Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Кураку Акуллек насупился и принялся набивать трубку табаком, доставая его из вышитого бисером кисета. Только после того, как он её раскурил, он заговорил.

– Ты мыслишь как плотник или гончар. У них всегда есть материал, инструмент и навыки. Применяешь навыки к инструменту и материалу – получаешь табурет или миску. И что бы в мире ни происходило, они всегда получат табурет или миску. А в тонких планах точных законов нет. И не всегда можно повторить то, что у тебя самого единожды получилось. Может быть, это и богов касается.

Солано развёл руками.

– Не могу ничего сказать. Тебе виднее. Я всего лишь гончар, которого попросили сделать миску. И я её сделаю. А вот найдётся ли вдруг полный ненависти плотник, который придёт разбивать мою посуду, – это остаётся вопросом. И не будем умножать вероятность этого.

– Может, ты и прав. Но этот старик может умереть просто от старости. И унести всю свою ненависть с собой. – Кураку Акуллек ткнул чубуком трубки в безвольно бредущего Санчо, чем-то опоенного самим шаманом.

– Поэтому я хочу, чтобы он жил как можно дольше, и при этом как-нибудь забыл бы обо мне и обо всём, что видел. Ты сможешь превратить в его в животное?

– Я подумаю, – не стал поспешно обещать что-либо старый и опытный шаман.

Город они обошли по окраинам, пробираясь к руинам Саксайуамана. Там один из пако по имени Тика Чоке показал Солано на узкий лаз, в который по очереди все и протиснулись.

– Это один из входов в Чинканас, – рассказывал старик, идя впереди всех с маленькой масляной лампой в руках. – Входов много, но не все они истинные. Предки создали хитрый лабиринт. К сожалению, знания о нём с каждым поколением теряются. Уже мой прадед не знал его весь. Мой дед и отец знали ещё меньше, а я знаю лишь малую часть лабиринта. Ну и, конечно же, знаки, которые надо уметь понимать, чтобы не сгинуть в Чинканас.

Солано, в бытность Иваном Доловым, об этих таинственных подземельях, разумеется, слышал. И о неудачных попытках их исследовать. Пресса любила обсасывать душераздирающие истории, связанные с подземным миром инков. Послушав проводника, он стал понимать, почему.

– Некоторые ходы ведут в комнаты, в которых нечем дышать. Но человек это замечает, когда уже поздно, – рассказывал старик, поднимаясь по закручивающемуся ходу. – Некоторые ступеньки только выглядят как ступеньки, а на самом деле это искусный рисунок на склоне, по которому неосторожный улетает в глубокую яму. Но в основном ходы просто петляют, никуда не приводя. Потому что помещения-убежища закрыты. Вот как это.

Проводник махнул своим огоньком на совершенно непримечательный участок тоннеля.

– Здесь надо вдвоём открывать. Упрись спиной сюда, а ногами толкай этот камень, – указал Поликарпо проводник, а сам отошёл и, уперевшись спиной в стену, ногой надавил на вырезанный в камне знак.

Камень, в который со всей дури упёрся полукровка, поддался и со скрежетом сдвинулся на пару ладоней.

– Ну теперь его надо дальше толкать, – развёл руками проводник. – Дед говорил, что раньше всё это открывалось легко, но время точит даже камни.

Втроём, навалившись на каменную дверь, удалось её открыть достаточно, чтобы протиснуться в обширную пещеру. Потолок и стены терялись в темноте.

Проводник снова поманил за собой Поликарпо и указал на очередной камень:

– Его можно откинуть. Там будет окно.

Это удалось сделать без особого труда, и через узкую щель в пещеру ворвался солнечный свет. Солано выглянул наружу. Перед ним раскинулся как на ладони весь Куско.

– Это окно здесь единственное. Оно выходит наружу высоко, посередине скалы, и с земли не просматривается, – комментировал Тика Чоке. – Огонь можно жечь в этом закутке. Но сначала длинным шестом прочистите продух. Его наверняка землёй завалило. Где брать воду – я покажу. Это надо будет спускаться. Но вода хорошая. Несолёная.

