Текст книги "Моя бульварная жизнь"

Автор книги: Ольга Белан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Мои «гвозди»

Но сначала, прежде чем покинуть наш уютный, хоть и тесный дом на Поликарпова, я вспомнила всех тех, кто сделал славу и тираж новой газете «Декамерон». Многие из них приезжали сюда и сидели на этих стульях, другие даже выпивали с сотрудниками немного леминого коньяка, а некоторые оставались нашими друзьями на долгое время и с удовольствием приезжали на редакционные тусовки и вечеринки. Почему эти артисты, звезды, между прочим, первой величины соглашались на интервью никому не известной со скользким содержанием газеты «Декамерон»? Трудно сказать. Помню, что Марка Григорьевича Розовского порекомендовала мне директор поп-группы «Доктор Ватсон». Она когда-то работала в театре «У Никитских ворот» и каким-то дивным образом легко уговорила маститого режиссера на интервью. Чтобы не приводить светил нашей культуры в обшарпанные кабинеты офиса, мы нашли небольшое кафе на Соколе. Его владельцы с удовольствием принимали наших гостей – их угощали совершенно бесплатно, а они фотографировались на память. Их изображения потом появлялись на стене обеденного зала под заголовком «Наши постоянные посетители». И все были довольны – артисты за угощение, журналист – за интервью, владельцы кафе – за рекламу, а фотокор Серега – за дармовое пиво в любых количествах. Естественно, под каждым интервью мы публиковали рекламу нашего любимого кафе.

Марк Григорьевич – человек с потрясающим чувством юмора. Жаль, что не все его спектакли одухотворены этим качеством. Он долго рассказывал о своей жизни, с удовольствием вспоминал родителей и свое детство, особенно – стиляжное прошлое, а потом вдруг спохватился: «А зачем я вам все это рассказываю?» Я начала убеждать его, что личная жизнь известного человека так же интересна зрителям, как и творческая. Тем более, у Розовского совсем молодая жена и только что родился сын Сенька.

Идея фикс у меня было сделать интервью с секс-символом 90-х годов Андреем Соколовым, которого мы между собой называли «Маленький Вер» – за его первую звездную роль в нашумевшем фильме «Маленькая Вера» Василия Пичула. Удивительно, но Соколов согласился. Моя творческая мысль заработала дальше – а не снять ли нам его на обложку? Соколов удивил еще раз – он был готов, но при этом поставил условие: никаких женщин рядом. Только он один. Но мужчина на обложке женского журнала – это скучно, даже если этот мужчина Маленький Вер. И тогда я пошла на хитрость. Уговорила его поехать в Пушкинский музей в выходной день и сфотографироваться рядом с мраморной копией Венеры Милосской. Как я уговаривала музейных работников – отдельная песня. Но Соколова любили, у него, действительно, была заоблачная популярность. Когда он рано утром подкатил к Пушкинскому музею на своем джипе, диковинной еще тогда в Москве машине, посмотреть на него высыпали даже ночные электрики и сторожа, специально ради такого случая задержавшиеся на работе.

Соколов очень долго лепил из себя перед журналистами образ неженатого скучающего мужчины. Артисты всегда играют роль. Так вживаются в профессию, что выйти из нее не могут и в жизни. Но там, в таинственном полумраке пустынного музея, мы разговаривали шепотом, чтобы эхо не неслось по залам и экспозициям, «не для печати». Пока фотокор Серега ставил свет и искал композицию, мы сидели в ногах Венеры Милосской.

– Неужели ты вправду думаешь, что я до сорока лет прожил холостяком? – удивился на один из моих вопросов Андрей. И вздохнул: – Да все у меня есть. И семья, и дети. Только зрительницы больше любят неженатых кумиров. Понимаешь?

Я, конечно, понимала. Но думала о другом: как же они, бедные артисты, не уверены в своем таланте, в своей популярности, если ее надо все время подогревать не ролями, не фильмами и спектаклями, а всякими враками?

