?
Глянул на время, светившееся на электронном циферблате: четыре утра. Тихо выругался. Пошел на кухню. Смешно. Он уже не помнил, у кого из классиков был герой, в каждой сложной ситуации предлагавший выпить чаю. Комичный был персонаж. Только вот, Дэн совершенно не готов был к комедии, происходящей здесь.
Он молча тянул горькую бурду, заваренную из пакетика, стоя у окна. Но не смотрел на улицу, а улавливал шорохи, которые неслись из глубины квартиры. Надеялся, наверное, что придет поговорить. Глупо…
Тихо скрипнула дверь, легкие шаги, почти неслышные, проследовали по прихожей, снова скрип. Дверь закрылась. Абсолютно точно – не в его комнате. Ушла к себе. Совсем плохо.
Он не вытерпел. Пошел следом за ней. В темной спальне, освещенной лишь тусклыми бликами уличного фонаря, увидел, как судорожно перекатилась, повернувшись к нему спиной. Еще хуже. В чем‑то виноват, а в чем – бес его знает.
– Вика, ты не хочешь поговорить?
– Нет. – Можно позавидовать умению отказывать. Не всем дано. Бывает, что среди мужчин бывают хлюпики, не умеющие вовремя сказать "нет"… А у нее так просто получается…
Эти размышления – только фон для набиравшей силу злости. Ими он пытался отвлечь себя, лишнего не наговорить…
– Почему? Что я сделал не так? – Чтобы не сделать глупость, не долбануть кулаком по ни в чем не повинной стене, стиснул пальцы, разжал… Засунул руки в карманы джинсов, не помогло… Хотелось что‑нибудь сломать, чтобы унять раздражение…
Эта женщина постоянно сбивала с толку, расшатывала его упорядоченный мир, заставляла терять колею… И он, привыкший гнать по жизни на всех парах, вынужден был постоянно тормозить, оглядываясь назад и по сторонам. Это вымораживало.
Вика повернулась к нему лицом…
– Да все нормально, Денис. Просто я сейчас не готова разговаривать. Вот и все. – Он, конечно, прямо сразу и поверил во все. Вот видно по поведению что довольна… абсолютно всем довольна. Ну, просто у девушки такая необычная реакция на оргазм.
Чуть не выпалил все это вслух. В который раз похвалил себя за сдержанность.
– Хорошо. Когда готова будешь?
– Не знаю. Точно не сейчас. Да, в общем‑то, и не о чем разговаривать.
– Да? Перепихнулись и разошлись? Ты обычно так себя ведешь? – Все‑таки, злость выплеснулась наружу, грубостью и желанием задеть. Что он, в конце концов, маленький, чтобы уговаривать?
– Хочешь, чтобы я до утра признавалась тебе в любви? Извини, сил нет. И в ЗАГС тебя точно не потащу, можешь не нервничать… – Безразличный тон доводил до бешенства.
– В нашей стране двоеженство запрещено. С ЗАГСом не получилось бы.
– Ах, даже так… Тем более. Спокойной ночи, Денис. Ты устал, наверное, больше, чем я… Такой сложный день и вечер…
Он закрыл глаза и представил, как подходит к ней, вытаскивает из постели, встряхивает… Заставляет посмотреть в лицо…
Зачем? Ответа не было. Поэтому – помечтал, выдохнул, развернулся и ушел. Бросив напоследок, не оборачиваясь:
– Сладких снов… – Язвительность, конечно, была старательно погашена.
Сна, естественно, не было, до самого утра. Невозможно спокойно спать, зная, что не разобрался до конца. И, похоже, что в чем‑то он оказался виноват. Знать бы, в чем именно. Дэн, как в старые добрые времена, снова ощущал себя нашкодившим подростком. Который, вроде бы, и накосячил где‑то, и не раз, но получил нагоняй без объяснений – за что. Хуже нет, чем догадываться: мать узнала про выбитое в машине соседа стекло, или за поломанную калитку у дачника на дальней улице. Или сразу за все, но тогда, вроде бы, мало досталось…
Или неугодным мужем, доведшим до слез жену неосторожным словом… Каким? Ни разу так и не понял. Да, в принципе, никто и не говорил. А потом, когда пробовали пролить свет на истину, ему уже было все равно. Другие проблемы нахлынули.
Кроме собственных дум, бродивших без конца, мешала тревога: да самого звонка будильника прислушивался к звукам за стеной. Ему все чудилось, что Вика всхлипывает, неспокойно дышит, или вертится на подушках.
