Текст книги "Ты всё узнаешь утром (СИ)"

Автор книги: Ольга Алёшкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 19

Праздника не ждала. Не хотелось. Накануне подумывала отключить телефон и просидеть в тишине квартиры, даже телик не включать. А тридцать первого проснулась и пошла за ёлкой. Искусственной в нашем доме не водилось.

Вернулась через три часа с увесистым пакетом в одной руке и перевязанной бечевкой, пахучей елкой в другой. Разобрала продукты, следом втащила деревце в кухню, срезала путы, не став расправлять ветви сразу – хрупкие с мороза. Попросила отца достать коробку с антресолей. Вышел, мазнул по лежащей на полу елке тяжелым взглядом, но коробку достал.

Открыла её и пропала на час. Каждая шишка, каждый шар напоминали о детстве. Бог мой!.. сколько я ими не пользовалась, не доставала? Лет восемь? Пожалуй, и больше. Часы в форме домика. Эти ещё из детства мамы. На красной, пузатой крыше белые крапинки – снег, стрелки замерли без пяти полночь. «Пять минут, пять минут…», – шепотом пропела я. Мама любила этот фильм, даже шила мне как-то платье на новогодний школьный бал по моде шестидесятых в крупный горох, с пышной юбкой. Я тогда училась в девятом. Покачала домик в руке – весомый. Стекло гораздо плотнее, чем у современных игрушек.

Елка была едва ли выше метра. Обвесила купленной гирляндой, нарядила, соорудила для неё пьедестал из той же коробки и разделочной доски служившей усилением, чтобы повыше стала. Установила ближе к окну прямо на кухне и включила огни. Поглазела, пытаясь нащупать новогоднее настроение; если и теплилось, пока разбирала игрушки, то – схлынуло.

Вернулась из душа – огни не горят. Отец выключил. Иду к нему, стучу, открываю дверь. Сидит в кресле, листает семейный фотоальбом. Картонные уголки страниц распушены и местами засалены, пара из них норовит выскочить, едва держась на переплете. Всё живет прошлым.

– Пап, не выключай, праздник же. Будем радоваться.

Некогда строгий и местами суровый Виктор Васильевич, а теперь потерянный, словно заблудившийся ребенок, человек поднял на меня взгляд и сфокусировал на моем лице. В глазах борьба мыслей. Пытается понять, о чем я тут толкую? Едва заметно кивнул и согласился:

– Ладно.

Вновь уставился в альбом. Фотографии уже шли цветные, заглянула: провожают меня в первый класс. Тихо выскользнула и вернулась на кухню.

К вечеру у меня был готов оливье, маринованная медовой заливкой утка ждала, когда её отправят в духовку.

– Там тебе будет уютно, – сооружая кокон из фольги, произнесла я.

Господи! Я разговариваю с уткой… при этом, птица давно мертва!

Сунула птицу в духовку, засекла время и выскочила из квартиры, предварительно накинув шубу и подхватив ключи от машины.

Дороги почти пустынны, чаще попадались расписанные рекламой такси, доехала в рекордные пятнадцать минут. Поселок встретил огнями, наряженными возле домов елками и соответствующей атмосферой. Почти каждый дом светился всеми окнами разом – народ готовится встретить новый год. Двинула главной улицей, миновала детский сад, супермаркет. На пятачке, гордо именуемом площадью, устроен праздничный «городок». С горками, катком и, конечно же, елкой. Тут гораздо оживленнее: детишки разных возрастов, родители, играет музыка, всеобщие катания и веселье.

Наш дом тонул в темноте. Ну, конечно, не одному же ему торчать в пустом доме! Приглашать к себе гостей, вероятно, не рискнул… или просто не захотел. Может с Володей? Или с Королёвыми. С ними определенно весело, Димка не даст заскучать.

Зачем я сюда притащилась? Глазеть из окна тачки на свой бывший дом? Я же не рассчитывала и не собиралась попасть внутрь, напротив. Надеялась по каким-то признакам понять, что он счастлив и бодр, веселится в свое удовольствие? Эдакая форма извращенного мазохизма? Зато потом можно ждать одиннадцатое января более уверенной, даже торопить его, черкнуть в нужном месте размашистую подпись – баста! Вы свободны! – вдохнуть полной грудью и двигаться дальше по своей «полосе», иногда притормаживая, чтобы определить какого она в данный момент оттенка. Должна же она начать хотя бы сереть!

