Текст книги "Дело огня"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Прекратите немедленно, – Асахина снова заговорил тем приказным тоном, каким остановил погрузку. – Господина Флэннери не интересуют излохмаченные спины ваших работников. Его интересуют хорошие шпалы.
– Осмелюсь возразить, господин Асахина, – народишко здесь подлый. Знаете, что за деревня Кадзибаяси?
– Знаю, – жестко сказал Асахина. – Но разве эдикт 1871 года не касается ни вас, ни господина Мияги, ни этой деревни?
– Подобное поведение, – сказал голос из-за спины инженера, – несведущий человек мог бы расценить как неуважение к императору.
Сведущий, конечно, не расценил бы. Во многих, многих местах с работниками обращались прескверно – революция лишила работы сотни тысяч людей, и хозяева часто соблазнялись принципом «собака сдохла – другую купим». Другая революция – промышленная – только набирала обороты, но ее маховик уже вовсю давил и топтал. Эдиктом добились разве того, что теперь по хребту мог отхватить и самурай. Но самурай не стал бы этого терпеть – а вот для эта[62]62
Эта – каста неприкасаемых, живущих отдельно. До Реставрации Мэйдзи находились вне сословной системы и даже не считались людьми. Де-юре указ 1871 года уравнял их в правах с остальными сословиями, де-факто дискриминация продолжалась вплоть до недавнего времени.
[Закрыть] мало что изменилось.
– Ах, – господин Синдо опустил трость. – Как же еще справляться с этими людьми?
– На вашем месте я бы проследил за погрузкой лично, – сказал Сайто, а про себя подумал: совсем этот человек не разбирается в людях, если полагает, что Асахину может удовлетворить такая грубая подделка.
Отделаться от Синдо таким образом, конечно, было нельзя – он вызвал следить за погрузкой кого-то из своих помощников. Впрочем, Сайто и не рассчитывал на это всерьез – так, ткнул палочкой, посмотреть, куда дернется муравьиный лев.
А лев муравьиный. И должен бы визитеров испугаться. Очень испугаться. Однако не боится вовсе. Даже смеет это показать, краешком, как городская красавица еще один слой цветного шелка. И ему это нравится. Неужели такой человек – и замешан в этом деле?
Асахина кивнул на предложение Синдо обсудить рекламацию в конторе. Дзиро проводил их тревожным взглядом.
Привратники при виде прибывших почтительно поклонились. Как же, инспектор из министерства. Солидный человек, мундир с шитьем, заморская сумка в руках и меч на поясе. Важный чиновник! И полицейский при нем – виданное ли дело?
Чиновник держится строго, а по сторонам глядит с любопытством. Да, тут и сушильня для дерева, и лесопилка с заграничными машинами – бревно в три обхвата им разделать, что кость собаке разгрызть: раз – и нет! И уголь жгут, и деготь делают, и поташ – есть на что любопытствовать. А сам чиновник ростом не вышел, полицейскому еле-еле макушкой до плеча достает.
Прибывшие прошли в распахнувшиеся ворота, чиновник даже кивнуть соизволил. А полицейский-то росту такого, что на любого сверху вниз смотреть будет. И глаз у него недобрый, желтый. Как у волка.
И сразу видно, кто настоящий, а кто нет. Вот управляющий, господин Синдо, тоже всегда в заморской одежде, а она на нем где морщится, где висит, где колом стоит… Правда, кто на него посмотрит да бездельным человеком сочтет, очень тот ошибется. Потому что господин Синдо не только как управлять знает, а и как они, эти страшные заморские штуки, внутри устроены.
Тут господин управляющий пригласил столичного инспектора в контору, и смотреть стало не на что. Разве на воробьев.
Документ, подготовленный еще в столице, переписывать не пришлось. Управляющий скрипел, жаловался, залил всю контору таким количеством масла, что в ней можно было утопить паровоз, – но рекламацию подписал, не попытавшись даже отложить дело до завтра или сослаться на отсутствие полномочий.
