Текст книги "Дело огня"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Куда мы?
– Вниз, – юрэй поднял его на закорки. – Утро все ближе. Ато ведет отряд туда.
– А вы?
– А мне догонять. Держитесь. Я, – злобно пояснил юрэй, – в немилости. Мне тут человека взять приказали, а я его насмерть зашиб. Больно шустер оказался. Так что теперь я рикша. Когда прибудем на место – попробую вам помочь, но ваш меч унесла эта сука, и я не могу его коснуться, как и вашего креста. Вам придется добывать его самому.
Юрэй вынес Асахину из сторожки – и чуть ли не сразу занялась крытая дранкой кровля, на которую ветер занес угли с горящего склада. Пылало все: лесопилка, усадьба, гостевой домик. Началось, видимо, с усадьбы – она выгорела дотла, только почерневшие сливы тянули скрюченные руки. Шахтеры и лесорубы валили с подветренной стороны деревья и насыпали земляной вал, чтобы не пустить огонь в лес. Спасти строения уже никто не пытался. Кучка детей, сбившись на безопасном пятачке под присмотром старух, беременных женщин и нескольких девок из гостевого домика, молча наблюдала за пожаром. Асахина заметил чернокожую – она что-то делала с лежащим шахтером.
– А с ними что? – спросил инженер.
– А что с ними станется? Тут пересидят.
К занявшейся сторожке бросились с топорами и крючьями – завалить ее побыстрее, пока не разгорелась как следует. Охранников было совсем мало, и выглядели они потерянно.
В свете пожара Асахина разглядел своего спасителя – высокий, не намного уступает ростом Сайто и куда шире него в плечах. Худой – а бывают ли толстые или просто круглолицые юрэи? Седоволосый, хотя лицо, насколько он мог разглядеть, вися на закорках, – молодое. Грубый йосский акцент он расслышал еще в темноте.
В руке юрэй держал копье.
– Могу ли я узнать достойное имя?
– Не можете, – буркнул юрэй. – Достойного никогда не было, недостойное от глупости померло.
И помчал вперед и вниз, быстрыми широкими шагами, с такой легкостью, словно не взрослого мужчину нес на плечах, а двухлетнего малыша. На этот размашистый шаг отозвались все синяки и ссадины. Асахина закусил ворот мундира, а шагов через триста попросил:
– Дайте я пойду сам. Я не убегу. И сил не хватит, и темно…
Действительно, отсветы пожара остались далеко позади, и только звезды освещали теперь дорогу. Юрэй не ответил на просьбу – но какое-то время спустя бег его стал затрудненным, и инженер с удивлением услышал тяжелое дыхание.
– Кажется, мне и впрямь придется дать вам отдохнуть, – юрэй сгрузил его на обочину. – И себе заодно. Вы очень тяжелый, господин инженер.
– Всего-то шестнадцать канов, – удивился Асахина.
– Да? А мне кажется, что кроме вас я волоку, самое малое, еще одного человека и бревно.
Асахина облизнул пересохшие вновь губы.
– Еще одного человека и два бревна, – поправил он и засмеялся. – Хорошо хоть не в гору!
– И что за люди, – сплюнул юрэй, – шутят так, что через год понимаешь…
– Да нет, – серьезно сказал инженер. – В гору было бы хуже. Можно ли узнать, чем я обязан…
– Тем, что кое-кто слишком много о себе возомнил.
– Не верю, – качнул головой инженер. – Если бы дело было только в этом, вы бы не напомнили мне, что я потерял в очаге.
Юрэй промолчал. Инженер поднялся.
– Идем. Драка ведь не будет нас ждать?
– Будет. До утра.
– Утром придет состав. Который вы попытаетесь захватить. И приведут его мои друзья. Так что ждать не буду я.
– Не тронут они ваших рабочих. Им же машинист нужен.
– Им и лесорубы нужны были, так? – Асахина быстрым – насколько мог – шагом пустился по дороге. – И что с лесорубами сделали? Может быть, вы знаете?
– Им вообще нужны машинисты. Они старину любят, но это рушить не будут. Себе возьмут. Если не подавятся. Амулет бы свой надели… его, правда, издалека видать, тут уж ничем не поможешь.