Конечно, сквозь плотно запертые двери и стены с хорошей изоляцией подобные звуки проникнуть не могли. Каждый раз, дергаясь, чтобы побежать на помощь, сам себя успокаивал этим. Да и помог уже, в принципе, по полной программе… Хватит уже, на сегодня…
Он очень надеялся на то, что утром получится поговорить по душам, расставить все точки над "и", а потом двигаться дальше, не останавливаясь из‑за мелочей. Упорно не хотел рассматривать вариант, что все это – не мелочи. Смешно. Просто в его постель попала еще одна девочка. Ну, не такая циничная, как все. Или тараканы у неё породистые слишком. Рано или поздно, научится жить по – взрослому и правильно реагировать.
Утро выдалось таким же сложным, если не труднее.
Он старался вести себя как обычно, будто ничего и не произошло. Казалось, что Вике так будет легче успокоиться и поддерживать диалог.
Казалось…
Он уже успел позавтракать и медленно тянул кофе, неосознанно подыскивая предлог, чтобы остаться на кухне, и не разминуться с Викой. Она точно не спала – чем‑то шуршала в комнате, выходила в ванную, возвращалась. Но уже минут на двадцать задерживалась.
Дэн решил, что будет ждать до последнего: не станет же она прятаться весь день?
Дождался. Она соизволила, наконец, появиться.
– Доброе утро. – Постарался вложить в голос максимум дружелюбия. Договаривался раньше с такими зубастыми акулами… Неужели с ней не сможет наладить контакт? Он верил в себя и надеялся, что утро окажется мудренее.
– Доброе. – Короткий взгляд на него, затем в сторону. Чересчур прямая спина. А руки хватаются, бессмысленно, за все подряд: чашка, сахарница, снова чашка, переставила. Замерла. Опомнилась – завертела головой в поисках кувшина от кофеварки, стоящего прямо перед носом – не нашла.
Что ж, девушка продолжала нервничать. Не нужно было и большого ума, чтобы определить.
– Ты что‑то ищешь? – Максимально мягко. В другой ситуации посмеялся бы, но – не сейчас.
Она тряхнула головой, молча, снова заозиралась. Не выдержал: встал, подошел, сам налил ей кофе в чашку. Вика ощутимо напряглась от его близости.
Чертыхнулся про себя и ушел, от греха подальше. В таком состоянии не выйдет разговор.
Он бы, наверное, попытался еще найти ниточку взаимопонимания, но… Слишком потерянным был её взгляд, как будто сквозь… Денис не увидел в нем ни обиды, ни горечи, ни злости – всего, к чему он готовился, не было. Потерялся. Казалось, что девушке было не до него.
Он собрался и ждал её у выхода, все так же молча. Даже то, что опаздывал на полчаса, не заставило его подогнать Вику, ускорить. В конце концов, раз в пятилетку можно и шефу опаздывать. Переживет.
По дороге он умудрился даже вытянуть из неё пару слов: о самочувствии, о здоровье… Как ни крути, а вечер на жутком морозе даром не мог обойтись. А сейчас оставалось лишь только догадываться: красные глаза и опухшие веки, шмыгающий нос, обветренные губы – признак бессонной ночи или начинающейся простуды? Нужно было услышать голос, чтобы понять – хрипит или нормально разговаривает?
Вика отвечала односложно, однако, старательно убеждала, что все с ней хорошо. Сильный иммунитет. Её пояснение. Одной фразой, без лишних слов.
На этот раз он высадил её у самых дверей офиса, не заехал на парковку, как обычно.
Удивление Вики выразилось только в легком движении бровей.
– Там в снегу все снова. Выпрыгивай, а я позднее приду.
– Спасибо.
Больше в этот день он девушку не видел. До самого вечера. Нет, конечно, знал, что работает, и даже – чем занята. Об этом исправно докладывали охранники и Евгений. Тот прекрасно понимал, что накосячил вчера не по – детски, и старательно свои промахи исправлял. Как он извинялся перед Викой – неинтересно было. Это их отношения.
Но волновало то, что Вика ни разу не засветилась в приемной, в его кабинете, не встречалась в коридорах офиса. Если бы сам не привез на работу, мог подумать, что её здесь вообще не было…
Появилась на пороге только в восемнадцать ноль ноль. Дэн по часам проверил. Помялась. Он ждал, перебирая варианты возможных поводов для ссоры, неминуемой, был уверен. Не угадал.
