Текст книги "Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата)"

Автор книги: Ольга Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Глава 6

Дерлок не принял участия в охоте. После вчерашнего он лежал пластом, тихо стонал и просил рассола. Королева сокрушенно покачала головой, хлопнула себя по перчатке хлыстиком и развернулась на каблуках.

– Пойдем, д’Орсини. Он сегодня не боец.

Симон вывел ее величество на крыльцо и поддержал стремя. Обычно Хельви в этом не нуждалась, но этикет есть этикет. К тому же при ее маленьком росте она хоть и умела влезать на лошадь сама, но делала это крайне не изящно, как деревенский мальчишка, карабкающийся на плетень. Поэтому помощь рыцаря обеспечивала королеве необходимую непринужденность и грациозность движений. Тем более в длинном платье. Тем более на глазах у всех.

Белый Пенка плясал у ступеней. Это животное, видимо, было без ума от своей хозяйки, потому что бегать с Хельви на спине – все равно что бегать без всякого груза. Не то что под тяжелыми мужчинами, обвешанными кучей гремящего железа. Пенка, либо привык к восхищению, либо по натуре был щеголем, он воспринимал всадницу не иначе как дополнительное украшение и обожал, чтоб Хельви сверкала, шуршала и пахла лимоном. У новой хозяйки был только один недостаток – она не всегда хотела ехать туда же, куда предлагал Пенка. Тогда иноходец обижался, бил копытом, вставал на дыбы, словом, пытался объяснить, как она не права. Правда, у него еще ни разу не получалось убедить ее, но конь не отчаивался: в один прекрасный день она поймет и очень раскается. Потому что его маршруты – самые лучшие.

Сегодня Пенка предвкушал полную свободу. По лаю псов на длинных ременных поводках и дудению сотен рожков животное понимало, что предстоит охота. А значит можно будет скакать, куда хочешь, потому что хозяйка не слишком-то любит травлю и предпочитает вольные прогулки в лесу. Во всяком случае раньше она никогда не возражала, если он вдруг, заупрямившись, сворачивал с общей дороги.

Харвей вышел на крыльцо одним из последних. Он никак не мог примериться к погоде и осознать: стоит ли брать длинный плащ или ограничиться коротким. Солнце то сияло в полнеба, то забегало за мелкие белые облачка, предвещавшие дождь во второй половине дня. Наконец, Деми махнул на длинный плащ рукой и поспешил на улицу.

Он не смог скрыть своего восхищения при виде Хельви в зеленом шелковом платье для верховой езды с длинным, ниспадающим до земли шлейфом, расшитым дубовыми листьями. Маленький треугольный воротник у самого горла всадницы кончался крупным, каплевидно ограненным изумрудом, раскачивавшимся при каждом движении. Вспомнив вчерашний разговор о платьях, Харвей искренне пожалел, что больше никогда не увидит жену в этом наряде. «Такой дурацкий обычай пора менять. – подумал он. – Удивительно, как их скряга казначей еще не настоял?»

– Четвертый туалет. – поняв, о чем он думает, сообщила ему Хельви, когда Деми вскочил на своего вчерашнего, вполне мирного жеребца. – Еще 12.

– Мне вас искренне жаль.

– По вашему лицу не заметно.

Харвей действительно пожирал ее глазами, полными чего угодно, только не жалости. Сейчас трудно было даже представить, что эта недоступная, поигрывавшая уздой лесная королева всего час назад прижималась к нему в постели сонным, мягким котенком и говорила нежные, добрые слова.

Странно, но ее теперешняя недосягаемость взвинтила его больше, чем утренняя взаимная близость.

 
На снежно-белом жеребце
Зеленою тропою
Ты мчишься в солнечном венце
Царицею лесною.
 

Вспомнил Харвей свои очень старые стихи, посвященные совсем другой даме, и поморщился: Хельви заслуживала большего. Если б они оба были свободными людьми… Если б встретились где-нибудь на нейтральной территории…

Королева дала знак выезжать со двора. Затрубил рожок, и охотники повалили в открывшиеся ворота. Даллин был небольшим городом, и окрестные леса сосновой стеной подступали к самым предместьям. Прожив всю жизнь в Беоте, Харвей только во время морских путешествий видел, чтоб дикая природа так откровенно торжествовала над цивилизацией. По дороге им попадались луга и целые пастбища, полностью залитые водой. «Наверное охота на уток была бы сегодня уместнее, чем на оленей. – усмехнулся герцог. – Интересно, далеко еще?» Вскоре доезжачие сообщили им о мощном олене-трехлетке, которого они выслеживали неделю и, наконец, подняли. Охота началась.