Инженер промолчал на последнее предложение – во-первых, ничего подходящего для гайтана под рукой не было, во-вторых, слишком темно, чтобы продеть шнурок в ушко прорези. Если юрэй, желающий оставаться безымянным, этого сам не понимает, незачем ему и говорить.
Дорога белела в свете звезд – а вот по сторонам от нее царила тьма непроглядная. Даже будь он здоров как конь – никакой возможности уйти в лесу от юрэя нет, он завязнет в кустах прямо у обочины. На очередном повороте он остановился – дать себе отдых и справить малую надобность. Юрэй, шедший впереди и оглядывавшийся то и дело, остановился неподалеку за тем же.
– Что это там внизу? – инженер смутно различал перед собой в отдалении какой-то предмет неестественно правильной, рукотворной формы – но не мог понять, что это.
– Телега, – сказал юрэй. – Которая по рейкам ходит, для угля. Слетела с поворота, видно, – ее тут и бросили, чтобы не мешала.
Асахина застегнул штаны.
– Помогите мне спуститься.
…Тормоза оказались в порядке. Одно из колес – инженер не сразу это понял – трава, кусты, тени – погнулось слегка при ударе. А может, оттого и слетела вагонетка. Чинить колесо было нечем, Асахина так и сказал. Его странный спутник пожал плечами, взял и потянул. Выровнял. Только еще какое-то время было слышно, как он дышит.
Потом они вдвоем поставили вагонетку на колеса и дотолкали до реек. Она была не так уж тяжела – корпус все-таки из дерева. Юрэй почти без натуги поставил ее на рельсы.
Минуту спустя они катились к нижней деревне. Асахина не снимал руки с тормозной рукояти – перевернуться на очередном повороте совсем не хотелось. Так что скорость была совсем не той, с какой по этой дороге несся бы юрэй,– примерно так бежал бы вниз по склону здоровый человек в ясный день.
Асахина точно не успел бы надавить на рычаг. Поэтому юрэй надавил на Асахину. Вышло куда резче, чем нужно, – тележка опрокинулась и оба кувыркнулись с откоса. Звук падения не привлек внимания идущих – отряд был еще далеко и производил довольно много собственного шума. Но вот самочувствия Асахины полет не улучшил, а тормоз от чрезмерного усилия юрэя сломался и безнадежно заклинил ходовой механизм.
– Извините, – пожал плечами юрэй. – Не привык к этим штукам. Но ехать дальше все равно нельзя.
Асахина не мог ничего сказать – только дышал сквозь зубы.
– Не хрипите так, – юрэй поднялся. – Сюда идут.
Он всмотрелся в темноту – и вдруг бесшумно засмеялся.
– Что? – шевельнул губами инженер. Теперь уже и он слышал, что кто-то поднимается по склону. К ним.
Юрэй встал, отряхнул колени.
– Ты шумишь, – сказал он тихо, но достаточно отчетливо. – И хромаешь.
– У меня и голова болит, – отозвались из темноты.
– Ты, наверное, оттого и соображаешь плохо. Чуть дружка своего не поджарил.
– Я понадеялся на тебя. Разве ты его не вытащил?
– Я здесь, – Асахина почему-то вдруг почувствовал себя счастливым. Эти двое разговаривали как старые знакомые. Даже друзья.
– Я так и понял, – человек подошел и сел, прислонившись к опрокинутой вагонетке. – Кому бы еще нужна была эта штука?
– У вас был свой человек на шахте, – сказал инженер.
– Был, – согласился инспектор. – А теперь нет. И погиб он даже не потому, что его раскрыли – просто, кажется, кому-то кушать захотелось. А в одном из отнорков шахты очень скверно пахнет. Там взрывом обрушили свод – но руки-ноги еще торчат. Что у вас было месяц назад, Сано?
Сано? Копье. И акцент. Он не подумал об этом сразу, потому что считал Хараду мертвым. И даже после явления другого мертвеца – Сайто – ему в голову не пришло, что Харада тоже может быть жив. Мало ли кто говорит с йосским акцентом…
– Там эти… взяли пару детишек. Сладко им, видишь ли. А лесорубы решили, что с них хватит. Только они думали, что нас от силы пятеро… и что днем да толпой они всех положат. Вот качество шпал и испортилось.
– А давайте его испортим еще сильнее, – инженер приподнялся на локтях. – Давайте взорвем завод. Само собой, людей нужно вывести.
