Текст книги "Камень второй. Горящий обсидиан"

Автор книги: Ольга Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Милиан… – ласково позвала Эдна, заставив себя не обращать внимания на жуткий камень. – Что с тобой, мой хороший?.. Ты такой холодный… – сказала она, коснувшись его щеки, – ты весь дрожишь…

Максимилиан с трудом разлепил веки… Покрытые густой сеткой лопнувших сосудов, белки глаз казались розовыми. Но сами глаза… карие, измученные, но ничем не напоминающие о той тьме, что бушевала в них вчера. И под этими глазами, такими родными и знакомыми, пролегли синие круги – следы тяжелой бессонной ночи.

Холодный и бледный, Макс весь горел внутри: это самый разрушительный вид жара – когда чрезмерное тепло не уходит через кожу. За ночь парень совсем высох; щеки запали, губы растрескались в кровь… но, когда он с трудом разомкнул их, засохшие, кровавые, он не стал просить воды…

Крепко – откуда только силы взялись! – он сжал выше локтя руку Эдны, словно боялся, что она вздумает уйти сейчас или исчезнет, как те видения, что навевал болезненный жар, переплетаясь с туманом… И начал говорить, вкладывая всю оставшуюся у него волю и правду в каждое слово… Это был стих, и он вынес его из самой жуткой ночи, как выносят на руках ребенка из горящего дома.

 
Прости. Был груб. Но ты задела рану,
Когда спросила на исходе дня:
«Тебя бьет дрожь. Боишься ты тумана?»
Да. Он иное значит для меня.
 
 
Я плохо помню дни тех самых странствий,
Когда терял товарищей в бою.
Туман скрывал огромное пространство,
Туман и душу ослепил мою.
 
 
Чужая смерть стучала в сердце глухо,
Слезою боли было не унять.
И в том тумане жуткая старуха
Искала острым лезвием меня…
 
 
И находила… сколько раз я умер…
Тогда я эти смерти не считал.
Я стал един в своей печальной сумме
Из девяти разрозненных начал.
 
 
Туман… он ко всему был равнодушен.
Я заболел туманом навсегда,
И он порой окутывает душу —
Я страшен и безжалостен тогда.
 
 
«Прости…» Я говорю так слишком часто.
Ты скоро верить перестанешь мне…
Напоминанье о моем несчастье —
Туманной дымки пелена в окне.
 

Человеку следует говорить стихами, если он хочет достучаться до глубин драконьего сердца… хотя, конечно, Максимилиан знать этого не мог. Вряд ли его измученный разум вообще понимал, что происходит.

…Пальцы, сжимавшие руку Эдны, бессильно разжались. Максимилиан сник, опустив голову на подушку и закрыв глаза. Казалось, он собирался уйти, устав бороться с самим собой…

– Милиан! Милиан, вернись! – Эдна трясла его за плечи, не давая уйти в забвение. – Ты же лекарь; скажи, как помочь тебе, что делать?

Сделав чудовищное усилие, Макс заставил себя разлепить веки снова. Несколько секунд он бездумно смотрел в потолок. Но потом – глаза миродержца прояснились, взгляд наполнился смыслом и силой.

– Накрой меня, – сказал он четко; голос хрипел, но в нем ясно звучали сосредоточенность и воля. – Укутай меня как можно теплее. Нужно, чтобы жар вышел наружу, или он съест меня изнутри. И еще – мне нужно много пить. Хотя бы просто воду. Но лучше – горячий чай. С малиновыми листьями, душицей, зверобоем – что найдешь… Потом, когда я встану, я приготовлю себе лекарство сам…

Он закрыл было глаза, но встрепенулся вновь, как только Эдна собралась бежать за теплыми одеялами и звать на помощь Мисалей.