Собаки были спущены со створа, дружно державшаяся до того кавалькада всадников вытянулась вдоль гребня холма и помчалась по направлению к маячившему вблизи лесу. Рога надрывались, псы задыхались от визгливого лая.

Охота – дело хорошее. Но в ней Харвея увлекало преследование зверя, а не его убийство. В конце Деми всегда жалел, что поддался азарту и принял участие в травле заведомо более слабого противника.

Сегодня олень вел преследователей не меньше полутора часов. Его песочно-желтая с темными подпалинами шкура то и дело мелькала среди зелени подлеска. Но зверь был либо слишком силен, либо слишком хитер, чтобы вот так просто отдаться в руки охотников. Даже собаки несколько раз сбивались со следа.

– Уж не водит ли нас лесной дух? – крикнул Лоше Вебран. – Может, это олень святого Беды Затворника, который является раз в сто лет?

– Тогда нам необыкновенно повезло! – отвечал на скоку папаша Ламфа. – Он приведет нас к подземной пещере с золотом! Так гласит легенда?

К пещере, а вернее берлоге, олень их действительно привел, но не с сокровищами, а с медведицей. Ломая ветки, он промчался в двух шагах, сбив копошившихся на солнышке медвежат. А за ним на ту же поляну вылетело не меньше десятка всадников, не удержавших лошадей, и, помимо злой воли, окончательно затоптавших детенышей.

Рев, который сотряс окрестный лес, был ужасен. Никуда не спешивший Харвей появился одним из последних, но то, что он увидел, заставило Деми резко натянуть узду. Разъяренная черно-бурая медведица, встав на задние лапы, изо всей силы ударила когтями лошадь, находившуюся к ней ближе всего. Это был конь д’Орсини, он не устоял на ногах и рухнул, увлекая за собой всадника. Симон успел освободить ногу из стремени, но было уже поздно, рыцарь со всего размаха полетел лицом на землю, а когда повернулся, медвежья туша падала на него. Все произошло слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог сообразить, что делать. Д’Орсини закрыл глаза.

«Он счастливо женат. У него трое детей, и скоро будет четвертый». – эта фраза всплыла у Деми в голове не тогда, когда он прыгнул, и не тогда, когда буквально вытолкнул оглушенного Симона из-под медведицы, а когда громадное тело зверя опустилось на него. Все, что герцог мог сделать, это выставить вперед согнутое колено, на которое пришелся главный удар, и обеими руками всадить в брюхо зверя широкий длинный кинжал. Харвей почувствовал, как ломается в теле медведицы клинок, ударившись о железные ребра. Дальше он мог защищаться только руками. Сдавив ими необъятную шею зверя, герцог напряг мускулы и взмолился, чтоб все поскорее закончилось.

– Да бейте же ее! Бейте!

Тело зверя почему-то обмякло, и Деми через красный туман увидел, как с него стаскивают медвежью тушу. Д’Орсини с окровавленным кинжалом в руках съехал на землю с хребта животного. От удара все его лицо было в земле, кое-где проступала кровь. Он склонился над Харвеем, навзничь лежавшим на траве, и приложил руку к сердцу герцога.

– Я жив. – сообщил ему лорд. – Помоги встать.

Рыцарь немедленно подхватил его под руки.

– Как вы, сир? Ребра целы?

Деми не сразу понял, что Симон обращается к нему, как к королю.

– Не знаю… Не уверен. Голова. – герцог потер затылок.

Д’Орсини все еще поддерживал его на ногах.

– Приведите лошадь его величеству. – крикнул он. – Мы так никуда не дойдем.

