Текст книги "Апгрейд от Купидона (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 43. “По реке времени”
– Слушай, пойдем на кораблике покатаемся? – предложила я с ухмылкой. – Присмотришь место, куда выбросить инструмент.
Крэг размахивал массивным чемоданом, будто то был женский ридикюль. Название этой детали дамского туалета произошло от латинской «сетки», но сейчас это была русская авоська – авось в этот раз меня пронесет, и этот мужчина не выкинет очередной фортель, который может для меня плохо кончиться.
– А если я захочу поиграть для тебя и утром?
Так и тянуло огрызнуться: а ты уверен, что я останусь с тобой и на эту ночь тоже?
– Ну, я не предлагаю тебе вышвыривать девяносто тысяч рублей прямо сегодня. Дождемся попутного ветра… Ну, ты понимаешь, что такое русское «деньги на ветер». Впрочем, ваш английский «в мусор» тоже подходит…
– Ксюша, на что ты злишься? Я не последние деньги потратил. Зачем нужны деньги, если они не приносят удовольствия? Я не уверен, что тебе будет приятно слушать меня, но я точно получу удовольствия от того, что буду играть для тебя.
Я кивнула – ну ладно, чего спорить… Пора прекратить считать чужие деньги. Ну, да… Сейчас… Если эти деньги перекочевывают на твой счет с завидным постоянством, будешь тут каждый поцелуй считать за отработку!
– Что? – это я заорала в телефон, хотя могла спокойно проигнорировать звонок Майки.
Мы уже были с подружкой почти что не в ссоре, но все же прежней откровенности между нами никогда уже не будет. Не суди друзей – особенно со своей колокольни – если хочешь остаться с ними друзьями, а не просто френдами в социальной сети.
– Офигенная фотка!
– Какая фотка?! – уже орала я, пытаясь заглушить панический крик моего внутреннего голоса: я убью Руслана, собственноручно придушу!
– Какая? – чуть не поперхнулась Майка непонятно чем. – Та, где ты королева! Понятия не имею, где ты и с кем… Но очень хочу узнать…
– Я тоже понятия не имею… Ой…
Это я встала, как вкопанная – и чуть за прохожего не схватилась, когда Крэг сунул мне под нос свой телефон со своей – нашей – фоткой! Да чтоб ты провалился со своим знанием русского. И я – со своими кривыми пальцами, которыми нажала громкую связь. Но это же Фейсбук… Майки там нет! И… под фото лайк от… Ну, от того, кто был в ней тагнут – от Энтони Макдевитта. Я попыталась завладеть айфоном, но мне его не отдали: скорее всего, Крэг испугался, что я проверю, как всякое блестящее дорогое дерьмо тонет в питерской воде!
Ну почему все они размещают мои фотки без спроса. Или не мои… Отчет о работе с иностранным инвестором, но елы-палы, какого фига меня-то на них отмечать…
– Это по работе. Ничего страшного, – быстро огрызнулась я.
– А кто там страшный? – не унималась Майка, а я воевала с телефоном, чтобы убрать громкую связь. – Если только лайк от Руслана. Это я так, предупредить, что этот лузер следит за тобой.
– Майка, я на работе. С этим клиентом. Все. Отвали!
И я сунула телефон в карман плаща. Потом вытащила снова, чтобы вызвать приложения ВК. Кто меня тагнул? В их фирме меня знает только сестра этой Анны. Она, что ли? Ленка, блин, ты мне промоушн сделать решила? Мне сейчас Вконтакте лишняя реклама не нужна. Черт… Семен… Твою мать… Вот твоего лайка только не хватало… И… мама… Мама Мия! Теперь спросит, какого хрена эти два гавнюка до сих пор у меня в друзьях! Будь прокляты эти социальные сети!
– Что у тебя с лицом? – спросил Крэг, и я машинально тронула указательным пальцем губы, чтобы проверить, не свалялась ли помада от постоянного прикусывания языка.
И только увидев бледный след на средней фаланге, поняла, что он говорит про выражение моего лица, контроль над которым я потеряла полностью.
– Ничего, – телефон отправился обратно в карман, а я схватилась за локоть Крэга. – Просто я хотела, чтобы эту фотку увидел только ты, а теперь ее увидел твой брат и мои друзья с врагами.
– Ну, а что в ней плохого? Модель хороша и фотограф на уровне.