– Ты была права вчера, – тихо произнес Макс. – Я действительно простыл. Очень сильно. Видимо подступающая болезнь ослабила меня – потому вернулся туман…

Тогда Эдна не поняла, о чем он говорит. Это было похоже на бред – связывать появление тумана за окном с такой причиной. Только вот слишком уж твердо и разумно это было сказано… Позже Максимилиан объяснит, что он имел в виду, говоря о тумане; расскажет о порошке равнодушия, о Дикой Ничейной Земле, не упоминая, конечно же Орден… Но тогда Эдне некогда было разбираться в тонких значениях слова «туман»… Она уже видела, и не раз, как люди умирали от такой суровой простуды, когда внутренний жар загонял сердце до такой степени, что оно начинало беспорядочно трепыхаться в груди, а потом останавливалось навсегда…

Воспаление легких… и когда Максимилиан успел так простыть? Он долго перебирал в памяти холодные ночи под открытым небом и сырые туманные дни, думая возложить вину на какой-то из них, но на ум приходили совсем другие события: небольшая, но никак не желающая заживать рана Балы, и – смерть Джуэла; смерть, которой по всем законам не должно было быть… проклятые случайности… И зачем тебе это, Горящий?..

…Обычный человек, которому повезло пережить разгар этой болезни, до выздоровления провалялся бы с воспалением легких несколько месяцев. Максимилиану хватило недели: он не был обычным человеком…

– …Ты еще слаб, учитель, а на улице довольно сыро, хоть и солнце светит, – пытался отговорить Макса Нирк Мисаль, когда тот собрался впервые выйти на улицу, исхудавший, надрывно кашляющий и – чего греха таить – действительно очень слабый.

– Я хочу на свежий воздух, – упрямо заявил Макс, в который раз подтверждая старое правило, гласящее, что у великих мастеров скверный характер. У самой двери он взял свой посох, неделю простоявший прислоненным к стене. – И, к тому же, я обещал учить тебя.

Первые шаги по сырой утренней траве; ласка ветра, шевелящего волосы; тепло солнца, коснувшегося лица – все это наполнило душу Максимилиана небывалой радостью.

Нирк, Эдна и сестры Мисаль с тревогой смотрели на него. Но все было в порядке.

Максу вынесли во двор скамью, сидя на которой он мог смотреть, как тренируются Нирк и сестры, и спокойно высказывать замечания разной степени ценности по поводу их техники боя; сам он махать посохом пока был не в состоянии: сначала следовало немного «раскачать» отвыкшие от ходьбы ноги и выкашлять всю накопившуюся дрянь из легких. Для того, кто помнит, что чувствует Марнс рядом с детьми тьмы, простудный кашель и хрип – привычное и не слишком суровое испытание…

Нирк и его сестры были несказанно рады даже «дистанционному» обучению и тренировались самозабвенно.

Эдна сидела на скамье рядом с Максом, грела его тяжелую мозолистую ладонь в своих ладошках.

– Милиан… – произнесла она робко. – Скажи, сейчас подходящее время, чтобы серьезно поговорить?

– Говори, – повел свободной рукой Макс и радушно улыбнулся. Он был в прекрасном настроении и готов был с такой же улыбкой был выслушать все, что угодно.

– Дело в том… – девушка смущенно закусила нижнюю губу. – …Ты столько раз рисковал жизнью ради меня… и даже не спросил, отчего на меня такая охота…

– Я спрашивал, – весело отозвался Максимилиан. – Ты мне что-то соврала тогда, а допытываться я не стал. В конце концов, ты ведь тоже не спрашивала у меня, кто я и куда иду…

– Спрашивала! – довольно ухмыльнулась Эдна. – И ты мне тоже соврал… Может быть, пора сказать правду, Милиан?

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и никто не спешил открывать карты первым.

– Кхм… – Эдна кашлянула, прочищая горло. – В Ничейной Земле не так давно появился какой-то пророк. Я слышала, его зовут Святой Кроган. Говорят, это слепой старик, который ходит из деревни в деревню и пугает людей грядущим концом света. В общем… в одном его пророчестве говорится так: «Придет темное дитя, чтобы разрушить обитаемый мир, и изумрудные драконы, в облике людей ходящие по этой земле, помогут ему». Мне кажется, кто-то богатый и мнительный услышал именно это «пророчество» и решил вмешаться. Другого объяснения я не нахожу…

– Тебя сочли драконом? – Макс задумчиво поднял левую бровь.

– Все гораздо хуже, Милиан… – вздохнула Эдна. – Я – дракон. Чистокровный дракон в человечьем облике. Мы… мы были легендой, пока не появился этот сумасшедший старик со своим «пророчеством». И тот, кто его послушал… Цена за убийство дракона теперь так высока, что… даже братья по гильдии наплевали на все принципы и начали охоту за мной. Не говоря уж об ассассинах…

Эдна долго не решалась поднять взгляд на Макса. Как он отреагирует на такую правду?..

