Текст книги "За широкой улыбкой (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Ну, а я что поделаю?! – гаркает на меня в ответ.
Взгляды сцепились в эпической схватке...
Чувствую, как черная дыра, как истинный страх начинает мерзкой змеюкой вылезать из недр души и порабощать, уничтожать все живое внутри меня. Полная прострация. Мороз сковывает конечности, кровь замедляет ход. Вдохи делать все сложнее, словно камень на груди, громадный валун. Невольно оседаю на пол – вовремя подхватывает Фирсов.
– Том, тебе плохо? – испуганно заглядывает в лицо.
И снова морщусь, пытаюсь отвернуться, увильнуть, спрятаться – да не как. И некуда...
Больше некуда.
Везде теперь он. Везде Евсеев. Даже сейчас, кажется, я чувствую его дыхание своей кожей.
– Присядь, – невольно подчиняюсь дружескому напору.
А в голове – ад. Мысли просто закипают в черепушке, превращая оную в бесовский котёл.
– Когда? – одно-единственное. – Когда его выпускают?
Сконфужено, неуверенно пожимает плечами:
– Честно, не знаю. Я те бумаги видел так – мельком, и то... сугубо по одолжению. В общем...
Не договорил.
Да и так всё понятно. К чему слова? Когда и так всё ясно...
Невольно качаю головой. Тяжело сглатываю ком скопившейся слюны.
– Если точно узнаешь, скажешь? – живо подрываюсь, вскакиваю, как черт из табакерки. Потерянный, бесцельный взгляд около. – На связи...
– Давай ребят к дому приставлю?
Изумленно, сквозь туман, оборачиваюсь я:
– Шутишь, да?
– Нет, – на лице глубокая серьезность.
Морщусь от боли и невозможности думать ясно.
– Не поможет, – качаю головой, – сам знаешь. Да и... кто я теперь?
Шаг ближе – попытка схватить меня за руки, вырываюсь. Мерзко так, будто он во всем этом виноват.
Не уступает:
– Не чуди, найдем оправдания. Давай приставим?
Отступаю в сторону.
Вновь качаю головой:
– Нет. Благодарю, но нет. Я тебе позвоню...
Тотчас бросаюсь к двери и вырываюсь наружу, словно обезумевший преступник, так нежданно и болезненно теряющий драгоценную свободу...
***
(Ф и р с о в)
Раздраженно стираю ладонями с лица напряжение. Неспешный разворот – и невольно обрушиваю взгляд на Ерёмова... С*ка, как же я его ненавижу. Так и придушил бы сейчас... прямо здесь, без суда и следствия. Сколько разбоя, контрабанды, угонов, трупов на них. А посадить – не за что. Докажи! Докажи – а х** вам. Полная пустота. Даже Балашова не смогла дать показания...
И вот сейчас... сидит скалится, улыбается подонок.
Что, тварь, смешно, когда кому-то хе*ово? Да?
Замер я, руки в боки.
– Что смешного? – жестко, с отвращением, из последних сил сдерживая матерные слова.
Хмыкнул тот и вдруг закачал головой:
– Менты – тоже люди, да?
Внезапно дверь резко распахнулась – и влетела в кабинет Тамара. Глаза бешенные, выпученные. Шумно, часто дышит. С лязгом захлопнула за собой полотно и рядом притиснулась спиной к стене. Не шевелится более, словно страшась выдать себя. Безумный, пустой, мечущийся, как птица в клетке, взгляд по сторонам...
Медленно, дабы не спугнуть, подхожу ближе. Немного наклонившись, заглядываю в лицо:
– Что случилось? – молчание. – Том, ты меня слышишь?
Тягучие секунды, а то и минуты – пока не моргнула, вздрогнула. Заметила меня. Глаза в глаза.
– Он здесь.
– Кто? – удивился я, невольно даже съязвив (кто ЗДЕСЬ такой ужасный может быть? ЗДЕСЬ, где на каждый сантиметр – по вооруженному бойцу).
– Евсеев.
Улыбаюсь. Нервически смеюсь – не так над ней, как над собой: не может такого быть. Зачем?
Но вмиг глаза ее заблестели, взмах ресниц – и покатились градом слезы.
– Он здесь, Макс... – отрешенное, такое же жуткое, как тогда... когда ей после всего еще приходилось проходить ад следствия и судебных заседаний, почти год, где каждый раз лицом к лицу со своим палачом, со своим самым мерзким страхом.
Попытался обнять – но тут же пресекла это, оттолкнула.
Отчаянный, молящий взор в очи – а мне и нечего сказать: нет правды, чтоб успокоить.
