Текст книги "Апгрейд от Купидона (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Глава 46. “Не думай о секундах свысока”
– Твою мать! Что ты тут делаешь?!
Я бы дорого дала, чтобы эту фразу произнес мой отец, даже пусть с пеной у рта, увидев за спиной дочери полуодетого незнакомого мужика. Но, увы, ее выплюнула я, увидев за дверью мужика очень даже знакомого. Руслана!
Явился козел без букета, потому, без всякого сомнения, беседа планировалась чисто деловой. Про отношения: те, которые были вне зоны двухметрового матраса.
– Рад, что застал тебя дома, – облокотился он на дверной косяк и случайно вновь нажал ладонью на звонок. – А то бы ещё год тебе личку бомбил.
Да? Звук на телефоне я так и не включила – некогда было, и ничего не проверяла: не хотела теребить душу сообщениями Джонатана. Да и просто решила, что мир может подождать. Все, что мне нужно в данный момент, лежало со мной в постели. А сейчас – стояло за спиной. Я так думала, поэтому не понимала, почему Руслан продолжает так спокойно со мной разговаривать и уже почти что не через порог: мне даже пришлось выставить босую ногу в качестве шлагбаума. Забыл, малец, что запрещается переходить через путь сразу же после прохода поезда одного направления, не убедившись в отсутствии следования поезда встречного направления. Твой поезд, Русланчик, давно тютю, а новый
– очень даже скорый!
– Что тебе надо? – каждое слово я роняла, точно плевок.
– Что бы кто-то забрал заявление из прокуратуры. Тот, у кого нет ни чести, ни достоинства, так что ни то, ни другое я оскорбить не мог, даже если бы захотел…
– Так все-таки хотел? – без ухмылки и даже без сарказма выдала я.
– Заберешь заявление?
Руслан почти ввалился в квартиру вместе с этим вопросом.
– Нет. Я ничего против тебя не подавала.
– Я не слепой, у меня есть копия твоего заявления. Думаешь, откуда я твой адрес знаю…
О да, это вопрос интересный. Впрочем, наверное, узнать адрес не так и сложно, а заявление… Твою ж мать, мои паспортные данные могли быть только у Семёна! Что и с кем он там проворачивает: без меня меня женили? Ну хоть не в ЗАГС заявление подали – там-то, кажется, без личного присутствия точно не обойтись. Чего Сёмочка добивается? В заботливого папочку играет? Спасибо, раньше заботиться надо было!
– Даже если так…
Не открывать же засранцу страшную тайну о том, что это принцип «кол колом вышибают» в действии: сошлись два барана на тонкой дощечке… Однако тут получается, не кто кого скинет, а когда же оба полетят в воду вверх тормашками…
– Ты меня что, не поняла?
Теперь он был в прихожей… Да, в богатых домах ее неспроста называют приемной, потому что незваным гостям устраивают жаркий прием. Или Руслан устроил его себе сам, побагровев, как рак, при виде Крэга. Но не попятился обратно к двери: встал, как вкопанный, на пороге. Дурак! Я прижалась к стене и боялась, что если отлеплюсь сейчас, то вместе с зеркалом.
У Крэга было все время на свете, чтобы привести себя в божеский вид, но он даже рубашку под ремень не заправил – какое заправил, он даже ее не застегнул. Квартира крохотная, а он умудрился спрятаться от Руслана на все время нашего с ним разговора, но явно слышал каждое слово и – что самое страшное – понимал, и знал, кто перед ним. А вот что собирался с этим знанием делать, я боялась даже подумать.
– Руслан, уйди, пожалуйста, – проговорила я и вдруг повторила в голос шутку внутреннего голоса: – Я работаю.
Гость понял или не понял. Или понял какую-то часть, а остальное додумал… Но пока он молча сканировал второго гостя взглядом: не узнать его он не мог – лайкал же нашу с «Энтони» фотку.
– И когда я на работе, я не отвечаю на звонки, – продолжала я тихо, желая, чтобы меня слышал только Руслан.
Однако слышал и тот, кто не мог оценить глубину моей иронии на русском языке.
– Я тебе перезвоню. Пожалуйста, уйди.
Но Руслан не ушел. Вернее, может, и собирался уйти, но напоследок решил сказать то самое слово из пяти букв, которое я боялась услышать от отца.