Вот оно, значит, как, – подумал Сайто. – Они готовы. Готовы со дня на день. Синдо уверен, что рекламация эта до начальства не дойдет. Но неужто он нас так просто отпустит? Самое смешное – нам ведь тогда придется выкручиваться, придумывать причины остаться…
– Прошу прощения, – Асахина окончательно перешел на официальную речь, обращаясь к Синдо как к младшему, – но мне потребуется также осмотреть вырубку. Меня и моих коллег смущает не только качество работы, но и качество материала.
– О, я предполагал это, – весело ответил управляющий. – Что ж, мы отправимся, едва закончится погрузка. Не прикажете ли подать чаю?
– От чая не откажусь, – сказал Сайто. – В горле пересохло, угольной пыли наглотался.
Управляющий улыбнулся и позвонил в медный треугольник. Вскоре принесли чай. Сайто пил долго, обстоятельно.
– Пообедаем наверху, – продолжал управляющий. – А пока что вы осмотрите погруженный материал и я покажу вам поселок.
– Буду чрезвычайно признателен. – Асахина коротко поклонился.
– Могу ли поинтересоваться… потребуется ли присутствие господина инспектора?
– К сожалению, да, – инженер развел руками – естественный, извиняющийся жест. – Ввиду недавних событий мое начальство несколько чрезмерно обеспокоено моим ничтожным благополучием.
Инспектор не улыбнулся. Последний раз он исполнял обязанности телохранителя три месяца назад и объектом была императрица-мать. К тому же, он сомневался, что сможет охранить Асахину Рана от того, от чего тот не сможет охранить себя сам.
Погрузка внизу уже была завершена. Ба, удивился Сайто, да как же он все это будет сводить? Тут ведь не меньше мана этих деревянных штук! Но инженер не стал пересчитывать каждую шпалу – он достал из портфеля раскладной железный аршин и замерил высоту штабелей на платформах, а после пересчитал штабеля, пощелкал костяшками абака и, удовлетворенно кивнув, расписался в накладной. Завинтил тушечницу, спрятал все в ту же пузатую кожаную сумку – экая громоздкая штука, ни за плечи ее не повесишь, ни к поясу – и, помахивая бумажкой, чтобы подсушить подпись, направился к паровозу. Сайто пошел с ним рядом, управляющий почтительно отстал.
– Сёта, – не понижая голоса, сказал Асахина. – Вот тебе накладная, отдай ее господину Ояме. Передай ему, что я останусь осмотреть предприятие и шахту. Может быть, до завтра. Если не приду к вечерней погрузке – не беспокойся.
– Господин инженер, – машинист опустил глаза. – Вы лучше на ночь не оставайтесь. Нехорошее здесь место.
– А что так? – Сайто полез за сигаретой.
– Деревня Кадзибаяси, – Сёта облизнул губы и повернулся спиной к управляющему и рабочим, – она здесь недавно. Прежде, до войны еще, выше в горах была деревня Уэмура…
Сайто пожал плечами. В горной стране каждая третья деревня зовется Уэмура, ибо это и значит «верхняя деревня». Что в этом странного? – так должен был прочесть его жест круглолицый парень.
И вправду, ничего странного. А если название деревни совпадает с фамилией человека, который в последнее время приобрел влияние, совершенно непропорциональное его скромной должности, то это простое совпадение. А если даже не совпадение – что тут такого? Он будет не первым сельским самураем, возвысившимся в нынешнюю эпоху перемен.
– Там бедные земли, люди жили тем, что рубили лес да уголь жгли. И хорошо жили, – машинист заторопился, – Но там пропадали люди, господин инженер. До войны еще пропадали. Говорят, в горах жили рокуро-куби. А потом сюда переселили… этих, ну и совсем плохо стало. Это ведь эта, нечистые – они после смерти не могут успокоиться, бродят и пьют кровь.
– Сёта, – Асахина сказал это громко и строго. – Стыдно машинисту железной дороги верить во всякую чушь.
– Вот видите, – сказал сзади управляющий, – даже те, кто работает в столице. Чего уж ждать от нашего захолустья.
