Текст книги "Занимательная геометрия (СИ)"
Автор книги: Ольга Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Тогда… Поедем? – Надежда на быстрое избавление от неловкости так и сквозила.
– Угу. – Не шелохнулся. Хотя, видит Бог, руки все так же нестерпимо зудели от желания стиснуть, подмять, исследовать…
Она вздохнула.
– Так может, уже выпустишь меня? Мне не очень удобно..
– И что мне за это будет? – С мягким, искушающим любопытством.
Все. Доигрался. Створки окончательно захлопнулись. Холод в глазах, плечи уверенно дернулись, сбрасывая чужие руки.
– Тогда я не дам тебе по лицу. Больно – больно. Я умею. – И такая убежденность прозвучала, что он рассмеялся.
– Неожиданно.
– Неожиданно будет, когда схлопочешь. Обычно я не предупреждаю.
Он еще выдержал небольшую паузу, буравя девушку насмешливым взглядом, она отвечала – воинственным. Через несколько секунд решил, что достаточно будет на сегодня, отстранился.
– Что ж, собирайся. Поедем. Ты права – толку от сидения здесь не будет.
Отошел в сторону, однако, продолжил наблюдать: интересно же, как себя поведёт дальше?
Нужно отдать должное, держалась девушка хорошо: позакрывала все окна, отключила компьютер, затем монитор, потом покидала вещи со стола в сумочку… Только потом подняла глаза:
– Я пойду, чашки помою, а Вы свой ПК отключайте, и можно выдвигаться.
Не дожидаясь ответа, собрала на поднос посуду и ушла из кабинета. Что это было: попытка держать дистанцию, или демонстрация независимости? Денис не разобрался. Понял только, что все недовольство, если оно и было, девушка в себе сдержала. Заметил под её клавиатурой белый прямоугольник – лист, вырванный из блокнота, исчерченный непонятными квадратами и стрелками, среди них – куча буквенных сокращений. Некоторые – вверх ногами. Засмотрелся, пробуя разобраться – что бы это могло значить… На этом Вероника его и застала.
– Расшифровать пытаешься?
– Ну, да… Тут специалист из школы разведчиков, наверное, нужен. Без пол – литра не разберёшься…
Девушка еле заметно усмехнулась:
– А что тут разгадывать? Это все, что я сегодня узнала с Евгением, пыталась зафиксировать.
– Неужто, у нас все так сложно? Мне казалось, очень простая организация…
– Это тебе так кажется. А мне, зеленому стажеру, сплошной лес дремучий. Потом пойму. Это так, для того, чтобы основные идеи запомнить…
Денису такой метод показался очень странным: в его ежедневнике записи велись четко, подробно и внятно. Так, чтобы даже через полгода поднять и не раздумывать – что означают эти два квадрата, соединенные двустронней стрелочкой, а между ними – кружочек. И в каждой фигуре – буковки…
Но вслух свои мысли высказывать не стал: вроде бы, Вика немного оттаяла, не стоит обратно морозить…
Но, похоже, оттепель была временной: после нескольких слов про записи, девушка отделывалась только короткими, малозначащими фразами. Это было странно и будто бы уже непривычно. Смешно: как можно привыкнуть к человеку за двое суток?
Тем не менее, в автомобиль она уселась вообще без слов, а потом закрыла глаза и откинулась на подголовник. Можно было бы подумать, что задремала, да только вот, плотно сомкнутые губы и хмурая складка между бровей выдавали обман полностью.
В квартире она разделась сама, не дожидаясь помощи Дениса, скинула куртку, повесила на крючок, ушла в ванную. Оттуда – напрямую в комнату. Дверь плотно прикрыла. Дэн решил дать ей время на то, чтобы переодеться, сменил костюм на домашние брюки с майкой, разогрел ужин. Девушка не появлялась. Ужин стыл в тарелках. Он не выдержал – пошел вызывать. Аккуратно стукнул по косяку, подождал, снова постучал ("Что она там, заснула?"), услышал глухое "Да"…
– Вик, ты идешь ужинать? Все готово.
– Спасибо. Я не голодна.
– Ну, пойдем, хоть чаю попьёшь…
– Я только что выхлебала две чашки кофе. Куда мне ещё?
До него начало доходить:
– Ты что? Обиделась? Голодовку объявила?
