Текст книги "Дело огня"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
– Пли, – с легким раздражением в голосе сказал инспектор.
Инженер не заметил, как встал. Асахина знал, что сейчас произойдет, но бессилен был предупредить криком или жестом – мог только действовать. Ато бросил женщину перед собой, на вооруженных людей – и, конечно же, почти все они, издерганные и напуганные, выстрелили в труп. Лишь у двоих хватило выдержки дождаться прыжка Ато – но ружейные пули, пройдя его тело насквозь, не остановили живого мертвеца. Он летел прямо на Асахину – и тот знал, еще до броска знал, что именно он, а не кто-то другой, станет целью.
И тут совершенный в своем роде полет прервался – потому что сбоку, с левой, из совершенно неправильной позиции – и конечно, конечно, не в полную силу… но Ато все-таки обвалился наискосок, прямо под удар.
Асахина вонзил меч в странно хрупкую, податливую плоть – и, пригвоздив Ато к земле, шагнул в сторону.
– Двое на одного, – сказал Ато.
Из того места, куда вонзилось лезвие – чуть ниже сердца, – пошел струйками черный дым. Дым, а не кровь. Двумя прядями он оплел рукоять – словно руки, сомкнувшись, попытались выдернуть меч. Но подул горячий влажный ветер со стороны затопленного пожарища – и дым развеялся. Ато лежал, не шевелясь, и его четкие, резкие черты начали терять форму, оплывая.
– Нас так учили, – отозвался инспектор.
– Асахина-сэнсэй, – Харада, опираясь на копье, поднялся на колени. – Помогите мне…
– Целься, – инспектор поднял руку. – Без команды не стрелять.
Харада улыбнулся старому товарищу.
– Мне плохо, Асахина-сэнсэй. Мне нужна кровь. Вы же не хотите, чтобы погиб кто-то из этих сельских дурней. Отдайте кровь. Добровольно, сами. Ее у вас и так мало. Вы же знаете…
– Сано-кун, – инженер выдернул меч. Для этого потребовалось усилие на грани его возможностей. – Боритесь за себя. Никто вам не поможет, если вы не будете бороться сами.
– С линии огня! – крикнул Сайто. – Это не человек!
– Человек, – инженер поднял меч. – Извините, господин инспектор, но тут ваши полномочия закончились.
Асахину и Хараду разделяло втрое меньшее расстояние, чем потребовалось Ато для прыжка, – а у Харады было еще и копье. Демон следил сквозь Хараду за каждым движением противника – но из человеческих глаз катились слезы.
Харада отшвырнул копье в сторону.
– Убейте меня, Асахина-сэнсэй. Быстрее.
– Отчаяние – это неправильно, – тихо ответил Тэнкен. – Эй, ты. Во имя О-Ками-сама, Иэсу-сама и Марии-доно. Во имя всего доброго, что есть на свете. Убирайся.
Меч дважды рассек воздух перед Харадой: сверху вниз и слева направо. Харада дернулся, прогнувшись, будто его хлестнули по лицу, – и упал навзничь.
Инженер осел на колени, попробовал удержаться, опираясь на меч, – но лезвие уходило все глубже в рыхлую, бедную супесь – и Асахина, потеряв равновесие, завалился набок.
– Лейтенант, – спросил инспектор, – у вас тут врач есть?
* * *
– Надо было мне вас задержать! – в который раз уже проворчал Сёта. – Эх, видел же, что вы оружие с собой взяли, чувствовал, что не к добру! Надо было мне сразу тревогу поднять!
– И испортил бы нам все дело, – сказал Асахина.
…При свете дня разгромленный завод выглядел особенно неприглядно. Кое-где в лесу тлело, но очагов открытого огня вроде больше не обнаружили. Рабочие копошились в останках бараков, пытаясь найти что-то, пощаженное огнем или водой. Убитых эта оказалось шестеро – старуху затоптали в ходе бегства, любопытный ребенок слишком быстро подошел посмотреть на взрыв и был сметен водой, да еще четверо замешкались в бараках, спасая барахло. Среди охранников и солдат жертв было больше – поняв, что хозяев нет, а солдаты растерялись, эта забили насмерть троих из охраны; да несколько дурней решили дать свой последний бой людям Такаоки. После ночной драки раненых снесли в контору, а трупы сложили возле прежней угольной ямы, где теперь был пруд. Утром их собрались хоронить – и не нашли тела госпожи Мияги.
