Текст книги "За широкой улыбкой (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Оцепенела я, огорошенная услышанным.
Скрипнула дверь, а затем и сам вышел «диктор».
– Ты еще одета?
Пристыжено опускаю очи.
– Или опять что-то не так?
Несмело качаю отрицательно головой.
– Сразу говори, а иначе…
Глаза в глаза.
– А иначе что? – из последних сил отваживаюсь я.
Едва заметно вздернул бровью. Взор около.
– Ничего, – разворот и пошагал на кухню.
– Захочешь жрать – еда в холодильнике. Думаю, справишься.
– Может, все же я не вовремя? – неуверенно иду за ним. – И мне уйти?
Резко лицом к лицу – испуганно попятилась.
– Ты опять? – гневно скривился.
– Ну, а как же Жанна? Я же явно буду вам мешать...
– Ничего, мы дверь закроем.
Схватил колбасу, батон, пакет молока – и подался в коридор.
– А будешь вые****ться, – продолжил, – больше в дом не пущу, – кинул на прощание.
***
Постелить себе в зале на диване. Включить телевизор – и бесцельно уставиться в экран. Мысли табуном. Только погонщик совсем глупый. Ничего разумного из этого всего не выходит. Идиотизм какой-то творится.
Сама намек дала – сама отшила. И если он выпивший, а он – выпивший… Черт, какой сегодня день? С*ка, пятница. Ну, пятница же! Вот я идиотки кусок! Сама в западню полезла. Раздразнила зверя – а теперь еще и злюсь.
Ну, что я за дура набитая?
Звонок в дверь.
Отчего враз передернуло на месте. Живо устремляю взгляд в коридор (будто что-то увижу?). Прислушиваюсь.
Неспешно шоркает по коридору (учтиво по пути закрыл мне дверь, даже не удостоив взглядом).
Еще шаги – и наконец-то щелкнул замок. Женский писк радости, смех. Шорох.
– А она точно не будет злиться? – различаю среди шепота.
– Кто?
– Сестра твоя…
– А, нет. Ей пох*й. Ей вообще на всех пох*й, – немного помолчав, – раздевайся, проходи. Пить будешь?
– Красное полусладкое, если есть.
– Водяра есть.
Хихикает.
– Ты же вроде уже и так… того?
– Недостаточно.
– Ну, ты и странный… И, вообще, сегодня какой-то не такой. Что-то случилось? Губа еще разбита… Опять подрался?
– Об косяк влетел.
Шаги по коридору. А затем звук почти вовсе стих, приглушенно:
– Упал что ли?
– Нет, таракана гонял. Скорость не рассчитал.
– А у тебя тараканы водятся?
– Ты, б***ь, пиз**ть приехала, или тра**ться?
Взвизгнула вдруг и захихикала та…
Буквально еще несколько минут – и звонкий, пронзительный женский вскрик, стон, полный похоти и наслаждения, откровенно раздался, разразился на всю квартиру…
***
Это было сродни безумию. Эта его тварь всё никак не хотела затыкаться, казалось, просто пробуя меня на терпение и выдержку. На человечность...
– Ну, с*ка! – рявкнула я, живо подорвавшись с дивана, полностью принимая тот факт, что даже гребанный, орущий на всю мощь, телевизор не сможет перекричать это недобитое, скулящее, б***ь, животное.
Мрази!
Живо выключить «ящик» – и рвануть в коридор. Быстро надеть обувь, накинуть куртку. Оглянуться по сторонам: повезло – ключи на тумбе.
Провернуть замок и выбраться наружу.
Закрыть дверь.
И что теперь? Куда?
Именно сейчас. Почему именно сейчас, Еремов? А? Когда эта гн*да начала охоту. Когда явно и за мной придет. Почему сегодня? Когда и так все от меня отвернулись, да еще и ты теперь режешь меня по живому?
Ну, боюсь. Безумно боюсь ехать домой! Противно и в отделении.
Ты был последней надеждой...
Хотя сама дура. Сама!
Ладно, прогнала кобеля, даже молодец. Но за язык-то кто тянул? А, ИДИОТКА?
Присесть на ступеньку лестницы и обреченно выдохнуть.
Невольно качаю головой.
По-моему, все мои проблемы – исключительно от меня самой. Зачем связалась с Еремовым? А если и так, то почему не иду до конца? Чего шпыняю?
Хотя… знаю почему. Знаю… Но сегодня он пьян, да и если свет выключить…
(шумный, горький вздох)
Муж брезговал. А тут… малознакомый, да еще герой-любовник.
Предательские слезы подступили к глазам.
Сколько можно уже себя жалеть? Ныть? Жаловаться? Сколько?!!
