Текст книги "Псих. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Ольга Хожевец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Никшни! – обрезал его лейтенант.

Добавил веско:

– Была бы у меня хоть капля сомнения, он бы сейчас тут с нами не разговаривал.

И повернулся ко мне:

– Сечёшь? Своим – и то не верится.

– И что теперь?

– Н-ну... Есть варианты, – прищурился Кот. – Скажем, можно выставить твою голову на перекрёстке. Отдельно от тела, хе. И решён вопрос, никакого «святого союза». Как тебе?

Я молчал.

– Правда, есть проблемка. Вопрос с «северными» это никак не решает, – не дождавшись моей реакции, продолжил «лейтенант». – С «северными» тогда всё равно придётся разбираться. Есть ещё вариант. Мы отправляем тебя к ним – парламентёром.

Кто-то из присутствующих негромко присвистнул.

– А вот теперь слушай во все уши, – приблизив своё лицо к моему, прошипел Кот. – Чем просто на съедение отправлять, я лучше сам тебя, придурка, зарежу. Но есть вариантик ещё такой: у тебя будет возможность пришить Дракулу. И вот это все наши запутки разрешит самым лучшим образом. И тебе, коли жив останешься, уже никто ничего не предъявит. Врать не буду: шанс невелик, но хоть малый, да есть. У тебя лично только в этом раскладе он вообще есть, сечёшь, Птаха? Влип ты, парень, по самую маковку. Но тут – если и помрёшь, то хоть как правильный пацан, а не как сука. Вот только – потянешь ли? Не сканишь?

Доморощенные психологические изыски Кота пропали втуне – до сознания они просто не доходили, мельтешили тусклым фоном на обочине. И так всё ясно. В голове стало звонко, в груди – пусто и холодно.

И ведь действительно сам нарвался.

Наверное, я молчал слишком долго, прежде чем смог выдавить вопрос:

– Как я убью Дракулу?

– О, это деловой разговор, – явно обрадовался Кот. – Тут я тебе помогу.

Лейтенант вытащил из кармана футлярчик, аккуратно открыл и показал мне небольшую вещицу – гладкую трубочку толщиной со спичку и примерно такой же длины, с каплевидным утолщением на одном конце.

– Редчайшая вещь, – похвастался он. – Из арсенала спецслужб, по случаю досталась.

Он покрутил трубочку в пальцах.

– Смотри, внутри – иголка, вернее даже стрелка, но размером с иглу. На ней – яд, моментальный. Трубочка устроена так, что стрелка сама выпасть не может, ею можно только стрельнуть. Трубочку прячешь во рту, между десной и верхней губой – никто не увидит, даже если в рот станут заглядывать. Яд слюной не растворяется, так что ты не отравишься, если не уколешься. Ну, просто сделай все правильно. Придавливаешь языком – вот так – и прикусываешь кончик, понял? Не переверни. Выстрелить стрелкой можно метра на три, баланс идеальный, так что если попадёшь – она вопьётся. Лучше, конечно, стрелять не в одежду, а, скажем, в лицо. Если боишься промазать – пуляй в тело, но тогда уж подберись поближе. Шанс, сам понимаешь, один. К сожалению, не могу дать тебе потренироваться – вещица одноразовая.

Кот глянул на меня испытующе; видать, убедившись, что в обморок я пока не падаю, продолжил:

– Теперь вот что. Ты придёшь как парламентёр, и Дракула обязательно тебя выслушает. Будут пугать – не верь: как бы ему не хотелось тебя на куски порвать, сначала он выслушает, сечёшь? Тогда и действуй. Не пытайся приблизиться – это их насторожит. Выжди, пусть убедятся, что ты безопасен. Потом заинтригуй чем-нибудь. Говори потише или вовсе шепчи. Если сумеешь, можешь разыграть что-то наподобие сердечного приступа, только не переиграй. Просить, плакать – всё не впадлу, если ради дела. Пусть только подойдёт. Помни, у тебя один шанс, ты понял?

– А что говорить?

– Да что хочешь. Твоя задача – плюнуть в него стрелкой. Плети что-нибудь... Скажем, про то, что мы нашли стукача. Это всегда интересно. Что имеем доказательства. Пообещай имя, а потом начни ломаться. Примерно так.