Она дощелкала что‑то на своем ноуте, проследила, похоже, за отправкой сообщения, и только потом подняла глаза:
– С чего Вы взяли, Денис Игоревич?
– С того. Думаешь, не заметна разница между тем, как ты обычно себя ведешь, и как – сегодня?
– Вам показалось. – Буркнула, глядя не на него, а в экран.
– Вика, не держи меня за идиота. – Постарался, чтобы это звучало максимально ровно. – Я все прекрасно вижу.
– Денис Игоревич, а Вам не кажется, что мое рабочее время закончилось, и я имею право делать то, что хочу, а не то, что Вы скажете? – Таким же ровным тоном, и взгляд спокойный… Только вот, надменно поднятая бровь снова выдала все, что должно было прозвучать, да было удержано…
– Ясно. Нравится – дуйся дальше. Уговаривать не буду. Не маленькая. – Он напоследок окинул взглядом комнату, которая раньше никогда не была уютной. А сейчас – стала. Мягкий свет ночника, задернутые шторы, по которым пробегают отсветы фар проезжающих редких автомобилей… Девушка, сидящая по – турецки на неразобранной кровати… Иллюзия чего‑то, чего не было и быть не могло никогда. Дэн в своей жизни такого не помнил.
Непонятно, что его дернуло сделать последнюю попытку:
– Я скинул тот файл со своего компа на флешку. Будешь читать?
– Спасибо. Только я его уже в Интернете нашла. Не нужно.
Тут он уже не выдержал. Развернулся, чуть дверью не хлопнул – хватило ума не показать, как задело пренебрежение… Ушел.
Ужин еще никогда не был таким пресным. И чай отдавал какой‑то примесью химозы. Он не хотел признаваться самому себе в причинах. Просто включил ноут и углубился в работу. Злость всегда помогала. И сейчас помогла разобраться в том, на что бесплодно потратил до этого уйму времени. А сейчас паззлы сложились всего лишь за десять минут.
Глава 3
Вероника чувствовала себя совершенно растерянной и выбитой из колеи. Откровенный мужской интерес, который светился в глазах Дениса Игоревича, ну, никак не вписывался в её образ нормальных рабочих отношений. И в образ Дениса это тоже не укладывалось. Она обиделась и выпустила колючки, в качестве защитной реакции. Понимала, что мужчина, скорее всего, тоже обидится – ведь пытался достичь перемирия, а она не пошла навстречу. Очень хорошо представляла, каково это – чувствовать, как отталкивают протянутую навстречу руку. Удар по самолюбию, и очень мощный. А то, что мужское самолюбие намного нежнее женского, она уже знала.
Это была одна из тех немногих мудростей, касающихся мужчин, которые Вера успела накопить за свою сознательную жизнь.
Так вышло, что мама, брошенная отцом через несколько лет после рождения девочки, искренне считала, что все мужики – сволочи и уроды, и предпочла поделиться с дочерью только этой информацией. Все остальное Вере пришлось познавать на собственной практике, методом проб и ошибок.
Практика тоже выдалась не очень обширной: когда все подруги уже бегали на свидания, влюблялись, страдали, расставались, учились кокетничать и разбивать сердца, попутно разбивая собственные, Вера пропадала в школе, бегала на кружки и дополнительные занятия, занималась работой по дому, так как мама постоянно устраивала личную жизнь. Раз от разу – все более неудачно.
Глядя на вечно несчастную и недовольную мать, Вера недоумевала: зачем ей это? Ведь жить вдвоем, без всяких мужчин, которые только приносят душевную смуту и терзания, намного проще и спокойнее. И сама старалась держаться подальше от парней, хоть иногда, по ночам, и тосковала: хотелось чистого, прекрасного, незамутненного чувства, о котором читала в книгах. Но ничего подобного не встречала. И слабо верила, что с ней такое когда‑нибудь произойдет: не смотрели мальчики на немодно одетую девочку – зубрилку, слишком скучную и серьезную, с которой не о чем и поговорить. Пару раз Вера даже влюблялась в какого‑нибудь старшеклассника, нечаянно ей улыбнувшегося… Но потом соображала, что это все ей показалось, и сердце со временем успокаивалось.
