Текст книги "Шпионская сага. История шестнадцатая. И жизни тоненькая нить...(СИ)"

Автор книги: Ольга Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Он замолчал так же внезапно, как начал говорить. Резко поднял голову, глаза в глаза…

– Не смей больше умирать без разрешения. Понял?

Полная бредовость фразы, однако, отчего-то вызвала спазм в горле. Кристиан молча смотрел на Макса, тот на него, потом вдруг сжал его руку, стремительно поднялся и, наклонившись, крепко, но осторожно обнял его. Соленая влага упала на лицо.

– Соринка в глаз попала? – спросил Кристиан, когда Макс отпрянул, но на стул возвращаться не стал, сел рядом на кровати.

– Какая к черту соринка… – буркнул Макс. – Ты моя соринка, мое бревно, моя судьба и головная боль. – Вдруг, перестав улыбаться, серьезно посмотрел на него. – Ты – мое всё. Жизнь, воздух, смысл. Я бы просто не выдержал эти дни, если бы не умер вместе с тобой в том лесу. Не смей, понял?

График на мониторе дернулся, резко увеличив амплитуду. Макс вздрогнул, стремительно протянул руку к кнопке вызова медсестры.

– Не надо, все нормально, – остановил его Кристиан. – Просто… соринка в сердце попала… – посмотрел на Макса. – Где все?

– Джо у Саши, Рон пошел к автомату за водой. Ребята кто в Управлении, кто в участке. Вся эта формальщина… Показания, экспертизы… К стенке его и все, – руки Макса снова сжались в кулаки, – и весь разговор. Сука… Это же все он? – обведя его взглядом с ног до головы, спросил Макс.

Кристиан кивнул:

– Ребра в аварии сломал. А остальное да, любимый зять…

– Что он делал с тобой? Я должен знать! – блеснули гневом глаза друга.

Кристиан повернул голову, посмотрев вверх на медленно крутящийся диск вентиляции. Долго молчал, Макс терпеливо ждал. Наконец, вздохнув, рассказал Максу все: про подвал и наручники, про угли под ногами и на спине, про хлыст и металлический наконечник, про тиски на пальце. Словно переживая все заново, тело откликнулось болью ожогов, отбитой печени и сломанного мизинца.

– Когда наступила темнота, – под шумное прерывистое дыхание Макса заканчивал он свой рассказ, – я подумал, вот теперь точно все. Помощи ждать неоткуда, для вас всех я умер и похоронен. Глухой звук падающей земли, глухой звук затихающего сердца. Знать, понимать, что умираешь… это… – Кристиан покачал головой. Это невозможно было описать словами. – Одно радовало. Он не получил то, что хотел.

– Да, а вообще ради чего все это было? – встрепенулся Макс. – Сотворить такое… для чего?

– Деньги… – пожал плечами Кристиан.

– Все эти зверства… из-за денег? Да он жил, как у Христа за пазухой!

– Пять миллионов евро трастового фонда.

– Который ты все-таки создал, успев изменить завещание… – качая головой, понял Макс.

– Он все продумал, просчитал. Готовился несколько лет. Может, – Кристиан повернул голову к Максу, – мне в отставку пора? Если я не понял, не разглядел его планов? Какой я к черту разведчик, если крысу в собственном доме не распознал.

– Хамелеон хренов! Как будто ты один? Никто из нас даже мыслей не допускал, что он может таким упырем оказаться. Спланировать, хладнокровно осуществить. Не менее хладнокровно переиграть план, просчитать за секунды новую выгоду. И поднять руку на того, кто тебе столько всего дал… Безжалостно измываться на глазах у дочери и его же жены! Сука! Он бы, не моргнув, и ее бы под пытки ради цели своей…

– Честно, я этого больше всего боялся. – вздохнул Кристиан. – Потому что понимал, я могу говорить сколько угодно, что не позволил бы причинить ей боль. Но по сути… Что бы я сделал, если бы он просто связал меня и стал бы у меня на глазах творить с ней тоже самое, что со мной? Да ничего. Только что подписал бы ему все, что он захотел бы, быстрее.

Макс понимающе кивнул.

– Он так нагло себя вел, был так уверен в себе, в том, что все будет по его. Он что-то обронил пару раз, какое-то пережитое им самим давнее унижение словно спустило в нем пусковой крючок. Он не чурался никаких методов, но точно чувствовал тот предел, ту границу, за которую не давал мне уйти. Выжимал по максимуму, не давая умереть раньше, чем я бы подписал.