В этом смысле мне было гораздо интереснее с артистами старшего поколения. Эти уже были не просто любимцами публиками, а легендами, эпохой, и им уже не нужна была дешевая популярность. Милые откровения и даже интимные подробности личной жизни уже не могли подпортить ни их авторитета, ни их славы.

Валентина Никулина мне удалось затащить в наше кафе буквально через несколько дней после его возвращения из эмиграции. Он не хотел уезжать в Израиль, но на этом настояла жена. Причем, покидая Москву, она продала и квартиру, и дачу, несмотря на мольбы мужа оставить здесь хоть что-нибудь, к чему можно будет вернуться. Иврит ему так и не поддался, отношения с женой совсем разладились, и Никулин один уехал обратно в Москву почти через десять лет израильской жизни. Жил у друзей, потом все же «Современник» выхлопотал ему квартиру, и даже муза нашлась – в лице молодой, довольно странной поклонницы по имени Марина.

Совершеннейшей глыбой показался Мережко. Слушать его еще интереснее, чем смотреть фильмы по его сценариям, хотя и сегодня вряд ли кто-то из сценаристов может конкурировать с ним. И степень его откровенности оказалась поразительной. Его жена умерла от рака совсем молодой – чуть после сорока. И привлекательный, импозантный Виктор Иванович больше никогда не женился – считал себя виновным в ранней смерти жены. «Гулял много, позволял себе много, юбки не пропускал – а она все видела и терпела, все держала в себе. Вот и сгорела быстро», – печалился мэтр. И как-то не повернулся у меня язык спросить его о сплетне, которая гуляла в актерской тусовке. Мережко дружил с актером Юматовым и его женой Музой Крепкогорской. (Они соседствовали в районе метро «Аэропорт».) Когда Юматов умер, Виктор Иванович якобы оказывал всяческое внимание его вдове, утешал ее – в основном алкоголем, отчего она быстро последовала за мужем. А потом оказалось, что свою квартиру Крепкогорская завещала именно Мережке, а заодно и все свои драгоценности, коих у нее, по словам ее бывших подружек, было немало. Но пусть эти разговоры останутся на совести тех, кто их вел.

Намучилась я с моим любимым актером Сергеем Никоненко. К нему тоже подъехала не с пустыми руками. Знала о его особом отношении к Сергею Есенину. Когда-то в молодости именно он сыграл юного поэта и с тех пор «заболел» им и его творчеством. В отличие от бесконечно талантливого Безрукова, Никоненко поразительно походил на Есенина и внешне. Он стал настоящим собирателем и хранителем памяти великого поэта – скупал на аукционах все, к чему хотя бы раз притрагивался поэт. Приобрел на Арбате квартиру в доме, где несколько дней жил Есенин, и сделал в ней настоящий музей. Одним словом, я напросилась в этот музей на экскурсию, и уже потом, втеревшись к актеру в доверие, уговорила его на интервью о личном. Никоненко долго отпирался. Но я все-таки затащила его в любимое кафе, там его угостили коньячком, и он разговорился. Я слушала не дыша. И про Михалкова, который подолгу жил в его квартире («А в кино меня так ни разу и не снял!» – с обидой прокомментировал Никоненко.) И про своих трех жен, и свою версию гибели поэта Есенина… Потом, читая интервью, он сомневался – подписывать его или нет.: «Катя (жена) прочитает – обидится, – рассуждал Никоненко, – может, не надо, а?» Ну, уговаривать – это основа нашей профессии!

Семен Яковлевич Спивак

Об этом человеке я должна рассказать отдельно. Как-то еще в счастливые успеховские времена, когда мы казались себе богатыми и беззаботными, Нелька уговорила меня поехать в Питер. Мы с ней не смогли заранее заказать комнату в гостинице и решили провести в северной столице один день: утром приехали – вечером обратно ночным поездом. За день так намотались и устали, что хотелось одного – где-нибудь сесть. А лучше – лечь. До поезда еще было часов шесть-восемь, а сил не было совсем. Нелька соображала недолго: «Пойдем в театр! – объявила она, – там отдохнем, а заодно повидаем старых друзей». Молодежный театр на Фонтанке когда-то был на гастролях в Ташкенте, где Нелька со всеми перезнакомилась и с кем-то даже закрутила романчик. Она позвонила этому «романчику» – и вот мы сидим в крохотном зале. Я читаю программку: мама родная! «Маркиза де Сад»! Три действия! Спектакль идет 4 часа! В нем заняты 4 актрисы! О, Боже! Не скажу, что я не любила театр, нет и нет, но все же понимала условность этого искусства, и выдержать эту условность больше полутора часов… Что же со мной будет?