Оба были помяты, но живы. Серый жеребец Харвея шарахнулся от хозяина в сторону, но его удержали и помогли Деми взобраться верхом. Д’Орсини, прихрамывая, повел лошадь в поводу. Судя по взглядам, которые бросали на мужа королевы окружающие, он должен был чувствовать себя триумфатором. Даже горцы Дерлока не могли скрыть своего восхищения.

– Чего они на меня пялятся? – угрюмо спросил Харвей.

– Вы заломали медведя, сир. – отозвался Симон. – У нас здесь никто так не умеет.

– Брось пороть ерунду. – возмутился лорд. – Последний раз я видел медведя в плаймарском придворном зверинце, в детстве.

– Но вы его заломали. – упрямо повторил д’Орсини. – Идите посмотрите сами: шея свернута, – и добавил чуть тише, – Хорошо, что королева этого не видела.

Хельви действительно не была свидетельницей страшной сцены. Она преследовала оленя вместе с другой частью придворных и уже потеряла его след, когда великолепный трехлеток с ветвистыми рогами неожиданно выскочил на них, и охота вступила в свою заключительную фазу.

Когда королеве донесли, что случилось с лордом Деми и графом д’Орсини, она едва не лишилась дара речи. Оба по-своему были ей необходимы, и обоих она чуть не потеряла в один день! Опрометью бросившись к легким шатрам, которые охотники разбили на просторной поляне для отдыха и позднего обеда, Хельви нашла обоих мужчин под присмотром придворного врача и обоим задала трепку.

– Куда вас понесло?! Откуда вы взяли медведя в нашем лесу?! Это надо уметь! – ее губы тряслись ни то от волнения, ни то от гнева. – Д’Орсини, ты бы видел свою исцарапанную рожу! Что у вас сломано? Что разбито?

– Смертельных исходов нет. – флегматично отозвался Харвей. – Но я расшиб спину и, кажется, ноги. Что до графа, то у него все на лице.

Оба засмеялись.

– Не вижу причин для веселья! – сердито бросила королева, оборачиваясь к мужу. – Из-за ваших увечий, сир, все свадебные праздники могут пойти прахом.

– Расскажите об этом медведице. – пожал плечами Деми. – Мы ее медом из берлоги не выманивали.

Симон предпочел ретироваться из шатра, сделав лейб-медику знак последовать его примеру. «Женаты один день, а устраивают друг другу семейные сцены. – удивился рыцарь. – С Босуортом она бы даже пререкаться не стала. Цыкнула на него как следует, а то и пощечин надавала. И весь разговор».

Поздно вечером, уже по возвращении в город, Симон, убедившись, что Хельви, как и другие дамы, слушает большое представление менестрелей в нижнем зале, взял кувшин с вином, два кубка и поднялся в покои королевы, где рассчитывал найти Харвея.

Лорд Деми сидел у стола, разложив на нем какие-то незнакомые д’Орсини по очертаниям земель карты, и покусывал кончик карандаша. Вторжение графа он воспринял как должное и указал ему на другое кресло за столом. Кивком головы герцог одобрил немое приглашение гостя наполнить чаши. Они молча выпили.

– Я обязан вам жизнью. – медленно сказал Симон. – И я не знаю, как поступить.

Харвей поднял бровь.

Видимо, рыцарь колебался, не решаясь сказать чего-то.

– Если вы не будете служить Беоту, – наконец, выговорил он. – Я буду служить вам.

Вот в чем дело. Деми грустно усмехнулся.

– Я не служу Беоту. – он покусал губу. – Уже более месяца. И не представляю ситуации, в которой снова присягнул бы королю Дагмару.

– Хорошо, если так, сир. – кивнул д’Орсини. – Потому что в противном случае я окажусь связан долгом по отношению к человеку, которому не смогу доверять.

Они снова выпили.

– А королева? – спросил Харвей, прямо глядя в глаза гостю. – Вы доверяете ей?

По губам рыцаря пробежала теплая улыбка, от чего его открытое лицо стало еще приятнее.

– Конечно, – кивнул он. – доверяю и хотел бы, чтобы с ней ничего не случилось. – Симон замялся. – Хельви – самое беззащитное существо, которое я знаю.

Такой характеристики своей жены герцог ни от кого не ожидал.

– Мне казалось, она сильный государь. – протянул он.