– Она где-то здесь, – инженер себе сам казался юрэем. Дневной свет резал глаза, горло будто шелушилось. – Она не может выйти на свет. Спит где-нибудь под корягой, недалеко.
– После того, что солдаты видели ночью, они боятся идти в лес, – сказал Такаока.
– Ну так пусть лес прочешут люди господина Камимуры, – инженер вздохнул. – Темные, сырые места, куда не проникает свет. Возьмите местных жителей. Они должны знать, где здесь можно найти такое. И сразу же отрубите ей голову.
– А не спугнем?
– Не должны. Ее же только вчера укусили.
– Мне очень трудно будет объяснить это господину Камимуре, – Такаока опустил глаза.
– Скажите, что она ранена, – у инженера закружилась голова, он откинулся на опорный столб крыльца – тот самый, о который его вчера треснул Уэмура. На коленях у него был абак, он подсчитывал примерную сумму нанесенного ущерба и компенсации пострадавшим. Голова слушалась плохо, знаки расплывались, но это было лучше, чем лежать, вслушиваясь в боль. Петицию он хотел подать уже завтра. Конечно же, дадут меньше, чем нужно, – поэтому лучше запросить больше и знать, с какой суммы начинать торг. Ах, какая жалость, что не приехал Ояма…
И еще было неприятно, что вчера он плохо подумал об Ато. Не убил он свою женщину. Наоборот, прикрывал до последнего, отводил глаза. Остался бы инженер буддистом, молился бы, чтобы им довелось переродиться кем-то, кому добродетели этой пары подойдут, а пороки не помешают, – волками, например. А так он просто молился.
– По-хорошему, вам лечь надо, – снова проворчал Сёта, подходя. Принёс чаю в черпаке. Паровоз все-таки можно рассматривать и как большой чайник.
– Я не хочу лежать, – сказал Асахина. – Там и без того тесно, а я не настолько серьезно ранен.
– С инспектором вы друг перед другом себя показываете, вот что, – Сёта покачал головой. – Как дети малые, право слово. Не ваше это дело – за мятежниками гоняться. Пусть бы один разбирался, хитроглазый. Его это работа.
– Нет уж, – сказал инженер. – Я сам согласился, так что это теперь и моя работа.
Факты лежали перед ним с самого начала. Желтые и коричневые отполированные кусочки дерева, как в головоломке. Ему не пришло в голову сложить их до сегодняшнего утра. Потому что он думал о своем спутнике как об убийце. Только как об убийце. Не как о лжеце.
– Как же, как же! – Сёта не уходил, ожидая, пока инженер выпьет весь принесенный чай. Фельдшер Камимуры сказал, что инженеру нужно много пить, – и Сёта, видимо, не успокоится, пока начальника не раздует в бочку. – Он позвал! А вы пошли! Все воевать не отвыкнете. А убьют вас – где еще такого хорошего начальника найдем? Поставят гайдзина[94]94
Гайдзин – иностранец, дословно – «чужой человек»
[Закрыть] какого-нибудь – наплачемся ведь.
– Не поставят. Да и я больше со станции ни ногой.
Если я туда вернусь.
– Кстати, об инспекторе. Где он сейчас? Тоже ведь должен здесь лежать – а ускакал еще раньше, чем я проснулся.
Правильней было бы сказать «очнулся». Потому что ночью Асахина не заснул – он именно потерял сознание и не видел, как стоявшие недалеко от Ханно люди Камимуры пришли на помощь. Как это ни смешно, добраться раньше им помешала вздувшаяся река и бревна, которые снесли мост. Асахина улыбнулся, подумав, как подешевеют теперь дрова в Токио. Ненадолго, правда.
Инспектор, как выяснилось, еще на рассвете взял два взвода солдат и ушел наверх – кажется, ему удалось починить вагонетку или наверху нашлась запасная, потому что через несколько часов во временный лагерь у железной дороги начали прибывать закопченные перепуганные люди.
Голодных пока что быстро удавалось накормить: достаточно пойти туда, где прошла волна, и набрать в подол убитой взрывом рыбы. Асахина увидел на тропинке чернокожую, шагавшую с рыбиной в руках. Она тоже заметила инженера и свернула в его сторону.
– Эй, вы тот самый красавчик, что говорит по-английски, верно?
Инженер улыбнулся и поклонился ей как мог.
