Текст книги "Яркими красками по небу (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 17. Зачем топтать мою любовь?

Глава 17. Зачем топтать мою любовь?

Мне нужно избавиться, чтобы стать ближе

Чтоб не взрывалась моя голова

Мне нужно понять, что я ненавижу,

Я думал, что ненависть – просто слова.

Зачем топтать мою любовь

Её и так почти не стало

Я разбиваю руки в кровь

Я не сошел с ума – так надо…

Смысловые галлюцинации, «З. Т. М. Л.»

***

Вдруг скрипнула дверь. Испуганно обернулась я.

Заледенела, прозревшая.

Уверенные щелчки замка, и подходит ближе.

Нервически сглатываю слюну – отступаю пару шагов назад.

– Ну, – кивает на меня, а в глазах так и пляшут черти. – Повтори-ка мне… кто я? И куда мне идти? Или что… смелая в толпе? Втихую? Думаешь, пожалею?.. Прощу? Или что?.. Сколько можно душу из меня тянуть? Ну! Че молчишь? Язык проглотила? – еще шаги ближе, дергаюсь, вновь отступаю. – Страшно? Надо же… – внезапно залился странным, жутким смехом. – Страшно ей теперь… А как пи**еть, так первая… никого и ничего не стыдясь! А тут раз – и сразу девочка-целочка, и обижать ее не надо. ТАК? – взбешенно рявкнул.

Невольно дрожу, но на лице все еще пытаюсь удерживать равнодушие.

– Че молчишь? ЧЕ ТЫ, Б***Ь, МОЛЧИШЬ?! ТЫ ЖЕ, С*КА, ТАМ КО МНЕ ЛЕЗЛА! – ударил в сердцах себя в грудь. – ПОГОВОРИТЬ ХОТЕЛА!.. ГОВОРИ, Б***Ь! СЛУШАЮ! – гневно жестикулируя.

– Я уже всё выяснила… – тихо, с опаской, шепотом.

– ЧТО ТЫ ВЫЯСНИЛА?! – орет. Еще напор – стою, током пронзает с головы до пят… превращая в лед. Руки ходором ходят, выдавая меня сполна – жму кулаки, чтоб хоть как-то держать себя достойно, смело. – ЧТО ТЫ, Б***Ь, ТАМ ВЫЯСНИЛА?!

– Что ты мне… врал, – охрипло, несмело, боязно.

– Я ВРАЛ?! – глаза расширились. – ЭТО Я ТЕБЕ, ТВАРЬ, ВРАЛ?!! ДА ЭТО ТЫ… е**лась с Киселем, и ко мне всё лезла! Из трусов выпрыгивала! Че, так сильно хотела, чтоб я тебя тр**нул?! Ну, так давай! Давай! – резвый напор, медведем пошел вдруг и тотчас ухватил за кисти.

– Отвали, ублюдок! – заорала на него неистово я, силясь вырваться, отбиться.

Но крутит-заламывает руки, движение вперед – отчего попятилась враз я и упала на скамью. Попытка вгрызться в него, но нет, проворно схватил одной рукой меня за запястья, а второй содрал долой полотенце, полностью оголяя меня перед собой. И вновь деспотия – силой, напором повалил на деревянный настил...

– Отпусти, с*ка! – бешено завизжала я. Но миг, движение вбок – и тотчас включает на всю мощь воду, дабы шумом заглушить мой крик.

– Нет, б***ь, ты хотела, ты получишь!

– Боря, не надо!

– О, да! Уже Боря! А только что поносила, как могла!

Силой раздвинул ноги, навалился сверху. Чувствую его уже всего.

– МРАЗЬ, УЙДИ ОТ МЕНЯ! – вырываю одну руку и живо впиваюсь ногтями, когтями в него, куда попаду: по шее, плечу, раздирая плоть. – НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, УБЛЮДОК!!! – и снова хватка, и снова бой. Попытка его заткнуть мне рот ладонью – тотчас укус. Ору: – Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! КОЗЛИНА Е**ЧАЯ! НЕНАВИЖУ!!!

И сама даже не поняла, как его руки враз оказались на моей шее – и сжал бешено… жадно стал, принялся основательно душить. Серьезно, верно, стремительно. Верша чистое, уверенное, давно предреченное… правосудие.

Отчаянно скольжу, цепляюсь за его пальцы, пытаясь содрать с себя удавку.

Тщетно.

Давит, стискивает все сильней, отчего позывы уже просто невыносимы.

В глазах Его ярость, помутнение… ничего людского, казалось, там больше не осталось.

Гребу руками воздух… бесполезно, глупо… напрасно.

Темнеет… Заплясали предсмертные звезды. Сердце, будто камнем по утробе, грохало, отбивало свои последние, печальные, прощальные удары. Грубые, топорные, обреченные.

Хватка моя отчаянная – и с каждым мгновением все слабее и слабее.

Зажмурилась я, сокрушенная, дабы не видеть больше того, кто так… жестоко предал.

Кто поступил… как знала.

Конец.

Вот и конец… мой конец… Конец всем мучениям, слезам, страданиям…

ЖИЗНИ... конец.

И вдруг –

… отступает.

Машинальны мои ВДОХ-ВЫДОХ.

Фанатичные, неосознанные, позорные… предательские… глотки воздуха.

Кандалы пали.

Шорох – движение Его куда-то в сторону.

Не реагирую еще.

Жадно хватаюсь за горло, пытаясь хоть как-то прийти в себя,  сквозь сдавленность, ком, валун, что все еще разрывал меня изнутри, отдышаться, напиться, насытиться кислородом.

И лишь за тем – испуганный, ошарашенный... оробевший взгляд около, выискивая демона. Выискивая Смерть.

Стоит, сгорает, давится неистовством, рваные вдохи, охлаждая по жилам вскипевшую кровь. Глаза блестят, а руки – в кулаки сжаты.

– Ребенка... – вдруг находит силы на звук, режущие сознание слова, – пожалел. – И вновь шумный, тяжелый вздох: – Иначе бы… додушил.

Нервически сглотнула слюну.

Честно, правдиво, как на духу… взмолившимся смертником:

– Я не беременна.

Прогремело. Казалось, даже… земля содрогнулась в трепете.

Не сразу осознал. Не сразу внял, поверил. Но еще одна долгая, жуткая минута и произнес вслух, на что доселе не решался:

– Что? Что ты сказала? – поморщился, лицо распял дикий, взорвавшийся ужас.

– Не беременная я, – несмело, сдержанно, прокашлявшись.

Оцепенел, огорошенный.

Минуты – жуткие, давящие. Убийственные… Осмеливается, но все так же… с опаской, словно упрашивая:

– Что ты несешь?

– Что есть, – выровнялась на ногах. Полный храбрости взгляд в глаза: – Я… не беременна.

И снова тишина. И снова жуть, пробивая сознание прозрением, отрезвляя окончательно адреналином и потрясением. Охрипло:

– И зачем ты мне… сейчас всё это говоришь? – пронзенный до глубины души, никак все не может все свести концы с концами.

Нервически сглотнула слюну я:

– За**алась врать, – грубо, дерзко. Искренне. – Вот и говорю… как есть.

– Ты совсем, что ли... чокнутая? – поморщился, казалось, сгорая уже от ошеломления. Вдруг шаг  ближе, отчего тут же дернулась я в испуге. Пристальный, с вызовом взгляд мне в глаза: – Что ты несешь? В смысле… не беременна? – горько как-то, словно режа себя изнутри.

– В прямом, – выстрелом.

Оцепенел. Не моргает. Не дышит. Взгляд около. Но еще миг, и снова взор мне в очи:

– А он… – коротко кивнул в сторону двери. – Он знает?

– Конечно.

Еще большее изумление… Округлились очи. Казалось, его сознание вот-вот рванет… от обреченности и невозможности больше воспринимать, поражаться творящемуся, услышанному.

– И на**я… тогда?!  – гаркнул, полностью, окончательно выпадая в осадок.

– Моя вина – я и расплачиваюсь.

Обомлел. Глаза застыли, словно мертвые. Лишь только мысли пытались проникнуть в душу, в поисках не менее беспредельных ответов.

– В смысле, твоя вина? – наконец-то осмеливается, спустя минуты. Нервически сглотнул слюну. Шаг ближе,  испуганно дрогнула, но не отступила. Отчаянно глаза  в глаза:

– В прямом. Если бы не я – Киселю не грозил бы сейчас срок.

– Ты сейчас, вообще, б***ь, о чем?!! – вдруг взбешенно рявкнул Борис, на мгновение  схватившись за голову. Опять ошарашенный, полный ужаса взгляд мне в очи. – Каким, б***ь, ты, с*ка, там боком? Я ни**я уже не понимаю! – измученный взор, выпрашивая уже наконец финиша сего жуткого сумасбродства.

Бью, как есть:

– Если бы… не моя истерика, просьбы, если бы сама не полезла в драку, заступаясь за ту с*ку… неблагодарную, и Кисель бы в это дело не полез. И пацан был бы жив…

Нахмурился. Секунды, дабы переварить, сообразить, разложить по полкам сказанное. Но не справляется. Враз гаркает, но уже сдержанно:

– Что там произошло?! Нормально расскажи! Че за с*ка? Конкретней!

И вновь странная дрожь по телу, вот только вместо животного страха… все стало заливаться тихой надеждой… и волнительным трепетом.

– Неужели… с Киселем ты вообще не разговаривал? – искренне удивляюсь его реакции.

– А как к нему подступиться было? Вы же слились Фирсову – он и обложил. Закрыл, причем в одиночке, и адвоката своего всучил.

Опускаю очи, ошарашенная. Молчу.

– Согласна… Глупо с Максом вышло. Мой косяк… – обмерла, подбирая слова. – Вообще, кто ж знал, что тот злое**чий вечер так… всю жизнь перевернет? Лучше бы тебя дождалась. Но нет – решила пойти домой. Одна, пешком. Этот увязался… все по пятам, да по пятам. Ну, я и согласилась, чтоб провел. Уже на Девятку даже вырулили. Оставалось-то немного. В одном из дворов я и заметила, как какой-то г**дон девку гниздил, месил нещадно… Жутко так, словно животное какое… с цепи сорвавшееся. Ну, я и давай давить на Киселя – мол, так и так…. Вступись, не будь тряпкой. Тот в отказ, говоря, что еще с головой дружит. Ну, а я-то? Что мне? Сама кинулась разнимать… Тот быстро и на меня переключился, ни в чем не стыдясь. Естественно, Киселев сразу вписался. Один удар – нокаут. Да упал гад неудачно. Черепухой об бордюр. Ну и… конец на том. А девка, с*ка та, – ноги в руки и рванула во дворы. Я еще пыталась ее нагнать – тщетно. А в это время мужик нас, продавец из магазина, запалил. Стопудово, ментам слил. И че ждать? Я и говорю, не ссы – Фирсову позвоню, порешает. Порешал… Думала, за года поумнел, исправился, одумался… Но нет. Куда там?..  На**й ему мои просьбы, когда у него Закон? Власть… Меня отмазал, а вот… от ненависти ко всем вам… начиная с Еремова и заканчивая всем треклятым «ОНГМ»… решил отыграться. Пустить Артема в расход, тем более… думал, что я  сплю с ним.

– А это не так? – внезапно отозвался Боря.

Метнула на него взгляд.

Смолчала.

Лишь нервически скривилась.

Отвела взор в сторону. Продолжила:

– Обидно, что мои даже показания не в счет. И теперь ему… пятнашка светит.

– Что? – прыснул от смеха. – Какая пятнашка? От не пи**ди! Там по неосторожности или самооборонке – условка или двояк максимум!

– Ага, – киваю головой. – Была бы та с*ка и адвокат нормальный, был бы двояк. А так только **як! Тяжкие телесные, повлекшие за собой смерть…

Обмер прозревший Борис.

Тягучие, жалящие минуты взгляд около – и наконец-то шумный, подытоживающий вздох.

Шаги ближе – присел на скамью.

Несмело вторю тем же, замирая рядом.

Потер раздраженно глаза, содрал ладонями с лица напряжение.

Вдруг движение головы – и глаза в глаза со мною. Смело отвечаю тем же (хотя и вновь пробирает дрожь по всему телу).

– Чувство вины?.. Это и всё, из-за чего ты вышла за него замуж?

Полная сомнений, всех за и против, пауза, и решаюсь ответить, но отведя стыдливо взгляд:

– И чтобы ты меня услышал…

Коротко прыснул от смеха – и вмиг вновь заледенел. Еще момент – и закачал вдруг в негодовании головой:

– Больная… ты – реально больная. Чокнутая на всю голову.

– Если бы ты не отвернулся, – решаюсь на оправдание. – Если бы выслушал, помог… я бы никогда свое слово не нарушила.

Обмер удивленный, огорошенный.

Мысли табуном заскакали в его голове, отпечатываясь болезненными эмоциями на лице.

Вдруг движение – и забросил мне руку на плечи, притянул к себе:

– С*ка ты… Какая же ты с*ка, – закачал неожиданно головой в обиде, болезненно зажмурившись на миг, – но, б***ь... как же я тебя люблю… Е**нуться просто…

Током пронзили слова…

Нервически рассмеялся сам над собой:

–  Но ничего… в чем-то ты права, – взгляд на меня, отвечаю тем же. – Нужно научиться… слушать друг друга, и доверять… да?

Немного помедлила, но решаюсь на самое сокровенное, самое желанное, самое сердцу и душе необходимое:

– Да.

Внезапно движение, обхватил, утопил мое лицо в свои ладони и тотчас впился голодным поцелуем. Властным, дерзким, повелительным. Резвый напор – и повалил на скамью – поддаюсь. Откровенные ласки языком. Вмиг схватил мою грудь, алчно сжав ее до сладкой боли. Но секунды страсти…

…и что-то сообразил. Враз отстранился и уставился на потаенные места:

– Да ладно, серьезно? – давясь неловкостью и удивлением, поморщил лоб. – Пирсинг… в сосках?

Чувствую, как уже заливаюсь краской. Пристыжено прячу взгляд. Нервически сглатываю слюну.

Но внезапно добро так, весело рассмеялся, продолжил:

– И где еще он у тебя есть? – несмело коснулся, провел по груди, будоража сознание.

– Только там, где сейчас видишь, – тихо, шепотом, еще сильнее пряча очи.

Немного отодвинулся, выровнялся, скользя взором по всему обнаженному моему телу, словно только сейчас его и увидел, сполна смог разглядеть.

Движение и провел пальцами под левой грудью.

Странно как-то захохотал:

– А что за крест такой? Кривой… и недорисованный… Краска, что ль, закончилась?  – идиотически съязвил.

Скривилась я от злости (задел за живое).

Мигом, силой отдергиваю его руку прочь оттуда:

– Какой выдали, такой и ношу…

Вздернул бровью. Взгляд мне в лицо:

– Кто выдал?

– А тебе прямо… – живо привстаю, обнимаю его за плечи и тяну на себя – поддается, – всё сразу так и расскажи? Да?

– Да, – хохочет. Поцелуй в губы, но опять коротко. Оторвался. Неосознанно облизался и снова уставился мне в очи: – Лесь… я не хочу так. Как крыса, втихую… – качает головой. – Пока твой муж за дверью…

– Да не муж он мне! – отчаянное, зажмурив в поражении веки, прикрыла на мгновение руками, ладонями лицо. Шумный вздох.

– Муж, – уверенное, но тихое, спокойное. – Разберемся с твоим чувством вины – и закроем эту тему. Я хочу достойно, как нормальный мужчина, тебя отвоевать, а не как гнида паршивая, вша гнилая – исподтишка… пока менты его прессуют. Хорошо?

Глаза в глаза. Невыносимые мгновения зрительного боя – и сдаюсь. Обреченно киваю головой:

– Хорошо.

– Но помни, ты мне слово дала. И не смей его нарушать: никакого Киселя. А то… додушу. Серьезно, гадом буду, но задушу.

Поежилась невольно. Но тотчас рисую на устах улыбку, видя эту его странную, перепуганную серьезность.

– Че ржешь? – не выдержал и тоже рассмеялся. – Ржет она… А мне было не смешно.

Виновато опускаю очи:

– Мне тоже…

– Сама довела.

– А я по-другому… не умею, – шепотом стыдливым.

– УЧИСЬ! – вполне правдиво, искренне,  хотя и хохочет. – Время будет – вот сиди и учись! А то ржет она... Добалуешься. Что вместо Киселя, я на нары поеду – только вступиться уже будет некому.

– У тебя Еремов есть, – пристыжено ржу.

– У тебя Ер-ре-мов есть, – паясничает, коверкая мои слова. – А я хочу, чтоб баба за меня бегала. А потом еще замуж вышла, лишь бы спасти меня.

Рдею от стыда, но и давлюсь от смеха:

– И бросила потом?

Скривился обиженно:

– Не-е-е, – завыл вдруг, обнял, притянул к себе. Губы к губам, шепотом: – Я сам ее брошу! – вкрадчиво.

– Я те брошу! – гневно (наиграно) рявкнула, удар по плечу, но тут же уже сжал в объятиях и впился грубым, страстным поцелуем в уста. Дерзкий, смачный, всепоглощающий… но зверски короткий. Тотчас оторвался. Глаза в глаза: – Ладно, идти пора… а то еще неизвестно какие приключения впереди. Нам еще перед твоим мужем… оправдываться, за эту нашу с тобой… свиданку без спроса, да еще и в душевой.

Глава 18. Обещания

Глава 18. Обещания

***

Спасибо Еремову, его таланту, авторитету, харизме: так что целая толпа ребят во главе с ним сдерживала, отвлекала Киселева, да так ловко и удачно, что тот даже и не заметил ни моего отсутствия, ни Бориного.

И даже когда скрипнула дверь, когда мы выходили, едва тот попытался устремить туда взгляд, как те тут же пресекли эту возможность.