Шумный вдох.
– Стой здесь, – приказываю. – И никуда ни шагу. Дверь запри, вот ключ, – живо хватаю ее свободную руку и сую туда электронную карточку. – Никому, кроме меня, не открывать! Услышала?
– Эй, а я? – послышалось за нашими спинами.
Гневный разворот, на грани мата:
– Облезешь! Жди адвоката.
***
(Т а м а р а)
Движения машинальны, едва осознанны. Щелчок замка – и раз десять дернуть дверь, дабы удостовериться, что та заперта.
И что теперь? Куда?
Я даже не успела до дома добраться.
Ни вещей, ни документов.
Он уже здесь.
Черт.
Мигом бросаюсь к столу. Бесцеремонно шуршу, перекидываю бумаги. Открыть выдвижные ящики – пусто. К сейфу, перебрать несколько старых кодов – и вуаля, как часы, – только и скрипнули завесы. Раскидать документы, чьи-то паспорта, деньги – и снова пусто.
– Что ищешь, а, мышка-норушка?
Испуганно обернулась.
С*ка... (словно очнулась) забыла про него. Как так? Чертов Еремов...
Нервно сглатываю слюну.
– Пистолет.
От удивления даже вскинул бровями.
Но вместо сарказма, издевки, насмешки, тотчас нырнул за пояс и достал оттуда ствол.
Оторопела, побледнела я от прозрения и ужаса.
– Такой сойдет? – тычет.
Мямлю в ответ:
– Откуда?.. Вернее, как... как ты его сюда пронес?
– Каком кверху. Не нужен, так и скажи.
Не даю даже мгновения для сомнений – молнией делаю шаг вперед и, выбросив долой (на стол) домашние ключи, тотчас выхватываю оружие из рук.
– Хо-хо, – паясничает. – Полегче, девочка.
– Тебя только за это могут посадить, – злобно рычу, тыча в него им.
– А тебя нет?
Стук в дверь.
Словно током прошибло: передернуло меня на месте.
Смеется ублюдок.
– А вот и пригодилась пуколка, да?
– ЗАТКНИСЬ! – несмелые, неуверенные шаги ближе к стальному полотну, дрожу уже от паники и страха. Несмело: – Кто там?
Но за шумом в коридоре слова вовсе не разобрать.
– Ну, ты открываешь? – внезапно вставляет свои пять копеек Григорий.
Игнорирую.
– КТО ТАМ? – еще громче кричу.
Движение позади – огибает сбоку и тотчас выхватывает "ключ" Еремов.
– Какого хе*а? – воплю.
Но не реагирует, все так же с умным, спокойным видом отбирает, выдирает и пистолет из моих рук.
– Ну, во-первых, без пуль далеко ты не заедешь, – точное движение – и зарядил, вставил магазин. – А во-вторых, мне осточертел этот цирк. Меня дела ждут, а потому нет никакого желания и дальше наблюдать эти ваши сопли.
Провел по датчику – запиликала сигнализация, мигая зеленым светом.
Ошарашенная, раздавленная, преданная, я даже забыла, как дышать.
Однако – стремительный взгляд и силой, пнув в грудь, рукою прибил к стене, так чтобы меня никто с коридора не видел.
Дернуть на себя полотно...
– Ефим Павлович! – внезапно радостно вскрикнул Еремов.
– Здравствуй, Гриш. Опять приключения?
– Ну, вот, нашлись, а вы не верили! – узнаю задорный голос майора, еще один участник этой толпы.
Движение – и оба зашли внутрь.
– О, Балашова. И ты здесь? – удивленно. Взгляд мой скатился к погонам старого знакомого: подполковник, теперь уже Заболотный Иван Александрович – подполковник. – Какими судьбами? Как ты?
– Евсеев... он здесь, – едва слышно, испуганно шепчу.
– А? – нахмурился мужчина, не понимая о чем я. – Евсеев? А... Евсеев, – словно прозрев. – Да. Это наши его вызвали.
– Именно сегодня, сейчас? – растерянно, сухо, мертвым голосом хриплю.
Скривился недовольно.
– Ну, знаешь... дел у нас по горло. И ни одно не ждет. Когда смогли – тогда и вызвали.
Движение, разворот: – Сейчас Фирсова к вам пришлю.
Мгновение – и поспешно скрылся в дверном проеме.
Поджала я губы, дрожа от обиды. Киваю головой.
Ну, конечно, куда там... до Балашовой? Только одному Максу и нужна. Хотя... и то спорно.
Живо захлопнуть дверь – и замереть в ожидании...
– Вы чего, девушка? – испуганно протараторил "знакомый" Еремова.