Наверно, безмерно… Сама уже устала от всего этого, но и жизнь – не дает повод свободно вздохнуть.
Опереться спиной на прутья перил и зажмурить веки. Мысли прочь! ПРОЧЬ, С*КИ!
Как же хочется покоя… Простого, пресного, унылого ПОКОЯ! Хоть чуточку! Хоть глоток!!!
Ан нет!
Мало старого, лови новое!
Внезапно послышался шорох где-то внизу, загудел лифт. Отчего тут же невольно подкинуло меня на месте.
А если он следил за мной? Уже следил и пришел прямо к этому дому? А если он здесь? И опять меня схватит?
Мигом срываюсь на ноги, разворот – и буквально едва ли не лоб в лоб столкнулась с каким-то мужчиной. Дикий, отчаянный, неистовый визг, ор вырвался из меня наружу, убегая от страха, что заживо льдом сковал все внутри. В груди сжалось все – и вдохнуть никак. Бешено таращусь.
Вдруг миг – дверь распахнулась и вылетел Еремов.
Резвый взмах – и огромный, плечистый мужик буквально замертво рухнул наземь.
Окаменела я, словно неживая.
– С-с*ка, Василич! – недовольно, отчаянно протянул Григорий, потирая кулак. Закачал головой негодуя, взглядывать на сраженного. Стремительный разворот. Глаза в глаза со мной. – ДУРА! Ты че орешь?!
Пытаюсь сказать, да сил не хватает – прожевываю.
Момент – и раздался испуганный женский вскрик за Ереминой спиной. Оборачивается, заодно давая возможность и мне ее лицезреть.
Русоволосое, худосочное, лохматое создание, что жадно сжимало у себя на голой груди кончики простыни, дабы хоть как-то скрыть свою позорную наготу, пялилось на вероятный труп.
– Кто это? – осмеливается на звук девушка.
– Да, б***ь, сосед мой! – гаркнул Еремов. Скривился, качая головой. И снова взор на меня.
– Ты че сюда выперлась, я еще раз спрашиваю? Или приключений захотела? Нравится? – кивает в сторону мужчины.
– Жив он? – испуганно шепчет «Жанна».
– Да вроде сопит, – присаживается рядом "защитник". Проводит по голове пострадавшего. – С*ка, кровь…
– Гриш, ты же голый… – неожиданно огорошивает его барышня.
Резво устремляет на нее взгляд:
– И че, б***ь?
– Ну… – растерянно пожимает плечами та.
– Еще одна! – гневно рычит. Косой, беглый взгляд на меня (уже рдеющую, не знающую, куда отвести очи) и снова на потерпевшего: – Эй, Василич! Ты меня слышишь? – попытка привести того в чувства, отвешивая оплеухи.
– Может, скорую? – наконец-то нахожу силы на слова (сухим, охриплым голосом).
– Х*ёрую! В квартиру помогай затащить! – приподнимает за плечи. Неуверенно, не особо ловко, но подчиняюсь.
Взгляд Еремова на свою девицу:
– А ты съ**ись, чтоб я тебя не видел!
***
Нашатырем привести в чувства бедного соседа, перекисью промыть рану.
В общем, жив. Да еще, как он сам принялся утверждать, здоров и безмерно хочет вернуться домой. Что сам уже не помнит, почему вышел на площадку и куда направлялся (но, судя по всему, все же – курить)…
Так что буквально еще минут десять-пятнадцать, дабы убедиться, что ничего его жизни не угрожает, Еремов (еще задолго до этого благодушно надев штаны, не без моего морального давления) отвел знакомого этажом ниже…
***
– Значит, у Еремова в квартире… – захохотала вдруг Жанна, меряя меня (сидящую на диване) циничным взглядом. Оперлась спиной на косяк, на входе в зал, – …мент? Да еще и при каких погонах... – ухмыляется.
– А тебе что-то не нравится, да? – откровенно грублю.
Смеется.
– Да. Я тебя еще с бани помню. Уж слишком он тебя там лапал, как для сестры…
Неожиданный шорох раздался за ее спиной, отчего та вынуждено обернулась, устремив взгляд в коридор: рыкнули двери, щелкнул замок.
– А ты че еще здесь? – оторопел вдруг Еремов в шаге от нее, руки в боки. Всматривается на барышню.
– В смысле? – засмущалась, замялась та. – Я думала, мы продолжим… вот даже и не одевалась…
– Я и вижу. На**й отсюда пошла! Некогда мне с тобой сейчас разбираться! – вдруг злобно рявкнул и отвернулся. Бешеный взор на меня.
– Гриш… – растерянно, обижено пропела девушка.
