Текст книги "На рубеже (СИ)"

Автор книги: Ольга Иминова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

– Со мной это произошло давно, очень давно – сто десять лет тому назад, – начала свой рассказ Стеф, когда они уселись в гостиной на диван.

Я с родителями жила в столице Сербии, Белграде. Моё настоящее имя – Стефания Радонич. Мои родители. Лазар и Мелисса Радонич, были учёными, антропологами. Они постоянно находились в разъездах: то на раскопках, то в какой-нибудь глуши изучали новые племена, то на симпозиумах или конференциях. В общем, они были очень увлечены своей работой, и моим воспитанием занималась бабушка. Но когда мне исполнилось шестнадцать лет, бабушка умерла, и родителям пришлось изменить свой стиль жизни. Не круто, но пришлось. Я ведь уже была достаточно взрослая. Поездки были, но ненадолго, и уезжал кто-то один. А если вместе, то максимум на неделю.

У нас был свой дом с небольшим садом и огородом. Родители наняли экономку, Ирину. Она вела хозяйство, готовила и присматривала за мной. Два раза в неделю приходил садовник. Мы были довольно состоятельная семья и могли себе позволить помощников.

Естественно, при таком ритме жизни родители старались угодить всем моим желаниям и прихотям. Сказать, что я не пользовалась этим, – ничего не сказать. Иногда в мою голову приходили такие идеи, что другие родители стукнули бы кулаком по столу и заперли ребенка под замок. А у меня всё было по– другому. Я бессовестно пользовалась их безграничной любовью ко мне и чувством вины за долгое отсутствие.

Их любовь к антропологии передалась и мне. В те годы я увлекалась египтологией. Моя комната была вся уставлена вазами, статуэтками, фресками. Родители, зная моё увлечение, везли мне весь этот антиквариат. Я сама собрала очень большую библиотеку с книгами и журналами про Египет. Что-то покупала, что-то дарили.

Закончив колледж, я поступила в университет и решила, что буду египтологом. А после окончания второго курса мы с друзьями, такими же студентами, решили ехать в Египет. Мы хотели исследовать местность в глубине страны, удалённую от цивилизации, где обитали племена, образ жизни которых практически не изменился со времён фараонов. Они до сих пор обожествляли нильскую воду и устраивали праздники в честь коровы.

Родители были против этой поездки, но я их уговорила, сказав, что это будет их подарок на моё девятнадцатилетие, которое должно было наступить через месяц.

И вот в одно прекрасное утро я оказалась в стране, о которой так много читала и, е общем-то, немало знала. Но здесь нас ждало разочарование: попасть к нашему объекту мы не могли. Среди племён произошел какой-то конфликт, и теперь там шла междоусобная война. Нас сразу предупредили, чтобы мы даже не пробовали самостоятельно пробираться к нашему племени.

Мы и сами понимали, что это опасно. Поэтому пришлось довольствоваться программами местных гидов и посещать достопримечательности по запланированной ими программе.

В один из дней мы поехали в Цветной каньон. У меня до сих пор, когда вспоминаю про него, перед глазами стоят красоты этого места. Разноцветный песок с фиолетовым, оранжевым и ещё какими-то немыслимыми оттенками. Нависающие скалы и узкие лазы, куда может протиснуться только один человек. В общем, загадочный мир. Но самым поразительным для нас была панорама, где мы увидели «глаза каньона».

На высоте двух-трёх метров от земли самой природой были высечены яркие зелёно-голубые глаза. Это было необъяснимо и удивительно. Местный гид много и увлечённо рассказывал про это место, и мы молча слушали его, как заворожённые. «Если дотронуться до глаз, то удача во всём будет вам обеспечена», – закончил свой рассказ гид и повёл группу дальше. Я всё стояла и не могла отвести взгляд от этого чуда природы, а когда очнулась, то оказалось, что стою одна среди скал. Где-то вдалеке слышались голоса моих спутников.

Решив, что судьба подарила мне шанс и глупо будет им не воспользоваться, я потуже затянула лямки рюкзака и начала подъём.

На скале было много разломов и выступов, и я, хоть не была сильна в скалолазании, без труда преодолела половину пути. А когда уже почти добралась до «глаза», кусок скалы в моей руке отломился, и я полетела вниз. Ударившись головой, я потеряла сознание.

