Текст книги "Камень второй. Горящий обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Глава девятая. Красный глаз

…Человек, отрывающий серебристые руны от надгробья, откалывающий камень от древней статуи, вырезающий кусок из самой середины холста, на котором нарисован шедевр, – все ради удовлетворения сиюминутного любопытства – представился мне в тот момент…

Кангасск Дэлэмэр. Дневник

В глубине души Джуэл опасался, что ассассины вернутся, хотя и понимал, что вряд ли: шлыков они потеряли всех, да и воинов лишились нескольких, так что их неуклюжим длинным мечам придется несладко против неразделенного отряда десяти. Да и чарги с лихвой припомнят им гибель котенка… Тем не менее, часовых Джуэл выставил, дав спокойно проспать всю ночь только раненым.

Лес, в который они углубились, был древен – не чета робкому березняку, колонизировавшему недавнюю гарь, а у древних лесов темная душа: уж насколько знаком с лесами Бала, а происхождение доброй половины звуков здесь даже он определить не мог. Пощелкивания, потрескивания, далекое шипение, а то и вовсе что-то ускользающее, на самой границе слышимости. То и дело, просыпаясь, поглядывали на Косту – не закашляет ли?..

Одним словом, неспокойно пошла ночь.

– Как спал, Милиан? – поинтересовался Джовиб, подъехав поближе.

Первые утренние лучи пробивались меж переплетениями хвойных ветвей; сквозь просветы в живой крыше леса проглядывали кусочки розовеющего неба с облаками. Вовсю горланили птицы.

Услышав голос Ориона, Ворон вначале недоверчиво огляделся по сторонам, словно не веря, в рассветную перемену, и только потом ответил:

– Плохо спал, как же еще!

На спине чарги он теперь восседал, подбоченившись; одно плечо лихо торчит выше другого – ну точно полный гордости выпускник какого-нибудь из двух Университетов магии. Но только сидел о так не от хорошего настроения, а чтобы не тревожить больной бок.

Немного поразмыслив, Милиан сказал:

– А ведь, по легенде, красный глаз, или горящий обсидиан – злой камень… Как думаешь… он ведь несколько тысяч лет здесь лежит… мог он повлиять на лес?

– Мог, – тоном знатока ответил Джармин. После гибели Варроха мальчишка ехал вместе с Орионом.

– Брось, – с улыбкой отмахнулся Бала, – стал бы Сайнар посылать нас за воплощением зла!.. Он верит, что Горящий должен послужить добру…

– Весь Орден на тысячелетней мести держится, – сокрушенно покачал головой Орион. – И с каких это пор месть – добро?

…Лайнувер, как ни странно, держался бодро, словно рана совсем не мучила его; надо отдать должное мастерству Балы: обеззаражена и перевязана рана была на совесть. Немного хуже выглядел Пай: крови он вчера потерял куда больше, чем Лайнувер. Доверясь чарге, юный маг всю дорогу дремал в седле, лишь временами вскидывая голову, чтобы осмотреться.

Отряд углублялся все дальше в лес, и вековые кроны деревьев скрывали людей от солнечного дня, бесчинствовавшего наверху: выдался по-летнему жаркий день.

– …Здесь должно быть что-то вроде храма… ну хотя бы какого-то строения, – хмурясь, произнес Джуэл ближе к полудню. Они ушли уже достаточно далеко, а вокруг все еще шумел древний лес.

– Предлагаю остановиться и перекусить, – предложил Орион. – А там видно будет.

«Перекус» выдался долгим. Отчасти из-за того, что Ирин и Бала вызвались разведать территорию и разбрелись в разные стороны – искать какие-нибудь намеки на то, что раньше здесь кто-то жил и строил, а Коста полез на дерево – взглянуть на мир с высоты, в надежде, что над пологом леса возвышается что-нибудь каменное.

…Сплошное покрывало хвои… далекие очертания гор… вот и все, что увидел Коста с вершины гигантского кедра, на который он забрался, по пути на веки вечные измазав янтарной смолой и руки, и одежду.

Но зрелище было захватывающее: над затененным миром леса ярко светило солнце; где-то вдали виднелись самые зубцы гор кулдаганского Кольца, а еще дальше белела скошенная вершина Исполина – самой высокой горы известного мира: а это десять километров в небо!..

Задержавшись, сколько возможно; насмотревшись вволю, Коста начал спускаться. Обратно в тень и пряные запахи леса.

Спустившись, он вынужден был сообщить, что не увидел ничего похожего на когда-либо построенное людьми.

Вскоре вернулся Ирин. Тоже ни с чем. Хмурый и усталый, он сел в сторонке и принялся с таким хрустом грызть сухой паек путешественника, словно тот был в чем-то виноват.

– Я уже начинаю подозревать, что Сайнар недобро пошутил над нами… – загадочно произнес Лайнувер, глядя в никуда. – Или это какое-то дурацкое испытание мудрости… «Сходи туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… и обрети там по пути Просветление»…

– Может, он надеялся, что путешествие нас сплотит. Или научит чему-нибудь… – пожал плечами Пай. – Что-то вроде того… Не верю я, что таким, как мы, можно доверить серьезную миссию. Тем более с горящим обсидианом. Мы слишком молоды. А цена ошибки слишком высока.

– Это верно, – кивнул Лайнувер. – На сей камушек Орден три тысячи лет молится. Было бы глупо доверять его горстке недомерков… без обид, ладно?

– Ладно, – вздохнул Милиан. – Это суровая правда: мы – недомерки! – и рассмеялся, к нему невольно присоединились все, кроме двоих…

Ирин только отвлекся от обеда и усмехнулся краем рта. Джуэл угрюмо смолчал и опустил голову… И все же было бы неплохо, если бы все это оказалось просто испытанием, а зловещая «правда» – только частью всей инсценировки. Джуэл готов был даже простить такие подлые шутки с его чувствами Кангасску Абадару с Сайнаром вместе…

…Из-за толстоствольного кедра с победным криком выскочил Бала: опять ему удалось подкрасться незаметно. Надо бы уже объяснить ему, что шутка, повторенная в пятый раз, не становится от этого в пять раз смешнее…

Джуэл гневно сплюнул: по милости Мараскарана он опять схватился за меч с перепугу… Не хватало еще зарубить бестолкового шутника по ошибке. Или привыкнуть и не среагировать вовремя, если появится настоящая опасность.

– Я тут нашел кое-что! – бодренько объявил Бала до того, как Джуэл успел сказать хоть что-нибудь.

– Что? – хором отозвались Милиан и Оазис.

– Человечьи следы, – степенно ответил Мараскаран. – Кто-то ломился сквозь лес, как стадо бешеных шлыков, загоняющих медведЯ… – (да, именно так, с ударением на последний слог).

– И что с того? – хмыкнул Оазис. – Давай пойдем по следам: придем прямо к лагерю наших знакомых ассассинов-шашлычников! То-то они обрадуются…

– Балда ты, Оазис! – обиженно сказал Бала. – Шуток не понимаешь… А если серьезно, то лучше идите все сюда и гляньте, что я нашел рядом с теми следами.

С этими словами он вытащил из кармана матерчатый мешочек, довольно грязный, с приставшими к ткани сухими хвоинками – видно, долго на земле лежал, – и вытряхнул его содержимое на ладонь. С десяток черных стеклянных шариков оказались на розовой, как у всех темнокожих, ладони Балы… Стеклянных шариков, цветом и блеском напоминавших стекла в тяжелых очках Сумаха.

– Харуспексы, – сразу определил Пай.

Сдержанно улыбнувшись, Бала перевернул опустевший мешочек дном кверху. Надпись, сделанная стойкой золотой краской, сродни тем, которыми рисовал Джармин, гласила: «Проба 307. Таммарский лес. Холодный обсидиан, 11 образцов».

Молчали долго, никто не решался заговорить первым. Когда молчание стало невыносимым, решиться пришлось Джуэлу:

– Пойдем по следам, – сказал он. – Надеюсь, они не нашли Горящего до нас… Как давно они прошли там, Бала?..

– С пару недель назад, может и больше… – тот смущенно почесал в затылке. – Шли бы осторожно, я бы и вовсе не заметил. А так – ветки рубили зачем-то; грязи башмаками намесили…

– Интересно, не твой ли очкастый приятель там прошелся? – ехидно заметил Ирин. Когда Орион медленно и злобно обернулся к нему, маленький хмырь стоял поодаль, скрестив на груди руки и довольно подняв подбородок. Самым обидным было то, что он вполне мог оказаться прав.

– Пошли! – прервал начавшийся было конфликт Джуэл. – Не время сейчас разбираться.

…Люди, проложившие эту «медвежью тропу», совершенно не знали леса. Да и что другое мало знали тоже, ибо вот так сквозь чащу не рвались бы даже такие городские дикари, как Лайнувер и Оазис.

Судя по следам, здесь прошло двадцать человек, и вели они с собой одного карликового тарандра, наверняка, с поклажей. Ничего сравнимого с ценностью «Пробы 307» они больше не уронили, но мусора накидали достаточно… это ж надо: за такое короткое время так загадить лес! Бала Мараскаран возмущался этому открыто: на родине островитянина даже ветку у дерева нельзя было отломить, не объяснив духу леса, зачем она тебе нужна, и природа там была окружена святостью и поклонением. «И эти еще назвали бы моих людей дикарями!» – презрительно добавил он, разглядывая очередное свидетельство бестолкового разрушения.

«Медвежья тропа» вела долго и заворачивала самые невероятные петли: похоже, люди плутали в лесу, проклиная все на свете и то и дело сверяясь с компасом и картой. Начинало темнеть… что, впрочем, не особо беспокоило Балу и Джуэла: ТАКИЕ следы и в темноте не потеряешь. Для верности (чтобы не пропустить что-нибудь оброненное), Бала набрал пригоршню светляков: они освещали все вокруг светом мерцающим голубым, как у Северного Лихта. И, по мере того, как уходило за горизонт солнце, свет чудесных насекомых становился все сильнее.

С появлением звезд истинной ночи – Жисмондина и Иринарха – кончилась и «тропа»… упершись в настоящую язву на зеленой шкуре леса: видно, незваные гости разбивали здесь лагерь и рубили молодые деревца для костра… Конечно, трава довольно скоро затянет следы костров, а мусор поблекнет под многочисленными дождями и хотя бы затеряется в ней… но молодой кедровник взамен этого, вырубленного на дрова, появится еще очень нескоро – такую рану лесу придется лечить не один десяток лет.

…Бала светился в темноте весь: многие светляки из тех, что он держал в ладони, разбежались и устроились у него на плечах и спине, вцепившись когтистыми лапками в грубую ткань плаща и вовсю стрекоча свои песенки. Островитянин и не думал гнать светляков, просто старался внимательнее следить за теми, кто остался в ладони, и то и дело стряхивал новых беглецов обратно в общую кучу.

– Интересно, где они добыли свои харуспексы? – сказал Оазис, оглядываясь. – Выкопали, что ли?

– Смотрите…

Бала поднес полную светляков ладонь ближе к тому, что в темноте показалось обыкновенной грудой камней…

То, чем когда-то были эти камни, было прекрасно. Следы былой красоты остались и сейчас: контуры фантастических многолапых фигур – невероятных существ с большими глазами, полными вселенской печали… Вот каменные глаза почему-то пострадали больше всего.

– …Отсюда они и добыли те харуспексы… – Бала высыпал оставшихся в ладони светляков на камень, а сам извлек из мешочка несколько стеклянных шариков вулканического стекла.

Отыскав наименее пострадавшую пару глаз, он вернул «зрачки» на место. Те тут же засияли, отражая голубое сияние светлячков.

– Какие красивые! – с восторгом и сожалением произнес Джармин. – Эту композицию делал настоящий мастер! Смотрите: он рисовал стеклом по камню!..