Нехотя косой взгляд на нее. Раздраженно скривился:
– Ты, б***ь, глухая, или что?
Недовольно стиснула губы девка. Короткие за и против – и вынужденно сдалась: разворот, пошагала в спальню.
– Ну, козел, позвонишь ты мне еще… – тихо, сама себе под нос (отдаляясь).
– И прибежишь! – черство, констатируя, гаркнул Григорий.
Качаю головой, закатив глаза под лоб.
– А ты че кривишься мне тут? – мигом рявкнул уже на меня. – Ты, б***ь, чем вообще думала, когда туда выпиралась? Или что это было? – уже не обращая внимания на шорох в коридоре, на посторонних, делает шаги ко мне ближе. Разъяренно жестикулирует. – Решила съе****ся? Так съе****лась бы! Чего остановилась? Чего визжала?!
Виновато прячу взгляд.
– Я думала, то Евсеев… – едва слышно в нелепое оправдание.
– Ах, Евсеев! Страшно ей стало! А *** лысого ты тогда из квартиры свой зад паршивый высунула?! Пришла гаситься – вот и сиди, не дергаясь!
– Да иди ты! – взвизгнула я обиженно. Резко встаю, но вдруг движение, напор – и пнул, толкнул обратно, отчего тотчас повалилась на диван, словно куль.
– СИДЕТЬ, Я СКАЗАЛ! …когда с тобой разговаривают. Куда опять лыжи навострила? Мало одного чуть до гроба не довела? Еще надо?!
– Еремов! Ты забываешься!
– Я? – оторопел, вскрикнув. Вдруг резвое, бешенное движение и, ошалевший, пнул, перевернул рядом стоящий кофейный столик. – ЭТО ТЫ! ТЫ, Б***Ь, ЗАБЫВАЕШЬСЯ! К КОМУ и ЗАЧЕМ пришла! Я к тебе в няньки – не набивался! Пришла – СИДИ! И нех** мне тут вые**ваться! Я – не твой папка! И даже не муж! Нужна помощь – пожалуйста! Но только веди себя – ровно, и не рамсишь тут и нервы треплешь!
Обмерла я.
Решаюсь на едкое:
– А "ровно" – это ноги перед тобой раздвинуть, да? Или можно только отс****ть?
Аж побелел от услышанного.
Лихорадочно проморгавшись:
– Ты сейчас... схлопочешь. Сказал же – пошутил!
– А потому и притащил эту шмару, да давай с ней гастролировать так, что от ее ора во всей квартире некуда было деться? Да?!
И вновь проглотил упрек.
Шумный выдох.
Вдруг разворот и пошагал из комнаты долой, гневно махнув на меня рукою:
– Короче, всё понятно с тобой!
– Со мной, или с тобой?! – смело бросаю ему вдогонку.
Обмер, не шевелясь (отчего тут же я прикусила язык, запнувшись от страха).
Но не обернулся. Секунды раздумий – и все же продолжил свой, ранее заданный, путь.
***
Не знаю, сколько прошло времени: пятнадцать, двадцать минут, а может, и полчаса – прежде чем я осмелилась встать с дивана и пройтись по комнате. Перевернуть, поставить обратно стол. Собрать с пола разбросанные Еремовым вещи: журналы, какие-то бумаги, платежи – и положить всё на место. Поправить подушку, одеяло. Взять пульт. Растерянный, отчасти бесцельный взгляд около. И вдруг словно кольнуло что-то внутри меня. Что-то встрепенулось, дрогнуло... Движение ближе и уставилась, прозревши: конверт. На столе лежал конверт, вот только на нем – не фамилия Еремова, и не еще какая-нибудь ерунда, нет. Большими, печатными буквами выбито... "Балашова Т. Ф.".
Адрес не указан: ни получателя, ни отправителя, как и имени того, кто послал.
Жидким азотом обдало меня враз, разливая по венам неистовый ужас. Перехватило дыхание. Тихий, отчаянный писк, словно кто-то душу мою за щупальца потащил наружу. На глаза проступили слезы. Лихорадочно дрожу, как болванка на ветру: последний оплот пал. Попытки позвать Еремова – но лишь нелепо, как рыба, глотаю воздух...
– Гриша… – наконец-то, осипло.
Задыхаюсь. В груди жутко сдавил страх, отчего просто невозможно сделать свободный, полноценный вдох. Боль тяжелым ядром отдает, оседает внутри меня, стреляя в спину.
– Гриша! – давлю из последних сил. – ГРИША!
(пищу, словно перед смертью, испуганно тараща очи)
Миг – врывается. Тотчас хватает меня за руки, пресекая судорог пляску. Ошарашено всматривается в лицо:
– Присядь.