Теперь. У тебя будет единственная возможность унести ноги – в тот момент, когда Дракула будет подыхать, а все окружающие пялиться на него. Вот план здания, изучи его, вызубри на память. Всё зависит от того, где он тебя слушать станет. Дракула пижон, он устроил себе "тронный зал" на пятом этаже, с видом на свой район. Если всё будет там, вниз не беги – из здания ты не выйдешь, слишком много людей. Беги наверх, попытайся спрятаться до ночи, а в темноте выбирайся.

Смотри сюда. Это план квартала, вот тут – канализационный люк. Сверху он просматривается часовыми. А внизу мы будем тебя ждать. Если успеешь нырнуть – мы тебя вытащим. Моё слово. Ждать будем до утра. Потом я попытаюсь навести справки, есть у меня источники. Если узнаю, что тебя все ещё не нашли – приду и в следующую ночь, и сколько понадобится.

Кот перевёл дыхание – под конец он излагал почти скороговоркой, совершенно для него не характерной – и добавил уже своим обычным тоном:

– Но ты понимаешь – все это в том случае, если Дракула будет уже мертв.

Я молча кивнул и принялся изучать планы.

***

Парни ушли, а я ещё долго мусолил бесполезные, в общем-то, бумажки.

Потом плюнул и пошёл вниз.

На лестнице мне повстречался Ржавый, вроде бы невзначай притёр к стене, не давая прохода.

– А знаешь, как казнят у «северных»? – злорадно зашептал он, и я подумал о том, что Ржавый, конечно, не простил мне того удара. – Хочешь, расскажу?

– Ну? – спросил я с напускным равнодушием.

– Человека, связанного, суют в бочку, и туда же – пару-тройку кошек, а потом крышку закрывают и через дырочку наливают воду. К тому времени, как бочка наполнится, человек остаётся без скальпа и без лица, частенько – без глаз, но это уж как повезёт.

– Проще сразу утонуть.

– Вот ты и попробуешь! – захихикал мой бывший приятель.

– А как казнят у нас? – Холодно поинтересовался я.

Ржавый хекнул.

– Тебе уже неважно, – заявил он. – Но если вдруг поживёшь, может, и узнаешь.

Я сказал:

– Ржавый. За что ты меня так ненавидишь? Неужели только за то, что я дал тебе в морду?

Он удивился.

– Вот ещё. С чего ты взял? Я к тебе со всей душой.

Подумал немного и добавил:

– Вообще-то ты выскочка, псих, и любишь демонстрировать это. Но я тебя не ненавижу, тут ты врёшь. Просто не понимаю.

***

Я почувствовал себя школьником на каком-нибудь праздничном шествии, когда вступил на территорию «северных» с дурацким белым флажком в руках и белой же повязкой на лбу.

Смешно и грустно.

Я понимал, что шансов у меня нет. Вся болтовня Кота насчёт путей отхода – скорей, чтобы подбодрить меня и заставить сделать дело. И вряд ли парни в самом деле собираются сидеть чуть не сутки в канализационном колодце. Не дураки.

Да, жаль, что всё так кончилось.

С другой стороны, я и так уже мог считать, что живу авансом. Меня должны были пристрелить вчера на «встрече» – либо полиция, либо «северные», а мог бы и Кот, вполне имел право. Если вспомнить, в каком виде и с каким апломбом я явился в Нору, то можно только удивиться, что меня попросту не забили насмерть ещё тогда. Да что там! Я обязан был расшибиться в лепёшку ещё девять лет назад – когда взлетел на бифлае, зная о нем только то, что он, вроде бы, способен летать.

Так я себя уговаривал. Так мне почему-то было легче.

Я не хочу сказать, что у меня не мелькало мыслей о побеге. Очень заманчивым казалось нырнуть в какую-нибудь подворотню, бежать, путая следы и сбивая с толку преследователей, бежать во весь дух, мчаться во весь опор, оставляя за спиной страшный мир Норы с его волчьими законами... Или спрятаться в какой-нибудь дыре, отсидеться, сидеть неделю, месяц, пока меня не перестанут искать, пока меня не забудут...