Зря он его сказал – в английском языке у этого слова тоже пять букв, и первая буква согласна с другим, более емким и часто используемым русским словом – по делу и не по делу. Сейчас из Руслана оно вылетело кстати – вернее, его выбил из него кулак Крэга. Я не видела, куда точно он опустился, но слышала, как застонала стена, к которой Руслан отлетел. Упасть у него не получилось, Крэг схватил его за грудки и тряхнул так, что стена снова пострадала. А потом он вновь занес кулак…
Я не успела перехватить руку Крэга. Сама лишь чудом увернулась от его локтя – а то точно бы осталась без носа, потому что сам Крэг сейчас остался без головы.
Меня прошиб ледяной пот за долю секунды до нового удара. Руслан все еще стоял, потому что Крэгу достаточно было надавить ему на грудь одной рукой, чтобы удержать окровавленное лицо на уровне своего свободного кулака и глаз. Наверное, сейчас безумных. Вчера с утра он, как бешеный, орал на Тони, а после таблетки сделался ангелом…
– Крэг!
Я пыталась тащить его за плечи, за рубашку, за ремень – все бестолку. Я бестолку топталась подле дерущихся – нет, дерущихся тут не было: Руслан не мог отразить ни одного удара.
– Крэг!
Мой крик разбудил весь дом, но не доходил до ушей Макдевитта.
– Крэг!
Да он просто убьет его – достаточно шарахнуть головой о косяк…
– Крэг!
Я повисла на его плече и пригнула к земле – и только тогда заметила, что он бьет уже мимо лица Руслана, мимо уха, колошматит кулаком косяк, но продолжает держать Руслана под самое горло – вот-вот придушит.
– Уйди!
Нет, Крэг высказал просьбу по-английски и в более грубой форме. А потом с такой силой скинул меня с себя, что я грохнулась – хорошо еще в коридорчик, ведущий к кухне, и до двери со стеклянной вставкой моя голова не достала. Боли я не чувствовала – страх затмил все, даже картинку перед глазами – может, я, конечно, и зажмурилась на секунды две, ведь по стене я поднималась точно на ощупь. В голове шумело – очень. И через этот шум пробивались какие-то бессвязные слова: мой английский был не на том уровне, чтобы из шквала ругательств вычленить какой-либо смысл – не говоря уже про руководство к действию. Наверное, я шестым чувством поняла, что должна найти лекарство. Обе коробочки остались на столе после вечернего приема.
Крэг вырвал их у меня из рук, но открыть не смог. Я тоже – белая крышка прокручивалась и оставалась на месте. Я уже сама ругалась и чуть не плакала. Или плакала, поэтому и не видела, в каком направлении нарисована на крышке тонкая красная стрелка. Крэг снова завладел лекарством, но я по непонятной причине не желала его отдавать – вцепившись в него, точно утопающий в соломинку. Ему даже пришлось ударить меня по пальцам, чтобы я наконец их разжала.
– Ксюха!
Я не узнала голос. И даже не узнала сначала лица звавшего меня соседа. Только когда размазала по глазам слезы, сумела поздороваться. Крэг стоял к двери спиной. Стоял как истукан. Я только слышала его тяжелое дыхание, а он слышал отборный русский мат, с котором сосед по-быстрому пытался разобраться в ситуации.
Входная дверь не захлопнулась, я орала очень громко и он, он умел действовать быстро – являясь нашим бывшим участковым. Наверное, и Крэга сумел бы скрутить, если бы тот минутой раньше сам не бросил Руслана. Отнимая лекарство, я успела заметить у него в кровь разбитый кулак. Похоже, в какой-то момент он сам осознал, что не рассчитал свою силу, но выпустить злость ему было просто необходимо – страшно подумать, что было б, прими все эти удары Руслан на себя.
Сейчас он сидел на полу, чуть дальше коврика и держал у лица полотенце, явно брошенное ему нашим соседом.
– Ксюха, говори!
А я не могла – у меня тряслись губы, из меня лились слезы, мне было больно: не физически, а морально. Что, что я должна сказать? Только трясла головой, а потом села – или меня усадили, на круглый табурет, и я разревелась, спрятав лицо в ладонях, а открыла глаза уже на новый шум. Их было трое в форме. От кого поступил вызов – не ясно.