Кресла, правда, в театре оказались очень удобными. Я вытянула ноги, согрелась и только хотела задремать… Но тут началось… нечто! Не решаюсь назвать это спектаклем. Со мной случилось что-то поразительное. Сон как рукой сняло. Я не дышала и мечтала только об одном – чтобы это действо никогда не кончалось. Я чувствовала, как по лицу ручьем льются слезы – а ведь я никогда в жизни не плакала в театре! Не могу объяснить, что это было, не знаю, как сделано – но то, что происходило на сцене и в моей душе, было волшебно!

И я потащила Нельку за кулисы – мне хотелось поблагодарить режиссера, который сотворил с моей душой нечто невообразимое. Нелька ворчала, что мы опаздываем на поезд. «Мы на минутку!» – умоляла я ее.

В маленьком узком кабинетике на старом советском стуле сидел небольшого роста худенький человечек в больших очках. Он мог быть корректором или бухгалтером, на худой конец товароведом – но никак не великим режиссером. Но я точно знала – передо мной сидит Великий Режиссер. Я ему прямо так и сказала. Семен Яковлевич ужасно удивился. Покраснел. Был польщен и долго жал мне руку. Мы обменялись телефонами и помчались на Московский вокзал.

Через пару лет Владимир Борисович Коренев – народный артист России и незабываемый человек-амфибия – точно так же попал в Питер, зашел в театр на Фонтанке (кто-то ему посоветовал), точно так же был потрясен и растроган, точно так же после спектакля тряс щуплую руку режиссера. Коренев служил в московском театре им. Станиславского, который в то время оказался без главного режиссера, и Владимир Борисович сделал все возможное и невозможное, чтобы на этот пост пригласили Семена Спивака.

Моему счастью не было предела! К этому времени я уже посмотрела все, что шло на сцене театра на Фонтанке, была своим человеком за кулисами, пила с артистами после спектакля шампанское в маленьком кафе на Технологическом. Тогда эти артисты никому не были известны, кроме поклонников театра Спивака. Еще не были сняты «Улицы разбитых фонарей» и другие прекрасные питерские сериалы, где они потом будут участвовать чуть ли не всей труппой. А две любимицы режиссера вообще станут звездами: Наташа Суркова после фильма «Свои», Даша Юргенс – после «Брата».

И вот Спивак в Москве. Я могу ходить не только на спектакли, но и на репетиции, которые у Спивака такие же талантливые, как и сами спектакли. Куда подевался маленький худенький человечек в очках, похожий на товароведа? Что происходит с ним, когда он из темного зала взлетает на сцену показать роль или отточить реплику? Я не знаю. Понимаю только одно – это НАСТОЯЩЕЕ, а его нельзя ни оценить, ни отрецензировать и уж тем более проанализировать. Происходит чудо, в которое втягиваются актеры – и избалованные успехом и публикой московские звезды, и работники сцены – я лично видела, как электрики в синих комбинезонах сидели в ложе, побросав свои щитки и лампочки, и уж, конечно, зрители, которые, как и я, не могут понять, что творится в их душе и по чьей воле они плачут и смеются.

Тогда еще никто не знал дочку режиссера актрису Эмилию Спивак. Миля училась в институте и была занята в эпизодах в некоторых спектаклях отца. Сеня – очень щепетильный человек и ужасно боялся обвинений в кумовстве. Первая же роль Мили в кино – в неплохом питерском сериале «Тайны следствия» – доказала, что Семен Яковлевич зря скромничает – дочка у него очень талантлива. Сказала об этом Спиваку – он зарозовел (краснел уже раньше!), замахал на меня руками: «Все равно никогда-никогда не буду работать с ней в одном театре! Это неприлично, в конце концов!»

