Текст книги "Дело огня"
Автор книги: Ольга Чигиринская
Соавторы: Екатерина Кинн,М. Антрекот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– Да вы угощайтесь, – господин Мияги хлопнул в ладоши, и слуга в черном поставил перед ними блюдо с уткой по-пекински. За соседними столиками принялись щелкать палочками.
– Благодарю, я не хочу, – сказал Асахина.
– Да, прости, – согласился Ато, – это не в твоем вкусе. Но рис-то с айю ты всегда любил. Я, когда узнал, что ты будешь, специально попросил господина Мияги, чтобы приготовили эту рыбу.
– Я просто не голоден, – сказал Асахина.
– Значит, ты готовишься драться, – Ато засмеялся. – Неужели под этой заморской шкурой все-таки скрывается японское сердце?
Он обвел собравшихся широким жестом.
– Видите, господа. Асахина-кун все-таки японец. А ведь кое-кто из вас сомневался.
Инженер вздохнул. Взятый Ато фамильярный тон раздражал его сильней, чем грубость полицейского при первой их встрече, но он старался не подавать виду.
– Просто есть вещи, (запятая) которые отбивают всякий аппетит…
– Да, есть, – Ато хмыкнул. – Ну что ж, тогда, быть может, сыграем?
Белая рука скрылась в рукаве и показалась снова, держа сверточек бумаги-васи. Ато поддел бумажную ленту, разорвал ее и развернул веер цветных картинок.
– Мой ход первый, конечно.
Он ловко вытащил из колоды первую картинку.
– Начнем… с кого бы? С сёгуна, пожалуй. Ах, какой человек, Хитоцубаси Кейки, надежда реформаторов, а как стал регентом при родиче, так реформаторам к горлу меч приставил. Полководец, победитель варваров – смех сказать, выше закона стояли варвары при нем в стране. А те, кто хотел видеть Ниппон сильным, у него вне закона были. Скажут, ради клана он все это делал, ради Токугава – но разве он клана своего держался?– Ато покачал карту на ладони. – От звания отрекся, столицу уступил. Тех, кто стоял за него в мире и войне, ни во что поставил, свою жизнь берег, вашего командира, – он кивнул в сторону Сайто, – головой врагам выдал. Северные кланы его именем поднялись – не поддержал… И жив сейчас. И изголовье жёстким ему не кажется.
– Да, неудачным сёгуном он был, – согласился Асахина. – И полководцем плохим. Ненадежным. Но что это меняет?
– А что думает ваш спутник?
– Хитоцубаси Кейки, – полицейский стряхнул пепел, – дал нам оружие и позволил делать то, что мы считали нужным. Зная – а к началу войны этого не знал только глухой, – что политических расхождений с нами у него больше, чем с вами. Нам не на что жаловаться. Нас никто не предавал.
Ато положил рядом вторую карту.
– Зайдем с другой стороны. Ёсида Сёин[78]78
Ёсида Сёин (1830-1859) – самурай хана Тёсю, философ, военный теоретик, один из идеологов «нового монархизма». Основал частное учебное заведение «Сёка Сондзюку», из которого вышли многие известные впоследствии деятели антисёгунского движения. В 1859 году был казнен за участие в подготовке покушени на первого министра. «Если разум несправедлив, справедливость должна стать безумной», – один из лозунгов Сёина, а затем всего патриотического движения.
[Закрыть]. Тихий такой книжник. А каких учеников вырастил? Сам не убивал, нет. Видать, был недостаточно безумен, чтобы справедливость наводить своим мечом. Зато по его слову пролилось больше крови, чем пролил бы я, хоть я тысячу лет проживи.
Полицейский улыбнулся…
– «Если разум несправедлив, справедливость должна стать безумной». За такими словами всегда много крови. Но те, кто проливал ее под этим флагом, проливали бы ее под любым.
Сигарета в его руке испускала тонкую синюю струйку дыма с облачком на конце. Инженер отогнал от себя облачко.
– Да и флага-то не было, – сказал он. – А в том, чтобы поджечь столицу, ради возможности похитить императора, и вовсе нет никакой справедливости. Даже безумной.
– Да, – кивнул полицейский, – почему-то многие считают, что чем больше разрушено ради дела, тем справедливей дело. Как будто правота – людоед.