Я знал, что мне не дадут. С того момента, как Кот изложил свой план, а может быть, и раньше, с тех пор, как мы вернулись со встречи, я ни на секунду, ни на долю секунды не оставался вне прицела чьих-нибудь недружественных глаз. И сейчас, когда я шёл один, с идиотским флажком, я чувствовал на себе тяжесть множества взглядов – и с нашей стороны, и с «северной». Я знал, что мне не дадут, только добавит позора эта попытка, только добавит унижения, а его уж и так хватило на мой век, выше крыши, хватит, больше не хочу. Пусть будет, как будет.

Я вздохнул почти с облегчением, когда боевики «северных» наконец окружили меня, заломили руки, повели. Так легче, правда. Иллюзия свободы, оказывается – жестокая шутка.

***

– С белым флагом, значит, – процедил Дракула, разглядывая меня, как какого-то диковинного зверя. – Пар-ла-мен-тёр.

Я стоял перед «троном» метрах в четырёх, а может, в пяти.

И думал о том, что действие к финалу превратилось в водевиль. Я стоял перед самим знаменитым и страшным Дракулой – и едва сдерживал нутряное клокотание, готовое прорваться дурацким, истерическим смехом.

Надеюсь, парни подумали, что меня колотит от страха.

Главарь «северных» принял парламентёра в своём «тронном зале» – просторном, светлом помещении с высокими потолками и стройными декоративными колоннами по сторонам, наверное, в прошлом каком-нибудь банкетном или выставочном павильоне. «Трон» – массивное вертящееся офисное кресло – стоял на небольшом возвышении у огромного, во всю стену, окна с сохранившимся, хотя и подёрнутым паутиной трещин стеклом. На возвышение вели две ступеньки. Для меня они превратились в барьер.

Дракула оказался экзальтированным типом, действительно работающим на имидж «вамп». Он был высок, сухощав; и если молочная бледность лица имела, скорей всего, естественное происхождение, то иссиня-черные волосы, склеенные в рекордной высоты «ирокёз», показались мне крашеными. Тёмные и глубокие от природы глаза подчёркивались наложенными на веки серыми тенями. Главарь восседал на «троне», эффектно завернувшись в длинный чёрный плащ, кожаный, с высоким стоячим воротником.

Наверное, Дракула в самом деле являлся опасным человеком; наверное, его имидж демонстрировал этот факт. И, скорее всего, в Норе это производило впечатление – ребята ведь были вынуждены обходиться без видео. Но меня душил смех. Возможно, это уже в самом деле было истерикой; но я понял, что просто не в состоянии заставить себя относиться к Дракуле серьёзно. Святые угодники! Да ему не хватало только накладных клыков и немного алой помады на губы – и вперёд, вперёд, в малобюджетный сериал, заставлять трепетать сердца впечатлительных домохозяек!

И ещё я понял, что не могу позволить подобному шуту прервать мою жизнь. Согласен, это было глупое ощущение, беспочвенное и прожектёрское – но оно придало мне сил, а может, азарта. Отошёл на задний план маячивший перед мысленным взором и давивший на меня призрак ржавой бочки с кошками. Не бывает в водевилях таких концовок. Не ложатся в жанр.

Вообще это не моя пьеса. Но я доиграю, коль скоро меня выпихнули на сцену. Я знаю правила.

По бокам и сзади от меня стояли боевики; меня не держали, но руки были крепко скручены за спиной. Несколько «приближенных» тусовались по обе стороны от трона. Я прикинул свои шансы на рывок.

Не попаду я в Дракулу с рывка. Пулять надо в лицо, не в плащ. Нет, не попаду. Собьют, помешают. Прав был Кот.

– Ну, говори, пар-ла-мент-ёр, – искривил губы главарь. – С чем пришёл?

– Велено сказать так, – начал я вибрирующим на полтона выше голосом. – Разговор по поводу стукача, что сорвал встречу...

Водевиль требует соответствующего финала. Однако ломать комедию, как посоветовал мне Кот, не хотелось. К лестнице мне не прорваться, даже если уложу Дракулу – вот в чем дело. В зале полно народу, и две трети – между мной и лестницей. Чтобы они настолько остолбенели, это мне надо не главаря убить, а как минимум самому в вампира превратиться. Нереально. Сигать в окно? Ну, стекло я, положим, вышибу, оно всё в трещинах. Однако пятый этаж, да нерядовой – здание административное, этажи высокие. Хотя это уже хоть какой-то шанс... Но ведь там ещё и бежать надо будет... Хреново изломанным попасться, если не убьюсь...

