355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Белан » Моя бульварная жизнь » Текст книги (страница 14)
Моя бульварная жизнь
  • Текст добавлен: 11 октября 2016, 23:34

Текст книги "Моя бульварная жизнь"


Автор книги: Ольга Белан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Из жизни олигархов

Среди положенных главному редактору привилегий (секретарша, машина с двумя водителями, поликлиника и проч.) была одна, чрезвычайно мною любимая – бесплатный годовой абонемент в элитарный спортивный клуб. Прелесть среди прочего заключалось в том, что клуб находился напротив моего дома, и перед рабочим днем я могла побегать по дорожке, поплавать в бассейне или, на худой конец, попариться в бане. Первое время я активно ходила на степ-аэробику – как и все женщины на свете я озабочена своим излишним весом. Но групповые занятия слишком привязывают ко времени, а это не всегда удобно. На них я давно не хожу, но вспоминаю их с благодарностью хотя бы за то, что там познакомилась и подружилась с Викой.

Вообще-то у меня подруг очень мало. И все они – из детства-молодости, когда легко заводились знакомые и приобретались друзья. Про Жози я уже упоминала, были еще две стародавние приятельницы, знакомство с которыми исчисляется десятилетиями. А вот Вику я приобрела уже в зрелом возрасте, что удивительно – всегда считала, что после 30 лет друзей завести в принципе невозможно.

Тем более что Вика – жена богатого человека, которого я сразу обозвала Олигархом, хотя, конечно, на олигарха он никак не тянул. Вика наивно уверяла меня, что баснословное богатство приносит мужу маленький цех по производству сладких рулетиков. Правда, цех этот находится на территории и в составе завода Северсталь. По этому поводу ее олигарх постоянно мотался в Череповец, дома почти не бывал. Вика же нигде давно не работала, занималась большим домом и воспитанием уже вполне взрослого шестнадцатилетнего отрока. Причем много денег Олигарх жене не давал, Вика вечно выкраивала на косметику и шпильки какие-то копейки из семейного бюджета. А муж все время жаловался, что денег нет, что все вкладывается в бизнес. Как говорит мой друг Стас Садальский, «пел песню еврейского народа с рефреном „денег нет, денег нет, денег нет“».

Наивная Вика свято верила, что денег, действительно, нет. Хотя я – опыт работы в «Вич-инфо» не пропал даром – объясняла ей, наивной, что в Череповец он ездит не только проверять свои рулетики. Судя по тому, как подолгу и как часто он отсутствовал, у него там давно завелась еще одна семья. Тем более Вика жаловалась, что муж с ней давно не спит, и никакие ее уловки в виде кружевных чулок и умопомрачительного белья не действуют. Муж ссылался на усталость, на занятость и пр. – типичные отмазки супруга-изменника. Но если Вика заводила разговор о разводе, Олигарх делал большие глаза и начинал уверять жену в своей огромной к ней любви. В общем, мы иногда обсуждали паскудное поведение Олигарха, сидя за чашечкой кофе в спортклубовском кафе, но эти разговоры мы вели нечасто – нам и без того было о чем поговорить.

Вика была в курсе редакционных дел. Она всегда живо интересовалась жизнью газеты, потому что собственно своей жизни у нее не было. И я, конечно, рассказала ей о дневниках, которые доблестный информатор Юрик невесть откуда притащил в редакцию. Такие материалы приходят обычно через знакомых или даже знакомых знакомых – через десятые руки.

Жила-была семья – муж да жена. Очень счастливая семья, крепко любили друг друга, несмотря на отсутствие детей. Он был богат, построил на Пироговке особняк со всеми вытекающими – баней, гаражами, фонтанами, яхтами и байками. Вот этот байк его и сгубил – поехал прокатиться по водной глади, видно, не очень трезвый – и утонул вместе со своим мотоциклом. Жена, похоронив его с почестями, принялась за перестройку дома. А когда залезла в книжный шкаф, – обнаружила дневники утонувшего мужа. Написанные от руки! В наш-то век компьютеров и высоких технологий!