– Просвещенные люди, – Асахина держал все тот же строгий тон, – должны в первую очередь показывать пример людям простым. Так что наш долг объяснять таким, как Сёта-кун, ошибочность их воззрений. Как можно презирать людей за то, что они согрешили в прошлых рождениях, если в этом рождении все мы грешим непрестанно, Сёта-кун? Как можно верить, что мертвецы ночами бродят и пьют кровь? Отправляйся немедленно – и передай документ по назначению. Дзиро, в кабину.
С каждым словом в Асахине все меньше оставалось от чинного инженера и всё больше – от командира летучего отряда, каким он и был до отъезда в Англию. Интересно, заметил ли это превращение управляющий? Он должен быть толковым человеком – бестолковый не смог бы так долго делать два таких разных дела.
– Господин инженер и вправду не верит в демонов?– спросил управляющий. – Здесь такая глушь, что зимой можно поверить во что угодно.
– Вашему покорному слуге не доводилось видеть в жизни ничего страшнее людей.
Да, с этим бы согласился каждый, кому не повезло встретить тогда еще не инженера на ночной улице. Или на дневной.
– А если убийство такой страшный грех, – инспектор затянулся, – то все мы трое в следующей жизни будем париями. В свете этого не вижу, отчего бы мне брезговать париями в жизни нынешней. Я ведь не ошибся, Синдо-сан? Вы воевали и, кажется, даже имеете отличия?
Синдо мгновение-другое выглядел ошарашенным, потом деланно расхохотался.
– Неплохая шутка, господин инспектор. Ну что ж, отправимся в дорогу. Первым делом я покажу вам запруду. Мы пройдем вслед за бревном весь его путь – от сплавки до вон того навеса, куда сгружают пропитанное дерево. Ведь мы делаем не только шпалы, господин инженер. Последний большой заказ, к примеру, получен от токийского муниципалитета – фонарные столбы. А еще ожидается заказ на быки для нового моста.
– Вы используете какие-то ускоренные методы пропитки? – с интересом спросил инженер. – Деревянные быки недолговечны.
– Да, конечно – пропитка под давлением, передовой метод, запатентованный совсем недавно, – Синдо лучился неподдельной гордостью. – Я покажу вам котлы в свое время, а теперь – вот она, запруда.
Сайто в первый миг не понял, где именно запруда – там, куда показывал управляющий, не было воды. Через мгновение наваждение развеялось: воды хватало, и в ней тяжко, как изморенные жарой буйволы в грязи, ворочались толстые бревна – плотно, бок к боку, едва покачиваясь на волнах. Рабочие на другом берегу поддевали крючьями одно за другим – и эти движения передавались остальным, так тесно толкались они в воде.
Сайто прикинул высоту плотины – вышло что-то около полутора дзё[63]63
Дзё – 3,03 м.
[Закрыть].
– Да. И у нас только дуб и сосна. На шпалы идет средняя часть ствола. Здесь следят за тем, чтобы древесина отбиралась тщательно.
Ввиду причин инспекции заявление было несколько опрометчивым, но господин инженер промолчал.
– Конечно же, сучья обрубают еще там, наверху, – Синдо жестом пригласил их перейти плотину. – Но не следуют думать, что их бросают зря. Самые толстые идут на уголь, из остальных делают топливо.
– А в чем разница? – подыграл Сайто.
– Уголь, – снисходительно вздохнул Синдо, – используется в очистительных фильтрах для… чего угодно. Наш идет на винокурни господина Мияги. Подумать только, в свое время господин Мияги приобрел эти земли как раз для нужд своих винокурен. Кто же знал, что здесь, в горе – настоящее сокровище, черное золото… Побочные продукты сначала нейтрализуются известью, а затем из них извлекается спирт; а известь в сочетании с уксусной кислотой служит для добычи уксусно-кислого кальция. Последний направляется в сушильни полужидким, частично сушится на воздухе, а потом в больших сушильнях. И уже твердым его смешивают с этиловым спиртом и серной кислотой для получения уксусно-кислого этила. Этот продукт, господа, весьма востребован кожевенниками. Остатки масел идут на топливо. Каждая тонна дерева дает 135 фунтов уксуснокислой извести, 61 галлон 82-процентного метилового спирта, 610 фунтов угля, 15 галлонов дегтя, богатые масла, осветительные масла, креозот и 600 кубических футов горючего газа. И мы не остановимся на этом.