– Скорую вызвали? – услышала я где-то вдалеке, все еще сидя на табуретке, стиснув дрожащие коленки.
– Ксюха, застегнись!
А я и не заметила, что мои наспех застегнутые две пуговицы благополучно распрощались с петельками. Я попала в новые, не те, но плевать сейчас хотела на свой внешний вид – меня пугал вид Руслана. И человек, который стоял у меня за спиной. По-прежнему молча.
– Он не говорит по-русски! – закричала я, что есть мочи, как будто полицейские стояли не в шаге от меня, а внизу в подъезде.
– Ксюха, – дядя Толя сидел рядом в присядку, – тогда отвечай ты.
– Что отвечать? – я обвела всех их злым взглядом. – Что вы вообще здесь делаете? Кто вас звал?
– Я звал, – ответил сосед спокойно. – Ты кричала, как резанная.
Сейчас я молчала.
– Он живой? – повела я подбородком в сторону Руслана, так и не поднявшегося с пола. – А жаль…
Рассказывать было нечего: ввалился ко мне без разрешения, не захотел уйти, назвал из ревности шлюхой, за что и получил по физиономии. Не умеет драться – его проблемы.
– Решали на кулаках, кто третий лишний? – ляпнул один из полицейских, явно с трудом удерживая на лице маску профессиональной невозмутимости.
– Нет, защищали честь и достоинство. Мое. У меня иск против вот этого дебила в прокуратуре лежит, – махнула я в сторону Руслана уже всем телом. – Пришел требовать, чтобы я его забрала. А я не буду этого делать. Ну что вы все на меня так смотрите?!
А у меня снова расстегнулась блузка… Черт… В этот раз руки уже не так тряслись, и я сумела застегнуться на все пуговицы – хоть одна да выдержит мое дыхание загнанной лошади. Загнанной в тупик.
– Фиксировать будем? У него нос, кажется, сломан…
Я вскочила со стула.
– Вы что, охренели? Это иностранец. У него самолет через два часа… Черт…
Я схватила телефон. Десять. Почти. Ну разве минута считается, когда отсчет идет на секунды? Звук выключен. Чуть ли не десять эсэмэсок пришло от таксиста, который в итоге не дождался клиента и уехал. Где был мой будильник – черт, я поставила его на восемь вечера…
– Крэг?
Я обернулась к нему, но боялась взглянуть в глаза – сначала увидела только зажатую в кулаке оранжевую баночку и снова – содранную на костяшках пальцев кожу. На мне ее тоже не было – сняли с живой полностью: прямо, как блузку, на которой нет ни одной пуговицы.
Глава 47. «Спасай меня!»
– Сейчас, сейчас, сейчас… – говорила я скорее себе, чем окружавшим меня мужчинам.
Я чувствовала себя ведьмой в охранительном кругу, только заклинание не действовало – из динамика шли длинные гудки.
– Да ответь ты уже, козел!
И заклинание сработало:
– Ксюша, я занят, не могу сейчас… – ответил Семён коротко.
– Пожалуйста, не отключайся. У меня небольшие проблемы… С Русланом.
– Что случилось? Где он? – перебил Семён так громко, что у меня аж в ушах зазвенело или все еще продолжало звенеть от моего собственного крика.
– Ничего страшного. Я вызвала полицию, чтобы зафиксировать его угрозы. Я уверена, что у тебя остались сканы с заблокированных сайтов…
– Только в качестве доказательств…
– Не юли, я знаю, что ты для себя скрины сделал, – почти рассмеялась я в телефон. Жаль, не Сёмочке в лицо! – Пришли мне парочку не самых откровенных, пожалуйста.
– Вообще-то я приложил к делу самые-самые, – промурлыкал он мартовским котом.
– Об этом мы поговорим позже.
– Вечером? – почти выкрикнул он. – Хочешь поужинать вместе?
– Пришли мне сканы. У меня тут наряд полиции жаждет увидеть супер-порно. Пришли их мне немедленно!
– Ты сумасшедшая! – Семен вдруг сделался абсолютно серьезным. – Я сам со всем разберусь. Дай им мой телефон. Или скажи, куда приехать. К тебе домой?