Старательным почерком, шариковой ручкой муж описывал свои сексуальные похождения – и с точностью педанта заносил все в дневник. Где и какую проститутку снял, сколько раз имел с ней сексуальный контакт, сколько денег заплатил. Почему-то особенно он любил снимать грязных дешевых девчонок-малолеток на Казанском вокзале – от подробностей, чем он с ними занимался, рвотные движения испытывали даже видавшие виды корреспонденты «Вич-инфо». Жена практически сошла с ума от всего этого: выкопала труп мужа из дорогой могилы на престижном кладбище и выкинула его на городскую помойку. Наняла каких-то таджиков с «газелью», заплатила им столько, сколько они за всю жизнь не видели, и провернула эту печальную церемонию. А чтобы еще больше утешиться, через каких-то знакомых вышла на нашего Юрика и передала дневники и фотографии. Да, там были еще те картинки – даже не каждый порносайт смог бы их разместить.

Юрик приволок все это добро ко мне в кабинет, после фотографий я брезгливо сбегала помыть руки, и мы задумались – что же с этим добром делать? Печатать – однозначно, но как? Называть ли фамилию? Адрес? Печатать ли фотографии – с закрытыми срамными местами, но все же реальные доказательство того, что не журналистами эта история придумана.

– И на хрена он все это описывал? – недоумевал Юрик, предвкушая успех своего «гвоздя». – Ну, открыл бы папочку в компьютере, складывал бы все туда тихонечко – и все шито-крыто!

– Он, скорее всего компьютером не очень умел пользоваться, – предположила я. – И потом сам процесс фотографирования – это своеобразный дополнительный сексуальный стимул, мы же писали об этом.

Эльсотоль, толкавшийся тут же, пробормотал:

– Может, у жены на почве потрясения башку снесло?

Так у нас было заведено – если ко мне на стол попадал интересный материал, вся редакция могла его почитать и высказать свое мнение. Если не редакция – то мои замы и редакторы отделов однозначно. Бывали, правда, такие случаи, когда Сайкина притаскивала какую-нибудь сенсацию и просила – нет, требовала никому не показывать и даже не рассказывать – боялась утечки информации. А такое, утверждала она, случалось в старой редакции «В-И» – если в редакции кто-то узнавал, что Сайкина села на хвост эксклюзивной информации, а вскоре эта информация печаталась в какой-нибудь конкурентной газете – все, никто не мог убедить ее, что бывают совпадения, что идеи носятся в воздухе и т. д. – Сайкина была уверена, что ее буквально обворовали.

Но это был другой случай. Прелесть этого материала в том, что он – в реальных дневниках и фотках, а их у нас украсть никто не может. И потом случай выглядел таким вопиющим, что в него просто не верилось, и поэтому сотрудники приходили ко мне в кабинет удостовериться в реальности произошедшего.

Я подробно обсуждала пироговскую историю с Викой, чтобы дать ей понять – в ее жизни могло произойти или происходит то же самое. Вика верила и не верила – в глазах ее поселилось сомнение. Мы даже на полном серьезе обсуждали, как нанять тайного детектива, который бы неотступно следил за Олигархом (а потом, мечтала я, описать бы все это в газете!), но расценки в частных детективных бюро оказались Вике не по карману – я ж говорю, муж совсем не баловал ее ни деньгами, ни какими другими удовольствиями.

А через год моей подруге и вовсе стало не до тайной жизни мужа – у нее обнаружили рак груди, и в течение долгого года она почти не вылезала из больниц. Навещая ее в разных клиниках, я столько узнала об этой заразе – раке молочной железы, что захотела немедленно открыть в газете какую-нибудь «горячую» линию. Но Главный Художник – наш главный цензор и из всех серых самый серый кардинал – выслушав восторженные планы, охладил мой пыл: наша газета развлекательная, и нечего грузить читателя всякой мрачностью.

К Главному Художнику приходилось прислушиваться: он столько лет – с самого основания газеты! – уцелел на своем посту неспроста. За все эти годы он, конечно, не научился ни писать, ни рисовать, но школу лицемерия прошел выдающуюся. Поэтому я довольно часто остужала свои восторженные эмоции о льдины его непробиваемого спокойствия и опыта.