– Да, – кивнул д’Орсини, – и в этом ее главная слабость. – он снова поколебался, стоит ли вести с лордом Деми такой разговор, но поскольку они пили без закуски, то рождающееся между мужчинами в таких случаях доверие взяло верх. – Она сломала свою жизнь у меня на глазах. – сказал Симон. – И черт возьми, если б Хельви один раз плюнула на Гранар, как наплевала на себя, может быть все бы еще и уладилось. Я очень хочу, чтоб она была счастлива. – искренне добавил он.

– Твое здоровье. – Харвей поднял кубок. – Что мы пьем?

– Джин на вереске. Приятный?

– Да, пожалуй. Только крепкий. – лорд с усилием тряхнул головой. – Я не уверен, что счастье Хельви имеет ко мне какое-то отношение.

Д’Орсини остановил его жестом.

– Простите, что лезу не в свое дело, сир, но я видел, как она с вами разговаривает. Вы равные. – он грохнул кубком по крышке стола. – Это дает ей шанс перестать командовать, заботиться, за всех все продумывать… Противно смотреть, что она с собой сделала! Только сопли подданным не вытирает! – д’Орсини выразительно провел кулаком под носом.

– Я закрою окно. Холодно. – Харвей встал и заковылял по комнате.

Симон несколько мгновений с удивлением смотрел на него.

– И на таких ногах ты прыгнул под медведя? Что у тебя с коленями?

Деми промолчал. Он вернулся к столу, снова налил кубки и после минутной паузы спросил:

– Можно я задам тебе один вопрос? Если не хочешь, не отвечай.

Д’Орсини кивнул.

– Она любит Босуорта?

Симон пожевал губами.

– Знаешь, – он помедлил, – Дерлока Хельви пошлет, когда захочет. Твое дело – как скоро это произойдет. – рыцарь снова задумался. – Хотя сам Дерлок гораздо лучше, чем его репутация.

Видимо, на лице Харвея мелькнуло удивление, потому что д’Орсини посчитал нужным объясниться.

– Только Босуорт может держать в кулаке эту банду с гор. Но рано или поздно им надоест щипать зеленую травку, и они возьмутся за старое. Кто родился волком, не проживет овцой. Они убьют его, как уже однажды попытались сделать. И это будет черный день для Гранара.

Деми не очень хорошо услеживал за мыслью собеседника, потому что особенности отношений племен в Гранаре были ему пока глубоко не ясны.

– Ничего, ты со временем поймешь. – хлопнул его по плечу д’Орсини. – У нас все слишком сложно, запутанно. Тут горцы, тут норлунги, тут гранарцы, северные сальвы, теперь еще прибавилась часть твоих подданных – сальвы с запада. И каждый хочет отстоять свое. – молодой рыцарь провел рукой по лицу. – Раньше мне казалось, достаточно побелить Фаррад, Беот… и потом все само устроится. Любой, кто предлагал мир, как выход, мир любой ценой, был для нас предателем. Стыдно вспомнить, как мы в остервенении кромсали мечами тело короля Филиппа. Как же! Он унизил Гранар! Снова поставил нас на колени! Прошло десять лет войны, прежде чем мы стали задумываться над причинами, по которым он поступал так странно… Хельви поняла раньше других.

«Да, это действительно зрячая преданность». – подумал Харвей.

– Так ты устал от войны? – вслух спросил он.

– Как все. – бросил д’Орсини, снова пригубив кубок.

– И не хотел бы больше воевать?

– Придется. – вздохнул рыцарь. – Хуже всего, если внутри страны. Горцы, норлунги… Какая разница? Как говорит Хельви: кровь у всех красная.

– У тебя трое детей? – спросил Харвей.

– Скоро будет четверо. – с явной гордостью заявил Симон. – И видимся-то с женой раз в полгода, наездами. А она беременеет от одного моего дня дома! – он сказал это с такой тоской, что Деми сразу понял, насколько граф соскучился по семье. – Хельви дразнится, говорит, я жену ко двору не пускаю. Это не правда, – вздохнул рыцарь. – Двор-то все время кочевал. Разве беременная женщина вынесет такое? Первые полгода после свадьбы Элиан ездила со мной. И я был очень счастлив. А потом все, мы не рассчитали… Пришлось отвезти ее в поместье. С тех пор видимся, когда Бог пошлет. И что ужасно, здесь в походе по несколько месяцев ведь не будешь себя держать монахом… Так я потом все время боюсь не затащить ей какой-нибудь заразы. Нет, с меня хватит. – он улыбнулся. – Хочу жить в Гранаре, в своем доме, с кучей детей и, если воевать, то хоть с перерывами на Рождество и Пасху.