В наступившей тишине явственно слышалось, как Макс заскрипел зубами.

– Когда он влетел в подвал, сверкая глазами, – Кристиан вдруг улыбнулся, – я выдохнул с облегчением. Правда… – ответил ошеломленно повернувшемуся к нему Максу. – Потому что это означало конец. Конец боли, конец пыткам. Конец… – Кристиан вздохнул, не ожидал, что простые воспоминания не так давно прошедших дней вызовут такую душевную боль, – жизни…

– Говорят, – вдруг раздался голос от двери, Макс и Кристиан одновременно вздрогнули и обернулись. Джоанна стояла, прислонившись к косяку. Как давно она здесь? Что слышала? – что те, кого похоронили при жизни, долго живут.

Она тихо закрыла дверь и подошла к кровати. Макс поднялся, уступив ей место. Наклонившись, она нежно, еле касаясь кожи, поцеловала Кристиана.

– Спасибо, – улыбнувшись, подняла голову на Макса. Они посмотрели в глаза друг другу. Слава Богу, все позади. И они даже не могли сказать – хорошо или плохо, что они узнали обо всем только сегодня, для них, в отличие от Кристиана, все закончилось, не успев начаться.

– Кстати, – Макс подошел к Кристиану, – не удивляйся, но за дверью всегда будут дежурить два человека. Ахмату удалось уйти. Поэтому днем президент подписал приказ. О назначении начальника твоей личной охраны. – С этими словами Макс протянул Кристиану руку. – Будем знакомы. Отныне твоя безопасность будет моей заботой. Так что…

– Все, я попал… – улыбнулся Кристиан, пожимая протянутую руку.

– Еще как попал… – впервые за вечер улыбнулся Макс. – Все, я пошел. Распоряжусь насчет охраны у палаты и к президенту. Надо канцелярщину обговорить. Завтра приду.

– Давай… – Кристиан улыбнулся, их привычное кулак об кулак.

– До завтра. – Макс наклонился к Джоанне, поцеловал ее в щеку, приобняв за плечи.

– Спасибо тебе… – провела она благодарно по его руке.

– Рона подбросить домой?

– Да, будь добр. У него завтра контрольная, пусть выспится.

– Хорошо. Все, до завтра!

Макс прощально махнул рукой и скрылся за дверью. Сквозь не до конца прикрытые жалюзи Кристиан с Джоанной наблюдали, как Макс немногословно, но очень красноречиво отдавал распоряжения двум ребятам бравого вида, потом к ним подошел Рон, выслушав Макса, коротко кивнул и пошел за ним к лестнице.

«Мальчик вырос», – подумал Кристиан, – «все понимает, не спорит, не задает вопросов, когда это не надо, умеет стоять на своем, когда считает, что прав». Ему безумно захотелось обнять сына…

– Завтра… – прошептала Джоанна, словно прочитав его мысли. – У него утром важная контрольная. И для тебя и так слишком много эмоций. А Жан сказал, надо беречь сердце. К обеду он приедет к тебе. Потом два выходных, я разрешила ему провести их с тобой. А сейчас тебе надо отдыхать.

Кристиан отвел взгляд от окна и посмотрел на Джоанну. Протянув руку, коснулся ее лица. Пальцы дрогнули, едва дотронувшись до ее щеки. Она подняла руку и накрыла его ладонь своею.

– Засыпая навсегда… – прошептал он, она вздрогнула от его слов, – я думал о тебе. Твои глаза стояли передо мной, сияли любовью, словно освещали мне дорогу… в вечность… – Голос дрогнул, глаза заволокло пеленой, но он не прятал их, не стеснялся, не отводил взгляда. – Я помню, как сказал: «Я люблю тебя», словно ты могла услышать меня. Ты была со мной в ту последнюю, как мне казалось, секунду. Ты была со мной и во все предыдущие дни. Ты была со мной, во мне.

