Текст книги "Яркими красками по небу (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Пауза, тишина – но выжидание целой гурьбы выдушило из него участие:
– У Мыки, вроде, – нехотя буркнул Кузнецов и тут же принялся жевать свой кусок кабанины. Отвернулся.
(и снова взгляд на него мой – сродни пыткам, болезненным... и приятным одновременно: ведь чем больше нельзя, тем без меры, жутко... хочется; и уже, по-моему, дело не в мести Фирсову, если так-то взять; и не гордость задетая, и не самолюбие... не знаю что – но что-то искреннее, доброе, чистое – однако, увы, отныне недостижимое, напрасное; вся эта власть, мощь на грани трепетной, бережной аккуратности, заботе, ласке – все, что так вдохновляет и дарит мнимый дурман вседозволенности и защищенности, беспечности и сладострастия – все больше не мое, и никогда моим не станет... ибо дура, ибо идиотка... ибо он так решил)
– Так вот, – вновь отзывается, продолжает рассказчик. – Пригласил нас – ну, мы и поехали. Всей оравой. Мыка же и уговорил его УАЗом рвануть: там бездорожье, а потому наши "модельные" иномарки всего того беспредела попросту не выдержат. Короче, а нам только и зае**сь: не так-то рыбу собирались ловить, как бухать. Да и снасти эти, особенно сети, эту грязь, лишний раз в багажник совать – тоже не каждый хотел. И хоть Вездюхов нас убеждал, что там и спиннинга с головой хватит, мы уж как затарились, так затарились. И ячея разная, и донок парочку, и удил – на каждого, да не по одной и разной длинны...
Ехали-ехали... Приехали. А нас никто не встречает. Тык-мык... Пусто. Ну, х**ли? Ждать, что ль, будем? Поди, не барышня какая красивая, – ухмыляется. Заржали остальные и вновь притихли, ловя каждое слово оратора. – Спиннинг, говоришь? Закинул Лешик, помню, водила наш, первый свою удочку. Облепили мы толпой его – ждем: чудеса же начнутся сейчас, рыба сама в руки бросаться станет. Кто-то даже подсак схватил... Стоим, ждем. Первую поймаем, как говорится, почин будет – а там и свое добро развернем... а после и поляну накроем. В общем, все дело за первым уловом: если че, этого факта на всех и хватит, даже если никто потом и на поплавок свой не взглянет, и наживку садить не станет, а лишь стопкой примется воротить. Пять минут, десять... Представляете, да? Больше десятка мужиков на одну удочку стоят, пялятся, как идиоты... Полчаса... А интрига, мать ее, сами знаете, не дает расслабиться, ни на миг – а потому, кто там о времени думал.
Час. Первым, помню, Боря матом загнул, поржал с нас, махнул рукой и поплелся в УАЗик над своим тормозком с хавчиком шаманить, – хохочет, и вновь смеются и остальные, только Кузнецову – все не до веселья... – В общем... – продолжил мужчина, – уже и второй час пошел, а у Мыки... кроме жаб и обсоса мальками наживки – ни**я, штиль полный. Еще немного – махнули и остальные уже на всё то др**иво рукой, признав Леху позорным неудачником. Живо за свои снасти, и прилично так – всё сразу бомбанули: удочки, несколько донок забросили. Димон уже и лодку даже свою надул – сети готовился ставить.
И вдруг бобик к нам катится. Но не ментовский, нет. Но, явно, где-то рядом... (списанный да перекрашенный). Вылезают – местные. И как давай на нас наезжать, рамсить... И, с*ка, не страшно же! Их-то хоть семеро, но и нас – не меньше. И мы все такие крепкие, жилистые (не считая пару дохликов). Чего только один Борян стоил. Это щас – осунулся, заленился, – хохочет повествователь. И опять тихий, но сдержанный смешок, в поддержку ему народ. – А тогда – бокс, качалочка. Короче, заруба случилась серьезная. Замес тот еще красочный. Эти твари снасти давай пытаться у нас отжимать, мусорами угрожать. Ну, Борян нескольких и приложил... слегка: парочку – в нокаут отправил, и еще одного так угомонил, что тот срочно в больничку укатил (свои же утащили). Вмиг встрепенулись остальные, перья давай топырщить на нас, матом гнуть, но кулаками махать – нет, на полезли – очочки-то сразу сжались. Но тут на тебе. Буквально еще полчаса – и прикатывают. Рыбнадзор и даже ментовский бобик вместе с ними. Причем, явно кореша этих... Штрафы, бумажки, протоколы. А мы-то, уже дерябнули, и как Кузнецову – тоже море по колено стало. Если бы не Мыка, там бы всех и ушатали: мент, не мент, всех бы заставили землю жрать. Но тут Ерема... Примчали ребятки на джипах. Да столько... что у этих сразу языки в ж**у, и даже бумажки уже никакие не нужны. Выходят бойцы наши. Среди них – и Колян, «хозяин» е**нный всей этой лужи. Дико таращит на нас глаза, заикается. Матом пытается гнуть, а мы не сечем, в чем дело. И че это мы... еще и виноватыми оказались. «С*ки, я же вам сто раз тогда повторил! – наконец-то не выдержав, затрясся в истерике Вездюхов. – Только с Васильково не перепутайте! Это – ментовский приход. Мой же – чуть дальше по трассе! ВАСИЛЬЕВО!!!» Короче, как оказалось, этот иднюк полдня нас прождал – устал... решил с горя забухать. Самому – не комильфо. Потому, вспомнив, что на соседней улице деда одного хоронят-поминают, отправился туда. Ерема же, как нас искал, до него дозвонился (у нас-то не брало – связь х**вая была). Да прямо с того «пиршества» и утащили беднягу. Едва ли не мордами всех в пол, налет. Отдавайте, с*ки, предателя... путь к пацанам ведет, а то на месте и четвертуем.
Вот так съездили. Морды местным разъ***шили, нервы потрепали, деду проводы обломали... и рыбы нибуя не поймали. Потом уже не до того было. Пришлось всем гамузом ужраться (Вездюхов проставлялся), да настроение обратно возвращать...
– Нашли о чем пи**еть! – вдруг гневно, раздраженно (хоть и сдержанно) гаркнул Кузнецов и отбросил вилку на тарелку – зазвенела та пристыжено. Живо вскочил из-за стола: – Лучше бы... чего доброго вспомнили.
Шаги по склону. К озеру – и застыл в темноте, в тишине, подальше от нас.
– Чего это он? – внезапно сосед мой несмело, украдкой отозвался.
– Ой, – ответил кто-то другой. – Х** этого Кузнецова кто поймет! Может, не допил, или... перепил.
– Или кто-то не додал, – шепотом (словно стыдясь, что расслышат) вставил слово третий. Тихий, сдержанный смешок невольных слушателей – и затихли. Колкая пауза – а затем резвый анекдот, что кто-то из гостей учтиво затравил, вмиг сгладил всю эту жуткую, жгучую, раздражающую неловкость.
И, хотела я, было найти в себе смелость и наглость встать, сорваться с места и податься, прорваться к Борису, да только буквально на секундах меня опередила какая-то другая девка.
Мигом вскочила та на ноги, ловко перелезла через скамью – и едва не вприпрыжку, бегом помчала к отшельнику.
В полумраке сложно было что-то различить, да еще и обернуться пришлось (а-ля невзначай). Но минуты – и вижу, как уже забросил ей руку на плечи. Что-то обсуждают, шутят, радуются... флиртуют.
А затем и вовсе – спустя, может, полчаса, или сколько, – счастливые, довольные, вернулись к нам и, нагло сдвинув гостей вбок, взгромоздились где-то там вдалеке, у самого края стола, что я практически и не видела уже его... моего Бореньку.
***
И ничего более. Набухались, нажрались, салюты попускали... И если меня жадно обнимал Кисель, то Кузнецов – с того момента, весь вечер лапал откровенно, похотливо, и ни капли не стыдясь... «учтивую додавучку».
Ночь за этими делами и пролетела. Почти под утро – в автобус, да по домам.
Закончилась феерия. Закончилась... мечта,
...так, с*ка, и не начавшись.
Глава 5. Корпоратив
Глава 5. Корпоратив
***
Не смогла... не смогла добровольно пойти и укоротить последние дни, отведенные рядом с ним, с моим Кузнецовым. Болезненные, душу терзающие моменты, часы, дни... но все же – наши, все же… рядом.
Киселя я еще в тот день (вернее, на следующее... отрезвляющее послеобедье) послала. Но нет, он, как и прежде, хвостом за мной вьется. И даже то, что все его невероятные «мечты» о статусе моем как невесты... и о «благодарном, воодушевленном» соитии – разбила в пух и прах, ничего не остудило и не отвернуло. Более того, за его инициативу и самопроизвол я так вызверилась, что в итоге уже Компот едва ли не ползал за мной, вымаливая прощение и каясь в нелепом, недалеком, глупом поведении...
Кузнецов же с тех пор меня избегал – и если наши взгляды нечаянно встречались, то тут же отводил глаза... словно от прокаженной и пропащей, не желая рвать сознание гадким зрелищем.
Упустила. Свою мечту я упустила. Причем... по-моему, это было не просто мелкое, глупое фиаско, а полный... важный, катастрофический провал.
***
А вот и пятница. Еще с утра в офисе никакой работы – все готовились к яркому и такому многообещающему вечеру, как корпоратив в честь дня рождения... уже самого "ОНГМ".
Естественно, Кисель пригласил и, более того, девчонки настояли, чтобы я пришла, так как заодно это было и мое прощание, закрытие практики.
Господи, это больше походило на день города, нежели... юбилей какого-то «ОАО». Даже громадный ресторан... был не в состоянии всех пришедших, желающих уместить в себе под крышей, а потому логично, что уже и вся терраса, что примыкала к зданию, была усыпана круглыми столами, вплоть до танцевальной зоны около второй сцены... Второй(!), с*ка, сцены. И если первая, будучи внутри помещения, предназначена была для скромных речей не менее «скромных» руководителей предприятия, то вторая служила уже для выступления разных известных исполнителей и коллективов. Не менее знаменитый ди-джей – у пульта, и не менее крутой ведущий – у микрофона.
Полное безумие, под вечер подпитанное лазерным шоу, конфетти, вспышками и прочими пиротехническими эффектами...
Но не в том был... весь смак. Не в том.
А в ином, жутком зрелище. Девки из юр. отдела, пару бухгалтерш и та же "секретарша" охотились за моим красавцем Киселевым (второй звездой "ОНГМ" после Гена, да и ко всему на десять лет моложе, нежели биг-босс), Компот же – за мной, а я (как и остальное стадо овец) – за Кузнецовым...
Отличное колечко нарисовалось, не правда ли?
Но вот Борясик в этот раз был куда прохаванее – и явился уже со "своей"... той еще сиськастой белобрысиной. Да настолько сиськастой, что мои... "прыщи" позорно меркли на ее фоне (минимум четвертый, с*ка, размер). И уж как вешалась она на него, как облизывала... как сосались затем эти двое. Да так, что я сама готова была ее за патлы оттащить от этого паскуды и там же размотать.
В общем, действительно жуткое зрелище: где каждый хотел кого-то поиметь, вот только круг замыкался совсем как-то по-странному, где никто никому... в итоге не доставался. Разве что подготовленному Бореньке... наша игра была нипочем...
Однако водка и сигареты творили чудеса – и с каждой стопкой мне тоже становилось всё параллельныее, а ласки, ухаживания Киселя превращались из раздражающих в терпимые и временами даже приятные.
Ну... вот и все, точка кипения. Решаюсь если и не пойти на абордаж, то хотя бы встретить приветственным залпом.
Эта скотина за весь вечер не соизволила ко мне даже и на мгновение подойти, просто поздороваться. Лишь только взгляды иногда метал, но едва я отвечала тем же – тут же отворачивался... и делал вид, что занят своим... или мыслями где-то в ином измерении.
Так что очередной глоток водки – и под звуки сознание дурманящей музыки, решаюсь прорваться сквозь толпу от танцпола к "вип-зоне".
– Привет, Кузнецов! – ору сквозь смех ему в спину (стоящему со своей шкурой и еще какими-то мужчинами около барной стойки). Живо оборачивается. Взволнованный, ошарашенный взор:
– Леся? Привет... – растерянное. Нервически сглотнул. – Как праздник?
Ухмыляюсь язвительно, не зная даже какие подобрать слова – то ли матом загнуть, то ли слюбезничать.
– Представишь? – наконец-то злобно стиснутые от обиды и ревности губки Сиськастой дрогнули.
– А... – пристыжено дернулся. Взгляд заметался, запрыгал то на нее, то на меня. – Да это так... практикантка, из юр. отдела.
Обмерла ошарашенная я, теряясь с жеманной реакцией.
Но еще миг – и алкоголь в крови дает храбрости в душу и яда в разум, дабы сгладить вконец ситуацию.
Ржу саркастически. Приблизилась вмиг к новой "знакомой" (дабы та за шумом и музыкой ничего не упустила из моих слов) и дружески так, учтиво добавила:
– А еще я – тра*аюсь с Киселёвым, начальником юр. отдела, и мечтаю твоего Бореньку оседлать. А так да – всего лишь... практикантка.
Разворот – и дерзкой походкой на*** оттуда, утопая в ненависти: к нему, к себе и ко всем, с*ка, окружающим...
***
Очередная порция нервотрепки, догорающей ревности – и выруливаю на улицу.
Замереть на крыльце ресторана (с другой стороны от шума). Прикурить сигарету и облокотится на железные перила. Взгляд пред собой.
Глубокий вдох. Глубокий выдох.
Реветь уже хочется. Черти что... сама себя загнала в угол, а теперь... вместо того, чтоб смириться и отступить – гружусь и душу себя, цепляясь за глупости.
Скрипнула дверь.
Боже... пусть это будет не Кисель...
Шумно, нервически вздыхаю и сплевываю скопившуюся слюну на газон.
Кто угодно... покурить или просто пройти мимо, но лишь бы не навязчивое общество того, кого сама приручила и кого ныне уже больше всех ненавижу.
Шорох – движения неспешные, несмелые. Застывает кто-то высокий, плечистый рядом. И если бы враз не ударил в меня знакомый, приятный... волнующий аромат, даже бы не удостоила взглядом.
Испуганно оборачиваюсь:
Борис.
– Опа... – ржу, – какие люди, и без "сисюрити"?
Не сдержался от улыбки и Кузнецов. Живо достал пачку, зажигалку – прикурил сигарету. Взгляд на меня.
Ухмыляется:
– А ты всё смалишь?
– Ты лучше за своей сиськастой присматривай, – откровенно саркастически хохочу. Показательная затяжка.
Пристыжено рассмеялся. Взгляд на мгновение отвел в сторону:
– Че, понравилась? – издевается.
– Ага, – ржу. Скривилась на миг, собрать скопившуюся слюну и вновь сплюнуть на землю. Взор на Борика: – Себе аж захотелось... Поделишься?
Поддается на настроение, глаза в глаза:
– Да я бы даже посмотрел...
– Или поучаствовал?
Обмер на миг, удивленно выгнув брови, завершить тягу и выдох. Ржет:
– А позвали бы? – бесстыдно стебясь.
Давлюсь циничной улыбкой. Отворачиваюсь на миг, наслаждаясь этой странной, больной игрой. Но еще миг – и вновь обрушиваю на него взгляд:
– Нет, – короткая пауза, – я бы не смогла тебя ни с кем делить.
Вытянулось лицо его тотчас (от моей прямоты и серьезности). Тягучие, жуткие мгновения зрительного боя – и проиграл, отвернулся, пораженчески краснея от смущения. Захохотал:
– Ох, и Леся... что ты со мной творишь?
– А ты что со мной? – с вызовом, вновь очи в очи.
Затяжка – и нарочно пускает мне дым в лицо – не отворачиваюсь, ведусь, терплю.
– А что бы ты хотела? – вдруг загадочно ухмыльнулся.
Тотчас приблизилась смело я, нарочно обжигая дыханием его губы, шепчу:
– Я-то скажу, но а ты... решишься?
Долгие, тело и душу рвущие мгновения размышлений, трепета, сомнений и внезапно жестко, серьезно, отчасти грубо проговорил, резво изменившись в лице:
– Займись лучше Киселём.
Живо отстранился, глубокая (последняя) затяжка – и потушил бычок о перила, выбросил, выстрелил окурком в темень, долой с крыльца.
Ни звука, ни взгляда – разворот, пошагал к двери.
В последний момент – шепотом, да так чтоб услышала:
– А я "сиськастой" займусь...
***
Еще немного – и уже просто не могла, не в состоянии была видеть их вместе. Не помогали уже даже лобзания Киселева. Это был предел. Мой предел... на сегодня. В голове – уже сплошная каша, и едва что могла толково соображать. Но едва попыталась улизнуть, рвануть на выход, как тут же перехватили меня девушки и потащили куда-то в сторону. На террасу, к сцене.
Ошарашенная, перепуганная, не могла понять, что происходит.
И тут едва не силой меня пнули в сторону ступенек.
– Что? – пучу на них, ошалевши, глаза.
– А, вот! Вот наше недостающее достояние! – вмиг слышится голос ведущего в микрофон.
Взволнованно оборачиваюсь – так и есть, шагает прям ко мне, протянув руку.
Поддаюсь – хватаюсь. Шаги по лестнице – и обмерла среди небольшого скопления молодых девушек на сцене.
– Что происходит? – бросаю удивленное Лильке (узнаю хоть кого-то знакомого).
Но та смолчала, лишь, коварно улыбнувшись, подмигнула мне.
– Что ж, раз теперь у нас собрались все отобранные вами кандидатки, торжественно объявляю об открытии нашего ежегодного безумного, но такого сладкого, долгожданного, я бы сказал, страстного шоу "Горячая штучка ОНГМ". Напомню тем, кто за сей ослепительной красотой, успел потерять голову и забыть, как сих красавиц звать... из свежей крови – Аленка, Катюшка и Лесёнок, а из доброго, крепкого костяка, конечно же, всеми нами любимые и обожаемые Лилёк, Надюша, Ритуля и Галчонок!
Машут, как дуры набитые, им всем ручкой – не сдержалась от подражания и я... Фу, б***ь, противно. Но и идиоткой перепуганной выглядеть неохота...
– Что ж, девчата, – вдруг вновь отзывается ведущий, – благодарим за приветствие и пока отпускаем вас! Ждем фееричного перевоплощения и скорого возвращения к нам – и зажжем уже этот вечер! Разорвем толпу своей похотью и страстью! И помните, девушки, сегодня вы не наши коллеги, сегодня... вы – наши Богини!!!
Спуститься по ступенькам и едва не плюхнуться на Киселева – вовремя подхватил. Сжал в объятиях. Губы до не приличия близко. Ржет.
А я готова влепить ему пощечину.
– Че за х**ня это?
Еще сильнее хохочет:
– Че, реально, не знаешь?
– Нет, б***ь, люблю переспрашивать!
Запнулся, хотя улыбку с лица так и не смел:
– Каждый год такое... за месяц начинается голосование. А ты вообще многих порвала: за такой срок пребывания – и сразу в топы.
– Твоих рук дело? – рычу, уже не сдерживая злость.
Смеется:
– Увы... но нет. Честно... сам обалдел, как услышал о результатах. Да и как по мне – лучше только я буду тобой наслаждаться, чем...
– Чем что?
– Ниче, – ржет. – Просто выйдешь, потанцуешь немного и всё. Кому-то вручат приз, да разойдутся все, воодушевленные и счастливые, по койкам, феерично завершив праздник.
– А че согнали сейчас, раз только потанцевать?
– Так не в платьях же танцевать!
– А в чем, б***ь? – изумленно пучу на него очи. Немного отстраняюсь, дабы видеть хорошо лицо этого гада. Гневно: – Че ты, как идиот? Объясни всё толком, раз ни одна гнида не удосужилась рассказать заранее!
– Так никто ж особо и не знал, кто пройдет в финал!
– С*ка, Кисель! Ты и не знал?!
– Не знал, – обреченно, виновато, серьезно. Развел руки в стороны.
– И че теперь? Отказаться можно?
– Зачем? – оторопел.
– В смысле, зачем? Чтобы не выглядеть дурой!
– Не тупи. Глянь на них, – тычет рукой на толпу перепуганных куриц. – Тебя выбрало больше сотни людей, причем не только мужиков! И ты хочешь слить всё этим тупым, уродливым телкам?
Глава 6. Горячие штучки
Глава 6. Горячие штучки
***
– И где, б***ь, я возьму костюм? – смотрю на всех этих "кошечек", "зайчиков", и не могу втолковать, что делать дальше.
Виновато поджимает губы Киселёв.
– Снимай рубашку, – киваю на него.
– Чего? – изумленный, ржет, а в глазах так и заблестела надежда.
– Снимай, говорю, – откровенно потешаюсь над его наивностью грез.
Стащить с себя платье... Ладно без лифа, хорошо, что хоть шорты-стринги напялила, а не одни тесемочки. Уже куда проще, менее стыдно всё это мутить. Нацепить белую рубаху да завязать под грудью, застегнуть пару пуговиц сверху.
Отобрать у какого-то важного дядьки-моряка (а тот был только и рад) его шикарную фуражку, еще одну стопку в себя спиртного влить – и рвануть на сцену, где все опять-таки меня заждались...