Напор – но ничего не могу сообразить. Ничего не могу сделать, невольно сопротивляюсь.
– Откуда? – шепчу отрешенно, тычу, непроизвольно мня, бумагу. – Откуда оно?
– Что? – нахмурился. Взгляд на конверт. – Что это?
– Откуда письмо?!
– Письмо? – неподдельно удивился. – Да не знаю! – взмахнул рукой. – Я таким давно не маюсь!
– Это – Евсеева… Откуда оно здесь?
– Да ПРИСЯДЬ ТЫ! – гневно рявкает и, причиняя боль, напором опускает меня на диван. И вновь глаза в глаза: – С чего ты взяла? – голос стал тихий, добрый, успокаивающий. – Причем здесь Евсеев?
– Он на охоту вышел. И вот прислал за мной…
Удивленно выгнул тот брови.
– Я чего-то не знаю?
Нервно проглатываю слюну.
Хочу сказать, да сил уже нет.
– БАЛАШОВА, мать т***! – вдруг встряхнул за плечи. – Не закрывай глаза! Вот с*ка! – слышится, да не видится уже… мой Еремов. Задергался. Чувствую, как оседаю на что-то мягкое.
– Алло, скорая! Человеку плохо. С сердцем что-то. Да не знаю я! Приезжайте скорее!..
–
Глава 13. Послание
–
***
(Е р е м о в)
Вальяжно развалился в кресле доктор и, устремив на меня пренебрежительный взор, зацокал ручкой по столешнице. Ехидно улыбнулся:
– Зря паниковали. Никакого сердечного приступа. Пошалить сердечко – пошалило, но вот до инфаркта…
– И что теперь? – сдержанно.
– Ничего, – шумный вздох. Взгляд около, а затем вновь на меня. Опять скалится, мразина: – Нужные препараты укололи. Свои лекарства пусть не забывает пить. А сейчас седативного – да пускай отоспится. Мы за ней присмотрим – ничего такого здесь нет. Сколько уж можно повторять? Просто так отдать я ее не могу. Это всё – страховка, документы, проверка... А вот через несколько дней – подъезжайте и забирайте эту вашу... вопящую паникершу.
Облокотился я на стол, глаза в глаза, с вызовом:
– Еще, с*ка, хоть одна ухмылка на твоей е***ной роже – и как бы уже твое сердечко не стало шалить, а ты – не начал вопить. Усёк?!
И Балашову я забираю – сегодня.
***
(Т а м а р а)
Очнулась в машине. Судя по знакомым деталям – Гришина… За окном – темно, лишь только то удавалось разглядеть, что устало очерчивал своим медовым светом фонарь.
Вывески «Автомойка», «Автосервис».
Попытка открыть дверь – тщетно. Заперто, и даже кнопки замка не удается вытащить. Ныряю в карман – силюсь отыскать телефон. Ну, хоть ты, родимый, не подвел – и батарея не села...
Гудки… Однако не берет мой герой трубку.
Внезапно дрогнуло полотно, послышался писк, отворились ворота в одном из белых отсеков. Показалось два силуэта. Один мужчина остался стоять на месте (судя по всему, курить), второй же – устремился ко мне. Шаги ближе. Лишь только вблизи признаю – Ерёма.
Щелкнули затворы, запищали кнопки. Рванул на себя дверь.
– Ты как? – присел на корточки рядом. Взгляд в глаза. Неожиданно потянулся – ласково коснулся моей щеки рукой, провел вдоль скулы – поежилась.
Машинально от волнения скользнула я взглядом около. Но буквально миг – взор Еремову за спину, туда, где бродил его "товарищ", – и обмерла, прозревши... Краем глаза (и то, в последний момент, когда мужчина уже, скрывшись внутри, захлопывал за собой дверь) уловила нечто жуткое. Тотчас отталкиваю Еремова (отчего тот пошатнулся и чуть не упал на асфальт – вовремя оперся на руку). Выбираюсь на улицу – и мчу, рву, лечу туда, словно ополоумевшая.
Резво дергаю полотно – тщетно. Бешено тарабаню кулаком.
Поспешил и Григорий за мной – буквально за секунды замер рядом:
– Ты что творишь?! – попытка заглянуть в лицо.
– Это вы что творите?! – гневно рявкаю на него, на мгновение обернувшись. И снова луплю со всей дури, но уже обеими руками о бездушную железяку.
Взвизгнул замок – дрогнула преграда.
– Че еще? – послышалось оттуда.
Мигом врываюсь внутрь – обмерла, ошарашенная.