– Черт, я полгода не слышала человеческого языка – и не научилась толком чирикать по-вашему. От меня все шарахаются как от чумной. Хозяйка померла – это правда, что ли?
– Даже если госпожа Мияги жива, она, к сожалению, должна будет умереть, – инженер опустил глаза. – Она замешана в государственном преступлении.
– Ха! – чернокожая блеснула зубами. – Государственное преступление! Да здесь настоящая чертовщина творилась, вот что я вам скажу. Они продали душу дьяволу – хозяйка, ее муж, ее хахаль, все. Когда все начало гореть – я так и поняла, что это нечистый пришел за своим добром.
– Нет, – поправил ее инженер, – это как раз полиция. Но миссис Мияги и не была вашей хозяйкой. По закону ваш контракт недействителен. Я думаю, вам помогут вернуться домой.
– Домой! – фыркнула черная. – Что я там не видела, дома? Хотела мир поглядеть, дура, – а тут сразу в фургон сунули и в этом лесу выгрузили. Поглядела мир, ничего себе. Деньги неплохие давали, что есть, то есть – так все в пожаре сгорело. Где эта ваша полиция, я ей глаза вырву!
– Если бы я сам знал, – вздохнул инженер. Он сейчас испытывал к полиции сходные чувства.
– Эй, а вас крепко потрепали, – девица покачала головой. – И повязки все грязные. Хотите, переменю?
– Это деготь, – Асахина провел пальцем по темному пятну. – Если им смазывать раны, они меньше кровоточат, заживают быстрее и не гноятся.
Девица наклонилась посмотреть и присвистнула.
– Зато и воняет же, – сказала она.
– Зато я уже на ногах.
– Это да. Это часто так бывает. Ну, будет что нужно – зовите.
Она пошла прочь, покачивая бедрами. Так в кимоно ходить нельзя. Асахина мысленно переодел ее в европейское платье – и тут же нашел красивой. Какое великое разнообразие людей сотворил Бог, подумал он. И как люди делают из этого разнообразия причину для вражды и ненависти…
Видимо, сработало правило «не говори про тэнгу» – навстречу черной девице шагал Сайто. Пропустив ее, приостановился, поглядел вслед, покачал головой – ну и походка. Подошел к крыльцу.
– Я забыл отдать вам кое-что из вашего имущества, – сказал он, вынимая из кармана закопченный крестик. – И как это олово не расплавилось в огне?
– Благодарю покорно. Это никель. Много ли у вас еще дел, господин Фудзита?
– Почти все закончено. Верхний лагерь мы свернули, пещеры очистили, найденные документы я сдал военным. Свидетелей опросил. Думаю вернуться следующим поездом. Как вы себя чувствуете?
– Достаточно плохо, чтобы не ждать. Думаю, Сёта и не даст – просто перебросит через плечо и унесет. Если у вас все, то прикажите переносить тяжелых раненых. И… что будет с господином Харадой?
– Полагаю, он исчезнет где-нибудь по дороге. По моему, увы, недосмотру. Видите ли, мы говорили утром, пока не рассвело. Он чувствует себя примерно так же, как и вы, но, объясняя мне, как ему плохо, он завязал узлом железный костыль. Пулевая рана зажила в считанные минуты – но он может держать в руках ваш меч, ваш амулет, и… удивительное дело – при виде крови его теперь мутит. Я не думаю, что нашим военным нужно его видеть.
– Как же он исчезнет, если его днем можно поднять только лебедкой…
– Ну так сбежит ночью из тюрьмы, выломав прутья, велика важность. Я только прослежу, чтобы охранников не повредил.
– Раз вы все продумали – не пройдете ли со мной туда, за контору? Нужно кое-что обсудить подальше от посторонних глаз.
– Да, конечно. Помочь вам?
– Не стоит.
Инспектор довольно сильно хромал. И, казалось, слегка выцвел. А в остальном никак не изменился. Это было хорошо.
Асахина не хромал, но цеплялся за стену. Левое плечо ему изорвали до кости, рука не поднималась – а правой он держался, поэтому инспектор, развернувшись и сказав:
– Я слушаю вас, – никак не ожидал, что откуда-то снизу ему в подбородок выстрелит кулак.
Проморгавшись, он обнаружил, что сидит на земле, а челюсть звенит и ноет. Подвигал подбородком – что ж, инженер хотя бы не выбил сустав.
Нанеся удар, Асахина тоже упал – и теперь полулежал, опираясь на руку и колено.
– Вы мерзавец, господин инспектор, – сказал он, прикрыв глаза. – И если бы не господин Харада и другие, кто от вас теперь зависит, – я бы вас убил.
Так. Ну что ж. И оценка не такая уж неверная, и реакция вполне умеренная.
– Вы совсем не удивились появлению Уэмуры. Вы ждали, что он примчится, когда почувствует, что здесь происходит неладное. Вы не собирались арестовывать его в столице – вы хотели убить его здесь. Или хотя бы спровоцировать на действия, после которых ему придется исчезнуть. Вы использовали местных жителей и солдат как дымовую завесу, – инженер плевался фразами. – И вы ничего не сказали мне, – он мучительно сглотнул. – И Хараде. Ну ладно, я старый враг, но неужели для вас друг перестал что-либо значить?!
Тут инженера скрутило и вырвало всем, что в него влил заботливый машинист. Инспектор еле успел подскочить и удержать его от падения лицом в лужу. Придержав за ворот, помог сесть. Потрогал мокрый лоб – холодный, почти как у Харады.
– Выпейте, – инспектор поднес к губам Асахины флягу. – К сожалению, опять чай. К сожалению, давно остыл. Да и того совсем мало.
Асахина допил и вернул фляжку.
– Спасибо.
Он уже сожалел о своем поступке. От усилия открылись раны, и он выбил безымянный палец на правой руке. А до бывшего волка из Мибу, кажется, так ничего и не дошло.
Инспектор взял фляжку, встряхнул. Тоже сел, прислонившись к стене. Протянул руку.
– Вы позволите?
Инженер разжал кулак, которым бил. Крестик так и лежал на ладони. Не найдя привычных уже карманов на хаори, снятом с кого-то из убитых охранников, инженер спрятал крестик под бинты на груди и подал руку полицейскому.
– Да, – кивнул Сайто, вправляя палец.– Я никому ничего не сказал о том, с чем мы на самом деле столкнулись. Ни здесь, ни в столице. Я, понимаете ли, когда разобрался, что происходит, сразу очень испугался. До одури. Не того, что мне не поверят, не того, что они победят, и даже не того, что они успели бы наворотить… А того, что наверху раньше времени узнают, чей это был заговор. Там ведь сидят практичные люди, наверху. Когда они видят оружие или силу, они думают, к чему ее приспособить – и сколько выиграет тот, кто будет первым.
Он достал мятый закопченный портсигар, выщелкнул сигарету.
– Взятка, видите ли, это такое дело – вся хитрость в том, как предложить. Наш стратег, там, в старом отряде, Такэда Канрюсай, начал с того, что взял из казны деньги на покупку книг. Не простых, а по военному делу. Нужных книг. Просто не было у нас на то средств в тот момент, а он считал, что без них не обойтись. Пропажа обнаружилась, погиб человек. Кончилось это все очень плохо – вымогательством, опиумом, в конце концов, изменой, – а потом я встретил его на неосвещенной улице. Но он бы не украл для себя, ни при каких обстоятельствах. И взятку бы не взял просто так.
Спичка сломалась, Сайто подобрал обломок и, сжав пальцами у самой головки, чиркнул о каблук второй раз. Закурил, отбросил.
– Я знаю, о чем вы думаете, Асахина-сан. Да, ваш командир, Кацура, не продался бы за вечную жизнь… вернее, только за вечную жизнь. А за возможность отволочь нас от края? Мы ведь пошли по очень опасной дорожке, Асахина-сан.
– Вы об этом? – инженер чуть качнул головой в сторону разгромленной лесопилки.
– И об этом, но больше о Корее. Мы вряд ли станем делать это,– инспектор повел сигаретой вправо, – со своими. Даже с эта. Вернее, станем, конечно, но это не продлится долго. А вот с чужаками, да еще с чужаками, у которых дома и без нас ад ножей, с чужаками, которые не умеют с собой обойтись и просто просят, чтобы их поместили на подобающее место… Не сейчас, так через десять лет мы начнем прибирать их к рукам. И тогда нас сможет выручить только чудо. Понимаете, Асахина-сан? А тут есть возможность получить и рычаг, и точку опоры. Силу и время. Это очень большая взятка, – он покачал головой. – Хороших людей в правительстве можно купить на это. Не таких хороших… Это наше счастье, что господину Уэмуре или как его там нужно было торжество. Триумф. Если бы он хотел не сломать, а привлечь на свою сторону, нам бы ничего не помогло. Но он упустил время. Сегодня, – усмехнулся инспектор, – его предложение уже будет выглядеть не так привлекательно. Это что ж за божественная сила такая, если два болвана с прошлой войны вломились в хитроумный план, как к себе домой, и все там развалили, а главное божество едва ноги унесло?