Через полгода он позвонил мне с «бедой»: его любимая актриса, его прима Даша Юргенс уходит в декрет, уже совсем на сносях, а у него на выходе «Отелло», и замены актрисе нет! Сеня чуть не плакал. И тогда я, набрав в легкие воздуха, сказала: «А ты возьми Мильку. Никто тебя сейчас не выручит, не сделает быстро роль Дездемоны – только дочь». Сеня что-то проворчал и повесил трубку. А вскоре – громкая премьера в театре на Фонтанке – весь Питер только и говорил о новой театральной звезде Эмилии Спивак. Сеня часто потом вспоминал тот мой совет с благодарностью.

Первый спектакль в Москве, который он поставил по незатейливой французской пьеске, до сих пор идет с полными аншлагами – а уж лет восемь точно прошло со дня премьеры. Я смотрела «Мужской род, единственное число» бесконечное количество раз. Всех своих друзей-подруг-родственников сводила на него, думала: посижу первый акт, и уйду – и всегда досиживала до конца. Довольно пошловатый сюжетец про женщину, которая стала мужчиной и через много лет вернулась – или вернулся – к мужу и сыну, режиссер поднял до таких высот трагедии, что зрители в зале и плакали, и смеялись. Настоящая трагедия без юмора и смеха становится ужастиком, а вот когда она приправлена смехом и улыбкой – она реально трагедия. Бывшую жену бесподобно играет Коренев, его бывшего мужа – Борис Невзоров. Это не просто дуэт – это великий, блестящий дуэт двух очень талантливых актеров, которых кино не раскрыло даже на сотую часть.

К сожалению, жизнь Семена Яковлевича в Москве не задалась. Министерство культуры не выполнило обязательств, которые брало на себя, приглашая его в Москву. Определенные трения возникли между режиссером и директором театра. И вообще, питерцы – это ведь особая каста, им в Москве тяжело… Это я про творческих людей говорю!

Но в Москве Спивак подарил мне знакомство и дружбу с семьей Кореневых. Главу семейства мне тоже удалось притащить в наше кафе, причем после спектакля, вместе с ним поехали сам Спивак и жена Владимира Борисовича Алла Константинова – актриса этого же театра. Эта жена меня всю дорогу раздражала – ну как я буду при ней расспрашивать актера про его личную жизнь? Но оказалось все строго наоборот. Коренев обтекаемо и дипломатично обходил стороной свои любовные истории, а вот Алла на каждый мой вопрос восклицала: расскажи, расскажи, как ты не хотел на мне жениться! Или: чего ты скромничаешь, ты же был влюблен в Настю Вертинскую. В общем, я поняла, что интервью надо делать с ней, а не с ним. Но газета – это поток, производство. Я быстренько слепила материал для «Декамерона», но Алла Константинова не выходила у меня из головы. И вот летом я выбрала момент, когда супруги отдыхали на даче, и напросилась к ним в гости. Всего-то 90 км – моя «Шкода» без труда пронеслась по Дмитровскому шоссе – и я у Кореневых. Старая дача в лучших дачных традициях, лес растет прямо на участке. Мы отправили Владимира Борисовича гулять с внуком Егором, а сами сели на балконе второго этажа. Проговорили весь день. Коренев даже забеспокоился: «Алла, ты там лишнего ничего не наговоришь?» Но было уже поздно – Алла рассказала мне всю историю их жизни.

Но куда девать это богатство? И я вспомнила про «Караван историй». Он еще только набирал обороты, но довольно уверенно лидировал по тиражам среди глянцевых журналов. Никого знакомых у меня там не было – я набрала первый попавшийся телефон, попала сразу на замредактора по имени Кирилл. Он сразу все понял и продиктовал электронный адрес. И мой Коренев отправился в путешествие.

