Текст книги "Апгрейд от Купидона (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25. «Полиция нравов»

Через час с хвостиком Майка сидела напротив меня и трясла телефоном, вспоминая все нехорошие слова, которые когда-либо слышала, то и дело придумывая к ним все новые и новые вариации. Мне же было абсолютно плевать на то, что Руслан, ответив на звонок с незнакомого номера, закончил разговор на первой же моей фразе, грубо послав меня в мягкое место, на котором я сидела, не вставая с того самого момента, как поговорила с мамой.

– Знаешь, – рвала мне Майка и так до предела натянутые нервы пальцами с разноцветными ногтями, – в этой ситуации мне действительно больше всех жалко твою маму. У тебя никто не будет спрашивать, зачем ты это сделала, а вот ее будут – да еще с пристрастием. Знаем мы этих теток за «дцать»…

Она попыталась засмеяться, но вышло жалкое похрюкивание. Я закрыла глаза, чтобы не видеть мамино лицо, которое без всякого Вацапа вставало передо мной при каждой ее новой фразе, которая непременно заканчивалась вопросом, как я могла? Что я могла? Доверять парню, с которым спала, делила крышу над головой и думала забыть свою первую большую ошибку. Почему? Спроси себя, как воспитала меня доверчивой дурой, верящей людям!

– Не надо никому ничего объяснять, – пыталась донести я до мамы тихим голосом. – Я взрослая женщина и могу делать со своим телом, что хочу…

Да, я сказала, что Руслан выложил это, чтобы отомстить мне, но эта часть проблемы совсем не интересовала маму – она видела лишь одну сторону медали: зациклилась на самом факте обнаженки. Ну да, сексом, наверное, тоже следовало заниматься в скафандре. Сейчас мне точно – особенно в общении с родственниками – понадобятся все возможные средства защиты от несправедливых нападок.

– Вот только ты не добавляй! – окрысилась я в итоге на Майку.

 Но что еще можно было сделать с ребенком, начитавшимся комментариев к моим фоткам? Она, взрослая баба, точно не понимала, что дело не в реакции посторонних людей, а в том, что меня пришли обвинить самые близкие… Не поддержать, а обвинить. Да, я не умею играть в шахматы – отдаю королеву за пешку, не просчитываю жизнь на шаг вперед, не вижу людей насквозь… Но ведь не каждому это дано от рождения. Кому-то надо набить тысячу шишек, прежде чем сказать гаду, что он гад на первом же свидании.

– Знаешь, за ночь в аэропорту мне заплатили. И, знаешь, я жива и ничего, – не выдержала я и швырнула в Майку гранатой.

Бедная подружка аж рот раскрыла – молча, как рыба, но я сорвалась с цепи, на которую посадила себя, точно бешеную собаку. Буду кусать ту, что рядом – а нечего предлагать помощь, если осуждаешь!

– На эти деньги я могу целый месяц прожить… Вот и подумаешь двадцать раз, а стоит ли вообще работать… А? Или одна ночь оплатит все?

Да, сегодняшнее утро уже оплатило все мои счета перед всеми: теперь я никому ничего не должна. Тем более – оправдываться.

– Что?! – заорала я в трубку.

Моей решимости оставаться ко всему спокойной хватило лишь на минуту. Увидев на своем телефоне желанный номер, меня накрыла истерика.

– Что тебе надо? Я и так там, куда ты меня послал!

Боже, что я делаю – ведь это та реакция, которую Руслан хотел получить. Дура, дура, дура…

– Чтобы ты усмирила своего пса. Или кого ты там на меня натравила? Он не представился.

Голос Руслана тоже дрожал. Я сильнее вжалась лопатками в спинку стула – моя фантазия не особо работала. Я не могла представить что, кроме выпиливания фоток с фотостоков, Сёмка мог сделать и вообще, почему он продолжил это делать после того, как мы молча послали друг друга?

– Я тоже не знаю, о ком ты говоришь, – сумела скривить я рот в подобии усмешки, надеясь, что издевка с лица перейдет и в голос. – Может, твоими молитвами у меня появился тайный поклонник? Мистер Икс… – сумела я наконец рассмеяться.

Только рука почему-то на автомате закрыла мне рот, и я почувствовала на глазах слезы. Боже, я думала Семён исчез из моей жизни навсегда. Я хотела Русланом закрыть дверь, а получилось, что эта жабья сволочь ногой открыла дверь в мое прошлое, которое явно не за шоколадку пришло на помощь. Не по доброте душевной – откуда ей у Семёна Валерьевича взяться?