Но все оказалось не так плохо.

– Значит ты – дракон… – Макс лишь задумчиво закивал. – Чистокровный… – добавил он чуть погодя. – Знаешь, у меня есть один знакомый, у которого в жилах течет драконья кровь. Его зовут Орион Джовиб.

– Джовиб? – слабо улыбнулась Эдна, все еще не веря, что Максимилиан столь спокойно и естественно воспринял ее откровение. – Джовибы – это потомки Зиги-Зиги – первого человека на нашем континенте. Но сейчас, должно быть, они совсем смешались с обычными людьми.

– Да, он говорил… – припомнил Макс.

– Послушай, – Эдна решила спросить прямо, – тебя что, не волнует то, что я сказала? Совсем?

– Не то чтобы… – пожал плечами Макс и задал вопрос: – Сколько вы живете?

– Несколько тысяч лет. Чистокровные. Полукровки – до двух тысяч. Четвертькровки – до трехсот. Остальные приближаются к человечьему веку…

– Нормально… – Максимилиан махнул рукой в сторону. – Я вот тоже собираюсь прожить тыщи две-три, а то и поболее. Самое то.

– Ты что, шутишь? – фыркнула Эдна.

В ответ юный миродержец, честно поведавший ей о своих планах на бессмертие, расплылся в лучезарной улыбке. Недоумение, отразившееся на лице девушки-дракона, столь позабавило его, что он не удержался от смеха и смеялся так заразительно, что Эдна присоединилась, а Мисали с любопытством обернулись, надеясь расслышать хотя бы кусочек удачной шутки.

…Этот день значил для Эдны очень много.

Она полагала правду о себе суровым испытанием для человеческого мальчика, тронувшего ее сердце, но тот воспринял ее так просто и спокойно… да еще и заявил о намерении прожить столько же. И это заявление, которое Эдна так поспешно объявила шуткой, почему-то не давало ей покоя.

До полного выздоровления Максимилиан провел в доме Мисалей три недели. Он оказался хорошим учителем. Посох, меч, знахарское искусство, ненавязчиво пересказанные идеи Сохраняющих Жизнь, собственные стихи под настроение… Мисали провели все это время в нескончаемом восторге от упрямого и зачастую своенравного мастера.

Близилось время ухода, когда Тикка поведала Эдне о том, что она, Алини и Юлана очень обеспокоены: брат всерьез собирается уйти с Максом, несмотря ни на что. Эдна обещала поговорить с ними обоими. Но если Нирк не захотел ничего слушать, то Максимилиан спокойно кивнул: «Не волнуйся, все будет хорошо»…

И вот уход уже намечен на завтрашнее утро.

…Эдна и сестры весь вечер просидели у окна, глядя на две фигуры на узком извилистом мостике, среди дрожащей серебристым светом воды. Учитель – в черном фарховом плаще; ученик – в плаще бело-сером, как туман того, первого дня… Они говорили о чем-то. И слов было не разобрать, а лица скрывала ночь.

Утром было прощание. Сестры обняли Эдну, с которой здорово подружились за все это время; юные воительницы так и не сумели отпустить подругу без слез. С Максом простились более сдержанно, как со старшим (что было истинной правдой, если сложить возрасты девяти амбасиатов, которых он помнил)… Нирк Мисаль был хмур и явно расстроен, хотя скрывал это изо всех сил.

– Благодарю вас за все, – сказал всем Мисалям Макс. – Пусть будет благословен ваш тихий дом под Небесами. Мы еще встретимся вновь… А для тебя, мой ученик… – Макс впервые назвал Нирка так, и тот сразу воспрял в надежде… – Для тебя у меня есть послание, – он протянул ученику запечатанный конверт. – Открой его, когда наступит вечер этого дня. Не пытайся догнать нас. Мы уйдем в трансволо, как только выйдем за границу карламана.

Я не прощаюсь, друзья… я говорю до свидания…

– Если ты все же уходишь, учитель… – подал голос Нирк Мисаль. – …и у меня для тебя есть послание, – в руках его оказался гладкий посох из диадемовой древесины, славящейся прочностью, долговечностью и красивым рисунком. – Это оружие оставил мне отец, а ему – его отец… Мы звали этот посох молчащим, в нашей семье никто никогда не пользовался им. Он словно ждал тебя, был сделан для тебя.