– Впечатляет, – кивнул Асахина.
– Вот угольные ямы.
Синдо мог бы и не показывать пальцем – дрожащий воздух над провалом в земле говорил сам за себя. Сайто ступил на край мостков, ведущий вниз.
Внизу был ад.
Инспектор видел раньше, как пережигают древесный уголь – яму, где горит дерево, присыпали землей, обкладывали дерном, чтобы огонь не мог добраться до воздуха… А тут – камень и металл, трубы, отводящие дым в какой-то длинный барак – наверное, ту самую сушильню, о которой говорил господин Синдо, – и сухой, лютый жар без огня.
Среди раскаленных печей сновали раздетые до набедренных повязок люди – в один цилиндр грузили дрова, из другого высыпали черный, отливающий серебром уголь. Неподалеку от ямы в траве под деревом был овражек поменьше – и оттуда доносился отчаянный рев младенца.
– Что там? – не дожидаясь ответа, Асахина зашагал в ту сторону.
Десятка полтора детишек, от совсем крохотных до трехлетних, копошились в песке. За ними, покуривая трубку, приглядывала черная сморщенная старуха. Орущий младенец не производил на нее никакого впечатления.
– В чем дело? – спросил инженер. – Отчего здесь дети и чьи они?
– Работниц из горячих цехов, – пожал плечами Синдо. – Те женщины, что работают на лесопилке и на вагонетках, носят детей за спиной, а в горячий цех, сушильню или угольную яму ребенка не возьмешь.
Девочка лет трех на дне ямы подняла голову – и, не переставая разглядывать гостей, помочилась под себя.
– Почему мать не придет и не покормит малыша?
– Она должна сначала выполнить урок, – Синдо поморщился. – Здесь дурно пахнет, пойдемте.
– Младенцу не больше недели. Вы выпустили на работу женщину, родившую всего неделю назад?
Синдо поморщился.
– У этих неприкасаемых железное здоровье, Асахина-сэнсэй. Право слово, вы зря о них беспокоитесь. А если бы они были не так блудливы, у них не было бы забот со своим отродьем. Вечером мать покормит его, а если он сдохнет до вечера – невелика беда, у нее еще до весны будет новый. Поверьте, они жалеют о своих выродках не больше, чем крысы.
– Если вечером, – спокойно спросил инспектор, – почему дети здесь?
Тому могло быть несколько причин, но инспектор полагал, что уже знает, в чем дело.
– Ну, так удобнее все же: меньше идти и есть кому присмотреть – деревня в это время дня пуста…
Инспектор кивнул. Мужчины на работе, женщины на работе, но работа – разная, ее много и не сразу скажешь, отлучился ли человек по делу – или сбежал. Если дети здесь и под присмотром, бежать труднее.
– Я вынужден буду настаивать на изменении условий труда ваших работников, – ровным голосом сказал Асахина. – Или на передаче подряда в другие руки.
Подряд в любом случае перейдет в другие руки, но если инженер промолчит, это будет выглядеть странно.
– Если подряд отберут, эти детишки просто сдохнут с голоду, – улыбнулся Синдо. – Так-то вам их жаль?
– Я все-таки полагаю, что потеря ничтожной выгоды от использования женского труда и экономии на мужской заработной плате мало ударит по концерну Мияги. Гораздо меньше, чем потеря лица. Прошу вас, соберите матерей и отправьте их с детьми в поселок.
– Если пройдет слух, что мы кормим всех шлюх даром, – осклабился Синдо, – они, боюсь, возьмут головное управления концерна Мияги в осаду.
– Разве эти женщины не работали на вас до рождения детей? – Асахина вскинул голову. – Или я должен поклониться вам в ноги?
– Что вы, что вы, такого позора я не переживу! – Синдо согнулся. – Так и быть, сегодня по случаю визита господ из столицы у всех матерей будет выходной. Прикажете отпустить с работ и детей?
– А много их у вас занято? И где?
– Сбор опилок, обработка сучьев, щепок, работа по кухне, уборка. У нас не бездельничают.
– Я вижу, – Асахина кивнул на метущую двор у барака девочку, которая была меньше своей метлы.