Николь тихонько охнула и прикрыла рот рукой. Глаза её были полны неподдельного ужаса. Стеф замолчала, смотря немигающим взглядом в стену, как будто что-то вспоминая, а через некоторое время продолжила рассказ.

Когда я очнулась, всё мое тело горело. Вокруг была темнота. Я не могла пошевелить ни руками, ни ногами. И ощущения были странными: меня то рвало на куски, то поливало ледяной водой. А иногда обдавало таким огнём, что казалось, будто моё тело плавится и внутри медленно разливается лава, затопляя всё пространство, до последней клеточки.

Меня ломало и трясло, кидало то из стороны в сторону, то в бездонную пропасть. Я пробовала кричать, но ничего не услышала: голос мне не подчинялся, а рот даже не открылся. Единственное, что ещё было моё – это зрение и слух. Но всё, что я видела, – это тёмная комната и мерцающая невдалеке полоска света. И тишина: ни звука, ни шороха.

Я не понимала, что со мной, где я и как я сюда попала. Первая мысль была, что у меня потеря памяти. Я в ужасе начала рыться в своих воспоминаниях и с радостью поняла, что помню всё: детство, родителей, университет, поездку в Египет, экскурсию в Цветной каньон, моё падение.

И тут мне по-настоящему стало страшно: память была при мне, а вот способность двигаться – нет. И этим я только добавила боли своему и без того измученному телу, а заодно и сознанию. У меня не было другого выхода, кроме как лежать и молча принимать все эти мучения. Я закрыла глаза и принялась ждать. Когда-то же это должно было закончиться.

Не знаю, сколько прошло времени, но я почувствовала, что боль в теле начала утихать. Сначала в кончиках пальцев на ногах появилось покалывание, которое постепенно прошло, я их почувствовала и смогла ими пошевелить.

Ты не представляешь себе, как я обрадовалась. У меня появилась надежда, и я стала прислушиваться к себе. Постепенно боль уходила и возвращалась чувствительность, но в горле появилось такое сильное жжение, как будто мне залили туда кипяток. Я пыталась глотать, но ничего не получалось. Я прекратила эти попытки и, закрыв глаза, снова стала ждать.

Вскоре я услышала какой-то звук в глубине комнаты. Открыв глаза, я их снова зажмурила: такой яркой мне показался света из открытой двери. Все мои чувства были обострены до предела: каждый звук, каждое движение вызывали во мне невиданное ранее ощущения. И тут кто-то заговорил. Я ничего не могла понять: говорили шёпотом и на непонятном мне языке. Я знала несколько языков, но этот был мне незнаком.

Дверь закрылась, и я опять оказалась в темноте. В моей голове пронеслась куча предположений о моей дальнейшей судьбе, одно страшнее другого. Но потом, решив, что если бы меня хотели убить, то уже давно бы это сделали, я успокоилась и снова принялась ждать.

Через некоторое время дверь опять открылась. Наученная опытом, я зажмурила глаза, но потом медленно приоткрыла веки и увидела, что в комнату вошли двое: мужчина и женщина. Они тихо переговаривались между собой, поглядывая на меня.

Вскоре женщина подошла ко мне и погладила руку. Я почувствовала её легкое и приятное прикосновение и очень этому обрадовалась: значит, я могу чувствовать. Она что-то сказала мужчине, и он ушёл. А женщина поставила лампу у стены и села рядом, по-турецки сложив ноги.

Я не видела её лица, но почему-то решила, что она продолжает меня рассматривать. Не знаю, сколько прошло времени, но вскоре боль исчезла совсем, жар в горле стал стихать, и я смогла пошевелить пальцами на руках.

– Омар, – тут же крикнула женщина и поднялась.

Её голос отозвался в моей голове сильным звоном и заставил поморщиться. Вскоре в комнату вошел мужчина. Он что-то положил рядом с женщиной и встал у стены. Так они молча стояли и смотрели на меня.

Мне надоела эта игра в кошки-мышки, и я, открыв глаза, попыталась подняться. Мужчина подскочил ко мне и придержал за спину. Его лицо оказалось рядом со мной. Я никогда раньше не видела такой красоты: выразительные черты, чётко очерченные губы, греческая форма носа, длинные ресницы. Совсем не типичная внешность для египтян и других народностей, там проживающих.