Вика с трудом, но все, выкарабкалась из своей страшной болезни. Но через год на нее обрушилась другая беда. Ее Олигарх, отдыхая в Черногории (а жене сказал, что поехал по делам в Италию – закупать новое оборудование для рулетиков!), попал в больницу. Он сам позвонил ей и сказал, что потерял сознание и упал в ванной комнате в номере отеля. А на следующий день его телефон уже не отвечал – бедная Вика не знала, что думать, ведь она даже не знала, в каком он городе! Наконец, через наше посольство кое-как выяснилось его местонахождение. Но Олигарх находился в глубокой коме, а еще через день умер. Вика хотела было лететь в Черногорию, но там уже была мать Олигарха и его компаньон, они уговорили вдову поберечь себя и не прилетать, хотя у нее уже был куплет билет на самолет.

А дальше – все, как в нашей статье про пироговскую семью. Вика начала узнавать такие подробности из жизни своего супруга, от которых за неделю поседела в свои неполные сорок лет.

Оказывается, у милого Олигарха давно была другая женщина. Да не просто женщина – проститутка из череповецкого стриптиз-клуба, куда наш герой любил частенько наведываться. Ему так понравилась стриптизерка, что он скопом купил весь этот стриптиз вместе с клубом. Он вообще отличался широкими сексуальными взглядами – одинаково любил проводить интимное время и с мужчинами, и с женщинами, а еще лучше – с теми и другими одновременно. И юная стриптизерка понравилась ему тем, что с удовольствием разделила с ним эти странные сексуальные забавы, – потом моя бедная Вика найдет в мобильном телефоне массу фотографий мощного группового секса с участием Олигарха и его пассии.

Кстати, его тело привезли почему-то в закрытом гробу и не позволили ни жене, ни сыну взглянуть на него – я тут же высказала предположение, что любителя сексуальных игрищ попросту убили, потому и выбрали такую мутную с точки зрения закона страну, как Черногория.

Вот о чем нам бы написать! Но, увы, еще и полгода не прошло, как появился в газете Юркин замечательный материал с дневниками. Больше того, передавшая их вдовушка положила на нашего главного информатора серьезный глаз и одолевала его звонками, приглашая к себе на Пироговку. Хитрый Юрка нашел выход из положения: он поехал в гости к вдовушке не один, а с целой группой товарищей – выполнять задание Эльсотоля. В светлую голову моего зама пришла идея снять фоторепортаж про настоящих русалок, которые развлекают новых русских. Художники нарезали из картона хвосты, стилисты накрасили моделек зелеными красками, фотографы вооружились вспышками, Юрка все это дело возглавил и повез эту полоумную команду к вдовушке на Пироговку.

Эти фотоочерки про русалок, чертей и всякие непотребства я ненавидела всей душой. Но это случай, когда против меня – вернее моего мнения, выступали все мои замы плюс главный художник. Они уверяли, что яркое пятно в газете обязательно нужно, что голые тела в таком издании, как наше, обязательно должны присутствовать. Я сопротивлялась-сопротивлялась, но потом сдавалась под их дружным мужским натиском. Увидев в газете эти так называемые голые тела, я снова приходила в неописуемый ужас, запрещала надуманные сюжеты и не разрешала вступать со мной в дискуссию. Но через месяц в кабинет прокрадывался на мягких лапках Эльсотоль – и все начиналось сначала.

Эти постановочные фоторепортажи были придуманы еще в старом «Виче». Потом – только уже в телевизионном формате – начали широко тиражироваться по ТВ. Они и сейчас процветают, к величайшему моему сожалению. Принято считать, что у нас народ – «быдло», и все «схавает». Только я с этой точкой зрения категорически несогласна.

Про Секридову и Жареные Гвозди

Я не знаю, что такое – красивый мужчина. По мне, красивый тот, кого я люблю в данный момент. И все – красивей не бывает. Но иногда, на экране кинотеатра или телевизора всплывает какой-нибудь Ален Делон – и я могу полюбоваться им как произведением искусства, как Моной Лизой в Лувре, как ботичеллиевой «Весной» в Уфицци.

Вот Жариковым в «Ивановом детстве» я так и любовалась. Конечно, гениальный Тарковский неспроста взял для своего сугубо строгого военного трагического фильма двух невероятно красивых артистов – Жарикова и Малявину. Их буквально неземная красота должна была подчеркнуть ужас и нелепость войны, ее трагизм, безысходность и мрак.