– А вы в состоянии это сделать?
– Он сейчас не боец, – сказал Харада. – Так что больше некому. Пусть попробует.
– Людей охраняют, – Сайто качнул головой. – Как их выведешь?
Инженер сел.
– Если выгнать всех из пропиточного цеха и довести температуру в котлах до точки вспышки – то котел станет как бомба с часовым механизмом. Охрана побежит от казарм раньше, чем котлы взорвутся. И все остальные побегут. Все же понимают – и огня будут бояться даже больше, чем этих. Только нужно, чтобы побежали вверх, а не вниз. Жалко, что отсюда не видно пожара.
Харада вдруг вскинулся, словно прислушался. Или нет – словно его внезапно вздернули за шиворот.
– Он… едет… сюда… – прохрипел бывший копейщик из Синсэнгуми.
– Близко? – инспектор по-прежнему сидел, прислонившись к тачке.
– Да… на стан… ции… То… ропит меня…
– Он может узнать то, что знаешь ты?
– Д-да. Не с-сразу.
– Господин инженер, вы в пропитку, я – на дамбу. Сано, постарайся потянуть время – сколько можешь, столько и будет.
– Амулет у него возьми, – вроде бы господин Харада продышался. – А то я его не дотащу.
– Меня не нужно нести! – возмутился инженер.
– Нужно, – отрезал Сайто. – До места не меньше ри, телега сломана, а как вас шатает, я и в этой темнотище вижу. Мы до полудня не успеем, если вы пойдете сами.
– Тогда держите, инспектор Фудзита, – инженер ткнул в руки Сайто что-то маленькое, четырехконечное. – И Ато еще рассчитывал, что я буду драться…
– Он рассчитывал не на тело, – Харада подставил спину. – Держитесь хорошенько, Асахина-сэнсэй.
– Если я отстану, ничего страшного, – сказал сзади полицейский. – Я постараюсь подождать, пока у вас не рванет.
– Погодите, – сказал Асахина. – Взрывать и топить никогда не поздно, да и дамбу они, если взорвется пропиточный цех, рванут сами. А вам ведь нужны доказательства. Нужны свидетели.
– Из четы Мияги получатся прекрасные свидетели, – хромота не мешала инспектору шагать достаточно размашисто.
– Из господина Мияги никакого свидетеля не получится, – возразил инженер. – Ато убил его. Чиновники из военного министерства, вовлеченные в заговор, – убиты. Синдо убит. Рабочие ничего не знают. Уцелевшие солдаты не помогут вам утопить Уэмуру, если тот будет все отрицать. Сначала мы должны взять госпожу Мияги. Она единственный свидетель, который даст вам нужные показания.
– Прекрасно. Как прикажете ее добывать?
– Пусть господин Харада отнесет меня туда, куда ему поручили меня нести. Ато и его женщина хотят убить Уэмуру сами. Они проследят за тем, чтобы у меня были свободны руки – и чтобы в них был меч.
– А людьми он управлять может? – вскинул голову инспектор, видимо, вспомнив что-то.
– Мы все можем. Немножко, – сказал Харада. – Он – много лучше. Но не всеми. Им – точно нет.
– Почему вы спросили?
– Деревня, господин инженер, деревня. Он здесь жил, долго. Против этих пошли с топорами, а против него не ходили, нет… – инспектор кивнул сам себе. – Ладно. Хотите сыграть так, играем так. Худший вариант уже не прошел, остальное – вопрос везения. Давай, Сано. А я попытаюсь… прикинуться большой собакой.
Ри – это около шести тысяч шагов. Правда, Харада несся большими скачками. Наверное, три тысячи. И хотя юрэй старался бежать как можно более ровно, Асахине временами казалось, что он вот-вот расколется, как сырое яйцо. Именно как сырое – расколется и потечет. Но иначе никак. Иначе он ковылял бы даже медленнее, чем хромающий инспектор. Ну почему, почему Харада сломал тормоз?
Дорога пошла вдоль обрыва, с которого уже видна была станция и цеха. У плотины им загородили дорогу.
– Кто идет?
– Маруяма, – небрежно ответил Харада. – Своих не узнаешь, тыква?
– А это что?
– Кагэ в сторожке забыл. А хозяин требует.
– Он здесь?