Он помог мне сесть, придерживая за плечи. Женщина поднесла лампу к моему лицу и внимательно вглядывалась в моё лицо. От света я зажмурилась, а открыв глаза, видела только смутные очертания её лица. Она сказала мужчине несколько слов, и тот, подняв что-то с пола у стены, подошёл ко мне и положил рядом стопку одежды. Поклонившись, он вышел из комнаты.

Я попыталась сама справиться с бесхитростной одеждой, но руки слушались меня плохо, и я долго копалась, никак не попадая в рукава. Женщина терпеливо мне помогала, не произнося не слова.

Наконец мы закончили с одеванием. Женщина помогла мне встать, а потом, взяв за руку, повела к выходу из комнаты. Я с трудом переставляла ноги и прислушивалась к себе: голова ясная, руки и ноги плохо, но слушаются. Только горло продолжало гореть, как будто там был непрекращающийся пожар.

На пороге женщина показала мне жестом, что нужно прикрыть глаза. Я поднесла ладони к глазам, предварительно крепко зажмурившись, и шагнула за порог, чувствуя, что она меня придерживает.

Женщина провела меня несколько метров и повернула лицом к себе. Потом медленно отняла руки от моих глаз и что-то произнесла. Я решила, что она просит меня открыть глаза. Я приподняла веки и сквозь узкую щелочку посмотрела на неё. От удивления мои глаза непроизвольно распахнулись: женщина была очень красива. Это была такая же нетипичная красота, как и у мужчины. Большие миндалевидные глаза, изогнутые дугой брови, точёный нос и ярко-красные чуть пухлые губы на молочно-белой коже. И было что-то странное в этой красоте. И только через несколько секунд я поняла, что меня смущало: глаза у красавицы были золотисто-охряного цвета. Таких людей я не видела никогда, но подумала, что, может, у этого народа так и должно быть.

– Кто вы? – спросила я по-английски.

Она отрицательно покачала головой и развела руками, показывая, что не понимает меня.

Тогда я решила прибегнуть к языку жестов.

– Я – Сте-фа-ния, – произнесла я по слогам и показала рукой на себя. Потом перевела руку на неё.

– Мали, – произнесла бледнолицая красавица.

– Я хочу пить, – проговорила я, показывая руками на рот и горло, делая глотательные движения. Она кивнула и вышла из комнаты.

Я присела на коврик в углу комнаты и огляделась. В полутемной комнате не было ничего лишнего: пол, устланный довольно мягкими коврами, низкий столик, приставленный к стене, невысокий шкаф, скорее всего с посудой. Ближе к выходу виднелось что-то, напоминающее печь. И высоко расположенные небольшие оконца, завешенные лёгкой, но плотной тканью.

Наконец Мали вернулась, осторожно неся в руках чашку, которую протянула мне. Увидев, что в чашку была налита какая-то красноватая жидкость, я вопросительно посмотрела на Мали. Она кивнула мне и показала рукой на рот. Выбирать не приходилось, и я сделала глоток.

Это была не вода, а какая-то тягучая жидкость. «Может, это местная разновидность бульона?» – подумала я и вопросительно посмотрела на Мали. Она снова ободряюще кивнула. Я с жадностью опорожнила чашку. Боль в горле притупилась, но не ушла.

Вскоре в комнату зашёл мужчина. Я опять отметила, как он красив и бледен.

– Омар, – представила мне его Мали.

Мужчина улыбнулся мне и наклонил голову в знак приветствия.

– Так я познакомилась с Мали и Омаром, – произнесла Стеф и, взглянув на часы, охнула: – Ты знаешь, который сейчас час? Уже почти два. Быстро спать. Я-то могу без сна, а ты нет. Или можешь?

– Не знаю, я не пробовала, – растерянно произнесла Николь и тут же удивлённо спросила:

– Ты что, совсем не спишь?

– Совсем. А ты не пробуй, пока не до экспериментов, – Стеф поднялась с дивана.

– А что было потом? Ты расскажешь?

– Расскажу, расскажу, а сейчас спать, – Стеф быстро вышла из комнаты, пресекая все дальнейшие вопросы.