– У бедняжки от страха отшибло мозги, – вдруг сказал Дракула, останавливая мой спич изящным движением кисти. – Дружочек! Ты слово говори, чтобы я знал, что ко мне Груздь обращается, а не ты, выродок, со мной тут балаболишь. Сло-во! А?

Я ощутил странную лёгкость.

Похоже, вырисовывается финал.

– А слово-то он не знает! – Радостно пропел Дракула, обращаясь к своим помощничкам слева.

Обернулся направо, повторил:

– Не сказали ему слово!

И, разведя руки в стороны, громко объявил:

– Дети мои, ребятушки! А это ведь Груздь не пар-ла-мен-тёра прислал! Это ведь он мне подарочек прислал, мне... и вам!

Вот тут-то, в момент, когда зал взорвался восторженными воплями и радостным ржанием, я и начал движение.

Я накренился, как идущий на взлёт тяжёлый бифлай. Я не бежал – я разгонялся, наращивал ускорение мощными толчками, увеличивая длину прыжка, я все силы вложил в этот короткий, пятиметровый спурт, целя головой, как головкой ракеты, в грудь приподнимающегося из кресла главаря «северных»...

Один из «приближенных» бросился мне наперерез – он был близко, он имел шанс, если бы сгрёб меня в охапку или навалился всем телом, но он сделал мне подсечку...

И с этим опоздал. Идиот!

Кресло-то у главаря было на колёсиках!

Я влетел в Дракулу, как мяч в ворота, головой вперёд, сшибая его обратно в кресло, и уже всей тройной (я, главарь и его «трон») тяжестью мы вмазались в стекло. Фейерверком брызнули осколки; кресло опрокинулось, катапультируя разметавшего полы плаща «вампира», инстинктивно вцепившегося мёртвой хваткой мне в плечи...

Он и в воздухе не отпустил меня; мы так и упали – плашмя, внизу Дракула, встретивший потрескавшийся ноздреватый асфальт спиной и затылком, сверху, лицом к нему, я; только когда нас подбросила инерция удара, главарь разжал пальцы, в судорожной агонии выгибаясь мостиком, и замер, распластавшись – чёрное и алое на сером – и широко раскинув руки...

Долгое мгновение я был уверен, что тоже умер...

А потом, спазматически хватая ртом воздух и пытаясь вспомнить, как же нужно дышать, я вдруг осознал, что жив, и не только жив, но и могу двигаться...

Я поднялся – на колени, потом на ноги – неуверенно, сначала пошёл, потом побежал, пошатываясь, почти не выбирая направления, удивляясь самому факту, что бегу. Какой-то спасительный инстинкт повёл меня к люку – я не сразу это сообразил. Из здания уже высыпались боевики, но фора ещё оставалась. Только не ошибиться... И ещё я бежал и думал – вот смешно будет, если я сигану в люк, а там никого нет. А ведь почти наверняка там никого нет...

Откуда-то сбоку выскочил одинокий боевик, сунулся мне наперерез. Я нащупал во рту трубочку – на месте, как ни странно, хотя зубов и недостаёт. Вот этому-то бедняге я стрелку и подарил – в лицо, практически в упор.

Добежал до люка. Сзади топот, но время ещё есть, только... Я рассмеялся бы, если б не саднило так лицо. Люк-то надо открыть. А руки связаны.

А вот уже и впереди по улице боевички появились, видать, патруль. Бегут словно в замедленной съёмке – так я это вижу.

Сажусь на землю, спиной к люку, начинаю пихать пальцами тяжёлую крышку.

Топот ближе; бесшумно сверкает в воздухе лучемётный импульс. У моих ног пузырями вскипает асфальт. Спохватились.

Крышка сдвинута – ползёт, скрипя, неохотно, постепенно ускоряясь.

Не отстать...

Я так и проваливаюсь в колодец – задницей вперёд, совершенно неестественным образом сложившись пополам, задрав ноги выше головы.