А на первом курсе, впервые вкусив прелестей самостоятельной жизни, Вера отведала и первую горечь отношений. Где‑то сработал переключатель, и она, нежданно – негаданно, втрескалась по самые уши в самого неподходящего парня.
То, что выбор неверный, знала она сама, знали подруги, знал и объект её пламенной любви. Андрей, небрежно флиртовавший с симпатичной серьезной девочкой, похоже, и сам испугался того, что с ней происходит. Честно пытался донести, что они разных полей ягоды, и не нужно даже смотреть в его сторону: не даст он того, чего ей хочется.
Веру эти доводы не убедили. Сама себе удивляясь, перла напролом, добиваясь встреч, приглашений в гости, свиданий… А потом плакала по ночам, страдая от ревности и неразделенной любви. Ненавидела себя за слабость, за неугомонную привязанность, за покорное всепрощение… За то, что возвращалась через пару дней после каждого громкого ухода. Хотя, Андрей не звал её никогда – сама находила поводы, совершенно глупые, чтобы вернуться. Он неизменно радовался возвращениям, но гулять направо и налево не прекращал.
Было больно, обидно и страшно за себя: Вера чувствовала, что куда‑то катится, теряя самоуважение, веру в лучшее, но остановиться не могла. Минуты счастья наедине все перечеркивали – дни ожидания, ночи в слезах, месяцы неверия в себя, несколько лет, потерянных для нормальной жизни.
Она понимала, что это – не любовь, болезнь. Вот только, не знала от неё лекарства. Вылечить не могли даже невесть откуда взявшиеся поклонники. Нет, не так: она прекрасно понимала, откуда они взялись. В погоне за вниманием Андрея девушка научилась одеваться, краситься, говорить на "правильные" темы, остро и колко шутить (чтобы не плакать). Яркий мотылек вместо серой куколки, с бьющей в глаза женственностью – притягивал десятки взглядов, да только смотрел на один огонь.
За три года больных и болезненных отношений Вера несколько раз пыталась отвлечься, забыть с другими парнями Андрея, даже пробовала с кем‑то встречаться… А потом он звонил, и все другие – хорошие, милые, надежные парни тут же оказывались забытыми. Даже имена стирались из памяти, не только номера из телефона…
А потом все прошло. Разом. Однажды, проснувшись рядом с Андреем, она с удивлением поняла, что этому совершенно не рада. И целый день вместе, который они планировали, стал ей совершенно не нужен. Глядя на лицо спящего парня, ясно увидела – не он. Совершенно отличен от героя романа, который она пыталась писать в одиночку. Собралась и ушла, тихо прикрыв за собой двери. Отправила СМС " Больше не звони, не нужно". Такую же, как сотни других до этого. Естественно, он не поверил, и через неделю позвонил (наверное, стало скучно и нечем занять вечер). В это момент Вера поняла: прошло, по – настоящему. Потому что не дрогнуло в душе ничего, пока она спокойно объясняла, что это все серьезно, и больше им говорить не о чем.
Странно и спокойно стало намного позже, когда поняла: больше ничего не дрожит, вообще. Ушла наивная девочка, влюбленная до одури, с детской верой в чудо. Не попрощалась. И забрала с собой что‑то важное, Вера не могла сказать – что, но об этом безымянном не жалела. Вместо него пришел покой и отстраненная, насмешливая холодность. Сердце молчало, душа не тревожилась. Ей было хорошо, легко и спокойно. Впервые за несколько лет взрослой жизни.
Может быть, временами накатывала грустная скука – казалось, что жизнь пролетает мимо, в Вера смотрит на неё стороны. Не хватало ярких, живых эмоций. Но стоило вспомнить, как они резали по живому – успокаивалась, нет, больше такого не нужно. Хватит, наигралась с огнем.
Ей хватило ума не замкнуться, не прятаться от людей и новых отношений: она принимала внимание мужчин, пыталась даже с некоторыми встречаться… Но они до того не трогали подмороженную душу, что при малейшем намеке на сложности, девушка просто уходила, не оборачиваясь. Считала, что незачем тратить время и силы на то, что изначально строится на зыбком фундаменте.
Это слегка расстраивало и удивляло, казалось, что шансов на счастливую жизнь, семью, хорошие отношения становится меньше и меньше. Но, вместо того, чтобы горевать и убиваться по этому поводу, девушка занялась учебой, работой, друзьями. Временами даже верила, что этого ей достаточно.