– Не обращай внимания, Ефим. На вот, – резво перебил неловкость Григорий, – лучше почитай. Подпишу да покатимся. З*****ся я тут с ними уже...
***
Недолго пришлось ждать Макса: буквально минуты – и постучал в дверь, окликнув меня. Однако не я, а вновь Ерёмов открыл дверь, а затем и вовсе торжественно вручил ключ оторопевшему от удивления следователю.
Тотчас кинулась я к Фирсову, жадно ухватив за грудки:
– Где он?
– У Колмыкина. Не бойся. Можешь пока домой идти, я присмотрю за ним. Потом сюда, а там – решим.
– Я уеду... – отчаянное, слезное.
Несмело закачал головой, но потом пресек себя. Пожал плечами.
– Куда?
– Куда угодно!
– И думаешь, это тебя спасет?
Невольно заметила за спиной товарища Ерёмова: пристальный, сверлящий, угрожающий взгляд.
Игнорирую – тут же перевожу взор в очи Максу.
– Пожалуйста... – несмело шепчу.
– Сделай, как я говорю, – бережно, аккуратно убирает мои руки со своей груди, высвобождая из хватки свитер. – А дальше решим. Толково решим. Без паники...
***
Однако... вот я уже на вокзале. В руках – мелкая поклажа. Ничего лишнего: документы, предметы первой необходимости и сменное белье.
– Один до Москвы.
– Уверена? – послышалось за моей спиной.
Сердце заколотилось, словно бешенное. Узнала. Конечно, узнала голос.
Боюсь обернуться – но, не сделай я это, и того будет хуже.
Подчиняюсь: медленно, дабы не вызвать неверную реакцию.
– Ерёмов, пожалуйста...
– Что "пожалуйста"? Тебе же дали понять. Х**и вые*****шься?
– Я не могу, – отчаянно качаю головой.
Шаг ближе – и шепотом, на ухо, обдавая жгучим дыханием кожу:
– Зато я могу. Рыпнешься – замочу. Всё ясно?
Взгляд за спину тому – узнала. Вдалеке его люди, среди них даже "Верзила".
– Ау, ясно, или как? – отдергивает меня за локоть.
Невольно пошатнулась от напора.
– Ясно, – обреченно.
–
Глава 3. Старая добрая тройка
–
***
Словно избитый шакал, что так нахально, подло пытался избежать драки, вовремя оставить чан со всем этим… смертельно-изуверским дерьмом, тихо скуля себе под нос и пораженчески поджав хвост, я мчала через весь город в родное отделение.
Раньше надо было уезжать. Раньше… до всего этого. А не держаться за старый мир, за прошлое. Ведь никто больше здесь меня не держит, никто и ничто. Ни мужа, ни друзей – все отвернулись. Ни даже родителей: они ушли буквально подряд, болезням уступив нежданно… хотя и не без помощи этой моей жуткой истории. Да и Евсеев, возможно, никогда бы меня не нашел, потом, где-то там, за горизонтом...
Но уже поздно… Слишком поздно. Паниковать, что-то решать. Вовремя не сообразила, никто не предупредил – и получай. Сполна. По самое горло...
Мышей проскочить через дежурку, на ходу бросив:
– К Фирсову!
Помчать на третий этаж.
Отчаянно забарабанила в дверь я.
– Пробьешь же! – послышался насмешкой знакомый голос за спиной.
Мигом обернулась.
– Грановский? – оторопела я.
– Да ладно! – расхохотался молодой человек, не веря своим глазам. – Балашова? Жива что ль еще?
– И тебе не хворать… – сдержано рычу.
– Не обижайся, – подступил ближе и обнял за плечи, не сопротивляюсь… пока. – Ты как ушла, так вообще не осталось с кем погрызться, подискутировать. Ох, были деньки! Да и ночи какие!
– Ты там не намечтай себе! – бурчу сквозь улыбку.
– Да я к чему, – хохочет, разворот и начинает насильно меня куда-то уводить вбок. – Безмерно рад видеть старую знакомую!
– Не такую уж старую, – язвлю.
Смеется.
– Ты это… куда меня? – резко прерываю наш ход, отдергивая руки нахала от себя.
– Дак Фирсова нет.
– В смысле? – оторопела я, округлив очи. – Как? Домой уехал?
– На выезде они. Труп.
– Труп? – невольно, на автомате, по старой привычке, интересуюсь.
– Ну да… причем, вроде как, почерк Евсеева, – похолодело всё у меня внутри от такого заявления. – Вон Колмыкин изо всех сил его придерживает у себя, если эксперты подтвердят – то задержим и начнем шить дело.