Вспомнила о косточке и жилете в своем багажнике. Получается, планировала заявиться сюда еще утром? «Ничего ты не планировала, увидела жилет и решила, что он идеален для Херальда!» Подарок можно вручить позже, а можно просто отправить с курьером…

Приткнула машину в конце улицы и вышла. К черту! Старику наверняка будет приятно, вручу сейчас, если не прогонит. Шерстяной жилет предусмотрительно упакован в подарочную бумагу и перевязан золотистой лентой, сверток в одном пакете с косточкой для пса. Сунула его под мышку и направилась к дому. Толкнула низкую калитку, прошла по чищеной дорожке и надавила кнопку звонка.

– Кто? – раздалось из-за двери, следом залаял пес.

Бывшая соседка? Юля? Не уверена, что ему вообще известно моё имя.

– Валентин Петрович, это Юля, – откликнулась я, получилось немного несмело. Сглотнула и добавила громче: – Соседка…

Впрочем, он уже приоткрыл дверь, и последнее слово я произносила ему в лицо, можно было бы и не орать так.

– Здравствуйте, – сбавила я звук и кивнула. – Решила заглянуть к вам, поздравить.

Пес выбежал из дверей, обежал меня по кругу, обнюхал, вильнул хвостом и встал передо мной, задрав морду. Я опустила руку ему на голову, забралась пальцами в шерсть, поглаживая загривок, и шепнула Джеку «привет». Хозяин стянул с лица очки, они повисли на веревке, болтающейся на шее, сощурил глаза и прикрикнул на собаку:

– Дай человеку пройти! Всю избу простудим не то.

Старик посторонился, освобождая проход, Джек юркнул внутрь первый. Своеобразное приглашение. Я вошла следом, Херальд прикрыл дверь и указал мне на вешалку:

– Раздевайтесь, чаю выпьем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я разделась и осмотрелась. Стены оставили в натуральном виде. Деревянными, округлыми, в стиле русской избы, они подходили Херальду как никакие другие. В гостиной новый диван, перед окном круглый стол застелен ажурной скатертью с кистями, свисавшими к самому полу. Из каких закромов она у него сохранилась? «Несгораемый сундук», улыбнулась я. Над столом висит та самая рама с фотографиями, про которую говорил Глеб. Прошла ближе, пытаясь отыскать нужную. Большинство снимков черно-белые. На одном из них Херальд с кудрявым, лихим вихром на голове, рядом женщина с покатыми плечами. Сосед едва узнаваем, выдавал прямой длинный нос.

– Супруга моя, – пояснил мне старик. Свернул разложенную на столе газету, стянул с шеи веревку с очками и повернулся ко мне: – Садитесь, чайник сейчас принесу. Горячий он у меня.

Я прошла, села за стол, ближе к висевшей раме. Фотография с подростком была одна. Внимательно вгляделась в лицо, Глеб прав это – разные люди. Вернулся Херальд, нес металлический чайник, подхваченный за ручку свернутым кухонным полотенцем, в другой руке две чашки. Снова ушел на кухню, вернулся с вареньем.

– Вишневое уважаете?

– Очень. Я вам подарок принесла, – протянула ему сверток. – И Джеку. С наступающим.

– Я праздниками уже лет десять как не интересуюсь, но спасибо вам. – Взял у меня сверток, покрутил его, покачал головой. Чувствовалось, мужчина смущен и растерян. – Что там, в кульке то?

– Жилет. Теплый, шерстяной, надеюсь, вам понравится.

– Вот эть. И ответить мне нечем…

– Я от души. Примите, пожалуйста.

Стали пить чай, поглядывая друг на друга. Варенье вкусное. Лопала, зачерпывая ягоды ложкой, ничуть не стесняясь. Сосед только посматривал да щурился. Обычная хмурость словно испарилась с лица. Распечатала псу кость, вручила. Джек подхватил зубами, прилег в углу дивана, захрумкал. Не сговариваясь, повернулись и теперь наблюдали за ним. Чудной Новый год.