– А где можно запереть пленника? – спросил Солано, кивая на Санчо, который вышел из транса как раз перед входом в Чинканас.

– Тут есть яма недалеко. Пойдём.

Яма действительно вполне годилась в качестве тюрьмы. Стенки, хоть и трещиноватые но с обратным уклоном, и глубина в два человеческих роста. На дне, кроме камней, нашлось несколько черепов. Туда и опустили Санчо.

– Убей меня, демон! – прорычал старик бессильно.

– Я не могу нарушить заповедь Господа нашего Вседержителя, – с серьёзным лицом ответил ему Солано. – Убийство есть смертный грех.

Из ямы полетели проклятия и оскорбления, но Солано равнодушно удалился.

Неделя понадобилась группе, чтобы выучить несколько маршрутов передвижения по подземному лабиринту. Самым важным было запомнить путь к выходам из него. И один из выходов вёл в тот самый дом торговца шерстью Чинка Чукито, в котором Солано и Поликарпо как раз получили приют в прошедший месяц. Торговец о входе в тоннели знал, но никогда в них не входил, ибо не был посвящён.

За эту же неделю Солано прогнал своих подопечных через несколько импровизированных тестов. В качестве заданий приходилось использовать логические задачки или простейшие головоломки типа «Ханойской башни».

Это дало Солано возможность выделить группу из двадцати молодых людей, о которых у Солано и Патиньо состоялась беседа с ректором университета Хосе Фейхоо.

* * *

– Вы хотите слишком многого, – ректор протёр лоб платком. – Ну где я вам, скажите на милость, найду в Перу учёного-агронома? Его и в Европе-то найти трудно. Тем более, чтобы он говорил на кечуа.

– Нет, – возразил Солано. – Не кечуа. Ребята сперва выучат испанский. Вы же легко найдёте им учителя для этого. Ну и математику на базовом уровне. Обучение потребует времени. Думаю, года будет достаточно. А за это время вам и надо найти агронома и преподавателя по естественным наукам. Желательно такого, который на практике их обучит созданию водяных мельниц, строительству мостов и прочим прикладным знаниям.

– Нам эти ребята после обучения понадобятся для правильной организации хозяйства в общинах кечуа, – пояснил Поликарпо. – Правительству всегда будет не до этого, потому мы решили взять это дело в свои руки.

Ректор задумчиво покачал головой, оценивающе глядя на давешних фокусников.

– Благородное начинание, – согласился он. – Думаю, что за год я найду вам преподавателя. Но, скорее всего, не учёного, а практика из европейских колонистов. Некоторые из них обладают нужными вам знаниями.

– Мы оплатим, – уверенно сказал Солано.

– Хорошо. Приводите ваших крестьян, – вздохнул ректор. – Надеюсь, они будут одеты прилично?

– Не сомневайтесь, сеньор Фейхоо, – заявил Солано. – Их содержание – тоже наша забота. Ваша – зажечь огонь знаний в их душах.

Ректор грустно улыбнулся.

Видео «Зимний полет на дельтаплане» в моем блоге: /post/610976

Глава девятая

Карлос Лопес укрепляет власть, а Солано моет золото в джунглях

Карлос Антонио Лопес довольно улыбнулся и уселся за обширный стол, обтянутый зелёным сукном. Стол самого Супремо. Утреннее июльское солнце заливало светом кипу бумаг, загромождавших рабочую поверхность. Консул республики Парагвай был доволен: несмотря на истечение его срока правления, ничего не изменилось. Бравый офицер Мариано Роке Алонсо, чья очередь править настала в начале месяца, всего неделю выдержал поток рутины, который умело обрушил на него Карлос и начал погружаться в тоску. Тут-то к нему и поспешил на помощь Лопес с предложением оставить скучную возню с бумажками ему, лицу гражданскому, а самому Алонсо сосредоточится на чрезвычайно важных вопросах обороны государства.