– Я… – она наклонилась к нему, запустив руки в волосы, коснулась кончиком своего носа его, глаза так близко, что она может разглядеть каждый лопнувший капилляр, – всегда с тобой. Нас по одиночке уже давно нет… Без тебя я никто, не дышу, не живу, существую. Если бы твоя смерть оказалась правдой… Только дети и удержали бы меня. Ну, кто я без тебя? Кто я и зачем!? – пронзительной болью дрогнул ее голос. – Я не могла поверить, что ты умер. Я не хотела это принимать и мириться с этим. Я не понимала, что происходит, но чувствовала, что тебе плохо. Факты, экспертизы говорили, что ты мертв. Я списывала свои ощущения на то, что сердце и разум разрывают меня в разные стороны. Первое не хочет признавать, что тебя больше нет, второе твердит, что «вот, ты же сама чувствуешь, тебе же плохо, больно, пусто» … А сердце просто чувствовало всю ту боль, что испытывал ты.

Она замолчала, пытаясь справиться с вставшим в горле комом. Кристиан протянул руку и обхватил ее за шею, запустил пальцы в волосы. Наклонившись, она сначала осторожно, еле касаясь, тронула губами его губы. Он притянул ее к себе еще ближе.

Его губы привычно завладели ее губами, казалось, потерянные друг для друга навсегда, они, вновь обретя друг друга, не могли насытиться. Сладкий вкус, тепло, запах. Прерывистое дыхание. Спутавшие волосы руки. Гулко бьющиеся сердца. На секунду разомкнутые губы, чтобы просто сделать вдох. Секунда друг без друга. Вечность.

Она лежала рядом, пристроившись на краешке кровати. Уткнувшись в его шею, вдыхала его запах, осторожно положив руку на плечо, водила пальцем по шее, не сводя глаз с разреза, в который пока еще была вставлена трубка. Жан сказал, завтра посмотрит, и если все хорошо, то вынут.

– Когда я очнулся и увидел тебя, – Кристиан рукой обнял ее за плечо, наклонив голову, поцеловал волосы, знакомый электрический разряд прошел по ее телу, вспыхнув на кончиках пальцев тысячами мелких иголочек, – подумал, что все-таки умер, и Он обманул меня.

– Он никогда не врет… – улыбнулась Джоанна, приподняв голову, снова коснулась губами его губ. – А Он классный!

– В смысле? – улыбнувшись, удивленно вскинул брови Кристиан.

– Он приходил ко мне, – вмиг посерьезнев, Джоанна приподнялась на локте, продолжая смотреть на него, – в ночь перед чтением завещания. И сказал, что не нашел тебя там. Тогда я и поняла, что ты жив. Я понятия не имела, где тебя искать, но не успокоилась бы…

– Пока не нашла. – закончил Кристиан.

– На меня смотрели как на сумасшедшую, но я-то знала, что права. Я была готова в одиночку тебя искать, всю землю перерыла бы. Не стала отменять чтение завещания, чувствовала, что в нем причина. Но даже не предполагала, что это окажется…

Джоанна замолчала, прикусив губу. Им всем еще предстоит уложить в голове, осознать, принять тот факт, что человек, несколько лет живший с ними рядом, оказался банальным вором и палачом.

– Бог ему судья. И совесть.

Джоанна тряхнула головой, державшаяся на честном слове шпилька выпала, выпустив на волю рыжее безумие. Кристиан осторожно убрал волосы с ее лица, улыбаясь, притянул к себе. Повинуясь его рукам, она наклонилась, словно к живительному источнику, припав к его губам.

Мерное пищание приборов, давно закончившаяся капельница. Дверь палаты тихо приоткрылась. Его ноги в светло-коричневых ботинках остановились у двери, руки неслышно прикрыли ее за собой.

Он медленно подошел к кровати, стоял, наблюдая за ней. Немного подпаленные кончики волос, вздрагивающие во сне веки, сжавшие одеяло руки. Ей что-то снилось, она то и дело вздрагивала во сне. Ему так хотелось сесть рядом, обнять ее плечи… Пули не боится, задания щелкает, как орешки, а тут… Дурак, влюбленный дурак…

Он подошел еще ближе, присел на корточки. Ее лицо было совсем рядом. Она вдруг словно застонала во сне. Не выдержав, он протянул руку и коснулся ее волос:

– Чччччч… Все будет хорошо…

Она замерла, словно перестала дышать, и вдруг улыбнулась. Улыбка тронула и его губы. Положив на кровать рядом с подушкой букет ромашек с вкраплениями васильков, он поднялся и так же тихо вышел из палаты.