– За твои светлые надежды. – Хмыкнул Харвей. – Не сказать, чтоб они мне не нравились.

Оба уже порядком захмелели и преисполнились друг к другу глубочайшей симпатии.

– А правда, что ты плавал на Восток? – спросил Симон.

– Правда. – кивнул Деми. – Было дело.

– Ну и как там?

– Да везде люди живут.

– А на Запад?

– И на Запад. – подтвердил лорд. – Знаешь, мы совершили кругосветное путешествие, так что это все равно. Видишь сережку в ухе, – Деми постучал пальцем по золотому колечку, – такое вдевают себе все моряки, выжившие в кругосветном плаванье.

Д’Орсини сощурил глаза.

– В Южном Гранаре на Срединном море тоже есть корабли.

– Никакое оно не срединное. – заявил герцог.

– Ну как же, вокруг него расположены все страны.

– Ничего вокруг него не расположено. – махнул рукой Харвей. – Когда плаваешь, это понимаешь. Я потом покажу тебе карты, когда мы их распакуем. Знаешь, это ведь Хельви так нагрела короля Дагмара! На моих картах. Я думаю, он только потом понял, какого дурака свалял!

– О чем ты говоришь?

– Она выкупила мою библиотеку. – пояснил Деми. – Ну и там все: карты, описания земель, расчетные таблицы по фортификации. На память я бы многого не воспроизвел. А Дагмар – олух. Он, видимо, сначала посчитал, что, если с моих карт есть копии в Адмиралтействе, то можно и отдать. А ты представляешь, какой это стратегический груз? Без них корабли и крепости строить было бы в сто раз труднее. Так что Хельви его обставила по всем позициям.

– Представляю. – протянул Симон. – Но… мне кажется, она это сделала не из-за карт.

– Я тоже так думаю. – мягко улыбнулся Деми. – Ей, небось, еще пришлось выдержат схватку с вашим казначеем из-за лишних расходов?

– О да! – расхохотался рыцарь. – Папаша Ламфа – это отдельная история. Поймешь, когда будешь строить. Король всех лавочников! Но без него, Хельви права, мы бы тут концы с концами не свели. После второй беотийской войны идет Королевский Совет, все счастливы, поздравляют друг друга. Притащился Ламфа с какими-то бумажками. Радостный, как на Пасху. Вот, говорит, господа, посмотрите, мы вписались в бюджет, который я заложил на войну, с положительным балансом! Ну, не израсходовали всех денег. То-то восторгу!

Дверь в комнату со стуком отворилась. На пороге возникла Хельви. Она несколько минут с удивлением рассматривала теплую кампанию, потом, ни слова не говоря, распахнула окно.

– Ну я пойду. – сразу засобирался Симон. – Спокойной ночи, Ваше Величество. Спокойной ночи, сир.

– Я так понимаю, сегодня день у тебя был посвящен д’Орсини? – осведомилась королева, когда дверь за рыцарем закрылась. – Похвально, что ты так быстро взялся за дело, но выступления музыкантов тоже показались мне достойными внимания.

Деми ничего не ответил. Он понял, что порядком нагрузился и ждал, когда Хельви уйдет переодеваться, чтоб без помех и язвительных замечаний добраться до кровати.

На этот раз вербена была не нужна. Лорд заснул сразу, как провалился в глубокий колодец. И лишь посреди ночи ему опять начала сниться всякая чертовщина. Проклятая медведица помяла Деми ребра. Старые трещины разнылись, и до отвращения знакомая боль огнем побежала по грудной клетке.

Он лежал на ледяном полу, облитый водой с ног до головы, и не мог выдавить из себя ни слова. Свищ, похохатывая, прохаживался вокруг заключенного и всякий раз, когда Деми пытался разогнуться, заезжал ему сапогом по ребрам. Боль казалась адской. Но хуже всего: Харвей знал, что это сон, что надо закричать и проснуться, но голоса не было.