Утка! Опомнилась я и подскочила.

– Валентин Петрович, мне бежать нужно. Спасибо за чай.

Метнулась к порогу, старик за мной: «Обожди», – трясет сухим пальцем. Накинула сапоги, шубу, жду. Вернулся с банкой варенья.

– На-ка, – сует мне банку. – Вишневое. Погреб больше всех уцелел. Картошку залили, а банки ниче, выстояли.

– Спасибо! С праздником вас еще раз.

– И тебе не хворать. Побегай, давай, десять уж. Молодым с молодыми охота.

Пес вызвался проводить до калитки, дальше я его прогнала, да и Херальд свистнул, приструнив животину. Помахала рукой, сосед помахал в ответ и стоял на крыльце, пока я не уселась в машину.

Запах стоял на всю квартиру, благо не гари. Вытащила блюдо, надорвала сверху фольгу, птичка – полный порядок. Сока внутри кокона ещё предостаточно, полила им же спину и бока утки, вновь впихнула в духовку – румяниться.

Отец готовился спать, уже облачился в пижаму.

– Нет, папа, нет. Спать мы пока не будем, – возразила я. – Отказов не принимаю. У тебя есть полчаса, чтобы принять душ, надеть брюки, чистую рубашку и причесать волосы. Я буду ждать тебя на кухне. – Он не двинулся с кровати. Сидел, прижавшись ногой к тумбе, смотрел сквозь меня. Я наклонилась и взяла его за запястья: – Пап, я прошу, ради меня.

– Приду.

Пока суетилась, кружила от холодильника к столу, казалось, нащупала: вот оно – праздничное настроение, как выяснилось позже, только казалось. Салат, утка во главе, канапешки с икрой и шампанское, получился вполне себе новогодний стол, учитывая, что он для двоих. Принесла на кухню ноутбук – не пропустить куранты! – нашла первый канал, сбавив звук до едва различимого: слушать пение родной эстрады пока не хотелось, возможно, позже.

Отец выполнил все мои просьбы и возник в дверях кухни: рубашка немного примята, особенно на рукавах, зато причесаны волосы. Еще влажные и от этого послушные обрамляли лицо, делая его заметно моложе. Я глянула на часы – утюжить рубашку поздно.

– Садись, – кивнула ему на стул, бог с ней, с рубашкой. – Тебе салат положить?

Напевая, наполнила тарелку отцу, затем себе. Ткнула утке в бок двузубую вилку, разделала ножом прямо в блюде и села напротив отца. Пожелала приятного аппетита и уставилась на него, ожидая взаимной вежливости. Не дождалась.

– Хорошо, давай ужинать, – предложила я, особо не рассчитывая, что он притронется к еде. Как оказалось зря. Салатом отец увлекся, тарелка пустела на глазах. Я положила ему хороший кусок утки и улыбнулась: – А знаешь, я даже рада, что этот новый год мы встречаем вдвоем. Тихо, по-семейному.

В глазах отца читалось недоверие. Он отвел взгляд и обратил его к фотографии мамы, вздохнул печально и едва слышно произнес:

– Какая уж мы теперь семья.

Сил возражать не нашлось. Наверное, правильнее было возмутиться, обидеться: как так, папа, отец и дочь – чем тебе не семья?! Я напомнила себе о терпении, не давая возможности простодушничать.

На экране ноутбука полным ходом шло поздравление президента. Я добавила звук и схватилась за шампанское, отец протянул руку:

– Позволь мне.

– С удовольствием.

Скорее всего, он растерял опыт или переволновался, но шампанское в его руках «выстрелило» раньше, чем раздались куранты. Пробка ударила в потолок, я издала восторженный визг и подхватила бокалы, помогая ловить в них игристое. Кроме бокалов попало на скатерть, в тарелки, нам на руки, зато вышло весело и празднично.

– С новым годом, пап! С новым счастьем!

– С новым годом!