– Ты хоть расскажи мне о нем, чтобы я себе позавидовала… Фантом оф вэ Опера?

Руслан молчал слишком долго, а потом просто назвал меня сукой и отключился.

– Что случилось? – вытянула шею Майка, хотя я уже захлопнула обложку на долбанном телефоне.

– Полиция нравов не дремлет, – ответила я просто и снова заглянула ВКонтакт, чтобы проигнорировать вопросы от друзей. Мне достаточно было увидеть морду козла или кем-там администрация сети заменяет фотку на подозрительных аккаунтах?

Заодно заглянула с нервно бьющимся сердцем в видеоблог – как, как Семён сумел добиться его блокировки в такой короткий срок? Что я о нем не знаю? Он волшебник? Это я просто не замечала, что он прилетает в офис на голубом вертолете. Но он не волшебник… Отнюдь нет…

– Кто тебе помог?

– Один папин друг из органов, – соврала я без зазрения совести. Мне больше ни с кем не хотелось делиться личным. И особенно – личными проблемами.

– И? Что ему будет… – почти без вопросительной интонации спросила подруга.

– В нашей стране? Ничего… В нашей стране можно только морду набить, но никто не станет пачкать руки… Это только я испачкалась. Так что чести и достоинства у меня больше нет. Вознаграждать нечего.

Еще бы сохранить достоинство, когда «Семен Семеныч» позвонит за вознаграждением. Но прошел час, за который я сожрала целый батон и всю банку варенья, а пугающий номер на моём телефоне так и не высветился. Пронесло? Да разве меня проносит…

Глава 26. «Неотразимая ромашка»

Надо быть неотразимой, чтобы все отразить – и всех, хотя все враги сейчас сосредоточились в лице одного непрошенного союзника – Семена Валерьевича. Да, спасибо ему огромное за экстренную помощь, но я не думаю, что он достоин большей награды, чем шоколадка. И я купила ее. Точно такую же, какой была та, что испортила мне жизнь: финскую с апельсиновым вкусом. Но я не почувствую ее вкуса, даже если Сёма уломает меня разломить ее вместе с ним.

Рот заранее онемел, точно боялся испортить помаду – розоватую, едва приметную, потому наложенную в несколько слоев, как и макияж, оттого выполненный по всем правилам высокой моды: такую тонну косметики я на себя давно не переводила. Все для того, чтобы я не вздумала распускать нюни, что бы Семен мне ни сказал.

А что он сказал во время утреннего звонка? А вот что:

– Нам нужно поговорить.

– Тебе мало моего спасибо по телефону? – спросила я, успешно имитируя голосом спокойствие, которого в груди не было ни грамма: сердце гудело – бубубу, даже не останавливаясь для звука «м». «МММ» стянули губы, а глаза выдавали разные «мимими», но ничего этого не будет. Никогда. Это просто воспоминания, которые не имеют с сегодняшней ситуацией ничего общего. Безе давно встало поперек горла, и та прежняя дурочка, что жила во мне, задохнулась от лжи, в которой два года мариновал ее нынешний рыцарь.

– Нам надо поговорить лично.

Голос тихий, настойчивый и уверенный в успехе операции. Какой именно – по окучиванию прежней пассии? Что ему надо? Мы с ним разговоры разговаривали лишь на совещаниях или за кружкой рабочего чая, но никак не в постели, в которой мы никогда не ели, потому что боялись подавиться лежа. И быстро есть я не умела, а у Семена вечера были расписаны по часам. Иногда – по минутам. Сейчас я не хотела идти с ним даже в кофейню.

– Мы все друг другу сказали. Даже спасибо, – не унимался мой здравый смысл, а нездравый, женский, давал о себе знать мелкой дрожью. Если я откажусь, «Семен Семеныч» еще решит, что встреча с ним меня пугает. Нет, я ничего к нему больше не чувствую. Ничего – даже желания взять реванш. Впрочем, за что? Он не посылал меня. Это я сама ушла от него, а он как жил с другой женщиной, так и продолжает жить.

– Мне не нужно твое спасибо. Мне нужно поговорить с тобой. О твоем будущем, – говорил Семён тоном старшего товарища из советского фильма.

– Ты последний, с кем я могу говорить о своем будущем, – почти усмехнулась я.