– Я не маленькая. И со своей жизнью могу разобраться сама. И раз ты уже влез в это дерьмо по самые уши, то пришли мне сканы. Больше мне от тебя ничего не надо, – И это было правдой.
Иначе бы я Сёмочке даже не позвонила.
– Секунду, секунду, секунду… – говорила я уже соседу. – Дядя Толя, только сделайте вид, что вы меня на этих фотках не узнали, – и я сунула ему под нос первое из Руслановских творений. – Разбитый нос, это он легко отделался, согласны? За распространения такого яйца отрезают. Он вывесил это в интернет на всеобщее обозрение. Будь на этой фотографии ваша жена, вы бы по-человечески с этим человеком разговаривали?
На этот раз я махнула в сторону входной двери рукой.
– А что там?
Нет, удовлетворить любопытство товарищам в форме сосед не дал, сунув телефон обратно мне в руку.
– Я назвал ее шлюхой, так она шлюха и есть… – подал голос Руслан, убрав ото рта край полотенца с новым принтом в красный горошек. – Что бы вы сказали, если бы ваша жена приволокла домой клиента, у которого якобы была переводчицей?
– Я не была у него переводчицей! – закричала я, нервно тыкая пальцами в экран телефона. – Вот!
Теперь я сунула соседу под нос танцевальную фотку, на которую полицейские слетелись, как коршуны, если не сказать как мухи, но «варенья» не нашли… Опоздали…
– Я была переводчицей у его брата. А это Крэг! Крэг, гив-ми-ё-паспорт-плиз…
И он дал. Благо вчера вечером скинул пиджак на кухне. Дядя Толя раскрыл официальный документ, удостоверяющий личность неизвестного – благо латинские буквы мы все знаем.
– Он мой друг. Прилетел вместе с братом. Ко мне в гости. Да и какого хрена я перед всеми вами отчитываюсь?
Тишина не повисла, а если и повисла, то на тонюсеньком волоске и тут же сорвалась, чтобы разбиться о напольную плитку ответом человека в форме:
– Да потому что, дамочка, один ваш друг сломал другому вашему другу нос.
– Так не череп же проломил! – воскликнула я в сердцах.
– А это еще предстоит узнать, – выдал блюститель порядка, который мне уже порядком надоел своей ухмылочкой.
Краем глаза я видела, как Руслан поднялся: как и я недавно, он держался за стену.
– Врачебное заключение будет, узнаем…
Они здесь все охренели, что ли?! Кричал мой взгляд, а губы все же молчали. Чего завелись, красавцы? Фотку не показала?
– У моего друга самолет в полдень.
– А нам какое дело? Драку надо было вечером затевать, если утром некогда.
– Очень смешно! – я вскочила с табурета. Так резко, что пошатнулась, но руки Крэга быстро оказались у меня на талии и удержали меня в вертикальном положении. – Когда у тебя регистрация заканчивается? – спросила я шепотом, конечно же, по-английски, не поворачивая к нему головы, но он в ответ только потерся об ухо шершавой щекой. – Крэг, я серьезно с тобой разговариваю! Ты самолет пропустишь…
– Суши, – он касался губами моего уха. – Я отвечал за чужой проступок. Думаешь, я не готов ответить за свой собственный?
– Ты дурак?! – заорала я уже по-русски и легко разорвала кольцо его рук. – Дядя Толя, ну скажите им что-нибудь…
– А что я могу им сказать? Ксюха, ты же не маленькая…
– Сколько? – спросила я как взрослая. – Только быстро, потому что у нас нет ни минуты.
– Ты знаешь, что это статья? – выпрямился наш бывший участковый.
– Я знаю. У нас было правоведение. И по этому козлу, – я не глядя ткнула пальцем в Руслана, – много какие статьи плачут. И мошенничество тоже.
– Хватит! – заорал Руслан и, возможно, добавил еще что-то, но меня его словесный понос не интересовал: я во все глаза смотрела на дядю Толю.