– Ты о себе?
– Ксюша, в чем дело? Другие бы мечтали иметь фото с Энтони Макдевиттом. Это реально новый уровень в резюме.
– Я предпочла бы фотку с тобой. На телефон. Мой. И чтобы никто ее никогда не увидел, – отрезала я, чтобы не распространяться далее относительно своего случайного взлёта по социальной лестнице.
– Тогда и не фотографируйся со мной, раз стыдно показаться со мной в сети, – почти серьезно ответил Крэг.
Все его действия были почти… почти мне понятны. Только почти. Увы…
– Вот и не буду!
– А если все же… На селфи мы оба получимся ужасно. И все же я его хочу. На мой телефон. В нем камера лучше, их целых три… Так что мы будем смотреть в разные стороны. Это прикольно…
Ну вот, он снова сумел меня рассмешить… Теперь можно и улыбнуться без натуги. Не для сети.
– Только никому не отправляй. Пожалуйста.
– Только Тони. Я уже послал.
Улыбка сошла с моего лица.
– Зачем?
– Чтобы он не звонил мне. Я не хочу от тебя отвлекаться…
Тишина и стук наших подошв по тротуару. Только голос – внутренний – ржет надо мной: вот же словечки товарищ подбирает: сразу и не поймешь, шутит он так, говорит серьезно, или я у него типа новой компьютерной игры, в которой просто необходимо перейти этой ночью на новый уровень, оставив отношения на прежнем.
– У нас платят только наличными, – заявили ребята на пристани, когда Крэг полез в карман пиджака.
– Ничего. У меня теперь много денег, – усмехнулась я по-русски, доставая из кошелька последнюю наличность.
Ту, что носила на такси. Теперь мне от саксофониста будет не уехать, вот и буду с ним плавать по бескрайним невским просторам до самого утра. Пусть дудит в свою трубу, точно волк на луну – такой вой у нас песней зовется. Хотя, может статься, он не разучился нажимать на музыкальные клавиши. Мои-то за семь дней не забыл… Уже за девять… Боже, мы знакомы девять дней, и плевать, что без шести, но ведь без году неделя – это для русской девушки в порядке вещей. Сразу и в омут с головой, и в постель с незнакомцем. Еще и не предохраняясь. Сумасшествие точно легко подхватить. Которое не лечится никакими таблетками.
– Да, мам, – ответила я на звонок громко, потому что ничерта не слышала от шума моторы «калоши» под мостом, болтовни соседей сзади и речи экскурсовода. – Я работаю и завтра тоже. Ну ты же видела, что все прилично. А это я не хочу обсуждать ни по телефону, ни сейчас, – огрызнулась я на вопрос про Семена. Ну ясно, ради желанной информации можно и пренебречь запретом дочери не звонить во время работы. – Мам, все. Я позвоню, когда соберусь приехать.
Снова руку с телефоном в карман и снова… Нет, я не успела убрать волосы, растрепанные ветром, за уши – мужские пальцы поймали их в плен, как и глаза: что-то во взгляде Крэга было действительно магическое:
– Когда мне уехать?
Он говорил тихо, потому что трогал губами мое ухо. Для этого даже не надо было придвигаться ко мне. На скамье, где вольготно сидеть вдвоем, втроем уже напряг, уместилось четыре человека. Русское свинство – до отказа набивать туристический кораблик. Но, кажется, это вполне устраивало Крэга.
– Решай сам.
– Я не могу решить за тебя.
Я вздрогнула – от ветра и сразу же на моем плече вместе с рукой Крэга оказался его плащ.
– Мы, кажется, все решили.
– Мы ничего не решили.Ты ничего не ответила. И у меня нет месяца, чтобы дать его тебе на размышления. Я дал час. Даже больше. Ответь – у меня завтра вечером обратный полет. Я должен его поменять…
– Ты должен… – сглотнула я кислый ком. – Решить для себя. Я не имею к этому никакого отношения.
– Как же ты не имеешь…
Он сильнее прижался ко мне плечом и собрал летающие по ветру волосы в кулак. Я отчего-то напряглась. От чего? От агрессии, которую он контролирует таблетками… Или я накрутила себя, ведь он держит их ласково, чтобы они не лезли мне в глаза, чтобы он мог заглянуть мне в лицо, бледное от ветра и снова от ветра, но уже не с Невы, а в голове. Это безумие, этого нельзя делать.