– И ты меня задерживаешь, балда.
– Мне нет прощения! – охранник чуть ли не в колени себя головой ударил.
– Господин Харада, – выдохнул Асахина в ухо юрэю, когда они миновали дамбу, – если вы еще и через поселок пронесете меня бегом – боюсь, я не так скоро приду в себя, как требуется. Смотайте мне чем-нибудь для вида руки да и ведите себе.
– Хорошо, Асахина-сэнсей.
Юрэй осторожно поставил его на землю. Поддержал. Достал откуда-то небольшой моток веревки, закрепил руки – кажется, что плотно, а выскользнуть легко, – обмотал остаток поперек туловища. – Вам придется покупать новый мундир.
– Не напоминайте, – сквозь зубы сказал Асахина. – Еле за этот рассчитался… насколько он близко?
– Очень близко, – выдавил Харада.
В поселке было людно. На размещение двух с лишком сотен солдат он не был рассчитан, и те сидели вдоль склада – кто похрапывал, кто играл в кости, кто тихо напевал. Некоторые с любопытством оглядывались на Асахину, некоторые прятали испуганные глаза от Харады. Инженер встречал взгляды с жалостью – чем эти парни отличались от тех, кого он водил в бой под Уэно и под Фукухарой? Ничем. А может, это они и есть. Командиры соблазнились – и вот они сидят здесь и ждут непонятно чего. Расходный материал, как и жители деревни. Как и Ато.
Асахина понемногу закипал – и это было весьма кстати. Гнев – умеренный, не застящий глаза – хороший союзник в бою.
Они остановились перед зданием конторы. Асахина обратил внимание на жеребца у коновязи. Высокий конь – инженер плохо разбирался в европейских породах, – темно-серый, как грозовая туча, сильный и нервный. Шкура его лоснилась – и слуга обтирал это страшное животное, стараясь держаться подальше от зубов.
Господин Уэмура приехал буквально только что.
* * *
– Кто идет? – окликнули с плотины.
– Маруяма.
Эти люди не были беспечны. Просто солдаты, а не бойцы. Знают то, что им положено знать, знают хорошо. Расположились правильно, винтовки держат, как надо, но снимать их отсюда было бы чистым удовольствием.
– Почему один?
– Отправили назад, проверить, что за шум. Там вагонетка перевернулась, пустая, – он вообще-то не был обязан отвечать, но для охранника из провинции солдат – уже начальник.
– А что она там делала? – допытывался солдат.
– Наверху пожар, – голосом Сайто дал понять, что ему совсем не хочется объясняться, но так и быть… – На шахте. Добро это вниз толкнули, чтобы от огня уберечь. Одна докатилась вон дотуда – и упала. Всё. Я пройду, что ли?
Он прошел бы через этих олухов в любом случае, но не хотелось начинать прямо сейчас.
– Проходи, – кивнул часовой.
– Спасибо.
Он пошел по дамбе, быстро, не глядя по сторонам, как человек, который ходит тут каждый день. Да ему и не нужно было смотреть – все присмотрено еще в первый раз.
Итак. Под ногами – плотина. Ниже плотины – ручей, который довольно легко перейти вброд и через который проложен невысокий деревянный мостик. На берегу ручья – сушилка, угольная яма, пропиточный цех, там же бараки работников. На другом – контора, склады и станция.
Наверху полыхнуло неплохо – интересно, как будет внизу.
Точка вспышки. Хорошее выражение. Мы прошли ее в 1864. Температура поднималась, давление не уменьшали и где-то там в глубине – наверняка я представляю себе неправильно – возникла белая точка, размером с игольное ушко. И те, кто остался жив, очнулись через пять лет и не узнали пейзажа. А некоторые – и себя. Как Сано. Ноги и возможность отомстить… это тоже потому что огонь. Ему нужно где-то гореть, он не разбирает, человек не всегда может за ним успеть. Ноги и месть – мне бы это не подошло. Месть не имеет смысла. Иногда приходится хлопать дверью, не так ли, фукутё? Но это другое, это часть войны, вернее, часть спора. Хочешь, чтобы твои слова прочли, – напиши их кровью. Люди обращают на нее внимание, так уж они устроены. Не самый лучший способ, но бывает так, что другого нет. Я ничего не отдал бы за месть – а за возможность удержать Вакамацу? А за шанс успеть на север? Ведь на севере можно было устоять. И не просто устоять – лес, железо, уголь. Гавани, рыболовный флот. Эномото знал, что делал, – пять-шесть лет, и республика стала бы незаменимой для всех. Если бы можно было купить эти пять-шесть лет… Да, тут я бы согласился, не раздумывая, но позаботился бы о том, чтобы рядом все время находился кто-то вроде Тэнкена. На потом. Потому что мне бы понравилось. Мне бы обязательно понравилось.