Сделали по глотку и замолчали. Раздались куранты, под них я осушила бокал до дна. Всё, вот он новый год. Мгновение и наступил. Есть больше не хотелось, впрочем, как и говорить, танцевать тем более. На экране люди жгли бенгальские огни, бросали серпантин, сияли улыбками… За окном шел снег маленькими, редкими снежинками. Может, стоит пройтись?

Прямо под нашими окнами грянул салют. Самый что ни на есть настоящий. Залпы летели выше нашего третьего этажа, распадаясь на сотни мелких огней. Красиво, шумно. Щелкнула клавишей выключателя, погасив свет, и переместилась к окну под озаряющие кухню вспышки. Раздвинула тюль – красные, зеленые, серебристые брызги то разливались дождем, то сияли шаром и тухли, уступая место следующим.

Я заворожено таращилась на искры, пока не догадалась посмотреть вниз, чтобы увидеть виновников сего великолепия. Странное дело, такие вещи как салюты, принято запускать в небо большой дружной компанией, сопровождать восторженными возгласами в унисон, улюлюканьем или криками ура на худой конец, видеть одинокую темную фигуру посреди двора неожиданно, даже нелепо. Мужчина в темной куртке, надвинув на голову капюшон с опушкой, торчал под окнами совершенно один. Чудак какой-то. И раз уж ты решил себя порадовать, логичнее смотреть вверх, наслаждаться радостью, а для этого необходимо задрать голову, я же совершенно точно уверена – чудак пялится на окна, причем нашего дома. Из подъезда дома напротив высыпала разновозрастная толпа, желая приобщиться к прекрасному, в этот момент новая серебристая вспышка на несколько секунд осветила лицо мужика. Глеб. И вглядывается он именно в наши окна.

Довольно резко отступаю в сторону, ткнувшись спиной отцу в грудь.

– Ой! – воскликнула я, не ожидая обнаружить его позади себя. Увлекшись салютом, я не обратила внимания, когда он подошел. Развернулась и сообщила ему: – Я к себе, спокойной ночи.

Свет в комнате включать не стала, прокралась шпионом и уселась на диван. Салют за окном выпустил последний залп и затих, зато оживилась, захлопала в ладони толпа. Долетавшие приглушенные стеклопакетами хлопки едва ли могли перебить удары моего сердца. Вспыхнул экран мобильника, я дотянулась рукой до него и прочитала: С новым годом, Юлька!

Нужно пойти убрать со стола, вымыть посуду, убрать в холодильник утку, но… нет. «– Ты этого не сделаешь, – говорю себе. – От кухни до входной двери шагов и того меньше, выскочишь и не заметишь».

Зарываюсь с головой в одеяло и для верности накрываюсь подушкой сверху.

Глава 20

Светка критически осмотрела меня, заставила покружиться и вынесла вердикт:

– Зашибись! Прынцесса, нет – королевна!

Другого я и не ожидала, платье мы выбирали под её чутким руководством, а волосы мне укладывал Светкин мастер.

– Дурында, – отозвалась я.

– Я серьезно, – выпучила она глаза и предложила: – Ты на отражение то глянь, сама всё увидишь.

Глянула. В принципе неплохо, а если не придираться так и вовсе хорошо. Платье модного оттенка тоффи – по мне так цвета ириски – струилось до самого пола, пряча ноги, зато обнажало руки и почти полностью плечи. Опоясывающий шею изящный воротник-хомут вполне мог сойти за украшение, поэтому на мне только серьги. Шоколадный пояс подчеркивал талию.

– Тебе не кажется, что волосы сливаются с платьем?

– Глупости. Волосы только заиграли, платье подчеркивает их глубину, – на полном серьезе заявила подружка. – Мне все нравится. Беспокоит только излишняя худоба, ты вообще ешь? Люди поправляются в праздники, она худеет!

– Не бурчи. Всего-то пару кило скинула.

Недолго мы перепирались, ровно до того момента пока у меня не зазвонил телефон – Артемий Яковлевич приглашал спускаться. На выходе Светка пожелала мне удачи и по понятным причинам задержалась в подъезде, чтобы выйти после того как мы отчалим.

Макс торчал у пассажирской двери, готовый распахнуть мне её в любой момент. Я к таким почестям не привыкла, мне казалось неловким беспокоить человека, вполне бы справилась сама. Мы поздоровались, следом открылась дверь, я скользнула внутрь просторного салона.