И вновь пытается обнять и куда-то увести. Вырываюсь.
– Причем тут шить? – рявкаю злобно. – ПОЕХАЛИ!
– Куда? – оторопел тот.
– А ты что, больше не в команде Фирсова?
– Нет, – вполне серьезно и даже как-то хмуро. Вздернул плечом: – Вообще-то, я уже майор, если не заметила. Могла бы и поздравить.
– Да все вы тут майоры-подполковники! – рычу. – Что это меняет?
– Да ничего, – гаркнул недовольно, съязвив: – Ка-пи-тан.
– Может, мне тебе еще честь отдать? – открыто грублю.
– Не помешало бы.
– Говори адрес, сама поеду.
– Куда? – хохочет. – Мало было прошлый раз, да?
Нервно сглатываю слюну:
– В самый раз, потому и поехали, пока этот ублюдок здесь – а иначе придется потом гоняться за ним по всей области, и то – в лучшем случае.
– Гос-споди, – раздраженно протянул, закатив глаза под лоб. – Чё-т я переборщил, говоря, что соскучился.
– Хватить девочку из себя корчить, – уже готова кинуться на него с кулаками. – Поехали! Я бы и сама – но знаешь, вдвоем у нас получится куда лучше.
– О да, вдвоем у нас многое может получиться куда лучше, – вдруг откровенно пошло стал издеваться надо мной сквозь улыбку.
– Иди на**р, – сплевываю. Резкий разворот – и по лестнице.
Догоняет. А как иначе?
– Да ладно, не злись, – попытка ухватить меня за локоть, увиливаю…
***
Чертова погода. На улице такой дубарь стоит, что кажется, будто не ноябрь, а давно уже январо-февраль кости ломит.
Стою, дрожу, переступая с ноги на ногу, дышу на руки.
– С*ка, хоть бы снег выпал, а то уж совсем уныло всё, – прорычал Грановский.
– Ага, – злобно язвлю. – И следы бы нам все замел.
– Андрюха, Том, – позвал нас Фирсов, махнув рукой. – Идите сюда…
Быстро подчиняемся. Пробраться за ленту, замереть около девушки.
– Короче, всё – наши закончили. Давайте по-быстрому – и сворачиваемся.
Киваю головой.
Глубокий, шумный выдох делаю. Присесть рядом.
– Что, о приятном прошлом вспомнила? – съязвил «майор», опускаясь на корточки.
– Ищи, давай – гаркнула, едва сдерживая злость.
Взгляд около. И снова на девушку – измучена, изрезана, но следов сексуального насилия не видно. Не душили и не били. Исключительно нож (а скорее всего скальпель) и кислота – всему тому виной. Опять игра… в «хирурга», опять «символы»... И, наверняка, смерть – тоже по плану... Да только вскрытие окончательно всё покажет, подтвердит, но… история уже сейчас уж больно тужится себя… повторить.
– В общем, – отзываюсь. – Похоже, очень похоже.
– Ну, так, старался ублюдок, – язвит Андрей.
– Но что-то не так…
– А ты-то помнишь!
Гневный взгляд в глаза гаду:
– Я-то – помню.
– Ага? А с Ерёмовым что? Выборочная амнезия?
– Харе грызться! – рявкнул на нас Фирсов и прикурил сигарету. – Время тикает. Народ ждет.
Встаю, снимаю резиновые перчатки.
Лихорадочно качаю головой.
– Нет, здесь что-то не так. Это не он.
– Че-го? – ржет с меня Грановский.
Но Макс как всегда серьезный. Выжидает, слушает, анализирует. Банальная, классическая тройка: я, Макс и Грановский. Но лишь так мы всегда могли чего-то умного, толкового, порой невероятного, достичь.
– И пусть всё бережно, аккуратно: по большому счету, как наш «перфекционист» любит. Но смотри: листок (какой тут?), – приглядываюсь лучше: – …ольхи вроде, на ней – раз.
– Может, упал на нее во-он с дерева, – на бум ткнул взглядом Андрюха. – Поди, не за минуту доехали…
– Нет. Он в грязи, смотри, – тычу пальцем. – А еще, – оборачиваюсь по сторонам, – здесь одни клены растут.
Присел, отодрал «улику» Грановский.
– И не только лист – по копеечке, а в итоге – от идеала невероятно далеко. А наш с***н сын никогда бы себе такого не позволил. Вот, к примеру, во-вторых…
– Подожди, – перебивает Андрей. – Ну, ты скидку то дай ему – поди, человек семь лет отмотал. Может, у него всё поменялось там в голове.
– Сомневаюсь, – злобно гаркаю.