Терпкий запах родины заставил ее проснуться и открыть глаза.

Саша села в кровати, взяла в руки букет, вдохнула тепло маленьких солнышек. А в ушах звучало: «Все будет хорошо...»

====== Глава 16. Лучшее лекарство. ======

Утро встретило сумасшедшей барабанной дробью дождя об оконное стекло. Не открывая глаз, Кристиан вслушивался в такие простые, привычные звуки. Те, что не замечаешься в монотонном движении жизни, считая их чем-то само собой разумеющимся, и которые начинаешь ценить, только чуть не лишившись. В коридоре слышались голоса врачей и медсестер, вот мимо окна палаты провезли кому-то капельницу, этот звук он уже узнает из тысячи. Как и звук послышавшихся в следующую секунду шагов. Еле слышно хлопнула дверь в ванную. Палата, в которую его поместили, больше походила на люкс пятизвездочного отеля, чем на больничные хоромы. Президентская больница имела свои особенности в плане размещения, как сказал Жан, «особых» пациентов.

Шаги приблизились к кровати, место на ней около него мягко продавилось, теплые нежные пальцы коснулись руки. Легкое движение воздуха, словно дымка, словно облако приблизилось к его лицу. С трудно сдерживаемой улыбкой продолжая изображать сон, он осторожно поднял руку.

– У тебя ресницы дрожат, когда ты не спишь.

Распахнутые глаза, ее улыбка, его рука на ее талии. Он рывком притянул ее к себе так, что она не удержалась и чуть не упала ему на грудь, в последний момент оперевшись локтями о подушку с двух сторон от его головы. Совсем близко, так близко, что ее грудь сквозь тонкий кашемир блузки касается его груди. Его рука медленно, но уверенно, проникла под мягкую ткань, коснувшись ее кожи.

Джоанна вздрогнула, выгнулась под рукой Кристиана, которая не отпускала, все сильнее прижимая ее к нему. А она боялась причинить ему боль, опиралась на локти, словно нависая над ним. Его рука медленно путешествовала по спине, то переходя на живот, то поднимаясь вверх к ложбинке груди. Не в силах больше сдерживаться, она наклонилась и нашла его губы своими. И снова, как в морскую бездну, выныривая, лишь чтобы глотнуть воздуха.

Стук в дверь они услышали не сразу, сбившееся с размеренного ритма биение сердец скрыло его в музыке набирающей обороты страсти.

– Извини, но врач, уже почти пять минут стоящий у двери платы, смотрится несколько странно. – усмехнулся возникший в двери Жан.

Делая вид, что не замечает торопливо поправляющую блузку Джоанну, он подошёл к кровати и присел на край.

– Как прошла ночь? Что-нибудь беспокоит? – Жан отстегнул находящийся в руках планшет и один за другим стал перебирать листки с результатами анализов и обследований. – Только хочу сразу предупредить. Никаких «я в порядке», «всего лишь голова болит», «само пройдет», «на мне, как на собаке, все заживает». – Он долго изучал цифры и графики, наконец, подняв голову на Кристиана, не оставляющим выбора тоном закончил. – Чем более ты откровенен и покладист, да, придется постараться, тем быстрее я отпущу тебя отсюда. Твою выписку будет принимать лично президент. Так что…

– Обязуюсь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды… – положив руку на планшет Жана, словно на Библию, полным драматизма и серьезности голосом произнес Кристиан.

Секунда тишины, спустя которую прыснули со смеху все трое.

– Итак? – отсмеявшись, Жан снова посмотрел на Кристиана.

– Как спал не знаю, но не просыпался. – Кристиан посерьезнел и было видно, отвечал правдиво. Джоанна подошла и снова села рядом, стараясь не мешать Жану. – Тело немного горит, но лицо нет.

– Температуры нет, – вмиг посерьезнев, Жан на мгновение приложил руки к вискам Кристиана, – скорее всего это последствия ожогов. Заострю внимание, когда буду смотреть. Дышать больно? Грудь не давит?

– Нет, если сильно не вдыхать, то почти и не чувствуется уже.

– Посмотрим… – сдвинув брови, что-то прикидывал в уме Жан. – Еще пару дней точно жесткой фиксации, а там, может, немного ослабим. Горло не болит? Не тянет?

– Нет, только мешает. – улыбнулся Кристиан.

– Запрокинь голову и не двигайся. – Жан наклонился и внимательно осмотрел края разреза и вокруг него. – Все нормально, воспалений нет. Сегодня уберем. – Снова выпрямившись, он достал из кармана телефон. – Люк, это Жан. Ты когда освободишься? Отлично. Тогда через полтора часа, президентская палата. Да, убираем трубку, стягиваем и обрабатываем. – Жан выключил телефон и отложил планшет на тумбочку. – А сейчас Джоанна я попрошу тебя выйти на полчаса примерно. Мне надо его полностью осмотреть. Сходи пока позавтракай.

– Хорошо. – наклонившись, Джоанна поцеловала Кристиана, поднялась. – Я в кафе и загляну к Саше. Она, наверное, проснулась уже.

– И как я понял, – улыбнулся Жан, – давно. Я видел ее сквозь жалюзи окна, сидящей на кровати с букетом на коленях и исписывающей чем-то уже второй листок.

– С букетом? – Кристиан удивленно посмотрел на Джоанну, та пожала плечами.

– Пойду выяснять… – улыбнувшись, она встала с кровати и вышла из палаты.

– Ну, а у нас с тобой, дорогой… – Жан поправил не до конца закрытые жалюзи, вернулся к кровати, откинул одеяло и склонился над Кристианом. – Интим…

Даже кофе в кафе на президентском этаже был особенный. Словно духи, его шлейф тянулся за ней, сохраняя терпкое послевкусие нового дня. И даже затянувший свою песню похоже на весь день осенний дождь не мог сейчас ни стереть улыбку с ее лица, ни испортить настроение.

Он жив. Он вернулся. И все будет хорошо.

– Привет…

Приоткрыв дверь, Джоанна заглянула в палату. Уже три блокнотных листка лежали около Саши. Поджав под себя ноги, она сидела на кровати и сосредоточенно грызла карандаш.

– Джоанна! – Саша отложила в сторону блокнот и карандаш, улыбнувшись, подалась навстречу ей. – Как отец?

– Пока все идет хорошо. Его сейчас осматривает Жан. – Джоанна подошла и присела на край кровати, взгляд упал на стоящий на тумбочке в обычной банке букет.

– Вазу не нашла… – смущенно сжав губы, пожала плечами Саша, улыбнулась.

– Красивый. – Джоанна осторожно тронула пальцем похожий на нежный шифон лепесток василька. – Сразу видно, знает твою так сказать родословную. Это тот самый случай – просто, со вкусом и… – Джоанна перевела взгляд на Сашу, улыбнулась, – любовью.

Саша вдруг засмущалась, поправила упавшую на лицо прядь волос.

– Я вот тут… – она взяла в руки листки, исписанные именами, какие-то были перечеркнуты, какие-то обведены. – Но, если подумать… В консульстве, конечно, знают о моих русских корнях, но там одни женщины работают. Только посол и повар – мужчины, но… – посмотрев друг на друга, они с Джоанной дружно прыснули.

Джоанна молча протянула руку и взяла листки. Саша с интересом наблюдала за ней, но Джоанна, вместо того, чтобы прочитать их, не глядя сделала из них самолетик и запустила в стоящую в углу мусорную урну. В десятку.

– Милая, – повернувшись снова к Саше, Джоанна наткнулась на ее удивленный взгляд, – учитывая, что на этаже охрана не хуже, чем у самого президента, плюс над каждой дверью видеокамера, посылающая ежечасно запись происходящего на компьютер охраны больницы и копию Леону…

– Войти сюда мог только тот, у кого есть доступ… – ошарашенно произнесла Саша. – Ты хочешь сказать…?

– Я хочу сказать, что твоему отцу, – улыбнулась Джоанна, – снова, кажется, придется нарушить его незыблемое правило: никаких родственников на работе.

– Может, не говорить ему пока? – спросила Саша, но тут же по лицу Джоанны поняла, это вообще не вариант.

– Во-первых, он уже знает про букет. А, во-вторых… – Джоанна протянула руку и сжала Сашину ладонь, – то, что твой бывший уже муж оказался сволочью, не должно ставить крест на твоей жизни. Не надо бояться новых отношений. Кто-то делает первые робкие шаги навстречу тебе. И я бы посоветовала всерьез отнестись к этому хотя бы потому, что этот кто-то не побоялся будущего фэйс-контроля твоего отца.