Для полноты картины, подумал инженер, следовало бы нам покачать головами, как паре китайских болванчиков. Фарфоровые чиновники в черных шапках и расписных одеждах, с толстенькими белыми щечками так явственно представились его мысленному взору, что он не удержался от смешка.
Ато щелкнул пальцами, и девица вложила ему в руку раскуренную трубку.
– Это старье в Киото все равно пришлось бы сносить, – сказал он. – Но твои друзья, Ран, справились с этим лучше.
Полицейский посмотрел на него с веселым любопытством.
– Вам тоже не нравится старая столица? В свое время я встречал двоих, нет, троих людей вашей комплекции, которых она страшно раздражала…
Ато хмыкнул.
– Планировка меня и сейчас не устраивает. Но продолжим игру, – он заговорил нараспев, – господин Сайто, мот-то сан-бан-тай ку-ми-тё-ё[79]79
Бывший командир третьего звена.
[Закрыть]… Да, продолжим…
Он выложил еще одну карту.
– Скажи, Тэнкен, это правда, что Кацура-сэнсэй перед смертью разговаривал с покойным Сайго? – голос его чуть изменился, словно вступил другой человек: – «Неужели мало крови?»
Асахина не ожидал этого. Только не этого. Только не услышать, как бледные губы ночного убийцы произносят слова Кацуры почти его голосом.
– Странно, что его это беспокоило, – Ато любовался дымком из своей трубки. Он уже не сидел прямо, он слегка развалился, опираясь рукой о подставку, и запрокинул голову. Бледное лицо казалось вырезанным из бумаги. – Сам-то он никогда не боялся крови. Кому, как не мне, знать… Он понимал, когда кого использовать, Кидо Такаёси, Кацура Когоро, сколько имен – столько и лиц. Он знал, по каким делам можно посылать тебя, а по каким нужно посылать меня. Такасуги Синсаку привел корабли к Хаги – и город упал в его ладони. Знаешь, сколько людей умерло в Хаги за ночь до того? А сколько – после? Не врагов, не сторонников сёгуна – где в Тёсю отыщешь сторонников сёгуна? Нет, тогда выбивали своих – слишком глупых, слишком храбрых или слишком осторожных. Тех, кто помешал бы воевать. Ну и родню с друзьями – чтобы не было мстителей. Один такой уцелевший нашел потом Кацуру в Америке. Твой сэнсэй убил его столовым ножом – он же не носил с собой боевого оружия. И вправду – зачем?
Асахина Тэнкен помнил Хаги в тот день. Как они вошли в гавань, и как шли потом к замку, примеряясь к шагу Такасуги. А тот был рад удаче и победе, азартно-весел, и предательский туберкулезный румянец горел у него на скулах.
– Потому и не носил, что незачем, – согласился Асахина. – Но ни я, ни ты не были его вассалами. Нам было вовсе не обязательно выполнять его приказы. Мы это выбрали сами, не нам и обвинять его.
– Ты считаешь, что он был прав?
– Я не смог бы лучше.
Не говорить же ночной нечисти, что как раз в семьдесят седьмом, незадолго до войны в Сацума, он спросил Кацуру-сэнсэя, что тот думает о сделанном. И получил ответ, точный и внятный, как все, что говорил и писал Кацура: «Конечно, для меня самого было бы много лучше, если бы меня убили в шестьдесят четвертом. Но если я не сплю по ночам, то это потому, что работы много. Или, – улыбка у него была похожа на птицу, так же легко перелетала на чужие лица, – если найдется мастер го, с которым я еще не играл».
Справа что-то изменилось. Такое ощущение, как будто кот мурлычет. Ага, господин Сайто, какие-то выводы сделаны и вы довольны ими. Впрочем, вы бываете довольны самыми неожиданными вещами.
В зале было тихо. Все эти люди, с лицами в тени, в старинных одеждах, напряженно вслушивались в разговор. Кто-то подливал сакэ и пил, но все почти бесшумно. Только шелк шелестел.
Следующую карту Ато бросил небрежно:
– Синсэнгуми-но-Они.[80]80
«Демон/злой дух Синсэнгуми», прозвище Хидзикаты Тосидзо.
[Закрыть]
Имени он мог и не называть. А вот злобы в голосе скрыть не смог.
– И что, – в голосе Сайто был искренний интерес, – вы можете сказать о моем фукутё?