Наташа Гвоздикова Жарикова в кино не видела, зато ее сестра Люда была очарована юным артистом еще по роли Леля в кинофильме «Снегурочка». Она пропела все уши сестре про небесную красоту нового кинокумира, но Наташа слушала ее снисходительно – она сама была хороша до невозможности, и толпы воздыхателей буквально увивались за ней. И вот надо же такому случиться – они встретились на съемках фильма, который сегодня уже никто не помнит, – что-то там про окна и поезда. Причем Наташа опаздывала на пробы, а Женя ее ждал. Но он считался звездой, а она так, выпускничка неопытная, и он злился, что приходится какую-то фитюльку ждать, а она злилась, что опаздывает…

Эту историю они сто раз рассказывали в интервью – и газетам, и журналам, и ТВ. Оба, кстати, были к тому времени несвободны, ну еще бы, красота такая не залежится! – и оба прошли через непростой развод. А дальше грянула «Рожденная революцией» – один из первых советских очень удачных сериалов-детективов, и их популярность сравнялась. К красоте прибавилась слава, а склонные к шаблонам журналисты назвали их самой Красивой Парой советского кино. Отчасти это было правдой – несущие этот титул Алла Ларионова и Николай Рыбников к тому времени сильно постарели, а остальные – такие, как Абдулов и Алферова, – красивые пары не выдерживали долгих браков.

Надо признать, им не очень повезло с кино – ролей было мало, звездных или заметных не было вообще. Особенно у Наташи – не любят у нас красивых актрис! Та же божественная Ларионова не так уж много сыграла, хотя и приписывали ей романы чуть ли не с самим Брежневым, Элина Быстрицкая – три роли в кино при ее-то феноменальной внешности! А Ирина Алферова! Она и сейчас по опросам обгоняет всех молодых в номинации. Самая Красивая, а тридцать лет назад поистине русская, невероятная красота просто сражала с ног. Но только не режиссеров: Захаров продержал ее в мимансе пятнадцать лет!

Но Наташа, кстати, не унывала. Для нее центром вселенной была семья – Женя и сын Федька. Она благоустраивала дом, создавала условия своим мужичкам для учебы и работы, а уж когда у них появилась квартира на Юго-Западе (Жариков много снимался в Германии и заработал на кооператив), она вообще свила гнездышко – образец уюта и комфорта.

Я попала к ним на интервью и почему-то задружилась. Жариков пригласил меня на фестиваль «Созвездие», он к тому времени уже возглавлял Гильдию актеров советского кино, фестивальная жизнь всех делает родными и близкими – общая гостиница, поездки, встречи, пьянки по вечерам… Я бывала у них дома, на днях рождениях Жени, которые всегда пышно отмечались в Доме актера. Я таскала их на редакционных встречи. Даже если мы не виделись, то постоянно перезванивались и были, что называется, в курсе жизни друг друга. Так я считала…

А потом случился скандал. Для моих Жареных Гвоздей (???????) – катастрофа, свергнувшая их с постамента самой счастливой пары отечественного кино. Некая журналистка Секридова (вот еще одно доказательство продажности нашей профессии) на весь мир объявила, что у нее с Жариковым семилетний роман и как свидетельство – двое детей, так сказать, плоды этого романа.

Журналистку Секридову, самое смешное, я тоже знала. Я сама позвонила в газету «Совершенно секретно», где появлялись ее неплохие интервью с известными актерами (помню замечательный материал про Людмилу Чурсину), мне нужны были авторы, я пригласила ее в «Декамерон». Она пришла… Помните лыжницу Галину Сметанину? Вылитая Секридова. Она, кстати, тоже лыжным спортом увлекалась, сама мне об этом рассказывала.

Мы с ней поговорили немного, она обещала пописывать для нас – самоуверенно сказала, что достать любого актера для нее не проблема. Я подивилась, а она ответила, что хорошо знает Жарикова и даже дружит с ним. Меня это немного покоробило, но я и представить не могла, что эта дружба зашла так далеко!

Историю своего романа (рука не поднимается назвать это любовью) она легко продала телепрограмме Малахова то ли за три, то ли за пять тысяч долларов. И за такие же деньги дала интервью богатому журналу «Караван историй», снабдив все это еще и совместными фотографиями – вот они с Жариковым на отдыхе в Испании, вот они же с детьми где-то в Диснейленде… Абсолютно откровенно она рассказала при этом, что мотивом, побудившим ее вывалить все это на страницы масс-медиа, послужил тот факт, что Жариков перестал давать деньги на детей. Вот семь лет давал, а тут перестал.