Саша вздохнула, посмотрела на стоящий на тумбочке букет, с улыбкой поправила выбившуюся из «коллектива» ромашку. В ту же секунду зазвонил стоявший рядом телефон.

– Да. – Саша сняла трубку. – Да, здесь. Сейчас. Жан. Тебя. – протянула она трубку Джоанне.

– Мы закончили. – раздался голос Жана, едва она ответила: «Алло» – Можешь подойти?

– Иду. – Джоанна вернула трубку Саше. Наклонившись, поцеловала ее в щеку, взглянув в глаза, улыбнулась. – Все будет хорошо…

Дверь за Джоанной захлопнулась, а Саша сидела, не сводя глаз с ромашек. «Все будет хорошо…» В голове звучал его голос, такой до боли знакомый… Чей? Саша подняла голову. Сквозь полуприкрытые жалюзи было видно, как из лифта выходят Оливье и Леон. Когда они проходили мимо ее палаты в сторону палаты отца, Саша услышала их бурное обсуждение какого-то анализа.

– А я тебе говорю, надо прогнать еще через базу Интерпола! – настаивал Оливье.

– Сдался тебе этот Интерпол, – усмехнулся Леон, – уже пора им прогонять свои данные через мою базу, – добавил не без гордости в голосе.

Саша невольно вздрогнула. «Все будет хорошо…»

– Кажется, мы с тобой договаривались…

Палата встретила Джоанну задумавшимся Кристианом, хмурым Жаном и озадаченным незнакомцем в красно-синем медицинском халате.

– Жан, мне кажется… – подал голос Кристиан.

– Когда кажется, креститься надо! – не выдержал Жан, повернулся на как раз в этот момент раздавшийся звук открываемой двери. – Джоанна! Скажи ему!

– Что случилось? – не то чтобы она испугалась, но встревоженный взгляд перескакивал с одного участника беседы на другого и обратно.

– Мы получили результаты дополнительного исследования сердца. – Джоанна обернулась на голос незнакомца. – В результате травмы незначительно повреждено правое полусердие. Простыми словами, там микротрещина.

– Антон Шольц, кардиохирург, главврач кардиологического отделения. – представил незнакомца Жан, продолжая хмуриться.

– Мадам. – кивнул головой Антон. – Так вот. Данный факт опасен тем, что в любой момент трещина может увеличиться. Она может годами и даже десятилетиями не давать о себе знать, но при малейшей чрезмерной нагрузке или сильном стрессе…

– Ты просто рискуешь в один не самый прекрасный момент умереть на месте, понимаешь!? – посмотрел на Кристиана Жан.

– Но проблема не в этом, верно? – Джоанна подошла ближе, присела на край кровати.

– Проблема в этом ос… – Жан сжал губы, красноречиво посмотрев на Кристиана, – упрямом человеке…

– Необходима операция. – снова невозмутимо продолжил объяснять Антон. – Скажем так, она настоятельно рекомендуема. Заставить мы не можем. По медицинским показателям она не является жизненно необходимой. Но без нее…

– Ты просто рискуешь…

– Ты повторяешься… – поднял на Жана голову Кристиан.

– Почему ты так упираешься? – Джоанна повернулась к Кристиану. – В чем проблема?

– А вот теперь мы и дошли до нашего камня преткновения… – теперь уже вздохнул Антон. – Данная операция делается под общим наркозом. Хирург проникает в сердце через микроразрез в грудине и дистанционно зашивает трещину. Это если простыми словами.

– И не было бы никакой проблемы, если бы не сломанные ребра. – Жан оперся о спинку кровати, сложив руки на груди. – Делать разрез на грудине нельзя. У нас один вариант. И он! – стрельнул Жан взглядом в Кристиана. – Против!

– Они хотят проникнуть к сердцу через… – Кристиан замолчал, повернул голову к Джоанне, – позвоночник…

– Сложно, долго, но… – Антон пожал плечами. – Либо ждать, когда срастутся ребра.

– Что я, собственно, и предлагаю. – вставил Кристиан.

– Да я бы и слова тебе не сказал, и не стал бы тут пеной брызгать, – повернулся к нему Жан, – если бы не твоя аритмия!

– Аритмия? – вот теперь Джоанна напряглась.