– Чудесно выглядишь, – поприветствовал меня Артемий.

– Спасибо, – вежливо отозвалась я, силясь понять, что он успел разглядеть за пару секунд. Он сгреб мою ладонь, вероятно, планируя приложится к ней губами, да передумал. Наклонился и поцеловал в щеку, задержавшись на ней чуть дольше чем требовалось. Ладонь моя по-прежнему находилась в его руке, он переплел наши пальцы и прошептал мне:

– Всё будет хорошо, тебе понравится.

Я выгляжу зажатой, что он решил меня приободрит? И второе: мне показалось или это его «тебе понравится» прозвучало двусмысленно? Ведет себя так, словно мы не на официальное мероприятие едем, а на свидание. Что ж, возможно, свидание – это как раз то, что мне сейчас необходимо.

Бал – определение мероприятию подобрано как нельзя точно. Гостей встречали под «Вальс цветов», зал оформлен соответственно, ты словно проваливался на пару-тройку веков назад. Ближе к выходу организован фуршет, в глубине зала приглашенные танцоры вальсировали: девушки, облаченные в платья с пышными юбками, молодые люди в панталонах. Имелся и устроитель бала, в расшитом золотом камзоле и парике. Дорого, пафосно, с шиком.

Я держала Артемия под руку и желания отцепиться не возникало. Толпа посторонних людей откровенно пугала. Казалось выпусти я на секунду руку и он исчезнет, потеряется среди этих красивых женщин с манящим улыбками, среди темных фраков и пиджаков, оттеснявших его, жаждущих перекинуться с ним парой фраз.

Все же отцепиться от него вскоре пришлось.

– Артемий, – пробасил нараспев и раскинул руки подошедший мужчина. Высокий, крупный, с носом как у Жерара Депардье. – Ты как всегда в своем репертуаре! Где ты успел отыскать такую редкую жемчужину?

Судя по всему, жемчужина – это я. Артемий едва заметно скривился, сочтя комплимент не удавшимся. Мне же, кроме комплимента не понравилась и фраза про репертуар. Переменно-постоянный он выходил. Мужчины пожали друг другу руки, Артемий усмехнулся и заявил:

– А ты не завидуй. Знакомься, Юля, это мой товарищ и партнер Семён Николаевич Белых, а это, Сёма, Юлия Викторовна моя… – сделал он паузу, подбирая слово, лучезарно улыбнулся и выдал: – Тут точка.

– Юлечка, он самоуверенный болван, простим ему эту малость, – заговорщицки подмигнул мне партнер.

Участвовать в их пикировках я не желала, поддакивать, впрочем, тоже, поэтому скромно улыбнулась Семёну Николаевичу, в глубине душу начиная сожалеть, что приняла приглашение. Артемий вручил мне шампанское и сообщил:

– Мне придется ненадолго оставить тебя одну, нужно произнести приветственную речь. Ты не возражаешь?

– Не возражаю, – отозвалась я, крепко сомневаясь, что у меня был выбор.

– Сёма, идём, ведущий уже два раза подавал нам знаки.

Мужчины ушли, я вертела в руках бокал и осматривалась. Гости разбивались на кучки по интересам, пили шампанское и мило беседовали. Принимая приглашение, не учла я только одного – журналисты. Среди мелькавших голливудскими улыбками лиц, я насчитала троих. Одеты скромнее, не выпускают из рук гаджеты, двое в сопровождении фотографов. Блин! Завтра всё местное интернет-сообщество будет пестрить снимками с бала. А что если на них наткнется Глеб?

«– Только каким местом это тебя задевает? – съязвила себе, разумеется, мысленно и сама же ответила: – Вдруг это его разозлит, и он не даст добровольно развод».

Даст-даст, выбора у него всё равно нет. Отмечаю чей-то пристальный взгляд боковым зрением. Слегка повернула голову – Кожух Маргарита Станиславовна, наша «Генеральша». Смотрит на меня в упор и казалось глазам своим не верит. Делать вид, что я её не замечаю неразумно, как, собственно, и нестись к ней «выражать почтение», обошлась полуулыбкой и легким кивком головы. Маргарита вздрогнула, или это её так передернуло от моего приветствия, но тут же взяла себя в руки и кивнула в ответ, без малейшей тени улыбки на лице. Отвернулась к находившемуся рядом мужчине и засмеялась ему, вскинув голову.