Идея строительства оборонительного узла Умаита, позаимствованная из воспоминаний сына, оказалась как нельзя кстати. Алонсо преисполнился энтузиазма и отбыл осматривать место будущей фортеции. А свежесозданный аппарат правительства вздохнул с облегчением. С Карлосом им работалось гораздо спокойнее, чем с экспансивным кавалерийским капитаном. Ах, простите, уже полковником.

Аппарат Лопес создавал весь период своего консульства. Он не собирался всё держать в голове, как Франсия. И не только потому, что не обладал феноменальной памятью последнего, но и потому, что у каждого дела должен быть ответственный человек, с которого можно спросить и которого можно наградить. Так работает система, способная пережить смену власти без потрясений.

В первую очередь Парагвай, наконец, обзавёлся фигурой генерального прокурора по уголовным делам. Им стал сеньор Педро Морено. Бывший член хунты Хосе Бенитас занял пост верховного судьи, а во все округа были назначены местные судьи, немедленно приступившие к пересмотру дел, по которым отбывали наказание многочисленные заключённые. Сотни из них вышли на свободу в первые же месяцы консулата Лопеса. И ещё многие сотни ожидали своей очереди.

В Асунсьоне появился новый начальник полиции – сеньор Педро Ноласко Фернандес. Специально для нормальной работы полиции Лопес разработал «Полицейские правила», состоящие из 36 статей. Это был своего рода первый в истории Парагвая Уголовный кодекс. А чтобы карательный орган не чувствовал себя слишком вольно, ему в противовес была учреждена должность «Генерального защитника бедных».

Образование, о котором так горячо вещал Лопес перед Национальным конгрессом, тоже получило своего главу и ряд реальных шагов. Марко Антонио Маис стал де-факто министром образования, формально занимая лишь должность директора только что основанной Литературной академии. Пока что в этой академии существовали только курсы испанского и латинского языков. Но планы были куда более обширные. По замыслу Лопеса, академия должна была стать кузницей гражданских управленческих кадров и перерасти в настоящий университет.

Таким образом, гора всевозможных дел и застарелых проблем медленно, но верно перемалывалась новым аппаратом парагвайского руководства (1). Даже на внешнеполитическом фронте наметились подвижки. С утра в Асунсьон прибыл сам губернатор соседней провинции Педро Ферре и генерал Хосе Марии Пас. Их, по распоряжению Лопеса, устроили как почётных гостей, хотя визит их был строго неофициальным.

Лопес ещё не общался с ними, но уже имел представление об их позиции. Она была откровенно слаба. Ещё при жизни Франсии Корриентес выступил против притязаний Буэнос-Айреса на унитарное централизованное государство под диктатом Росаса. Но вся собранная провинцией армия сгинула в бесславном походе генерала Лавалье. Теперь в ожидании неминуемого карательного похода со стороны «портеньос», губернатор Ферре хватался за любой призрак помощи.

По словам сына, «Парагвай-из-будущего» официально не помогал. Но каким-то чудом у Корриентеса нашлось и оружие, и пушки, и даже две тысячи отличной кавалерии. Что помогло генералу Хосе Марии Пас выиграть битву при Каагуасу. И это каким-то чудесным образом совпало с подписанием накануне договора о границах в спорной провинции Мисьонес. Вероятно, с этим договором в качестве уступки соседи и прибыли.

Но из этой ситуации можно было выжать намного, намного больше.

Перспективы возбуждали Лопеса и пьянили как вино. Это чувство очень знакомо тем, кто имеет власть решать судьбы народов и государств. Мало кто из смертных может это понять. И мало кто из вкусивших власти сумеет от этого отказаться.

Одним из отказавшихся оказался герой борьбы за суверенитет Уругвая Хосе Жервасио Артигас. Для предстоящего разговора Лопес назначил его своим советником. Присутствие этого легендарного лидера придавало позиции Асунсьона дополнительный вес.