– Мне казалось, что наш подход должен бы встретить одобрение в столице.
– В столице, – спокойно сказал инспектор, – полагают, что нам придется много строить и, может быть, очень много воевать. А голодные, забитые люди – плохие работники и еще худшие солдаты.
– Голодные? Что вы, они питаются лучше, чем в собственных деревнях, или откуда они там сбежали. Скот должен быть покорен и сыт. Не верите? Хотите, пройдем на кухню?
– Да, пожалуй, – согласился Асахина. Проходя мимо девочки с метлой, остановился, присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Потом посмотрел на ноги – из под короткого кимоно торчали коленки. Лодыжки были в продолговатых синяках. Девочка, вцепившись в метлу, замерла от ужаса.
– Сделайте выходной для всех детей младше десяти лет, господин Синдо, – попросил Асахина.
– Для вас все что угодно – но это замедлит обед. Мне некем заменить кухонных рабочих.
– Хорошо, отпустите поварят после обеда, – инженер вздохнул.
Какой интересный сдвиг. Вряд ли это мысли самого господина Синдо. «Скот должен быть покорен и сыт « – это даже не китайское, пожалуй, это кое у кого из заморских соседей считают, что в покорности людей может надежно держать только неослабевающий панический страх… Хотелось бы знать, так думают в компании Мияги – или в другом месте?
Но насчет «сыт» господин Синдо не соврал – на кухне поварята сновали у больших котлов с рисом. Неочищенным – но рисом. Не ячменем, не просом. Учитывая, что визита все-таки ждали, это могло быть и представлением на публику – но Сайто отметил, что истощенными рабочие действительно не выглядели. Две старухи чистили дайкон, мелюзга подбрасывала под котлы щепки и хворост, девочки постарше разделывали рыбу.
Нет, это не для инспекции – все двигаются слишком привычно, не очень замечая то, что делают. Здесь действительно готовят примерно такие объемы еды. И, может быть, их хватает. Тут все зависит от того, кто и как эту еду распределяет.
– У нас не воруют, – словно уловив его мысли, сказал Синдо. – Каждый рабочий получает не меньше ста моммэ[64]64
Моммэ – 3,75 г.
[Закрыть] в день. Посмотрите сюда, – он показал на забавный инструмент: весы, на одном коромысле которых была закреплена гирька, а на другом – железное кольцо. – Сюда вставляют чашку, и раздатчик наполняет ее до тех пор, пока она не перевесит. Все рассчитано заранее, и если после раздачи кому-то из рабочих не хватило или в котлах осталось больше одного кина – старший по кухне отвечает своей спиной. Поэтому никто не смеет обкрадывать компанию. Интересно, Асахина-сэнсэй, как бы вы добились такого эффекта без помощи палки?
Асахина улыбнулся.
– В школе, где я учился, была общая кухня. Помогать Аояме-сан считалось честью. Никто не крал – об этом невозможно было подумать. Я это запомнил. Почему бы вашим работникам не гордиться тем, что они – часть вашей компании?
Инспектор вспомнил рабочего у входа на станцию. Да, господин инженер и вправду много чему научился в школе.
Синдо снова расхохотался.
– Идемте смотреть перегонный цех, – сказал он.
Этот цех оказался еще одной преисподней на земле. Сайто ко всякому был привычен, но тут уж зажал нос рукой. Деревянный барак продувался со всех сторон – и то не спасало: все рабочие ходили, обернув лица мокрыми тряпками. Креозотом даже не пахло – он прямо-таки бил в нос со всего плеча. Гудели, рычали, свистели непонятные барабаны. Стальные витые трубки разевали пасти, словно змеи, – и из пастей в подставленные бочки капал яд. Господин инженер, впрочем, оказался человеком привычным, да и управляющий даже не поморщился.
– Сколько длится смена? – спросил Асахина.
– Двенадцать часов, – отозвался Синдо. – Этот цех не останавливается.
– Почему не восемь? Уставшие люди не так внимательны.
– Наши люди всегда внимательны.