Он перешел ручей, и его снова окликнули.
– Маруяма, – вяло сказал он.
– Дураяма, – огрызнулся постовой. – Куда прешь ночью на правый берег?
– К бабам, – наугад сказал Сайто, сокращая расстояние.
– Всё, бабы закончились, орясина. Тревога, утром выступаем. Пойди в кусты, руками сделай себе бабу.
– Запросто, – приблизившись вплотную, инспектор раскрытой напряженной ладонью ударил солдата в кадык. Гортань хрястнула, глаза солдата выпучились от боли, но даже крикнуть он не мог. Сайто схватил его обеими руками за голову и резко повернул. Подсел под обмякшее тело. Огляделся.
Никто не бежал к нему, поднимая тревогу, никто не наблюдал за мостом – этот пост не имел особого значения. Они просто заворачивали назад тех, у кого не ко времени разгулялась похоть. Может быть, часового получилось бы и не убивать. Если бы знать, что он один.
Инспектор аккуратно – все-таки очень шумное дело эта амуниция – опустил тело в одну из промоин, свел над ним ветки. Найдут, конечно, если будут искать, но найдут не сразу.
Перебежками добрался до бывшего поста – а там выпрямился и пошел, не скрываясь – пропустили и пропустили.
А вот у входа в пропиточный цех так уже не выйдет. Там двое. И двое внутри. Значит, придется рубить и стрелять.
Он резко вдохнул и выдохнул. Стоп. Стоп. В голове словно зазвучал голос Асахины:
«Чтобы температура держалась ниже точки вспышки, котлы охлаждают водой, поступающей из запруды. Видите трубы вон там? Когда температура начинает подниматься – синий кран ослабляют. Если она опускается – закручивают…» Но ведь если из труб не будет поступать вода – синий кран можно ослаблять сколько угодно…
А трубы охраняются? А трубы не охраняются. Они просматриваются с четырех постов – и если кто-то, кому не положено, будет с ними возиться слишком долго, на него обратят внимание. Да и сами рабочие наверняка приглядывают – от этого их жизни зависят… В принципе, этого достаточно. Но не сегодня. Топор бы раздобыть. Шум, конечно, – но Тэнкену шум сейчас скорее полезен.
В тени цеховой стены он пробрался к трубам, ползущим от запруды к цеху. Ба, да они бамбуковые! И разумно, пожалуй, – металл нужен только там, где уже горячо, так отчего здесь, подальше от цеха не обойтись деревом. Кто же в здравом уме будет неосторожен с такой трубой? И мы не будем неосторожны. Мы будем тщательны.
Тэннен-рисин-рю[88]88
Название фехтовальной школы, к которой принадлежала большая часть офицерского состава Синсэнгуми.
[Закрыть] – стиль, придающий большое значение силе удара. Пробивающий вражескую защиту, а не обходящий ее с помощью хитроумных финтов. Поэтому ученики упражнялись с боккенами, утяжеленными против настоящих боевых мечей. И поэтому боккены часто разлетались в щепки…
Удар, еще удар… Вверх брызнул фонтан – не хуже, чем в императорском саду. Вот пропасть…
Значит, синий кран был уже открыт на полную мощность. На самом деле – неплохо.
Вот только… Нет, Сайто не стал пригибаться – выстрел, другой, они сейчас сами сообразят, что палить почем зря в темноту не стоит… но бегать с такой ногой все-таки не хочется. Нехорошо вышло с фонтаном. Просчитался.
Рабочие пропиточного шум поднять должны – но если охрана новая, они могут попытаться их удержать – так что лучше добавить заранее. Достаточно далеко он отбежал? Пожалуй.
– Слушайте! – рявкнул он во весь голос. – Это ж охладительная труба лопнула!