«Харвей! Харвей! – кто-то тряс его за плечо. – Проснись!»

Свищ взял ведро воды и окатил пленника.

Деми вскочил в кровати. Хельви сидела рядом с ним с пустым кувшином в руках.

– Извини. – виновато сказала она. – Но ты не просыпался. Я сейчас принесу тебе сухую рубашку.

Королева вскочила и бросилась в гардеробную.

– А сухую кровать ты тоже принесешь? – мрачно спросил лорд. – Знаешь, я давно не испытывал ощущений детства. Лужа под собой – не самое приятное из них.

– Я заменю простынь. – отозвалась женщина. – Но спать на твоей половине все равно будет нельзя. Двигайся ко мне. Здесь еще много места.

– Я кричал? – спросил он, скидывая одеяло и помогая ей расправить льняной холст.

– Нет. Хрипел. – отозвалась она. – Так страшно.

– Как тебе кажется, что подумает прислуга завтра, перестилая королевское ложе? Мы мылись или играли в кораблики?

– Прислуге нечего соваться не в свои дела. – Хельви не настроена была шутить. Она снова свернулась калачиком и, завладев для верности рукой Харвея, через несколько минут засопела носом.

Странно, он вскоре тоже заснул и спокойно спал до самого утра.

Глава 7

Неделя прошла быстрее, чем ожидал Харвей. Общее противостояние празднику необыкновенно сблизило их с Хельви. Иногда бывший адмирал ловил себя на мысли, как одинаково они с королевой оценивают многие вещи. Она любила варенье и не любила охоту, знала массу страшных историй про ночных существ, насмешничала над всеми и над собой в том числе, но, если задеть ее поглубже, была поразительно ранима и долго переживала неудачно брошенное слово. Ее завораживали рассказы о море, о землях, которых она никогда не увидит. Новобрачные нашли массу общих тем для разговора, но это не приносило Харвею радости, потому что рядом с королевой постоянно маячил Дерлок, и Хельви начинала заметно нервничать, как только его здоровенная фигура появлялась в отдалении.

Наконец, торжества кончились, и свита гранарской королевы засобиралась в обратный путь.

– Мы поедем прямо в Гранар? – спросил Деми молодую женщину, которая фурией носилась по комнате, разыскивая, куда задевала черепаховый гребень.

– Нет. Это они поедут прямо в Гранар. – обронила она. – Мы потом к ним присоединимся.

– Но мы выезжаем вместе. – удивился Харвей. – Да на возьми свою расческу и сядь, наконец.

– Да, да, да. – она отобрала у него гребень и пустилась искать ленты.

Было видно, что Хельви не привыкла делить свою гардеробную с кем бы то ни было и путалась среди его вещей.

– Мы выезжаем вместе. У Лаодеграна наши пути с остальными разделятся, они направятся прямо в столицу, а мы совершим небольшое паломничество в Сердце Сальвы, к горной цепи Монтаньяр. Светлые короли древности оставили там великие дары, их никто не видит, но святость разлита в самом воздухе. Все государи после важных событий должны посещать Монтаньяр. Так принято. Поэтому мы едим, нравится тебе это или нет.

– Вдвоем? – удивился лорд.

– До Лаодеграна нас проводит охрана, дальше вдвоем. – беспечно отозвалась молодая женщина. – Это безопасно, там же никого нет.

Путешествуя по чужой, разоренной войной стране, Харвей не верил в безопасность. Пусть думает, что хочет, но он на таких условиях даже к вратам небесным прихватил бы с собой пару пистолетов. Его сборы сразу приобрели смысл и направление. Шпага имени герцогов Сальвских – одна, палаш один, кинжалы два разного размера. Рожок с порохом, очень тяжелые длинноствольные пистолеты с кремневыми замками – два. Арбалет на случай разных неожиданностей – один. Ох, не уверен он в этих стреляющих обрезках железа – могут рвануть прямо в руке.

– Ты приготовился к штурму святых мест? – съязвила Хельви. – Думаешь, добром тебя туда не пустят?

Деми не отвечал ей. «Молчи женщина. Пакуй свои тряпки».