В одиночестве я пребывала недолго. Артемий и Белых поздравили гостей, вещали что-то про планы, про созданный фонд, я слишком не вслушивалась (увлеклась созерцанием шоколадного фонтана). Далее шла пламенная речь представителя из администрации города, крепкие пожатия рук и пожелания всем приятного вечера. Сразу после торжественной части запела местная звезда, популярная не только в нашем городе, но и за его пределами, благодаря всемирной паутине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Череда последовавших знакомств, как только Артемий вернулся, оставила меня равнодушной. В тусовке я ощущала себя чужой, да и намек о непостоянстве моего спутника изрядно подпортил настроение. Сам Артемий Яковлевич как будто это понимал и оказывал мне усиленные знаки внимания, осыпал комплиментами и не оставлял ни на минуту, всячески демонстрируя окружающим – мы пара. Я данному обстоятельству не противилась, иногда ловя завистливые взгляды окружающих женщин. Пару раз мне попадалась Кожух и, так как сталкивались мы не нос к носу, это позволяло мне делать вид, что я её не замечаю, зато я прекрасно чувствовала – она наблюдает. Её тяжелый взгляд впечатывался в спину.

Мы несколько раз танцевали с моим партнером и во время очередного кружения по залу, Артемий шепнул мне в самое ухо:

– Давай сбежим от сюда.

– А давай.

В машине до меня дошло какую глупость я сотворила, стоило лишь ему сесть ко мне опрометчиво близко и поинтересоваться где я хочу провести остаток вечера. Близостью он меня и спугнул. К более тесным отношениям я пока не готова, для этого мне нужно время, а изображать юную, скромную барышню нелепо.

– Отвези меня домой, пожалуйста, – повернулась я к нему. – Я неважно себя чувствую, слишком устала.

И для пущей убедительности откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, демонстрируя: действительно устала. Ему ничего не оставалось, как согласиться.

Вскоре Макс припарковался у моего подъезда, сразу выйдя из машины. Шагнул в сторону, огляделся, закурил. Мы с Артемием уставились друг на друга, я подумала о том, что, если он меня больше никуда не пригласит, в сущности, будет прав. Кому нужна женщина навевающая тоску, а не разгоняющая её?

– Спасибо, мне всё понравилось. Это правда. Просто у меня сейчас, действительно не простой период…

– Тсс… – приложил он к губам палец. – Не нужно слов.

И потянулся ко мне с поцелуем. Я не осталась безучастна, но более любопытничала: каково это, когда тебя целует посторонний мужчина? Я уже напрочь успела забыть.

«Долгий поцелуй на ночь», вспомнила я и отпрянула первой – наш долгим не получился. Артемий вышел провожать меня к подъезду, дальше я не позволила.

– Я позвоню тебе завтра, ты во сколько просыпаешься?

– Ранняя пташка, – ответила я.

– Я тоже. Первая точка соприкосновения найдена.

Мы улыбнулись и пожелали друг другу приятных снов.

Сегодня в тамбуре горела лампочка. Я шагнула к подъездной лестнице, потянула руку к перилам, и сама не знаю зачем подняла вверх голову. Радовалась рано – свет не на всех этажах. Не горел судя по всему на третьем. Ничего, подбодрила себя, с других пролетов перепадет чуток. Затем я услышала шорох наверху и замерла, подумав вернуться на улицу. Прислушалась. Ни шагов, ни шорохов.

Прекрати себя пугать и просто иди домой.

Подхватила подол платья и поднялась. Ну вот, никаких бабаек! Сунула в скважину ключ – не поворачивается. Дверь оказалась не заперта.

Отец лежал в прихожей. Почти у самого порога. Пытался мне что-то сказать – не выходило. Лицо неестественно стянуто, на лбу выступила испарина. Я упала перед ним на колени, схватила его за руку и закричала:

– Что?! Что случилось, пап?