– Не поменялось, – вмешивается Макс с задумчивым видом. Выпускает дым. – Я был у Колмыкина. Видел урода… На нем – всё как с иголочки. И это буквально сразу после тюрьмы. И сидел ровненько-ровненько, как по струнке. Этот крякнутый… еще на своей волне.
– Кстати, а еще раз… судебно-психиатрическую экспертизу по невменяемости?
Качает головой Фирсов.
– Сделаем.
– Хотя вот, смотри, – отдергивает нас словом Грановский. Тычет пальцем на рану. – Криво, да?
Радостно поддерживаю:
– Чуть-чуть, но да.
– А Евсеев… – загадочно ведет Андрей.
– Человеческий фактор, да и вообще, мало ли что могло, – недовольно бурчит Фирсов. – Вообще, если по уму, ребята, то на все это стоит смотреть, как впервые. Мы уже Евсеева совершенно не знаем. Где у него что дрожит, или какие предпочтения.
– Но и подражателя никто не отменял, – вставляю свое слово я.
***
Встречает нас Колмыкин.
– Ну, что там? – бросает ему Фирсов.
– Да ничего. Утверждает, что у него алиби. Ждем результата экспертов по точному времени смерти девушки и заодно проверяем его версию. Ну, по сути, что тут? Сутки, парни, говорят?
– Да, она больше бы не выдержала, – тихо, расстроено прошептал Грановский.
– С-с*ка, – злобно гаркнул Макс и сплюнул вбок.
***
– Ну, что думаешь? – отозвался Фирсов, пропуская меня к себе в кабинет.
Оборачиваюсь:
– Ты о чем?
– О чем, о чем? – бурчит недовольно, стягивая с себя куртку. – Ребят приставить к дому?
Замерла я, перебирая все за и против.
Но миг – и качаю отрицательно головой:
– Нет. Не надо… Все равно это не поможет.
– И что теперь?
Пожимаю плечами.
– Сегодня домой, раз Евсеев у вас. А там…
– А там… опять в дежурке ночами, да?
– Ну, а что? – пристыжено улыбаюсь. – У тебя же дома жена…
Молча кивает головой, виновато поджав губы.
Шумный выдох, и признался:
– И у Грановского теперь тоже.
Обмерла я, округлив очи. Смеюсь.
– У этого придурка?
Поддается на мое настроение – улыбается в ответ:
– Ага. И вроде даже неплохую отхватил. Чай?
(замер с кружками около чайника)
– А? А, да… Чай.
–
Глава 4. Последний день
–
***
Свобода…
Странное понятие. И уже не раз перетертое великими умами.
А вот что оно значит для меня? И что оно несёт в себе?
Не без нашей помощи вот уже сколько людей ее лишились. Заслужено лишились.
(надеюсь и верю, что заслужено…)
А Евсеев… – это мой кат, мой судья. Мой обвинитель. И он куда «щедрее», чем прокурор: этот гад просит для меня пожизненно. Хотя, и не без его помощи, это – не так уж и много. Врачи дают максимум тридцатку лет? От нее отними восемь (и, кстати, в пору бы поблагодарить за это судьбу, ведь могло бы и того не быть) – получается не так уж и много. Приятная математика, верно?
Шумный вздох, сдувая щеки, словно лопнувший пузырь. Так и я теперь…
Он вышел – и ныне моя очередь отправляться в «заключение». Страх мне – за решетку, трусость – за вину.
Послать всё к чертовой матери и уехать? И плевать на слова Ерёмова?
Да я бы так и сделала! Непременно сделала. Ведь пулей-то меня особо не напугать.
Но вот Евсеев… и все те девушки, а тем более – новый труп. Тут… всё гораздо запутанней и весомее. Да, я боюсь его. Безмерно боюсь, но это же – не повод предавать невинных жертв?
Однажды я уже его засадила, пусть и не за все убийства, и то… по другим статьям, но все же – какая-никакая, но месть, справедливость.
А уеду, чего добьюсь?
Ведь как ни крути, а истина одна: лишь только пережив всё то, что случилось со мной, благодаря ему, я, и только я – истинный, дотошный, маниакальный фанат сего ублюдка. Только мне придури хватит его додушить до конца, каких невероятных сил это бы не стоило.
***
Чертова погода, как и вся моя жизнь.
Вчера мороз драл, сегодня – хляби небесные. И ни осень, и ни зима… Чушь какая-то.
Стереть с лица гадкие капли дождя и забросить ногу на ногу (все так же неосмотрительно сидя, развалившись на холодной, мокрой скамейке в парке в центре города).