Ещё успеваю подумать – если внизу никого, теперь уж точно спину сломаю...

Но – подхватили сильные руки, кто-то поддержал, кто-то потащил, и ещё я увидел Кота, уже садящего со всей дури из лучемёта по открытому проёму люка.

Все-таки Кот – человек.

***

Бегство по туннелям я почти не запомнил – только какие-то урывки; меня разобрала, наверное, уже самая настоящая истерика, я хохотал и не мог остановиться. Было дико больно, волокли меня как придётся, а я все хохотал... Помню слегка испуганный голос Каланчи – «тронулся он, что ли?» – и раздражённые интонации Кота, торопливо увещевающего: «Угомонись, Птаха, все хорошо, все кончилось, живой ты, живой, угомонись...»

***

В общем-то, падение с пятого этажа обошлось мне на удивление дёшево. Несколько сломанных рёбер, выбитое из сустава плечо, расквашенный нос и два потерянных зуба – вот, собственно, и все. Плечо местные умельцы вправили, ребра забинтовали, нос зажил сам.

Это была ерунда.

Дела банды пошли на лад – мы «застолбили» тот самый спорный квартал да плюс на радостях хапнули соседний, а с другой стороны на «северных», услышав о смерти Дракулы, навалилась ещё одна соперничающая группировка; деморализованные «северные» быстро и покорно потеснились.

Война закончилась.

Всё к лучшему.

Плохо было другое – я обнаружил, что оказывается, все-таки ожидал чего-то от своего успеха, какой-то... ну, другой реакции, что ли... Нет, не собирался я делаться героем... И все же... Нового витка неприятия, будто вернулся зачумлённым – не ожидал.

Объяснялось всё, наверное, просто – по их разумению, я не должен был остаться в живых, и логика тут пасовала перед иррациональным ощущением неправильности, да ещё бродили на задворках сознания ошмётки прежних подозрений.

Поначалу я был так бесхитростно, растительно счастлив, что выжил, что был готов любить на радостях всю банду скопом – наверное, потому-то и сумела обидеть, пробившись через потрескавшуюся защитную скорлупу, эта реакция отчуждения.

Да и не отношение беспокоило; скорее, то, что такие вещи меня ещё волнуют. Трудно жить в банде, если станешь ожидать от окружающих эмоций, которые тут не могут существовать в принципе.

А потом произошло событие, раз и навсегда избавившее меня от подобных переживаний.

О парламентёре, посаженном в котельную, за суетой последних дней забыли; кто-то из девчонок периодически таскал ему скромную пайку, и этим его общение с внешней средой и ограничивалось.

А потом о нем вспомнили.

И вывели на свет.

Парнишка, просидевший много суток в темноте, подслеповато щурился и лупал глазами.

По законам банды, поскольку назначенная встреча оказалась подляной, парламентёра отпускать было нельзя. Но так как расклады поменялись, Груздь предложил «северному» честный выбор: перекинуться к нам. Пожалуй, это было благородное предложение. Однако у боевика в банде осталась сестрёнка-заложница, и он отказался.

Вот я и узнал, как казнят у нас.

Казнили через повешение, только вешали не на верёвке, а на скрученном и намыленном вафельном полотенце. Периодически полотенце смачивали из шланга.

Парень задыхался несколько часов.

Через какое-то время после начала казни я подошел к Коту.

– Одолжи мне лучемёт, – сказал я.

– Зачем тебе?

– Очень нужно. Одолжи, пожалуйста.

Кот посмотрел на меня печально и сожалеюще.

– Закон есть закон, Птаха, – пероговорил он тихо. – Даже такой.

И отвернулся.

Тогда я пошёл к Груздю.

Заговаривать первым с главарём банды мог только лейтенант, но мне сейчас было наплевать. Когда я подошёл, Груздь вопросительно поднял бровь.

– Ты ведь хотел оставить его, – сказал я. – Ты ведь знаешь, что парень ни в чем не виноват.

– Ну и? – недоуменно спросил главарь.

– Прикажи спустить его.

– И что?

– Я его зарежу, – честно признался я, – парень все равно будет мёртв. А меня можешь потом наказать, если хочешь.

Главарь поманил пальцем стоявших поблизости бойцов.