Пройтись вперед, сесть за стол и затушеваться среди гостей. Только лишь иногда метая взгляды друг на друга. А вот Сиськастая… всё запалила. Естественно, куда ей? О ней даже не подумали. Сидела, грузилась… взором меня шпыняла, колола, резала, кромсала… давилась яростью и болью, искренне ненавидя всем сердцем.

Но, а что я сделаю? Что?

Отдать обратно?

…да быстрее сама себя удушу.

***

Еще пару часов – и приняться собираться домой.

Всполошились гости, опять крики, опять «горько», вот только теперь вместо эротической феерии от молодоженов – скромный чмок, отчего все просто выпали в осадок.

– Да че-т хреново мне, – шепчу невнятно…

– А ну, да… будущая мамаша же как-никак.

– Да правильно все! Силы на первую брачную берегут! Молодцы, вы уж там постарайтесь! Ух!

Поцелуи, объятия, поздравления в очередной раз.

Замираю рядом с Борей, пока там Киселева «облизывают».

Шепотом:

– Ничего не будет.

Короткая, кривая улыбка, взгляд мне в лицо. Несмело кивает.

Вдруг кто-то пинается из толпы, отчего невольно еще сильнее прижимаюсь к Кузнецову.

Отчаянно, горько шепчу, едва не плача:

– А лучше забери меня с собой, Борь…

Обмер, пришпиленный. Скривился болезненно. Глаза в глаза.

Читаю по губам:

– Я тебе верю.

Злобно стискиваю зубы и отворачиваюсь.

Верит он мне. Верит. А что мне теперь делать? Как Киселева сбагрить? Как сбежать?

Взор на Артема – счастливый, довольный, сполна упивается победой. Еще ничего не знает, не осознает. Противится очевидному, противится правде.

Шаг вперед, хватаю муженька за руку и тащу на выход.

В последний момент обернуться, состроить радость на лице, помахать рукой гостям, в очередной раз поблагодарить, прощальный взор на Борю – и выбраться в прихожую. Поверх куртку – да к такси.

– Правильно, не*** одеваться, коль сразу раздеваться придется! – бросает нам кто-то колкое.

Узнаю на пороге и Еремова – качает недовольно головой.

Отвернуться, зажмуриться. С*ка… и какие подобрать слова? Как бомбануть так – чтоб все остались… живы.

…

– Так че, куда? – вдруг отзывается водитель. – На Комсомольскую?

– На Ленинский, – выстреливаю я из гранатомета.

– В смысле? – оторопел муженек. – Зачем?

Обмираю. Жуткое за и против, рублю почти как есть. Несмело подвожу взгляд, глаза в глаза:

– Артем, это была сделка… И я ее провернула.

Сверлит, всматривается в меня, все еще не желая осознать то, что есть.

– Но ты теперь – моя жена.

Малодушно, едва заметно качаю отрицательно головой. Миг – и выпаливаю очередную порцию свинца:

– Ты же знал всё… с самого начала.  Зачем теперь… всё это, а?

Тягучая пауза и отваживается, казалось, на невероятное:

– Это всё из-за Кузнецова, да?

Неуверенно качаю отрицательно головой.

– Пойми, – прячу виновато взор. – Не готова я еще к отношениям. Не готова… и вряд ли когда смогу, – очи в очи. – Я слишком долго… не подпускала к себе людей. Я отвыкла быть с кем-то. Верить, жить, уступать.  Я люблю свое одиночество – и не могу без него.

– Ты же врешь… – едва слышно, а глаза уже так и блестят от отчаяния, боли.

– Разве?

***

Приехать домой, к матери обратно. Провел до квартиры. Поцелуй в щеку – и пошел смиренно прочь.

Стыдно, гадко… но и, тем не менее… я ничего не обещала ему. Ровным счетом НИЧЕГО. После всего – откровенно поставила перед своей попыткой загладить вину, а то… что он недопонял или сам себе нарисовал – тут уж я не в ответе. Хватит с меня моих кандалов, крестов – не хочу брать еще и дорисованные.

…

С Борей связывались пока лишь по телефону. Пообещал  отыскать ту с*ку, свидетельницу. Ефима приставил  к Киселю, да и Ерема через Заболотного взял все под свой незримый контроль. У Фирсова просто больше не было никаких шансов. Артема впредь не закрывали под стражу: жил у себя, лишь иногда приходя ко мне в гости, набиваясь на свиданки – оправдывалась, как могла, и то, лишь когда палилась, что нахожусь дома.

На работу устраиваться тоже пока не спешила: слишком много дерьма и так на мои плечи свалилось, чтоб туда прибавить еще и иной головняк. Мать любезно приняла на себя ношу содержать меня все то время, пока мне это было необходимо, даже не смотря на то, что «вновь предала брата»...