Чуть сбоку, рядом с разобранным автомобилем – избитая, окровавленная, замученная на стуле в полусознании сидела… Жанна.
– Вы че, ур-роды, с ней сделали?! – дико воплю. Шаг ближе.
Тотчас лениво повела головой девушка, услышав звук.
Уставилась мне в глаза. Откровенно, презрительно захохотала:
– Лучше бы он тебя полностью выпотрошил, тварь убогая! – обмерла я, пришпиленная прозрением. Молчу, округлив очи. – Мент вонючий! – с отвращением сплюнула в мою сторону та. – Хотя, конечно, и без того мужик... на славу постарался...
– ЗАВАЛИСЬ, С**А! – яростно пнул ногой по стулу какой-то мужчина, отчего Жанна тотчас пошатнулась.
– И ты… ты, мерзкий шакал! – рявкнула отчаянно уже тому. – Защищаете ее! А потом она вас всех пересажает! ВСЕХ! И будете уже на голые стены лысого елозить, да чифирь свой по кругу гонять, долб***ы е**чие!
– Том, пошли, – бережно, с опаской коснулся, обнял меня за плечи Григорий и силой, напором обернул к двери. – Идем? – попытка заглянуть в глаза.
А я уже почти и не вижу ничего за слезами.
Очередными слезами…
– Отпустите ее... – едва различимо, хрипло шепнула я.
Жуткая... тягучая пауза. Разрывающее изнутри сопротивление.
...и наконец-то сдается.
Шумный выдох, разворот.
Косой, беглый взгляд на товарищей и, скривившись от отвращения, коротко кивнул Еремов.
Кто-то сплюнул от злости...
Опять напор – вынужденно подчиняюсь: уже бреду с Гришей на выход.
– Вставай, б***ь! – послышалось за нашими спинами... раздался грохот. – Повезло тебе сегодня, гн*да ссаная...
***
Забиться в угол на заднем сидении авто и тихо, позорно завыть.
Взревел мотор. И лишь косые взгляды в зеркало заднего вида бросает на меня Еремов.
– Ну, хватит, – не выдерживает. – Она еще свое отгребет… не от нас, так от других.
Всхлипываю.
– А если она права?
– В чем? – от удивления даже обернулся на миг.
– Лучше бы Евсеев… завершил свое дело. Ничего и не было бы уже. Может, даже и эти были бы живы…
– Ага, – язвит. – Так он тобой и насытился! А что семь лет мотал, а не разгуливал, кромсая налево и направо, уже ничего не значит, не?! Не мели чушь! Ты его засадила! Поймала и засадила! И этим многих спасла!
– Не я…
– ТЫ! – вновь полуоборот на секунды. – Ну, не повезло – не удавился урод по пути. Бывает... Главное, успокойся. Сейчас разберемся во всем, найдем подход – и решим проблему. Самое важное – не истерить и не впадать в панику… Как мне ты тут выдала. Я чуть сам коней не двинул от всего того вида.
– Какого? – морщусь в предположениях.
– Такого, – резко гаркнул, но затем осекся, – когда глаза под лоб пускать стала, – скривился в печальной улыбке, изо всех сил стремясь настроение переиграть.
– Куда едем? – словно очнулась я, когда Григорий резво свернул с основной дороги.
– Пожрать да спать. А то уже больше суток на ногах.
– А письмо? – испуганно шепотом я.
– Что? – бросил на меня взгляд в зеркало.
– Давай хотя бы Фирсову завезем. Пусть отпечатки снимут, посмотрят, что внутри.
– Не поверишь, – неожиданно рассмеялся, отчего обмерла я, выжидая. – Уже съездил, уже отдал. И даже "корефан" твой успел отзвониться: передал, что ничего такого нет. "Пальчики" есть, помимо наших с тобой, но они ни Евсееву, ни Каренку не принадлежат. Вероятно, Жанны. Она же его и принесла, конверт этот е**чий, ко мне в квартиру... Но кто ей вручил, хорошо не рассмотрела. Говорит, мол высокого роста какой-то мужик, с капюшоном на голове по самый нос. Неразборчиво бормотал что-то. Поняла лишь, что надо передать Еремову, но не в руки. Сам же не может, так как в квартире мент, и его могут запалить, – шумный вздох. – Внутри же, кроме рекламной брошюрки какой-то выставки, ничего такого нет...
– Что за выставка? – робко шепчу.
– Да какого-то имбецила, который какому-то животному кишки выпустил и искусством назвал.
Нервно сглотнула слюну я:
– Выставка "одиозного ваятеля", – торопливо повторяю слова, что уже как мантру заучила. – Он пытается через их символы достучаться до нас. До меня – единственного, так хорошо понимающего его зрителя… слушателя.