Почти… Губы вдруг задрожали, веко задергалось, ресницы сжались. Да чтоб ты подавился чем-нибудь! Жаль, не куришь. Может, тогда карандашом? Или… Да, зажуй уже галстук, как некоторые… Нет, ты не нервничаешь. Тебе плевать – ты рыцарь, на коне, белом, еще и в белом пальто. Нет, польтЕ! Я злодея победил, я тебя освободил, а теперь краса-девица…

Ничего не будет!

Я распахнула глаза – нет, волшебного зеркала у меня нет, а обычное не врет. Кривое не оно, а моя рожа.

– Ну, твои желания здесь как бы не должны учитываться, – вылетело из телефона с громким смешком. – Ты до них еще не доросла, судя по последним событиям. И не только им. Так что жду на старом месте в старое обеденное время. Сегодня. Не опаздывай. У меня много работы накопилось из-за решения твоих неурядиц.

– Хорошо. Я приду.

Проанализировав данные мне инструкции, я поняла, что бояться нечего. И даже интересно, что за работу он собирается мне предложить? Не настолько ж он дурак, чтобы думать, что я вернусь в офис после Русланчикового жеста доброты? Да даже не будь этих позорных фотографий – вернуться под его начало, выдумав легенду про сорвавшуюся беременность и расстроившуюся свадьбу… Хотя тут, конечно, порнушные фотки мне на руку… Но, но… Семен ведь не дурак, чтобы предложить такое. Может, действительно в нем взыграли отеческие чувства и он решил наставить неразумное дитя на путь истинный. Еще и кафе выбрал напротив офиса. Но тут, конечно, дело в моем спокойствии…

Но где оно, это спокойствие? И мысли неспокойные, и дыхание, и вообще мне в утренний душ во второй раз сходить надо. Я вся мокрая после пяти минут разговора… После пяти минут секса я и то более сухая была… С ним…

Перед шкафом я стояла дольше, чем перед зеркалом, наводя марафет. Одежда к намалеванному образу не подходила никакая. Я выросла из всего морально. Мне бохо-стайл теперь только к лицу, я не подлец – не в пример некоторым. Женского рода у этого слова ведь нет? Ведь нет же?! Не будет – я буду улыбаться, поблагодарю и расстанусь с ним на положительной ноте: не дам Семену Валерьевичу ни одного повода меня упрекнуть. Ну, кроме отказа в работе. Я без него разберусь, что мне делать с профессиональной жизнью. И, тем более, с личной.

С аутфитом я тоже в конце концов разобралась: совместила платье полусолнце с коротким рукавом с довольно деловым пиджачком с рукавом в три четверти. Ни первое, ни второе Семен не видел: не успел увидеть. Платье было в желтенькие ромашки – малюсенькие, что не погадать, а теперь и не на кого гадать: этот гад точно не любит, а второй просто Гад с большой буквы, который любить умеет только в постели: в остальных местах – только пакостить.

Пиджак красный, сумочка черная – как раз размером с финскую шоколадку. Боже, я же неотразима. И достаточно умна, чтобы отразить любой его выпад. Но в самом начале, когда Семен только поднялся из-за столика, я – как принято в спортивном фехтовании – поклонилась ему, и на этом мое приветствие должно было закончиться, как и его рассматривание моих коленок, которые я поспешила спрятать под стол – непрозрачный.

На столе снова две чашки с кофе – только маленькие и без сливок, зато с хрустящим круассаном на соседней тарелочке. Это знак – знак, что второе расставание пройдет без сучка и без задоринки, только с хрустом французского рогалика.

– Рад тебя видеть, – произнес Сёма, чуть наклонившись вперед, точно и вправду пытался сократить между нами расстояние: то ли стал вдруг близорук, то ли хотел, чтобы я по достоинству оценила его щетину. Или это такая стильная бородка – уже мягкая, неколючая. Но я села, только совсем не для того, чтобы не проверять ее приветственным поцелуем, а потому что посчитала вдруг платье призывно-коротким. Таковым посчитали подол мои руки, которые чуть не потянули его вниз – от нервов. Но я ведь не нервничаю, не нервничаю…

– В реале ты намного лучше…

Чем на фотографиях, да? – кричало мое лицо. Семен усмехнулся: еще не разучился читать на моем высоком лбу мои невысокие мысли.

– Чем на видео. Тебе с макияжем намного лучше. Выглядишь взрослее.