Николь ещё долго не могла уснуть. В голове вертелись обрывки рассказа Стеф. Но вскоре глаза у неё начали слипаться, и она зевнула.

«Значит, не спать я не могу», – была последняя её мысль перед тем, как её сморил сон.

Глава 8

Весь следующий день Николь провела в ожидании продолжения рассказа Стеф, так захватила её эта история. Она никак не могла сосредоточиться на занятиях и на тренировке занималась кое-как.

Стеф всё время была рядом с ней, но как только они вернулись домой, она снова ушла, сославшись на срочное дело.

Николь была разочарована, так как рассчитывала на продолжение рассказа.

Чтоб хоть чем-то себя занять, она затеяла уборку на кухне. За этим занятием и застала её Стеф, вернувшись через час.

– Что за разгром? – поинтересовалась она, глядя на перевёрнутые стулья и выставленную из шкафов посуду.

– Да так, решила приборку сделать, – Николь стояла на подоконнике. Она только что закончила вытирать оконное стекло.

– Значит, чаепитие пока отменяется, – произнесла Стеф, снимая куртку. – Где тряпка? Давай быстрее закончим с этим.

– Да я всё сама сделаю, – Николь легко спрыгнула на пол. – Тут осталось-то пол помыть да посуду назад поставить. А ты пока отдохни, устала, наверно.

– И с чего это вдруг такая забота? – Стеф подозрительно посмотрела на неё.

– Ну, если не хочешь – не отдыхай, – как ни в чём не бывало, произнесла Николь. – Можешь тогда посуду расставить.

Пока Николь мыла пол, Стеф рассказывала, чем она занималась. Оказалось, что она уже давно ищет сведения о таких индивидуумах, как Николь. Но пока всё было безрезультатно. Нигде никакой зацепки.

– А что ты хотела, – Николь сдула прядь волос со лба. – Это не те сведения, чтобы лежать на виду. Здесь всё прикрыто.

Не успела она это произнести, как перед глазами возникла картинка: Стеф с довольным видом поднимает лицо от книги.

– И скоро ты что-то найдёшь, – неуверенно произнесла она. – Я это вижу.

– Ты опять, – строго произнесла Стеф. – Я же просила пока этого не делать.

– А я ничего и не делала. Мы только поговорили про это, и оно раз – и выскочило, – было видно, что Николь сама растеряна.

– Ладно, рассказывай, что ты видела?

– Ты радуешься чему-то, а перед тобой лежит книга.

– Что за книга?

– Я не разобрала. Но она большая с желтоватыми листами. И они были какие-то… обгоревшие, что ли. А вокруг какое-то сумрачное помещение, больше похоже на какой-то шатёр или стены были чем-то завешаны

– Шатёр? Странно, – Стеф поставила последнюю тарелку на полку. – Ты закончила?

Николь кивнула и, подхватив с пола тряпку, выскочила из комнаты. Когда она вернулась, на столе уже стояла тарелка с пирожками, а в чашки был налит душистый чай. Стеф на кухне не было.

Николь взяла пирожок и осторожно поднесла его к носу. Пахло прилично, никаких неприятных ощущений не было.

– Не бойся, – раздался у неё за спиной голос подруги, – пирожки с яблоками и корицей.

– Да я, в общем-то, не боюсь. Просто новый запах. И он на меня не действует.

– А как ты вообще? Целый день была на людях. Как ощущения? – Стеф внимательно смотрела на нее.

– Абсолютно нормально. Да ты же сама видела – всё хорошо, я держусь. Если бы не ощущения в горле, так вообще всё было бы как раньше. Но и они стали какие-то не такие. Ты заметила, даже когда мы обедали, я уже легче проглатывала. А печень мне вообще понравилась.

Стеф улыбнулась при воспоминании о том, с каким азартом Николь расправилась с говяжьей печенью. Она специально попросила запечь её большим куском на гриле. Когда Николь раздирала печень зубами, по её рукам и подбородку тёк розоватый сок. Она на это не обращала внимания, увлечённая едой, но запах полусырой печени её волновал. Стеф поняла это по тому, как у той трепетали ноздри. Зрелище было ещё то: Николь дала полную волю своим разыгравшимся инстинктам.

