Текст книги "Камень второй. Горящий обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Завтра отправимся, – сказал он. – С утра.

Краем глаза Джовиб заметил, что Пай и Милиан о чем-то шепчутся. Дискуссия, видимо, шла ожесточенная, но, поскольку происходила она на другом конце длинного стола, понять что-либо было решительно невозможно.

– Джуэл… – подал голос Милиан. – Сейчас подходящее время, чтобы спросить?..

– Спрашивай, – устало произнес Хак и, для ясности мысли, пригубил мятного чаю из глиняной кружки.

– У нас с Паем накопилась куча вопросов… Скажи, Сайнар говорил тебе, зачем Ордену Горящий?

– Нет.

– А что он вообще такое?

– Нет.

Тут заговорил Пай, обычно не такой решительный, как Милиан:

– Джуэл, это око войны. Легенды о нем ходят одна злее другой. Зачем он мог понадобиться Ордену? Ты разве не чувствуешь, что здесь что-то не так?

Орион переводил взгляд с мальчишек на Джуэла и обратно. Файзул угрюмо молчал. Вместо него заговорил Ирин:

– Вы ведете себя, как трусы, – гордо сказал он. – Свободу нельзя добыть одними словами и молитвами. И если для этого нужна война – пусть будет война.

– Война – это путь в никуда, – покачал головой Пай. – Миродержцы этого не допустят.

– Людям пора самим научиться решать за себя, а не кивать на бессмертных, – отмахнулся Ирин.

– Но представь, чем станет мир без них, – спокойно продолжал Приор. – Даже ты не можешь не признать, что они поддерживают порядок и не дают утратить древние знания. Они – связующая нить тысячелетий.

– Они всемогущи и потому делают с миром все, что хотят, – начал распаляться Фатум. – Пылающий Эрхабен, где тысячи людей сгорели заживо. Вот символ их вечной власти!

– Я много читал об Эрхабене, – Пай и сейчас не сменил спокойного, убедительного тона. – Я прочитал все, что разрешено мне как посвященному первой ступени. И, мне кажется, Серый Инквизитор пожертвовал Эрхабеном, чтобы предотвратить еще худшую беду. Возможно, у него не было выбора…

– Выбор всегда есть! – перебил его Ирин. – Особенно когда речь идет о тысячах жизней!

– Кому ты мстишь, Фатум? – укоризненно произнес Милиан. – Тебя там не было. Даже твоей родни там не было, раз ты родом с Юга. И вообще, ты когда-нибудь думал, что можешь быть не прав?.. Или что Сайнар может быть неправ?..

– Ты говоришь, как предатель! – маленький хмырь вскочил на ноги. Если бы гнев был виден глазу, то мальчишка сейчас пылал бы, как факел.

– Хватит!!! – гаркнул Джуэл так, что задрожали стекла, и обвел взглядом притихших амбасиатов. – Небо… как я устал! Как мне осточертели вы все со своей постоянной грызней! Заткнитесь все и доведите начатое до конца…

В бессильной ярости Джуэл вдарил кулаком по столу так, что на нем подпрыгнули все тарелки и кружки, и, поднявшись, вышел из зала.

– …Вам не следует все время думать о войне, – нарушил мертвую тишину миролюбивый голос Балы. – Не забывайте, что и нож опасен, если хвататься за лезвие… Думаю, горящий обсидиан можно использовать для добрых дел. И, думаю, Сайнар знает, как.

– Надеюсь, ты прав, Бала, – тихо вздохнул Пай и добавил, подняв на островитянина глаза: – Знаешь… я… верю тебе.

– А я верю, что зверское убийство тысяч людей не должно пройти безнаказанно, – сурово сказал Ирин. – И быть добрым – не значит собирать травки и болтать красивую ерунду. Этот камень, – он указал на обсидиан на груди Лайнувера, – волен сам выбирать того, кто его более достоин. И я не думаю, что он выберет какого-нибудь трусливого умника или пацифиста.

Этот завтрак оставил Ориона голодного, с дрянным настроением на весь день. Даже поговорить было не с кем – Бала и Коста, взяв с собой Джармина, ушли бродить вдоль берега, Лайнувер и Оазис – по улицам Татиана, хотя вряд ли здесь было много теней, чтобы исследовать; Ирин размышлял по-своему – стреляя птиц над озером; Пай и Милиан по уши погрузились в научные рассуждения, а Джуэл глотал черный эль и говорил сам с собой. В его невнятном шепоте часто слышалось сожаление. Возможно, он считал, что судьба к нему несправедлива…

Когда Ориону не с кем было поговорить, он доверял наболевшее листу чистой бумаги. Написал он едва ли полстраницы, хоть и просидел с пером и чернильницей почти весь день, лишь немного вздремнул под вечер. До ужина он уже собрал вещи и велел своей чарге не уходить далеко.