Вот и доставили мне первую оплеуху. Ну да, согласна, повела себя по-детски, раз не озаботилась удалением фотографий до расставания с Русланом.

– Мне почти двадцать пять, – ответила я просто. Просто смотря ему в глаза. Далекие и близкие. А я не ошиблась в нем: рубашка голубая. Не переоделся для меня в белую. Много чести!

– Я помню, когда у тебя день рождения, – все не переходил к деловому разговору Семен.

– Пока не забыла… – я выложила на стол шоколадку и подтолкнула к чужой чашке. – Спасибо за помощь.

Его лицо не изменилось – он не узнал шоколад, не понял, что это знак. Мужчины не помнят таких мелочей.

– Сумасшедшая… – усмехнулся он явно только на факт шоколадной благодарности. – Я не за шоколадку все это делал. Ну зачем ты детский сад тут разводишь? Мало дров наломала? Откуда этот Руслан взялся-то?

– Из интернета, – не стала я лгать. – Ты меня позвал, чтобы обсудить Руслана?

Я не успела договорить ненавистное имя, как Сёма коротко ответил:

– Нас.

Я не ответила ничего.

– Ты хоть теперь понимаешь, что была не права?

Боже, он не от лишних килограммчиком раздулся, а от себялюбия!

– Разве так поступают взрослые женщины?

– Как? Так? – раскрыла я розовые губы, не оставившие еще никакого следа на белой чашке с черным кофе.

Глава 27. «Вопрос – почему?»

– Не делают аборт втихаря и не бегут черти куда черти с кем, не поговорив по-человечески с человеком, которого якобы любили, – почти выплюнул Семен мне в лицо свое личное определение женской взрослости.

Волной его раздражения – или даже злости – меня откинуло на спинку стульчика: тело малость не рассчитало хлипкости современной мебели, но, к счастью, я все же не оказалась на полу кверху ногами. Сёма достаточно повидал и поимел меня в такой позе, а вот я его – только единожды двумя телефонными звонками. Ещё и виноватой оказалась в своём реванше.

– Ну… – мои розовые губки растянулись в умильной ухмылочке. – Взрослые мужики невзрослым дамам обычно на слово не верят. Это наоборот обычно происходит: он врет, она верит в его честность. А если и не совсем верит, то надеется, что он исправится… Не наш случай разве?

Я шипела: в общественном месте о сокровенном в голос не говорят. Если бы у меня был язык змеи, я хотела бы Семену его показать и куснуть побольнее. До смерти все равно не получится: тварь живучая. Даже в моем сердце не сдох окончательно! Ведь почему-то ресницы влажные, а тушь, зараза, такая дорогая, водостойкая… Наверное, у меня из глаз льётся, как по заказу, серная кислота!

– Что ты хочешь этим сказать? – прошипел Сёма мне в тон, не изменив, впрочем, позы.

Для сторонних наблюдателей мы по-прежнему мило беседовали, и застукай нас сейчас бывшие сослуживцы за одним столиком, определенно решили б, что мы встретились, как порой встречаются старые друзья… Поболтать! Да, старые, только не друзья и даже не любовники. Я не чувствовала никакой тяги дотронуться до его плеча, руки и даже… просто ботинка, а легко ж можно как бы невзначай двинуть его туфелькой, но обе подошвы будто приросли к полу – намертво.

Внутри действительно что-то умерло. Прямо вот сейчас. За прошедшие с последнего, искреннего хотя бы с моей стороны, поцелуя месяцы чувства изрядно обветшали – утратили былую остроту. Я ожидала от очной ставки трепета, боли, обиды – всего того спектра чувств, который охватил меня во время телефонного разговора. А сейчас я хотела одного – уйти, даже не хлопнув дверью.

До меня окончательно дошло, что он ничего не поймет – не поймёт боли, которую мне причинил, потому что… Потому что он ее и не причинял. Это я сама мучила себя отношениями с ним. Это я обманывалась. Он вообще тут не при чем. Это я в него влюбилась. Первой. А он просто воспользовался возможностью обзавестись безотказной любовницей. У него не было силы воли отказать себе в удовольствии трахнуть молоденькую девчонку. Как я могу обвинять его в чем-то? Когда сама, черт возьми, не послала на три буквы идиота, облившего меня в аэропорте алкоголем, потому что… Потому что мне захотелось ни к чему не обязывающего секса. Вот, Сёма мне ничем и не обязан. Я сама, я все сделала сама… Своими руками… подписала открытку.