– Много чего, – Ато прищурился. От него теперь шла волна холодной злобы. Сидевший напротив человек в темно-синем поежился. – Начнем мы, пожалуй, с храма Хонгвандзи. Там вышел пожар, который Хидзиката согласился тушить только с условием, что ополчение ваше пустят на постой – монахи сочувствовали сторонникам императора, а следить за ними изнутри было проще. Настоятель согласился. Отряд переехал. И тут же выстроил там свинарник.
– Подожди, – прервал его Асахина. – Какой свинарник?
– С китайскими свиньями, Тэнкен. И резали их прямо там. В монастыре. А когда монахи попросили прекратить, Хидзиката ответил отказом.
– То, что мы там людей постоянно убивали, монахов не волновало, – пояснил Сайто, прикуривая от ближайшей свечки очередную сигарету.
Ато бросил на него убийственный взгляд, который отскочил от полицейского, как от зеркала.
– Настоятель снова взмолился, просил прекратить лить кровь на священной земле. Он был согласен на любые условия. И пришлось храму на своей территории построить ополчению новые казармы, только бы убрать нечестивцев из самого монастыря. И жилье бесплатное, и земли отхватили. Вымогательство. Это только вам, – палец Ато указал на темно-синий мундир, – правила запрещали брать даже медяк! А Кондо и Хидзикате правила были не указ!
– Хм, свиньи, – сказал инженер, – я бы до такого не додумался.
– Вот поэтому вы и не были заместителем нашего командира, – улыбнулся полицейский. – Он ведь этих свиней не просто так завел. Он с каким-то английским доктором в Нагасаки списался и выяснил, что мясо, конечно, лучше с детства есть, но и взрослому оно сил добавляет.
– Вот, оказывается, в чем был секрет! – всплеснул руками инженер. – Вы знаете, Фудзита-сэнсэй, что английские матросы получают в день по фунту красного мяса? То-то они такие здоровенные…
– Доктор предупреждал, что у людей непривычных могут быть, – полицейский поискал слово, – побочные эффекты…
– И?
– Были. Люди стали чаще лезть в драку.
– А как вы это заметили? – удивился инженер.– Вы же и так не вылезали.
Это-то и вправду было мудрено заметить. А вот что стало заметно – так то, что в комнате потеплело. Разодетые в шелка куклы как-то стали оживать. «Наверное, – подумал он, – это потому, что Кагэ сосредоточил внимание на нас и отвлекся от них. Он давит на них, но чем? Он на них даже не смотрит».
Зато на него самого Кагэ смотрел. Смотрел так, что казалось – урони Асахина хаси, и они будут плыть до пола долго-долго, оседая сквозь вязкий воздух.
– А гвозди и свечи вы тоже брали из монастырской кладовой? – спросил Ато.
– К… акие свечи? – икнул господин Мияги. Его поросячьи глазки горели любопытством – разговор принял деловой оборот. Господин Ато начал выставлять счета, а купец Мияги в счетах понимал.
– Которые развязали язык Фурутаке, – дружелюбно пояснил Сайто. – Полноте, господин Мияги, ведь не можете вы не знать о деле в Икэда-я.[81]81
Икэда-я – гостиница в Киото. В 1864 году служила штаб-квартирой радикального крыла Исин Сиси. Радикалы планировали поджечь столицу и воспользоваться сумятицей, чтобы похитить императора.
[Закрыть]
– Знаменитое дело, – промурлыкала госпожа Мияги. – Вы позволите, господин Асахина? Раз вы все равно не хотите айю.
Черные лаковые палочки в маленькой белой руке. Не такой белой, как руки Ато – у того сквозь плоть просвечивают кости, а в этой умеренно-пухлой ладошке, казалось, костей нет вообще – так ловко изогнулись пальчики, отщипывая палочками от нежного рыбьего мяса небольшую полоску.
– Значит, свечи и гвозди, м-мм? – женщина окинула Асахину таким взглядом, словно уже видела его на месте рыбы. – Каким изобретательным был ваш покойный командир.
– Да нет, – пожал плечами Сайто. – Это я ему подсказал. Любимый приемчик йосских бандитов. И не брали мы их в монастыре. Зачем? В любой лавке – сколько угодно. После того случая мы их даже не покупали. Нам дарили. Мало кому из жителей старой столицы нравились пожары.
