Текст книги "Ты всё узнаешь утром (СИ)"

Автор книги: Ольга Алёшкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 28

Я припарковалась у соседнего с отелем здания – рядом не нашлось мест – выскочила из машины, на бегу блокируя дверь, и бросилась к парадному. Потянулась к массивной, ребристой ручке и выпустила её из пальцев, так и не распахнув дверь. Даже не попытавшись.

А что я, собственно, ему скажу? «Привет, милый! Знаешь, ты не виноват, то моя подлюга-сестра козни строит!» Я отступила от двери в сторону, обогнула вазон с ещё не окрепшей петунией и двинула по тротуару. А снимают ли открывшиеся обстоятельства с Глеба вину? Он позволил себе напиться до чертиков и так обойтись с собой. И главное: будем ли мы счастливы?

Беспокойство долбило, подобно дятлу, проникая под самую кожу, поселилось во мне и наверняка уже свило себе гнездо для удобства. Я дошла до перекрестка, ступила на дорогу, ведомая потоком людей, спешащих под зеленый, а на середине проезжей части опомнилась – куда бегу? Развернулась и бросилась назад. Сможешь жить без него? Вероятно, привыкну, человек ко всему привыкает. Надо пробовать. А хочешь пробовать? То-то же…

Я почувствовала легкий, но вполне чувствительный толчок в правом боку. Господи! Это что, мой сын меня сейчас пнул?! «Ты там возмущен или рад?» – прикоснулась я рукой к животу. Замерла, пытаясь прислушаться, не пропустить новый толчок, но ничего подобного не происходило. «Ну, же! Давай, порадуй ещё раз свою мамочку!» Проказник не шевелился. Может, я выдаю желаемое за действительное и это всего-навсего урчал мой завтрак? Я вновь поравнялась с входом в отель и смело ступила в прохладный холл.

– Здравствуйте. Олеся, не могли бы вы пригласить Глеба Андреевича? – обращаюсь к девушке на ресепшен. Просто поинтересуюсь как его дела, скажу, что проезжала мимо. Или попрошу приехать, выкопать мне ямки под туи. Киваю девушке на диван и добавляю: – Я его тут подожду.

Олеся – имя указано на бейдже – белозубо улыбнулась и подчеркнуто вежливо сообщила:

– Глеб Андреевич уехал. Будет после обеда.

«Не судьба» – подумала я и шагнула на выход.

Он не навещал нас две недели. Даже газон его не интересовал. За это время я передала все обязанности Светке и перешла на домашнюю занятость. Пару часов утром и пару после обеда сидела за ноутбуком, разрабатывая дизайн очередного помещения, делала несколько звонков, а остальное время бесцельно слонялась по дому. А потом наступала ночь, я лежала и вглядывалась в потолок, отмечая, засыпать на спине становится с каждым днем всё трудней.

Всякий раз меня подмывало набрать номер и позвонить – чего проще. Но в эти минуты я вспоминала, как безжалостно обошлась с ним: развелась не раздумывая, даже не выслушав, не позволив и слова произнести в свою защиту. И вот сейчас, когда я готова капитулировать, рухнуть, как Берлинская стена, Глебу, похоже, надоело таскаться сюда.

«– Давай, уйми гордыню, – подначиваю себя и снова откладываю телефон». Вглядываюсь в экран, гипнотизирую его, посылаю флюиды – не действует. В один из таких «сеансов» телефон и вправду зазвонил – Светка. «Таймыр, я вызывала не тебя», простонала я.

Через месяц я не выдержала и набрала. Он не ответил. И я кляла себя на чем свет, бранила за несдержанность. А когда, через двадцать минут, Глеб перезвонил, после раздавшегося «Юлька, ты звонила?», закричала:

– Высадил свой дурацкий газон, так смотри за ним!

И бросила трубку. Он тут же перезвонил, но теперь не брала трубку я. Через пару минут пришло СМС.

«Я в Воронеже, прокачиваю новый отель. Вернусь через неделю – побрею. К газонокосилке близко не подходи!»

Нашла на карте Воронеж – больше тысячи километров.

Вернулся он через пять дней. Я слышала, как прошел в котельную, переоделся в комбинезон, а через пять минут заурчала газонокосилка. Я бросилась в недавно оборудованную детскую и принялась смахивать с комода несуществующую пыль. А потом ходила из угла в угол, топча пушистый белый ковер, прикидывая куда поставлю кроватку, словно это момент ещё не решеный.

Только смолкла косилка, сердце застучало как бешенное, может, оно и раньше стучало, а рёв аппарата перекрывал, приглушал его. Глеб переоделся, умылся в ванной, прошел в гостиную – отец там смотрел телевизор – и заговорил. Я прокралась к лестнице – подслушивать. Разобрала только отдельные слова. Судя по всему, интересуется здоровьем отца. Вскоре возник в холле, а я шмыгнула назад, в детскую. Подхватила салфетку, распахнула шкаф и замерла – уйдет?

Я протирала третью полку, когда услышала:

– Ого! Здорово ты оборудовала комнату. Привет.

Обернулась на голос – Глеб стоял в дверях. Посвежевший, загорелый и уверенный. Такой… прежний.

– Ты же знаешь, что я не сама, мои помогли.

– Без тебя всё равно не обошлось, – подмигнул он. Осмотрелся, заприметил кресло в углу и спросил: – Присяду?