Кстати, старик с юмором отнёсся к этому назначению и предложению поселиться в «Доме губернатора» – бывшей резиденции Франсии и нынешней резиденции самого Лопеса. «Ну что же, охотно побуду вашим швейцаром», – пошутил он, заселяясь во флигель у ворот.

– Гости прибыли, сеньор Лопес, – просунул голову в дверь секретарь.

– Очень хорошо, Доминго, – кивнул Карлос, откладывая бумаги. – Пригласи их в гостиную, позови сеньора Артигаса и распорядись там о напитках (2).

Как и предполагал Карлос, гости привезли проект договора о границах именно в том виде, о котором его упоминал сын. Приходилось прикладывать определённые усилия, чтобы на лице не появлялась понимающая улыбка.

– Уважаемые сеньоры, это очень благородно и разумно с вашей стороны – официальным договором закрепить то, что и так является территорией Парагвая и надёжно им контролируется. Но давайте пока отложим этот сугубо утилитарный вопрос и поразмышляем о будущем. Каким вы видите будущее Корриентеса? Как долго он будет независимым, даже при поддержке Парагвая, если Росас консолидирует все остальные провинции? А на это ему понадобится примерно год. Каким образом Корриентес планирует торговать с внешним миром, имея в качестве транспортной артерии только Парану, надёжно закупоренную Буэнос-Айресом?

Гости переглянулись. Они таких вопросов не ожидали и никакой согласованной позиции не имели. Отвечать стал Ферре, как глава провинции.

– Ваши вопросы несколько неожиданны. Мы не пытаемся заглянуть так далеко вперёд, ибо не уверены, что будущее для Корриентеса настанет. Мы только прилагаем все силы для этого, уповая на волю Господа Бога.

Раздался смех Артигаса, похожий на кряхтение:

– Как говаривал один великий полководец: «Бог на стороне больших батальонов». И если так, то Росаса Бог любит поболее вас.

– Ваш корсиканец не прав! – пылко воскликнул Хосе Мария Пас. – Тактическое мастерство полководца может компенсировать численную слабость.

– Ну, во-первых, не корсиканец, а пруссак, – продолжал веселиться Артигас. – Эти слова произносил Фридрих Великий задолго до Наполеона. А во-вторых, ты правильно сказал. Тактическое мастерство. А Карлос вам пытается говорить о стратегическом планировании, которого у вас, судя по всему, нет.

– Но о какой стратегии может идти речь, – удивился Ферре. – Есть Росас, и надо его свергнуть. Вот и вся стратегия.

– Ну, свергните вы Росаса. Придёт на его место какой-нибудь Уркиса, и всё начнётся сначала, – улыбнулся Лопес. – Нужно не с Росасом бороться, а строить своё государство и укреплять его внутренним единством и внешними союзами.

Гости спорить не стали, выжидательно глядя на Лопеса.

– Я не хочу утомлять своими рассуждениями и озвучу условия, на которых Парагвай целиком и полностью выступит на вашей стороне. А вы подумайте, в чём ваша выгода. Итак. Ваша независимость имеет смысл только при наличии свободного выхода на мировые торговые пути. По Паране это невозможно, ибо там устье запирает Буэнос-Айрес. Но у вас под боком есть другой глубоководный порт – Консепсьон на реке Уругвай. До него морские суда вполне могут подниматься. Но вот беда, этот город в провинции Энтре-Риос, вашем южном соседе. Это означает, что ваша независимость имеет смысл только вместе с соседом. Вот вам и первая стратегическая цель.

– А вторая цель, – подхватил Артигас, – это не поссориться после первых побед. Сколько живу на свете, всё время вижу одно и то же. Стоит только внешнему врагу ослабнуть, как начинается свара и грызня среди вчерашних союзников.