Инженер погладил черную гладкую поверхность чашки для сакэ… вот в такую же черно-красную чашку Мацу-сан подлила в тот вечер снотворного. Кацура-сэнсэй выпил и уснул. Асахина видел все с самого начала, но не предупредил. Он был согласен с Мацу-сан. Горячие головы хотели поджечь столицу и выкрасть императора. Командир, конечно, возражал – дождя не было уже две недели и слишком много людей погибло бы в городе, выстроенном из дерева и бумаги. Он опять пошел бы с ними спорить – и ничем хорошим это кончиться не могло, потому что любой разговор о цене, любое отступление от «безумной справедливости» считались предательством, а с предателями – разговор короткий. Мацу-сан спасла его тогда. Но не от своих, как думала. В тот день еще кое-кто не посчитался с ценой. Гвозди, вбитые в тело, свечи на гвоздях, горячий воск течет вниз, течет… час, два – и человек, готовый поджечь город и уж точно готовый молчать, – заговорил. И в гостиницу, куда не пришел Кацура, пришли совсем другие люди – в синих накидках с белым узором по рукаву. Пожара не было. Старая столица уцелела. В тот раз.
Гладкая, теплая поверхность под рукой… что бы стал делать Кацура-сан, если бы ему не подлили снотворного[82]82
Гейша Икумацу, будущая жена Кацуры.
[Закрыть]? Насколько далеко зашел бы? И что бы стал делать он сам? Но им не нужно было решать – Синсэнгуми-но-они решил за них.
Да, Кагэ, ты опоздал с этим на годы. Вспомнить все прошлые дела, всех мертвецов. Всех его людей, которых убил я, и всех моих, которых убил он. Как будто это что-то изменит, как будто они вернутся…
– А что, – спросил он, – отрезать язык и выпустить кишки заживо – это чем-то лучше?
– Это был даже не японец, так, полукровка – на ком пробовать сталь, если не на таких? – кажется, Ато искренне удивился. И искренне возмутился. – А Фурутака был самураем, которого замучил…
– Бывший крестьянин, – спокойно закончил полицейский.
Ато оттолкнул от себя девицу и сел прямо. Странное движение, будто перелился из одной формы в другую. И остро плеснуло над собравшимися ледяной яростью. Рванул кто-то ветхую бумагу на створке – а в прореху глянула голодная бездна.
– Тебе было бы легче, если бы это сделал самурай Серизава? – Инженер поднял чашечку с сакэ, чуть наклонил, глядя, как отблескивает в опаловой жидкости огонек свечи.
– У Серизавы бы терпения не хватило, – полицейский был само благодушие. – Он быстро отвлекался. У меня тогда, пожалуй, тоже. А господин фукутё был человек добросовестный. И все, что делал, делал хорошо. С крестьянской дотошностью.
А ведь для него, – подумал инженер, – это действительно вопрос обстоятельности и терпения. Еще неделю назад он и подумать не мог, что будет сидеть рядом с этим человеком на пиру, больше похожем на китайскую повесть о путешествии ученого сюцая во владения Яньло. А он и не замечал, что настолько переменился и стал способен судить о былом отстраненно. Да, именно – как тот сюцай, угодивший в адские судьи, которому пришлось разбирать страшные тяжбы знаменитых покойников. Только почему Кагэ считает судьей себя?
Ато посмотрел на них – глаза как два черных дула, и у девицы, выглядывающей из-за его плеча, взгляд такой же, как будто она отражает все настроения Кагэ.
– Крестьяне, – мертвым, ледяным голосом сказал Ато, – вероломны и подлы. И предают даже тех, кто на их стороне. Или Яманами, которого он заставил покончить с собой, не был ему другом?
– Правила, – улыбнулся полицейский, – даже самые лучшие, можно нарушать. Иногда их даже нужно нарушать. Яманами-сэнсэй их нарушил. У него были причины, и он знал, что делал. Там все знали, что делали, – он повернулся к инженеру. – Это одна из вещей, которых мне теперь страшно не хватает.
Инженер молча кивнул. Он сам был нарушителем правил – с того самого дня, когда вышел из отцовского дома, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Он и тогда, в шестнадцать лет, знал, что делал. Сейчас он тоже это знал. И поэтому Кагэ мог раскладывать свои карты хоть до утра.
А ведь Кавадзи, шеф полиции, как-то сетовал на то же самое – что у него слишком мало людей, которые знают, что они делают. И зачем. Пожалуй, можно перестать удивляться тому, что Сайто оставили в живых.