А потом появился Миша. Просто однажды пришел в её жизнь и прочно обосновался. Вера еще сомневалась: нужно ли ей тратить время на этого мужчину, а тот уже все решил, и активно её "приручал".
Она еще раздумывала, как его представлять друзьям – своим парнем, или просто другом, или "Миша", без всяких пояснений (пускай сами додумывают), а его друзья и родственники знали, что у Миши теперь есть жена. Пусть – гражданская, это неважно. Зная Михаила, его близкие понимали: дело не в регистрации брака, или его отсутствии, если назвал так девушку – значит, так есть, и так будет всегда. Без вариантов и сомнений.
Это пугало, и в то же время – радовало. Впервые возник мужчина, который не оставил даже грамма сомнения в том, что Вера ему нужна. Такая, как есть. Это было самым дорогим подарком, что преподносила судьба.
Сначала она не верила, что это все – не шутя, а по – настоящему, что Михаил серьезно планирует их долгую совместную жизнь. Ей, почему‑то, казалось, что настоящая семья – для кого‑то другого, более удачливого… А она не умеет, не достойна, не знает… Что однажды Миша поймет, как ошибся с выбором, обнаружит подделку, и на этом закончится все. А оно – не заканчивалось. Вера изо всех сил, старательно, выпячивала недостатки характера, показала всю вредность, которая в ней была, и даже немного больше придумала. Не приходила домой вовремя (когда её дом стал их общим, вообще не поняла); пустилась в загулы с подругами и однокурсниками; на все Мишины претензии отвечала с вызовом и холодом: "Не нравится – до свидания! Никому не навязываюсь. Найди себе другую, подходящую". Не уходил. Говорил, что она еще маленькая дурочка, и кто‑то из них двоих обязан быть умным. Видимо, это его тяжкая доля. Говорил и при этом тепло улыбался, всем видом давая понять: "Не уйду никуда, и тебя не пущу". Только однажды, после очередной глупой, безжалостной ссоры, которую снова затеяла Вера, он задал вопрос: "Ты действительно хочешь расстаться? Тебе со мной так плохо? Я делаю несчастной тебя?"
И она позорно испугалась. Хотя, всего одной ночью раньше добивалась, чтобы Миша обиделся, понял, что ничего не выйдет, и ушел. Ведь, чем раньше, тем проще расстаться: не так сильно успеют врасти друг в друга. Вот только не думала, что мужчина во всем обвинит не её, а себя. И вдруг поняла, что совершенно не хочет с ним расставаться. Убеждала саму себя, что – привычка. И лучше с мужчиной, который не заставляет сердце заходиться в сумасшедшем ритме, чем совсем без него. Не смогла ответить "Да" на вопрос, хочет ли она расстаться. Вышло так, неожиданно, что она этого вовсе не хотела.
Потом еще долго раздумывала над своим решением: казалось бы, так долго отталкивала, вынуждала уйти, а в самый ответственный момент – не рискнула. Почему? Не хватило смелости ответить на прямой вопрос? Ведь надеялась, что уйдет молча, без выяснений и разговоров. Но, с другой стороны, закаленная Андреем, Вера давно уже не боялась резать правду – матку в глаза, делать словами больно (чтобы саму ужалить не успели), отчего же теперь сдалась? А потом до нее дошло, с большим трудом и треском: ей никогда и ни с кем еще не было так хорошо. Никто не давал ей чувства собственной ценности, не думал о ней, не заботился, не оберегал так, как Миша. Вера не помнила отца, а мама считала, что ребенка нужно с детства приучать к самостоятельности. Она привыкла, и внимание партнера порой казалось чрезмерным, опутывающим, лишающим свободы…Это пугало. И привязывало. Он долго не говорил ей ничего о чувствах. Просто был рядом и любил – не словами, поступками. И иссушающей душу нежностью по ночам. Иногда, глядя в его глаза, девушка и сама начинала верить, что вот – вот рассыплется на кусочки, чувствуя себя такой хрупкой и ранимой, что впору на руках носить и сдувать пылинки. Носил и сдувал. И она таяла от этой защищенности, расслаблялась, пропитывалась уверенностью в том, что уже не одна в этом мире, и кто‑то однажды загрустит, если она исчезнет. Чувство окрыляло. В душе снова начали пробиваться ростки чего‑то нежного и трепетного. Удивительного для неё: была уверена, что эмоции умерли и больше не проснутся. Он разбудил. А еще, она впервые поняла, как бесценно ощущение полнейшего доверия к партнеру. За три года их жизни с Михаилом, он иногда сомневался в ней, она – никогда. Повода не было. Ни малейших подозрений.