Те, кто поближе, конечно, прекрасно слышали два сильных удара – а может, и видели отблеск меча, – но те, что дальше, видели только фонтан.
Из пропиточного цеха было два выхода: один – со стороны ручья, другой – со стороны бараков. В первый завозили тачки с предназначенным к пропитке деревом, из второго – выкатывали. Наверное, в цеху есть что-то на случай вот такого вот несчастья – и надо бы не дать это «что-то» применить.
У второго выхода двое охранников размахивали дубинами, не давая рабочим покинуть цех. С отчаяния те могут и исхитриться остановить котлы… Сайто подбежал к сторожам и в два удара очистил дорогу.
– Ну, чего встали?! – заорал он на рабочих, обомлевших от неожиданности. – Бегите в бараки, выводите людей, гоните их вверх по дороге! Сейчас взорвут плотину!
– Взорвут? – кто-то сохранил голову на плечах, вообще-то молодец, но сейчас – лишнее.
– Взорвут! Трубы разнесло – там такой фонтан, с дороги видно! Бегите и всех гоните вверх!
После этого налаживать что-либо в цеху ни у кого настроения не было. А у Сайто настроения не было выяснять, насколько близка точка вспышки. Кругом свиристел пар, ревел скованный огонь и стонало железо – он отступил в сторону, чтобы толпа не снесла, окинул взглядом опустевший цех – и заковылял вместе с последними, стараясь держать голову ниже и прятать меч, чтобы издали сойти за одного из рабочих. Если заметят, пожалуй, отбиться можно, но хорошо бы дойти до бараков тихо.
Нога болела с каждым шагом все сильнее – растревожил вместо того, чтобы дать покой, эх, Кондо всегда ругал за такие дела, особенно его, к боли относившегося легкомысленнее других.
– Стой! Стой! Куда?! Поворачивай! – охранники у бараков, видя, что пахнет бунтом, похватали уже не палки, а пистолеты. Один успел выстрелить – и тут же исчез в месиве тел, сладострастно топчущих и рвущих. Второго Сайто срубил и подхватил пистолет раньше, чем несчастный упал. Двое других предпочли бежать.
Теперь оставалось самое сложное – направить толпу куда надо. Потому что есть еще солдаты, которые, скорее всего, еще не поняли, что произошло.
* * *
С помещением конторы было что-то не так. Казалось бы, ничего не изменилось – разве что освещение. Глухие жалюзи, заморские лампы с гнутыми стеклами… а вот в самом воздухе будто что-то искривилось, как тогда на ужине, только много, много сильнее. И можно было угадать, где проходят складки, – по тому, как стояли и двигались люди.
– Господин Асахина. Очень рад вас видеть, – маленький чиновник с необычайно белым, нежнее лепестка кувшинки, лицом, был центром, средоточием расходящегося по комнате холода.
«Как алмаз, который крепче камня, сделал Я чело твое; не бойся их и не страшись перед лицем их, ибо они мятежный дом», – вспомнил Асахина. И ответил спокойно:
– Доброй ночи, господин Уэмура.
Вот бы кому пошел наряд времен Камакура… и времен Нара, и времен Эдо. Но много лучше ему бы пошла земля. Со всех сторон.
«Нет», – сказала земля и накрыла его самого, выворачиваясь наизнанку, вытесняя его куда-то туда, где шуршало и скреблось, заменяя его собой.
Он задыхался, он боролся с накрывающим валом. Каким-то образом колдун почуял один из самых темных его ужасов – быть погребенным заживо. Опоры под ногами не было, а грудь сдавливало все сильнее. Он знал, чего хочет Уэмура, – просьбы о пощаде, хотя бы мысленной, хотя бы знака. Вернуться домой, на свет, к О-Аки и малышам – разве для этого не стоит поступиться гордостью?
Гордостью? Да, конечно… Только тогда разойдется ткань и земля посыплется вовнутрь, в него самого, – и у него уже не будет силы остановить ее. Его все равно не станет, не станет нигде. Он не вернется, никто не вернется.
Он вскинул перед собой руки – кулак в ладонь, – останавливая, раздвигая, рассекая непроглядную толщу страха. Знал, что его сомнет, – но без сопротивления уходить было негоже. «Как алмаз, который крепче камня…»
Пелена стекла с него. Медленно, оставляя за собой какой-то маслянистый слой. Все четыре конторских лампы горели ровным желтым светом. Воздух по-прежнему гнулся, но стал прозрачен.