Нирк перехватил посох, как меч, и – потянув за рукоять, обнажил скрытое в нем лезвие катаны… Теперь стало ясно, почему кто-то выбрал именно диадемовое дерево: его извилистый рисунок маскирует истинную сущность посоха. Ни за что не заметишь, что это не простая длинная палка, а в общем-то ножны для меча, и переход между ножнами и рукоятью, благодаря пляске извилистых линий, неразличим для того, кто не знает…

У Макса дрогнуло сердце: нет, никогда он не привыкнет к веренице совпадений, сопряженных случайностей, происходящих по милости Горящего: ведь именно такой меч он безуспешно искал в огромной оружейной Лура. Ему нужен был посох, чтобы нормально ходить и не привлекать особого внимания. И – ему нужен был меч, чтобы благополучно завершить свою миссию…

– Благодарю тебя, ученик! – горячо произнес он, принимая меч-посох. И добавил с виноватой улыбкой: – Мне нечего дать тебе взамен, кроме моей донгоровой палки…

– Ты уже и так дал очень много, – возразил Нирк. – Ты учил меня и моих сестер, и учеба эта бесценна. А посох, помнящий твои руки, я приму как высший дар. Я передам его своим детям, а те своим… Мы будем всегда помнить великого мастера и его дела…

Макс грустно усмехнулся последнему слову. О да, эхо его дел, возможно, дойдет и к порогу этого доброго дома. Что тогда будет думать о нем его случайный ученик…

– Храни вас Небо, – тихо проронил Максимилиан, бросая последний взгляд в сторону дома Мисалей. Дрожала, подсвеченная пламенем рассвета, вода в рукотворном пруду. И печальные хозяева стояли на пороге, глядя вслед уходящим…

– …Дом опустел без них… – грустно сказала Алини, опускаясь на скамейку.

Тикка и Юлана сели рядом. Один лишь Нирк стоял неподвижно, словно каменный страж, прижав к груди донгоровый посох и закрытый конверт с посланием. Глаза его так и горели; сложно представить, что творилось в душе и мыслях Нирка Мисаля, когда он смотрел, как уходит тот, кто мог бы стать его учителем. Тем самым учителем, о котором он мечтал с детства…

Сестры переглянулись и с сочувствием посмотрели на брата. Конечно, бедняга не успокоится до самого вечера, пока не вскроет таинственный конверт…

 
Как она тяжела, свобода
Для твоих неокрепших крыл!..
Не ищи же, мой друг, кого-то,
Кто бы вел тебя и учил.
 
 
Кто бы мудрость седых столетий
На ладони тебе поднес,
Кто сумел бы легко ответить
На гнетущий тебя вопрос.
 
 
Не ищи ты кого-то, где-то,
Кто грозил бы самой грозе,
Кто познал бы все грани света
И сумел бы вместить их все.
 
 
Небо каждому дарит лучик;
Кто успел, тот его поймал…
Каждый странник тебя научит
Знакам жизни, что ты не знал.
 
 
И случится однажды встреча…
Ты поднимешь взгляд к небесам
И поймешь: твой учитель вечен,
Твой учитель – и есть ты сам.
 

Моему доброму другу Нирку Мисалю, с пожеланиями всех благ и счастья.

Я не прощаюсь. Я говорю до свидания. Мы еще встретимся с тобой.

Макс М.

Утром Алини, Тикка и Юлана увидели своего брата совершенно другим. Казалось, в его душе произошло что-то чудесное. Он был светел, как солнечный день, и глаза его излучали невидимое простым взглядом, но ощутимое чуткой душой сияние. Он понял, нашел наконец то, чего ему всю жизнь так не хватало; преобразился… и теперь, с трудом подбирая словесное описание пережитому, пытался рассказать о нем сестрам. Они слушали, но ни единым словом, ни единым жестом не выдали того, что им знакомы эти слова: ведь то же самое они втолковывали брату много лет, пока он скитался от одного мастера к другому и искал свой абсолют… но тогда он был слеп и не слушал. И тем более велик учитель Макс, что сумел открыть ему глаза…

Глава двадцать пятая. Любимая суббота

Я слеп. Когда погиб мой единственный сын, слезы горя иссушили мои глаза, но, благодаря милости Высокого Неба, открыто мне было иное зрение.