– Не имею, – выдавливала я из себя. – Я не имею сейчас возможности шляться по Европе. Финансовой возможности. Ясно?
– Ксюша, я не предлагаю тебе шляться. Я предлагаю побыть со мной. И я заплачу…
– А я не хочу, чтобы за меня платили, – отрезала я и отвернулась к зданию университета, которое виднелось за Дворцовым мостом.
Вот скажите, какого черта у меня такой огромный вкладыш в диплом? Пять лет потрачено на предметы, которые мне совершенно не пригодились в работе. Вы бы меня лучше курсу выживальщицы в мире мужчин обучили… Это надо ввести наравне с военной кафедрой для мальчиков. Это куда важнее. Бабы всю жизнь живут с мужиками, как на пороховой бочке, не зная, когда рванет… Нормальных мужиков не бывает. Просто не все мужики признают, что они того…
Этот вот рядом совсем того: куда он меня зовёт? Куда?!
Глава 44. «Если бы ты меня выдумал»
– Ксюша, проверь свой Пейпал.
Я не опустила руку в карман. Я смотрела Крэгу в глаза – наглые.
– Что там?
Хотя надо было спрашивать, сколько? Я уже устала задавать вопрос «зачем?».
– На обратный билет, гостиницу и просто, чтобы ты чувствовала себя со мной спокойно. Это залог.
О да, этот ёмкий английский язык – security deposit! Но о какой безопасности можно говорить в обществе этого мужчины?! Ведь не стал ждать, когда причалим. Отсюда – от него – только в реку с головой, которая у меня горела от стыда.
– Давай больше не говорить про деньги, ладно?
Больше не? Про деньги говоришь только ты. Причём, постоянно! И если бы только говорил, так ты мне их втюхиваешь теперь бесконтактными способами после того, как тебе пришлось повоевать с моим рюкзаком.
– Я не соглашалась ехать с тобой, – выдала я зло и прошила его лоб насквозь злым острым взглядом.
Он своего не отвел.
– Там есть кнопка: вернуть деньги, но я постараюсь сделать все, чтобы ты ей воспользовалась, – заявил Крэг, прочитав мои мысли в широко распахнутых глазах или на лбу, высоком, но совсем не умным.
Последние события в моей жизни, которых я не смогла избежать или хотя бы оградиться от их последствий, говорили не в пользу моего ума. Хотя бы практического!
– Я не пользуюсь твоим положением, – выдавал Крэг шепотом. – Я просто принимаю его как данность. Твои проблемы с работой и деньгами я могу решить, а вот свои без твоей помощи – нет. Дай мне шанс. Так сложно?
– На что шанс? – проговорил за меня кто-то другой, кто ещё мог говорить. Кто-то, кто задвинул меня, ту, которую я знала, на второй план, выпуская на авансцену полную идиотку.
– Попробовать завести отношения с девушкой.
– На месяц?
– Это ты назвала месяц, не я. У меня нет ни перед кем обязательств.
Я молчала, слушая мотор лодки, хотя не была на все сто уверена, что это не мое собственное сердце начало буксовать.
– Передо мной у тебя их тоже нет. Ты сам сказал.
Заминка. Секундная – просто его губы улыбались и не могли так сразу заговорить:
– И ты ответила, что тебе это даже нравится. Так что отвечай наконец, едешь со мной или нет? И тогда будем решать, что делать с билетами. Или… – эту паузу он сделал нарочито длинной. – Я буду решать, как мне жить дальше одному.
Я отвернулась, но наш кораблик уже развернулся и пошёл обратно по пройденному маршруту. Теперь нам предлагалось смотреть налево, но мне впервые хотелось смотреть прямо, потому что в правильности любого ответа любой нормальный человек непременно усомнится.
– Я тебя не знаю, – сказала я, стиснув влажными пальцами сумочку. – Я уже поехала так с одним неизвестным во Вьетнам.
Крэг не улыбнулся, хотя прекрасно видел по моему лицу, что я едва удерживаюсь от смеха. Смех – лучшее лекарство. Когда нечего сказать – смейтесь. Когда нечего даже подумать – хохочите. И я почти рассмеялась, когда Крэг заговорил тоже через смех, тот, который сквозь слезы:
– Ну так и я тебя не знаю. Но как ты предлагаешь тебя узнать? Не хочешь ехать в Европу? Хочешь, чтобы я остался в Питере? Я останусь. Можно же и здесь вести пешеходные экскурсии. Я быстро учу новые маршруты, имена и цифры. Я могу пробыть здесь три месяца, верно?