Руки рабочих там, где между рукавом и заскорузлыми перчатками виднелась кожа, были покрыты язвами от ожогов и едких веществ. Сайто все-таки не выдержал, вышел за ворота, уступив дорогу вагонетке со свежей порцией угля. С этой стороны барака открывался вид на другой склон горы – и вверх, и вниз по склону уже была пустошь. Даже пни выкорчевали – видимо, из них тоже можно было натопить какое-то количество едучей дряни. Ветер сносил гнусные запахи вниз, в котловину – и земля, и воздух были здесь отравлены, искалечены, изнасилованы.
В пропиточном цеху Сайто уже ничему не удивлялся. Врытые в пол чугунные дуры в несколько человеческих ростов дышали жаром, а воняло здесь как и в перегонном. Синдо, тыкая пальцами в какие-то циферблаты, рассказывал Асахине, как температуру в котле поддерживают не ниже чем пять градусов до «точки вспышки», под каким давлением подают дрянь, которой пропитывается шпала, сколько коку древесины и дегтя при этом идет в каждый котел. Сайто, ничего в этом не понимая, разглядывал суетящихся у вагонетки людей – одинаковых, закопченных, как хибати, кукол, с замотанными лицами и изъязвленными руками.
Нужно будет, если останется время, узнать у господина инженера, что тут – промышленная норма, а что – местная инициатива. Потому что в будущем, похоже, полиции придется расчищать такого рода завалы чаще, чем хотелось бы.
– А что будет, – спросил он так, дабы не стоять столбом, – если жар поднимется выше этой… точки огня? Деготь и дерево загорятся?
– Да, – Синдо улыбнулся снисходительно. – Вы делаете успехи, поздравляю. И они не просто загорятся – от резкого расширения газов котел может разорвать. Вы заметили обсыпку вокруг барака? Это чтобы защитить все остальное от горячих осколков. Страшно даже представить, что будет, если парочка таких упадет в лес.
Они вышли наружу.
– Работники верят, что деревню Уэмура – о которой вам рассказывал машинист – сожгли тэнгу в отместку за то, что местные жители рубили лес в священном месте на горе Огамияма. После этого поселок выстроили в другом месте, и зовется он Кадзибаяси, «Горелый лес». Но я, как и вы, господа, не суеверен. Это место точно оправдывает свое название: мы жжем здесь лес, чтобы изменить лицо Японии. С вашей, господин Асахина, помощью.
Господин инспектор начал понимать тэнгу…
Асахина покачал головой.
– Если бы это делалось с моей помощью, здание стояло бы над речкой. И я бы ослабил конструкцию стены, обращенной к воде. Тогда бы вам не пришлось так опасаться осколков, – он сделал паузу. – И платил бы пенсии семьям погибших, конечно.
– Пока еще не погиб никто. Они знают цену оплошности, господин Асахина. Я же говорю, они очень, очень осторожны. Кроме того, речка не настолько широка, чтобы осколки через нее не перелетели. Полагаете, мы не думали об этом? Нет, наш способ предохранить лес от пожара более прост и надежен – вверх по склону вырубка, а вниз… в случае пожара мы просто взорвем плотину. Конечно, груз погибнет, но все можно будет восстановить, а вот лес – нельзя.
– Если взорвать плотину… вы потеряете не только груз, пожалуй.
– Все остальное восстановить еще легче, – отмахнулся Синдо. – Руки дешевы. Дороги котлы – но там мало что может пострадать и у нас есть свои литейные.
Асахина опять кивнул.
– Мы посчитали, что сможем снова начать производство через месяц после взрыва. Конечно, потерянное время, мокрый лес… но если сравнить с последствиями настоящего лесного пожара – мы легко отделаемся. Ну что ж, здесь, пожалуй, все, – Синдо, поднявшись на вал, оглядел вырубку и завод, как полководец – поле битвы. – Если вы желаете посмотреть еще и шахту, я подам экипаж. Ах, простите – естественная надобность давно меня беспокоила, а теперь настоятельно заявляет о себе. В этом, к сожалению, мы пока еще не превозмогли природу – а жаль.
Он взмахнул тростью и поспешил вниз, к конторе, где было отхожее место для начальства. Сайто поверил бы в естественную надобность, если бы не увидел человека, которому взмах трости был адресован, – судя по чистой и опрятной одежде, конторского служащего.