…Как он мог еще сомневаться? Он чужой здесь! Еще вчера следовало уйти с Сумахом: в суете праздника это было бы проще. Теперь же это будет не так легко сделать.

Орион Джовиб ждал ночи…

Поужинав, амбасиаты разбрелись по комнатам. Можно было спокойно выходить на лестницу, не боясь быть замеченным. Напоследок Орион Джовиб оглядел свою комнату: скудное убранство – койка, сундук для вещей, стул. Постоял у окна, глядя на звездные россыпи черного неба и, словно их отражение на земле, – залитые светом прямоугольники окон: кто-то еще не спит…

В какой-то момент Орион готов был запихать собранный рюкзак обратно в сундук у кровати и лечь спать, повинуясь поднявшемуся, как морская волна, чувству тоски. Остаться. Назло судьбе, манящей его за собой. Но судьба была сильнее его… Оглянувшись на привычную жизнь в последний раз, Орион стал спускаться по невидимым в темноте ступеням. Дойдя до комнаты Милиана, он сунул под дверь сложенный вчетверо лист бумаги и продолжил спуск. Многое не сказано. Но что поделать…

Во дворе его ждала Тинлин – его чарга. Она лежала напротив главного входа, положив голову на вытянутые лапы; кошачьи глаза ее светились в звездном свете. Когда Орион подошел, она поднялась и встретила его вопросительным урчанием. «Что ты делаешь, неразумный мальчик?» – вероятно, спросила бы она, если б только умела говорить…

– Ты куда собрался? – был вопрос. От дальней стены отделилась долговязая тень: Ирин… Орион мысленно выругался.

– Ухожу, – ответил он с полнейшим безразличием.

– Куда это ты уходишь, хотел бы я знать… – что-то подсказывало, что маленький хмырь держит стрелу на тетиве: слишком уж нагло и уверенно он задавал свои вопросы.

– Не твое дело, – огрызнулся Джовиб. Как ни в чем не бывало он приторачивал к седлу свой рюкзак с вещами. – Мне надоели сомнительные миссии…

– Сомнительные? – с презрением отозвался из темноты Ирин. Лица его не было видно, но это даже к лучшему. – Быть может, и Орден, дающий их, «сомнителен», как ты говоришь?

– Еще как! – усмехнулся Джовиб. – Об этом говорит хотя бы то, что он воспитал тебя. Ты – сумасшедший фанатик, если ты не знал об этом. И если ты, такой добрый и радеющий за свободу для Омниса, хочешь подтвердить, что ты фанатичный варвар, просто пусти мне стрелу в спину.

Ирин фыркнул. Похоже, фраза задела его за живое.

– Ты трус, Орион, – холодно бросил он. – Удираешь, как вор… Что ж ты Джуэлу-то не сказал, что уходишь? Побоялся? Мм?

– Джуэл не принадлежит себе сейчас, – не принял вызова Орион. – И я не хочу спорить со всем Орденом в его лице, как это сделал Пай. Все, что я хотел сказать, я сказал Милиану. Он поймет. И, возможно, вдолбит кому-нибудь из вас… – он вскочил в седло. – Бывай, Ирин. Может, повзрослеешь еще… – и пустил чаргу бегом.

Фатум проводил его мрачным взглядом. Кулдаганскую стрелу он вернул в колчан, а лук повесил через плечо… То, что сказал Орион, словно вывело его из равновесия, поколебало уверенность, которой он так гордился… Орлайя сочла бы это слабостью. А ученик ее, Ирин все же задумался. И припомнил, что Абадара и Орлайю остальные Кангасски и сам Сайнар недолюбливали так же, как в отряде недолюбливают его, Ирина. Отчего? «Сумасшедший фанатик»… Да разрази тебя гром, проклятый Орион!..

Милиан Ворон проснулся с ощущением, что что-то не так. И через несколько минут обнаружил листок под дверью…

«Друг мой Милиан!

Я ухожу, как собирался. Прости, что не зову с собой: слишком уж темный путь я выбираю, ты бы вряд ли одобрил. Не держи на меня зла, если можешь. И позаботься о Джармине.