И видел я, как пришел туман с моря и разверзся, оставив на земле темное дитя. Видел я, что дитя это не плачет. Видел я мертвенный холод в детских глазах его. И накрыла его драконья тень. И дракон тот понес весть своим собратьям во все концы мира, и приняли они облик человеческий, скрыв под мягкой кожей свою изумрудную чешую.

А потом видел я конец света, когда треснул мир на две половины, и тьма затопила его. Бессильны были великие миродержцы, и темное дитя взирало на них сквозь пелену тумана равнодушия.

И изрек я братьям и сестрам моим: «Придет темное дитя, чтобы разрушить обитаемый мир, и изумрудные драконы, в облике людей ходящие по этой земле, помогут ему» и велел разнести эту весть во все концы населенного людьми Омниса, дабы обрушились люди на изумрудных приспешников тьмы и остановили всеобщий крах. Слышащий да услышит мой вопиющий глас.

Святой Кроган. Апокалипсис. Откровения 13:2, 13:3, 13:4, 13:5

Эдна была поражена красотой и размахом трансволо. Но так поражен бывает романтик, а не прожженный профессионал. Если второй, которому давно приелись все эти мерцающие звезды, отметил бы лишь невероятные десять минут и чрезвычайную юность мага, то сердце первого наполнилось бы простым и искренним счастьем от распахнувшейся перед ним панорамы бескрайнего мира.

Эдна почти ничего не смыслила в магии… именно потому ее радость была так искренна. И Максимилиан любовался этой искренностью, впитывая ее, как впитывает любой свет черный фарх… Милой, доброй девушке не было никакого дела до пресловутых, недостижимых, нечеловеческих десяти минут, за которые он сотворил все это волшебство. И это было прекрасно.

Было двенадцать с половиной часов дня по местному времени. Стояла настоящая южная жара, именно такая, в которую никто из местных и не подумает появиться на пляже. Макс и Эдна неторопливо шли почти безлюдной песчаной кромкой моря. Почти – потому что редкие отдыхающие все же нарушали общую картину запустения: судя по девственной белизне кожи, это были приезжие, еще не имеющие горького опыта общения с полуденным южным солнцем. На странных путников они поглядывали с недоумением. И не потому, что их волновали жуткие шрамы Максимилиана, которому пришлось снять плащ и куртку, чтобы меньше страдать от жары. Возможно, они просто гадали, почему эти двое одеты не по погоде, и тихонько посмеивались над ними. Что до шрамов…

– …Я наложил Чарм, – пояснил Макс Эдне. – Это простенькое заклинание привлекательности. Они ничего не меняет в человеке, просто влияет на восприятие его окружающими: те перестают заострять внимание на недостатках внешности…

– Для меня ты всегда красивый, – почти с вызовом произнесла Эдна.

Макс криво улыбнулся, но ничего не ответил… Хотел бы он знать, что обычно говорят в таких случаях…

– Ты знаешь, где мы? – решил он перевести разговор в иное русло.

– Это Кариба, – Эдна пожала плечиками. – Славный добрый городок у моря. Многие мои родичи живут здесь.

– Угу, – кивнул Макс. – Потому я и открыл трансволо сюда. Здесь тебе будет спокойнее и безопаснее…

– Эй, молодые-красивые! – окликнул их бодрый голос.

Они дружно обернулись и увидели милую пожилую женщину, стоявшую в дверях небольшого бамбукового домишки – в таких обычно продают приезжим прохладные напитки и безделушки.

– …Вы чего одеты не по погоде? Небось, недавно в городе… – продолжала весело тараторить женщина, смешно жестикулируя ловкими загорелыми руками. – И гуляете в самый жар… Заходите. У меня здесь тень, холодный сок, да и одежду вам подберем по сезону…

Эдна вопросительно посмотрела на Макса: так уж повелось у них, что за хмурым пареньком всегда оставалось решающее слово. На этот раз он просто развел руками: мол, почему бы и нет?..

…Как и полагается парню, Максимилиан был непритязателен к одежде. Он сразу же выбрал себе практичный и неброский костюм из тонкой льняной ткани и простую соломенную шляпу.