Что ж… если Киселева не посадят, то мой долг будет выплачен сполна… И на том в наших отношениях будет окончательная, жирная точка.

Обидно, конечно, что даже категорически заявив Артему о факте наличия исключительно лишь только дружбы между нами, я все еще не могла быть с Борей. Более того, этот гад даже не искал со мной встреч. Редкие звонки, да и те… короткие, по делу: что удалось узнать, что получилось сделать… и что "верит мне".

Вопреки всему… верит.

И я знаю, понимаю, что это – не просто слова. И эта вера многого стоит, и нелегко ему далась. А потому не подведу…

...больше не подведу Кузнецова, чего бы мне это не стоило.

***

И пусть Хорёк решил спрятаться от своей Лисицы, у нее же уже не было сил… все это терпеть.

– Привет, Лиль!

– Леська! Привет, какими судьбами?

– К Кузнецову…

– А… так у него сейчас совещание будет. Не вовремя ты.

– А я никогда вовремя не бываю, – ржу. – Не переживай, я ненадолго.

Живо дернуть на себя дверь.

– Здоров, Хорек! – кидаю едва ли не с порога (лишь учтиво закрыв за собой дверь и провернув барашек замка). Шаги ближе.

Задергался по сторонам, метая взгляды, паясничая, будто что-то ищет.

Ржет. Взор на меня:

– Это кто здесь хорек? – пытается наигранно злиться.

Игнорирую, вмиг хватаю за подлокотники кресло и оборачиваю Его всего ко мне – поддается. Ловкое движение – и забралась сверху. Жадный, голодный поцелуй в губы, щеку, шею, добраться к уху – застонал, вмиг крепко обнял меня за талию и сильнее сжал, прижал к себе. Еще мгновения – и  находит силы вдруг вырваться из-под моего морального гнета, заговорить:

– Так где ты тут хорька увидела? –задела все-таки...

Хохочу, вынужденно отрываюсь от своего гаденыша, прерываю ласку:

– Ну, а кто ты… после всего? Заныкался в норку – и ни слуху, ни духу…

– Я же звонил.

– Вот именно, только звонил… – обижено дую губы. – Две недели… я всё жду его, жду, аж извиваюсь уже  в ожидании… А он все в засаде сидит.

– Я работаю, – глупо оправдывается.

– Ну-ну. Работает он.

– А как?  Вон сколько бумаг, – кивает головой в сторону своего стола.

Не обращаю внимания.

– Ты мне тут зубы не заговаривай-то!

Вдруг звонок, запищал телефон. Силой отодвигает меня, заставляет с себя слезть. Подчиняюсь.

Поправить платье, пройтись по кабинету.

Схватил аппарат – встал с кресла, шаги вперед-назад.

«Да, ага… угу… ыгы» – сплошные формальности и малозначимые, как для меня, фразы. Всё по делу.

Вдруг подошел к полкам – и стал перебирать папки. Стоит, молчит, лишь иногда угукает своему собеседнику.

Тотчас ловлю момент – покорности, неловкости и стесненности. Прорываюсь наперед, замираю между ним и стеллажами. Стоит, покорно сверлит меня взглядом. Вмиг хватаю его свободную руку и кладу себе на грудь – поддается, слегка сжимает вожделенное, на устах враз проступила сладкая, довольная ухмылка. Невольно на мгновение зажмурился. Но вновь собеседник потребовал от него участия – а потому вздрогнул, прокашлялся.

Быстро, коротко, осиплым голосом ответил. В момент оторвался от меня, опять полез к (открытой уже) папке, перелистал некоторые документы, а затем снова взор обрушил на меня, будто... санкционируя продолжить дерзкое безумие.

Коварно ухмыляюсь. В момент хватаю его руку – поддается, вот только теперь засовываю ее себе под платье и укладываю на ягодицы. Принимает игру – сильнее прибивает меня к себе, прижимает и властно, охапкой, впивается, хватает меня за предложенное место, учиняя дозволенный загул. Но секунды, короткие движения – и нечто невероятное, вопиющее для себя осознает – глаза округлились, а вдохи забыли свой ритм.

Нервически сглотнул.

– Черт, Лёх… й-я тебе потом перезвоню. Тут у меня… – обмер, подбирая мне название, – форс-мажор организовался. Прости, братан. Но… реально, не могу сейчас говорить.

Мигом отбить звонок и отложить трубку на полку. Игриво, взволнованно захихикала я не его жуткое, хищное выражение лица, что хоть и исполосовала улыбка, но коварства и опасности никак не уменьшала.