Я кое-что понял вчера. Но внятно выразить не мог, потому написал сказку. Прочитай ее тем, кому будет интересно.

Еще раз прости за все. Вряд ли мы увидимся снова.

Орион.

Сказка о Звере

Вы знаете, как выглядит Зверь?

Это существо, внешне напоминающее собаку. Зверь живет на земле бессчетное количество лет. При взгляде на него бросается в глаза скорпионий хвост, которым он часто себя поражает. Яд Зверя смертелен, но не действует на него самого, потому что яд – его кровь. Всякий, кто попытается убить его, непременно либо погибнет от удара скорпионьего хвоста, либо захлебнется в яде.

Но главные жертвы Зверя – не люди и не животные.

Зверь ищет Идеи.

Светлые Идеи, рожденные Любовью к Людям…

Он убивает их своим лаем. Лай Зверя глух, но слышно его на многие мили. Ядовитая слюна отравляет все, на что попадает. Раненые Идеи немедленно пожираются этой тварью…

Если Идею несет человек, Зверь либо убивает его, либо соблазняет властью и человек сам отравляет ее.

Нет никого страшнее Зверя – он убивает не только тело, но и душу.

Одна капля его яда рассеивается по всей земле.

Если вас одолевает тоска, грусть и жалость к себе – на вас попала малая частица яда слюны Зверя…

Если вас одолевает злоба, ненависть и нетерпимость – вы отравлены ядом крови Зверя…

Если вы считаете правым только себя и тех, кто с вами согласен, а остальных ненавидите и презираете – вы несли Идею.

Но Зверь отравил ее и почти убил вас.

Остерегайтесь Зверя – он везде.

И он охотится…»

Глава двенадцатая. Идти дальше?

…Прощай, друг. Мои стихи умерли вместе с тобой.

Остаток надписи на надгробном камне у озера Тай

…Так их осталось девять. В самом начале самого трудного из всех путей. Знай Орион об истинной цели похода, ушел бы он? Вряд ли. Сейчас же большинство оставшихся считали, что он прав. Но и для них долгий путь кончался у другого берега озера. И об уходе думали почти все: что и говорить, во многие души сказки и слова Джовиба посеяли семена сомнения, и теперь эти семена взошли.

Утром Милиан прочел всем сказку о Звере. С тех пор никто не сказал об уходе Ориона ни слова. В гневе был один Джуэл. Он называл Ориона предателем и говорил о возмездии Ордена. И о том, что должно ждать любого дезертира. И много о чем еще. Но в его гневных речах сквозило лишь собственное отчаянье: он завидовал свободе Ориона, зная, что его самого Абадар не отпустит никогда… и пройдет еще бессчетно лет прежде, чем он, Джуэл Хак, сумеет бросить такой вызов учителю, даже если равняться на одно только мастерство меча…

Странно, что Ирин не промолвил ни слова. Он не только не обещал беглецу смерти, но даже не упомянул, что видел, как тот бежал ночью. Фанатичный блеск в глазах Фатума не погас, но появилось в них и что-то еще. И это горькое и отчаянное «что-то еще» нравилось всем еще меньше.

Как бы то ни было, гнаться за Орионом было уже поздно. Потому отряд этим утром двинулся в Илерий, потихоньку огибая зеркальную гладь озера. По отмелям тут неспешно бродили тонконогие шелли, то и дело выуживая из воды двустворчатых моллюсков. Озерные чайки летали над водой; поднимались ввысь с блестящей рыбкой, зажатой в клюве; протяжно и жалобно кричали.

Теперь, когда людей осталось девять, а чарг – только восемь, Джармина к себе в седло взял Милиан. «Неравная я замена Ориону, – думалось ему. – Совсем не умею обращаться с детьми»… Что и говорить, рядом с маленьким человеком Ворону было неловко. Чтобы понимать детский образ мыслей, нужна привычка. Так что Милиан весь день привыкал, и это помогло ему отвлечься от грустных мыслей. К тому же, Джармин оказался единственным, кто сегодня был настроен оптимистично. К середине дня он заставил улыбнуться и своего «взрослого» спутника. Милиана он находил интересным собеседником: в силу своей начитанности тот с легкостью отвечал на большинство каверзных «почему», а факты из древней истории Омниса, которых Милиан знал множество, оказывается, неплохо заменяли сказки.