Дикий визг, писк, ор... аплодисменты, чего я никак не ожидала, даже сотой доли той, бешенной, реакции. А музыка уже топила, рвала каждую клетку всего живого в этом безумном действии, ибо бит забугорного ди-джея качал не по-детски.
– Жгите, красавицы! Жгите, сладкие! Мы так долго этого ждали, мечтали! И теперь уж не подведите, родные... Не подкачайте нас!
Откровенные, развратные, похотливые, эротические движения взрывали раз за разом толпу, провоцируя на аплодисменты, визг, свист, крики, зов: о да, чего только стоило, каких-то только ощущений, когда слышала скандирование временами своего имени. Все это круче всякой наркоты разливало по венам эйфорию, давя по экспоненте до пикового состояния, отчего глупые, левые, болезненные мысли просто убрались прочь, оставляя в голове сплошную сладострастную прострацию и жажду быть еще красивее, желаннее, страстнее, еще смелее... тем более что... среди толпы... где-то и Он, мой, непокорный, гордый, такой вожделенный... Боря...
И уже ничего и никого вокруг. Только мысли о нем.
О нем...
О моем нежном, властном Кузнецове...
...
И вдруг что-то не так, перемены... холод, пронзающий шипами – но ненадолго, буквально сразу все и прекращается... Эти скоты облили нас водой, настоящим дождем, откуда-то сверху, еще сильнее и ярче рождая в больных головах похотливых тварей распутные грезы.
Стереть с лица надоедливые капли. Хоть бы теперь, с*ка, на своих каблучищах не е**уться, временами скользя по мокрому полу.
И вновь нырнуть с головой в сумасбродство, прикрыв веки и отдаваясь музыке и чувственности сполна. Плевать. Плевать, б***ь... уже на всё!
И снова минуты, десятки минут, сплетающиеся в фееричную вечность...
Но внезапно какое-то движение, кто-то сзади хватает меня и оборачивает к себе. Мгновение – и жадно впивается в губы, а я скольжу руками по его голому торсу. Узнаю аромат, вкус – Киселёв...
Увы, Киселёв..
Толпа еще сильнее взорвалась в экстазе!
А я целую в ответ... и сама не понимаю уже, что творю, и что нужно делать.
И вдруг перед глазами вновь Кузнецов с Сиськастой, отчего вмиг от жуткого исступления разгораюсь, злостью пропитанной, грубой страстью, дерзкой развратной похотью впиваюсь в Артема, резво проникая языком в ему рот, смело маня за собой, а затем рисую, играю с распутными нашими сексуальными фантазиями, откровенно кусая, посасывая его губы, язык, враз доводя бедолагу до голодного, изнеможенного стона. Властно сжал мою грудь...
– Ну-ну! – вдруг закричал в микрофон ведущий. – Так дело не пойдет! – чувствую, силой отдирают мою жертву от меня. Поддаюсь, весело хохоча. – Все мы такого хотим, но если разрешить – то на сцене уже будет не конкурс, а оргия... и отнюдь не ограничившаяся смелыми поцелуями. Потому... терпи, народ, пока наши принцессы еще на выданье!
И вновь танец, и вновь движения, то приседая, то выпрямляясь, то извиваясь, то выгибаясь, то откровенным позами и видами маня.
...нагло радуясь, упиваясь осознанием того, что этот гад всё видел.
Видел сполна!
Дерзкая! Вольная! Желанная! И его я! ЕГО! Киселя, а не твоя...
...слабака и труса!
...
И вновь прострация, и вновь бездна шумных, изматывающих, жарких, сумасбродных мгновений, переливаясь из одного трека в другой, и казалось, это будет бесконечно... пока и вовсе дух не выйдет из нас, или посыл страсти зрителей не разорвет вожделенное сполна.
Но... еще минуты – и музыка предательски стихает, оставаясь лишь фоном, и на передний план снова выходит ведущий. Не сразу доходит до нас смысл слов, сказанных им, не сразу покоряется и толпа, утихнет, медленно, обижено сбавляя ритм алчных, дурманных движений. Обиженный стон – и воля вершителя судеб лишь спустя непокорные, грубые минуты... была услышана, осознанна и принята.