– Вы меня с рождения знаете. И если я говорю, что этому козлу за дело морду набили, то это правда. И нехер быть таким слюнтяем, чтобы ни разу не дать сдачи. Поливать меня в соцсетях грязью у него силенок хватало, а получить по роже за свои слова нам слабо. А у вас тут не закон, у вас мужская солидарность! И развившаяся ненависть ко всему американскому! – смотрела я уже на полицейских. – Так какого хрена вы встаете на сторону козла? Потерпевшая сторона тут я! Сколько я по закону могу отсудить от этого ублюдка за то, что меня теперь ни в одно приличное место на работу не возьмут? Тысяч шестнадцать, верно? Что молчите? Вам по нраву ведьму топить, чтобы посмертно понять, что она невиновна, а рыцарский поединок за правду ни о чем не говорит? Честный рыцарь виноват, что мудак даже копье поднять не в состоянии? Давайте, давайте… В прокуратуре уже лежит на этого гавнюка дело. Хотите, я еще одно заявление к нему приложу? Если через пять минут мы отсюда не выйдем, я звоню в американское посольство в Москву. Ну и еще по паре номеров, – уже во всю блефовала я.
Жизнь научила меня подзатыльниками, что правда в этом мире давно никому не помогает.
– Суши, мы все равно опоздали, – проговорил совсем тихо Крэг, все так же по-английски.
Не знаю, сколько он понял из моей тирады. Может, ничего, просто увидел в телефоне время. Я тоже видела и, еще не дождавшись ответа от стражей чужого мне порядка, наводила порядок в собственном телефоне, закрывая ненужные больше окна.
– Майка! – заорала я в телефон больше от стресса, чем играя перед посторонними мужиками разъярившуюся львицу. – Спасай меня! Два билета на Аллегро в одиннадцать тридцать за любые деньги. Да, сегодня! – заявила я таким тоном, будто мой дружеский турагент спрашивала детскую глупость. Поезд отходит через час с небольшим. С очень небольшим запасом…
– Два? – переспросил уже Крэг и по-русски, и я по-русски закричала ему в лицо: – Собирай вещи. У меня еще ничего не разобрано с возвращения!
И то верно – я только вытащила из рюкзака подарки и грязное, остальные шмотки продолжали лежать на дне вместе с рюкзачком, который следовало выстирать, и главное – с загранпаспортом.
– Ксюха…
Я не знаю, что хотел сказать дядя Толя, я просто сделала то, что надо было сделать в самом начале – применила секретное женское оружие: я его обняла, уткнулась в грудь макушкой и прошептала:
– Спасибо, дядя Толя. У меня медовый месяц. Благодаря вам…
И не стала добавлять – с поварешкой дегтя. Но я точно знала, что не случись всего этого мордобоя, я бы никуда не поехала, а сейчас просто не могла оставить этого придурка одного. Стерпится, слюбится. Или у меня наоборот?
Пока я отсылала Майке сканы наших паспортов и вызывала по новой такси, Крэг кинул мне в рюкзак зубные щетки, которыми нам не судьба была воспользоваться. Он схватил свой чемодан и сумку с Макбуком и… Наши взгляды встретились.
– Бери, – ответила я, и Крэг подхватил саксофон.
Да, этот малый – удовольствие не из дешевых: такси свободное было только представительского класса, билеты в первый класс по цене бизнеса, а нервы, оставленные в прихожей родительской прихожей цены не имели, потому что бесследно исчезли. Как и полиция, вытолкавшая Руслана взашей – да, быстро у властей меняются предпочтения.
– Пробка, – сообщил таксист, и я, глянув на экран его смартфона, побледнела. – Я все понимаю, – подмигнул дядька нам, растрепанным пассажирам. – Я попытаюсь успеть, но… Жизнь не всегда справедлива…
О, да, жизнь никогда и ни к кому не справедлива.
Крэг стиснул мне пальцы и накрыл побитой ладонью.
– Я не горю особым желанием видеть Тони. И вот он – знак. Никуда не ехать и остаться с тобой в России.
– И загреметь за решетку.
– Ну… – Крэг почти смеялся. – Я уже там почти был. Почти не считается, так ведь? И присяжные пожалеют сумасшедшего… Сумасшедше влюбленного, разве нет?
– У нас нет присяжных, у нас судьи…
– А сумасшедший есть, – не унимался он, наглаживая раненой рукой мои ледяные пальцы.
– Двое.