Изумленные, девять амбасиатов, пригляделись к скульптуре поближе.

Маленький художник оказался прав: все выступы, образующие фигуры, были сделаны из стекла, покрытого замысловатой сетью тонких линий, благодаря чему скрадывался глянцевый блеск. Само стекло было темным, глубокого коричневого цвета…

Рисовать стеклом по камню, широкими, толстыми, размашистыми линиями… Стекло должно быть расплавленным, чтобы ложиться так мягко… современная технология не способна на это. Магия – может быть, но на Ничейной Земле не используется магия: она взрывоопасна здесь.

– Дааа… – задумчиво протянул Орион. – Шепни кто об этом нужному человеку – и сюда сбегутся все ученые и маги Омниса…

– В мире есть много неизвестных видов. Даже цивилизаций, может быть, – вторил ему Пай, в единый миг забыв о мучившей его ране. – Возможно, это – творение людей, еще неизвестных нам, как совсем недавно были неизвестны островитяне и файзулы. Или даже других разумных существ. Посмотри: быть может, они тут и изображены….

– Судя по всему, здесь уже побывал ученый, – покачал головой Милиан, невольно оборвав лирический настрой Пая и Ориона. – Слишком четко помечена проба… И этот ученый без колебаний изуродовал древнее произведение искусства – просто чтобы вынуть харуспексы. Судя по всему, он не заметил тут ничего необычного.

– Разве настоящий ученый сделал бы такое? – удивился Коста.

– Ну, что я говорил? – самодовольно хмыкнул Ирин и расплылся в хищной улыбке. – И, думаю, здесь поблизости еще должны быть такие камни: стеклышки для своих модных очков он ведь тоже откуда-то вынул…

«Придушу тебя когда-нибудь…» – почти с тоской подумал Орион, но вслух ничего не сказал.

– Проба значилась под номером триста семь, – пожал плечами Милиан. – Где-то же он набрал предыдущие триста шесть. Надо посмотреть вокруг.

– Посмотрим утром, – решил Джуэл. – А сейчас остановимся на ночлег… – он задумался на миг и окинул взглядом уродливую поляну, созданную усилием неизвестного «ученого». После чего заключил: – Разобьем лагерь… подальше от этой помойки.

…Настоящие масштабы разрушения открылись взору только утром…

В рассветных лучах стеклянные барельефы, изображавшие неведомых существ, словно кровью, сочились алым светом: там, где стекло было сколото и у каждой линии открывалась лишенная насечек сердцевина, отражались солнечные лучи.

Остальные камни стояли недалеко от первого. С каждого смотрели необыкновенные многолапые существа, держащие в лапах непонятные предметы – всё рассказывало какую-то давнюю, забытую миром историю. На некоторых камнях еще можно было что-то разглядеть и, возможно, засев за древние манускрипты, понять смысл изображений. Но многие были избиты кирками от вершины до основания. Джармин нашел в траве забытый осколок одного такого камня: на нем осталось бурое стекло, в поверхность которого были вдавлены четыре харуспекса размером не больше бисера… тогда и стала понятна причина столь масштабных разрушений: таким «бисером» многие картины были выложены полностью.

…Камни обходили долго. В угрюмом молчании, точно шли по полю битвы и искали оставшихся в живых, зная, что все давно мертвы, – искали просто для успокоения совести.

– Вы когда-нибудь убивали… до той битвы? – спросил Коста далеко за полдень, отстав от группы вместе с Паем, Оазисом и Милианом.

Все молча посмотрели на него: неуместный вышел вопрос. Но он навис неотвратимой тяжестью еще прошлой ночью, и тогда никто не решился его высказать.

– Я – никогда, – честно признался Пай. – Даже в том бою: не сумел.

– А я – убивал… – сказал Оазис. – Нечем гордиться: убивал… еще до того, как принял ученичество. Без этого не выжить в городских тенях…

– А ты? – спросил Коста у Милиана.