– Денис Игоревич, я нашла жилье. Хотела бы сегодня переехать. Вы не против? Когда я смогу забрать вещи?
– Хм… Как неожиданно… Мы искали месяц, без нормальных результатов, а ты за неделю выкопала… Это меня смущает. Не боишься нарваться на лохотрон?
– Мне Лидия Петровна помогла…
– Вот не знал, что мою квартиру убирает крутой риэлтор… – Дэн старался, как мог, себя сдерживать и сохранять спокойный тон, однако, стремление Вики сбежать подальше и побыстрее уже настораживало и раздражало.
Ну, ладно, обиделась на что‑то. Может быть, он был неправ… Но могла сказать‑то – в чем, когда и как не угодил? Он работать нормально не мог. Впервые, за кои‑то веки, работа не затягивала, процесс не увлекал, задачи, вызывавшие охотничий азарт, казались пресными. Весь день прокручивал в голове каждое мгновение прошедшей ночи, в поисках того, что вызвало такое отторжение.
– У неё подруга в двушке живет, одинокая. Комнату может сдать. Мне достаточно. Мешать ей не буду, она мне тоже. Деньги пожилому человеку не помешают никогда. В общем и целом – сплошная выгода для обеих.
Она говорила спокойно и уверенно, словно обдумала уже давно, все взвесила, по полочкам разложила…
– А какой резон тебе шило на мыло менять? – Снова болезненно зацепил тот факт, что жить с какой‑то старой перечницей будет лучше, чем с ним.
– Огромный.
– Вика, закрой, пожалуйста, дверь на ключ. – Она распахнула глаза, не понимая – к чему клонит шеф.
– Зачем?
– Затем. Я сейчас отдаю распоряжение. Будь добра – исполняй.
– Но что нам мешает решить все вопросы так, без замков? Мы же не секретные данные обсуждаем…
– Вика. Повторяю. В последний раз.
Девушка слегка попятилась, но даже не посмотрела в сторону замка. Удивленно пялилась на Дениса, будто у него выросли рога на лбу или третий глаз открылся…
– Все понятно. Исполнительность на нуле. – Он откатил кресло от стола, поднялся и в два шага добрался до двери. Повернул ключ в замке, спрятал его в карман, при этом, не переставая наблюдать за поведением девушки.
Та, наверное, при возможности, слилась бы со стеной, так старалась быть незаметной и подальше от Дениса. К ее сожалению (очень ярко нарисованному на лице), и к радости Дэна, это у Вики плохо получалось…
Затравленный взгляд – и он споткнулся, думая, что может перегнуть. Всего на секунду притормозил, а потом решил, что хуже уже не будет.
– А теперь скажи: что я сделал не так? Чем обидел? Почему ты шарахаешься целый день, будто я съесть могу, или зарезать?
Он почти вжал её в стену, навис, упираясь ладонями по обеим сторонам от головы, не давая возможнлсти ускользнуть, отвернуть голову, отвести глаза…
– Ничего. Все нормально, Денис… У меня нет никаких претензий к тебе и обид.
– Не верю.
Грустные – грустные глаза уставились в его собственные. Так близко, что можно было разобрать каждую крапинку в радужке. Провалился в прозрачную глубину, на несколько мгновений потерялся…
– Почему?
– Что "почему"? – Успел подзабыть, о чем спрашивал до того…
– Почему не веришь? – Разговор уже начинал мешать. Дэн раздумывал: сразу поцеловать эти мягкие розовые губы, или немного подождать? Близость оказалась опасной: слишком жива еще была память о том, как отзывчиво это мягкое тело, въевшийся под кожу аромат волос снова заставил ожить все рецепторы… Словно идущий по следу зверь, он вбирал воздух все глубже, стараясь не запутаться в вихре ощущений…
– Потому. Вижу.
– Что? – Будто в замедленной съемке, он наблюдал, как вздрагивают ресницы, как лихорадочно краснеют скулы, как язычок нервно облизывает губы, тут же прикушенные, чтобы не сказать лишнего… И понимал: врет. Масса претензий у Вики к нему. Но какое дело до её претензий, когда тело снова говорит: "Хочу! Именно эту женщину, именно сейчас. Пусть вспомнит то, что уже связывало их двоих, и забудет про глупости, что разделяют"
– Вика. Посмотри на меня. – Совсем не понравилось, как смущенно закрыла глаза. Спряталась.