Я пожала плечами – такими подробностями я никогда не интересовалась. И не думала, что придется!
– Через три месяца ты заскучаешь в любом случае… – выдала я с непонятной злостью.
На кого я злилась? На весь свет! Мало того, что судьба посадила меня в лужу, так еще в «калошу» с неизвестным К., которого точно придется винить в моей смерти от… смеха и слез.
– Заскучаешь? – продолжала настаивать я на ответе.
Однако Крэг отвернулся. Впрочем, всего лишь на секунду, потом схватил мои пальцы, точно для крепкого мужского рукопожатия.
– А если ты сделаешь невозможное и не дашь мне заскучать?
Я вытянула шею, хотя делать этого не стоило: надует, потом не повернёшь – в верном направлении, так и буду смотреть в неверном.
– А тебе бы этого хотелось?
– Жить, как нормальный человек? – усмехнулся Крэг. – Как же я отвечу тебе, если никогда не жил, как нормальный. Вот научи меня это делать, и тогда посмотрим.
Я тоже улыбнулась, а что оставалось? Плакать?
– Кто научи? Я научи? Ты, кажется, знаешь всю мою личную жизнь. Скажи, нормальные так влипают? Нет, я тоже ненормальная. И нормальных отношений у меня не было.
– Поэтому мы и встретились, не думаешь?
Я не думала. Я действительно ни о чем не думала. Не могла. Мне хотелось… Даже не знаю, чего…
– Езжай один в Финляндию. Поговори с братом. А потом – захочешь вернуться, я тебя встречу в аэропорту. Не захочешь, я тоже тебя пойму…
Он уставился на наши сцепленные руки.
– То есть все-таки ты хочешь, чтобы мы встретились в третий раз и снова в аэропорту?
– Да, – кивнула я нервно. – Только на этот раз я не хочу держать в руках табличку с именем «Энтони Макдевитт».
Он снова кивнул. Даже два раза.
– Хорошо. Твой выбор. Я ему подчинюсь…
Моим выбором оказалась блинная – Крэг в отличии от Тони доверил мне выбор. И даже меню. Я усадила его к окошку стеречь столик, а сама скоро вернулась с подносом. Он остановил меня взглядом, и я улыбнулась.
– Ваш заказ, сэр, – сказала я слишком громко, на меня даже обернулись.
Но на меня столько раз оборачивались с соседних столиков, что и сейчас я спокойно составила на стол тарелки с блинами, стаканы с морсом и даже пожелала Крэгу приятного аппетита. Потом только села напротив, нервно стиснув коленки. Завтра его здесь не будет. Какая жалость. А если он не вернется? Значит, такая судьба. И возможно это и будет мой настоящий апгрейд от Купидона, если бог любви убережет меня от по настоящему опасных отношений.
Крэг аккуратно разрезал блин, явив на свет красную тушку лосося.
– А, может, ты хочешь настоящей финской ухи?
Я опустила свою вилку на тарелку полной.
– Чего ты боишься? Передумать возвращаться? Или забыть меня, пройдя паспортный контроль в Пулково?
– Я тебя не забуду.
– Вот как… – я вскинула голову. – Ты сам себе противоречишь, не находишь?
– Да, я такой… Это часть моей натуры. Я не знаю, что сделаю завтра…
– А как же ты работал гидом? Гиды начинают в один и тот же час экскурсии?
– Но они встречают каждый день новых людей.
– Крэг, я буду тебя ждать. Честно. Какие бы сюрпризы не преподнес нам этот месяц, я к ним готова. Я всегда надеялась на лучшее, а вот с тобой готова к худшему и потому спокойна.
Говорила-то я действительно спокойно, но в душе покоя не наблюдалось. В душе все рвало и метало. Что я делаю, что? Что-то явно неправильное… Но я всегда делаю что-то неправильное. Может, в третий раз мне повезет?
– Суши, а где мне тебе поиграть? – спросил Крэг, когда мы вышли из блинной на шумный вечерний проспект. – А то из отеля меня тут же выселят.