– Вы, наверное, и отчеты не всегда пишете? – спросил Асахина.
– К счастью, – вздохнул полицейский. – Ну вот как бы выглядела на бумаге нынешняя история?
– Как китайская повесть о тяжбе покойников, – признал инженер.
– Неплохо, – отозвался Ато. – Мне нравится это сравнение. Такасуги, Кацура, Сайго, а вот теперь и Окубо… Они уходят один за другим – те, за кого мы дрались. Те, кто нас предавал… Приходят новые… Такие, как господин Мияги. Скажи, Асахина, неужели ты намерен драться за них? Неужели ты вконец превратился в гайдзина? Неужели думаешь, что, зашив крест в омаморибукуро, кого-то обманешь? Пока твои покровители были живы, тебя никто ни о чем не спрашивал. Но они погибли, Тэнкен. И перед тобой завтра же закроются все двери, если одна птичка в Токио напоет твоему начальству, что в Англии из тебя сделали не только инженера. Вот этот тип тебя же и арестует.
– Почему тебя так волнует моя судьба, Ато? – Тэнкен улыбнулся. – Раньше ты не проявлял такой заботы.
– Раньше оба мы были моложе и глупее, – Ато поморщился. – Я ненавидел тебя, Тэнкен, да и теперь ненавижу, но время настало такое, что даже и ненавидеть-то по-настоящему некого – только презирать. Есть дело, хорошее дело – и мечом помахать, и с паровозиками поиграться вдоволь. Как раз для Тэнкена – но для того, прежнего Тэнкена. Который по пьяному делу рвался спуститься в ад и спасти богиню Идзанами[83]83
Идзанами и Идзанаги – боги японского пантеона, они же родоначальники человечества. Согласно легенде, Идзанами умерла, родив бога огня Кацугути. Идзанаги спустился за ней в царство мертвых, но, испугавшись ужасного вида умершей супруги, бежал. Оскорбленная Идзанами в отместку сделала людей смертными.
[Закрыть].
Асахина расхохотался.
– Да, сакэ тогда сильно ударило мне в голову. Но ты так и не понял, почему я рвался в ад за Идзанами – а значит, не поймешь и всего остального. Мне нечего с тобой делить, Ато.
– Нечего? – Ато двумя пальцами вытянул карту и со щелчком положил ее поверх предыдущих. – А дракон?
И Асахина почувствовал, как кровь отливает от лица. Потому что Кацура-сэнсэй был командиром, за которым можно было идти. Настоящим, из тех, кто доходит до цели и у кого эта цель не изменится по дороге. Но только командиром. А жизнью, дыханием, светлым, летучим пламенем был совсем другой человек. Сакамото Рема, ронин из Тоса, сумасшедший, волшебник, архитектор. Парус, наполненный божественным ветром. Этот ветер ни на миг не ослабевал, им были полны все дела и даже полупьяная застольная болтовня. Он был один, сам по себе, без клана, без партии, без покровителей. Вечно растрепанный, в старых хакама, с одним мечом за поясом и револьвером за пазухой, крушитель традиций, чья смерть разрушила надежду на мир.
Он – такой, каким был – мог заставить кровных врагов выслушать друг друга, мог договориться с кем угодно… И договорился ведь – сёгун подписал соглашение, до мира оставалось рукой подать. Конечно, не в одном Рёме было дело, конечно, вся история страны, весь этот вес, все требовало выхода – но Асахина почему-то был уверен (и знал, что делит эту уверенность со многими), что если бы убийцы не пришли тогда в комнату над магазинчиком, где ночевал больной Рема, войны бы не было.
И по всему выходило, что убил золотого дракона человек, сидевший справа. Или нет?
– Ты знаешь, что Сайго Такамори не хотел мира с сёгуном, потому что мир не дал бы преимуществ Сацума? – спросил Ато, кладя справа от карты дракона другую. – И что советник Ито – тот самый, что с треском ушел из вашего отряда, – кивок в сторону полицейского, – не хотел мира, потому что в смутное время легче выдвинуться?
Еще карта легла слева.
– И что командир киотского самурайского ополчения поклялся убить Сакамото? – карта сверху. – А императорскому двору не нужен был сёгун ни на каких условиях, – карта снизу.
Ато в упор смотрел на Асахину – нет, Кагэ на Тэнкена, в глазах горел красный огонь.