(стираю остатки слез, соплей)
– В смысле? – резко по тормозам. Обернулся целиком.
Нахмурился.
Тяжело вздыхаю, опустив голову. Смущенно:
– Пока я вела это дело, то такие мелочи никто не замечал, даже я: думала, что просто совпадения. И потом, конвертов поначалу же не было. Только сами листовки подбрасывал кто-то в почтовый ящик. А вот когда уже закрыли Евсеева – там и письма пошли (без указания отправителя): на Новый Год вместо открытки, или еще когда. Да даже на развод прислали: религиозную брошюрку… с таким удачно подобранным названием, до сих пор помню: «Слепой, да прозреет». Вот как так? – взгляд на Ерему: – Сидя за решеткой, в сотни километров от меня, он все равно знал всё о моей жизни, следил за ней… С помощью Каренко, или сам – уже не знаю. Но уже тогда готовил меня к тому, что придет день, когда он завершит начатое...
Немного помолчав, добавила (нервно сглотнув слюну, вновь опустив очи):
– Значит, животное, говоришь, …которому выпустят кишки?
Послышался гудок сзади стоящего автомобиля.
– Балашова, – позвал, не реагируя на посторонних, Еремов.
Покорно поднимаю взгляд: глаза в глаза.
– Ты, б***ь, со мной сейчас, так что нех** дергаться! Ясно?
И снова гудки...
Вынужденно тороплюсь с ответом:
– Да.
Довольно кивает головой. Разворот.
Поддать газу, переключая скорость – даже не смотрит на нервных за окном.
– А животное там, – вдруг задумчиво продолжил, – или сам черт – мне ср*ть! Пусть лучше сам переживает, как бы ему чего не вспороли…
***
Ресторан домашней кухни.
Картофельное пюре с котлетами, томатный сок...
– Ешь, – подвигает тарелку ко мне ближе. – А то, небось, забыла уже, как еда нормальная выглядит. Осталось еще гастрит заработать для полного счастья.
– Он и так давно уже есть, – неохотно бурчу, беря в руку ложку.
– Че так? – ухмыляется.
Шумный вздох. Взор обрушиваю ему в лицо:
– А почему бы и нет? Нервы постоянно на пределе. Сутками, что тогда, что сейчас – на работе. Некогда и поесть нормально. А после развода – и того нет желания готовить. Вообще, на многое нет охоты, когда живешь один. Не мне тебе рассказывать, – криво улыбаюсь. – Нет нужды ни постель заправлять, ни даже супы варить...
– А ради себя?
Обмерла я, подбирая слова.
– Ради себя? Ради себя… я даже не уехала из этого чертового города. Еще до встречи с тобой... Может, и ничего бы не случилось... Может, и не нашел бы меня Евсеев... Или в милицию не пошла бы – стала врачом, либо воспитательницей. Няней, так ты говорил? Спасала бы жизни, как и здесь, или просто кому помогала, вот только… не отдавая судьбу, тело и душу взамен.
– И мы бы и дальше творили… свой беспредел, – добро так, весело рассмеялся, кивая головой Еремов. – Но разве это лучше? – улыбнулся.
– А то вы так не творите?! – сквозь ухмылку с негодованием гаркнула я.
Захохотал.
– Но сколько тех, кого ты остановила. Разве не так?
Смолчала.
– И взгляни на себя, – внезапно продолжил. – Честный, добрый, самоотверженный милиционер. Подтверждение того, что еще не все прогнило в этой стране…
Печально, горько саркастически рассмеялась я:
– Мент? Выбравший сторону бандитов?
Заржал пристыжено, на мгновение пряча взгляд, Гриша. И снова глаза в глаза:
– Это еще кто кого выбрал, Балашова?
Молчу, чувствую, что краснею... Короткая пауза.
Продолжил:
– А ты... Хоть сними с тебя форму, отбери корочку, и даже в кровать к бандиту положи, все равно остаешься ментом. Стражем правопорядка. Я не удивлюсь, если в какой-то момент ты выберешь правосудие, а не меня. И это будет естественно. Логично… Так что… – вдруг кивнул на тарелку мою, – ешь давай и не грузись всяким бредом. Рожденный летать – ползать не станет.
– Если только ему крылья не отрубить.
– Путь сначала попробуют...
***
Приехать домой к Еремову. Живо стащить с себя куртку, обувь и проследовать за Гришей в зал.
– Ну что, – обмер посреди комнаты, улыбаясь. Чешет затылок. Взгляд на меня: – Я на диване, ты – на полу, все как всегда?
Заливается смехом.