А сегодня ей стало страшно. До озноба и учащения пульса. Не Дениса она испугалась – себя. Что – такое увидела на дне его глаз, пытливо всматривающихся, что‑то поймала в том, как жадно раздулись ноздри, втягивая запах (казалось, пытался запомнить, чтобы даже вслепую узнать), что заставило задрожать какую‑то потаенную струнку, о которой раньше не подозревала. И эта струна готова была оборваться от застывшего напряжения в воздухе. Она разозлилась. На шефа – за то, что посмел так на неё смотреть, без всякого на то приглашения. На себя – за то, что отозвалась. Было странно, боязно и сладко – как перед прыжком с высоты, когда за спиной – надежная страховка, но ты не до конца уверен, что – выдержит. А у Веры такой страховки не было. И прыгать она не собиралась. Более того – не хотела. Поэтому психанула и нагрубила Денису Игоревичу, а потом еще и повела себя, как капризный глупый ребенок. Её, привыкшую жить рассудком, это убило окончательно.
Веронике необходима была пауза, чтобы подумать и придти в себя, не видя лица виновника сумбура, творившегося в душе.
На радость, в сети появилась подруга – та, которой можно высказать всё, не опасаясь упреков и осуждений. Её тёзка, с которой были пройдены огонь, вода и медные трубы, которая была рядом, вытирая горькие слёзы, и не уходила, когда нужно было с кем‑то поделиться долгожданным счастьем…
– Привет, дорогая! Как жизнь? – Сообщение с кучей смайликов появилось, когда Вера еще раздумывала, с чего начать разговор…
– Привет… Жизнь, как в сказке, чем дальше, тем загадочнее…
– Так, с этого места поподробнее… Что там у тебя уже стряслось? Вроде бы, только приехала? Тебя обижают? Сейчас посмотрю, когда ближайший рейс, и выезжаю. Что брать? Пистолеты, топор, бензопилу? Сколько обидчиков?
В этом была вся Ника (они уже сто лет назад поделили одно на двоих имя пополам, чтобы не путаться, и не путать друзей): стоило Вере только заикнуться о своих проблемах, подруга с ходу ввязывалась в их решение. Иногда – шутя и только на словах, но даже такая поддержка, порой, помогала не увязнуть в тоске и депрессии. Когда рядом такой ураган – волей – неволей, зарядишься энергией…
– Ой, Ник, не нужно пока никого увечить и убивать… Мне кажется, я сама человека обидела. И теперь не знаю, как дальше быть…
– Здрассте, приехали! Кто мне всю жизнь талдычил, что обидеть невозможно? А можно только обидетьСЯ? Захотел этот чувак (или чувиха?) надуться – пусть себе дуется. Его право. Ты‑то здесь при чем?
– Ника, ты сама себе противоречишь. Значит, меня обидеть могут, а я – нет?
– Канэш! Тебя нужно от обидчиков спасать, ты ж у меня дурочка нежная… – Эта фраза вызвала у Веры улыбку. Только Ника умела вот так выворачиваться, списывая нелогичность на искреннюю любовь и заботу. Но она прекрасно знала – за этими хохмами и напускной веселостью подруга прячет тревогу и, наверняка, хмурится задумчиво, глядя в экран, ожидая рассказа – что же, в конце концов, здесь происходит. – Давай, выкладывай, чё там у тебя, сто пудов, сама себя накрутила, а овчинка выделки не стоит.
– У меня шеф тут новый… – Сообщение улетело, незаконченным, от легкого нажатия клавиши "Enter"
– ? Уже интересно… И как он? Молодой, симпатичный?
