Текст книги "Моя бульварная жизнь"

Автор книги: Ольга Белан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

В отпуске

Кисловодск – прелестный город не только для лечения и отдыха. Здесь совершенно великолепно думается. Каждое утро я вставала около шести утра, надевала треники и бежала на гору Красное Солнышко – а это километров восемь довольно крутого подъема. Гора неспроста так называется – отсюда открывается волшебный вид на Эльбрус, и поверьте мне, такой красоты восход солнца, который наблюдаешь отсюда, стоит раннего утреннего подъема и нелегкой пробежки в гору!

Ах, если бы наши мозги тоже уходили в отпуск! Если бы они с отъездом физического тела переключались на другой вид деятельности, на иной ритм, на иные мысли. Ан нет, бедный мозг не знает покоя ни на работе, ни в отпуске. И два часа, что я поднималась и спускалась с горы, и все долгие часы процедур и приятного расслабления в ваннах мозг работал и работал, я думала. Все об одном – о газете, о том, куда и как ее развивать дальше, о сотрудниках, которые остались без присмотра и обязательно кто-нибудь да переругается, о Гоблине, который не умеет рулить ситуацией в коллективе, а я вынуждена оставлять его за себя, потому как по статусу именно он мой первый зам.

Конечно, не только сплетнями и интригами занимались мы на работе. Я никогда не поверю, что есть на белом свете коллективы или организации, которые не обсуждают руководство, не интересуются личной жизнью начальства, не сплетничают, одним словом. Бороться с этим совершенно бессмысленно, хотя и поддерживать и разжигать такие разговоры тоже неразумно. И, конечно же, когда мы собирались всем нашим небольшим коллективом даже не на официальное мероприятие типа дня рождения, а просто попить кофе, мы все равно больше всего говорили о работе и о новых темах, которые продвинут наше издание еще дальше на рынок.

Тем более, в журналистике уже наступала ситуация, когда буквально в затылок печатным СМИ дышал мощный атакующий конкурент ИНТЕРНЕТ. Я в первый же год своего редакторства предприняла робкие попытки убедить руководство сделать хороший рабочий сайт газете ВИЧ-инфо. Тем более, тематика газеты более чем благоприятствовала – одни только медицинские консультации могли собрать на сайте неплохую аудиторию. Плюс всякие эротические фотографии и картинки – по опыту знаю, как читатели любят фотографировать себя и друг друга.

Еще в «Декамероне» мы запустили фотоконкурс «Муж и жена – одна сатана» и получали письма со снимками буквально мешками. В Интернете затевать такие конкурсы проще и легче – фотографии отправляются одним щелчком «мыши». От меня тогда отмахнулись как от назойливой мухи – ну, Уткин, понятно, кто же еще! Зато Костылин мигом прокрутил мозгами возможную прибыль от сайта и быстренько прибрал его к своим рукам, даже денег не пожалел – вложил собственные средства в его создание и продвижение. Но сайт служил исключительно нуждам рекламного агентства. Он все хитренько продумал, Костылин! Допустим, рекламодатель официально платит за рекламное место со спичечный коробок, а Костылин размещает рекламу размером с тетрадь, только это уже не прямая реклама, а статья или заметка на ту же тему, как бы непроизвольно побуждающая читателя пробежать и рекламу тоже. Ну, например, нужно разместить про какой-нибудь возбуждающий гель рекламу объемом с большую марку, а Юра заказывает материал на половину газетной страницы про импотенцию, излечить которую можно только с помощью каких-нибудь мазей или кремов. Эти поддерживающие статьи Костылин требовал печатать и в газете, говорил, что иначе рекламодатель не согласится, а «с рекламой проблемы, ты же понимаешь!». Я, привыкшая слушаться Костылина, как жучка хозяина, конечно, беспрекословно выполняла его требования. Это теперь я понимаю, что Костылин, скорее всего, брал деньги за большой объем, а в контору переводил – за маленький, и разницу клал себе в карман.