Я поставила на колготках стрелку, натягивая их со скоростью новобранца. Лифчик я сунула в карман плаща в надежде поддеть под блузку в туалете поезда. Сейчас расстегивать с таким трудом застегнутые пуговицы не было времени. Времени вообще не было: ни на то, чтобы доехать до вокзала, ни на то, чтобы подумать, что я делаю… В рюкзаке летние вещи, на мне грязный деловой костюм с кроссовками и белый плащ. Почти белый… А еду я в Финку… Впрочем, после революции в объявившую независимость Финляндию бежали вообще с голой жопой. А я – почти с голой. Мне ее всегда прикроет ладонь Крэга, чтобы ущипнуть больно-больно.
Глава 48. “Финское чувство юмора”
Мы успели – в последний вагон почти что не фигурально. Летели по перрону, точно сдавали стометровку, хотя и понимали, что нас уже точно дождутся.
– Фу! – выдохнули мы в поезде, а несчастные пассажиры могли сказать только «Вау», глядя на новоприбывших чучел.
В такси от нервов я расчесывала пальцами волосы: хорошо не лицо. Крэг продолжал действовать на нервы: по-английски, то есть с чувством, с толком, с расстановкой.
– Ксюша, это не агрессия. Это нормальная реакция самца защитить свою самку. Я вмазал ему всего пару раз, но я не виноват, что у меня увесистый кулак. Это мама виновата, не надо было отдавать меня на карате, где тебе вдалбливают, что у тебя есть всего один удар, чтобы убить. Иначе – убьют тебя. Ксюша, так и в жизни. У меня был только один шанс с тобой – никуда не ехать самому или уехать вместе с тобой. Я не верю в третью встречу. Это уже совсем по-божески, а я в таких делах богу не доверяю…
А как доверять тебе? И себе? И всем, кто поучаствовал в моей судьбе… Я взяла телефон и позвонила Майке:
– Я тебя люблю, – произнесла я в трубку по-русски, но смотрела в это время Крэгу в глаза, не мигая, будто говорила это ему, но разве это может быть правдой? – Ты умничка!
Про себя я не могла сказать подобное. А все другие сказали бы от всего сердца – дура!
– Ксю, кто это такой? – спрашивала трясущимся голосом бедная Майка.
– Он.
– Понятно, что не она, – ничего не поняла Майка.
– Я тебе про него рассказывала, – сказала я лишь то, что могла сказать, имея рядом дополнительные уши.
– Ничего ты мне про него не рассказывала!
Самой Майке, увы, до ответа не дойти.
– Под вяленую щуку дяди Димы. Ладно, все, пока, – оставила я бедную подружку по ту сторону реальности с открытым ртом. – Знаешь, – говорила я уже Крэгу, опустив телефон на столик экраном вниз. – У русских есть поговорка. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Русские, как всегда, не правы. Лучше и то, и другое. Только тогда это работает.
– Ты будешь звонить родителям? – спросил он без паузы, точно мысленно заранее перебивал меня.
– Напишу.
Я набрала маме сообщение: «Я уехала в Финку на неопределенный срок. Дома бардак. Не пугайся. Я ночевала там не одна», ответ не замедлил прийти: с кем? «С тем, с кем уехала. С американцем, у которого была переводчицей», ты с ума сошла – спрашивала тут же мать. Ну да, не отвечала я, а отвечала просто: «Мама, мне нужно на время уехать от всего этого дерьма. И он набил Руслану морду. Так что там валяется окровавленное полотенце. Вернусь, куплю новое, не переживай».
Ксюша, ты больная? Ну как я отвечу на этот вопрос? Да, только справки у меня нет. О справке мои родители вовремя не озаботились, потому им и приходится теперь постоянно объяснять родственникам, друзьям и просто знакомым, почему у них дочь такая дура.
«Мама, это долго. У меня пальцы устали писать. Мы еще даже ничего не жрали. Пойдем сейчас жрать. Пожелай нам приятного аппетита!» И когда мама пожелала того самого, я спрятала телефон в карман плаща, который так и не сняла. Нащупала в кармане бюстгальтер и шепнула, перегнувшись через столик:
– Пойду переоденусь и зубы почищу.
– Мне тоже надо, а то ваши пограничники задохнутся, – шепнул Крэг в ответ.