Рассмеялся печально молодой человек у микрофона:
– Ладно, ладно! Сам такой... до утра бы на них смотрел! НО! Нужно и меру надо знать... Хватит мечтать. Пора браться за дело! – и вновь визг, и вновь взрыв зрителей от шального воодушевления и радости. – Девочки наши старались, девочки устали... да и пора всем нам уже за...кончить! Прошу проголосовать, дорогие наши друзья и коллеги, какая из этих звезд, столько терзая всех нас в офисе своей неприступной строгостью, сейчас оказалась ярче, горячее, страстнее! Чей свет уволок вас за собой, повел в шальные дали, рождая пылкие иллюзии, дерзкую игру желаний! Какая штучка оказалась горячее?! А?! – и снова рев; попытка быть громче оравы: – И помните – кричите громовее, аплодируйте сильнее, ибо от каждого сейчас зависит... победит ли именно ваша... сладкая греза!
По именам, да что скотину на ярмарке – цену устанавливал собравшийся народ.
Еще немного, справа налево... и очередь дойдет до моего лота.
Ох**ла. Тупо ох**ла, когда на мое имя все взорвались диким визгом, всплеском, взрывом эмоций. А я застыла на месте, растерянная, как дура, испуганно, ошарашено выпучив на происходящее глаза.
Долго, долго еще не могла успокоиться орда.
Шумные вздохи, попытка отойти от шока, хоть как-то совладать с собой, и пока ко мне не подошел ведущий и не схватил за руку, подняв оную вверх, я вообще боялась даже моргнуть.
– Олеся Фирсова! Вот так вам и жаркие пратиканочки! Вот так вам и строгие юристы!
И вновь крик, и вновь беспредел эмоций.
– Скажешь что нам?
Вдруг тычет мне микрофон. Взволнованно, заикаясь:
– Б-благодарю...
– Как скоромно, – заржал бесстыдно с меня мой захватчик. – Ну, а теперь приз! Борис Федорович, мы ждем вас!
Будто пуля в висок... Вмиг испуганно обернулась я к лестнице.
Отпускает меня молодой человек, шаги в сторону... А я уже дрожу от волнения, страха, что вот-вот окажусь после всего рядом с Ним.
Встревоженный, рдеющий от смущения, переизбытка чувств, шагал ко мне, нервно сжимая в руках какую-то витиеватую, полупрозрачную, стеклянную статуэтку.
– Поздравляю, Лесь... – сухое, хриплое в микрофон, а взгляд так и пляшет по мне, причем вовсе не может совладать с собой Кузнецов: и дольше чем на доли секунд оторвать взор от моей груди ну никак не получается.
Ошалевши моргаю, вторю сему неприкрытому интересу, опускаю голову... и тихо о***ваю от увиденного. С*ка, рубашка Киселя, она просто-напросто прозрачной от влаги стала, а потому я буквально голая сейчас стояла перед Борей, откровенно, бесстыдно свеча своими сосками.
(вот какая победа мне досталась...)
Боюсь даже взор в лицо обратно уставить своему палачу – кружу лихорадочно около.
Несмело протягивает приз – так же несмело беру.
Пальцы сцепились, отчего враз ударило током. Живо отдернулась.
– Ну, что? – вновь воодушевляющий крик ведущего. – Традиционное визирование победы? Ну же, ребятки, – к нам разворот, – что вы мнетесь, как неродные! Шире улыбки. Так, где там наш "золотое перо" для Босса?..
(мигом всучили какую-то блестящую палочку-выручалочку, маркер – подчиняется Кузнецов, берет)
– Так, стоп... – обмер рядом со мной растерянный молодой человек. Беглый взгляд по всем моим тату... – А тут столько красоты, что нашу глупость и не влепить даже. Ух... первый раз у нас такая заминка.
– Сзади, на пояснице, – слышен чей-то крик сбоку.
Невольно повинуюсь и оборачиваюсь.
– Отлично! – радостно взвизгнул ведущий. – Идеальный вариант!
Невольно наклоняюсь, прогибаюсь перед Борисом... в откровенной позе.
– Охо-хо! – не унывает молодой человек.
Визжит толпа...
Вот только Федоровичу... явно уже не до шуток. Несмело подходит ближе. Менжуется, тупит чего-то. Вдруг неуверенно хватает меня за бедра.
Ржет еще сильнее наш "куратор":
– О-о-о! Тут походу... еще что-то намечается! Наверно, без пробы Гена никак не обойтись! Поди, не бочку с нефтью отправляют!