Враз зарычал и тотчас содрал с меня платье. Беглый, голодный взгляд – и тотчас подхватил меня себе на руки, поддаюсь. Быстрые шаги к софе – повалил на нее. Повис сверху. Короткий поцелуй в губы, смеется:

– Опять без труселей…

– А зачем… идя к своему Хорьку… лишнее одевать? Еще пока будет раздевать – передумает.

– Лесь… – вдруг заныл, заведя свою старую песню.

– Нет, Борь! – едва не взвизгнула я. Мигом приподнялась, уткнулась носом в шею. Шепчу: – Пожалуйста, не надо…

– Лесь, я не могу, – силой отстраняется – обреченно падаю на софу.

Пристальный, всепоглощающий, голодный взгляд мне на голую грудь – и не в силах оторваться. Но губы уже шевелятся, бормоча приговор, словно мантру:

– Нельзя так… нельзя. Не как крысы…

Вмиг грубо хватаю его руки и укладываю на вожделенные места. Сжимаю его кисти вместе с ним. Поддается, отчаянно застонал, завыл.

Мигом выдирается руки и, нырнув ладонями мне под спину, приподнимает меня вверх. Враз впивается жадным, неистовым, ненасытным поцелуем в желанное. Выгнулась похотливо под своим зверем, что наконец-то вновь стал волком. Живо протискиваюсь руками к его брюкам. Расстегнуть ремень, змейку, стащить белье. Зарычал, застонал мой хищник, мой Тиран, утопая в ласке.

Но еще миг – и кто-то звонко, уверенно заколотил в дверь, огорошивая нас, словно воров.

Дернулся Боря, перевел взгляд в непонимании на дверь. Выжидаем.

И наконец-то слышится:

– Борис Федорович, – Лилькин голос. – Совещание. Народ тут уже собрался… нервничает.

С*ки.

Злобно, раздраженно скривился Кузнецов. Шумный, обреченный вздох – и подался назад. Мигом одеть, заправить одежины.

Лежу, смотрю на него… готова уже зареветь от всех этих измывательств.

– Прости, зай… Но, сама понимаешь. Не вовремя как-то всё…

Поднял с пола платье – протянул мне. Поддаюсь. Молча беру, встаю, одеваю.

– Не умею я вовремя… – обижено надула губы.

Заметил. Подошел ближе, обнял, прижал к себе. Короткий поцелуй в губы – и вдруг погладил, провел по волосам. Ухватил за подбородок. Добрый, пристальный взор в очи:

– Прости меня, малыш… Но оно и к лучшему… Рано еще пока.

Хмурюсь, кривлюсь, злобно стискиваю зубы.

Прячу, отвожу взгляд.

– Рано… всё время рано и не вовремя. С одной только Сиськастой – в самый раз.

Обмер, ошарашенный, закатил глаза под лоб. Зажмурился.

– Причем тут она? – не выдерживает и отчасти грубо, озлобленно рявкнул.

– Ни при чем, – язвлю.

Шумный, нервический вздох. Ухватил меня за плечи. Движение, напор, подчиняюсь – смотрю ему в очи.

– Что уже случилось? Говори… Что ты там себе надумала?

– Завтра пятница.

– И че?

– Баня… Ты опять с ней, да?

Застыл, округлив очи. Но миг – и лихорадочно заморгал:

– Причем тут она?

– Не сочиняй, а. И дурака не валяй. А то я не заметила, что все «рандеву» вместе с ней проводишь.

– Ты сейчас серьезно? – немного приблизился, лицом к лицом, пристальный взгляд. Неуверенно смеется: – Тебе прям сейчас хочется о ней поговорить?

– Ну… а как? Пять лет вместе с ней…

– Десять, б***ь! – неожиданно гневно рявкнул, движение – и оторвался, встал, шаги в сторону, сгорая от раздражения. Звонкие вдохи, пытаясь сдержать зарождающуюся злость. Миг – и обмер, взгляд на меня.

Выжидаю, сверлю ответным взором.

– Какое вместе, Лесь? – рявкнул внезапно. Че ты, б***ь, несешь? Кто тебе вообще такую х**ню в башку вбил? Временами перепихон – да, б***ь, не скрою! И только! Олеся, – шаг ближе, но не решается меня коснуться. Сдержанный, пронзающий взгляд в очи: – Если она себе там что-то напридумала, то – исключительно ее проблемы. Я никогда ничего ей не обещал: знала, на что шла. А забыла – ее косяк. Не мой. Так-то у нее за эти пять лет и муж организовывался, и дочь она ему родила. А потом развелись – и снова про меня вспомнила, увязалась. А мне че? Мне ниче… по***, если только потом без претензий. Понимаешь? Так что не надо… опять эту тему поднимать. Ты думаешь, она одна у меня такая? Или че?