Самое обидное, что мы в результате потеряли сайт, потеряли время, когда нужно было бы над ним работать, делать его активным и посещаемым. А между тем у наших конкурентов – газет и журналов – сайты развивались параллельно газете – МК, КП, «Жизнь», «Экспресс-газета», не говоря уж о замечательном сайте радиостанции «Эхо Москвы». Но наше руководство предпочло вместо вполне реального бюджета для создания и продвижения нормального рабочего сайта с раскрученным брендом «Вич-инфо» вбухивать немеряные средства в создание нового глянцевого журнала, тематику которого никто не мог назвать даже в день выхода первого номера.

Вторая проблема, которая меня занимала, – расширение тематических рамок газеты. Лично мне было совершенно ясно, что тема голимого секса и эротики уже не может быть центральной, с первого номера прошло 20 лет, и новое поколения изучает проблемы секса по совершенно другим источникам. Поэтому было бы правильно, считала я, развернуть газету в сторону семейных отношений, семейного чтения, сделать ее более развлекательной, полезной и разноплановой. На это наталкивала и другая причина: времена оголтелой демократии, когда все пишут, о чем хотят, ушли в прошлое, новая власть, если и не вводит официальную цензуру, неспроста создает фискальные органы, в том числе и по надзору за средствами массовой информации. И кто даст гарантию, что этот надзор не коснется морали и нравственности – любимой темы всех «органов» во все времена?

Вот обо всем этом думалось мне под голубыми елочками знаменитого терренкура в Кисловодске, по которому мы бродили с мужем под ручку. И он, вглядываясь в мои отсутствующие глаза, периодически обиженно восклицал: «Да ты не слушаешь меня!» Я быстренько вела его в магазинчик рядом с санаторием «Жемчужина Кавказа», где с советских времен сохранился винный отдел, в котором продают спиртные напитки на розлив. Мы выпивали по 50 грамм хорошего местного коньячка, муж переставал обижаться, а я могла снова спокойно предаваться своим мыслям.

Звонок раздался в тот момент, когда я расслабленно лежала в ванне с живительными минеральными водами. Надо было вытереть руку полотенцем, но я схватилась за трубку мокрыми пальцами. И чуть не выронила его прямо в ванную! Звонил Уткин – это был первый и чуть ли не единственный раз, когда он звонил мне на мобильный.

– Вы не будете возражать, – спросил он после дежурных приветствий, – если Вячеслав Недобежкин перейдет на работу в новый журнал?

Этот вопрос нужно было решать во время моего отпуска? Никак нельзя подождать еще – через пару дней я вернусь в Москву! Я вежливо ответила:

– Раз это необходимо издательскому дому, я, конечно, возражать не буду, – а про себя подивилась своей прозорливости. Из ванны я вылезла досрочно, потому что понимала – сейчас раздастся еще один звонок, Недобежкин должен непременно позвонить сам. И он, конечно, позвонил.

– Оль, ну представляешь? Что мне делать, – заныл Вячеслав Анатольевич, – как я могу отказаться, если это воля самого Хозяина?

– А что я тебе говорила, Слава? – ответила я ему, натягивая халат. Только одного я так и не поняла – почему они решают эти вопросы без меня? Потому что трусы! В конце концов, должность Недобежкина была какой-то вымученной, искусственной. Пусть идет и помогает Юлечке осуществить ее амбициозные мечты.

Семейные хроники

Эта рубрика появилась в «Вич-инфо» в том первом номере, который я вела в качестве ведущего редактора, еще работая в «Декамероне». Журналистские расследования – самый трудный и неблагодарный жанр в нашей профессии. А уж проводить расследования частной жизни людей – тем более знаменитых – это не просто адский труд, на это нужны еще и особые способности – и такт, и нюх, и смелость, и – главное – желание. В нашей редакции всеми этими качествами обладал только один человек – Сайкина. Конечно, ее надо было настроить на эту работу, пожалеть, похвалить, подставить жилетку для жалоб и слез – и тогда она шла, как танк, и остановить ее было практически невозможно.