– Возьмите-ка его, – показал он на меня. – Пусть посидит пока в котельной.

Когда мне уже закрутили руки, чтобы увести, Груздь бросил:

– Постойте.

Меня повернули к нему лицом.

– Порядок в таком сообществе, как наше, может быть основан только на жёстком законе, – произнёс главарь банды. – Законе, внушающем страх. Отступи от него один раз – и всё, считай, он не существует. Тогда начнётся беспредел, и выльется он в такие жестокости, что нынешняя покажется по сравнению с ними детской шалостью.

– Мне никакая жестокость не кажется шалостью, – ответил я.

– Уведите, – кивнул Груздь.

Я просидел в котельной трое суток, но больше меня никак не наказали, и кажется, это всё же было отклонением от закона – единственным, которое я помню за время моего пребывания в банде.

8.

– Ты не наш, Птаха.

Я вздрогнул.

Мы с Котом отдыхали в «бане» после очередного урока рукопашного боя.

Прошло уже изрядно времени после окончания войны банд, после истории с Дракулой и казни парламентёра. Жизнь в Норе вошла в норму; вернулась в привычную – уже – колею и моя жизнь.

Мы с лейтенантом были вдвоём. В помещении стояла влажная жара, перетруждённые мускулы медленно расслаблялись, размякали, приобретая приятную вялость. Мерно капала вода с неплотно закрытого краника на колонке. Капли со звоном разбивались о жестяной жёлоб, рождая маленькое, недолговечное эхо.

Вот тогда-то Кот и сказал негромко:

– Ты не наш, Птаха.

И я даже вздрогнул от неожиданности.

– Ты не выживешь здесь. Тебе надо уходить из банды.

Я с удивлением посмотрел на лейтенанта. Вообще-то при строгой регламентированности отношений в банде такое его мнение грозило мне серьёзными санкциями или, как минимум, испытаниями, но от Кота не исходило угрозы. И, похоже, он говорил серьёзно.

Только я не понимал, к чему.

– Я не могу, – ответил я так же тихо. И честно.

– Жаль, – лейтенант передёрнул плечами, словно в «бане» вдруг похолодало. Или словно уже поставил на мне крест.

– Возьми меня «на дело», Кот, – попросил я, в который уж раз.

Эта проблема меня мучала давно. С деньгами было туго; банда кормила своих членов из общего котла и худо-бедно одевала, а вот заработать наличку оказалось непросто. Как боец, я получал небольшую долю от собираемого нами «налога» с заведений, но то были совсем гроши. Я уже представлял примерно, сколько стоят хорошие документы; единственный путь разжиться требуемой суммой – участие в операциях, организуемых в городе, а меня туда до сих пор не допускали.

– Зачем? – лейтенант хмыкнул, смерил меня взглядом.

– Деньги нужны.

– Ты ненадёжен, Птаха, не понимаешь? Вижу, не понимаешь. От тебя в любой момент можно хрен знает чего ожидать.

– Я ведь сделал дело с Дракулой.

– Угу.

– Я не подведу.

– Ага.

– Мне очень нужны деньги, Кот.

– Деньги всем нужны.

– Возьми, лейтенант, – попросил я снова, уже почти безнадёжно. – Не пожалеешь.

– Да отвяжись ты! – обрубил Кот неожиданно резко, зло. – Достал! Дурак.

Эта вспышка была настолько нехарактерна для нашего всегда уравновешенного лейтенанта, что я растерялся. Что-то странное творилось в тот день с Котом.

А примерно сутки спустя я пошёл на своё первое «дело».

***

В тот раз мы ограбили магазин бытовой техники. Организовано все было просто: на дверь прилепили жвачкой заранее приготовленный лист бумаги с большой корявой надписью «Извините, ремонтные работы», и Студень – соответственно одетый – встал на стрёме. Заодно он должен был отваживать от входа случайных придурков – благо его вид туповатого, но добродушного рыхлого увальня ни у кого не будил подозрений. Мы вчетвером – Кот, Каланча, я и Полоз – ввалились внутрь, натянув на рожи чулки. Самым рискованным был момент, когда требовалось быстро отсечь персонал от кнопок тревожной сигнализации; мы справились – во многом благодаря тому, что схему их расположения Кот высмотрел заранее. В качестве акции устрашения лейтенант саданул из лучемёта в потолок. Все, можно было спокойно чистить кассы. Товар мы не брали – так распорядился Кот.