Лишь однажды, задумавшись вдруг, Джармин сказал: «Я скучаю по Ориону», на что Милиан ответил: «И я тоже»…

Илерия отряд достиг еще засветло. Городок оказался такой же маленькой крепостью, как и Татиан. Можно было, конечно, продолжить путь, но тогда ночь застала бы их на безлюдном берегу озера в Дикой Ничейной Земле. Такого ночлега, конечно же, никто не хотел. Потому остаток дня и ночь отряд провел под защитой стен Илерия.

Ночью на стенах случился какой-то переполох; мерцали огни, слышались крики. Проснувшихся от шума спутников успокоил Коста, авторитетно заявив, что тревога ложная. Судя по его чистому голосу, поблизости и вправду не было детей тьмы.

Утром Джуэл проснулся с мыслью, что не досчитается еще кого-то. Так и есть: пропал Оазис. Хотя к завтраку мелкий прохвост вернулся. Насчет того, где он был, мальчишка молчал, как рыба. Никто бы не удивился, если б узнал, что это из-за Оазиса случился такой переполох ночью: по крайней мере, среди сбежавшихся тогда на шум сонных полуголых амбасиатов его точно не было, но тогда все подумали, что он просто спит в своей комнате, как сурок.

Подозрения подтверждало и то, что, когда выезжали за ворота, Оазис опустил капюшон плаща чуть ли не по самый подбородок. Лайнувер смеялся до упаду.

…Кажется, в отряде начали восстанавливаться нормальные настроения…

…Отряд спешился. Теперь на противоположном берегу виднелся Татиан и чуть дальше едва заметно проступали очертания Кириака.

Все взгляды обратились к Джуэлу. Он стоял поодаль от всех, ближе к озеру и, не моргая, смотрел в безоблачное небо.

– Нас никто не встречает, – заметил Лайнувер, начищая рукавом гладкую поверхность горящего обсидиана.

– Нас никто не встретит, – ответил Джуэл, удивившись, как легко слетают с губ слова, которые не давали ему покоя все путешествие. – Речь Сайнара – красивая ложь, чтобы не возмущались некоторые Кангасски. На самом деле мы должны доставить Горящего к морю.

– Тогда нам в другую сторону, – нервно усмехнулся Лайнувер, делая шаг вперед.

– К морю Кармасан, бухте Бенай, – сурово уточнил Джуэл, давая понять, что сейчас не время для шуток. – Абадар говорил, что через Ничейную Землю пройти будет проще. Но, если придется, мы пойдем через Север.

Некоторое время все молчали, не зная, как относиться к подобному изменению планов и что говорить. И ни от кого не укрылось то, что Ирин воспринял новость спокойно: получается, он тоже знал все с самого начала. Вот, значит, авангард Ордена: Орлайя и Абадар… Если так, то для Ордена настали последние времена. И Башня скоро рухнет…

– Джуэл, это идиотизм, – сказал наконец Лайнувер, пытаясь справиться с нервным смехом. – Вглубь Дикой Ничейной Земли не суются ни боевые маги, ни амбасиаты в здравом уме. Глупее будет только пройтись по территории стабильной магии с горящим обсидианом… Оцени возможности: ладно – нас, но их – Джармина, Косту, Оазиса, Милиана, Пая – их ты тоже с собой потащишь?

– У меня ясный приказ, – мрачно ответил Джуэл. – Идут все.

– Ты на приказы-то не кивай! – всерьез разозлился Лайнувер. – Своя голова-то есть на плечах? Или из тебя полководец, как из меня – повелитель мира?!!

«Повелитель мира»… На фоне злорадно мерцающего горящего обсидиана это прозвучало до боли правдоподобно. Уж кто, а повелитель мира из Лайнувера получился бы шикарный… если б он только того хотел. Но его желания в корне расходились с предназначением и волей ока войны…

– …Знаешь, что я сделаю… – сказал Лайнувер, когда понял, что все предыдущие слова разбились о волю Джуэла, как волны – о камень. – Я выброшу эту дрянь!

Он рванул цепочку Горящего… а дальше… дальше все произошло очень быстро…

Будь здесь Орион, возможно, лежать бы оку войны на дне озера Тай отныне и во веки веков: у него одного хватило бы решительности и силы встать между Лайнувером и Джуэлом и выиграть тем самым немного времени. Времени, которого не хватило.