Я сама – прожженный журналист циничной желтой прессы. Но, прочитав и прослушав все это, буквально впала в ступор. Мне стало физически больно и душевно очень плохо – как будто это мне, а не Гвоздиковой с Жариковым журналистка Секридова так прилично насрала (СИНОНИМ) в карман.

Зная о дружбе с Гвоздями, добрые коллеги подзуживали меня позвонить Наташе и взять у нее интервью, что называется, по горячим следам. Я позвонила ей недели через две только для того, чтобы промямлить что-то невразумительное в смысле: держись, я с тобой. Наташа отвечала настороженно и сухо или как-то подобострастно бормотала «Спасибо. Спасибо…»

Я хорошо представляла, какие громы и молнии летают в их доме и не хотела лезть. Несчастного Женю показали в передаче Малахова на экране в записи – он еле говорил, нес что-то нечленораздельное – наверное, у него уже начинался инсульт, который вскоре уложил его надолго в больницу.

Он хоть и хорохорился всю жизнь, а сам-то давно и тяжело болел. В молодости на съемках неудачно упал с лошади. Сначала вроде встал и пошел, а потом оказалось – смещение позвонков. Лечить не лечил, потому что если и болело, то терпимо. А с годами стало болеть все сильнее, однажды он просто не смог встать… И начались больницы, операции, реабилитационные центры – и вечная палочка у него в руках, без которой он уже не мог ходить. Я так и запомнила его – он поднимается на сцену очередного фестиваля – в смокинге, седой, с лучезарной улыбкой на лице – и с тростью, которая, впрочем, не скрывала его хромоты.

Выскажу крамольную мысль: не обаяние и талант Жарикова привлекли журналистку Секридову, а именно эта лучезарная улыбка, в которой было все: и успех, и победа, и благосостоятельность, которой, казалось, хватит еще на одну семью.

Я до сих пор не знаю тонкостей, при которых его переизбрали с поста президента Гильдии актеров кино. Он говорит: сам попросился из-за ухудшающегося здоровья. Но с такой хорошей сытой должности по собственному желанию так просто не уходят – это я тоже, к сожалению, знаю. Его бывшие коллеги по Гильдии намекали, что зарвался, что перестал отчитываться за финансы, то да се – этому можно и верить, и не верить. Власть, даже маленькая, меняет человека часто до неузнаваемости. А уж власть в совокупности с деньгами…

В общем, совершенно больной Жариков банально ушел на пенсию. В кино его перестали снимать – не так уж часто встречаются в сценариях хромые герои. Допускаю, что он и вправду стал мало платить Секридовой по элементарной причине: денег не было. Но та прознала, что Наташа с Женей строят дом – и закусила удила. Но дом тот – далеко от Москвы, в Калужской области. Старый дом в маленькой деревеньке, который Жареные гвозди немного перестроили и утеплили.

Наташа больного Жарикова не выгнала. Наоборот, они вместе как-то удачно поменяли старую квартиру на новую – поближе к центру. Но покой и уют, который всегда можно было встретить в их доме, теперь отсюда ушел. Я совсем недавно побывала у них и поразилась запустению, которое царило в новой и недавно отремонтированной квартире, какое-то РАВНОДУШИЕ в семье, где прежде всегда было весело, тепло и счастливо.

Наташи и сына Феди не было дома. А меня встретил глубокий старик, в котором не сразу можно признать былого красавца и любимца женщин. Он еле ходил: сумки, которые поднял из гаража, так и бросил у лифта, зная, что я приду в гости и помогу их донести. Но главное даже не физическая немощь, а именно абсолютная душевная пустота. Я от изумления и жалости к этому больному человеку даже забыла, зачем пришла. Разобрала сумки, которые он принес из магазина, – сосиски, хлеб, бутылка водки…

– Ты хоть на машине ездил в магазин? – спросила я. Хотя и так было понятно, что пешком он да него бы и не дошел.

– На машине, – равнодушно кивнул Жариков. – Но она записана на Федьку. Она вообще все переписала на сына – и у меня теперь ничего нет. Ничего…

Так это горько прозвучало…

Мне стало жалко их обоих. Но все же Наташу, пожалуй, больше…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю