Текст книги "Камень второй. Горящий обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

Глава двадцать первая. Так быть не должно

 
Я помню, как стоял к луне спиною —
Под капюшоном не было лица.
Из древней тьмы я вызван был тобою,
Хотя пришел к тебе я все же сам.
 
 
Пришел сквозь темный город, сквозь болото,
Сквозь трудности, угодные судьбе…
Как глуп я был, ища в пути чего-то,
Еще не зная, что иду к тебе!..
 

Поздний Милиан. «Терновая поэма»

«Добро пожаловать в прекрасный город Лур!» – старая вывеска раскинула над дорогой щербатые крылья. Голову фантастической деревянной птицы – символа Лура – давно источило время, а быть может, она вовсе не так стара, просто постарались прожорливые жуки-древоточцы.

Прощаясь с Максом, убеленный сединами торговец насыпал ему горстку монет в подставленные ладони. И даже прибавил сверху…

…Максимилиан вышел из трансволо на центральной площади Рэриха – промышленного центра Севера. Денег у него не было. И он справедливо решил, что негоже будущему властителю Омниса идти на большую дорогу и вышибать простым людям мозги за пару медяков… Чтобы добыть деньги честным путем, благо спешить Максу было некуда, он решил наняться в охрану одного из торговых обозов, идущих в Ничейную Землю. А прямо до Лура шел всего один.

– Не смеши нас, хромоножка! – посмеялись над ним двое недавно нанятых охранников. – Ступай домой. У тебя и оружия-то нет, одна палка…

Макс откинул капюшон, дав тем самым понять, что прямо сейчас намерен в честном бою доказать свое право быть нанятым. Всеобщему взору открылись чудовищные шрамы, какие редко соберет за всю свою жизнь даже дикий файзул. Краем глаза Макс уловил жалостливое выражение, промелькнувшее на лице у старого торговца. Охранники смотрели брезгливо.

Без всякого предисловия, мальчишка сделал короткий шаг, посохом незаметно поддев ближнего вояку под колено. Тот успел вскрикнуть от неожиданности и всей массой рухнул на мостовую. Через долю секунды его настиг чувствительный тычок посохом в солнечное сплетение.

Со вторым охранником Макс просто встретился взглядом; тот благоразумно решил, что нападать на «хромоножку» не стоит.

Так Максимилиан был нанят. В случившейся по дороге стычке с разбойниками он доказал, что и простой донгоровый посох в его руках – смертельное оружие, эффективное даже против меча… мечей. Юный миродержец, помнящий Джуэла, тренировавшийся год с лучшими Охотниками Омниса и год – с големами Гердона Лориана, просто разбросал нападавших, как щенков. Даже магию применять не стал.

О таких воинах слава летит во все стороны… До самого Лура на обоз больше никто не напал, а на входе в город аж три торговца предложили Максу постоянную работу. Тогда же к нему и прилипло глупое прозвище Хромоножка, произносимое теперь с огромной долей уважения, а потому звучащее еще более нелепо.

Лур… Каменный город на самой окраине Ничейной Земли, всего в половине дня пути от территории стабильной магии Севера. «Прекрасный» Лур… Никогда еще Максимилиан не видел города мрачнее. Изнутри он походил на бесконечный лабиринт, полный зарешеченных окон и клепаных стальных дверей. Ночью в этом лабиринте местами не горело ни одного огонька.

Город теней…

Ни Макс, ни Милиан Корвус, чье тело занимала сейчас душа миродержца, никогда не были в этом городе. Но в памяти Лайнувера он занимал особое место. Лайнувер Бойер в свои восемнадцать лет числился «пятым крылом» в местной иерархии воровских сумерек. А это очень и очень высоко для юнца.

Отказавшись от ночлега в «Айнзерае» – гостинице для приезжих торговцев, Максимилиан ушел прямо в городскую ночь, где каждый угол, каждый чадящий фонарь вызывали в его памяти совершенно особую историю. Черный фарх полностью скрыл своего хозяина в густой темноте. Редкие, спешащие по домам горожане, проходили мимо, не замечая его вовсе, словно он был бестелесным призраком. Если бы Макс хотел, он бы ловко срезал кошельки на ходу у каждого встречного. Но он не за тем вышел в ночь на улицы Лура. Ему были нужны люди. Девять отчаянных и безжалостных мастеров тени. Девять. Счастливое число…

И он знал, где их искать…

…Максимилиан шел кривыми улочками города, направляясь в темное чрево Лура, туда, откуда издревна правят всем местные теневые короли. Факелов здесь уже не жгли; а окна, расположенные как можно выше над дорогой, закрывали на ночь ставнями. Лишь лунный свет, тускло отраженный серыми камнями стен, позволял различать тупики и повороты…

Где-то едва заметной тенью через стену перемахнул и исчез по своим делам человек в таком же темном фарховом плаще, как у Макса…

В здешней тишине, точно крысы, шныряли загадочные звуки. Переменчивый в лабиринте стен ветер доносил до ушей то чей-то смех, то обрывок далекого разговора, то единственный лязг, с которым сталь ударяется о сталь. Редко, очень редко – шаги: на мягкой подошве в Луре не ходят только самые бестолковые горожане…

Неторопливо, впитывая звуки и запахи ночи и размышляя над предстоящим разговором, Макс шел знакомым Лайнуверу маршрутом.

…Его размышления прервал тонкий крик, так не похожий на все, что слышалось до него. Он разрывал эту ночь, он просил о помощи, громко и отчаянно, упорно не соглашаясь с тем, что на воровских задворках города Лура бесполезно искать ее, эту помощь. Кричала девушка… или, быть может, маленький мальчишка – слишком уж тонкий, надрывающийся на пределе сил голосок…

«Какое мне дело?» – подумал Макс, но все же остановился. Голос разорвал установившуюся тишину вновь. Что-то дернулось в душе миродержца, как от испуга, от неожиданности.

Решительно развернувшись, так что по камню скрипнули мягкие каучуковые подошвы ботинок, Максимилиан направился в сторону, совершенно противоположную той, в которую шел. А когда он увидел беспомощную юную девушку в окружении шестерых разбойного вида громил, сама тьма, подобно смоле, закипела у него под сердцем. «Нет, – сказал он себе. – Так быть не должно!..»

Собратья по воровскому ремеслу ласково звали ее Ящеркой, за гибкость, ловкость и по-детски тонкое тело. Сегодня не помогли ей ни гибкость, ни ловкость, и новенький черный фарх не скрыл ее присутствия от внимательных и хищных глаз Кракена. Перемахнув стену, казавшуюся ей спасительной, Ящерка успела пробежать едва ли десять шагов, прежде чем попалась.

Сейчас ее не станет. Не станет… Боже! Ну разве бывает так?!

Перед лицом смерти она за единый миг превратилась в беспомощного ребенка и, глядя, как поблескивает короткий кривой нож в ловких пальцах Кракена, закричала, что было сил: «Помогите!!!» Они засмеялись. Им приятно видеть, как жертва кричит о помощи, как ужас ее усиливается оттого, что никто не слышит и не приходит. И потому они медлят с расправой. «Помогите-е!!! Кто-нибудь!.. А-а-а!!!»

– Отпустите ее! – сказал кто-то из темноты. Судя по голосу, он был очень и очень юн.

Кракен и компания обернулись.

Незнакомец стоял спиной к полной луне; тень от фархового капюшона полностью скрывала лицо. Посох он держал в руке так, словно тот был ему скорее опорой, чем оружием. Когда же он сделал три шага навстречу Кракену, стала заметна сильная хромота.

У Ящерки упало сердце: подаренный судьбой «помощник» сейчас всего лишь разделит ее незавидную участь. Девушка покорно опустила голову и закрыла глаза, кажется, смирившись с неизбежным. Потому она не сразу поняла, что произошло.

…Истошно завопил Кракен… Ящерка не видела, что с ним случилось, видела только, что он упал и не встал больше. Та же участь настигла и его дружков. Посох незнакомца, с которым тот управлялся с легкостью мастера, бил без промаха, сводя на нет все преимущество нападавших в силе и количестве. Как правило, одного точного удара хватало, чтобы расправиться с каждым. Разве что здоровяку Ругхару досталось два: первый – под дых, второй – прямо поперек шеи.

Последним остался долговязый Зухор, славившийся тем, что носил гибкий клинок редкостной черной стали обернутым вокруг пояса. Сейчас он выхватил его, и тонкое лезвие дрожало и вибрировало, не отражая света луны.

Незнакомец, казалось, не заметил разницы. Развернув посох, почти лениво он выбил из правой руки Зухора его чудесный меч, переломав ему при этом пальцы. Тот закричал от боли, но крик оборвался, когда посох со всего размаху хрустко встретился с его лицом… после такого удара не выживают… несомненно, Зухор был мертв.

Остальные – тоже…

Ящерка испуганно смотрела на своего спасителя. Она не знала, что ей делать: бежать или благодарить небеса… Этот парень был страшен в бою. Страшен настолько, что возникала мысль: а человек ли это?..

Девушка испуганно сжалась, забившись в угол, образованный двумя бессмысленными, перегораживающими улицу стенами. Затаив дыхание, она ждала, что же сделает незнакомец.

Стуча посохом по избитой брусчатке, он подошел… И – подал ей руку, чтобы помочь подняться. Ящерка неожиданно поняла, отчего он подает левую: правая, державшаяся за посох, даже в ночи выглядела жутко: болезненные, искривленные пальцы…

Помедлив с полминуты, девушка обхватила тонкими пальчиками теплую мозолистую ладонь парня. Он осторожно помог ей встать. При этом незнакомец вполоборота повернулся к луне, и та осветила левую половину его лица.

…Спаситель действительно был очень юн. Почти мальчик. И у него было очень красивое, с тонкими чертами лицо. «Как у поэта,» – отчего-то подумалось Ящерке.

– Как тебя зовут? – спросил он осторожно, словно боясь спугнуть дикого зверька.

– Эдна… – ответила девушка, поразившись, с какой легкостью назвала первому встречному свое настоящее имя. – А тебя?

– Максимилиан, – ответил парень.

– Макс и Милиан? – не поняла Эдна. – Два имени? И какое мне выбрать?

Он грустно рассмеялся в ответ.

– Милиан, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Для тебя – Милиан…

Глава двадцать вторая. Возьми меня с собой

 
С тобой мы встретились в краю,
Где свет слепит глаза;
Там песнь веселую пою —
А по щеке слеза.
 
 
И ты в толпе зевак стоял,
Ты руки на груди
Скрестил и молчаливо ждал,
И взгляд не опустил.
 
 
Прожег мне душу до глубин
Твой одинокий взгляд
И безвозвратно погубил,
Наверное, меня.
 
 
В твоих глазах тяжелый след
Того, что ты герой…
О, Не-мигающий-на-свет,
Возьми меня с собой!..
 
 
Потом лишь эхо дел твоих
Мелькало в новостях.
В делах нейтральных, добрых, злых
Заметили тебя.
 
 
Я каждый раз мечтала знать,
Где ныне бродишь ты.
Светлы ль еще твои глаза
И помыслы чисты?
 
 
Ах, как душа рвалась к тебе,
В рутину или бой!..
О, Не-мигающий-на-свет,
Возьми меня с собой!..
 
 
Мои года бежали вдаль —
И пробил судный час
Набросить свадебный вуаль,
Не получив меча.
 
 
И, как в болото, в грязный быт
Увязнуть с головой…
Лишь ты… ты не был мной забыт,
Без Имени герой.
 
 
От нелюбимого детей
Своих учила я
Так, чтобы вырастить людей,
Похожих на тебя.
 
 
Промчался мой короткий век,
Смерть стонет за дверьми…
О, Мой-любимый-человек,
С собой меня возьми…
 

Древняя баллада. Сао Саори. Год от прихода миродержцев 2557

И все же Максу пришлось вернуться в «Айнзерай». Этой ночью в тенях уже нечего было ловить. С убийцей братьев по гильдии здесь разговор вышел бы короткий: те, кого он искал, чтобы предложить выгодное дело, теперь, не задумываясь, напали бы на него всей оравой… Эдна долго извинялась, что так получилось, но Макс отчего-то особо не жалел, как будто знал, что возможность это не последняя… да и для него как выросшего среди воинов, носящих мечи без гарды, человеческая жизнь была ценнее каких-то там упущенных возможностей.

Сняв в гостинице комнату на последнем этаже, Максимилиан уступил двуспальную кровать девушке, а сам свернулся клубком на ковре, как уличный кот. Света он не зажигал и все время держал лицо в тени капюшона. Он не тешил себя особыми надеждами: просто хотел, чтобы Эдна провела спокойную ночь под безопасной крышей, а не убежала, испугавшись располосованного шрамами урода, и не попалась дружкам тех, кого Макс отправил сегодня на тот свет.

…Ночь он не спал… тревожно и печально было на сердце. То же чувствовал и Лайнувер, прощавшийся навсегда с Кариной Каргилл. А что проститься придется, Макс даже не сомневался… Большое, опасное и важное дело ждет его; отступать он уже давно не имеет права…

Он лежал с открытыми глазами и слушал ночь. Но больше – сонное дыхание той, что звалась Эдна, чем звуки, доносившиеся из-за оконных решеток.

Сквозняк проникал сквозь ненадежные стекла, плохо пригнанные к раме, и шарил по полу в поисках тепла. Максимилиан терпеливо мерз, заворачиваясь в черный фарх, и мечтал. Это были очень глупые мечты, но, как ни странно, они грели одинокую душу, оборачиваясь тихой музыкой и стихами. Он не зря назвался Эдне Милианом: именно Милиана Корвуса во всем, что он сделал и прочувствовал сегодня ночью, было больше всех…

Открыв глаза, Эдна некоторое время задумчиво смотрела в потолок. За ночь все так перепуталось в голове, что вполне выглядело теперь как сон. Страшный сон со счастливым концом.

– Я оставил тебе сорок монет на столе, – услышала она голос. Тот самый. – Возьми их, а я ухожу.

Парнишка в черном плаще сидел на ковре, скрестив ноги, спиной к ней. Капюшон был откинут; красиво вьющиеся черные, с каштановым отливом волосы спускались почти до плеч.

– Возьми меня с собой! – вдруг попросила девушка. Искренне.

– Не думаю, что ты захочешь пойти со мной куда-нибудь… – пожал плечами Макс.

– Почему?.. – удивилась Эдна.

Он встал и осторожно обернулся; опять эта мягкость движений, точно он боится ее испугать!..

– Бедняга… – с жалостью произнесла Ящерка, увидев уродливые шрамы на правой стороне лица Макса; шрамы, бесформенными буграми покрывающие щеку и ухо, ломающие бровь… – Ты что, думал, я испугаюсь? – спросила Эдна строго.

Максимилиан кивнул.

– Глупый… Ты совсем не знаешь женщин, раз думаешь, что все они такие трусливые! – решительно осудила она его и добавила, чуть улыбнувшись: – Ты где вырос? Небось, в каком-нибудь закрытом храме вместе с монахами?

– Почти угадала, – честно ответил Макс, чувствуя что краснеет и расплывается в широкой улыбке. Потом он и вовсе захохотал. И к этому хохоту присоединился звонкий переливчатый смех Эдны…

– …Куда ты идешь? – спросила она позже, когда они сидели за завтраком в общем зале на первом этаже «Айнзерая».

– С Луром у меня ничего не вышло, – пространно ответил Макс. – Так что, пожалуй, стоит двинуть в Гуррон, а оттуда – на Юг.

– Гуррон? – Эдна с сомнением пожала худенькими плечиками. – Почему тогда сразу не в Таммар?

– Только не в Таммар! – отрезал Максимилиан неожиданно сурово. Не скоро, ох, не скоро Эдна привыкнет к таким вот мгновенным, непредсказуемым переменам мягкого, почти нежного тона на железный, с явным оттенком угрозы… Макс, похоже, понял, что сказал нечто слишком резкое и извинился: – Прости…

– Ничего… – отозвалась Эдна, осторожно выдыхая. – А… кто ты? Кто ты вообще, Милиан?

– Я… – он сделал широкий жест вилкой с насаженным на ней ломтем шлычьего сала и, похоже, не подобрав нужного слова, хитро прищурился и произнес: – Считай меня вором. Да, вором без гильдии.

– Не пойму, то ли ты врешь, то ли недоговариваешь, – Эдна нахмурилась. – Так ты берешь меня с собой?

Макс посуровел. Некоторое время, устремив взгляд в свою опустевшую тарелку, он размышлял, попутно массируя больное запястье правой руки.