Лопес ответил поклоном на реплику и поддержал:

– Совершенно верно. И этого можно избежать. Я предлагаю вспомнить короткий момент два десятка лет назад, когда Энтре-Риос и Корриентес были одной республикой, и восстановить её (3). Поднимите на свои знамёна именно эту цель. Объясните обывателям простым и понятным языком выгоды прямой торговли мимо жадного Буэнос-Айреса, и вас поддержат. Внесите это прямо в конституцию. Не лезьте за Парану. Не повторяйте ошибок Лавалье, который потерял там армию и голову. Оставьте Росасу роль агрессора и тирана. Пусть он долбится в вашу оборону и сплачивает народ молодой республики в новую нацию. Республика Энтре-Риос – это привлекательный партнёр для стран Европы и отличный противовес Буэнос-Айресу. Не сомневайтесь: Британия и Франция очень скоро это осозна́ют и окажут поддержку. Уругвай тоже заинтересован в дружественном государстве между собой и Аргентиной Росаса. А значит, и его возможности можно задействовать в обороне. Вот ваша стратегия. Вот к чему нужно идти и о чём, как говорят моряки, «договариваться на берегу».

Лопес сел и отпил глоток лёгкого белого вина. Горло пересохло от недлинной речи. Видимо, это следствие той энергии, которую он вкладывал в каждое своё слово.

Если собеседников удастся поставить на путь, предложенный им, то для Парагвая появляется возможность манёвра в отношениях с Буэнос-Айресом. Нужно непременно сохранять и преумножать враждебность по обе стороны Параны. Только так можно проплыть посередине.

– Нам надо обдумать ваши слова, – прервал паузу генерал Пас. – Мы не рассчитывали на такое течение беседы. По большому счёту нам нужны были только пушки, ружья и возможность призвать добровольцев с территории Парагвая. Но ваше ви́дение будущего Корриентеса и Энтре-Риос заслуживает осмысления. Единственное, чего я не понял – это в чём выгода самого Парагвая? Энтре-Риос получит доступ к мировой торговле через Консепсьон на Уругвае, но Парагвай по-прежнему будет заперт.

Лопес усмехнулся. Надо озвучить свою высокую цену за помощь, иначе они не поверят.

– Я думаю, что достойным взносом в дело нашего будущего союза будет передача всей провинции Мисьонес под патронаж Парагвая. Этим мы приобретаем выход к реке Уругвай и альтернативный торговый путь.

– Хреновый путь, Карлос, – проскрипел Артигас. – До Консепсьона Уругвай – это почти сплошные пороги.

– Ну что поделать, – развёл руками Лопес. – Других вариантов нет. Будем их взрывать или строить шлюзы.

– Подождите, – вклинился в разговор Ферре. – Но я не могу отдать вам всю провинцию. Меня не поймут.

Лопес нахмурился и уставился на соседа-губернатора.

– У вас не так много вариантов. Парагвай окажет вам помощь только на этих условиях. Или вся провинция Мисьонес, или воюйте против Росаса с дрекольем.

(1) Описание достижений Карлоса Лопеса взято из реальности. Он действительно за короткое время многое успел.

(2) Секретарь Доминго Франсиско Санчес – реальное лицо.

Во время правления диктатора Франсии он был писцом Поликарпо Патиньо. После смерти Франсии Санчес был личным секретарём судьи Хосе Мануэля Ортиса, члена военной хунты, которая на мгновение захватила власть. В 1841 году он был секретарём конгресса, на котором было учреждено второе консульство в составе Карлоса Антонио Лопеса и Мариано Роке Алонсо. Далее был в администрации Лопеса-старшего, а при Франсиско Лопесе занимал пост вице-президента Парагвая. Пал с оружием в руках в последнем бою Парагвайской войны 1 марта 1870 года.

(3) С 1820 по 1821 Республика Энтре-Риос (исп. Entre Ríos, Междуречье).

* * *

Пристроив два десятка самых способных и молодых кечуа в университет, Солано решил сосредоточиться на добыче золота. Нужно было срочно наладить регулярный источник дохода. На сложные легальные схемы заработка времени и ресурсов не было, а потому единственным рабочим вариантом было выкопать богатство прямо из земли. И Солано знал такое место. Там в двадцатом веке развернётся бесконечная золотая лихорадка и вызванная ею экологическая катастрофа.