– Ты же прекрасно знаешь, Ник, что я не обращаю внимания на других мужчин. Как‑то в голову не приходит оценивать их по этим признакам…
– Ну, так я ж тебе и говорю – дурочка. Что здесь у неё куча классных мужиков под рукой, а она с ними "дружит", что там… Когда уже до тебя дойдёт, что мир не замкнулся на этом твоём ненаглядном Мишеньке? – Веру всегда расстраивало, что двое самых близких и любимых людей так и не поладили между собой. Ника была уверена, что Михаил просто не может быть достоин её распрекрасной подруги, и не уставала об этом ей напоминать, благо, в глаза мужчине свое мнение не высказывала. Но и не старалась никогда изобразить к нему любовь, постоянно докапывалась по мелочам и подкалывала. Тот, в свою очередь, исправно делал вид, что не замечает её усердной нелюбви, но Вера знала, что он, порой, зубами скрипит, чтобы не высказать все, что думает. И только наедине позволял себе сообщить, что Ника его раздражает, и вообще не нравится. Видно было, как расстраивается, если Вера уходила с подругой гулять, посидеть в кафе, или на танцульки. Но общаться не запрещал, зная, к тому же, что с Верой непозволителен язык запретов: может вызвать только обратный эффект. Рисковать отношениями не хотел, тем более, не настолько важный повод…
– Прекрати уже к нему цепляться! Не пойму, что за кошка между вами проскочила..
– Он тебе не подходит. – Этот аргумент, в глазах подруги, был железобетонным. К нему всегда придумывались еще сотни дополнительных, но "не подходит" звучал всегда.
– Откуда тебе знать? Он лучший мужчина в моей жизни.
– Ага. Потому что вцепилась в него, а на других и смотреть не пробовала.
– Сама прекрасно видела, что не я, а он в меня вцепился. И не хочу я ни на кого смотреть. Мне с ним хорошо.
– Ну – ну, давай, заведи свою волынку "спокойно, уверенно". Прямо как старуха древняя!!! Вера, да ты мне еще ни разу не сказала, что любишь его! Какое хорошо‑то? Кому другому рассказывай! У тебя глаза перестали блестеть… Ходишь вечно, потерянная."Миша то, Миша сё"… А где Вера‑то, скажи?
– Ты прекрасно знаешь, что я не привыкла разбрасываться такими словами. Хватило уже опыта. Достаточно того, что я их Мишке говорю…
– Аааа… Даже так? Это прогресс! Тогда, глядишь, через десять лет и сама поверишь…
– Иди ты нафиг, дорогая! Хотела с тобой поделиться, а вышло, что снова должна оправдываться… Сколько можно?
– Прости. Не нужно мне оправданий. Просто хочу, чтобы ты поняла, что у вас не те отношения, когда люди счастливы. Ты за ним просто прячешься от самой себя, и мужик страдает, и тебе нехорошо. – Слушай, психолог ты мой доморощенный, откуда тебе знать, что у нас происходит? Пара пьяных фраз, ничего не значащих, и все – ты уже диагноз поставила. – Вера уже сотню раз пожалела о том дне, когда ляпнула подруге о том, что чего‑то ей не хватает в жизни, а чего – неизвестно.
– Ладно, проехали. Эту тему можно мусолить бесконечно. Все равно – толку ноль. Что там с шефом‑то стряслось? Ты же с этого начала…
– Ох, Ника… Я не знаю, что с ним. Странный какой‑то…
– Да? В чем выражается? Мычит, глазами косит, не по – русски выражается? – И снова цепочка подмигивающих смайликов…
– Лучше бы так… Он то не замечает меня, то отчитывает, как маленькую, то подозревать начинает в какой‑то ерунде… Потом, вдруг, пожалеет, сегодня выспаться дал до обеда, и не ругался, что проспала еще дольше…
– И что здесь такого? Все начальники, в большинстве своем, с приветом. Доля у них такая. Станешь ты большой шишкой – и тебя будут странной считать.
– Ну, Палыч‑то у нас не такой… – Ника успела поработать у них пару месяцев, когда практику проходила, и Веру в компанию она же и привела. Только сама сбежала, подалась к родителям, а подруга осталась, и надолго.
– Палыч – редкий экземпляр. Штучной выделки. Не стоит на него равняться.
– Не знаю… Я к нему так привыкла…
– Так в этом вся проблема?