Подстебнул, так подстебнул.
Ухмыляюсь.
– Раз хозяин дома так говорит… – пытаюсь не уступать я.
Смеется.
Шаг ближе и вдруг обнял за плечи, дружески.
– Или в кровать? – а глаза так и блестят потаенной радостью. – Без всяких там «шуры-муры»?
– А ты сможешь? – чувствую, как уже краснею от одной только этой мысли.
Ухмыляется:
– Постараюсь.
– И где, прям там? – киваю головой в сторону спальни. – Где ты свою голосистую таскал?
Пристыжено опускает очи на миг, поморщившись.
– Ну, ладно уж. Идиот, – обнимает еще сильнее, не сопротивляюсь. Глаза в глаза. – Прости меня. Перегнул палку.
– Бросал бы ты пить, Гриш…
Недовольно скривился.
Шумный вздох – и отступает, выпускает меня из своей хватки.
– Что молчишь? – не отступаю я.
Вдруг захохотал. Косой, коварный взгляд на меня:
– Еще не жена, а уже командует и воспитывает.
Мурашки побежали по телу от таких слов. Но пытаюсь не подать виду:
– Для тебя же будет лучше. А то совсем… другим становишься. То шуточки недалекие, то ярость… звериная.
Помрачнел. Стал серьезным. Внезапно выровнялся. Пристальный, изучающий мое лицо, взгляд:
– Хорошо.
Я даже поперхнулась слюной от неожиданности.
Продолжил:
– Пока будешь у меня жить – воздержусь. По крайней мере, постараюсь. Идет?
Смущенно опускаю взгляд, улыбаюсь (а щеки так и пылают огнем), несмело киваю:
– Идет. С радостью…
Ухмыльнулся.
***
Сменить постельное белье – и завалиться на мягкую кровать, забуриться под теплое одеяло.
Отворачиваюсь, взгляд за окно, испуганно, взволнованно выжидаю...
Не прошло и пяти минут, как, наконец-то закончив чистить зубы, зашел в спальню Еремов. Невнятный шорох – и тотчас вторая половина просела под его весом. Ловкое движение – и вдруг откровенно, нагло прижался ко мне, обнял и подло затих.
– Гриш, – рычу я сквозь улыбку.
Делает вид, что не слышит. Но чую же, гад, ухмыляется.
– Может, ты и «спишь», но вот хвост твой…
Тихо ржет про себя (содрогается, будучи не в силах сдержаться).
– Ниче. Не укусит...
– Кто? Хвост? – язвлю.
Смеется (хотя и уже едва различимо).
Лениво:
– Змей…
– Я тебе дам змей! Гриш, ну, отпусти! Я так не усну! Мне душно! – отчаянно, писком.
Попытка разодрать кольцо его рук, вырваться из плена – да тщетно. Скотина, нарочно сопротивляется, хотя и строит вид, будто уже крепко, беспробудно спит.
Ну, гад!
Шумный вздох и "вынужденно" смиряюсь с поражением... счастливо оседаю, утопаю в его нежной, дерзкой хватке.
***
Следующая неделя тяжело мне далась. Даже не смотря на то, что… вечерами под искры бешенных взглядов моих коллег меня радушно встречал, забирал и увозил к себе домой Еремов, дни тянулись медленно, и часы казались вечностью.
– Ты же понимаешь, куда ты скатываешься? – не выдержал как-то Макс и вновь затронул больную тему.
– Понимаю.
– И не страшно?
– С ним – нет, – режу правду, сама того даже не ожидая.
Качает недовольно головой:
– Лучше бы ты… о Евсееве столько думала, как о нем. Поди, больше бы толку было…
Разворот и пошагал прочь.
С*кин сын.
Будто я об этой твари не думаю: сутками, б***ь, сутками напролет!
***
– Ну что, – уставил на меня свои карие очи Григорий. – Сразу домой, или в магазин, как ты там вчера все упрашивала?
Даже просияла я от такой радости:
– В магазин! Хватит по ресторанам шататься! Поди… и сама смогу такое сварганить.
– Зачем мне такое? – язвит. – Я вкуснее хочу!
Закатила раздраженно глаза под лоб (во многом притворно):
– Вкуснее – сам делай. А я сделаю – как смогу!
…
Пройтись вдоль стеллажей с умным видом собирая в тележку продукты.