Огромный файзул с неожиданной для таких габаритов ловкостью кинулся противнику наперерез. Видит небо, он не хотел ничего плохого, он даже не ударил, а лишь оттолкнул его. Тонкий, гибкий Лайнувер отлетел от Джуэла на метр и, запнувшись, упал на спину. Обсидиан, зажатый в кулаке, он так и не успел бросить.

Упавший больше не поднялся. Первым от нелепости и дикости произошедшего опомнился Бала. Припав рядом с Лайнувером на одно колено, он пощупал пульс у него на шее.

– Мертв… – отрешенно констатировал лекарь.

Словно не веря собственным словам, Бала дотронулся до затылка Лайнувера; розовая ладонь островитянина тут же окрасилась кровью. Только сейчас до всех дошло, что означал тот мерзкий мокрый треск, когда Бойер упал… и проклятый камень, о который он ударился, лежал тут же, такой темный от ила, что не нем не видно было крови; зато явно торчал острый угол.

Чистой ладонью Бала закрыл мертвому глаза и отошел в сторону… Три средства есть у врача: слово, трава, нож. Но здесь все было бесполезно. Возможно, магия могла тут что-нибудь поделать, хотя и ей мало подвластна мгновенная смерть… Бала молчал, но по его черным щекам катились горькие слезы.

«Небо! Что же я наделал!» – сдавленным шепотом произнес Джуэл, опускаясь на колени рядом с телом Лайнувера…

Он долго сидел так; час, а может быть, и два прошли мимо, не заставив его ни поднять голову, ни повести затекшими плечами.

Плакал навзрыд один Джармин, а остальные могли только завидовать ребенку, горе которого выходило так легко со слезами: им даже этого было не дано. Всем известно: взрослому воину каждая слеза лишь добавляет боли. А здесь даже двенадцатилетний Коста считал себя взрослым…

Кто-то положил руку на плечо… Джуэл вздрогнул, опомнившись. Рядом с ним стоял Коста Оллардиан. Ростом мальчишка был едва выше коленопреклоненного Джуэла.

– Мы пойдем с тобой к драконьему морю, – твердо сказал он. – Через Дикую Ничейную Землю. Я проведу.

Слова смешанного с горем восхищения застряли у Джуэла в горле. Мучительное чувство душило его.

– У тебя голос охрип, – только и сказал он Косте.

– Да, – грустно кивнул мальчик. – Надеюсь, это оттого, что я плакал…

Не-амбасиата еще могло бы обмануть такое слабое утешение. Но здесь все понимали, что это не так: младший Оллардиан вновь почувствовал детей тьмы.

– …вспомните все техники подавления эмоций, – инструктировал Коста оставшихся семерых, и те внимательно слушали его. – Горе, счастье, страх, гнев имею свой собственный запах для детей тьмы. Мы уже и так привлекли их внимание. С этого времени все должны быть спокойны и молчаливы и слушаться меня во всем.

– Я приготовлю успокоительное, – тихо сказал Бала. – Оно задавит эмоции.

– Хорошо, – кивнул младший Оллардиан. – Пока ты готовишь его, мы похороним Лайнувера…

Лайнувера похоронили на приличном расстоянии от берега, чтобы, если однажды случится пора долгих дождей и озеро разольется, вода не потревожила могилу. И навалили сверху несколько камней, чтобы до тела не добрались и животные.

От походного котелка Балы поднимался удушливый пар, липким туманом ложившийся на человечьи души. Он заставлял эмоции биться в душе глухо; он словно обволакивал их. Жидкость же, порождающую этот туман, в ближайшее время всем без исключения предстояло пить вместо воды. После того, как кончится, сообщил тогда Бала, придется есть сухой порошок и лишь запивать его водой, если не будет возможности развести костер.

Тяжелее всех с эмоциями справился Милиан. Поэты, они такие… Лайнуверу не досталось прощального стиха. Ворон лишь вывел золотой краской Джармина на одном из камней: «Здесь лежит Лайнувер Бойер – лучший из людей. Прощай, друг. Мои стихи умерли вместе с тобой»…

– …Я мог бы перебросить нас к морю на трансволо, – говорил Джуэлу и Косте Пай. – Нужно только выйти к Северу.

– Там мы будем пойманы сразу же, – покачал головой Джуэл. – Даже если успеем выйти за линию карламана, все равно тебе понадобится где-то полтора часа на заклинание.

– Я смогу быстрее! – горячо заявил Пай.