Историю про Шпаликовых она мне рассказала давно – когда мы еще работали в докризисном «Успехе». Откуда она ее приволокла – не знаю. Помню только, что Певец долго спорил со мной, что Шпаликов – не наш герой, что его никто не помнит, и в доказательство даже позвонил друзьям в газету «Щит и меч». Потом долго тряс перед моим лицом телефонной трубкой:

– Вот, слышала! Никто не знает фамилии Шпаликова, никто!

– Ничего, – спокойно отвечала я ему, – пусть узнают!

А самой было стыдно за тех журналистов в неведомой мне газете «Щит и меч». Бедные, они не знают прекрасного поэта, сценариста – кто не помнит «Я шагаю по Москве?» – режиссера, который так понадеялся на хрущевскую оттепель, только приподнял голову, чтобы жить и творить, но тут же получил по башке – его не печатали, резали сценарии, не давали снимать кино… Он пил – ну что еще делает русский человек в таких случаях, а потом ужасно покончил с жизнью, накинув на шею удавку. Жена его тоже была звездой – Инна Гулая, удивительная красавица, если кто помнит фильм «Когда деревья были большими». И у нее не сложилась жизнь – сначала из-за мужа-алкоголика, а потом из-за невостребованности и забвения. Она тоже пила – и умерла, не дожив до сорока лет. Так вот, моя Сайкина раскопала где-то мать Инны Гулая, которая воспитала рано оставшуюся сиротой внучку, дочь великих родителей. Но будущая статья никак не втискивалась в рамки простого интервью. Вот тогда мы и придумали новую рубрику «Семейные хроники». Честно говоря, передавая материалы Хозяину для окончательного приговора, я думала, что Шпаликова он тоже не знает и наше расследование нам завернет. Но, к моему удивлению, оно ему понравилось. Видимо, независимо от известности самого героя расследования, судьба его цепляла своим трагизмом и страшной обыденностью.

Естественно, когда меня назначили главным редактором, эта рубрика стала постоянной – настолько, конечно, насколько это было возможно. Но пока работала Сайкина, мы все же старались, чтобы она появлялась более или менее регулярно.

Моя подруга Татьяна Егорова – актриса театра Сатиры, которую прославила отнюдь не театральная сцена, а писательство (после выхода книги «Андрей Миронов и я» она, как говорится, проснулась знаменитой), однажды в разговоре со мной проговорилась, что хорошо знает настоящего отца Маши Голубкиной – дочери актрисы Ларисы Голубкиной, падчерицы Андрея Миронова. Я сама много лет назад брала интервью у Ларисы Ивановны, и она назвала Машу родной дочерью Миронова. Я тогда на этом внимание не заострила. А вот Тане Егоровой, которая любила Миронова всю свою жизнь и для которой он был не иконой-артистом, а вполне земным любимым мужчиной, очень не нравилось, что Лариса Ивановна при каждом удобном случае пыталась подчеркнуть именно биологическое родство своей дочери и своего мужа.

Егорова знала, кому сказать про знакомство с настоящим отцом Маши. Я завелась не на шутку и спать спокойно уже не могла. Но как на него выйти? Как заставить его рассказать правду да еще для такой сомнительной газеты, как «Вич-инфо»? Я снова позвонила Егоровой и обратилась к ней с совершенно наглой просьбой: чтобы она сама уговорила настоящего папеньку дать нам интервью. Таня блестяще справилась с моим заданием: Николай Георгиевич Щербинский-Арсеньев сам приехал в редакцию да еще привез бесценный документ: копию свидетельства о рождении дочери Марии, где будущая актриса была записана как Мария Николаевна Щербинская. Просьба у него была только одна – ни под каким предлогом не раскрывать тайну, как эта копия попала к нам. И еще фотография – маленькая Маша на руках своего настоящего отца.