В Нору вернулись с солидной, как мне представилось сначала, прибылью. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Половина добытого шла в казну банды; от оставшегося треть причиталась Коту – как лейтенанту и организатору – а остальное делили между бойцами.

Выданная на руки сумма оказалась смешной. Это было разочарование. Я понял, что если таков масштаб всех наших «дел», то необходимую мне для дальнейших действий финансовую базу я сколочу разве что лет через десять. Требовалось придумать что-нибудь. Но пока в голову ничего как-то не приходило.

***

Вечером я отправился к Лике. Она вообще-то редко оставалась дома по вечерам, но иногда устраивала себе выходные. В такие дни я заходил к ней, если сам был свободен – иногда на пару часов, а порой мы проводили вместе время до поздней ночи. Лика всякий раз радовалась моим посещениям – не знаю, почему. Мне это представлялось немного неправильным. Но бывать у неё мне нравилось.

Лике было, наверное, лет двадцать или около того, но я воспринимал её как зрелую, умудрённую опытом женщину. Да она и была такой, поскольку прожила здесь почти всю сознательную жизнь. И вот эта зрелая опытность как-то сочеталась в ней с удивительной... невинностью, пожалуй, как ни странно это звучит. Лика работала проституткой, но не в Норе – ходила на работу в город, и среди местных считалась дамой устроенной и обеспеченной.

Познакомились мы, когда я на пару с Каланчой пришёл к ней взимать «налог». Хозяйка провела нас в квартирку – маленькую, но уютно обустроенную, с целой россыпью разнообразных картинок на стенке, с заботливо отреставрированным и обтянутым темно-медового оттенка плюшем диванчиком-тахтой, на одном краю которого небрежно скомкался клетчатый плед. С невысоким комодом под затянутым циновкой окном и двумя совершенно несочетающимися друг с другом стульями, притулившимися возле круглого, тёмного дерева небольшого столика. А в центре стола стояла настоящая, старинная керосиновая лампа под плетёным соломенным абажуром.

Приготовленный заранее конверт с деньгами лежал на комоде. Лика (тогда я, правда, ещё не знал её имени) протянула его Каланче.

– Чаю выпьете, мальчики? – спросила она, пока мой напарник ковырялся в конверте своими огромными пальцами.

– Некогда, – буркнул Каланча, наконец справившись с подсчётами, и бросил мне:

– Пошли, Птаха.

Мы уже направлялись к двери, когда Лика окликнула меня:

– Птаха! Это ведь ты – тот, кто разделался с Дракулой?

Немного смущённый, я кивнул.

– Зайди ко мне, когда будешь свободен, – сказала она. – Сегодня вечером я дома.

И, неожиданно сконфузившись, прибавила, хихикнув совсем по-девчоночьи:

– Если хочешь.

Позже я поинтересовался у Каланчи, сколько может стоить такой визит.

– Нисколько, – ответил тот, не задумываясь. – Лика дома не работает, только для души трахается. Иди, не пожалеешь, баба классная.

Скабрёзно хмыкнул и заключил:

– Повезло.

***

Конечно же, я пошел – признаюсь, с некоторым внутренним трепетом.

У меня уже были сексуальные опыты – но не столько, чтобы я мог ощущать себя уверенно в этой сфере человеческих взаимоотношений. Первый, ещё в школе, вряд ли вообще можно было считать удачным: тогда все произошло в пропахшей потом физкультурной раздевалке, которую я запер изнутри на швабру; девчонка все время дёргалась и торопила меня, опасаясь, что кто-нибудь начнёт ломиться в дверь, и этим постоянно сбивала в самый ответственный момент. От усилий сосредоточиться на процессе я взмок как мышь. Потом она ухитрилась вывернуться из-под меня на самом пике кульминации, принялась ойкать и причитать по поводу спермы, потёкшей у неё по ногам, заставила срочно искать какие-нибудь салфетки... Помнится, в тот раз я решил, что уединение в ванной с собственным воображением приносит, пожалуй, больше удовлетворения.