– То, что я не была беременна и никакого аборта не делала. Я просто хотела побыстрее уволиться. Ничего умнее на ум мне в тот момент не пришло. Да, да, именно твоя поздравительная открытка и подала мне эту идею. Ты, кстати, хранишь ее? – спросила я дурацкий вопрос, хотя не нужно было продолжать пустую беседу.

Я развеяла его сомнения по поводу моей невменяемости и его неосторожности с резинкой. Зачем переливать из пустого в порожний, зачем?

Он усмехнулся: тихо, горько, и опустил глаза в такую же нетронутую чашку с кофе.

– Я рад. Я за тебя переживал. Ну… – Сёма на секунду вскинул на меня глаза. Совсем на секунду и снова уткнулся в кривое кофейное зеркало. – Чтобы у тебя потом проблем с этим делом не возникло.

У меня кольнуло под сердцем – чуть-чуть. Кислота на ресницах высохла сама собой. Может, ее и не было вовсе?

– Как сына назвали? У тебя ведь сын, да? В открытке был голубой сверток, – спросила я из вежливости, решив, что это будет самым красивым завершением разговора.

А потом встать и уйти. Красиво. Навсегда.

– Уже зубы, наверное, режутся, – добавила я, так и не получив ответа, хотя Семён теперь смотрел мне в глаза.

Только взгляд его стал тяжелым. Может, это эффект небритости?

– Открытку я выкинул, – сказал он зачем-то. – Лишнее напоминание.

– Обо мне? – вырвалось нечаянно, хотя я не собиралась комментировать, не то что перебивать.

– О нем. Света родила в тридцать семь недель. А умер Сережа за день до предполагаемой даты родов.

Теперь я смогла только выдохнуть. Сначала беззвучно, потом уже со словами соболезнования.

– Поэтому я так долго тебе не звонил, – говорил Сёма тихо и медленно, точно через боль. – А когда очухался, ты уже усвистала в свой Вьетнам. Я не оправдываюсь, нет… Может, это наказание сверху за то, что я тянул… Но… Я тебе не врал.

Я сглотнула. Громко. И пожалела, что не смогла остаться немой до конца.

– Ну…

Он тянул с продолжением монолога и смотрел мимо меня на дверь, которая зычно хлопнула, но я не стала оборачиваться: какая разница, кто там пришел, даже пусть знакомый. Нас не в чем уличать. Не сейчас. И не в будущем.

– Когда говорил, что хочу развестись с женой. Я даже не знаю, как это получилось… У нас вообще почти ничего не было после выкидыша. А тут… Я просто не мог ее оттолкнуть и… Ну, я реально не мог достать пачку презервативов: она бы спросила, для чего они мне… Хотя сейчас думаю, Светка, наверное, догадывалась, что у меня кто-то есть, раз я не требую от нее секса… Давай не будем об этом… Я молчал… Думал, все равно не выносит, а потом мне стало ее жалко – вдруг это ее единственный шанс стать матерью. Ксюш, ну ведь разводятся с детьми, платят алименты… Как-то живут… Думал, скажу тебе до родов, ты не поймешь… Вот и тянул до последнего… Чуть-чуть не дотянул. Просил Серегу молчать, а он с этой открыткой… А потом меня еще, как обухом, твоим заявлением огрели…

Семен перевел на меня взгляд: глаза его жутко блестели. Мои, наверное, тоже: мне стало его жалко. Его, не нас.

– Ксюша, – его руки остались сомкнутыми вокруг чашки, а вот нога уползла под мою половину стола, но я сумела отдернуть обе лодочки от начищенного ботинка. – Не смотри на меня так… Мне стыдно, что я не доверился тебе… Но… Если ты вернешься, я разведусь. Вот хоть завтра. Светка выкарабкается, я ей материально помогу.

Я вскинула голову – или скорее голова сама откинулась назад, точно волосы не лежали на плечах, а были скручены вокруг кирпича в кичку.

 – А если нет, будешь жалеть жену и дальше? – спросил мой язык против воли разума.

– Зачем ты такая злая? Вот зачем? – Семен выпрямился и расправил плечи. – Думаешь, мне было легко? Я чуть не поседел за этот год. Да, я сначала думал, это наказание свыше за мое промедление, а сейчас думаю, может мне сын дал второй шанс и вернется ко мне, но уже с другой мамой? У тебя ведь тоже с другим не получилось. Почему же ты не хочешь увидеть в этом знак? Почему?