Инженер повернул голову и посмотрел на инспектора прямо.
– Когда я пришел ночью к отцу Мюррею из посольства и попросил освятить меч, он спросил, для чего. И очень удивился, когда я сказал ему правду. Выговорил мне за суеверие, назвал читателем дешевых романов… Он просвещенный человек, отец Мюррей… Но меч освятил, – инженер помотал головой. – Так все-таки нельзя жить.
– Как именно?– спросил полицейский. – У меня жена, двое детей. Друзья – в основном среди мертвых, но есть и среди живых. У меня есть дом – вы его сильно подпортили в шестьдесят восьмом, но мы потихоньку отстраиваемся. Что именно из этого вы считаете невозможным?
– Ничего. Но раз в два года, а то и через год вот такое… – Инженер обвел здоровой рукой окрестный пейзаж с покойниками. Попробовал подняться, да так и остался сидеть. – Вместо того, чтобы закупать паровозы, строить дорогу и учить людей, я должен опять хватать меч и револьвер! И главное – я чувствую себя идиотом. Если уж надо мной посмеялся человек, освятивший меч, – что скажут другие? А ведь он вернется. Ему сотни лет, он умеет выживать, этот господин Уэмура… Он проговорился. Он из старых Фудзивара. Может быть, даже можно узнать, кто, если покопаться в летописях, но я уже не стану.
– Может быть, – инспектор выпустил кольцо дыма. – Это действительно очень большая взятка, господин инженер. Жить долго, иметь возможность вмешиваться. Предотвращать. Цена есть, но можно ведь так устроиться, чтобы пить кровь тех, кого убил бы и так… не правда ли? Я думаю, с господином Уэмурой оно так и вышло. У них тогда рухнул мир, рухнул потому, что один человек пощадил троих детей. Он пощадил, а они вернулись и не совершили его ошибки.
– Мир тогда рухнул не оттого, что пощадили тех троих детей. А оттого, что не пощадили остальных. Так мы и пошли по пути, на котором не щадят никого. И едва я начал думать, что мы с этого пути свернули… Но я, кажется, объясняю вам то, что вы и сами знаете.
– Асахина-сэнсээээй! – донесся тревожный голос. Сёта разволновался, потеряв начальство из виду.
– Все в порядке, Сёта-кун, – отозвался инженер. – Мы тут на травке сидим. Сейчас придем.
– Я приду. А потом мы вас принесем, – инспектор встал и погасил сигарету. – Как я уже сказал, очень соблазнительно. Сделать так, чтобы навсегда. Наверняка. Уничтожить опасность, – он фыркнул, – И если получится, остаться единственным свободным человеком в стране марионеток. Вероятно, господина Уэмуру это устроило бы – у них там были иные представления о должном. А кстати, какая это школа? – он показал кулаком удар снизу.
– Английское воинское искусство. Называется бокс, – инженер улыбнулся. – Удар «апперкот». Очень удобно, когда противник выше тебя.
Инспектор фыркнул, потом еще раз фыркнул, потом расхохотался и сполз по стене обратно на землю.
– Как жалко, – сказал он, – что господин Уэмура почти вашего роста.
…К тому времени, как состав тронулся, увозя раненых, арестованных, тех, кого нельзя было оставлять разъяренным рабочим, и просто тех, кто хотел уехать в Токио, – синяк уже расцвел на полчелюсти. Такаока явно заметил это, но ничего не сказал, только посмотрел удивленно на инженера, устроившегося рядом со скованным и мертвецки спящим Харадой. По всем признакам, инженер никак не мог так съездить инспектора. Но больше-то было некому.
При виде Асахины охрана перестала нервничать. Могучий колдун, повелитель огня и железа, изгоняющий сотню демонов одним взмахом меча, – даже в лёжку израненный, он успокаивал солдат одним своим присутствием. Зачем ему быть здоровым – если что, он лёжа пошепчет и всех чертей одолеет. Хотя сейчас, при свете дня, в чертей уже не так хорошо верилось даже тем, кто сам вчера видел, в какого страшного они превратился столичный чиновник.