Опомнилась, соскочила, вытащила из кармана шубы телефон и только тогда заметила, что он обмочился. На правой пижамной брючине огромное мокрое пятно.

Девушка из скорой помощи слишком дотошно выспрашивала данные отца, нерасторопно уточняла адрес. Звук отстукивания ногтей по клавишам, на том конце провода, ужасно раздражал, я не вытерпела и крикнула:

– Девушка! Нам нужна срочная помощь!

– Не кричите вы так, реанимационная бригада к вам уже направлена, – спокойно одернула она меня и продолжила: – Рвотные позывы, тошнота имеются?

Я вновь склонилась над отцом и ответила:

– Нет. Как будто нет.

– Хорошо. Всё равно рекомендую положить больного на бок, во избежание удушения рвотной массой, постарайтесь при этом не сильно тормошить его. Галстуки, ремни, расстегнуть, расслабить, помещение проветрить, – отчеканила она.

Бригада приехала через пятнадцать минут. Я так и не нашла полис отца, хоть девушка по телефону просила меня подготовить. Вероятно, вылетело из головы, вместе с ворвавшимся в квартиру ветром, когда открывала окна. Отца уложили на носилки. Медбрат пригласил на помощь водителя, с виду абсолютно хлипкого мужика, тот сноровисто, но аккуратно подхватил за ручки, я бежала впереди, путаясь в длинном платье и распахивая им двери.

– Куда! – прикрикнул на меня медбрат. Моя нога так и зависла над порогом реанимационного автомобиля. – Девушка, вы нам только мешать будете. Вы бы квартиру закрыли, да переоделись. Еще документы больного найдите и подвезите обязательно. В девятнадцатую городскую его повезем, неврологическое отделение. Я предупрежу там.

На размышления ушло не больше секунды. Кивнула парню и бросилась к подъезду. Может, еще успею догнать их.

Я перебрала комод в спальне отца «с ног до головы», полис никак не желал находиться. Вытащила ящик с бумагами из пазов и просто вытряхнула содержимое на кровать. Выцветшие чеки, просроченные гарантийники на технику, поздравительные открытки и еще куча ненужного хлама. Паспорт, полис и военный билет отца нашлись в белом изношенном конверте. Взяла только паспорт и полис, рванула к себе в комнату. Вспомнила про мокрую пижаму и бросилась вновь в его спальню, прихватив из шкафа смену белья.

Уже в джинсах и толстовке глянула на часы: да уж, совсем не по-солдатски. Потеряла кучу времени и вдобавок не поставила греться машину. Глупая женщина!

Больница тонула в темноте. Подсвечивалось лишь несколько окон на разных этажах. Я объехала её по кругу, соображая где лучше припарковаться, приткнулась со двора. У главного входа темень стояла абсолютная, здесь же приветливо горел фонарь под козырьком одного из входов. Карета реанимации ещё не успела уехать, в салоне находился только водитель. Я обошла машину, за ней у самого крыльца и обнаружила курящего медбрата.

– И как мне попасть в эту неврологию? – подошла я. Парень сделал огромную затяжку, зашвырнул сигарету в мусорную корзину и кивнул мне:

– Идём, проведу.

Охранник на входе глянул на нас неодобрительно, сквозь стекло, медбрат указал на меня и пояснил:

– Её отца сейчас привезли, пусть пройдет. Документы у неё и вообще… с врачом переговорит.

Странно, но такое объяснение охранника вполне устроило, потому как внутренняя дверь, непосредственно в корпус, издав легкий щелчок, открылась. Мы прошли длинным узким коридором в правое крыло здания. Старым скрипучим лифтом поднялись на третий этаж. Небольшой тамбур и мы в холле неврологии. За сестринской стойкой никого. Тут характерный запах больниц ощущался острее, перемешиваясь с другим, химическим. Хлорка, догадалась я, глядя на влажный пол.

– Сядь здесь на стуле, дождись сестру. Только прошу, не шатайся по всему отделению. Я побежал, а то вдруг вызов.