Его опубликовали в следующем же номере. Кирилл позвонил, поблагодарил и просил «написать что-нибудь еще». Гонорар, который мне заплатили за этот материал, равнялся моей месячной зарплате. Мне бы тогда пораскинуть мозгами и сосредоточиться на «Караване», уйти туда работать, и писать, писать, писать. Но… мозгов на это не хватило, потому что я уже любила свой «Декамерон», не могла с ним расстаться, ведь я считала его своим детищем!

Снова в «Вич-инфо»

До чего мне не хотелось туда возвращаться! Никак не могла забыть, как однажды перед Новым годом Хозяин пригласил нас – меня, Жилина и Костылина – на фуршет в собственном кабинете. Такие приемы он ежегодно устраивал для менеджеров старшего звена. И мы поперлись, причем больше всех уговаривал пойти Костылин. Я надела черный бархатный костюмчик с короткой юбкой, привезенный очень давно из Лондона, накрутила на голове что-то типа «бабетты» – это был настоящий жест отчаяния, потому что в принципе я люблю брюки и короткие стрижки. Мы пришли чуть ли не первые, Хозяин радостно пожал нам руки и усадил на кожаный диван. На столике пенилось в бокалах шампанское. Я изображала веселье, Жилин с Костылиным были строго сдержанны. Когда в кабинет потянулись Вичи, они через губу здоровались с нами и становились поодаль кучкой. Так что мы втроем оказались как бы в полной изоляции. Их презрение и брезгливость по отношению к нам они не могли, да и не пытались скрыть! Единственное, чего они не понимали, – зачем Хозяин пригласил сюда «этих Успехов»? При первой возможности я улизнула из этой страны веселья. В коридоре меня догнал Певец. Отводил глаза. Пытался что-то объяснить. «Певец! – сказала я ему, – не парься! Ничего объяснять не надо! Все понятно!»

А теперь мы возвращались. И каждый день должны теперь сталкиваться с ними в коридорах. И с Певцом, и с Сайкиной, и с Длинноволосым художником… Наши пути с Жилиным и Костылиным с этого момента разбегались: Жилин вообще ушел из конторы, а Костылин сел в отдельный кабинет генерального директора рекламного агентства, который вскоре вышел из состава издательского дома и стал отдельной юридической единицей. Костылин тут же нарожал еще кучу малых дочерних предприятий – видно, для того, чтобы крутить деньгами было легче, чтобы наличка всегда была в руках.

А мы с Павленковой сели рядком в небольшой комнатке на шестом этаже и продолжали делать свой «Декамерон». Теперь нам уже платили хорошие зарплаты, назначили достойный гонорар, мы могли позволить себе найти шустрых авторов – и они быстро нашлись, Катя с Таней, которым так хорошо работалось вместе, что они согласились поделить одну ставку пополам. Катя с Таней были молоды, мобильны, амбициозны, правда, писали поначалу плохо, наивно, вопросы актерам задавали банальные – ну и ответы получали соответственные. Но они были готовы учиться, с удовольствием переделывали свои интервью. В редакции не нашлось места, и я разрешила им приходить на работу только по мере необходимости – вычитать статью да гонорары получить.

Через полгода тираж «Декамерона» вырос до миллиона двухсот тысяч. Такого быстрого и огромного роста тиража не было ни у одной газеты в России – этот рекорд был зафиксирован в виде почетного диплома и повешен у меня в кабинете. Мне, кстати, выделили отдельный кабинет и даже секретаря. Вообще, секретарши были в издательском доме святыми коровами. Почему-то самыми востребованными, высокооплачиваемыми и уважаемыми оказались здесь именно секретарши да еще водители. Секретарш было много – у всех учредителей минимум по две, которые работали по очереди и как-то там менялись, у остальных клерков – по одной, но поскольку клерков тоже было немало, секретарши толпами ходили по этажам. К этому времени издательский дом был в расцвете сил – выпускал двенадцать наименований изданий, из них три (ну кроме самого «Вич-инфо», естественно) – «Декамерон», «Черешенка» и «Детки» имели заоблачные тиражи и приносили баснословную прибыль. Я как-то пыталась подсчитать, учитывая отпускную цену, затраты на редакцию и тираж, сколько это выходит в цифрах. Прибыль только от одного «Декамерона» достигала больше миллиона долларов в год. Чистой прибыли! Даже Костылин как-то обмолвился: все, что было потрачено на «Успех», с лихвой вернул «Декамерон».