Да, скоро эта история станет городской байкой, потом сказкой. А наверху, пожалуй, постараются ускорить процесс. И может быть, может быть, так и вправду лучше. Может быть, этот… этот… прав. Пусть они там решат, что могущество они – побрякушка.
Сайто взобрался на платформу и сел на ящик рядом с новоявленным Абэ-но Сэймэем[95]95
Абэ-но-Сэймэй – легендарный волшебник эпохи Хэйан, гадатель, мудрец и демоноборец.
[Закрыть]. По другую сторону от Харады. Машинист, разогрев машину, как было условлено, дал свисток, Такаока в ответ махнул флагом. Платформа дрогнула и медленно поплыла. Машина не шумела, стук колес не заглушал голоса – орать был незачем.
– В сказках для этого используют волшебную колесницу, – сказал инженер.
– Или идут пешком.
– Или демон несет человека на плечах.
Оба одновременно скосили глаза на Хараду.
– Как вы думаете, он больше не будет пить кровь? – спросил инспектор.
– Думаю, нет. Хотя соблазн останется. Мне кажется, это сродни опию – бросить трудно и больно, но можно.
– Мы не сможем отвечать за него всю жизнь.
Инженер кивнул. Он понимал, что это значит.
– Если бы он не хотел вернуться в люди, я бы не смог ему помочь. Так что я в него верю.
Состав полз медленно – примерно со скоростью лошади, идущей мелкой рысью. Возвращался в дневной, прозрачный мир, где люди живут и умирают как им положено. Словно из царства мертвых в мир живых. Сайто вдруг вспомнил разговор с Ночным Убийцей.
– Асахина-сэнсэй, а зачем вам понадобилась Идзанами? Вздорная баба, на мой взгляд.
– Мне было ее жаль. Смерть обезобразила ее – и муж покинул. Я же говорил – мужчинам в этом мире не хватает отваги. Даже богам.
– Богам положено сверхъестественное. Может быть, он просто не мог оставаться с ней в силу… магических обстоятельств. Или своей природы. Имеет смысл радоваться, что мы не боги.
– Мы боги, – Асахина посмотрел из-под ресниц, и Сайто сразу стало ясно, что он имеет в виду вовсе не ками – хранителей земли, которыми японцы становятся после смерти.
– Вы? Возможно. Я, как выяснилось, тяну разве что на большую собаку, – кажется, инспектора радовала эта мысль.
– Вы не видели себя в тот момент, когда объявили Уэмуре, что он арестован.
– И хорошо. Видел бы – живот бы со смеху надорвал.
– В тот момент… – инженер повозился на травяной подстилке, – я тоже вспомнил об Идзанами. Ребенком я жалел ее очень сильно. Я многих жалел. Иногда плакал от жалости ко всему миру. Мама в шутку называла меня маленьким бодхисаттвой, а отца это… раздражало. Потом я понял: он боялся. Ни один из моих братьев не дожил до года, и если я уйду в монахи – придется брать наследника со стороны. Он сделал все, чтобы выбить из меня эту блажь, чтобы сделать меня воином, – и добился успеха. В пятнадцать лет я удрал, чтобы однажды не убить его. Жалость не исчезла – он просто загнал ее в меня глубоко, как гвоздь в стену. И как гвоздь выходит с другой стороны острием и бездумно ранит всех – так и жалость превратилась в ту свирепость, из-за которой Тэнкеном до сих пор восхищаются дураки. Я начал пить и однажды пьяным проболтался о своей детской выдумке: спуститься в ад, убить восьмерых демонов грома и уговорить Идзанами вернуться, чтобы люди перестали умирать. Там был Ато. Я не знаю, переродился ли он к тому времени в они – но мерзавцем уже был. Утром надо мной потешались девицы и друзья, я понял, что сказал лишнее и перестал пить совсем. От этого становилось хуже – после Айзу дошло до того, что я тратил на ароматические масла и смолы все свободные деньги. Меня за глаза дразнили гейшей, и только Кацура-сэнсэй знал, что мне всюду мерещится запах крови. Он понял: я схожу с ума. И отослал меня за границу. Там я встретил Бога, сошедшего в ад за Идзанами. И за мной.