– Вы видели что-нибудь подобное? – спросил инспектор. И понятно было, что спрашивает он не о котлах, запахе и жаре.
– Видел, – кивнул инженер. – В Осаке во время голода. За морем кое-где – в качестве… частной инициативы. А о таком – читал. Это раньше было в обычае, особенно при обустройстве неимущих.
– Как думаете, что у них там? Телеграф?
Разговора не получилось и в этот раз – конторский служащий, обменявшись с Синдо двумя словами, уже спешил к ним.
– Счастлив предстать глазам гостей, – поклонился он. – Зовите меня Нисигава, пожалуйста. Сейчас подадут ландо. Не желаете ли перед этим отведать чаю?
– Желаем, – сказал Сайто. – Опять дегтем надышался.
Их снова поили чаем в конторе. Синдо переменил рубашку, Нисигава заливался цикадой. Обед, говорил он, подадут наверху, у вырубки. Ах, как им повезло – сама госпожа Мияги будет обедом распоряжаться! Ах, что за чудо госпожа Мияги – верная и умная жена; пока муж делает дела в столице, она тут распоряжается всем – и закупками продуктов для рабочих, и строительством, и лесопилкой – всем-всем. И какая красавица при том! Глаз не отвести! Ах, до чего это бывает редко – чтобы умная женщина была красива, а при том и верна. Истинное сокровище.
– О да, – торжественно сказал инженер, – одно из величайших благ в непрочном мире.
Вскоре подали и ландо – лошадка, правда, подгуляла: японская полукровка, для такого шикарного экипажа низковата. Но что ж тут харчами перебирать – сели, поехали.
И если смотреть вдаль, на склоны, то можно подумать, что со времен первого императора ничего тут не изменилось. А если смотреть вокруг или вперед – думать так уже нельзя. Параллельно дороге идут вниз рельсы.
– В коляске быстрее?– удивляется инженер.
– Да, вверх вагонетку тащат волы или люди. Вот же, смотрите.
Впереди показалось нечто вроде поезда – вереница тележек, сцепленных друг с другом. Тележки все были пусты – кроме двух последних. В них стояли четыре больших котла – с рисом и рыбой – да кадка с соленым дайконом. Поезд тащил вол, погоняемый мальчиком лет восьми. Мальчишка то покрикивал «Корэ-ярэ!», то принимался срубать хворостинкой головы-соцветия придорожным сорнякам. Услышав сзади топот копыт, он остановил «состав», почтительно склонился и не разгибался, пока ландо не оставило его тележки далеко позади.
– Это один из поварят, и свою увольнительную он получит после обеда, – ответил на незаданный вопрос Синдо. А это, – сверху прошагали несколько молодцов с дубинками за поясами, – вторая смена охраны. Они получают свою пищу наверху, там отдельная кухня. Их сменщики поднимутся на обед и отдых туда же.
– А почему они не едят внизу? – спросил Асахина. – Кормят у вас в самом деле неплохо, я и дома не всегда так ел.
– Помилуйте – есть вместе с эта! – Синдо фыркнул. – Вы ведь бывали в Бейкоку, господин инженер. Разве там белый человек сядет за стол рядом с черным?
Бейкоку, «страна риса», страна изобилия – так называют Соединенные Штаты… Сайто усмехнулся краем рта. Поди ж ты, и у них есть свои неприкасаемые – об этом, небось, Сакамото помалкивал…
– Там не каждый сел бы за стол и со мной, – а вот инженер усмехнулся уже открыто. – Да и вас, господин Синдо, большинство американцев дальше кухни не пустило бы. В Калифорнии мне часто доводилось видеть надпись над дверью в бар – неграм, китайцам и бродячим собакам вход запрещен.
– Но ведь вы не китаец, – в голосе Синдо ослышалось что-то похожее на беспокойство.
– А они не видят разницы, эти круглоглазые господа. Они бы вас и с корейцем перепутали, и от айну бы не отличили. Иногда даже с представителями наших дипломатических миссий случались конфузы, – улыбнулся Асахина. – Господину Кацу Кайсу, Защитнику Провинции Ава, представьте, как-то не дали остановиться в гостинице, объяснив, что в приличном заведении не место всякому сброду.