– Ну, смотрю. И что?
– У тебя глаза прозрачные. Не умеешь врать. За что‑то дуешься, и не говоришь, за что… Я так не играю, Вик… – Она, завороженная вкрадчивым голосом, смотрела, не отрываясь.
– Я тоже. Не играю. – Голос у девушки дрогнул, сорвался на шепот. – Я серьезна, как никогда.
– Странное совпадение, и я… серьезен…
Она что‑то пыталась еще сказать, но слова были проглочены жадной лаской мужского рта – резкой, почти наказывающей. Даже пробовала вырываться, но руки были захвачены, зажаты над головой, придавлены…
Дэн слегка опомнился, когда дошло: он почти распял её на стене, прижав своим телом, так, что глухой стон мог быть вызван совсем не удовольствием…
– Прости. – Он оторвался от её лица, попробовал отделиться от тела, крепко прижатого, так, что даже одежда не прятала жар…
– За что? – Вика вбирала воздух, с жадностью, словно только что вынырнула из глубины. – За что именно тебя простить?
– Не сдержался. Хотел ведь с тобой поговорить… И вот… Как‑то все неправильно получается у нас с тобой… – Дэн покаянно вздохнул и прижался к её лбу – своим.
Что с ней случилось в этот момент – только бесы догадываются. Губы сжались в тонкую нить, ноздри задрожали, по щекам вновь пошли яркие пятна… Испепеляющий взгляд из‑под бровей.
– Опомнись! Каких "нас"?!! Что ты несешь, Денис? Что выдумываешь? – Она попробовала оттолкнуть его, но не хватило сил: маленькие ладошки беспомощно упирались в грудь. С таким же успехом можно было попробовать столкнуть стоящий локомотив с рельсов.
– То и несу. Мне показалось, что мы, – местоимение выделил, нажимом, – в некоторых моментах смогли достичь консенсуса. Разве нет?
– Да что ты о себе думаешь такое?! Идиот! Выпусти меня. Я ушла. Вещи, пожалуйста, завтра привези. Не хочу тебя больше видеть…
Все это она выговаривала, практически уткнувшись носом ему в грудь, в бесплодных попытках высвободиться из захвата рук. Дэн уже начинал нервничать.
– Вика! Посмотри на меня! Что не так? По – человечески мне скажи, а? Тебе же, по – моему, все понравилось? – Он сжал её плечи, встряхнул, заставляя задрать голову, посмотреть на него. Заставил.
Обреченность, сквозившая в глазах, заставило сердце ухнуть куда‑то в глубину, а потом подпрыгнуть – куда‑то в район горла. Голос упал, сразу же, на несколько тонов…
– Вика… Ну?
Тяжкий вздох, опущенные плечи, склоненная голова – вся скорбь мира, казалось, одолела несчастную девушку…
Она еще несколько раз вздохнула, прежде чем собралась и выпалила:
– Тебе слово "измена" о чем‑нибудь говорит? Нет? Ах, о чем я… Сам же признался, что женат… И ко мне подваливаешь, так сказать, развлечение для будней, между выходных… А я? Как я теперь в глаза ему буду смотреть? – Фраза, начатая криком, оборвалась горьким шепотом…
– Ясно. Больше вопросов нет. – Он убрал руки и освободил ей путь. Открыл замок, распахнул дверь.
– Выходи. Не торопись. Я тебя сам отвезу и помогу отнести вещи.
– Но…
– Сказал же тебе: мне все ясно. Больше на девичью честь не покушусь. И… прости, что так вышло.
Он не дождался ответа, зная, что не стоит и ждать. Все, что хотел, уже услышал. Нужно было просто отпустить, чтобы не стать врагами. Пол – пути в этом направлении уже прошли. Если не больше..
Больше он к Вике не приставал с ненужными расспросами. Все встало на свои места – и её реакция в первый момент, когда пришла в себя, и нежелание разговаривать – потом.
Он помог ей вынести чемодан и отвез на квартиру к старушке – подруге Лидии Петровны. Вежливо попрощался с обеими, развернулся и свалил побыстрее, даже не переступив через порог нового жилища Вики.
Очень хотелось посмотреть и оценить, предложить помощь, если потребуется, но… Девчонка старательно обрубала все ниточки, что могли их связать. А он не хотел ей в этом мешать.