– Вам повезло, – сказал инспектор.
У крови был металлический, горячий, довольно приятный запах, но такому человеку, как Тэнкен, ставшему убийцей из-за несовершенства мира, он и вправду должен мешать. Самому инспектору он раньше тоже мешал, несколько по другим причинам. С возрастом это прошло.
– Можно сказать и так, – инженер улыбнулся небесам. – А можно и иначе. Видите ли, я потерпел поражение. Можно сразить восемь демонов – и узнать, что Идзанами не хочет уходить. Это было горько.
Инспектор кивнул. Это тоже было знакомо. За что-то имеет смысл убивать людей и демонов, а за что-то – уже нет.
– Кажется, меня ожидает еще одна горечь, – усмехнулся инженер. – Я хотел предложить вам то, что имею сам и чем дорожу больше всего. Но чувствую, это будет бесполезно.
– Мне больно вас огорчать, – с искренним сожалением сказал инспектор.
– Но ведь вы даже не знаете, что я предлагаю. Христианство – это совсем не то, что думает простонародье, одураченное чиновниками былых времен. Или… дело в законе[96]96
Официально исповедание христианства было разрешено в Японии только в 1882 году.
[Закрыть]?
– Я достаточно много видел, чтобы высоко оценить ваше учение. И дело не в законе, – инспектор потер распухающую челюсть. – Я вижу, вы искренне предлагаете мне самое лучшее, что у вас есть. Но взамен, кажется, нужно отдать единственное, что есть у меня.
– Но что есть у вас? Простите, если я обижу вас, но мне показалось – вы поступитесь всем, если потребует ситуация.
– Верно, – инспектор улыбнулся. – А вы – не можете как я. И не в последнюю очередь – из-за того, кого зовете своим господином.
Объяснять соседу, что именно эту невозможность он ценит едва ли не вровень со всем остальным, инженер не стал. Он слукавил немного, сказав «всем» вместо «почти всем» – а инспектор не стал спорить и даже подыграл. Видно, не хотел, чтобы инженер знал, где граница, за которую не ступит волк. Сайто ведь обдумывал возможность сделаться юрэем, и довольно ясно об этом сказал. И вместе с тем – отбросил ее. Не сразу, как инженер, не при одной только тени этой мысли, совсем по другим соображениям – но все же отбросил. Испугался, как он выразился, хотя не было в этом ничего, что инженер мог опознать как страх. Ну или как то, что обычно называется страхом. Испугался за свою и чужую свободу.
Платформа катилась под уклон, чуть подскакивая на стыках. Кругом теснились люди – солдаты, надсмотрщики, рабочие – те, кого примет и, не жуя, проглотит быстро растущий меняющийся Токио. Асахина помечтал о том, как вернется сегодня домой – и Аки порадуется, что он жив, погрустит над его ранами. Сменит повязки, они сядут ужинать – и завтра на работу он не пойдет по болезни, но валяться особенно много не будет, а лучше вызовет Ояму с бумагами и займется составлением докладной, а потом сделает для Сэйити и Каны воздушного змея. И нужно будет брать в долг на новый мундир – инженер начал перебирать в памяти знакомых, у которых можно разжиться деньгами. Интересно, как выглядит жена господина инспектора? Кто с этим уживется?
– Ваша супруга, должно быть, сама Каннон[97]97
Богиня милосердия.
[Закрыть], – сказал он.
– Да нет. Она просто из хорошей семьи. И кое-какие вещи ей… несколько надоели. А со мной ей спокойно.
…Дорога петляла по ущелью, и сверху поезд казался игрушечным, а двигался – еле-еле. Если бы тот, кто следил за ним из леса на горе, был тем, за кого он себя выдавал эти долгие века, – он, конечно, тряхнул бы горы и обрушил на поезд обвал, снес железную дорогу селевым потоком, уничтожил и виновников, и свидетелей своего поражения.
Но он не мог тряхнуть горами. Не мог даже выдать себя за горного бога перед людьми – так его изуродовал тот, кого впустил через себя в мир негодяй Тэнкен.
Ничего. Он умел ждать – он ждал во времена Минамото, Асикага, Токугава[98]98
Перечислены династии сёгунов с 12 по 17 века.
[Закрыть], – и момент всегда приходил. Потому что люди слабы, а главное – смертны.
Черно-белый дым паровоза тянулся к небу – слабы и смертны, но живы, покуда живы.