Но движение – и заплясал маркер по мне, царапая, рисуя его загогулины.
Еще штрих – и точка.
Выровнялась.
– Ну, и... традиционно – печать!
Оборачиваюсь. Вдруг движение ближе – и не сразу сообразила, что метит в щеку (поздно осознала), а потому нагло впиваюсь ему в губы. Смачный, щедрый, от всей души моей... поцелуй, откровенно даря ласку, нежность, тепло... Враз его губы дрогнули в ответ, уступая слабости, но лишь на миг – еще вдох и силой отодрался.
И снова визг, и снова крик, и снова аплодисменты...
– Браво, ребят!
Отваживаюсь взглянуть в лицо своему супостату: злой, нервный, едва сдерживается от ярости, презрения.
Читаю по губам:
– Ну, ты и б***ь!
Обмерла я, ошеломленная, невольно выпучив глаза.
Секунды – и машинально, неосознанно, как обычно на нападки, гордо вздернув носом, мерно, отчетливо, с оскалом:
– Иди ты на**й!
Окаменел, распятый прозрением. Враз и я... до конца (пьяная идиотка) осознала, что и кому ляпнула. И что за такие слова... такие люди творят. Сжались от страха все мышцы в теле, погоняя жидкий азот по венам вместо крови – но стою солдатиком, готова на всё... выдержу предписанное.
Но не реагирует, не кидается, не убивает. Лишь пристальный, жесткий, сверлящий взгляд, причем укрывая почти все свои истинные эмоции.
Вдруг разворот, кивок в сторону ведущего – и пошагал прочь со сцены Тиран, великодушно щадя безмозглую жертву.
***
Недолго еще меня мучили, язвили своим вниманием. Благополучно врученная в жадную охапку Киселева, я была благополучно отделена от толпы и утащена в укромное место.
Вновь облачиться в платье, заставить пьяного Артема напялить на себя хотя бы пиджак (рубашку мокрую все же пришлось затолкать в сумку вместе с подарком) и вернуть бравому моряку его титулованную фуражку. И спустя долгие десятки минут наконец вновь зайти внутрь ресторана. Банкетный зал...
Кузнецова, как и "Сиськастой"... нигде не видно.
А нам надо поговорить. Надо. И если не извиниться – то просто... не запускать этот ком ярости лавиной по склону. Сейчас – ибо, чую, на утро... может, быть поздно. Чую, что будет поздно... Даже если сейчас – за мат... (так тупо сплюнутый) леща хорошего отхвачу.
Но нет... его нет.
Еще одна тщетная попытка – и наталкиваюсь взором на знакомое, отчасти родное, лицо. Не стыдясь и не церемонясь, тотчас бросаю своего ухажера и сквозь народ, временами похотливых кобелей, что и дело норовили меня ухватить то за грудь, то за задницу, прорываюсь к цели.
Замираю за Ее спиной.
– Теть Том! Тома! Тамара! – наконец-то дозываюсь сквозь музыку.
– А? – испуганно вмиг обернулась ко мне женщина. – О! Привет! Поздравляю!
– Спасибо... – растерянно бурчу я. – Борю, Кузнецова не видела?
Удивленно выгнула брови та, но запрос все же не прокомментировала:
– А... – растерянный взор по сторонам. – Вроде, недавно еще где-то тут был. Гриш! – окликнула своего муженька. – Борю не видел?
Обмер, удивленный Еремов; нахмурился:
– А на**й он тебе?
Пристыжено рассмеялась Тамара:
– Да не мне! Вон Лесе! Кстати, – махнула в мою сторону рукой, – познакомься: Олеся – сестра Макса, Фирсова.
Беглый, растерянный, ленивый взгляд на меня мужчины, да так, что едва ли смог увидеть, различить среди толпы; прожевал что-то:
– Поди... теперь ее все знают, – ржет откровенно, цинично, с неодобрением; облокотился на барную стойку. Что-то жует...
Тотчас стыдливо прячу взор, утопив в пол. Молчу, нервно закусив губу.
Хихикает Балашова-Еремова от неловкости:
– Ну, так что? – продолжает та, кивая своему благоверному.
– Что? – обмер, словно дурак: по ходу, пьяный уже в хлам и едва что соображает. Испуганный взгляд то на нее, то затем вновь на меня, задумался: – А... – вдруг махнул рукой, – да уехал он... с бабой своей. Не будет его уже, не ищи...