Вообще идея поездки его утешала. Путешествие – единственное по-настоящему достойное дело в жизни. Ехать и смотреть. Смотреть и ехать. Невыразимый покой, даже если приходится время от времени ввязываться в стычки, спать на мешках и мерзнуть под открытым небом. Ничто не держит тебя, ты никому не обязан.

Хельви испытывала похожие чувства. Слово «дорога» производило на нее такое же впечатление, как слово «деньги» на разбойника. Если ехать предстояло ей, то сборы превращались в праздник королевского сердца. Если в путь отправлялись другие, на лице молодой женщины можно было прочитать едва скрываемую зависть, а в глазах светилась затаенная печаль: «Не я, опять не я».

Была ли она бродягой по натуре? Харвей этого не знал. Если и была, то очень странным, потому что дом – место, куда можно вернуться – имел для королевы равносильное дороге значение. Иначе не стоит и скитаться. У нее было странное понимание:

– Сальв всегда дома, и всегда в пути. – бросила она, запихивая в чахлый, расшитый цветным бисером мешок тонкое козье одеяло. – Ну, кажется, все взяла.

– А вещи? – серьезно спросил Харвей. – Без своих вещей тяжело.

– Да, – Хельви кивнула. – Особенно сначала. Книги, бумага письменные принадлежность – без них, как без рук. Я все время чувствовала какое-то неудобство, словно путешествую не целиком. Ну ты понимаешь?

Он кивнул.

– Раздражало страшно. Потом привыкла. Мои вещи – чужие. Мой плащ – д’Орсини. Все как-то само собой отсеклось. Только я и мое оружие. Сбоку. Лучше не тяжелое. Как часть меня. Тогда все в порядке. Ощущаешь свою целость. Вот без оружия уже хуже. Полная беззащитность, как голому на базаре.

Харвей рассмеялся. «Очень точное определение. Ходить куда-нибудь без оружия, лучше вообще не ходить, даже если ты не собираешься пускать его в ход. Но когда машинально кладешь пальцы на гарду, а шпаги нет – вот это шок младенца, потерявшего в толпе ладонь матери. В первую минуту даже трудно поверить: куда подевалась твоя третья рука?» Именно поэтому Деми испытывал теплое чувство при воспоминании о том, как в Плаймаре королева вернула ему клинок Сальвских герцогов. Нервозности и неуверенности сразу стало в половину меньше.

– Ну, мы готовы. – провозгласила Хельви, оглядывая две неравноценные горки вещей.

Одна из них – настоящий горный пик – состояла из ее обычных туалетов. Вторая – довольно жалкий на взгляд Деми набор – из походных принадлежностей. Плащ, одеяло, две чистые рубашки, какие-то умывальные глупости. Все. Остальное на себе. Сейчас они выезжали с сопровождением, а значит в традиционном платье для путешествий, принятом при дворе. Просто Хельви считала, что рыться в багаже дорогой будет очень неудобно. Лорд был с ней согласен. И хотя он собирался куда основательнее: в его наборе присутствовали и нитки, и иголки, и перевязочные средства, и даже сухие гранатовые корки от желудка (в пути всегда съешь что-нибудь из ряда вон выходящее) – Деми был вполне доволен умением жены покидать в мешок минимум «необходимых» вещей.

– Лошадь тоже не верблюд. – рассуждала королева. – Там горы. Дорога и без нашей поклажи будет трудной.

У Лаодеграна – маленького предгорного поселка – они расстались с вооруженным эскортом и двинулись вглубь Центральной Сальвской гряды. Наконец, Хельви ощутила себя свободной и переоделась как хотела. Довольно простой мужской костюм для верховой езды, правда с теплым плащом и тяжелыми сапогами для ходьбы по камням. Нескрываемая радость, светившаяся на ее лице, когда они покидали деревушку, позабавила Деми. Она жила, дышала полной грудью, смотрела во все глаза, и едва сдерживала легкое возбуждение.

Харвей вдруг подумал, как тяжело ей будет перейти на обычное женское: «Ой, мой крошка ударил пальчик и плачет!» «У малыша попка совсем красная, не знаю, что делать!» «Я видела новую выкройку оборки, такая прелесть!» «Курицу на соли запекают без уксуса».