Хорошо, что в это время посетителей в кафе было мало, и они смогли устроиться на улице в беседке, подальше от лишних глаз.

– Ты всё-таки ещё тот кадр, – улыбнулась Стеф. – Каждый раз меня удивляешь. Никак тебя не раскусить.

– А вот кусать меня не надо. Съешь лучше пирожок и расскажи, что было дальше, – Николь демонстративно откусила кусок от пирожка и, усиленно жуя, смотрела на подругу. – Ты так интересно рассказываешь, как будто я книгу читаю, с подробностями и в красках.

– Когда-то я действительно всё записывала, вела дневник. Но потом решила от него избавиться. Мало ли что, вдруг попадёт в чужие руки. Но я помню все записи, память у меня фотографическая. Вот сейчас тебе рассказываю, а ощущения, как будто это было вчера, – проговорила Стеф, молча глядя вдаль.

Через некоторое время к нам пришёл ещё один мужчина, такой же красивый и бледнолицый, как Омар.

– Здравствуйте, – произнёс он на безупречном английском, который так легко выдаёт иностранца. – Меня зовут Селим.

– Ну, наконец-то, – обрадовалась я, – хоть кто-то говорит по-английски. Где я? И кто эти люди? И что со мной произошло?

– Присядьте, я вам всё расскажу.

Мы уселись на коврик в углу комнаты.

– С вами произошёл несчастный случай. Вас нашёл Омар, сын Мали, – он указал рукой на мужчину. Тот в ответ прижал руку к груди и слегка поклонился.

– Вы упали со скалы в Цветном каньоне и закатились в расщелину. Вас искали, но у нас быстро темнеет, и поиски прекратили до утра. Вы потеряли много крови и повредили позвоночник. Омар принёс вас в дом к Мали, и она вас вылечила.

Я внимательно слушала его. Травма позвоночника, потеря крови…

– А какое сегодня число? – спросила я его.

– Прошло четыре дня, как вы в доме у Мали.

– Сколько? – не поверила я.

– Четыре дня, – повторил он и замолчал. В комнате стало очень тихо.

– Как четыре дня? – моему удивлению не было предела. – А как же повреждённый позвоночник? Вы что, волшебники?

– Нет, не волшебники, но сейчас вы абсолютно здоровы.

У меня с языка был готов сорваться вопрос, но Селим его предугадал.

– Вы стали другой. Совсем другой. Вы теперь такая же, как Мали, Омар, и я, и ещё много других. Мы выглядим как обычные люди, но ведём другой образ жизни. Мы не едим, не пьём, не спим. Мы не болеем и… не умираем.

Вот тогда я реально испугалась. Меня начало колотить мелкой дрожью.

– Кто вы? – почти шёпотом спросила я.

– Мы – вампы, но люди называют нас вампирами. И вы теперь – одна из нас.

Я не могу передать тебе своё состояние, когда я это услышала. Меня заколотило ещё сильнее. Я истерически зарыдала, но из моих глаз не пролилось ни капли слёз. Потом я начала хохотать, бить по ковру руками, а через некоторое время вскочила с места и в истерике принялась метаться по комнате. Мали пыталась несколько раз подойти ко мне, но я видела, как Селим, каждый раз, жестом её останавливал.

Наконец я успокоилась, и в горле у меня опять всё зажгло. Я начала усиленно сглатывать слюну. Мали принесла мне миску с жидкостью. Я жадно её выпила и вопросительно посмотрела на Селима.

– Я живу рядом, в соседнем доме, – произнёс он. – Здесь никто не говорит по– английски, кроме меня. Поэтому, пока вы будете проходить обучение, я буду вашим переводчиком.

– Обучение? – я опять ничего не могла понять. – Какое обучение?

– Ну, не можете же вы в таком состоянии и в таком виде вернуться в свой мир?

– А что со мной не так?

– Сейчас увидите. И давай перейдем на «ты».

Он что-то сказал Мали. Она вышла из комнаты и, вернувшись, протянула мне зеркало.

Я поднялась и, с опаской взглянув в него, невольно вскрикнула. На меня смотрело чужое, но прекрасное бледное лицо. На его фоне ярким контрастом выделялись знакомые глаза с ярко-красными радужками.