– У нас они бабы, – начала я по-английски, но «баб» бабами назвала по-русски. В английском синонима этому слову нет или его нет в моем словарном запасе.
– Тем более! Пошли.
– Вдвоем?
– А что, в первый раз, что ли? – мой белесый засранец подмигнул, и пока я искала, чем парировать его подковырку, добавил: – Чего два раза в очереди стоять?
Как у него устроен мозг? Я хочу знать! И никогда не узнаю. Впрочем, главное, успевать следить за вовремя принятыми таблетками.
Мы снова склонялись над одной раковиной, чтобы почистить зубы в двух разных ртах, которые по магической случайности улыбались совершенно одинаково.
– Как насчет принять в аэропорту душ? – подмигнул Крэг, сплюнув в раковину пену.
– А у меня разве есть выбор? – сплюнула я следом и попала ровно в центр.
В самое яблочко. А он, кажется, попал мне в сердце: только откуда у него взялся лук? Никак у Купидончика одолжил… Но мое сердце все равно бьется, всем назло, и еще как бьется, когда он рядом. Сумасшедшее сердце, что с него взять…
– Можешь пойти первой, только тогда мы заставим Тони ждать нас еще дольше. Он и так сказал, что я сумасшедший и ничего другого он от меня и не ожидал.
– Ты написал брату про драку? – испугалась я.
– Нет. Сказал, что мы проспали самолет.
– Надеюсь, таксисту не придет ворох штрафов за красный свет.
– Я тоже надеюсь…
Крэг протянул ко мне руки и обнял: крепко-крепко, но близость уже не так страшна: на мокрые подмышки лег вязкий вкусно пахнущий гель. Страшно было за его разбитую руку, которая сейчас залезла мне под волосы, чтобы убрать их с лица.
– Я очень надеюсь, что у нас все получится.
– Что? – спросила я едва слышно за секунду до того, как его губы коснулись моих.
Влажные, благоухающие мятой, вкус которой передался даже языку, который не верил в мое владение щеткой и решил отполировать мне каждый зубик по отдельности, а я в отместку прикусила этот наглый, пусть и вкусный, язык.
– Все, – ответил Крэг, разрывая наш мятный поцелуй.
Все, больше целоваться не будем? Конец туалетной романтике?
– … у нас получится, – вдруг закончил он фразу.
Чем ближе финская граница, тем длиннее паузы в словах урожденного финна?
Что именно? – хотелось спросить и не спрашивалось. Я просто прижалась к его груди, в которой бешено стучало сердце. Или это рвалось из бюстгальтера обратно на свободу мое собственное? Или это вообще стучат колеса? Чух-чух, чух-чух… Я, похоже, уже давно чухнулась…
Мы не прятали глаза, возвращаясь вдвоем из туалета – пусть думают, что хотят, если думать им больше не о чем. Мне вот было о чем, и пока нам приказали сидеть на местах для прохождения границы, мои мысли завертелись вокруг моего внешнего вида.
– Мне реально не во что переодеться. Ну не надевать же под плащ купальник!
– Почему бы и нет? Тони плевать, успокойся… Купим тебе что-нибудь в аэропорту. Что ты там про сто друзей говорила? У меня друзей нет, но есть немного денег, так что прекрати думать про одежду. Мне думать о тебе без одежды нравится куда больше. И о душе с тобой.
Я облизала губы, чтобы слизать с них глупые мысли. Но они намертво укоренились в моей голове. Мы так внимательно смотрели друг на друга, что перед моим взглядом потекли струи горячего душа – в глазах защипало от слез. От незапланированного рева меня спасло прибытие на станцию «Выборг»: какое счастье, что я никогда больше не приеду сюда с Сёмой! Если он позвонит, я не возьму трубку. И он тут же позвонил – точно я притянуло его к телефону силой мысли.
– Я в поезде, еду в Хельсинки.
– Одна? Зачем? – спросил он, даже не предполагая, что я могу быть не одна.
– Не одна, – сказала я четко. – Просто так. Потому что хочу. Спасибо тебе, Сёма, за утреннюю помощь, но на этом все. Я не буду тебе больше звонить. Никогда. И ты не звони. Никогда.