Сам Щербинский – интересный мужчина даже в своем весьма преклонном возрасте – был когда-то дипломатом, писателем и сценаристом. Ничего удивительного, что красавица Лариса Голубкина, увидев его в какой-то киношной компании, по уши в него втрескалась. Роман был бурным, родилась Маша, которая при рождении была записана на фамилию отца. Пять лет Щербинский и Лариса прожили вместе, а потом в ее жизни появился Миронов. Вернее, появился он давно, и давно просил ее руки и сердца, но тогда он был никому не известный начинающий артист, а теперь это была звезда, любимец экрана и женщин. Они поженились. И потом Голубкина, уж не знаю зачем, уговорила Миронова удочерить уже подросшую к тому времени дочку Машу. Но этого нельзя было сделать без согласия родного отца. По словам Щербинского Лариса шантажировала его тем, что если он не откажется от дочери, никогда ее больше не увидит. Кто сейчас разберет, где правда, где ложь? В таких тонких вопросах, как семейные отношения, у каждого своя правда…

А в это время верная исследовательница чужой приватной жизни Сайкина поехала в Питер в командировку к сводному – по отцу – брату Миронова балетмейстеру Кириллу Ласкари. Который, между прочим, в свое время был мужем известной артистки Нины Ургант. Ничего не зная о готовящейся у нас публикации, Ласкари рассказал много интересных подробностей про личную жизнь своего брата и его многочисленных женщин… В общем, бомба была заложена и скоро взорвалась на страницах газеты.

Кстати, сам Щербинский рассмешил меня одной фразой:

– Хорошая вы женщина, – сказал он мне, – жаль, что не медицинский работник.

– Почему? – изумилась я.

– Я тогда бы на вас женился. Видите ли, к старости надо поближе к врачам прибиваться.

Он, правда, был очень больной – ходил с палочкой, тяжело поднимался и трудно дышал.

Из Питера Сайкина привезла еще одну тему для «Семейных хроник» – ей удалось встретиться с сестрой Георгия Товстоногова, вдовой знаменитого артиста Евгения Лебедева. Такие имена, как Миронов и Товстоногов, конечно, поднимала газету на более высокий уровень – так считала я и даже гордилась этим. Но вот, например, Костылину это не очень нравилось:

– Зачем ты тащишь в газету это старье? – ворчал он на меня. Но я ничего другого от него и не ждала – недалекий человек! Для его порнографической рекламы нужна была совсем другая газета – с неприкрытым сексом и «порнушкой». А чтиво – то есть то, что читатель может с удовольствием почитать в метро или в поезде – это моя прихоть, считал он. Атавизм. Отживший и никому не нужный элемент.

Второе пришествие Садальского

Таких людей, как Стас Садальский, в киношном мире нет совсем – или их очень мало. Впервые мы встретились в Ярославле на кинофестивале «Созвездие» – тогда Гильдией актеров кино руководил Женя Жариков, и потому фестивали проходили шумно, ярко – являли собой действительно настоящий праздник отечественного кино. Именно Жариков придумал проводить актерские фестивали в провинциальных российских городах. В этом была сермяжная правда: провинция редко видела артистов «вживую», а какая публика не любит пообщаться со звездами накоротке – на улицах своего города, в кинотеатрах после показа фильма, на специальных встречах в клубах и летних парковых площадках. Я побывала на многих фестивалях в Твери и Ярославле – самых любимых городах Жарикова, где актеров принимали с особенной любовью и комфортом благодаря заинтересованному участию в них местных руководителей-губернаторов. Жариков своим обаянием, своей популярностью мог совершенно непринужденно завоевать симпатии вечно занятых начальников – и те бросали свои государственной важности дела и кидались помогать артистам. После ухода Жарикова из гильдии – история была некрасивая и для него очень обидная, как всякий насильственный захват пусть и маленькой власти, – пришедший на смену Жигунов не смог даже мало-мальски следовать прежнему курсу – и кинофестивали сошли на нет. Не смог гардемарин организовать дело, и сейчас я даже не знаю, жива ли Гильдия актеров российского кино вообще, что-то о ней давно ничего не слышно…