– Это я? – невольно вырвалось у меня.

– Да, это ты, – утвердительно произнес Селим.

– Ия теперь всегда буду такая? – задала я вопрос, хотя уже прекрасно знала ответ.

– Всегда.

Меня как будто окатили холодной водой. Я стояла, безвольно опустив руки, и никак не могла поверить в происходящее. Селим, взяв меня за руки, усадил на коврик и сел рядом.

– Пойми, это не болезнь, которую можно вылечить. Это теперь твоя сущность, и тебе придётся либо её принять, либо… Мне не хотелось бы с тобой об этом говорить.

Он опять замолчал. Я, закрыв глаза, пыталась хоть как-то осознать происходящее.

– Мы не создаём себе подобных без нужды, – продолжил Селим. – Мали хорошая знахарка, она пыталась вернуть тебя к жизни, но всё было бесполезно. Ты умирала. Даже если бы ей это удалось, ты осталась бы глубоким инвалидом, навсегда прикованным к постели. Поэтому, когда она увидела, что ничего не получается и ты умираешь, ей пришлось обратить тебя. Так что теперь она твоя вторая мать.

Он опять что-то сказал Мали. Она в ответ улыбнулась и, приложив руку к груди, слегка поклонилась.

– Мне пора идти, – поднимаясь, произнёс Селим, – Постарайся хоть немного выучить язык. Тебе это пригодится.

– А сколько мне нужно здесь находиться? – я никак не могла поверить в происходящее. – Меня ведь будут искать. Да, меня уже ищут. Родители никогда не смирятся с моей пропажей.

– Я всё улажу, не в первый раз. Мы очень далеко в глубине страны. Сюда туристы не заходят, да и власти тоже. Так что месяц у нас есть. Тебе нужно научиться жить по-новому. Ты ведь планируешь жить среди обычных людей?

Я согласно кивнула.

– А люди так сладко пахнут. Ты сейчас даже представить себе этого не можешь. Пока не можешь.

После этих слов его глаза затуманились. Он сделал глубокий вдох, и его тело напряглось, как – будто готовился для прыжка. Я с изумлением смотрела на изменения, происходящие в нём. Длилось это недолго. Через мгновение он снова был тот же Селим.

– Не каждый может сдержать себя, – продолжил он, пристально глядя на меня. – А тем более новичок. Будем потихоньку выводить тебя в ближайший город. Там, под присмотром наших друзей, ты будешь учиться контролировать себя. А потом мы вернём тебя в мир и придумаем тебе историю.

Когда он ушёл, я ещё долго сидела е углу, под впечатлением того, что он мне сказал. Одно было ясно: я теперь другая, вдали от родителей, друзей и всего того, что делало меня счастливой. И возврата к прошлому нет.

Я хотела плакать, но слёз не было. Зато была жажда и нестерпимая боль в горле. Я сделала несколько глотательных движений и начала растирать шею. Мали, молча сидевшая рядом, тут же принесла мне чашку с красноватым напитком. Он опять принёс мне облегчение, и боль в горле утихла.

– Мали, – обратилась я к женщине и, показав на пустую чашку, спросила: – Что это?

Она ответила мне на своём языке. Я повторила. Потом она принесла несколько предметов и стала их называть. Я старательно повторяла за ней. Вот так я начала изучать местный диалект арабского и провела свой первый сознательный день.

Весь следующий день и ночь Мали с Омаром учили меня их языку. Времени было достаточно, ведь нам не нужно было спать. Обучение давалось легко, ведь и до этого у меня была склонность к языкам.

Наконец Мали встала и жестом позвала меня с собой. Подойдя к сундуку, стоящему в углу, она достала из него лёгкий светло-бежевый шарф и протянула мне.

– Надень, – сказала она мне и жестом показала, что надо сделать.

Я накинула шарф на голову и плечи, как было у Мали. Она одобрительно покачала головой и, протянув мне солнцезащитные очки, показала рукой на дверь. Очки я надела, но, перешагивая через порог, глаза зажмурила.

Солнце уже садилось, но было довольно светло. Я это почувствовала даже с закрытыми глазами. Потихоньку приоткрыв оба глаза, я огляделась.