Несравнимо более яркое и сильное впечатление мне подарила Гюрза – девушка из банды, высокая, красивая, с по-звериному гибким телом. Это она с таким очаровательным и безжалостным бесстыдством солировала в любовном дуэте во время моего экзамена и послала мне воздушный поцелуй. Видимо, именно тогда она положила на меня глаз. Секс с Гюрзой всякий раз был схваткой, дикой и яростной, выжимающей тебя без остатка; и – да, это мне нравилось. Но у Гюрзы были свои закидоны. Например, она обижалась, что я не соглашаюсь заниматься с ней любовью в общем зале. А однажды, когда мы оба уже хорошенько разгорячились, вдруг вытащила из-под матраса толстую бельевую верёвку.

– Давай, я свяжу тебе руки, – попросила она хрипло. – Тебе понравится, обещаю.

Я не был ни ханжой, ни пуританином, и в других обстоятельствах такое предложение, может быть, и заинтересовало бы меня – по крайней мере, с познавательной точки зрения. Но тогда воспоминания об экзамене были ещё слишком свежи, чтобы я мог рассматривать это как сексуальную игру. Я отказался.

– Я думала, ты смелее, – заметила Гюрза.

Мы все-таки довели дело до конца, но прежнего пыла как не бывало, и больше мы с ней не спали.

Вскоре за тем началась война банд, и стало вовсе не до секса.

И вот я шёл в гости к Лике, профессиональной проститутке, пригласившей меня для бесплатного развлечения – как выразился Каланча, «для души».

***

Лика встретила меня в объёмном и длинном, до пят, махровом халате. Собранный почти под подбородок и многочисленными фалдами рассыпающийся по плечам воротник скрывал шею и прятал форму груди; на голове был медно-рыжий, весь в озорных завитках парик, странно контрастировавший с глубоким, изумрудно-зелёным цветом халата. А вот ноги у хозяйки квартиры были босыми, и узкие, правильной формы ступни производили удивительно дразнящее впечатление; каждый пальчик венчался ярко-красной капелькой лака на ноготке.

Чай Лика кипятила в кухне, на маленькой автономной плитке – такие иногда любят возить с собой автотуристы.

– Ты, может быть, голодный? – спросила она. – Тебя покормить?

Я отрицательно мотнул головой.

– Жаль, – сказала Лика. – Я сегодня салатик сделала вкусный. Ты, правда, не хочешь?

Конечно же, она уговорила меня на салатик, и на консервированную ветчину с гренками. Когда женщина хочет тебя накормить – лучше сдаваться сразу, не сопротивляясь.

– Я давно хотела с тобой познакомиться, – призналась она, когда мы наконец добрались-таки и до чая. – Только я не ожидала, что ты такой... молодой. Ты не обиделся?

Я мотнул головой. Вообще, поначалу у Лики я был на редкость немногословен.

– Я слышала, ты выбросился вместе с ним с пятого этажа. Скажи, тебе было страшно? Что ты чувствовал?

Не могу сказать, чтобы мне нравились разговоры на эту тему. Но Лика спрашивала как-то очень бесхитростно и... простодушно, что ли. Обижаться на неё было невозможно.

– Очень страшно, – подтвердил я честно. – Кажется, я вообще не вполне соображал, что делаю.

– Я часто задумываюсь, способна ли я была бы на поступок... Ну, на настоящий, серьёзный поступок, ты понимаешь? Если бы пришлось. И никогда не могу себе ответить.

– Когда приходится, тогда уже не остаётся выбора. Тогда просто делаешь, что можешь, вот и все.

– Как ты это сказал, – восхитилась Лика. И неожиданно:

– Ты разбился тогда? У тебя ещё что-нибудь болит?

Я снова помотал головой. Увидел скептический взгляд и признался:

– Ребра, немножко.

– Раздевайся, я посмотрю.

И, заметив, что мне кровь бросилась в лицо, добавила:

– Ну, что ты, в самом деле? Я, между прочим, частенько руками лечу. Тебе не рассказали?

Она ощупала мои ребра, не причинив ни толики боли; по телу разлилось приятное внутреннее тепло.

– Теперь все будет в порядке, – легко объявила Лика.

И замерла на небольшом пятачке между столиком и диваном в позе античной статуи.