– Твой дракон был нужен мертвым всем. Кроме твоего сэнсэя, Тэнкен, – и Кондо. Вот потому сделать эту работу попросили меня, – Ато улыбнулся, – чтобы, в случае чего, Кацура-сэнсэй не мог отпереться, что он тут ни при чем. И подкинули на место ножны его дружка, – он слегка двинул бровью в сторону полицейского, – кому как не Волкам из Мибу убивать патриотов по ночам, правда?
– Вот видишь, – сказал полицейский свитку на стене, – и вправду сами всё рассказали.
Черно-белый демон-они на рисунке не ответил.
– Не всё, – сказал Асахина Тэнкен звонким, как утренний лед, голосом. – Он не сказал, кто попросил.
Кагэ улыбнулся – гадкой улыбкой, оскалом.
– В преисподней, куда ты, Тэнкен, так рвался, тебя это уже не будет волновать.
– Не беспокойтесь, Асахина-сан, эти имена ни вам, ни мне не интересны, – полицейский выщелкнул еще одну сигарету. – Ато-сан, конечно же, скажет, кто его просил. Потом скажет, что сам намерен выступить против тех людей – или нелюдей. Но не думаю, что он назовет того, чью просьбу он выполнил.
– Разумеется, – тем же стеклянным голосом отозвался Асахина. – Он ведь не может. Бунраку[84]84
Бунраку – кукольный театр. Каждая кукла управляется тремя кукловодами со скрытыми лицами.
[Закрыть]. Куклы – вот они, а актеры за ширмой, в темноте.
Ато открыл рот – и тут его перекосило. Глаза съехались к переносице, лицо повело судорогой, кривящей рот, тело согнуло набок. Как будто он хотел ответить, но неведомая сила ему не давала.
– Вот так, – заключил полицейский. – А кукловода здесь, увы, нет.
– Аоки? Или Уэмуры? Хотел бы я знать, зачем он спалил верхнюю деревню? Если уж имя себе взял…
Господин управляющий не был бойцом. Поэтому инженер его едва не пропустил – он полез за оружием так медленно, так открыто, что Асахине и в голову не пришло, что сосед будет не пугать, а стрелять. Но поэтому же он успел заметить, что господин Синдо достал из-за пазухи, а дальше управляющий завалился на спину с торчащими из левого глаза хаси.
Выстрел все-таки прогремел, но пуля никого не задела. Ато рывком поднялся на ноги – он двигался быстро, так быстро, что глазу было трудно за ним уследить, но в руках Асахины Тэнкена уже был тяжелый револьвер. Он умел быстро стрелять, Тэнкен, и все шесть пуль попали в цель. Ато отбросило обратно, и он упал, заливая кровью циновку. Женщина в одеянии эпохи Нара закричала.
Кто-то уже летел навстречу – ах, неудобны для боя старые костюмы, развевающиеся рукава. Не носили придворные оружия, вы не знали? Справа грохнуло еще два выстрела. Смит-вессон, этот «голос» Асахина знал, Рёма носил такой, значит, у инспектора не только холодное, но и огнестрельное оружие не по уставу…
Перезаряжать барабан не было времени. Меч сам прыгнул в руку. Никогда не думал, что придется драться в этом мундире. И что кукол нужно принимать всерьез. Вернее, по отдельности их и не стоило принимать всерьез, но взятые вместе они очень мешали. И все это слишком, слишком напоминало старые времена. Только он сам уставал много быстрее.
А кончилось все, как обычно, внезапно. В разгромленной комнате плавал сизый пороховой дым, от которого щипало глаза и першило в горле. Инженер достал из кармана лист бумаги и тщательно вытер лезвие меча. Привычные движения, только рукав слишком узкий…
Полицейский стоял над телом девицы в красном шелку.
– Третий случай в моей жизни, – сказал он. Говорил на выдохе, выталкивая воздух. Тоже не помолодел. – Как я понимаю, второй в вашей.
– Пристань вы не считаете?
Тела Ато на полу не было. Его не было нигде. Не было господина Мияги и его супруги и одного охранника. Еще были живы – еле-еле, от страха – две девки.
– Пошли вон, – сказал Сайто. – Похоже, господин инженер, что ваш бывший коллега замышлял такой поворот с самого начала. Синдо был намечен жертвой заранее. С началом стрельбы или рубки охранники этих господ, – Сайто показал на двух распростертых на полу чиновников, – кинулись на нас… Они тоже мешали господину Ато…
– Или господину Уэмуре?