– Ты умеешь готовить? – осведомился он.

– Да. – беспечно бросила Хельви. – Не бойся, голодным у костра не останешься.

– Я не об этом. А шить?

– Шить? – поразилась она. – Нет, конечно. Зачем мне шить?

– А петь? – не унимался Харвей.

– Да ты что? – королева даже придержала лошадь. – Извини, дорогой, только хором и только после третьей, желательно виски. Чтоб ребята уже не слышали. Мне медведь не просто на оба ужа наступил, но еще и попрыгал.

«Н-да, – подумал герцог, – колыбельной на ночь для младенца от нее ждать не стоит».

– Меня этому никто никогда не учил. – буркнула она. – Я говорю по-фаррадски, беотийски, фомарионски и ноглунгски. Знаю все сальвские диалекты и горский лучше остальных…

Ну причину последнего Деми мог понять. Дерлок, наверное, по-гранарски сначала говорил с трудом.

– Я понимаю в фортификации и картографии, могу на память цитировать кодекс законов королевы Эйфы, отменившей кровную месть, и хорошо разбираюсь в генеалогии гранарских родов. – запальчиво бросила молодая женщина. – Я знаю, что и по каким ценам ввозят в портах Срединного и Северного морей, могу просчитать налоги в голове и сказать, что неурожай на свеклу в Альгусе повлечет падение поголовья свиней в окрестностях Даллина.

Харвей расхохотался. Он чувствовал, что королева не на шутку обижена.

– Мне кажется, я имею право не петь, не шить и не…

– И не что? – он перегородил ей дорогу лошадью. Такой надутой маленькой девочкой, которой отказали в сладком, Хельви нравилась ему все больше.

– И не выслушивать твоих дурацких вопросов. – она хлестнула Пенку по крупу. – Отстань от меня. Смотри, как хорошо вокруг!

Лорд не намеревался ей мешать. Совместное путешествие только началось и открывавшиеся вокруг картины занимали Деми еще больше, чем королеву, потому что он видел их впервые.

В предгорьях Центральной Сальвской цепи было действительно пусто. Безлюдные просторы поражали своей дикой красотой. Лишь кое-где к склонам холмов лепились небольшие деревушки, да торчали невысокие колокольни, редкие каменные кресты, указывавшие дорогу, и одинокие часовни над телом какого-нибудь павшего в горах воин, замученных язычниками святых или чудотворными образами, бог весть как завезенными в эти места.

Здесь дышалось легко, и необъяснимое веселье охватывало при взгляде на панораму, открывавшуюся вниз с высоты птичьего полета. У Харвея никогда не кружилась голова. У Хельви тоже. Но она призналась ему, что страшно боится подземных туннелей. Особенно узких, где надо пробираться ползком или боком.

– Мне все время кажется, что обратно я уже не вылезу, – сказала королева, – что толща камня вдруг сдвинется и затрет меня.

«Мне бы твои страхи. – подумал лорд. – Боялась бы чего-нибудь попроще».

– А плавать ты умеешь?

– Да, и не плохо. – кивнула она. – У нас в Южном Гранаре очень теплое море. Грот стоит в прекрасной гавани, но если честно… – Хельви помедлила, – на большой глубине, когда дна уже не видно, и наплывают такие черные тени…

– Это подводные камни или поля водорослей. – пояснил он.

– Но мне-то откуда знать? – отозвалась королева. – Иногда кажется, что это морское чудовище. Змей или осьминог. И оно меня сейчас схватит за ногу.

«Боже, – хмыкнул про себя лорд. – у этой девчонки голова набита страхами, как у крестьянки из дикого лесного края, которая в жизни не выезжала даже на ярмарку?»

– Значит ты боишься плавать? – уточнил он.

– Нет. – покачала головой Хельви. – Я очень люблю плавать, особенно далеко, когда оба скалистых края бухты остаются уже за спиной и, повернувшись, можно увидеть большую панораму берега.

– А как же темнота под ногами? – удивился герцог. – Там же глубина должна быть дай Боже!

Хельви улыбнулась.

– Будешь смеяться. Я плаваю с ножом. В зубах. Потому что одевать на себя пояс в море – дико.