– Я посмотрел результаты ночного сканирования сердечного ритма. – вздохнул Жан. – Несколько раз за ночь наблюдалась сильная аритмия. Я не хочу никого пугать, но ты, – он снова посмотрел на Кристиана, – должен понимать. Сегодня ночью ты четыре раза мог умереть. Четыре раза твое сердце просто могло замереть. Раз и все. И это может повториться снова. В любой момент.

– Ждать, пока срастутся ребра, слишком рискованно… – прошептала Джоанна.

– Да, – кивнул Антон.

– Я вообще не ожидал, что он будет упираться, – пожав плечами, бормотал Жан.

– Когда ты хотел сделать операцию? – подняла на него голову Джоанна.

– Сегодня мы вынимаем трубку, сутки ежеминутного наблюдения, чтобы организм немного пришел в себя, и поддерживающие сердечную мышцу капельницы. Максимум завтрашний вечер.

– Готовься.

– Джоанна… – Кристиан открыл было рот, теплая ладонь ласково и мягко прикрыла его.

– Готовься, – снова повернулась она к Жану. Тот ошарашенно-удивленно переглянулся с Антоном. – Этого ос… упрямого человека я беру на себя.

– Через час вынимаем трубку, – уже в дверях обернулся Жан, снова удивленно пожал плечами и вышел из палаты.

– Джоанна… – едва она убрала руку, начал было Кристиан.

– Я знаю, чего ты боишься. После истории с ногами любое вмешательство в позвоночник пугает тебя. Жан высококлассный врач. Антон, я уверена, тоже, других здесь просто не держат. Я понимаю тебя. И решать тебе. Но, даже если допустить те последствия, которых ты опасаешься, если выбирать, то мне ты нужен живой. Это для меня важнее всего остального.

Она наклонилась и нежно коснулась губами его губ.

– Я люблю тебя… Все будет хорошо…

Кристиан откинулся на подушку, закрыв глаза. Джоанна видела, как взволнованно поднимается его грудь, его работающее на пределе сердце делало самый важный в жизни выбор.

– Готовься. – только и сказал Кристиан в телефонную трубку, когда ему ответили на другом конце.

Джоанна сжала его руки своими. Все будет хорошо…

В дверь постучали. Тряхнув головой, словно отгоняя тревожные мысли, Кристиан повернулся к входящим.

– Не помешаем? – одна над другой в проеме появились головы Оливье и Леона, чем вызвали улыбку на лице Кристиана.

– Вваливайтесь уже, – вспомнил он, что ни один, ни второй никогда не входили в его кабинет спокойно. Смотря, как те располагаются на диване, продолжая видимо начатый еще в коридоре спор, Кристиан поймал себя на мысли, что Джоанна права… Он посмотрел на нее. Улыбка на ее лице, уверенность, сияющие любовью глаза. Да… Главное, жизнь, все остальное… Все будет хорошо…

Джоанна же улыбалась совсем по другой причине сейчас. Брошенный невзначай на ботинки вошедших взгляд уловил еле заметную желтую пыльцу ромашек на чуть более темном фоне.

====== Глава 17. Поиски снаружи и внутри. ======

«– Ничего нельзя тебе поручить! Что за несносный мальчишка! Ты знаешь, каких денег это стоит? Я тебе их что, рисую по ночам? Вот посидишь без еды день-другой, посмотрим, как заговоришь!

– Мама…

– Не можешь сделать элементарную вещь!

– Мама, их было слишком много… Мне было тяжело!

Звонкий звук, разрезающий воздух. Пылающая щека.

– Заткнись, щенок!

– Абигейль, ну зачем так на мальчика… С детьми так нельзя…

– Донести он не мог! Каких-то десять бутылок! Штаны бы ему снять да отстегать, как следует!

– Абигейл! Я поговорю с мальчиком и все ему объясню.

Извергающая проклятья мать за спиной, еле сдерживаемые слезы. Зажатые плечи, и рука отчима на них. Хлопнула дверь комнаты.

– Я не специально… Их было слишком много, а в автобусе была толпа. Я не удержался… я не специально…

Отчим придвигается к нему все ближе. Кровать останавливает его движение назад.

– Тебя о многом не просят. Почему же ты не можешь сделать хорошо то немногое, что тебе поручают? Твоя мама права в одном – пора тебя хорошенько проучить.