– Послушай… – не дождавшись ответа, произнесла Эдна. – Если уж ты взялся меня спасать, то не бросай меня сейчас. Мне не жить, если ты оставишь меня здесь…

Макс поднял голову и встретился с Эдной взглядом. Он смотрел внимательно и ненавязчиво, и от его карих глаз не хотелось прятаться.

– Хорошо, – только и сказал он и пообещал: – Больше никто не причинит тебе зла.

Проходя торговыми рядами, Максимилиан вопрошал, даже не оборачиваясь и не сбавляя шага…

– …Куда идешь?

– В Рэрих.

– Куда идешь?

– В Таммар.

– Куда идешь?..

Столица… Хандел… Рубеж… Маленькие областные городки с незапоминающимися названиями… Юный воин, в короткое время ставший знаменитым на весь торговый Лур, такие маршруты отклонял сразу.

– …В Гуррон иду, – уперев руки в боки, заявил последний торговец, коренастый северянин с рыжей бородой до пояса. – Пойдешь со мной, Хромоножка?

– Может, и пойду, – уклончиво ответил Макс и назвал цену: – Сто монет серебром.

– Семьдесят – и точка! – насупился торговец.

– Восемьдесят пять, – не моргнув и глазом, предложил в ответ Макс.

– Восемьдесят.

– Хорошо, пусть будет восемьдесят…

Обоз уходил на рассвете. Торговец – его звали Урхан – немного поворчал насчет того, что придется взять с собой девчонку, но Макс был неумолим: или с ней, или он не пойдет вообще. Честно говоря, он не и думал идти с обозом снова, но решил, что так будет безопаснее. Для Эдны.

Долгим и странным был последний день в Луре.

Эдне ничего не оставалось, кроме как ходить по пятам за своим молчаливым защитником; за все это время он едва ли проронил десяток слов.

Вначале была элитная оружейная Лура, где Макс справился о ценах на мечи. Он долго ходил от одного стеллажа к другому. Смотрел, взвешивал оружие в руке; неизменно ронял на лезвие заботливо предложенные мастером белые перышки, припасаемые в оружейных специально для подобных случаев.

Цены звучали самые разные. Зачастую и вовсе фантастические, но Максимилиан только кивал и шел дальше.

Какова же была неожиданность, когда, тронув за плечо заскучавшую Эдну, Макс вложил ей в ладонь тонкую, перевитую черным шнуром рукоять меча!..

Девушка приняла маленькую катану с изумлением: она никак не ожидала подобного жеста. Меч не блистал красотой; матовые ножны и вовсе были обиты по бокам черным фархом… но прекрасный баланс и волнистый узор на лезвии говорили об исключительном качестве. Самое удивительное: Эдне катана пришлась по руке, словно была сделана специально для нее.

– Меч подержанный, но очень добротный, – без особой радости сообщил оружейник; по всему видно, он был несколько разочарован выбором, который сделал гость, пересмотрев почти всю его коллекцию. – Сорок восемь монет серебром.

– Сорок, – покачал головой Максимилиан. Больше у него и не было…

Как ни странно, оружейник согласился на новую цену почти сразу; похоже, у этого маленького меча была какая-то своя темная история, или, быть может, хромой мальчишка просто оказался единственным, кто обратил на этот невзрачно оформленный меч внимание.

– …Откуда ты узнал, что я владею катаной? – спросила Эдна, пока они с Максом шли обочиной главного проспекта Лура.

– Догадался, – серьезно ответил ей Макс и предупредил: – Привыкай: я о многом буду догадываться.

– Не удивлюсь, если ты носишь харуспекс… – пожала плечами Эдна.

Максимилиан остановился и обернулся к ней. Так они и стояли посреди улицы, изучая друг друга. Сложно было понять, о чем Макс думает, но вот уголки его губ тронула улыбка, и он сказал:

– Мне тоже надо привыкать, что ты догадливая… Да, я ношу харуспекс…

…И как ни в чем не бывало зашагал дальше.

Опасным делом казалось задавать этому воину-гадальщику-храмовнику вопросы.

Но это только подогревало интерес.

– Почему ты не купил меча себе? – спросила Эдна прямо.

– Во-первых, не нашел подходящего. Во-вторых, тебе он сейчас нужнее, – честно ответил Максимилиан и уточнил: – На случай, если я не успею на помощь вовремя.