– Нет…
– ? Я уже не знаю, что и думать…
– Что, что… – Девушка уже пожалела, что завела этот разговор. Ника теперь, как клещ, вцепилась – не отвяжется. – Мне показалось, что он целоваться ко мне полез…
Она отправила сообщение и замерла. В ответ – тоже тишина. Видимо, подруга переваривает информацию…
– Ого… Так полез или показалось?
– Ну, впечатление было именно такое… Странное.
– А ты?
– А что – я?
– Тоже полезла, или убежала? – Вера представила, как Ника ерзает на стуле от любопытства, наверняка, даже носом в экран уткнулась.
– Мне бежать было некуда. На стуле сидела, а он меня к этому стулу практически прижал…
– И? Не томи уже, рассказывай… А то я сейчас изведусь вся…
– Да нечего рассказывать. Пригрозила, что по морде съезжу.
– Ой, мама дорогая! Не могу! И что? Он поверил? Ты даже комара прихлопнуть с первого раза не можешь, а тут мужику грозить начала… Или он такой, хлюпенький? Признавайся? Если мелкий и хлюпкий, тогда – правильно! Нам такие ни к чему!
– Ничего он не хлюпик… Нормальный…
– Мда? А говоришь, ничего не замечаешь…
– Иди нафиг, Ник! Я с ней поделиться хотела, а она скоморошничает. Больше ничего не скажу! – Вера в сердцах даже ноутбук отодвинула… Вскочила с кровати, сделала пару кругов по комнате, вернулась на место. Новое сообщение уже подмигивало.
– Ладно, больше не буду. Честное пионерское! Рассказывай дальше. Я пока буду молчать и думать. Ни о чем не скажу.
– Да как бы и нечего больше, если честно… Я ему нахамила слегка, и больше к теме не возвращались. Он, вроде, понял, что был не прав, и ведет себя нормально. Ужинать позвал, а я не пошла, практически послала подальше… Теперь вот сижу и стыжусь своего поведения.
– Стоп – стоп! Как это – ужинать? Он тебя уже по ресторанам водит?
– Нет… Я пока живу у него дома… Здесь проблема квартиру найти, снять гостиницу – тоже.
Снова – пауза. Вероника готова была поклясться, что подруга присвистнула и зависла, перед тем, как набрать ответ.
– Охренеть! Подруга, так с этого и нужно было начинать!
– Ничего не нужно. Мне уже ищут квартиру, как только найдут – перееду.
– Я бы не торопилась… Если обстоятельства так складываются, нужно их использовать на полную катушку. Давай‑ка, дорогая, не теряйся там. Глядишь, и выйдет что полезное. А то просидишь до старости в обнимку со своим Михаилом.
– Ника! Да сколько можно‑то? Ты прекрасно знаешь, что я никогда не сделаю ему больно или плохо.
– А ты не делай. Пофлиртуй немного, насладись вниманием крутого мужика, а потом вернешься домой, как ни в чем не бывало. Мишке и знать ни о чем не стоит.
Ника всегда считала, что флирт – лучшее, что могла придумать природа для поддержания организма в тонусе. И никогда себе не отказывала в маленьких шалостях, ни к чему не обязывающих. Пыталась научить этому Веру, но пока – безрезультатно.
– Да ну тебя, с твоими советами…Вот знала же, что ничего хорошего не предложишь.
– Это потому, что ты у меня – дурочка наивная. В старости вспомнишь мои наставления, да поздно будет…
– Ладно, спасибо, что не послала к черту. Пока, дорогая, спокойной ночи. Мне еще Мише нужно позвонить.
– Лучше бы с шефом своим горячим помирилась, дурочка. Ладно, целую тебя, спокойной.
И отключилась.
Вероника еще долго сидела, гипнотизируя экран, пытаясь привести мысли в порядок. Беседа с подругой этому не помогла, а внесла еще больший раздрай и сумятицу. Вера терпеть не могла находиться в таком состоянии.
Захлопнув ноутбук, девушка набрала номер Миши. Он ответил с первого же гудка, словно сидел в ожидании. Она не сомневалась, что именно так и было.