Теперь он, одетый по-южному, сидел на изящном плетеном стуле, положив ногу на ногу и потягивая охлажденный апельсиновый сок через трубочку, и наблюдал, как Эдна, перебирая пестрые наряды, пытается сделать непростой выбор. То и дело она пыталась задавать Максу вопросы. Спрашивала, будет к лицу ей то или это, но ответы, по ее мнению, у него выходили крайне невразумительные и бесполезные.

– …Смотри, какое чудо, Милиан! – воскликнула Эдна, показывая ему очередное легкое платьице. – Как считаешь, пойдет мне такое, с глубоким вырезом?

– Нет, – покачал головой Макс.

– Почему это?! – возмутилась девушка.

– Шрам будет виден, – спокойно ответил Макс на это. Он вспомнил о стигийской стреле, оставившей Эдне отметину сродни тем, что носил он сам.

– Глу-у-упый, – ласково протянула Эдна и, схватив понравившееся платье, побежала одеваться.

Максимилиан недооценил силу преображения: увидев Эдну в новом наряде, он скверно поперхнулся соком… В походной одежде она была похожа на мальчишку; сейчас перед Максом стояла удивительной красоты девушка.

– Что-то не так? – спросила Эдна лукаво.

– Нет… – Макс несколько долгих секунд откашливался, стуча себя кулаком по груди, пока наконец не сумел сказать: – Ты… ты прекрасна.

Поднявшись со стула, он подошел к Эдне и осторожно приобнял ее за талию.

– Куда шрам дела, красавица? – шутливо спросил он.

– Я – дракон, – с улыбкой напомнила Эдна, положив руки ему на плечи, – я делаю со своим человеческим обликом, что хочу…

Макс не понял, что произошло, и момента изменения не уловил… Миг назад он обнимал хрупкую юную девушку с почти детской фигуркой и едва наметившейся грудью; теперь же – и когда она успела так измениться?! – Эдна выглядела взрослой… эдакой дамой лет двадцати трех. Зрелая, сформировавшаяся фигура; лицо, хранящее след южной скуки, пресыщенности мужским вниманием и надменности, столь часто свойственной таким вот жгучим красоткам.

– Не надо… – сказал Макс, отстраняясь и отводя взгляд. – Пожалуйста, верни все как было… – сдержанно проговорил он, по-прежнему глядя в сторону.

– Извини, что напугала…

Когда Максимилиан вновь посмотрел на Эдну, то сумел вздохнуть с облегчением, узнав прежние черты.

– Вот… – произнесла она чуть виновато. – А ты говоришь, шрам…

В каком-то неожиданном порыве, Макс крепко прижал Эдну к себе и зажмурился, точно пытаясь удержать просящиеся слезы. Он решился отпустить ее только когда почувствовал на себе чужой взгляд.

– Молодежь… – с умилением произнесла хозяйка бамбукового домика.

– Сколько с меня? – деловито осведомился Макс, доставая кошель.

– Пятнадцать монет серебром. Сумка для старой одежды – бесплатно…

Сумка пришлась очень кстати. Это фарховые плащи можно было уложить в два небольших свертка – тем и славится настоящий фарх. Остальное же пришлось бы нести в руках. А так, с этой новой сумкой, от северянских отдыхающих Макса с Эдной отличить было сложно. Разве что диадемовый посох смотрелся немного странно.

– Где мы можем найти твоих драконьих родичей? – спросил Макс, когда они уже шагали по выбеленной морской солью брусчатке городских улиц.

– Они сами нас найдут, Милиан, – ответила Эдна.

В своем новом платье, в изящных сандалиях на тонкой подошве, она шагала легко и свободно; и ветер играл ее смешными стрижеными волосами…

«Я буду с тобой, – вдруг подумал Макс. – Все те тысячи лет, которые живет дракон. Совсем ненадолго я оставлю тебя. Пока не вернусь с бессмертием…» Эта мысль захватила все его существо, и самые радужные мечты встали перед мысленным взором… Никогда, никогда человек не чувствует момента, с которого начинает слепнуть!.. Ослепленные любовью. Ослепленные мечтой… Говорят, им можно все простить. Но они потом редко прощают себя сами…

Драконы не спешили показываться на глаза. А Макс не спешил их искать. Дабы переждать тяжелую дневную жару, он снял комнату в одной из недорогих гостиниц для отдыхающих… Деньги подходили к концу: всего тридцать пять монет серебром осталось от тех ста, что заплатил Максимилиану Урхан.