– Нет, этот план надо оставить на последний случай…

Милиан прошел мимо них и дальше не слушал. Совершенно разбитый и оглушенный проклятым зельем, он опустился на колени перед озером и ополоснул лицо ледяной водой. Снадобья, запирающие эмоции внутри человечьего тела, – пережиток прошлого, ибо все, что удалось подавить таким образом, вернется потом сторицей.

Пытаясь найти себе занятие, Ворон принялся разбирать рюкзак Лайнувера, раскладывая вещи по остальным рюкзакам. Себе, после некоторых раздумий, он взял только черный плащ как вещь, хранившую самые свежие воспоминания о погибшем.

Начавшийся путь был страшен уже тем, что пришлось отпустить чарг: по договору, заключенному с их хозяином, они должны были идти только до озера Тай, не дальше. И это никак нельзя было изменить ни тогда, ни сейчас. С уходом чарг силы отряда ослабли вдвое, если не больше. К тому же теперь самую опасную часть известного мира предстояло пройти пешком.

Отряд вел Коста; замыкал цепочку идущих Джуэл. На груди у него мерцал горящий обсидиан, просвечивая красным даже через рубашку.

Путников теперь обступал высокий и светлый лес, полный щебечущих птиц; но единственным звуком, существовавшим теперь для маленького отряда, было посипывающее дыхание Косты…

Да, самовнушение и зелье Балы помогали давить эмоции. Но нет ни одного живого человека без эмоций; темные твари отыщут их, позже, но отыщут. И тогда против изголодавшихся детей тьмы будет стоять один лишь Коста – уж Бала это хорошо понимал и не строил иллюзий.

Небо! Как быстро все изменилось!.. Еще утром все было совсем не так… Когда Лайнувер Бойер, живой и веселый, смеялся над ночными похождениями Оазиса…

…Многие сотни лет длился сон без сновидений, призванный беречь силы. Беззвучная, необъятная тьма была с ним так давно, что люди во внешнем мире успели позабыть, как выглядит дрекавак: то ли животное он, то ли птица… Вот только крика его им никогда не забыть.

За века запас сил иссяк, и все более беспокоен становился его сон. Словно дальние искры, вспыхивали во тьме далекие эмоции людей. Но слишком далеки и слабы они были, чтобы заставить дрекавака пробудиться. И вот – вспыхнула настоящая звезда! Гнев. Боль. Страх. Отчаянье. Тоска. Такие мощные, словно несколько сильнейших амбасиатов мира собрались вместе: обычные люди не способны выдать энергию такой силы. Эти эмоции сотрясли тьму – и дрекавак проснулся.

Ничуть не боясь солнца, он выбрался из своего укрытия прямо на яркий дневной свет и потянулся, разминая затекшие мышцы. Встряхнул он и крылья, дабы очистить от вековой пыли черные перья на них…

Нет, дрекавак не птица и не животное. Он истинное дитя тьмы, имитирующее человечий облик: но все черты сильно вытянуты, особенно лицо; глаза. Еще он абсолютно чёрен. И похож на падшего ангела. Когда он был юн и легок телом, силы крыльев хватало даже на то, чтобы поднять его в воздух. Тогда это было необходимо: юный дрекавак слишком уязвим для других хищников, чтобы жить на земле. Но уже давно ему это не нужно: он древен и силен настолько, что любой хищник посторонится перед ним и безмолвно признает его превосходство.

Отряхнув перья, дрекавак сложил крылья за спиной; они стали похожи на плащ. Прислушался. Спокойно дождался, пока приблизится дальний гул…

На поляну перед ним выскочила целая свора псов тьмы – баргестов – и все они замерли и притихли, увидев истинного хозяина Дикой Ничейной Земли. Дрекавак ждал… Вслед за баргестами на поляну вышли их хозяева – бледные веталы, те-что-не-спят. Ярко-красные глаза их пылали в охотничьем азарте. Конечно же, они тоже почуяли богатую добычу, что преступила границу, определенную веками. И поспешили начать свою охоту.

Дрекавак удостоил их долгим испытующим взглядом, почувствовал их страх перед собой; с наслаждением впитал его весь, до последней капли. И отпустил бледных веталов, следя, как они пятятся через всю поляну, опасаясь повернуться спиной к нему. Баргесты глухо рычали, держась поближе к хозяевам.

Ну что ж. Пусть, пусть уходят. Добыча все равно слишком крупна для них. Он последует за бледными охотниками по пятам и в самом ближайшем времени соберет богатую жатву.

Неспешно, бесшумным шагом существо, похожее на черного ангела, двинулось через лес. Крылья шелестели за спиной…