– Ты отдал за него сорок монет… – продолжала Эдна. – Значит, у нас больше нет денег?

«У нас…» Вот оно как!.. Макса здорово позабавило такое быстрое изменившееся положение дел, но виду он не подал.

– Есть, – сказал он вслух. – Десять монет – не обед, ужин и комнату.

Дожидаться ужина в «Айнзерае» было грустно. Эдна всей душой рвалась в шумный общий зал, где варились в общем котле песни и сплетни, сказки и правдивые истории…

– Ты совсем как Кангасск Марини – тоже любишь эти веселые людские сборища… – заметил по этому поводу Макс.

– А кто это, Милиан? – спросила Эдна.

– Мой учитель, – ответил он задумчиво и посмотрел в блеклое зарешеченное окно. Наверное, вспомнил что-то из своего прошлого.

– А чему ты учился? – сразу же последовал вопрос.

– О, много чему, – повел рукой Максимилиан. – Всему, что составляет путь Сохраняющего Жизнь.

– Ты – воин с мечом без гарды!.. – восхитилась Эдна, но быстро сникла и с сомнением закусила нижнюю губу… – А тех парней… Кракена и остальных… ты все-таки убил…

– Некоторых людей нельзя спасти. А некоторых и не нужно… – слова, которые говорил своему ученику – Джуэлу Хаку – непреклонный Кангасск Абадар, вырвались у Макса сами собой. Никогда он еще не думал, что так легко примет подобную философию… – Чего они хотели-то от тебя? – в свою очередь спросил Макс.

– Я… задолжала Кракену кучу денег… – сбивчиво и виновато ответила Эдна.

– Врешь ведь… – вздохнул Макс и покачал головой, но допытываться не стал.

В общий зал они, конечно же, не пошли, и Эдна не пыталась больше уговаривать Максимилиана: представила, каково это – лишний раз появляться на людях человеку с обезображенным лицом… Ведь только ей этот парень казался красивым. У обычных же людей истинного зрения нет, или оно развито слабо и проявляется лишь в редкие моменты озарения.

…Эдна не была обычным человеком…

В который раз уже Максимилиан бросил взгляд за окно. Облокотившись о стену, он стоял так, что мог спокойно смотреть на улицу, не рискуя быть замеченным… Тот парень, изо всех сил изображавший из себя простого обывателя, слоняющегося по рынку и торгующегося насмерть за каждую медяшку, все еще был на месте. Макс заметил бы его и без настойчивых подсказок горящего обсидиана, так он выбивался из безликой толпы: слишком точные и четкие движения, нет свойственной простому горожанину расхлябанности, слабости и неуклюжести; плюс плохо скрываемые попытки вглядеться в ту тень у окна, которой ему кажется снизу Максимилиан.

…Макс спокойно перевел взгляд на Эдну, будто и не случилось ничего необычного. Маленькая, стройная, понуро опустившая плечики; небрежным жестом взъерошившая себе волосы, стриженые по-мальчишечьи коротко… она напоминала пташку, запертую в тесной и душной клетке… Или маленького ребенка, которого поленился сводить на веселую ярмарку отец.

– Расскажи что-нибудь, Милиан… – невыразимо грустно попросила она.

Неспешно отлепившись от прохладной стены, Макс подошел и сел рядом с Эдной на край кровати.

– Я не мастер рассказывать истории, – сказал он, разведя руками, и, после некоторых раздумий, предложил: – Могу почитать стихи. Ты стихи любишь, Эдна?

– Люблю! – девушка радостно вскинула вихрастую голову; в глазах ее появился задорный огонек.

– Ну тогда слушай…

Находившийся за день Макс с наслаждением развалился на кровати, удобно закинув кисти рук за голову и вытянув усталые ноги, и принялся рассказывать.

По порядку. Всё, что написал за свою жизнь… все, о чем кричала душа в стихах, когда невозможно было выразить чувства и мысли обыденными словами…

Эдна не сразу поняла, что это его собственные стихи. А когда поняла, у нее заныло сердце…

Заключенная в рифмованные строки, перед ней проходила вся непростая жизнь этого странного парня. То, что он никогда не поведал бы ей (и никому вообще) даже в самом душевном разговоре, звучало в стихах свободно, искренне, трогательно…

…Блистательный водопад, где каждая капля сверкает ярче самого прекрасного из драгоценных камней. Водопад истинного света, который простым зрением никогда не увидеть, не ощутить…

Потомки Зиги-Зиги говорят, что на берегу Безымянного Континента, омываемого волнами Океана Фееры, их славный предок очаровал своими стихами изумрудных драконов, тогда еще не знавших человечьего языка и пробудил в них любовь и любопытство ко всему человечеству.