– Н-нет… Что-то подсказывает мне…
Со двора донеслись два почти слитных выстрела. Одна девица закричала, третий выстрел – и голос оборвался. Сайто кивнул каким-то своим мыслям.
– Ну вот. Из этих дверей никто не должен был выйти.
Инженер посмотрел на полицейского.
– Зачем вы их туда послали?
– Я всего лишь выставил их из комнаты. Им стоило бы отлежаться в кухне или спрятаться в осирэ, но раз уж их понесло на улицу… Зато теперь мы точно знаем, что приказ есть – если бы его не было, их могли и пропустить, их здесь явно знали.
Да, единомышленниками или почти единомышленниками они могли быть разве что в присутствии Ато…
– Хотел бы я знать, – покачал головой инженер, – почему они не убили нас сразу?
– Вероятно, кукловод был не прочь выяснить, сколько нам известно. И вашему бывшему коллеге, полагаю, нужна была победа над вами, пусть и задним числом, – полицейский пожал плечами. – На его месте я бы впустил нас внутрь, расстрелял нас из чего-нибудь скорострельного – на одной из вышек стоит «гатлинг», вы заметили? – и запустил операцию немедленно.
– А что если мы и вправду нужны им? – инженеру тоже требовалось отдышаться.
– Нужны?
– Их мало. Будет еще меньше, раз Ато начал прореживать свои же ряды. Своего лучшего специалиста они подставили, а во вкус денег, которые приносит техника, – уже вошли. Преимущества железной дороги тоже оценили – если накрыть сетью страну, вы себе представляете, сколько войск и как быстро можно будет перебрасывать хоть на Хоккайдо? Им нужны те, кто умеет строить дороги и охранять порядок. И кто при этом не очень оглядывается на кровь.
Ведь и правда – чем они снаружи отличаются от Ато? Только тем, что им нужны причины.
Говоря это, инженер заряжал револьвер. Затолкал все патроны и провернул барабан. Потом сунул оружие за пояс. Что уж скрывать – нечего, да и незачем. Вздохнул:
– Патронов осталось семь штук. Опять придется покупать.
– Напомните мне потом, – кивнул полицейский.
– Вам выделяют фонды на такие дела?
– Выделяют. Но писанины много, – инженер сочувственно покачал головой, – Я просто однажды кое-что реквизировал и не доложил. Это называется «служебное преступление». Что вы там разглядываете?
– Ищу потайную дверь. Помолчите немного.
Инженер приложил ухо к стене, выбил дробь пальцами, потом сместился влево, еще постучал, вправо… Наклонился, что-то то ли повернул, то ли потянул. Часть стены в торце комнаты раскрылась.
– Вот сюда они сбежали, – сказал инженер. – Кагэ и наши супруги-фабриканты.
– Считаете, нас зовут в гости?
Асахина подумал.
– Пожалуй, да. Он ведь нас намеренно дразнил. И сказал о себе много больше, чем следовало. Много больше. А отступать некуда.
…Ты, оказывается, верил в справедливость, Кагэ, ты, оказывается, за ней пришел к «патриотам». Я не знал.
Я просто бежал от жизни, которой не мог жить. Справедливость появилась потом. И ты знаешь, Кагэ, никакой справедливости не было в том, что мы с тобой делали. А сейчас – твоя справедливость в том, чтобы отомстить всем этим лицемерам, а моя… Моя – это Ояма, мой помощник, сын лавочника. И Сёта, вчерашний крестьянин. На котором никто не попробует остроту меча. И поэтому я убью тебя еще раз. Понимаешь, справедливость одна на всех, а твоя, которая только для тебя, – иначе зовется.
Темный коридор вел куда-то вглубь и вниз. Инженер мысленно представил план здания, и получилось у него, что это уже не здание, а внутренность холма, к которому дом был пристроен. Какой-то отнорок шахты. Удобно.
– Сколько лет здесь ведут разработку?– поинтересовался полицейский.
– Официально – лет пять, не помню.
– Довольно основательно закопались.
– Думаю, жители Уэмуры ковырялись тут поколения два-три, не меньше…
Кто-то вломился в главную дверь. Застучали сапоги, где-то треснули и упали сёдзи… Асахина быстро повернул панель – и оба отступили в темноту.