– Тогда… – нехотя начал он. – В той битве… Я убил впервые. Вы не поверите, я только сейчас понял: я убил человека. И понял, как это страшно… Тогда, сразу – сознание затмила боль, да и адреналин не отошел. Потом – была ночь; я ворочался и вспоминал, что произошло. А вчера… вчера я чувствовал только пустоту в душе и ничего не понимал. Как будто меня оглушили… Только сейчас – понял… сердцем, не разумом. Когда увидел все это. У меня будто глаза открылись… Убить человека – это безвозвратно. Так же, как все эти картины… безвозвратно. Таких уже не будет никогда, даже если виновника найти и призвать к суду; так же, как не будет в мире никого, похожего на тех, кто умер до срока, не успев ничего оставить.

Ворон тяжело выдохнул и уронил голову на грудь.

– Я понимаю, – сочувственно сказал Коста и дружески обнял его за плечи. – Я чувствовал то же, когда убил впервые. Со мной тогда говорил отец. Долго говорил. А теперь я скажу: мы все – воины, Мил. Даже Сохраняющий Жизнь иногда убивает.

– Спасибо за поддержку, – слабо улыбнулся Милиан. – Не переживайте так за меня. Мне плохо. Но я переживу. Я просто не думал, что мой путь Сохраняющего Жизнь сразу начнется с убийства.

– Он начался с сохранения жизни, – возразил Пай. – Если не ошибаюсь, тот парень с посохом уже замахивался на Джармина…

– Ну, Джармин не так прост, как кажется, – заметил Милиан. – Возможно, ему и не нужно было мое вмешательство.

– Это ты из-за парализующего ножа? – снисходительно улыбнулся Оазис. – Оно, конечно, здорово, но, знаешь… не преувеличивай…

Камни служили когда-то навершиями башен, судя по всему: они располагались кругами и полукружьями и были местами подрыты (видимо, вандалы смекнули, что под землей кроется гораздо больше, но, к счастью, не успели копнуть глубоко).

– Похоже, здесь, под землей целый город, – сказал Орион. – Возможно… – но договорить ему не дали.

– Идите сюда! Сюда! – послышался за деревьями звонкий задиристый голос Оазиса. Не сговариваясь, старшие одновременно развернули чарг…

Одно из башенных наверший сохранилось почти полностью. В него открывался широкий вход, что было странно само по себе: ведь, получается, вход был расположен над землей, а значит, нужно было уметь летать, чтобы пользоваться им. Или – догадка пришла неожиданно – плавать, ведь многолапые, изображенные повсюду, здорово походили на морских октопусов, чьими щупальцами завалены все рынки Мирумира и Аджайена… Но тогда… тогда, получается, когда-то здесь плескалось море!..

Спешившись, Джуэл вошел внутрь, велев остальным подождать. Через некоторое время он вернулся и жестом позвал всех за собой.

…Внутри оказалось просторно и светло: сквозь огромную дыру в стене, почти под потолком, ярко светило солнце. Кирки и здесь поработали на славу – от стеклянных барельефов, украшавших это «святилище» почти ничего не осталось, – но и то, что осталось, говорило об особой значимости этого места для тех, кто его когда-то создал. Извилистые изображения многолапых сходились к некоему подобию алтаря, где самый большой «октопус» держал в «руках» чашу чистого золота, перевитую почерневшими от времени змейками серебра. На ней, конечно, уже ничего не лежало – осталось только углубление в виде полусферы.

– Красный глаз… – вздохнул Джуэл. – Абадар так и описал его мне… «Лежит он на блюде серебра и золота в лапах неведомого зверя, в древней башне, окруженной пятисотлетними кедрами…» Последний раз его видел здесь Гердон Лориан…

Джовиб сурово молчал. Кулаки его медленно сжались и разжались, словно он победил гнев и решил что-то. Наконец он произнес:

– Я поговорю с Сумахом. И если это он, то я обещаю, он вернет нам Горящего! – Орион резко развернулся и вышел из оскверненного «святилища» под чистые струи утреннего света…

…Это была тишайшая из Таммарских гостиниц, с крохотным общим залом. Так получилось, что в тот вечер в зале не осталось никого, только Орион сидел за дальним столом в полумраке и следил за беготней светлячков по стенкам закрытой стеклянной колбы: здесь такими колбами заменяли лампы, когда не нужно было много света. Так экономилось масло и создавалась приятная атмосфера.