Но именно актерским фестивалям я обязана знакомством с Садальским. Я приехала в Ярославль с опозданием дня на два – мы с актрисой Любовью Соколовой тряслись в автобусе, специально предназначенном для опоздавших. Тетя Люба успела рассказать мне свою жизнь – безумно интересную и сложную, я потом напишу об этом в «Собеседнике», и эта газета окажется первой, кто напечатал непростую историю взаимоотношений актрисы Соколовой и режиссера Данелия. Приехали уставшие, тетя Люба стразу пошла отдыхать. Администратор гостиницы, в которой мы поселились, протянул мне ключи от комнаты и предупредил:

– Вас просил зайти Стас Садальский – он остановился в таком-то номере. Увидел вас в журналистских списках и попросил вам передать приглашение.

Я удивилась и, не заходя к себе в номер, постучала к Стасу. Он открыл мне дверь – лучезарный большой человек в белоснежных шортах и с полотенцем на шее. Я на всякий случай представилась и назвала свою фамилию. Стас благодушно улыбнулся:

– Да я тебя знаю!

– Откуда, интересно? – поинтересовалась я, – в кино я вроде не снимаюсь и в киношных тусовках не участвую.

– А мне про тебя Джуна рассказывала, – не церемонясь, ответил Стас, – и фотографии твои я видел, когда ты была у нее в гостях.

А дальше мы уже сидели на балконе у него в номере – напротив играл золотом куполов ярославский Кремль, – и пили коньяк. Причем еще до первого глотка я поняла, что Стас – совсем не тот человек, к образу которого мы привыкли на экране, этакий придурок и балагур. Он оказался человеком очень глубоким, философски хорошо образованным, тонко чувствующим и переживающим и, главное, готовым в любимую минуту прийти на помощь тому, кто в ней нуждается – иногда даже совсем малознакомому человеку. Мы проговорили с ним очень долго, потом практически не расставались еще три дня – он отрывался от моей компании только на какие-то фестивальные мероприятия. Его суждения об увиденных фильмах были точны и остроумны, его пародии на друзей-артистов похожи и дружелюбны, и вообще, с ним всегда весело и комфортно. Конечно, он мог бы сыграть в кино не только упырей, по его собственному выражению, но оказался заложником образа Кости Сапрыкина – знаменитого Кирпича из фильма «Место встречи изменить нельзя». Он мог бы сыграть Рогожина в «Идиоте», Стиву Облонского в «Анне Карениной», из него получился бы шикарный Обломов или граф Нулин, не говоря уже о целой веренице современных героев типа Афони. Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения, а артисты не любят говорить о несыгранных ролях, и Стас ужасно рассердился бы на все эти мои перечисления…

В 90-е годы кино почти совсем не снималось, и у Стаса, как и у большинства других актеров, ролей не было вообще. Но он, склонный к писательству, не растерялся и пошел покорять вторую древнейшую профессию. Где-то пересеклись пути Садальского и Куприянова – редактора «Экспресс-газеты», и Стас начал вести свою собственную рубрику в скандальном тогда первом российском таблоиде.