– Привет, моя хорошая. – Словно обдало теплым воздухом, таким родным и милым был его голос. – Я скучал, думал, уже не вспомнишь…
– Привет. Разве можно о тебе забыть, весь день помнила. – Все заботы растаяли, будто по мановению руки. Вот он – хороший, добрый, любящий. Готовый услышать и поддержать и днем, и ночью. А все, что Ника придумывает – ерунда, откуда ей знать, каково это – чувствовать, что у тебя есть дом, который всегда ждет свою хозяйку, и это чувство нельзя ни на что променять…
– Люблю тебя, малыш. Ощущение, что уже два месяца прошло, а не два дня…
– Миш, ну ты же раньше меня уехал… Уже не два дня, а две недели скоро будет.
– Тогда я знал, что ты дома, а теперь еще дальше стала. Совсем тоска. Я в этом Питере скоро взвою, погода мерзкая, на работе застой, вообще никуда не двигаемся, и ты далеко.
– Угу. Скоро вернемся. И ты, и я. Правда же?
– О, да! И больше ты у меня никуда не поедешь. На крайний случай, с собой утащу, но одну, к черту на кулички – не пущу.
– Миш, я сама надеюсь, что больше кататься не придется.
– Ага. А если придется – пойду сам разговаривать с вашим Палычем.
– Ох, и ты туда же… Может, я сама как‑нибудь разберусь? Все‑таки, это моя работа…
Металл в голосе проявлялся всегда, когда Михаил пробовал вмешаться в её рабочие проблемы. Он считал, что это нормально, когда мужчина защищает интересы своей женщины, а у Веры было совершенно другое мнение на этот счет. Моя работа – мои проблемы. Это было единственным серьезным камнем преткновения в их разговорах.
– Ну, хорошо. Посмотрим. Но – предупреждаю: начнут обижать, всех на клочки порву!
– Я знаю, пока не стоит…
За милым трепом пролетело полчаса, потом еще столько же… Вера засыпала, полностью умиротворенная: голос Миши успокоил и привел в равновесие все, что дрожало и ворочалось внутри. Больше никому не удавалось так на неё действовать.
Дэн засыпал в мрачном настроении, проснулся – немногим лучше. Девчонка вечером так и не снизошла до его скромной персоны, так и просидела в комнате, не показывая носа. Ему становилось муторно при мысли, что и утром придется наблюдать кислое выражение лица и делать вид, что ничего не было. Еще из старой жизни он помнил, как погано начинать день в таком вот тягостном молчании, перемежаемом искусственными улыбками и поддельным интересом.
Но, как бы то ни было, сам себе гостью навязал, сам обидел её, или испугал (с этим фактом он, скрепя сердце, согласился), значит, самому и терпеть придется.
Уже на кухне, заваривая кофе, он слышал, как девушка прошлепала в ванную, что‑то бормоча на ходу (видимо, спросонья за косяк зацепилась), и неосознанно заулыбался. С этим настроением и встретил её в дверях.
Она, словно забыв о вчерашней размолвке, тоже улыбнулась в ответ, что‑то пробормотала, отдаленно похожее на приветствие, и плюхнулась за стол.
– В холодильнике йогурт есть. Я попросил соседку, она вчера кой – чего еще прикупила. Посмотри сама. – Он не мог отвлекаться, боялся, что сгорит омлет.
– Денис, ты такой молодец, все‑таки… – Он застыл, настороженно, ожидая продолжения, не зная, к чему готовиться…
– Да? А в чем конкретно? – Вопрос был адресован к узкой спине и взъерошенному затылку, хозяйка которых уже залезла в нутро белого гудящего монстра.
– Я думала, холостяки не завтракают, или едят какой‑нибудь ужасный фаст – фуд…
– Ага. Лапшу "Доширак", пельмени, прямо из упаковки, неразмороженные, и запивают все это пивом из горла… – Он выключил газ и повернулся к Вике, насмешливо разглядывая в упор. Хотел видеть, как среагирует на подколку – снова замкнется, или поддержит? И пожалел: она, не глядя на него, сосредоточилась на баночке с йогуртом, в которой уже были намешаны какие‑то хлопья, ягоды, выбирая самое вкусное, с аппетитом облизывала ложечку, а вслед за ней – губы. При этом сонно жмурилась от удовольствия…Денису пришлось сглотнуть комок, вставший в горле, и отвернуться, чтобы ненароком не выдать, как его взволновала картинка.