Да что толку считать чужие деньги в чужих карманах! Нам ведь тоже платили. Не так много, но после голодных лет на Поликарпова даже эта зарплата казалась целым состоянием! Это я потом узнала, сколько получают главные редактора в других издательских домах – по сравнению с ними наши зарплаты были и вправду нищенские.

Песочница

Зато была свобода! Поскольку сам Хозяин в стране и соответственно в редакции бывал крайне редко и очень недолго, то контролировать или хоть как-то влиять на работу редакторов малых изданий не мог. На хозяйство, то есть генеральным директором, он назначил странного человека с птичьей фамилией Уткин. Странным он был потому, что совершенно ничего не смыслил в журналистике, издательском деле. Газет, как я потом поняла, вообще не читал и самое главное – не любил, имел марксистско-ленинское образование и до прихода в «Вич» возглавлял музей Ленина – своеобразный такой музей был в советские времена на Павелецком вокзале. Сейчас мало кто об этом помнит, но тогда на этом вокзале в специальном ангаре стоял локомотив поезда, на котором тело Ленина приволокли из Горок в Москву хоронить. Поезд, видимо, не столько смущал, сколько мешал нормальной работе огромного железнодорожного узла, музей, в конце концов, ликвидировали, а Уткина взял на работу его старый товарищ – Хозяин.

И вот тут надо обязательно рассказать про песочницу. Про эту самую песочницу в издательском доме «Вич-инфо» ходили буквально легенды. Первый раз я услышала про нее еще в свой первый приход в «Успех». Когда зашел разговор о каком-то начальнике, мне сказали: «Ну, он же с Хозяином в песочнице играл». Это означало – друг детства. А друзьям детства надо помогать, и потом только им можно доверять – вот и делают карьеру неумехи и бездарности, ярким представителем которых был как раз Уткин.

Кстати, это – распространенный способ подбора кадров не только в газетах. Мне рассказывал один знакомый – эксперт крупной американской консалтинговой компании, – что подобные песочницы – настоящий бич многих крупных фирм. Как правило, в самом начале бизнеса партнерами становятся именно друзья детства – те самые, из «песочницы». И через несколько лет они же превращаются в проблему, в балласт, который не дает компании развиваться дальше. И уволить их нельзя – как же, друзья детства! На их место взять бы новых – молодых, талантливых и инициативных – но пресловутая «песочница» становится буквально камнем преткновения.

Наш Хозяин много и, похоже, плодотворно играл в песочнице – у него друзей детства была просто прорва. Пока издательский дом был богат, присутствие этих друзей мало ощущалось – можно было позволить и их держать на хороших зарплатах, и набирать талантливых рекрутов, чтобы хоть кто-то двигал дело вперед. А вот когда наступили трудные времена – «песочница» превратилась в реальную проблему.

Уткин относился к странной, но довольно распространенной породе людей: когда они говорят, ты вроде понимаешь каждое слово, но совершенно не улавливаешь смысла сказанного. Поначалу я стеснялась этого своего непонимания. Потом убедилась, что и многие другие испытывают то же самое. А ведь Уткин был не просто менеджер – генеральный директор! По сути, первое лицо в издательском доме, не считая Хозяина, который бывал здесь все реже и реже.

Мне приходилось общаться с Уткиным как минимум раз в месяц – он выдавал гонорары всем редакторам газет. Обычная передача денег выливалась в сущую пытку, потому что Уткин при этом интересовался делами в редакции. Поначалу я пыталась что-то рассказывать ему и даже делиться проблемами, которые всегда существуют в таком беспокойном хозяйстве. Потом поняла, что его интерес – исключительно дань вежливости, мои рассказы вызывали у него скрытую зевоту, и я прекратила пытку – ограничивалась лишь дежурными словами: «Все нормально».