Вдоль накатанной земляной дороги стояли простые одноэтажные дома с соломенными крышами. Дворы были обнесены низкими оградами из ветвей деревьев. Улица была пустынна: ни людей, ни животных. Я непроизвольно вздохнула и тут же пожалела о содеянном.

Новые запахи ворвались в меня, щекоча ноздри и раздирая горло. Я сжала шею руками и сделала несколько глотательных движений. Мали развернула меня к себе и показала, как лучше дышать: медленно и неглубоко. Через некоторое время я узнала, что могу совсем не дышать. Но в людском мире нужно будет вести себя так, чтобы не вызывать подозрений.

Мы ещё немного постояли на пороге, а когда вернулись в дом, Мали снова напоила меня напитком.

На следующий день Мали опять вывела меня вечером на улицу. Запахи и звуки будоражили моё воображение так, что я изо всех сил сдавливала пальцами её руки, крепко державшие меня.

Она спокойно говорила мне что-то, но я все равно была в панике.

Когда я сказала об этом Селиму, он внимательно посмотрел на меня и произнёс:

– Стефани, тебе нужно понять и принять тот путь, который предстоит пройти. Ты стоишь у подножия пирамиды, а её вершина очень далеко. Ты только начинаешь принимать себя такой. На всё нужна практика и время. Возможно всё. На не возможное нужно чуть больше времени. У тебя всё получится, – уверенно закончил он.

Так прошла неделя. Меня выводили на улицу то Мали, то Омар. Такие прогулки становились всё длительнее и в разное время дня. Постепенно я привыкла к запахам и уже не так остро реагировала на них.

А вот с солнцем было сложнее. Оно никак не хотело быть моим другом. Его свет раздражал меня, а тепло лучей, даже через плотную одежду, приносило муки. Селим успокаивал меня, говорил, что это скоро пройдет.

Я продолжала учить арабский язык и через некоторое время довольно сносно объяснялась со своей новой семьей.

Селим навещал меня каждый день, и мы подолгу разговаривали. И однажды он поведал мне историю, как его племя, а теперь и моё, появилось в этих местах.

Гоуппа мужчин и женщин, они называли себя учёными, приехала сюда, в этот отдаленный регион, чтобы изучать обычаи и нравы обитавших здесь племён. Они никому не докучали, жили обособленно в построенном ими поселке. С разрешения местных вождей иногда приходили в селения во время праздников, иногда лечили местных жителей.

Но вот однажды селение поразила какая-то болезнь, перед которой эти «учёные» были бессильны. И на своём совете они приняли решение: единственное, что они могут для них сделать – это обратить в себе подобных. Но что было делать с детьми и стариками? Дети не могли себя контролировать, а старики были им не нужны. Подумав, старейшины приняли решение их не обращать. В результате дети и старики все погибли, а взрослые стали им подобными – вампирами. Через некоторое время они разбрелись по свету вместе с «учёными» – старейшинами, а Селим и Мали остались. Они были жителями спасённого племени.

– Где теперь наши создатели, я не знаю, – закончил свой рассказ Селим. – Но я продолжаю их благородную миссию – спасать обречённых.

Стеф замолчала, а Николь всё представляла себе картинки из её прошлого.

– Хорошо, что они были рядом, когда это случилось с тобой, – наконец проговорила она.

– Тогда я так не думала. Я вообще плохо соображала и принимала всё как есть.

– А сейчас? Что ты думаешь сейчас?

– Всегда думаю только с благодарностью. За то, что дали мне второй шанс. Хотя всё было очень непросто.

Стеф снова замолчала, смотря куда-то вдаль.

– Как я тебя понимаю, – вздохнула Николь, – тебе было в сто раз трудней.

– Тебе тоже сейчас несладко. И поэтому я рядом, – Стеф похлопала её по руке.

– И это очень хо-ро-шо, – улыбаясь, проговорила Николь нараспев. – А что было дальше?

– А дальше была подготовка к докладу. Ты, по-моему, совсем забыла про учёбу.

– Ну, Стеф, пожалуйста! – заканючила Николь.

– Потом. Сначала доклад.

Поняв, что ждать бесполезно, Николь встала из-за стола и пошла в свою комнату.

А Стеф осталась сидеть. Воспоминания захлестнули её, заставив заново проживать те события.