Последний день свободы, да? Правда, даже если Евсеева и закроют, «подражатель» всё равно останется. А в то, что он существует, я непременно верю! Хотя и не так его боюсь, как эту тварь. Мне кажется, я со всем белым светом готова справиться. Со всем… кроме Евсеева. И пока у него, конечно, все шансы править балом, загнав меня в угол.
***
Странное оживление на входе кафе, что напротив парка. Перевожу взгляд. И вдруг, буквально миг – и среди молодых людей, что там собрались, узнаю ублюдка – Ерёмов…
Ерёмов и Евсеев. Две кошмарные «Е» на мою тугую, нелепую жизнь.
Мерзкие гады. И чего вам от меня надо?
Словно почувствовал: взгляды встретились, отчего резко отвожу глаза в сторону.
Но минуты – и еще больший переполох там. Испуганно бросаю взор: через проезжую часть чапает ко мне это… чудовище.
Поежилась; собралась с духом, выровнялась: гордый взгляд, царская осанка (не вставая с места).
– Какие люди! – едкое приветствие паскуды.
– И вам того же, – не уступаю я.
Буквально миг – замер около. Едкая ухмылка:
– Рад, что не уехала.
– А у меня был выбор?
Пристыжено рассмеялся. Взгляд по сторонам, шумно вздохнул.
Резвое движение – и без приглашения присел рядом.
– Слушай, – разворот ко мне. Лицом к лицу (да так близко, что от неловкости немного подалась назад, отодвинулась). – Я чего-то не догоняю, – продолжил. – Столько зеков: постоянно кого-то садят, кого-то выпускают. И что теперь, из-за каждого ссаться? Что это за х**ня? Нах*р было вообще тогда идти в мусора? Сидела бы нянькой где-нибудь в детском саде, горшки мыла, и не парилась бы. А?
Обмерла я от такой прямоты, взволновано сглотнула скопившуюся слюну.
– Чего молчишь? – не выдерживает.
Хотелось, было, оправдаться… да не то, что слов не подобрала. Нет: напрасно. Думаю, напрасно. Как и со всеми. Всегда. И в прошлом, и теперь, никто меня не поймет: почему Евсеев, почему настолько безумный, просто животный, страх… Никто ничего не поймет.
Резво подрываюсь с места – и бесцеремонно валю прочь, нарочно даже прибавляя скорость.
Оторопел ублюдок. Но миг – и тотчас летит вслед. Догоняет, скотина. Нагло хватает за локоть и силой заставляет остановиться, замереть, обернуться к нему лицом.
– Нет, ты чего? Слышь, чё ты уходишь? Я же с тобой разговариваю! И хочу помочь!
– Помочь? – язвлю, откровенно хохоча. – Чем? И как, глумясь? Не надо мне помогать! – грубо вырываю свою руку из его цепей.
Вновь попытка уйти, но тотчас преграждает путь и опять силой останавливает.
– Да неужто?! – гневно, саркастически сплевывает в лицо. – Ты посмотри на себя! В кого ты превратилась?! Дрожишь, словно подзаборная шавка! Где, б***ь, та Тамара, что мужиков строила одним только словом, взглядом. ГДЕ ОНА?
Обмерла я, выпучив глаза, ошарашенная.
– Так… ты меня узнал? – тихо, сухим, испуганным голосом. – И тогда тоже?
– Когда тогда? – сдержанно.
Сомнения: за и против. Решаюсь:
– Полгода назад.
Скривился, отвернулся на миг. Прожевал эмоции.
– Сейчас не об этом, – недовольно поморщился. – А о твоем… этом, Евсееве.
Глаза в глаза.
– Ты не понимаешь, – качаю головой в сердцах. – Он – зверь. Дикий зверь!
Рассмеялся саркастически.
– А ты думаешь, я – ангел? Или те, кого ты сажала?
Вновь качаю головой:
– Вы, по крайней мере, находите в себе человечность… кончать человека быстро, а не смакуя зверством.
– Не всегда.
Словно выстрел – обмерла я, огорошенная.
Взгляды сцепились.
Нервно сглотнула лезвие жути я.
Попытка сменить тему, позорно увиливая от такого сенсационного, непростительного признания.
Мотаю головой, словно выбрасывая мысли; вновь вырываюсь (из уже расслабленной) хватки – и спешно иду, едва не бегу, кинув на прощание:
– Ты ничего не понимаешь!
– Х*ли тут понимать?! – резво хватает меня за куртку и отдергивает назад, крича в лицо. А я уже трясусь от перенапряжения. Застыли слезы на глазах.