Обмерла я, болезненно опустила очи.

– Проснись! Сама знаешь, кто я – и как все эти бабки тянут к нам шкур. Лиши меня всего этого – и всем сразу по*** на меня станет, не вспомнят, и как звали. Пока красивая жизнь вокруг меня – пока и я для них красивый. А тебе я верю… Верю, что не только эти споли нужны, и не только тра*. Или что? – едва заметно, но уверенно киваю одобрительно, еще больше пряча взор от позора, что довела до такого крика, до таких слов. – Вот и я надеюсь, что так. И всё у нас будет. Придет время – и всё будет. Хочу тебя. Очень хочу – аж зубы сводит. Ну, и что? Пять минут – и твари на всю жизнь. Дело не только в принципах. Не только, чтобы… не за спиной Киселя, пока ему х*ево. Нет. Я не хочу… чтоб вышло так, что ты спишь со мной, только пока я нужен, пока разруливаю его ситуацию… – мигом выстреливаю ошарашенным взглядом Кузнецову в глаза. – И не надо мне тут, – машет рукой, – слов… я все понимаю, верю, доверяю. Я решил, что сначала сделаю, а потом все остальное – то так и будет. И нечего со мной пререкаться. А уж тем более ревновать... ибо не к кому. Всё прошлое – в прошлом. Ясно?

Вновь виновато опускаю взор, киваю покорно головой.

Стук в дверь. Отчаянное Лильки:

– Борис Федорович!..

– А сейчас мне, Лесь, пора… прости, но дела зовут. И тот факт, что я иду в баню с друзьями – никак не значит, что я иду туда тра**ться. Минимум – по**здеть, максимум – побухать и подраться, – шаг ближе, обнял, притянул к себе. Поцелуй в макушку. Тихим, ласковым шепотом: – Теперь ты у меня есть… и на*** мне какие-то шмары? Мне не шестнадцать, что у меня чешется… и хочется хотя бы кому-то присунуть, или всё перепробовать. Нет, давно уже перегуляно, и до одури перенасыщено. Везде одно и то же. Другое дело – что-то… серьезное, семья.

И снова стук, гул, что волной уже превращался в бешенство за дверью.

– От, с*ки неугомонные, – ржет пристыжено. – Ладно, родная моя… Давай. Вечером наберу, потрещим еще. А пока иди – тебе пора.

– Я буду ждать.

Сел в кресло. Я к двери… провернуть замок, дернуть на себя полотно – пропустить ораву взбешенных зябликов. Больше десятка, уставших стоять, ждать, раздраженных мужиков ввалилось внутрь. Это вы еще в наших очередях соцслужб не стояли, гады зажравшиеся!

И вот он, момент. Едва ринулась к двери, как вдруг кто-то тут же перехватил меня за руку. Оборачиваюсь – Киселев. Напор на меня – оба вываливаемся за дверь, в приемную.

Живо прикрыл полотно, сдерживая галдеж. Глаза в глаза:

– А ты че здесь делаешь?

– Привет, – нехотя, раздраженно язвлю. Шумный вздох. – На работу устраиваюсь.

– Почему ко мне не зашла?

Нахмурилась. Думала, было, еще соврать – но… реально, за**алась… всех огораживать, холить:

– Киселев, – озлобленно гаркаю, – че те надо? У вас совещание? Вот и пи**уй на него!

– В смысле? – выпучил на меня свои очи. – И, вообще, че ты со мной так разговариваешь?

– Да за**ал ты меня! – шаг ближе, тихо, в лицо: – Че ты ко мне вяжешься? Ну, сделка это была! Сделка! Когда ты это поймешь? Ради тебя старалась!

– И че терь? С тобой даже поговорить нельзя?

– О чем? Всё и так на мази.

– Хотя бы об этом… почему все так стало.

– *** нужный от****ла – и всё.

Округлил, огорошенный, очи, секунды – и закивал вдруг головой:

– Кузнецов, да?

Нервно цыкнула, раздраженно пустив глаза под лоб. Шумный вздох. Едва не срываясь на крик, рычу:

– Ничего не было, Киселёв! Словами достучалась – и всё!

– А, – кивает головой, а на губах – жестокая, болезненная ухмылка, презрительный взгляд: – Потому сейчас без лифа и трусов, да?

Скользящий взгляд по моему телу – его, мой (вторя).

Взгляд в лицо. Очи в очи:

– Шалава ты конченная…

– Иди ты на***, Артемушка! Я тебя из тюрьмы вытаскивала, а не семью с тобой создавала! И ты знал это, знал с самого начала!