А там настал момент, когда мне стало безумно скучно в еженедельнике «Собеседник». Я написала заявление об уходе, его безмолвно подписал редактор – нет, чтобы начал уговаривать остаться, как же мы любим чувствовать себя незаменимыми! Но редактор подписал заявление, я грустно вышла на Новослободскую, совершенно не понимая, куда идти дальше – и в прямом, и в переносном смысле. На дворе стоял промозглый январь, в городе было серо, грустно и отвратительно – равно как и на душе. Чудо явилось передо мной в образе Стаса Садальского – в расстегнутой дубленке и без шапки на голове. Стас обрадовался встрече, начал теребить меня, спрашивать, как дела – я мямлила что-то невразумительное. Тогда он предложил:

– Слушай, мы же недавно всей редакцией переехали на Вадковский – это здесь рядом. Пойдем, мне выделили отдельный кабинет – хочу похвастаться.

Кто не знает, отдельных кабинетов в редакции удостаивались только большие начальники и особо выдающие сотрудники, коим, я нисколько не сомневаюсь, являлся Стас Садальский. Настроение было жуткое, любоваться кабинетом совершенно не хотелось, но отказать Стасу я никак не могла. И побрела за ним, понурив голову, а он что-то рассказывал, размахивая руками, и со стороны мы были похожи на веселого и грустного клоунов, сошедшихся на одной арене в безумном скетче.

В кабинете – и вправду роскошном – я отогрелась. Стас налил коньяк, сообщив при этом, что ему знакомые грузины рассказали о совершенно потрясающем рецепте, от которого назавтра не болит голова: надо коньяк разводить пополам с лимонным соком – и получится настоящий напиток богов. Мы сидели и болтали, и вдруг Стас без предупреждения схватил телефонную трубку и набрал короткий номер:

– Александр Иванович, – весело заорал он, а я похолодела, – у меня вот тут гостья сидит, очень хочет с вами поздороваться. Да-да, мы сейчас зайдем.

Я стала махать руками и кричать, что не хочу здороваться, и вообще уже выпила напитка богов и у меня заплетается язык. Но Стас не слушал:

– Неудобно получится – я же ему сказал, что мы сейчас зайдем. Не могу обманывать своего главного редактора.

Он схватил меня за руку и поволок по коридору, а когда мы вошли в кабинет, Садальский сразу без предисловий брякнул:

– Вот, Александр Иванович, она очень хочет у нас работать.

И дальше в течение минут пяти страстно, по-актерски, рассказывал о моих талантах. Я сама рот открыла – таким впечатляющим был этот монолог. Александр Иванович разве что не прослезился – и тут же предложил мне работать в «Экспресс-газете». А дальше мы пили напиток богов (С КЕМ?), вспоминали «детство золотое» на Найтбридж в Лондоне, где мы вместе провели незабываемую ночь!

Вот так я оказалась в «Экспресс-газете», и с Садальским мы общались уже каждый день. После серьезной журналистики работать в желтой прессе оказалось гораздо проще, чем я думала. Стас таскал нас на премьеры в Дом кино и по милым ресторанчикам, которые повсеместно открывались в Москве, но его любимым местом «отдыха» оставался «ларик» – ларек с алкогольной продукцией недалеко от Вадковского, где мы пили пиво, заедая солеными орешками, и покатывались со смеху от рассказов Стаса. Хорошая была жизнь, веселая. А потом на моем горизонте появились Жилин и Костылин.

Стас как умел дружить, так умел и обижаться, разругиваясь с бывшими друзьями в доску и «навсегда». Он обиделся, что я не позвала его в «Успех» – тогда как раз его отношения с главным редактором несколько обострились. Обиделся насмерть, и слышать мое имя не хотел в течение почти двух лет. Но я набралась терпения, переждала все его ураганы с бросанием телефонной трубки и криками «не хочу даже твой голос слышать!» И только когда мы отмечали два года «Успеху» и решили устроить «пир во время чумы», я пригласила Стаса на вечеринку. Он долго ломался, прикрывался занятостью, обзывал меня дурой и предательницей, по-актерски выдерживал паузы в телефонных разговорах. До самой вечеринки я так и не знала, будет у нас в гостях Стас или нет. И когда увидела его в сумерках декабрьского вечера под ручку с Тиной Канделаки входящего в ресторанчик, где наша «свадьба» уже вовсю пела и плясала, я заплакала. Он, конечно, пришел с намерением сказать мне какую-нибудь очередную гадость типа «О, как ты растолстела!», или еще хуже «Ну что твой „Успех“ – провалился, наконец?» Причем эта гадость должна быть произнесена громко – во всеуслышание, да еще с театральными жестами. Я думаю, он даже репетировал свой монолог перед зеркалом. Но, увидев мои слезы, позабыл свои коварные планы, бросил красавицу Тину Канделаки и принялся меня утешать, неловко поглаживая по голове.