– А прямо тут слабо? – улыбнулась я.
– Нет, что ты… – смутился он. – Я не хочу мучить людей. Посторонних, – добавил тут же и опустил глаза к ботинкам, уже не начищенным.
– Посторонним? – повторила я по слогам. – А как же я…
– А ты уже не посторонняя, Суши. Ты уже… Не знаю, ты уже трехдневка…
О, да! Мне и вправду было три дня от роду. Я захлопнула две двери подряд и почти что с ноги распахнула третью. А за ней – пропасть? Но я пока все ещё балансирую на краю – и возможно даже удержу равновесие.
– Хочешь, поедем ко мне домой? Помучаем только соседей, а? Заодно решишь, сможешь ли у меня жить, если вернешься в Питер…
– Идет…
И мы пошли. Выписались из гостиницы и поймали такси.
– Во сколько у тебя рейс?
– В двенадцать. Тони поменял на дневной без моего ведома, чтобы мы смогли с ним пересечься. Я раньше не заметил.
– Все равно можно играть всю ночь…
Я смотрела ему в глаза – бледные, но смеющиеся.
– Тогда утром меня побьют твои соседи. Или я их – тут уж как им повезет. Меня учили драться…
– Я не позволю тебе играть всю ночь, – приложила я прохладную руку к его горячей щеке. – На саксофоне.
Он поймал мою ладонь губами, и у меня все сжалось – особенно сердце. Как же несправедлива природа, как же она бывает несправедлива…
Моя рука так же дрожала, когда я открывала дверь квартиры. Бардака нет. Я не успела тут пожить достаточно, чтобы разгромить мамин порядок. Только книжка «Английский для финансистов» валялась у меня на кровати. Незастеленной. Оба взгляда, точно сговорившись, задержались на мятых простынях, но мы не заговаривали друг с другом.
– Действительно, что ли, зубрила… – сказал он наконец.
Я кивнула.
– Сумасшедшая.
Я снова кивнула. И он привлек меня к груди. Просто, по-дружески, и опустил мне на макушку подбородок, будто очень устал. Наверное, действительно устал. Уже поздно. Очень поздно, чтобы что-то менять.
– Ты действительно будешь играть?
Он кивнул – постучал мне по темечку подбородком, и я отстранилась, но он меня не отпустил.
– Думаешь, получится?
Откуда ж мне знать, надоем я тебе или нет. Как бы уже не надоела…
– Это альтосакс, я могу со свистом брать высокие ноты…
Он о музыке, а я о любви… Ну, у женщины с мужчиной, даже с обычным, редко совпадают мысли. А у меня уж точно мужчина не обычный.
Крэг вытащил из портфельчика свой Мак, водрузил его поверх моего ноутбука и попросил пароль от вай-фая. Саксофон, у которого клавиши оказались серебряными лежал рядом. Он уже послюнил эту странную палочку и сунул в носик, или как там называется эта часть – может, рот? И выдул пару звуков. Когда щеки его раздувались, я так и представляла его трехлетним розовощеким карапузом. И чувствовала горечь матери, когда Роса узнала, что один из ее сыновей неполноценный.
Русский язык тоже довольно емкий – за кого-то даешь полцены, а за этого полную – и получаешь в ответ по полной и добра, и зла. Говорят, такие дети очень нежные в те минуты, когда находятся в гармонии с самими собой: я уже успела почувствовать эту нежность. Но что если я не выдержу оборотной стороны медали?
– Я не буду просить тебя выйти, – Крэг наконец оторвал взгляд от экрана. – Ты все равно услышишь, как я тренируюсь… Может, у меня ничего толкового и не выйдет.
Он включил музыку, под которую, наверное, собирался играть, потому что на экране появились ноты… А у меня в глазах слезы. Это была песня Джо Дассена «Et si tu n'existais pas» – если бы тебя не было, ничего бы не было… И если бы не было любви, то ее надо было бы придумать… Но как, как это сделать? Чтобы плакал только саксофон…
Глава 45. «Двуспальный диван»
Саксофон лежал в чемоданчике и мирно размышлял над бренностью своего существования – будут на мне еще играть или нет? Если да, то кто? Если кто, то когда? А если когда, то зачем… Не проще ли сразу в реку? Наши мысли сходились лишь в том, что я тоже не понимала, во что у меня на глазах превращается моя реальность. У меня никогда не было уверенности в завтрашнем дне, но теперь не будет даже эфемерной веры в то, что я держу бразды правления собственной жизнью хотя бы намотанными на запястья. Одни вопросы: что, где и когда я сделала не так, чтобы кто-то там наверху решил вытащить меня из футляра и возвратить искусному музыканту.