Госпожа Мияги улыбалась. Теперь на ней был европейский мужской наряд для верховой езды, и волосы она уложила в европейском стиле – и эта одежда подчеркивала то, что в Европе считается недостатками женской фигуры: маленькую грудь и далеко не идеальной прямизны ноги. В руках госпожа Мияги держала длинный сверток – меч, как надеялся инженер.
– Вот видите, друг мой, – полуобернувшись к Ато, сказал господин Уэмура. – Ваши прогнозы оказались неверны: господин Харада не только остался с нами, но и привел пленника.
Инженер развел и опустил сомкнутые над головой руки. Бесполезные веревки лежали на полу. Он подвел Хараду, подвел Сайто… кого еще? Всех этих рабочих, чьих имен он не знает? Солдат, пригнанных сюда на убой? Теперь, когда их обман раскрыт, как долго Уэмура даст им жить? Лицу было щекотно от пота. Сил поднять руку и утереться не было – их хватало только на то, чтобы сидеть на коленях прямо, не заваливаться набок. Все, что он успел скопить, пока его нес и вел Харада, Уэмура забрал легко, играючи.
– Неужели ваша прежняя работа надоела вам, господин инженер? – маленький чиновник все еще смотрел на него. – Убивать промышленников и помощников министра – довольно странный способ подавать рекламации. Глубоко скорблю, но мне придется обойтись с вами сурово. Не в добрый час вы решили вернуться к деятельности Тэнкена.
– Занятно, – усмехнулся инженер. – Мне всегда казалось, что если мне и отрубят голову – так за то, что я совершил. А Тэнкен в роли принца Аримы[89]89
Принц Арима – трагико-романтический герой, сын императора Котоку. Был оклеветан и казнен своими врагами (658 г.). Символ невинной жертвы.
[Закрыть] – как-то даже и смешно. В наши времена позором было приписывать себе чужие дела и спихивать на других свои. Сомнительная честь, но у убийц времен Бакумацу она была. Ато, куда она делась?
– Все когда-нибудь проходит, – в глазах у Ато было пусто и темно.
– Ну, от вас никто и не ждет, что вы станете писать песни и завязывать ветки сосен, – перехватил разговор чиновник. – Да и новый мир родится не через год после вашей смерти.
Есть за что поблагодарить традиции родного дома, будь он проклят. Историю в Мито вбивали накрепко. Через год, через год после смерти принца родился основатель рода Фудзивара, тень за троном… Вы и в самом деле считаете, что я мертв, господин Уэмура, вы сказали мне слишком много.
– Вот как, – инженер смог, наконец, утереть лицо. – Это не вам ли некогда изволил отмахнуть руку Цуна Ватанабэ, когда вы примерились им пообедать[90]90
Легендарный герой, один из «Небесной четверки» Минамото-но Райко, прижизненный и посмертный хранитель Киото. По одной из легенд, отрубил руку демону-людоеду, обернувшемуся прекрасной дамой.
[Закрыть]?
Чиновник улыбнулся.
– Люди моего рода славились своей красотой. Но я не думаю, что даже такая деревенщина, как Цуна, мог принять мою скромную персону за прекрасную даму.
– Даже такая деревенщина, как я, – усмехнулся Асахина, – может отличить мужское поведение от немужского. В этом смысле и госпожа Мияги – больше мужчина, чем вы.
Главное, подумал он, чтобы Уэмура поменьше обращал внимания на Хараду. И подольше не спрашивал о главном.
– Кстати, а как так получилось, что эту во всех отношениях достойную – тут вы правы, Асахина-сан – женщину посетила такая беда? Кто сделал ее вдовой?
– Кагэ, – инженер перевел взгляд на старого врага. – Ты и впрямь сильно изменился. Прежде ты не стеснялся убийств.
– Прежде и ты не возражал против лишнего.
– Мне было семнадцать, и я был дурак. У тебя – только одно оправдание.
– Оправданий, Тэнкен, не бывает.
– Даже если так, я все не могу понять, зачем вам нужен повод убить меня, когда у вас есть на это причина.
Чиновник опять смотрел на него. Асахина был в этом уверен, хотя сам не сводил глаз с Ато. Просто эта тяжесть уже успела стать знакомой.