Стас тогда увлекся другим средством массовой информации – радио. Вел свое «дебил-шоу» на «Серебряном дожде», выступал в отдельных передачах еще на каких-то каналах. Там-то он случайно подцепил говорливую Тину, смекнул, что женщина-партнер ему вовсе не повредит, и с энергией, только одному ему свойственной, принялся обучать тогда никому не известную грузинскую девушку азам ораторского искусства. Зерна упали на благодатную почву – Тина в болтовне даже превзошла своего учителя. Но Стас, кроме всего прочего, вывел ее в люди – таскал по светским и киношным тусовкам (там он всегда – желанный гость), знакомил с нужными людьми, и даже с будущим мужем Тину тоже познакомил Стас. Став супер-звездой на телевидении, Тина не забывает, кто дал ей такую мощную путевку в жизнь, – всегда забегает поздравить Стаса с днем рождения и при всяком удобном случае вспоминает его добрым словом, раздавая направо-налево многочисленные интервью.

Так мы со Стасом снова начали дружить. Вскоре он охладел и к своим радийным «дебил-шоу», у него началась новая эра – театральная. Стас никогда до этого не играл на сцене. Был у него короткий опыт службы в театре «Современник», но там его почему-то не полюбила главный режиссер Галина Волчек. По словам актера, Галина Борисовна любила повторять «Кто-то должен играть бифштексик, а кто-то – гарнирчик» Стасу почему-то всегда доставался «гарнирчик», он обижался, тем более что зритель после его громких киноролей стал узнавать его и долго аплодировать, когда он только появлялся на сцене.

В общем, Стас со скандалом ушел из театра и больше туда не возвращался. Пока, уже в начале нового века, не возродилась на российской сцене антреприза, и вместе с ней – комедия, а в этом жанре Садальский вообще царь и бог. Он стал надолго пропадать из Москвы, мотаясь со спектаклями по всей стране, но зато его голос по телефону был абсолютно счастливым. Однажды на три дня я оказалась в Екатеринбурге, на своей родине. Была дикая холодная зима, когда даже нос на улицу не высунешь – сразу отмерзнет. Но я его все-таки высунула и увидела афишу – спектакль с участием Стаса и Ларисы Удовиченко. Мне захотелось сделать сюрприз любимому другу, я купила билет и пришла в театр. Несмотря на мороз, зрителей собралось столько, что они буквально гроздьями висели на балконе и амфитеатре. Пьеска, прямо скажем, была так себе, но как там блистали Садальский и Удовиченко! Я сама, обычно сдержанный человек, подпрыгивала на сиденье, хлопала до одури в ладоши и орала «Бис». Садальский обалдел, когда увидел меня за кулисами. Даже спросил: «А в каком мы городе?» Шутка. Он прекрасно знал, где он находится, потому что в каждом городе он вставлял в текст какую-то фразу про местную жизнь – и зал вообще умирал от восторга.

Мне много раз хотелось сделать со Стасом интервью. Он важно выпучивал глаза: «Ты че, не знаешь разве, что я даю интервью только за деньги?» Пока мы с ним вот так прикалывались – Лариса Кислинская опубликовала в «Совершенно секретно» прекрасное с ним интервью. Я на него налетела с претензиями, но он отмахнулся: «Лариска что-то за мной все время записывала, а потом опубликовала без моего разрешения. Я на нее еще в суд подам!» Потом на какой-то тусовке, организованной Стасом, я спросила ее об этом интервью. Конечно, оно было написано и опубликовано по обоюдному согласию.