Во мне не западала ни одна клавиша, но звуки порой все же походили на писки, но я не смущалась – мне уже некуда было больше краснеть. Свет потушен, а в темноте перед глазами все черным-черно, только взгляды иногда встречаются и вспыхивают, как далекие зарницы. Мы на пороге нового дня и снова ещё не спали, а проспать самолет нельзя. Ну никак. В половине десятого я обязана усадить моего героя в такси, хотя и вызвала машину на пятнадцать минут раньше, потому что испугалась, что к утру буду без памяти.
– Ты первый, кого я привела домой в отсутствие родителей…
Он почти не отрывался от моих губ, от всего моего тела, искал впадинки и бугорки – находил и наигрывал на них веселый мотивчик: пару раз я даже хохотала от щекотки. Нам не хотелось думать, что это в последний раз. Пусть будет в первый, снова в первый…
– Я тоже никого не приводил к родителям…
Он смеялся мне в лицо – раскрасневшееся, точно из финской сауны, с мелкими капельками пота… За последний час это не в первый раз, но мы не могли остановиться.
– Суши, что ты делаешь? – спрашивал он меня на русинглише, ловя за уши у себя в паху. – Я больше не смогу…
– Я знаю, что сможешь… Ты просто в себя не веришь…
Я припадала к пульсирующей жилке губами, но он дергался, точно я могла выпустить клыки. Наверное, во мне действительно родилось нечто звериное – он сам разбудил во мне первобытный азарт. Простынь забыла, что она на резинке, и сжалась в страхе подле валика в комочек, как и мое сердце, и я даже радовалась прохладе голого дивана. И мы, и наши нервы были обнажены до предела.
Каждый мускул на сильных руках Крэга дрожал натянутой струной – может, он в школе играл не только в духовом оркестре, но и в струнном: перебирал мои пальцы, точно струны арфы, прижимал к своему плечу, точно скрипку, зажимал ногами, точно виолончель. Я выгибалась, как… К черту сравнение с бездушными инструментами – как женщина, тело которой разлеталось, сродни брошенной на пол хрустальной вазе, на тысячу острых, едва приметных, осколков. Я сама каталась по ним, едва сдерживая крик, и с каждой новой лаской становилось ещё больнее – я уже почти всхлипывала в голос и все равно только сильнее прижимала влажное тело Крэга к груди, требуя войти ещё глубже. В самое сердце, в котором он уже как настоящая заноза в пятке: и место прокола не найти, и как наступишь – адская боль.
Я теребила светлую шевелюру, он – наматывал мои волосы на пальцы. По преданиям, в волосах заключена сила, вот почему мы уже без сил… сопротивляться желанию поймать время и не выпускать: запрятать на самое дно чемодана, под подкладку – оно здесь лишнее, оно враг, оно – жестокий бог, оно…
– Я знаю, что не смогу уснуть, – перебил Крэг мои мысли, пока я тихо водила пяткой вдоль его расслабленных ног, ища противную занозу, но она спряталась в сердце, и я вжалась левой грудью в предплечье того, кто мне ее туда засунул.
– Нет бы ты, что хорошее про себя знал, – шепнула я ему в кожу губами, высушенными бесчисленными поцелуями.
– Ну…
Он чуть повернул голову, чтобы тронуть губами мои волосы: чтобы коснуться поцелуем лба, пришлось бы меня потревожить, а Крэгу этого ужасно не хотелось делать, и мне от такой заботы стало ужасно приятно. Было приятно всему телу: в венах кровь превратилась в тягучую истому и, подбираясь к самому сердцу, заставляя его стучать все медленнее и медленнее, чтобы подарить наконец короткое забытье.