Светляки, отчего-то мелкие, не больше муравьев, бежали по стеклу вертикально вверх, преодолевали изгиб колбы, добегали до крышки и падали вниз. Едва вскочив на три пары лап, они повторяли весь цикл заново… Словно сияющий дождь, идущий наоборот.

На дне колбы, в качестве пропитания для светляков, лежал размоченный сахарный лепесток рамниру – да, их частенько засушивают про запас…

– Здравствуй, братишка…

Орион поднял глаза: над ним стоял Сумах. Крикнув служанку, он заказал две кружки грога и тарелку жареного мяса и сел напротив Джовиба.

– Здесь приятный свет, – отметил Сумах и снял очки. Даже в полутьме было видно, что радужки глаз у него красные. – Ты не пугайся, – поспешил объяснить он. – Это болезнь. Врачи называют ее альбина. Белая кожа, и красные глаза, боящиеся солнца. Я-то уже свыкся с этим – как-никак, с рождения болен… но некоторые… удивляются.

Джовиб молча кивнул… Отчего-то Сумах был симпатичен ему. Не хотелось начинать неприятный разговор.

Некоторое время сидели молча. Терпение Сумах продемонстрировал невероятное: ни словом не обмолвился о том, чего ради его вытащили сюда среди ночи. Он снял шляпу (на которой уже красовалось новое перо, взамен сломанного), и его белоснежные волосы торчали вихрами во все стороны, как у мальчишки… Что-то подсказывало, что Сумах – человек опасный, но при этом он был жизнелюбив и вел себя непринужденно, как ребенок на прогулке. Казалось, хмурая суровость ему не может быть свойственна… Орион знавал таких людей: такие и убьют, и умрут с улыбкой на устах…

Принесли заказ. Сумах пригубил грога и заел его мясом. Орион к угощению не притронулся.

– Мы нашли руины в лесу, – сказал он, внимательно глядя в красные глаза Сумаха. – Кто-то разорил их, чтобы вытащить харуспексы. Я хотел бы знать, кто.

Сумах покосился на черные очки, лежащие посреди стола, затем снова перевел взгляд на Ориона. Ни удивления, ни гнева. Понимание?.. может быть…

– Это не я, – сказал он самым честным образом. – Да, я вожу кое-какие дела с харуспексами и руины эти я видел, но я ни камешка оттуда не вытащил. Я не вандал.

– Кто мог сделать это? – вновь спросил Орион.

– Пожалуй, я даже знаю, кто… – после некоторого раздумья ответил Сумах. – Ходил тут один, пытался купить харуспекс у кого-нибудь в Таммаре. Какой-то важный идиот с Севера. Ученый, похоже. С гонором такой мужик… Не купил ничего, естественно: харуспекс – чаще всего фамильная ценность, из поколения в поколение передается, «приручается» хозяином. Кто же продаст такой? Да и места, где новые харуспексы добываются, ни одна семья не выдаст. Но упорный он… Разорил, говоришь, все там?

– Да, – подтвердил Орион. – Киркой поработал. И не один…

– Да-да, – махнул рукой Сумах, – с ним была целая банда таких же умников… Так тебе, значит, нужен этот ученый варвар?

– Да.

– Хорошо, – просто ответил белокожий. – Я слышал, он разбил научную базу у Кириака. Это ближе к озеру Тай. Захолустный городишко. Найдешь сам?

– Найду. Карта есть, – сказал Орион, поднимаясь из-за стола.

– Ну, бывай, братишка. Свидимся еще! – Сумах пригубил грога и помахал рукой вслед Джовибу.

– Сумах… – Орион обернулся уже у выхода из зала. – Спасибо тебе…