Это был серьезный повод задуматься… Для штурма Цитадели Влады нужно нанять девятерых. Это должны быть опытные, бесстрашные вояки, хорошо знакомые с тенью. Такие запросят дорого. И половину – вперед…

– Почему ты такой грустный, Мил? – с участием спросила Эдна, присаживаясь рядом.

Он заглянул в ее большие, удивительные глаза и попытался изобразить улыбку. Потом неохотно поведал о проблеме с деньгами.

– А сколько тебе нужно? – спросила девушка.

– Тысяч пять серебром… – пожал плечами Макс.

– Как много… – Эдна схватилась за голову. – Я не украду столько. Прости…

– Тебе не за что просить прощения, – Максимилиан вновь осторожно обнял ее. – И красть ничего не надо. Не вздумай…

– Ты не хочешь рассказать, зачем тебе столько денег? – спросила Эдна.

Некоторое время Макс молчал, размышляя, стоит ли посвящать ее в тайну. Потом решил, что если и можно еще доверять кому-то в этом мире, то только ей.

– Я говорил тебе о бессмертии, – сказал он, нахмурившись. – Так вот, я не шутил. Я собираюсь прожить долгую жизнь, и прожить ее с тобой… И, когда я называл себя вором, я тоже не обманывал тебя. Я украл кое-что из Серой Башни, за что и поплатился… – он провел рукой по изуродованной шрамами правой стороне лица. – Теперь я должен довести начатое до конца. Теперь я буду умнее. И в Цитадель Влады я собираюсь пойти не один. Мне нужно девять отчаянных парней…

– Цитадель… – грустно кивнула Эдна. – Я бы сказала, что это безнадежно, если бы не знала тебя, Милиан.

– …А деньги нужны мне, чтобы нанять людей, – продолжал Макс. – Еще нужно заплатить тому, кто приготовит мне звездный яд и будет потом держать язык за зубами.

– Звездный яд – что это? – с искренним удивлением произнесла Эдна. – Я никогда не слышала ничего о нем.

– Не могла слышать. Это редкий рецепт… Скажи, ты когда-нибудь видела детей звезд – Ориона и Астэр?

– Нет. Но много слышала о них.

– Они не люди, у них иной метаболизм. И звездный яд, безопасный для человека, для них смертелен.

– Милиан! – взмолилась Эдна. – Не делай этого! Я не хочу, чтобы ты убивал их…

– Я и не собираюсь, – успокоил ее Макс. – Я специально добавил в этот рецепт болотный жог, чтобы замедлить действие яда. Астэр успеют спасти, поверь мне… – и спросил. – Веришь?

– Верю… – девушка грустно опустила голову и, словно идя против своей воли, произнесла: – Я приготовлю тебе этот яд…

Макс отрешенно кивнул. Не нравилось ему, как начинают поворачиваться события. За всем виделась неотвратимая, как рок, воля Горящего. И, кажется, Максимилиан знал, что будет следующим шагом…

У него просто нет выбора. И это не отговорка в угоду совести. У него действительно не осталось никакого выбора. Даже отказаться от своей миссии он теперь не в силах. Эдна… единственный шанс быть рядом с ней – добыть себе бессмертие. И Макс слишком полюбил эту девушку, чтобы отказаться от нее. Ему претило, что все это подстроено Горящим, но он уже ничего не мог с собой поделать.

Ловушка захлопнулась…

– Ох, Милиан, – вздохнула Эдна и нежно коснулась пальчиками его изуродованной щеки, – мы с тобой все время испытываем друг друга всякими страшными тайнами… Когда же все это закончится?..

– Скоро, – пообещал он и поцеловал свою Эдну. Все, чего хмурый мальчишка никогда не высказал бы словами, поведал долгий, чувственный поцелуй…

День прошел мимо. Воздух, напоенный запахом моря, постепенно холодел. Все больше людей появлялось на улицах. Но, сколько Эдна ни смотрела в окно, она не увидела в пестрой толпе ни одного знакомого лица. Максимилиан, вытянувшись во весь рост на кровати и заложив кисти рук за голову, наблюдал, как его любимая вглядывается в происходящее за окном и, смешно закусив нижнюю губу, пытается что-то там разглядеть. Волнуется. Ждет.