– Пожалуйста, – пожала я плечами и вернулась к полкам. Дотерла оставшиеся, проверила дрожат ли руки, прикрыла шкаф и повернулась к нему. Как будто, не дрожали. Почти. Разве только чуть-чуть. На всякий случай завела их за спину, тогда живот выпирал сильнее, пришлось вернуть. Я смяла салфетку в одной руке и обвела взглядом комнату:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Симпатично?

– Мне нравится.

Он смотрел в упор, глаза улыбались, но я отметила – заискивающий взгляд испарился. Прошла к окну, чуть сдвинула штору, оценила газон и спросила:

– Как Воронеж?

– Жарко, душно. Вымотался, но в целом неплохо. Работа отвлекает. Как ты?

– Нормально. Меня больше не тошнит, но я не могу спать на спине. А ещё он пинается.

– Можно потрогать? – протянул он руку.

Я пожала плечами, а Глеб поднялся и подошел. Аккуратно притронулся к животу и замер. Беременные женщины способны возбуждаться, сделала я открытие. «Конечно, способны, они что не живые?» – с сарказмом замечает внутренний голос.

– Он пинается, когда ему вздумается, – извинительно говорю и не узнаю свой голос. Откуда-то появившаяся хрипота. Я сглотнула и улыбнулась: – Этак и час можем простоять.

Глеб чуть склонил голову, пытаясь заглянуть мне в глаза, нашел их и шепнул:

– Юлька, прости дурака, а. – Я уткнулась лбом ему в плечо и вдохнула запах. Родной, знакомый, что щемит, от него пульсирует жилка на шее. – Ты там плачешь что ль, Юль? А?

– Угу, – подтверждаю я.

Он прижимает меня и гладит по голове.

– Юлька, моя, Юлька. Прости, ну, прости, – целует мне макушку. – Знаешь, и пускай не мой ребенок. И что? Я могу быть отличным отцом. Ты подумай, не отвечай сразу.

Я отстранилась на секунду, постучала себе пальцем по лбу и подавив слезу, выдохнула:

– Дурак что ли, ну какой не твой ребенок?

Эпилог

Сегодня выходной, семейство должно быть в сборе. Никакого плана у меня нет, скорее шла на разведку, действовать буду по обстоятельствам. Я обогнула поселок по широкой дуге и снова вышла к нему в районе их дома. Из-за чертового забора, ни хрена не видать.

Осмотрелась, дерево приметила сразу – годится. И ствол, и ветки достаточно крепки. Я схватилась за самую толстую ветвь, подтянулась и забралась. Сила в руках имелась, спасибо колонии. Там хилякам не место – проглотят, пожуют и выплюнут. Детдомовским проще, среда привычнее. «Чистюля» просто об этом не знает. Я забралась ещё выше, достала из рюкзака бинокль и приложилась к нему. Вспомнила Сыроежкина, на чем он там сидел, на березе, кажется? «Электроника» нам гоняли в детдоме раз двадцать, и больше всех мне запомнился этот момент. И обидно было, сука, до слез, за Серегу. Когда весь такой из себя умненький, вылизанный Электроник подменил его на всех фронтах.

Ликуй, радуйся, трезвонь в свою дудку, чистюля. Я тут, я уже рядом.

Такую вылизанную и чистую первый раз её и увидела. Отца вычислила из мамкиных писем. Васька раздобыл мне адрес и помог сбежать из детдома. До вечера просидела в их дворе, голодная. Идут. Отец со своей бабой под ручку, эта коза рядом скачет, мороженое лижет. Юбочка на ней складками, красивая, волосы на макушке подвязаны. На площадку шмыг, а мать ей: «—Юля, через пятнадцать минут ужин».

Села на соседние качели. Я смотрю на неё, слюной исхожу – жрать охота.

– Я бы угостила тебя, но из рота в рот… – смеётся. – Сама знаешь, микроб. А хочешь, я попрошу у мамы денег, и мы тебе сбегаем купим? Тебя как зовут? Меня Юля.

Мы в детдоме одно мороженое и впятером есть могли.

– Дура! Дура! – кричу ей. – Не нужно мне твоё мороженое! Подавись!

И убегаю.

Ждать долго не пришлось – выползли на солнце. Она первая вышла. Сарафан на ней летний струится, скатерть несёт и корзинку. Только что, песенки не распевает. Разложила добро в траве – пикник Чистюля задумала. Снова в дом убежала. Мужик её тащится, пацана за руку ведёт. Тот руку выпустил, побежал к мячу, подхватил его и в мою сторону смотрит, как будто видит. Я даже на секунду бинокль отвела. Щекастый такой пацан, лет пять, наверное. Муж её, плед рядом со скатертью разложил и кричит пацану:

– Егор, пинай ко мне.

Пацан мяч на землю, оббежал, пнул. Слабо пнул – ни о чём. Хохочет, заливается. А смех его в уши мне прокрадывается и кажись мозг щекочет. Так и хочется заорать, чтоб заткнулся.

Она снова в дверях появилась, махнула рукой мужику, подозвала. Тот к ней, переноску забрал. «Хренасе, настрогали!» Теснее прижала бинокль – девка, малая совсем.

Бабы на пледе, мужики в траве с мячом. Я давлюсь их счастьем, как тем мороженым, и выть хочется. Выть и орать. Орать даже больше.

«Господи! Да задрали вы, подавитесь! Подавитесь!»

Конец