И я отключила телефон – пусть и в третий раз последнее слово останется за мной. Никогда. Это страшное слово – никогда. Никогда еще мне не было так страшно.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось общаться с ним из-за меня, – произнес Крэг дрожащим шепотом, и я, просунув под столик руку, схватила его пальцы, и тут же извинилась за ненароком причиненную боль. – Ничего страшного.
Нет, мне было страшно. Еще как!
– Нам все равно надо было поговорить. Я убежала от него встречать тебя. Так глупо все получилось.
Крэг усмехнулся и сам поймал под столиком мои пальцы:
– Судьба вообще очень глупа, и только иногда, по случаю, поступает умно: например, не оставив ни одной ванной комнаты свободной.
– У нас есть выражение, – начала я по-русски, – кто о чем, а вшивый о бане…
Крэг улыбнулся еще шире.
– Ты не пошла со мной в душ в гостинице. И видишь, что получилось? Теперь тебе придется идти со мной даже в финскую сауну.
– Ничего страшного. Уже не зима, проруби нет.
– Можем дождаться зимы в Лапландии. Как вариант. Нет?
Я решила просто улыбнуться – до зимы полгода, а это не месяц, это целых шесть! А пока нам нужно получить в паспорт два заветных штампа. Суровые русские бабы штампанули их с каменными лицами, когда Крэг вспомнил мою шутку с соседом и сказал, что у нас медовый месяц. Почему у нас нет колец, нас, к счастью, не спросили. Все же форма некоторых – не мужиков, конечно – обязывает к тактичности.
Сменившие наших дам бравые финские парни, возможно, и хотели бы быть тактичными, но их тактичность была оформлена в наш адрес на суоми. Крэг среагировал первым и, протягивая американский паспорт с синей корочкой, сказал, что мы хоть и финны по крови, но по-фински знаем только «китос».
– Так надо выучить, – заявил финский пограничник уже по-английски.
– А мы собственно за этим и едем к вам. Учить финский.
– Сколько собираетесь пробыть в стране?
– Пока не выучим национальный язык…
Крэг, ну ты же не первый раз пересекаешь границу – какого хрена проверять чувство юмора у человека со штампом? У финнов – и нас с тобой тоже – это чувство почти что атрофировалось.
– И как долго вы обычно учите иностранные языки? – спросил финн абсолютно серьезно.
– Ровно одну минуту, – ответил Крэг по-английски и тут же затараторил что-то по-фински.
Наверное, какую-то шутку, потому что финн заржал. Не засмеялся, а именно взвился на дыбы, как конь. Я даже вздрогнула.
– У меня бабушка говорила по-фински и по-испански, потому что они иммигрировали из Хельсинки в Аргентину ещё до независимости, – перешел Крэг обратно на английский. – Я плохо говорю по-фински, но более-менее понимаю, а вот мисс Сарви была лишена возможности говорить в семье на финском языке, так что мы решили немного пожить на земле предков. Так сказать, подпитаться родной энергетикой.
Второй финн, который держал мой красный паспорт, тоже развесил уши и чуть не забыл взять у меня отпечаток пальца. И мне хотелось погрозить этим пальцем всем финским мужикам во главе с Крэгом МакДевиттом.
– Это было спонтанное решение, так что мы еще не знаем, где остановимся. Но на улице мы не останемся, обещаю.
Ну да, заночуем в аэропорту – нам же не впервой! Я спрятала проштампованный паспорт в рюкзачок и уставилась на своего финского спутника.
– Пошли есть! – сказала я ему.
И мы пошли в вагон-ресторан. От йогурта с мюсли набежали грустные воспоминания, но тут же улетели прочь: мы же не расстаемся, мы только встретились – и языки мне даются тяжело. Одного месяца не хватит. Крэг сходил за кофе. Заказал для себя какао. А я – новую непонятную пока никому из нас жизнь, поставив точку в предыдущей. Распрощавшись со всеми, кто был у меня до Крэга. Даже с тем, кто не был.
«Джонатан, я долго думала и приняла решение остаться в России. Ты был хорошим другом, и я очень рада, что встретила тебя. Удачи тебе во всем», – я только успела отправить сообщение, как тут же получила ответ: «Я догадывался. Спасибо. Тебе тоже удачи, Кейт.»