– Х*ли? – язвлю отчаянно, сквозь сдержанные рыдания. – Хорошо, давай ловить такси – и я тебе покажу… «х*ли»!
– Зачем такси? Я на машине…
***
За городом. Кладбище. Тихая, молчаливая, пробирающая до дрожи, обитель памяти и душ. Некрополь... огражденный серой, кирпичной стеной, так усердно прячущий за ней свои заветные тайны...
Все так же хлыщет дождь, и вокруг – коварные сумерки.
– Вот, – метаю взгляд на черный гранитный памятник с изображением улыбчивой, очень даже красивой девушки. – Олеся. Двадцать один год. Умерла от потери крови. Хотя этот су**н сын был предельно осторожен. Как всегда – ни малейшей прорехи. Хирургическая точность… Родители бедной пытались покончить с собой – но ребята со скорой… – немного помедлила я, подбирая слова, – оказались молодцами.
Пошли дальше.
Молчит, сопит, покорно следует за мной.
– Анна. Самая младшая. Восемнадцать только исполнилось. Вся жизнь впереди. А он ее истязал дольше всех... Смотришь на ее ангельское личико – и ничего, кроме доброты и тепла внутри, не вызывает. Только желание обнять, приголубить. Вот за что… эта с*ка так издевалась над ней? За что, спрашиваю? Молчишь? Идем дальше?
Глаза в глаза. Лишь только нервно сглатывает слюну.
Витиеватые дорожки промеж могил – и выходим к следующей.
– Зоя… Не знаю, – пожимаю плечами, шмыгая носом, – почему она мне снилась тогда постоянно. Никто из них – только одна она. Двое карапузов сиротами остались. А этой твари, Евсееву, – нипочем. Никак его не привяжешь! – оборачиваюсь к Ерёмову, пронзительный взор в очи: – И это лишь трое! А таких – больше десятка. Понимаешь? А доказали лишь по ОДНОМУ делу! И то, только потому, что жертва – выжила!
– И что? – кидает мне жуткое, отчего я оторопела в ужасе. Продолжает: – Тома, это – ЖИЗНЬ! Так что теперь – по подвалам прятаться?!
– Ты серьезно? – мертвым голосом шепчу.
– А ЧТО? – уверенно. Окидывает взглядом около: – Тут каждый – за что-то, да загремел! Всех их жалко! Разве нет? …И ЧТО?
– Т… ты… ты – конченный!
Резкий, отчаянный разворот – и бегу изо всех сил, невольно скользя по мокрым кривым земельно-глиняным дорожкам (что лишь местами побиты травой).
– СТОЙ! СТОЙ, Б***Ь! – летит за мной, старается, однако сейчас я на удивление ловче и быстрее (наверно, уж слишком хорошо знаю этот путь).
А там и вовсе – до остановки подать рукою...
Замечаю на трассе автобус, да еще в нужном направлении: поддаю скорости на грани невозможного.
Буквально среди последних пассажиров влетаю в салон.
Ныряет за мной и Ерёмов.
Протискиваюсь между рядов – живо запрыгиваю ближе к окну.
– Ты чё удумала? – рычит, словно зверь (так и не присаживаясь; уцепился руками в спинки кресел по бокам). Вынужденно сдерживается в рамках приличия.
– Ничего. Езжай дальше! – гавкаю я.
– Пошли в машину, – тихо, смиренно, но приказным тоном.
– Я с таким уродом – никуда не пойду! – сплюнула желчь в лицо. Глаза в глаза. Взоры сцепились.
Дрогнул автобус – и неспешно покатился по своему маршруту.
Тягучие, бешеные минуты молчаливой перепалки, пристальных взглядов, не моргая. Прожевывает эмоции, матерные слова Григорий.
Еще миг – и нервно цыкнув, но, так и не сказав ни слова, сделал разворот – по проходу, да к водителю вышел.
Взвизгнули шины, тормозя…
Исчез. Ушел, не оборачиваясь. Вот и отлично.
Одно «Е» ... я всё же пережила.
–
Глава 5. Свои, чужие
–
***
Добраться домой. Принять горячий душ, взять самое необходимое – и отправиться в отделение, к Фирсову.
– О, пропажа наша! – искренне обрадовался мне Макс. Выставил стул из-за стола, жестом пригласил присесть. – Чай?
– Ага… – подчиняюсь.
– Где шастала целый день? – косой взгляд из-подо лба, колдуя над чашками. – А то я уже переживать стал. Ребят хотел дергать.
Печально усмехнулась.
– Ох, – качаю в негодовании головой, вспоминая сегодняшний день: думаю, за него меня Фирсов по голове не погладит. Шумный вздох: – Где шастала? Да со свободой прощалась.