– Если я решу, что его убили вы, Асахина-сан, станет так.
– Нет, господин Уэмура, – инженер расправил плечи. – Никогда. Ваша воля в таких вопросах – меньше, чем ничто.
– Ато, – Уэмура даже не скосил глаз в сторону ночного убийцы, но тот прижался к стене и скорчился, словно в него ткнули факелом. – Я полагал, что ты умнее. Что у тебя хватит сил дождаться того момента, когда мы займем Токио, чтобы атаковать меня.
Ато запрокинул голову. Лицо его было серым.
– Ты решил, что сможешь отомстить всем сразу, не так ли? Ну а что до вас, Харада-сан… мне показалось очень странным, что никаких доказательств смерти господина Сайто вы не принесли. Инспектор, отправляясь сюда, рассчитывал на старую дружбу и старую вражду. Что ж, он верно оценил вас обоих. Но недооценил меня.
– Он оценил вас вернее, чем думал, – сказал инженер. Или именно так, как думал, но об этом потом, когда будут время и силы.
Ато пополз вниз по стене. Асахина знал, почему он не кричит. Просто не может.
Воздух сгустился до патоки – а потом тяжесть будто осыпалась, и стало можно дышать.
– Мне не нужно было сердиться, – грустно сказал чиновник. – Вы все хотя бы ощущаете, насколько неправильно устроен мир. А вы,– он слегка кивнул в сторону инженера,– не только чувствуете, но и понимаете – что удивительно для человека вашего происхождения.
– В вашем присутствии, – Асахина сглотнул, – очень трудно не понимать. Безотносительно происхождения.
– Я не думаю, что это понимание настигло вас в моем присутствии. Для этого вы слишком долго искали способ вправить этот вывих.
Инженер молчал. И слушал. Внимание было не так уж сложно изобразить, ему и в самом деле было интересно. Но главное, главное каждое слово занимало место – во времени. Падало как камешек в чашу с водой – может быть, камней окажется достаточно, чтобы вода потекла через край.
Можно поторговаться, можно даже подкинуть ему взгляд… Или вот эту досаду, которую он истолкует по-своему.
– Господин инженер, не нужно, пожалуйста. Я вижу вас. Я вижу вас таким, как вы есть. На всю глубину, до дна. Это приходит со временем вместе со способностью жить на свету, как живут люди. Ато так не может, но он просто слишком молод. И он, в любом случае, вас не поймет. Я здесь единственный, кто вас понял. Я не посмеюсь над вашей детской мечтой о спасении богини – кому как не мне знать, что делает с нами бренность этого мира. Это старый принцип: каждый должен находиться на своем месте – и тогда останется только то страдание, которое приходит от неба, да и ему можно будет противостоять. Но кто знает, где его место?
–Я знаю, где мое, – проговорил инженер. – Против вас.
– Вы ошибаетесь, потому что вы на много сотен лет меня моложе и смотрите вверх от подножия горы, а не вниз со склона. Вы видите, что здесь пострадали неприкасаемые и лесорубы – и ваше сердце переполняется болью и гневом. Если вы захотите стать старше, вы поймете, что большинству людей выбирать между страданием и блаженством просто не дано. Они страдают, потому что так за них решили другие, а эти другие не в силах сделать выбор между большим и меньшим злом. Да и не собираются его делать чаще всего. Лишь бы набить мошну и брюхо, успеть насытиться ничтожными благами этого мира, пока не настал черед отправляться в могилу. Они тоже смотрят вверх с подножия горы. Но, в отличие от вас, не способны взлететь даже мысленно.
Им не поможет даже знание, они и его превратят в топливо для своих страстишек, не так ли, госпожа Мияги?
Госпожа Мияги усмехнулась. Ей, дочери лицемерной и практичной эпохи Эдо, этот поток хэйанского красноречия был, похоже, так же противен – но по другим причинам.
– А что же такое вы особенное, господин Уэмура? Вы глядящий вниз со склона горы на нас, муравьев? Вы прожили сотни лет – ну так что же? Где ваши свершения, где выстроенные вами замки, разрушенные города, покоренные народы? На что вы истратили свою мудрость и свои дары, господин бог? На то, чтобы прятаться по темным углам? Искусство, доступное любой крысе.