Черт, сколько времени уже прошло. Помню, когда так с мужем ходили... Тогда еще только начинались супермаркеты, не было такого ажиотажа, массовости. Все так интересно, необычно… и коряво, непривычно. Я же, как ошалевшая, моталась с корзинкой меж рядами согласно составленному списку общих нужд, в то время как мой "благоверный" – лишь по своим точкам, выбирая «вкусняшки». С*кин сын. Как же он меня тогда бесил! Нет бы по делу, а то все идиотизмом занимался. Нарочно дразнил. Зато мне позволить себе "лишнего"... уж никак было нельзя. Будь неладен этот гад! Даже сейчас настроение испортил... этими тупыми воспоминаниями.
Обмерла я. Взгляд на Еремова.
Заметил, ухмыляется.
– Что? – кивает головой.
– Да ничего, – смеюсь. – Ты такой послушный, гуськом ходишь, помогаешь. Прям дико...
– Это ты дикая, – вдруг смеется. Шаг ближе и обнял за плечи при всех, притянул к себе -поцелуй в висок (попал в шапку). Тотчас живо выпускает из хватки (видимо, пока не заехала кулаком).
Ошарашено пучу на него глаза:
– Это еще что?
Улыбается нежно так, добро:
– А что, нельзя? Мы же на людях, – осматривается по сторонам, тихо хохоча. – Если что… спасут от похотливого хвоста.
– Змея, – язвлю (с того дня любимая наша шутка… и тема).
Шаг ближе. И, обжигая мои губы своим дыханием, проговорил:
– Да как угодно его называй, главное… подпусти.
Жаром обдало вмиг меня, сжимая внизу живота мышцы. Запнулась, забыла, как дышать.
Отчаянный шаг в сторону, отворачиваюсь, улыбаясь (а сама уже горю от стыда, краснея):
– Еремов, по-моему, ты забываешься…
– Ну да. Жена-монашка – беда в семье.
– Что? – ржу. Резвый разворот. Взгляд на этого нахала.
Заливается смехом:
– А что? Живем вместе, едим вместе, за продуктами – вместе. И даже спим в одной кровати. Чем не жена?
Качаю головой, возмущенно закатив глаза под лоб:
– Дурак ты! И этим все сказано. Похотливый, одурманенный спермотоксикозом, дурак. Давно бы уже нашел себе еще какую-нибудь… Жанну.
Внезапно шаг ближе – обнял за талию. И снова так близко его лицо к моему, нарочно дразня, провоцируя.
– Ты же потом меня первая кастрируешь за такой загул.
– А ты попробуй.
Взгляды скатились к губам друг друга.
Нет сил даже сделать вдох. Притяжение накаливается вольфрамовой нитью.
И вдруг:
– Хорошо.
– Что?! – невольно даже взвизгнула я от испуга.
Отступает шаг назад, коварно ухмыляясь. Движение вбок – и неожиданно берет с полки два манго.
Ржет.
– Глянь, – тычет мне, – на твои похожи! – прикладывает к своей груди, паясничая. Ну, точно глупый юнец!
А я стою, как дура, пришпиленная его предыдущими словами и вполне серьезным тоном.
Не могу даже справиться с собой, хоть и сдаю все чувства сполна.
Отложил фрукты в сторону. Вдруг облокотился на тележку. Пристальный взгляд мне в глаза. Вполне серьезно шепчет:
– В эту пятницу… баня.
Шумный, горький делаю вздох. В горле тотчас заскребла обида.
Все-таки… поедет.
Поджимаю губы, опускаю глаза.
– Хорошо, тогда до субботы. Побуду в отделении. Не хочу мешать… как в прошлый раз, с Жанной.
Смеется. Выровнялся на месте.
Вздыхает:
– Ты там тоже нужна.
Выстреливаю взглядом. Пораженная, я даже не знаю, как правильно отреагировать:
– Зачем?
– Человек приедет… важный. Из области. Как раз по поводу твоей ситуации.
Нервно сглотнула слюну:
– А я зачем?
– Затем, – вдруг кидает жесткое, серьезное, явно давая понять, что это не предложение, а приказ.
За. Против. Будто есть выбор?
Несмело киваю, обреченно:
– Хорошо. Баня, так баня...
–
Глава 14. Важный человек
–
***
Алтухов Виктор Семенович. Вот кто этот «важный человек из области», вот, ради кого мне вновь пришлось осмелиться отправиться с Еремовым в баню и опять практически полностью оголиться (хоть и скрывшись, в итоге, за простыней).
Бегло, «невзначай» представить меня мужчине. Лет так под шестьдесят; лысоват, хотя кое-где все еще прикрывала его голову седина; жилистый; и на коже у него, как и у меня, вся история жизни была выцарапана. Однако, если в моем случае – просто уродство, то у него – темно-синие письмена, глубокого смысла картины, что так небрежно, но гордо, исполосовали шрамы. И создавалось всё это – годами, и не за простые дела.