Верховья реки Мадре-де-Диос, а точнее её притоков – Имамбари, Гуакамайо, Пукири и Уэпетухе – чрезвычайно богаты золотыми россыпями. Это открытие сделают в восьмидесятых годах двадцатого века, и с тех пор тысячи, десятки тысяч старателей день за днём будут перекапывать берега рек, уничтожая леса и отравляя природу ртутью. Большинство золотодобытчиков будут использовать именно её для извлечения мельчайших частиц драгоценного металла. Однако ртуть коварна: она накапливается в организмах рыб и животных, а по пищевой цепочке добирается и до людей. Но сейчас эти земли – девственные джунгли, населённые далёкими от цивилизации племенами.

В Куско на хозяйстве остался Поликарпо Патиньо, уже вошедший во вкус новой для себя организационной работы. Солано нужно было посмотреть, как он справится, поэтому на попытки составить ему компанию в планируемом походе ответил безапелляционным отказом.

Успех предприятия очень зависел от подготовки, и поэтому одновременно с переговорами в университете, Солано закупал мулов, инструменты и материалы для будущей экспедиции. Чтобы не привлекать внимания, в Куско покупалась только часть необходимого. Остальное пришлось приобретать в соседних городках.

Приготовления закончились, и вереница вьючных мулов, гружённых инструментами и припасами, тронулась в путь. Останавливались только в общинах кечуа, предупреждённых заранее. Солано выслал за неделю до похода парочку самых общительных индейцев, чтобы подготовить путь. Но главной их задачей было найти надёжного проводника в джунгли со знанием местного наречия.

Оконгате – последний город на пути в джунгли. И во времена инков, и в колониальный период именно отсюда стартовали редкие торговые экспедиции. Они были редки, потому что дорога в джунгли была очень опасной. А у жителей Амазонии не так уж много того, что интересовало бы жителей горного плато. Яркие перья, красивые шкуры, некоторые тропические плоды – и, в общем-то, всё.

В Оконгате Солано и познакомился с проводником. Звали его Вика Майто. Он, как и требовалось, был кечуа старой веры, знал местность, владел тремя языками местных жителей и принёс клятву перед священной уакой, что будет хранить тайну похода. Местный шаман клятву засвидетельствовал и благословил отряд.

Путь вниз в долину Имамбари оказался настолько плохим, что по сравнению с ним памятная дорога из Санта-Крус в Кочабамбу казалась американским хайвеем. Узкая тропа, вьющаяся по склонам гор, порой переходила в крохотные карнизы, пробитые на склонах отвесных скал. Но по этим карнизам всё-таки можно было пройти и даже провести мула с вьюками. В ужас привело Солано место под названием «Супай пакча» – «лоб злого духа».

Во времена Великого Инки, прокладка дорог была государственным делом. Несмотря на отсутствие стального инструмента, упорные кечуа пробивали широкие пути на крутых склонах гор. Солано как-то поинтересовался у одного археолога – как они могли это сделать?

– Они прожигали горы, – объяснил тот. – Разводили костры, раскаляли камень, а потом заливали его водой. Камень трескался, крошился – слой за слоем, сантиметр за сантиметром. За год – метр, за десять лет – десять. Инки не торопились. У них не было стали, зато было время, воля и терпение.

В стародавние времена на месте «Супай пакча» тоже шла тропа, но время и землетрясения обрушили кусок горы, и путь прервался. Кто-то упорный не пожелал с этим смириться. У него не было возможностей сгинувшей империи, но зато у него был стальной инструмент. И этот неизвестный храбрец пробил в скале цепочку отверстий толщиной с руку и глубиной по локоть. В эти отверстия можно было вбить брёвнышки и по ним, держась за натянутую верёвку, обойти десять метров отвесной скалы.

Впрочем, пройти пешком – это было только полдела. Надо было ещё и мулов провести. Вика Майто знал о проблеме и заранее к этому подготовился. Часть мулов везла настилы и запасные брёвнышки.