На лице управляющего проступило нечто вроде священного ужаса.
– И что же сделал великий господин Ава-но-Ками?– представить себе действие, которое было бы адекватной реакцией на подобное непочтение к человеку, которого при жизни назвали «духом-защитником», господин Синдо явно не мог.
– Поговорил с этими людьми. Они переменили свое мнение. И на его счет, и насчет сброда.
Впереди показалась стена усадьбы. Дорога шла мимо – туда, где раздавался стук топоров. Над усадьбой парила снежная шапка Каванори-ямы, по левую руку была Митаке-сан, по правую – Огами-яма. Туда, в сторону «Горы бога», убегали рельсы. А несущая бревна река разделяла Митаке-сан и Каванори-яму, словно голубая орденская лента: Митаке – плечо, Каванори – голова.
А уголь, значит, выковыривают из зубов у бога… Конечно, зубы-то у него не черненые, а от природы черные. И за углем приходится лазить в пасть. И время от времени эта пасть смыкается.
– Сколько всего людей работает на шахте? – спросил Асахина.
– Шестьдесят два, не считая баб и детей, – отозвался Синдо.
Сайто мгновенно произвел подсчеты. Мальчишка вез четыре котла на четверть коку. Итого, коку риса и рыбы. Шестьдесят человек по сто моммэ – это шесть канов. Значит, потребуется два котла по одному то[65]65
То – около 18 литров.
[Закрыть], а мальчишка вез впятеро больше. Даже если принять, что женщин и детей на шахте столько же, сколько мужчин – хватит четырех котлов по одному то. А в повозке у нас десять то. Кто съедает остальное? Охранников кормят отдельно – вон, дымится под навесом, не иначе кухня. Где же эти едоки? И зачем тащить еду наверх вагонеткой? Почему не поставить кухню и не готовить на месте? Чтобы не разводить огонь – глупости… Чтобы дым не демаскировал? Так туда уже рельсы ведут, все видно.
Остается одно: поселок для охраны (вот они уже и въехали в ворота и видят его своими глазами) невелик, поставь тут кухню побольше – у поваров непременно возникнут вопросы. А внизу они готовят сразу по меньшей мере на четыре сотни человек. И готов прозакладывать что угодно – понятия не имеют о том, сколько народу трудится на шахте. Знают только своих, деревенских. Так… Очень понимаю господина Синдо. В этих условиях действительно придется людей бить и гонять. Бить и гонять и ущемлять в каждом движении. Потому что, если этого не делать, работники начнут смотреть по сторонам. И увидят много странного. Да и отчетность будет сходиться, только если выжимать из людей все – и еще немножко.
– Добро пожаловать! – на высоком крыльце улыбалась женщина – действительно, очень красивая. И очень подходящая к этой усадебке – вот ведь, веселый садик в горах, и до того естественно выглядит – словно кусочек леса взяли да обнесли высокой каменной оградой. И лишь внимательному взгляду видно, как мастерски проложены тропинки, очищены от сорняков «дикие» заросли и нарочно состарен каменный мостик через ручей.
Одета женщина была не по-японски, а так, как одеваются европейки, которым охота поиграть в японок: длинный просторный халат, тонкий поясок, повязанный под самой грудью. Оттого и европейское платье не делало ее фигуру кургузой. Легкий зеленый шелк струился вниз, от плеч к подолу делаясь темнее. Через локти переброшена китайская шаль цвета морской волны.
– Госпожа Мияги, – по-европейски поклонился Асахина. Надо же, какую военную выправку показал!
– Прошу любить и жаловать, – а вот эта японская фраза резанула по уху в сочетании с протянутой для поцелуя рукой. Впрочем, такую славную ручку отчего бы не поцеловать.
Ногти красавицы были острижены коротко и не носили ни малейших следов краски. Гейша. Бывшая гейша. Розовый Пион, карьеру начинала в третьеразрядном Доме Сирени в Нагасаки, девятнадцати лет выскочила замуж за американского капитана, и в обновленную Японию вернулась уже вдовой и судовладелицей.