Сам он уже нашел ту сокровенную гавань в своей душе, где можно быть в мире с собой, несмотря на то, что уже сделано, и то, что только предстоит сделать.

…Дважды им приносили еду и напитки: Макс, по обыкновению своему, не хотел лишний раз спускаться в общий зал. А когда Эдна не смотрела в окно, он развлекал ее, подбирая стихи и песни повеселее. Это были не его стихи и песни: он веселых писать никогда не умел. Все, что он рассказывал и напевал сейчас, принадлежало светлой памяти Оазиса и Балы.

Над Карибой раскинула крылья могучая южная ночь. Огромные звезды зажглись на небе. И, словно передразнивая их, – множество больших и малых огоньков вспыхнули на земле. В южных городах любят бумажные фонарики из разноцветной бумаги, которые окрашивают в самые невероятные цвета однообразный свет помещенных в них Лихтов. Но такого размаха, как этой ночью, Макс не ожидал… Видя воодушевление Эдны, он окончательно убедился, что происходит что-то особенное.

– Что празднуют? – спросил он.

– Субботу! – весело улыбнулась Эдна. – Я совсем забыла, что сегодня суббота. Во всех южных городах это праздничный день… – договорив, она вдруг сникла. Должно быть, вспомнила о нелюдимости Макса…

Он так и понял. И – черт возьми – именно сейчас он меньше всего хотел ее огорчать.

– Ты хочешь, чтобы я был веселым? – спросил он.

– Не надо мучить себя, – грустно отозвалась Эдна. – Будь таким, какой ты есть…

– Хорошо, – весело усмехнулся Максимилиан. – Так знай: я самодур и все должно быть по-моему! – он вскочил с кровати и картинно взмахнул руками. – Сегодня я хочу праздника! Вот так! Возражения не принимаются.

Эдна просияла и на радостях крепко обняла Макса. Порывисто поцеловав его в губы, она шустрой белкой бросилась к выходу в большой, южно-черный и сияющий праздничными огнями мир…

…В южные субботние вечера всегда бывает много работы у молодых магов, и мелкие медяшки щедро наполняют карманы любого, кто умеет накладывать Чарм – ведь каждому хочется быть красивым в праздник – или зажечь простой Лихт в воздухе – их хватают руками, словно горячую картошку, и рассовывают по бесчисленным бумажным фонарям.

Фонари сияли всюду: в руках веселых прохожих, на крышах домов, и – самое восхитительное – среди морских волн. Поставленные на крохотные лодочки, свернутые из листьев смолистой пальмы, мерцающие фонари покачивались на спокойных волнах невероятных размеров стаями, длинными вереницами или поодиночке. Завораживающее, чудесное зрелище… Множество людей столпилось на берегу, и каждый с волнением следил за судьбой своего фонарика.

Макс и Эдна тоже запустили по одному, но их постигла неудача: фонарь Эдны перевернулся погас в воде почти сразу, а фонарь Макса долго покачивался на волнах один, потом его цветастая бумажная шкурка вспыхнула и сгорела. Пришлось утешать Эдну, что не стоит видеть в этом дурного знака: это просто две случайности… Опять случайности!.. Макс наскоро придумал другое объяснение: во всем виноваты неловко свернутые из листьев лодочки. Вот и все.

Оставив за спиной мерцающее праздничными огоньками море, они углубились в город. О, это был почти кулдаганский Торгор: ночная темень, яркий свет и веселый шум в той же пропорции!..

Молодые маги развлекались вовсю, творя простые, но зрелищные и яркие заклинания. Под праздник люди с радостью принимали всё: и непрофессиональное самопальное колдовство, и откровенные ляпы и неудачи – так порой получалось даже веселее.

…Эдна остановилась, засмотревшись на парня, жонглировавшего двумя десятками Лихтов сразу. Максимилиан беззвучно усмехнулся: стоило ей только попросить, и он устроил бы такое же представление (даже лучше!), не выходя из гостиницы – ей-богу, и ради этого надо было идти на праздник?!. Но он тут же одернул себя: не ради этого… ей просто нравится быть среди веселых, красивых (пусть и в основном от Чарма) людей, и он, Максимилиан, будь он хоть трижды миродержец, маг, воин и поэт, никогда не заменит Эдне целого мира. Это уже давно пора было осознать…