Тогда они видели просто Истинный Свет, который несло разумное существо, отмеченное Небом…

В отличие от тех драконов, Эдна прекрасно понимала слова, слагавшие стихи Максимилиана. И зачастую в них было слишком много безысходной тоски и боли.

Они ломали что-то в душе, эти слова. Ломали болезненно и тяжело. Но от них невозможно было оторваться. Их невозможно было не полюбить. Как невозможно было не полюбить того, кто их создал.

– Что ты? – удивленно произнес Макс, увидев, как по щекам Эдны покатились крупные блестящие слезы.

Секунду спустя девушка уже тихонько всхлипывала у него на груди… Это был искренний момент, и, бормоча что-то утешительное и гладя мягкие послушные волосы Эдны, Макс почувствовал, что еще немного – и он заплачет тоже. Этого бы ему никак не хотелось… Вообще, затеяв эти чтения, он намеревался просто скоротать время и найти применение давним стихам, которые почти всю жизнь писал «в стол». Неожиданный же вышел эффект…

– Не плачь, ну не плачь… – как-то странно сказал он, точно боясь, что голос может дрогнуть. – Это же просто стихи.

Эдна вытерла рукавом слезы и, вздохнув, посмотрела за окно. Небо стремительно серело: день близился к вечеру…

Макс до самой темноты не произнес больше ни слова, совершенно замкнувшись в себе. Он словно испугался того, что сделали его стихи с Эдной… и с ним самим…

Несколько часов он просидел на ковре, спиной к двери, почти не двигаясь, – только вертел в ловких пальцах левой руки жесткое, странного вида перо.

– Что это за перо? – решилась спросить Эдна.

– Это перо одного старого дрекавака, – глухо и неохотно отозвался Макс. Этот голос, по сравнению с тем, что читал стихи, нежно, печально, с едва уловимой дрожью… казался бесчувственным и чужим.

Вытянув из кармана какой-то невзрачный клочок бумаги, Максимилиан провел по нему тем краем пера, которого предусмотрительно никогда не касался: послышался хруст, очень громкий в мертвой тишине комнаты, – и клочок распался надвое.

– У меня плохое предчувствие, – вдруг произнес Макс.

Эдна насторожилась, разом припомнив свое нечаянное спасение от смерти, и даже приготовилась вскочить на ноги.

– Лежи, – шепотом велел Максимилиан, выставив вперед правую ладонь. И добавил: – Ждём…

В ожидании прошло два мучительных часа. В крохотной комнате, где Макс ни за что бы не развернулся с мечом или посохом, постепенно становилось все темнее. Тьма выползала из углов и крала все очертания. Наконец остался лишь клетчатый квадрат окна и его серебристая копия на полу, вычерченная светом сияющей в чистом небе луны. В этом квадрате сидел теперь Максимилиан; словно отсчитывая секунды, дрекавачье перо мерно подрагивало в его пальцах…

Эдна лежала на кровати, поджав к груди коленки и обняв подушку.

Странно, но отчего-то ей было спокойно рядом с уверенным и молчаливым Максом. Казалось, ничего плохого не случится, пока он здесь.

…В коридоре послышались осторожные шаги: кто-то медленно, неторопливо шел сюда.

Этот кто-то, похоже, запасся светляками: их вздрагивающее голубое сияние высветило тонкую полосу под дверью.

Стало слышно, как чужак чем-то тонким и железным орудует в дверном замке…

…Максимилиан бесшумно поднялся на ноги и, приложив указательный палец к губам, велел Эдне молчать. Опустив капюшон на лицо, он сделал всего один шаг и, покинув лунный квадрат, исчез в темноте.

Конечно же, он не ушел! Это иллюзия, черный фарх… Но Эдне стало страшно, отчаянно и по-детски. Чтобы успокоиться, она, подтянув поближе свой новый меч, сомкнула пальцы на его шершавой рукояти.