Руки отчима замирают на ремне его брюк.

– Не надо… пожалуйста…

– Я не буду тебя бить. Это так негуманно… Есть гораздо более доходчивые способы объяснить несносным мальчишкам, как надо себя вести.

Брюки падаю на пол. Он падает на кровать. Слезы падают с лица на нестиранную уже недели три постель… Мама…

Он вздрогнул, когда рука отчима коснулась…»

Он вздрогнул и подскочил на кровати. Хотя кроватью этот железный узкий топчан можно было назвать с трудом. Тонкий матрас с пожелтевшей от времени простыней, правда, чистой, маленькая подушка, вместо одеяла плед. Вообще вся обстановка его нынешнего пристанища была более чем спартанской.

Плевать… Как? Он же все рассчитал, готовился, предвидел, казалось бы, самые непредвиденные ситуации. Как, почему все пошло не так? Как они узнали? Как Он умудрился продержаться столько времени? По всем законам медицины они должны были достать труп!

Эти мысли бились в его голове, словно мотылек внутри горящей лампы. Снова и снова, опять и опять. Почему?

Серое небо в маленьком окошке было единственной его связью с миром сейчас. Ни просвета. Ни в окне, ни в его жизни. Взгляд упал на обручальное кольцо. Его почему-то не забрали, когда оформляли сюда. Пальцы крутили десять грамм чистейшей платины. Могло ли все сложиться иначе? Почему он не смог отказаться от своего прошлого и начать новую жизнь? У него было все, но это все его раздражало, бесило. Своей правильностью, честностью, порядочностью. Дом, люди, характеры. Отношения… Отношения, которых у него никогда не было. Уважение вместо криков, любовь вместо унижений, искренность вместо… Он снял с пальца кольцо и со всей силы швырнул его в окно. Попал. Последнее, что связывало его с несколькими недавними годами его жизни, улетело, кануло в пожухлую осеннюю траву. Да и не нужно оно больше ему. Вероятности, что документы о разводе еще не подписаны, он не давал и тысячной доли шанса.

Железный засов закрежетал, прервав его мысли.

– К тебе гость.

Ни доброго утра тебе, ни «как спалось». Холодный металл наручников обнял запястья. Серые стены, длинный безлюдный коридор и множество таких же, как у него, «номеров». Лестница. Вверх, вниз. Как его жизнь за последнее время. Не к добру эта философия в голове, не к добру.

В небольшой комнате, куда его привели, души присутствовали только неживые – железный стол посреди комнаты, два стула с разных сторон. Да что-то напоминающее трибуну в углу, и опять же стул. Конвоир посадил его за один из стульев у стола.

Живых же душ здесь… Один его конвоир, пожалуй. Свою душу он давно похоронил. В той комнате, много лет назад, она утонула в слезах под его отчаянные мольбы и пыхтение отчима.

– Гость отправился за кофе? Или может, решил порадовать меня утренним чаем, отголоском любимой родины? – он усмехнулся, стараясь не гадать, кому он понадобился. Следователь? Не в такую рань. Ахмат? Он не был уверен, хочет ли он его «заботы», прекрасно понимая, чем она может для него закончиться. Он или Она? Нет, они сейчас в месте, пусть и ненамного более приятном, но, наверняка, гораздо более комфортабельном. Тогда…

– Руки чешутся порадовать тебя билетом до «Пентонвиля» (крупнейшая тюрьма в Англии для особо опасных преступников – авт.), – раздался голос за спиной, заставивший его вздрогнуть.

– Как закончите – зовите.

Шаги, хлопок двери. Они вдвоем. Интересно, пришел завершить начатое или… Не оборачиваясь, он выпрямил спину, улыбнулся.

– Какие люди… Он все еще посылает свою верную шавку решать проблемы?

Шаги за спиной, каждый шаг как удар его сердца. Движение замершего воздуха в комнате, такого же железного, как и все остальное.

– Шавка, – шепот прямо в ухо, резонансом чуть не сбивший сердце с ритма, – с удовольствием сейчас бы перегрызла твое горло. Но… Умереть для тебя было бы слишком просто сейчас. Поэтому я сделаю все, чтобы ты жил. Но жил ежедневно, ежеминутно, ежечасно, ежесекундно осознавая пустоту и ничтожность своей жизни.