Почему глаза на мокром месте? Почему?

Глава 28. “Одноразовый кофе”

Как вовремя порой звонит телефон и проявляются люди, о которых сам забыл и не думал, что тебя помнят.

– Да, Лена, конечно, я тебя узнала, – выдала я бывшей сокурснице только после того, как она мне представилась.

Какое счастье, что это не Джонатан, а то я не сразу отличила звонок телефона от сигнала Воцапа.

Откуда у Ленки мой мобильник? Мама дала, вот оно что… Да, свободна. Да, прилично одета.

– Это вообще к чему вопрос был? – нервно хихикнула я, пытаясь не смотреть в следящие за выражением моего лица глаза Сёмы.

Тревожные? Ещё бы, он же о своем будущем печется. Не о моем! А я губу раскатала… Он, правда, тоже – раз ему вдруг приспичило завести ребенка, а со Светкой никак… А потом, боится, что никак будет ему. Все ведь элементарно, Ватсон! Только почему так ноет под ложечкой? Не от невыпитого кофе ведь…

– Работенка для тебя имеется, – ответила Ленка таинственно тихо.

О, вот как… Все же небеса не дремлют и заботятся о моем будущем. Пусть и не слишком светлом.

– На сегодняшний вечер, ночь, утро, день и вечер, а дальше, как клиент решит…

Во мне остановилось сердце: кто-то мои фотки увидел, да?

– Клиент очень важный и от него зависит карьера моей сестренки, которая, дура, наглоталась лекарств, чтобы сбить простуду, а теперь вообще с кровати подняться не может.

С кровати, да?

–Ты там, смотрю…

Ну фотки, вот ведь засада!

– … на Ютубе видео делаешь. У тебя английский неплохой. Нам нужен эскорт с английским.

Я сглотнула, болезненно.

– Эскорт в хорошем смысле, ты не подумай, – добавила Ленка, когда я уже все подумала. – Это по бизнесу чувак прилетает. Его надо встретить в аэропорту, машину с водителем дадут, помочь с гостиницей, ну и на все встречи сопровождать весь следующий день. Вечером великосветская тусовка, а потом – мы планов чувака ещё не знаем. Но, может, сестра к тому времени оклемается, и мы тебя освободим от его общества.

– Почему я?

– Да потому что ты не подведёшь. И работу у неё не слямзишь. Она так на ней пашет. Вот и иммунитет ни к черту… Ну, ты же не станешь строить глазки ее начальнику, чтобы занять ее место?

Хотелось ответить – больше начальникам я глазки не строю: ни своим, ни чужим. Бывший… (многоточие и пауза поставились даже у внутреннего голоса) начальник сидит напротив и, вслушиваясь в каждую мою реплику, ждёт окончания телефонного разговора и ответа на заданный им вопрос. И поэтому я готова была разговаривать с Ленкой вечность: ответ не формулировался ни в какую. В горле стоял ком и не давал мне разговаривать по-деловому ни по телефону, ни через стол.

– Хорошо, – прохрипела я. – Я согласна. Во сколько и куда?

– А про деньги спросить не хочешь?

– Лен, если твоей сестре сейчас нужны деньги, то я подменю ее бесплатно. Мне деньги на данный момент не критичны. Я серьезно. Чем сидеть дома, лучше с людьми пообщаюсь.

После «спасибо», которое пришло на пару секунд позже обычного, я получила все инструкции и сунула телефон в сумочку.

– Мне пора, – сказала я Сёме вместо ответа.

И вместо того, чтобы принять мое прощание за данность, он расцепил пальцы и сжал их на моем запястье, заставив сесть обратно к нетронутому кофе.

– Зачем ты это делаешь?

Глаза сужены, пальцы стиснуты до боли. Моей боли.

– От скуки, – ответила я правду. Правда не добавила, что просто хочется уйти. Из кафе и от ответа. От него, короче.

– Я не про звонок.

А… От его пальцев с золотым кольцом стало ещё больнее и совсем не интересно. От взгляда: хмурого, но совсем не страшного сделалось до дрожи противно. Сыграть ревнивого монстра у Сёмочки не получилось.

– Зачем ты юлишь? Ты хотела, чтобы я сделал первый шаг. Я его сделал. Остальное за тобой, слышишь? Тебе нужно пару дней на поломаться? Я дам их тебе, в чем проблема?