Другой «друг из песочницы» занимал не менее важную должность заместителя главного редактора газеты «Вич-инфо». Назовем его Вася. С его фигурой связана не просто какая-то там песочница, а целый мелодраматический сюжет. Согласно легенде, ходившей по издательству, отцы Хозяина и Васи были близкими корешами, дружили семьями. И когда Васин отец умирал от тяжелой болезни, попросил сына своего друга, то бишь Хозяина, который тогда уже был при деле и при деньгах, не оставлять Васеньку. И Хозяин постарался – дал ему должность, деньги, кабинет, персональную машину и даже симпатичную помощницу, с которой, как водится, у Васи разгорелся роман.

Даже по внешнему виду Васи можно было сказать – к журналистике он имеет весьма косвенное отношение. Был он какой-то гладкий и плоский, как будто вырезанный из бумаги. Всегда носил темные костюмы с безупречной светлой рубашкой и галстуком (ну, журналисты знают, что костюмы в редакциях носят только начальники и только по большим праздникам). Ходил с высоко запрокинутой головой с дежурной вежливой улыбкой на лице.

Два раза мне даже «посчастливилось» беседовать с Васей. Первый раз – после того, как Хозяин устроил разгон в своей редакции. Ему не понравилась подборка писем, которую подготовили журналисты и Вася в том числе. Он ругался, а в качестве положительного примера привел «Декамерон», который печатал, по его замечанию, прекрасные жизненные письма. «Вот идите в „Декамерон“ и поучитесь, какие письма нужно печатать в газете», – якобы сказал Хозяин своим подчиненным. Вася, как дрессированный бобик – нет, чтобы просто почитать письма в нашей газете – позвонил мне и попросил передать ту почту, которая по разным причинам нашей газетой забракованы. Я – тоже ведь дрессированный бобик – подобрала папочку почты и понесла к Вичам на пятый этаж. Вася со своей кралей сидели в отдельном кабинете и пили чай. Мне тоже налили чашку и распахнули прямо перед носом коробку конфет. И приготовились слушать. Я принялась рассказывать, как я вижу сам процесс общения с читателем, без которого, на мой взгляд, невозможно функционирование ни одного печатного органа, как отношусь к письмам – сама читаю все до единого и никогда не жалею для этого времени. Они слушали, как отмороженные. Смотрели мне в рот – и молчали. Ну, ни одного вопроса не задали, ни одной реплики не бросили! Я поняла, что это «беседа с Уткиным номер 2» и быстренько закруглилась. Второй раз был похож на первый – и даже не помню, что было темой нашего разговора.

Вы спросите: как же при таких нерадивых руководителях газета не просто выходила, но еще и набирала рекордные тиражи? Объясняю: Хозяин все-таки был гениальный редактор. Во-первых, потому, что он все это придумал. Хотя Певец и считал, что идея подобной газеты могла появиться в мозгах только у человека с огромными сексуальными комплексами, я могла с ним согласиться лишь отчасти. Потому что любую идею надо не только придумать, но и воплотить. А тут уже на сексуальные комплексы не сошлешься. Во-вторых, Хозяин сумел собрать команду (от нее к моему приходу уже никого не осталось), заразить ее своей идеей и довести всех вместе до победы, до большого тиража. Это, надо признать, ему удалось блестяще. Другое дело, что большие деньги сильно меняют людей. Я даже жалела, что узнала Хозяина уже почти олигархом, что не удалось поговорить с ним до его взлета к финансовым вершинам, наверное, тогда он был безумно интересным собеседником!

Так вот, гениальность Хозяина как раз в том и состояла, что он создал продукт в виде газеты «Вич-инфо», который мог дальше двигаться почти самостоятельно. И такие фрукты, как Уткин или Вася, помешать этому движению уже не могли.