Целый день проводник потратил на проверку старых деревяшек, торчащих из скалы, и заменил половину из них. После чего он начал привязывать секции настила к этим деревянным кронштейнам, одну за одной.

Солано смотрел на эту смертельно опасную эквилибристику над стометровой пропастью и искренне восхищался железным нервам проводника. Ему самому пришлось уговаривать себя пройти этой – уже проверенной и даже облагороженной настилом – тропой.

«Не смотри вниз! Не смотри вниз! До тебя здесь уже прошли», – шептал себе Солано, сжимая челюсти, чтобы зубы не выбивали дробь. Волевым усилием он загнал ужас глубоко в душу. Но преисполнился решимостью отомстить этой скале.

* * *

Спустившись на половину высоты Анд, караван вступил в зону лесов, похожих на тайгу. Здесь росли могучие деревья, ещё не превратившиеся в джунгли. Вполне комфортная зона для привыкших к европейскому климату, и пока совершенно безлюдная. Солано здесь даже понравилось. Особо подкупало обилие топлива. Он поставил себе зарубку в памяти найти здесь укромную долинку под небольшой посёлок со смолокурней.

Здесь же Вика Майто показал сернистый источник, бьющий прямо из скалы. Разумеется, про серу он ничего не знал и поведал какую-то местную легенду про злых духов, заточённых очередным богом в скалу. Но практическое применение этой воде местные знали. Они и сами лечили ею всевозможные кожные заболевания, и животных в ней купали для избавления от грибков и паразитов. Местный источник, по словам проводника, был особо вонюч, а следовательно, целебен.

А вот Солано приметил толстый серный налёт на камнях, образованный в результате естественного окисления сероводорода, и отложил себе в памяти такой примечательный факт.

Обычные леса сменились дождевыми, а потом и джунглями, которые встретили отряд повышенной влажностью и насекомыми. Кечуа было здесь явно некомфортно. И дышалось им под таким давлением нехорошо.

Берега горной речки стали болотистыми, и пришлось двигаться через джунгли, прорубая себе путь мачете. До ближайшей деревни добирались неделю, и вымотало это отряд куда больше, чем уже пройденные две сотни километров. Поэтому, когда показались домики на сваях, стоящие на берегу реки, все выдохнули с облегчением.

Проводник не оплошал. Быстро договорился с вождём, поднёс ему в подарок мачете и представился главой каравана. Солано решил пока побыть в тени. Возраст всё-таки.

Отряду показали место для стоянки, снабдили запасом сушёной рыбы и местных плодов, из-за которых старт пришлось отложить ещё на два дня. Непривычные кечуа обильно удобрили окрестные кусты. А ведь Солано предупреждал. Эх. Даже боги не в силах привить гигиену, пока клиент хорошенько не прос…

Надо делать активированный уголь. Лекарство на все времена.

И пока основной караван с местным проводником медленно пробирался по джунглям вдоль реки, маленький отряд из Солано, Майто и пятёрки кечуа двинулся дальше на лодках. От деревни к деревне. Солано никак не мог определиться с местом. В его памяти не отпечаталось ни одной сколько-нибудь подробной карты этого района. Всё, что он знал – это взаимное расположение речек, изуродованных трудом старателей, то есть золотоносных. Но пока ни один топоним, названный местными, не совпал с тем, что знал Солано. Более того, одну и ту же реку, по которой они шли, в каждой деревне называли по-разному. Хотя Солано был уверен, что это Имамбари.

Уверенность получила подтверждение в одной из деревень, где местный вождь подтвердил, что впереди эта «великая вода» сливается с другой, ещё более «великой». Проверив его слова, Солано, наконец, понял, где он – на слиянии Имамбари и Мадре-де-Диос. А следовательно, дальше можно было не идти. Они уже проскочили весь золотоносный регион. Впрочем, это не было оплошностью. Как раз наоборот, именно в такой точке и требовалось поставить постоянную факторию и наладить торговлю с индейцами Амазонии.