– Я собираюсь выучить для тебя композицию Кенни Джи, – Крэг все же подсунул мне под шею руку и перетащил поближе к своему лицу, чтобы вовсе не повышать голоса. – Мой учитель по музыке косил под его образ… Можно сказать, стал это копией… Ну, внешне… Не в музыке… Странно, что люди хотят на кого-то походить…
– Не у всех есть близнецы, но все хотят их иметь… – проговорила я тихо, не зная, зачем влезаю в его монолог, тем более напоминая о приближающейся встрече. И тут же исправилась: – В Советском Союзе снимали смешные короткометражки для школьников и их родителей. Так там была история: стоят два маленьких близняшки, прохожий их и спрашивает: вы двойняшки? Они в унисон – нет. Ну как же, вы же двойняшки, у вас мама и папа одни и те же? Ну и так далее минуты на две, а потом в кадр выходит третий малыш и так обиженно: мы тройняшки, я просто пописать отошел…
Крэг не рассмеялся в голос, но я почувствовала движение его губ на моей щеке: он улыбался…
– Ну, я заявил Тони, что не ради него согласился на подмену, а просто хотел махнуть к знакомой девчонке в Питер. Поверил, как ни странно…
Он перекинул через меня руку, но не поцеловал: просто смотрел в глаза:
– А сказал бы правду, не поверил бы. Почему люди не хотят верить правде?
– Потому что ее мало кто говорит…
И мало кто смотрит на девушку так долго после того как долго не давал ей уснуть… Я протянула руки, схватилась за напряженную шеи и опустила его всего на хрупкую себя: короче, взвалила на себя непомерную ношу. Впрочем, я тоже могу быть худенькой только по размеру джинсов, а поднять меня на руки тяжело – вот никто и не носил на руках, а этот даже выше головы поднял: или же я ее потеряла, вот и не замечаю собственной дури.
– Спи! – приказала я и вжала в подушку голову ночного гостя еще сильнее, будто желала придушить. Нет, всего лишь хотела, чтобы он почувствовал, как тяжело мне дышится рядом с ним. Как тяжело и как спокойно. Спокойно засыпать, но глаза я открою со страхом, вопрошая у вселенной, что день грядущий нам готовит?
Ему полет, встречу с братом и принятие решения относительно начала отношений с девушкой, а мне? Проводы такси, уборку в квартире и… Ожидание приговора. Никому звонить не буду. Отвечать на сообщения Джонатана – тоже. Он будет последним мостом, который я сожгу… Он – мое единственное отступление от правил: отношения с трезвой головой. Если они, конечно, когда-нибудь будут. Я не смогу морочить ему голову целый месяц. После Крэга я вряд ли поеду во Вьетнам. Только вместо него.
– Спи, – повторила я, отталкивая его на вторую подушку.
Почему у меня их две? Наверное, кинула уже по привычке. По дурной – ничему хорошему я от Руслана не научилась. Впрочем, дурной опыт тоже опыт.
– И ты спи…
Я ждала поцелуя, но не дождалась. Наверное, Крэг боялся пренебречь здравым смыслом и не остановиться на пожелании доброй ночи, пока эта ночь не кончится. Официально-то у нас в городе еще не белые ночи. Ну, официально у нас с Крэгом еще ничего и нет. Все до сих пор думают, что я танцевала с самим Энтони Макдевиттом.
Я уснула с улыбкой и проснулась с ней и с удивлением. Крэг уже сидел на краю моего дивана в трусах.
– Это звонок в дверь. Могут быть родители?
Я тряхнула головой – снова позвонили. Так это не будильник? Кто же это может быть? Отец? Как раз перед работой может заехать. Но зачем? Дочке завтрак привезти? И ключ забыл? Или руки полные…
Я вырвала из рук Крэга трусики, заботливо поднятые им с пола. Схватила блузку – плевать, что просвечивает грудь. Подтянула к талии юбку от костюма и, застегнув лишь на молнию, потопала к входной двери… Где-то на бэкграунде все еще слышался голос Крэга, который, одеваясь, тараторил историю про то, как его отец в шестнадцать лет без машины под дождем протопал к своей подружке миль пять, чтобы найти ее родителей дома.
– Говорит, шел обратно в мокрых ботинках, напевая битловскую песню «Я – неудачник»…
Нет, ты не лузер, лузером тут буду я! Только-только я объяснила папе с горем пополам, что мы поругались с Русланом из-за дележа Ютубовского канала, так что деньги и любовь две вещи несовместимые. А теперь как я объясню, почему у меня дома иностранный клиент?
Папа, только не называй меня словом из пяти букв! Не надо… Я и сама не понимаю, что тут делает этот человек из другого мира!