Я вырвала руку. Хотя ее можно было просто вынуть из пальцев, которые не впивались больше в кожу. Теперь под кожу он вставлял иголки слов.

– Время не ждёт…

– Выпей кофе, – перебил меня Семён.

Но я встала.

– Тебя работа ждёт, жена ждёт… – мямлила я, вместо того, чтобы просто уйти. – Меня никто не ждёт. Я, в отличие от тебя, свободна.

Речь не текла свободно: каждое слово приходилось выдавливать языком через зубы. Возможно, неправильное, но другие слова, увы, не поднимались из груди в мой бедный пересохший рот. В нем было горько без всякого кофе.

– Ты не свободна, – поднял на меня Сёма все те же прищуренные глаза. – Ты давно не свободна. Это просто формальности. Они тебе настолько катастрофичны? Летом все равно все расписано. Белая шуба зимой тебя сильно пугает?

Я побоялась зажмуриться. Вдруг не получится разлепить глаз – на ресницах выступило на этот раз нечто вязкое, липкое и гадкое, прямо как его слова. В них можно завязнуть, как вязнет муха – совсем не в варенье. Детская неожиданность, вот верная субстанция, в которую меня только что макнули носом – такого поворота я уж никак не ожидала. Давит на жалость или на что-то другое? Но этого другого нет. Я не буду пробуждать его даже простым прощальным рукопожатием. Это все равно больно. Очень.

– Слишком поздно… – буркнула я, не поднимая глаз, и отодвинула чашку. – Для кофе. И мучное я не ем. Я очень изменилась за эти полгода. Очень.

Я встала все с тем же опущенным к столу взглядом. Семён же все равно не встал.

– Я буду ждать звонка, – сказал он.

А я не буду ничего ждать. Ни ответного «пока», ни «до свидания»: пока ничего во мне не шевельнулось и свидания, нового, не хотелось.

Я хлопнула дверью кафе. Намеренно громко. Надеясь, что эта та самая психологическая дверь, которую я не сумела закрыть телефонным звонком. Все, я свободна? Хоть и занята на вечер и на завтрашний день. Это же отлично. Не буду думать о Сёме, о первых чувствах, о закусанных в сожалении губах, когда он уходил домой к жене. Сейчас мои губы целы и цела помада, но под ложечкой действительно сосет. Только от настоящего голода.

И вот я снова иду по городу с кофе на вынос. И зажимаю в салфетке круассан. Очень промасленный, как и слова человека, который купил для меня более вкусный рогалик. Вот же загогулина! Два кофе. Оба нетронутых. Два одноразовых стакана, выброшенных в урну. Как и месяцы моей жизни, проведённые не с теми мужчинами. Не с теми? Вдруг кривятся губы со съеденной помадой. Или не так? Может, дело в том, что я все делала не так?

Если бы не сбежала. Если бы по-человечески потребовала от Семёна объяснений, а не истерила по-женски, ломая дорогущую гитару. Если бы я была рядом, когда Семён впервые обнажил душу, все было бы не так… А так, как нужно. А сейчас? Сейчас я действительно другая. Только до сих пор не разобралась, какая. Точно бариста ошибся и поставил на стаканчике галочку против мокко, налив клиенту капучино. Волосы вставали дыбом, как взбитые сливки: я была сбита с толку признанием Сёмы. Как, как так получилось?

– Ксюша, мы должны нормально поговорить, – заговорил он первым, хотя я просто нажала «принять звонок», ничего не сказав в микрофон. – Хочешь сегодня после работы?

– Не надо.

– Прекрати! Ты меня проверяешь? Ну раз ты безработная беззаботная дамочка, давай я заберу тебя на все выходные? Поедем в Выборг, погуляем на отечественной вражеской территории? Ну же, финка, соглашайся! – настаивал Семён, и его голос звучал необоснованно весело.

– Чего не в Хельсинки? Экономишь? У меня есть Шенген.

– Ну что ж ты за зараза такая?! Купить на Аллегро билеты? Если они ещё остались…

Увиливает, уж, да?

– Не надо. Я никуда с тобой не поеду.

– Ну, поломайся ещё… Нам спешить некуда.

Вместо ответной фразы, я сказала, что мне звонят по работе. Ко мне действительно прорывался звонок с незнакомого номера. И я сбросила звонок Семёна.