…Что-то тихонько щелкнуло в замке. Дверь начала открываться, бесшумно поворачиваясь на хорошо смазанных петлях.

Первым, что увидела Эдна, была стеклянная банка со светляками, стоящая на полу: видимо, убийца поставил ее на пол, пока возился с замком. Теперь же он шагнул за порог, одновременно аккуратно подобрав дрожащий живой светильник.

Тот самый «обыватель» с рыночной площади… Он был теперь облачен в штаны и короткую куртку черного фарха, и лицо его не предвещало ничего хорошего. На мгновение Эдна встретилась с ним взглядом. Равнодушные, пустые глаза… Долгое, страшное мгновение…

До ужаса четко она услышала, с каким звуком он тянет короткий воровской меч из ножен.

…И тогда же у него за спиной шевельнулась сама тьма. Эдна с ужасом наблюдала, как медленно и неотвратимо подбирается к шее ничего не подозревающего убийцы черное дрекавачье перо с отсвечивающим острым краем.

Миг – и все было кончено: Макс правой рукой запрокинул убийце голову, тут же резким движением левой, пальцы которой сжимали перо, вскрыл ему горло и отпустил свою жертву, оставив ее биться в агонии на полу.

…Тот умирал долго и страшно. Банка со светляками разбилась вдребезги, и перепуганные насекомые порхали по комнате, освещая эту жуткую сцену.

Не выдержав, Эдна громко закричала.

Скоро сюда бежали с масляными лампами и оружием, схваченным впопыхах, сам хозяин «Айнзерая» и трое его взрослых сыновей.

Когда они подоспели, все уже стихло.

Плачущая девчонка сидела на кровати, в ужасе держась за свой маленький черный меч, так и не покинувший ножен.

На полу растянулся здоровенный парень; у него было перерезано горло.

Хромой мальчишка, тот самый, что недавно пришел с обозом из Рэриха, встретил хозяина гостиницы хмурым и тяжелым взглядом. За ухом у него недобро поблескивало странное перо… а быть может, нож в виде пера…

– В «Айнзерае» такого никогда не было. Никогда! – причитал хозяин, испуганно переводя взгляд с убитого, лежащего на полу с перерезанным горлом, на Хромоножку.

…Шума эта история наделала много. Вся гостиница не сомкнула глаз этой ночью.

До утра добрый хозяин расположил пострадавших постояльцев в своей комнате.

Эдна плакала так долго, что у нее закончились слезы. Теперь ее трясло, как в лихорадке, от пережитого ужаса.

Макс, вывалив все вещи из своей небогатой дорожной сумы, распаковал запас ингредиентов, набранных им в дорогу на просторах Зеленой Дельты. Через двадцать минут у него уже было готово успокоительное из листьев лавароссы и плодов акимника, сдобренное ванилью, позаимствованной на оставленной без присмотра кухне «Айнзерая», где, собственно, он и сварил свое зелье.

– …Скажи, Мил, а ты часто убивал людей раньше? – спросила Эдна, когда ее наконец перестало трясти и голос вновь начал повиноваться ей.

– Нет, – мрачно ответил Макс. – Только в последнее время что-то… зачастил… – он прокашлялся. Перо по-прежнему торчало у него за ухом, острой кромкой вверх.

Эдна втянула носом пар, шедший из кружки с диковинным зельем. Только сейчас, успокоившись, девушка смогла заметить и оценить нежный цветочный запах. До этого она глотала чудесный напиток, как воду, затравленно озираясь по сторонам…

– Ты знахарь… – сказала она уважительно. – Я не знала…

– Знахарь… – вздохнул Макс, понемногу оттаивая и вновь становясь самим собой.

– Я всегда хотела уметь лечить людей, – с сожалением произнесла Эдна. – Но умею варить только яды. Этому в гильдии учили бесплатно…

– Мда… – Макс с артистизмом хмыкнул. – А я бы не прочь уметь варить яды… – тогда не понятно было, к чему он это сказал. – Ну да ладно… – махнул он рукой, стараясь выглядеть как можно беспечнее. – Ложись спать. А я пойду на ковер… хм… а мягкий он тут, у хозяина…

– Нет! – вздрогнула Эдна и попросила почти жалобно: – Посиди со мной! Я… я тебе балладу спою…