– Ой, да брось ты! – скривился недовольно. Разворот – и оперся спиной на шкафчик. Размешивает ложкою сахар. Взгляд на меня. – Справимся! На, – протянул кружку.
…
Ну да, справимся. Куда деваться?
– Что там Грановский? – дую на кипяток. – Придумал что-нибудь интересное?
– Шутишь? Без тебя у него на это дело совсем не стоит... Это же Андрюха! Забыла что ли? Без пинка или злости этот человек – полный ноль: как с гуся вода, ни до чего нет интереса. То ли, когда его завести!
– А на прошлом выезде мало задора было что ли? – смеюсь.
Почесал затылок. Развел руки в стороны.
– Наверно. Может, думает, что это так: подразнила и исчезнешь.
– В смысле? – нахмурилась я.
– Ты же не думаешь бросать это дело?
– Ну-у… – растеряно тяну. – А, вообще, как ты это всё представляешь? Мне же нельзя: посторонний человек.
– Я к чему и веду, – ухмыляется Фирсов. – Поговорить надо с Заболотным. Чего-нибудь да придумает. Раз такое дело, да и тебе бы оправдание, чего здесь торчишь.
– Ну, да…
– Кстати, что с нынешней работой? Как, где сейчас?
– Да уволилась сегодня… Какая работа с Евсеевым?
– А жить на что?
– На пособие… – «по инвалидности»… не осмелилась договорить я.
Поморщился от неловкости и печали Макс.
– А они такие большие? – тихо, грустно пробормотал в попытке пошутить.
Смеюсь:
– Спасибо и на этом…
Кивает головой.
– А лекарства?
– Что лекарства?
– Сильно дорого всё?
Хмыкнула:
– А ты как думаешь? – язвлю. Смолчал. Немного помедлив, добавила: – Но ничего, все как-то живут, и я проживу…
***
– Фирсов, мать т***! Вот ты где! – влетает к нам в кабинет без стука Грановский (замер на входе).
– А где мне еще быть? Не у тебя же! – смеется Макс.
– Балашо-ова! – ядовито протянул Андрей, округлив очи. – И ты здесь?! – улыбается. Ухмыляюсь на эту нашу «пылкую дружбу».
– Всё никак не изгонят тебя отсюда! – продолжил тот.
Хохочу.
– А ты, небось, первый выстроился провожать! И Заболотному жалобу подал.
Нахмурился.
– Стоп, я не понял, – шаги ближе. – Ты чего тут, работать собралась?
– А тебе жарко со мной, да? – ехидничаю.
Заикнулся от такого откровенного намека, даже побагровел враз. Но затем миг – и, полностью осознав, что дразню, злобно махнул на меня рукой:
– Ой, ты как всегда! Между прочим, мне больше не до тебя!
– Ну, и слава Богу! А то я уже переживать стала!
– Ох, ох! – паясничает. Но буквально секунды – и тотчас насупился от раздражения: – КОРОЧЕ! – и вновь взмах руки, – вы меня вообще сбили! Не за тем я пришел! Фирсов, одевайся! Опять труп!
– В смысле? – оторопели мы оба. Ошарашенные взгляды на товарища.
– В прямом! И опять почерк Евсеева!
– Так он же за решеткой, – растерянно шепчет Макс.
– Вот именно! – качает головой Грановский. – Хренак – и всё: выпускайте героя, он здесь ни при чем! Представляете? – искренне возмутился. – Короче, куртку в зубы – и поехали. У нас еще есть время. Пока туда-сюда, бумажная волокита, ребята его придержат. Балашова, ты с нами?
***
– Ну, что скажешь? – скривился Андрей.
Грызу ногти от нервов. Осматриваю землю вокруг. Присела.
– Че молчишь? ОН? – рявкнул на меня Грановский.
Оборачиваюсь:
– Не знаю… – растеряно.
– Ну, приехали! Фирсов, а ты что думаешь?
– Это вы тут специалисты по этому ублюдку, я другое смотрю.
– Ну да, ну да… Биг босс – большие идеи. Мелочью не торгует! Том, – тихо позвал, приблизившись ко мне: уже оба сидим на корточках рядом с девушкой.
– А? – оборачиваюсь к нему.
– Ну, что ты, как ты?
Печально ухмыляюсь (эх, не ожидала такой доброты и искренности от него, по крайней мере, не так скоро):
– Да живу пока…
– Ты это, – морщится, подбирая слова, – не отчаивайся. Засадим мы его: и одного, и другого, – кивает головой. – Эти твари поплатятся, кто бы, и почему бы не творили такое.