До прихода сестры, а это каких-то десять минут, я успела накрутить себя настолько, что послушно сидеть на стуле не могла. Курсировала между двумя широченными окнами, то поглядывая на улицу, то на стойку сестры. Память услужливо подсовывала все виденные мной фотографии и видео, на тему того, что врачи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. А сегодня все же Рождество. Я представила, как они сейчас сидят в ординаторской, цедят коньяк из чайных чашек, жалуются на жизнь и хроническую усталость. В холодной, темной палате, с щербатым, зелёным кафелем на стенах, лежит на каталке отец – забытый, ненужный.

На цыпочках скользнула к ближайшим дверям, на второй как раз надпись: «Ординаторская». Прислушалась. Не похоже на правду. Судя по всему, там вообще никого. Сетуя, что не догадалась выспросить медбрата о состоянии отца, вернулась на стул вот тогда и услышала шаги. В конце коридора, по направлению ко мне шла молодая девушка в белом халате. Сланцы на её ногах издавали легкие шлепки, при каждом соприкосновении с гранитным полом.

Я встала, сделала пару шагов навстречу, девушка заметила меня и пошла быстрее.

– Что вы здесь делаете? – сунула она руки в карманы. На лице озабоченность и да, действительно, усталость. Вблизи она оказалась гораздо старше, ближе к «ягодному» возрасту.

– Моего отца привезли к вам. Минут тридцать назад, – взволнованно добавила я и протянула ей полис: – Вот. Скажите, что с ним? К нему можно?

Девушка взяла из моих рук полис, унесла его на стол и повернулась ко мне:

– Верхнюю одежду снимите, скрутите и на стул. Если с собой есть пакет, уберите в пакет.

И всё. Двинула по коридору и скрылась в ординаторской. Я растерянно смотрела по сторонам, пытаясь что-то выискать, справедливость, наверное. Особой любезности я и не ожидала, но ответить хотя бы на один мой вопрос она могла! Я стянула с себя куртку, скрутила изнанкой наружу и определила на стул, как велели.

Девушка вернулась, с халатом в руках.

– Держите, – протянула мне. – Вы пока присядьте, дождитесь врача, но к нему всё равно не пустят он в реанимации.

– Что с ним?

– Инсульт, – буднично отозвалась она и прошла к столу.

Уселась, щелкнула лампой, водрузила на нос очки и подхватила полис. Мне ничего не оставалось, как опуститься на стул. Мельтешить в коридоре, испытывая на прочность нервы сестры, затея не самая лучшая.

Время казалось остановилось. Я глянула на часы – прошло сорок минут. Девушка периодически отлучалась, возвращалась вновь, буквально на пару минут и снова сбегала. А еще через пять она спустилась вниз. Вскоре, дверь грузового лифта с шумом раздвинулась – привезли нового больного. Молодой человек катил каталку, сестра, подняв руку вверх, держала бутыль с лекарством.

С доктором, забежавшим буквально на пять минут, я переговорила только через полтора часа.

– Рекомендую вам ехать домой и хорошенько выспаться, – начал он не с того, что меня интересовало. – У вашего отца инсульт, он в палате интенсивной терапии, состояние острое, о стабильности говорить пока рано. Его погрузили в состояние искусственной комы. Пугаться не нужно, это стандартная процедура лечебных мероприятий.

У меня резко закружилась голова, я прикрыла глаза, сомневаясь, что это поможет не свалиться на пол. Доктор как будто это понял и подхватил меня под руку. Повел к выходу из ординаторской, где мы и разговаривали, продолжая настаивать:

– Вам необходимо на свежий воздух, повторяю – езжайте домой.

– Но я не могу. Не могу уехать.

– Сегодня ничего нового вы не услышите, приходите завтра часикам к одиннадцати, картина будет более полной. Читать лекцию и пугать вас терминами у меня сейчас просто нет времени. Извините, но мне нужно возвращаться к пациентам. В том числе и к вашему отцу.

Он выпроводил меня из кабинета, а при помощи той же сестры и из самой больницы. Не то чтобы я сопротивлялась – для этого я была слишком растеряна и подавлена – но девушка спустилась со мной на лифте и проследила, чтобы я шла в нужном направлении. Кто их знает, может мне действительно быть тут в это время не положено.