Но в год 55-летия Стаса я уже вцепилась в него мертвой хваткой. «Ну ладно, – милостливо согласился он, – только сделай это не в форме ответов-вопросов, а в виде моих монологов». Материал ему понравился. Он даже заказал нашему фотографу фотосессию, один кадр из которой мы использовали на обложке. Ну, а заголовок я придумала тоже с подковыркой «Стас Садальский никогда не врет!»

Про Стаса я могу рассказывать бесконечно долго. Но одну историю не вспомнить не могу. Стас любит устраивать вечеринки без всякого повода. Позвонит всем своим бывшим коллегам-журналистам, и мы, кинув все дела, сломя голову мчимся в любимые им грузинские рестораны на Остоженке. Вот так однажды мы сидели очень хорошо и долго в «Багратиони», где щедрые грузины дали актеру нереальную пятидесятипроцентную скидку за то, что он, их любимец, попросил грузинского гражданства как раз в тот момент, когда Россия от Грузии отвернулась. Стас пил коньяк, пил как-то особенно много, с аппетитом. И вдруг около девяти вечера вспомнил:

– О! У меня еще сегодня съемка на телевидении!

Мы ахнули. Оказалось, что Садальского пригласили в передачу «Рожденные в СССР» на НТВ плюс.

– Стасик, – завопила я, – это же прямой эфир! Он начинается в ровно в 12 ночи, а уже 9! Ты не успеешь привести себя в порядок!

– Спокойно, женщина, – поморщился совершенно пьяный Стас. – Я сейчас заеду домой, приму душ и буду, как огурец.

Это была катастрофа! Мы начали выяснять, можно ли отменить эфир, как дозвониться Глазунову – ведущему программы, и вообще – суетиться. Стас смотрел на нас свысока:

– Никогда еще Стас Садальский не отменял съемки! Слышите – никогда!

Кое-как засунули его в мою машину, я довезла его домой, велела немедленно лезть под душ и выпить несладкий крепкий чай.

…С ужасом села в полночь перед телевизором. И ужас случился. Стас буквально не вязал лыко и отвечал на вопросы бедного ведущего совершенно невпопад. А передачу эту смотрят в том числе и наши бывшие граждане, проживающие в США, Израиле и разных других странах. Они в основном и звонили в прямой эфир. И вот какая-то Ляля из Бостона дозвонилась и резко спросила ведущего:

– Вы что, не видите, что ваш гость совершено пьяный?

Глазунов, как зайчик-попугайчик, покорно повторил вопрос Стасу:

– Стас, правда, что вы сейчас пьяны?

И вот что такое настоящий артист! Пьяный-непьяный Садальский вдруг поднял на ведущего полные трагизма глаза и произнес:

– Да, я сегодня выпил. Выпил, потому что мы сегодня поминали великую артистку Наталию Гундареву, которой не стало девять дней назад. – И дальше удивительный монолог об ушедшей так рано актрисе, с которой Стас снимался в фильме «О бедном гусаре замолвите слово». Ляля из Бостона была повержена!

Кстати, Стас заставил и меня позвонить – боялся, что звонков не будет. Я задала какой-то дежурный вопрос, на что Стас возопил:

– А, эта та самая моя подруга – талантливая журналистка, которая продалась одной желтой газете за большие деньги!

Господи, зачем я позвонила!

Мой любимый Стас Садальский. Если бы ты знал, каким украшением моей жизни являешься! Несмотря на то, что все время ругал меня за то что «продалась желтой прессе и загубила свой талант». И ты ведь не раз предупреждал меня, что за всякую продажу бывает расплата…