Место для фактории выбирали тщательно, советуясь с местными. Им ли не знать характер здешних вод? Так что выбранный холм гарантировал сохранность запасов, а сухая местность дальше от реки казалась вполне перспективной для сельского хозяйства.

Основной отряд добрался до будущей фактории дней за десять. За это время участок земли уже расчистили, построили загоны для мулов, соорудили временные навесы для жилья и накрыли их пальмовыми листьями. Добравшимся оставалось подвесить гамаки и наконец нормально отдохнуть. Немножко. Всего два дня. А потом начиналось «освоение целины».

Простой вопрос: с какого конца надо начинать разрабатывать речную залежь? Правильный ответ – от устья к истоку, чтобы смытая пустая порода не оседала поверх ещё не тронутых залежей. Вот и Солано не стал сопротивляться логике и, наняв все доступные плавсредства в пройденных деревнях, начал забрасывать на притоки Имамбари партии старателей с полным набором инвентаря – корзин, лопат, вёдер и с простейшими промывочными шлюзами.

С каждой из этих семи групп Солано проводил инструктаж, показывая на местности, как делать поисковые шурфы и где по законам природы стоит искать золото в первую очередь. И пока народ учился элементам геологоразведки, группа плотников собрала шлюз и сооружала из толстых бамбуковых стволов водоводы к ним.

Причём, чтобы повысить уровень воды, устраивали полотняные запруды по методу Ермака (4). В дно вбивали колья и, опираясь на них, растягивали водонепроницаемую ткань. Ермак Тимофеевич использовал парусину, а вот Солано использовал свежий сок гевеи. В нём пропитали полотнища, растянули их на солнце и дали латексу свернуться. Вуаля – водонепроницаемый материал готов. Его долговечность, конечно, куда хуже, чем у того же латекса с вулканизирующим агентом, но для целей старателей и этого хватало.

Началась тяжёлая работа: бесконечное выкапывание и таскание земли и песка. Потоки мути потекли вниз по течению, а на грубом сукне, постеленном на дно шлюзовых камер, начал скапливаться тяжёлый осадок.

Несколько раз за день шлюзы смывали в вёдра, и уже этот самый осадок на лотках вручную доводили до финала – чёрного шлиха и тонкой полоски золота.

Индейцы радовались речному золоту как дети, однако Солано знал, что видимое на лотке золото – лишь малая часть всего драгоценного металла, содержащегося в шлихе. Остальное можно было взять только с помощью суровой химии. Именно поэтому во все времена старатели травили и природу, и себя ртутью, ведь она позволяла извлечь почти всё.

Солано тоже вынужден был её использовать. В нормальном государстве она оставляла бы слишком заметный денежный след, который мог привести к знакомству с властями. Но, к счастью, сейчас в Перу царила анархия в этом вопросе, и ртуть можно было купить без особых трудностей.

Единственное, в чём он проявил попаданческий креатив, – это в импровизированном оборудовании для концентрации паров ртути после отжига амальгамы. Ему даже не столько природу было жаль, сколько ртуть терять не хотелось.

Источником вдохновения для Солано послужил древний японский самогонный аппарат «Ранбики». Его прелесть была в том, что он был чисто керамическим и очень простым в изготовлении. «Ранбики» состоит из трёх частей. Нижняя – это всего лишь горшок с сырьём. Верхняя – это сосуд для проточной воды с сильно вогнутым дном, образующим купол над горшком с сырьём. А промежуточный сосуд служит для сбора спирта, стекающего по куполу.

Аппарат, разумеется, весьма несовершенный. И риск потерять ртуть оставался. Нужно было добиться того, чтобы она испарялась медленно. Разумеется, тут же в голову пришла мысль о «бане из припоя».

Припой ПОС-60, состоящий из 40% свинца и 60% олова, плавится при 190 градусах – это очень низкая температура, и при ней скорость испарения ртути будет примерно три грамма в минуту. Для примера: при 357°C она просто мгновенно вскипит и вполне может улетучиться в атмосферу, игнорируя холодильник, а то и разорвать сосуд.